Текст книги "Первые товарищи"

Глава 29
Горе Мартика

Мартик Миллер, всегда тихенький бледный мальчик, стал еще молчаливее и грустнее.

– Что с тобой, Мартик? – спрашивали его товарищи.

Но Мартик ничего не отвечал на это, словно не слышал вопроса, и старался тотчас же заговорить о чем-нибудь другом. И Сережа замечал, что после таких расспросов Мартик становился еще грустнее, печальнее и задумчивее. Сережа очень любил Мартика, немногим меньше Принца: Принцем он восхищался, преклонялся перед его храбростью, заразительной веселостью и добрым сердечком; Мартика же он жалел за то, что тот был постоянно такой тихий и грустный, точно у него всегда что-нибудь болело. А теперь Сережа вдвое жалел Мартика, видя, что тот грустит с каждым днем всё сильнее и сильнее.

– Что с тобой, Мартик? – как-то раз, улучив свободную минутку, когда Принц гонялся за Жучком по залу, спросил Сережа мальчика.

В ответ на его вопрос Мартик молча заплакал. У Сережи сердечко забилось от жалости. Еще бы! Маленький, худенький, немногим выше Адочки, Мартик горько плакал, вытирая глаза кулачонками, как самый крошечный мальчик.

– Мартик, голубчик! – не унимался Сережа и, обняв мальчика, отвел его подальше от бегающих и резвящихся по залу пансионеров. – Расскажи ты мне, о чем ты плачешь. Пожалуйста, расскажи, Мартик, миленький.

Ласковый голос Сережи, его блестевшие слезами участия глаза успокоили Мартика. Он немного успокоился и, обняв в свою очередь Сережу, прошептал:

– Хорошо, я тебе откроюсь! Только ты никому не скажешь?

– Нет! – твердо ответил Сережа. – Никому не скажу, будь покоен!

– Смотри же, – произнес строго Мартик, грозя тоненьким пальчиком, – ты обещал не говорить! А теперь слушай! Ты знаешь, Сережа, что меня воспитывает одна богатая генеральша, одевает меня, берет к себе в отпуск, платит за мое учение. Она очень строгая и важная, но меня она любит. У нее нет своих детей, и она меня еще совсем маленьким взяла от моей мамы. Моя мама – простая швея, но она ужасно меня любит, Сережа. Ей было очень жаль отдавать меня генеральше, но сама она не смогла бы дать мне такого хорошего воспитания, да и заниматься ей мною было бы некогда: она должна день и ночь работать, чтобы прокормить себя хоть как-нибудь. Генеральша очень важная барыня и никогда не спросит маму о ее делах, она и так считает себя маминой благодетельницей и говорит, что уже много сделала для мамы и без того, взяв меня к себе. Да и мама из гордости никогда не попросит у нее ничего; лучше просидит голодная. Но всё бы это еще ничего, если бы мама была здорова. Но вот уже с неделю как она больна и лежит в постели. Ты знаешь, Сережа, ведь она приходит ко мне в пансион каждую среду, в эту же среду она не пришла, а прислала дочку квартирной хозяйки – сказать мне, что она немного нездорова. Только это неправда, Сережа: она очень нездорова, а не немного. А говорит так, чтобы не встревожить меня. Дуня, хозяйская девочка, сказала, что мама лежит горячая, как огонь, и что ей не на что пригласить доктора и купить лекарство! У мамы нет ни копейки, а пока я обращусь к генеральше с просьбой помочь ей и пока генеральша даст мне денег – может быть, уже будет поздно и моя мама умрет.

И с этими словами бедненький Мартик припал на плечо Сережи и снова горько-горько заплакал.

Глава 30
По секрету

– Принц! Принц! – тревожно произнес тихим шепотом Сережа, лежа в тот же вечер в своей постельке, находящейся в самом близком соседстве с кроваткой друга. – Ты еще не спишь?

– Нет. А что тебе надо?

– Я должен кое-что сообщить тебе по секрету.

– По секрету?

– Ну да, только говори тише, чтобы никто не услышал. Слушай же…

– Ну, говори.

– Видишь ли, Принц, мама Мартика больна… Очень больна, а у нее нет ни копейки денег, чтобы позвать доктора… А без доктора она умрет… Наверняка… Мартик плачет, бедный… Ему Дуня говорила… Ну, та девчонка, которая вызывала Мартика в прихожую на этой неделе… Надо ему помочь…

Сережа очень волновался, и поэтому всё выходило у него нескладно, но Принц всё сразу понял и думал теперь, как бы помочь маме Мартика.

– Экая досада! – воскликнул он так громко, что спавший рядом, по другую его сторону, Жучок разом вскочил и, бессмысленно уставившись сонными глазами в одну точку, залепетал спросонья быстро и невнятно:

– Два чижа и одна канарейка… Одна канарейка… Одна канарейка… Желтенькая!

– Фу, глупый какой! Это ему канарейку и чижей отец на именины третьего дня подарил, – засмеялся в подушку Сережа, – а он так рад, что бредит ими во сне… Ты смотри, – добавил он, строго взглянув на Принца, – про Мартика ни слова… Ни гу-гу! Я тебе сказал по секрету.

– Ладно, слышал! – ответил Принц и, полежав минуту с мыслью о том, чем бы помочь Мартику, неожиданно дернул своего соседа Жучка за конец одеяла.

– Два чижа… и одна канарейка, – залепетал было снова мальчуган спросонья, но Принц прыгнул к нему на постель и выдернул из-под головы Жучка подушку.

Жучок сел на постели и протер глаза.

– Ну, слава Богу, проснулся! Слушай, – и Принц, наклоняясь к самому уху Жучка, зашептал чуть слышно всё, что услышал минуту тому назад от Сережи. – Только ты смотри – никому не проболтайся, это секрет! – добавил внушительно Принц, окончив свой рассказ о несчастье Мартика, и, повернувшись к Жучку спиной, снова стал советоваться с Сережей, как помочь Миллеру.

А Жучок уже будил спавшего по левую его сторону Грушина:

– Рыженький, проснись! Проснись сейчас, а то я тебя водой оболью, – говорил он и тащил мычавшего Рыжего за рукав рубашки.

При этой угрозе Грушин вскочил, как встрепанный, и стал браниться:

– Вот гадкие мальчишки, спать не дают по ночам! Погоди, вот я завтра Пушке на тебя пожалуюсь…

– Стой, Рыженький! – молящим шепотом продолжал Жучок. – Стой, не засыпай! Слушай….

– Ну?

– У Мартика Миллера мама больна… Денег нет, лечиться не на что… Придумай, что сделать! Мы думали, думали…

– Кто думал? – так же мрачно спросил Грушин, окончательно проснувшись.

– Я думал, Принц и Горин.

– Ну, и что же?

– Да ничего не выдумали. Подумай теперь ты и разбуди Сторка. Пусть и он подумает. Только сам никому не говори и ему скажи, чтобы не говорил. Это по секрету!

– Ладно… – согласился Рыжий. – Сторк, а Сторк, проснись, – затормошил он своего соседа. – Экий ты соня!

Таким образом секрет Мартика Миллера обошел всю спальню в какие-нибудь полчаса. Мальчики, разбуженные друг другом, за исключением самого Мартика, наплакавшегося вдоволь за день и теперь спавшего тяжелым сном в своей постельке, собрались на кровати Принца и стали сообща придумывать, как помочь маме Мартика.

Разговоры велись тихим шепотом, чтобы не разбудить Василия Ивановича, спавшего за стеной, и самого измученного Мартика. Спорили долго и горячо… Наконец Принц изо всей силы шлепнул себя ладонью по лбу и вскрикнул:

– Ба! Придумал!

– Что? Что? – потянулись к нему со всех сторон всклокоченные, заспанные головенки.

– Придумал! – повторил он звонким шепотом. – Придумал! Слышите, братцы: мы разыграем лотерею!

– Вот это здорово! – похвалил Морозко. – Люблю друга за ум! – и полез целоваться с Принцем.

– Лотерею! Лотерею! – зашептали мальчики. – Прекрасная мысль! Лотерея!

– Мы разыграем всё самое лучшее, что у нас есть! – продолжал ораторствовать Принц. – А вырученные деньги отдадим Миллеру на лечение его матери. Согласны?

– Все согласны, все, все! – подхватили мальчуганы, и каждый из них теперь потянулся обнять Принца за его прекрасную выдумку.

Через полчаса все двенадцать мальчиков спали в своих постелях самым крепким, глубоким детским сном.

Глава 31
Лотерея

На следующий день между завтраком и дообеденными уроками на кафедре, стоявшей посреди младшего отделения, высилась целая груда самых разнообразных предметов. Добрые маленькие пансионеры горячо откликнулись на горе несчастного Мартика, и каждый пожертвовал для лотереи всё, что имел самого ценного.

– Что ты делаешь, Принц? – испуганно произнес Сережа, видя, что его друг написал на одном из билетиков, предназначенных для разыгрывания лотереи: «золотые часы».

Сережа знал, что Принц очень гордится своими «настоящими» часами, которые не снимая носит в боковом кармане куртки, совсем как взрослый.

– Так что ж такого! – усмехнулся в ответ Вакулин. – Не беда! Ну, были часы, а теперь не будет. Ведь другие больше, чем я, сделали для Миллера. Смотри, Грушин пожертвовал для лотереи свою коллекцию бабочек, которую собирал целое лето, а Жучок канарейку, которую ему третьего дня подарили… Ведь ты пожертвовал канарейку, Жучок, правда? – неожиданно обратился к проходившему мимо них в эту минуту Изюмину.

– Эка невидаль – канарейка! – воскликнул с деланой веселостью Жучок, но Сережа тут же увидел по глазам мальчика, как ему жалко расстаться со своей птичкой. – Экая невидаль! У меня останутся два чижика. А на будущий год я попрошу папу, и он опять мне подарит к именинам канарейку, такую же! Еще лучше!

У Петуха не было ничего, что можно было бы пожертвовать для лотереи, но он, нимало не смущаясь, взял ножницы, отрезал со своего костюмчика две большие перламутровые пуговицы и положил их с прочими вещами на кафедру.

Мартик, видя все эти приготовления, бледный, взволнованный от счастья, поминутно подходил то к одному, то к другому товарищу и молча обнимал его с глазами полными признательных слез.

Лотерея была назначена после обеда, ровно в шесть часов. По просьбе Принца краснощекая Паша принесла из кухни большую кастрюлю и поставила ее на отдельный столик подле кафедры. В кастрюлю Принц с помощью Грушина и Сережи положил билетики, свернутые в трубочку, с номерами, которые должен был покупать каждый желающий принять участие в лотерее. Точно такие же билетики, но уже не свернутые, а с тщательно надписанными номерами, были пришпилены к каждой из вещей, лежащих на кафедре. Один билетик лежал особо, без вещи, он обозначал канарейку, которая была у Жучка дома и которую он громогласно обещал принести тому, кто ее выиграет, в следующий же понедельник.

Старшие, услышав, что у малышей устраивается лотерея, гурьбой прибежали в младшее отделение и изъявили свое желание участвовать в ней.

– Если только билеты не до́роги! – благоразумно заявил Валерик.

– О, нет! – поспешил его успокоить Сережа. – Всего только по десять копеек штука.

Пришла Пушка и, поощрительно улыбаясь и кивая детям, купила у мальчиков целых десять билетов. Пришел повар Сидор из кухни и горничная Паша и даже степенный, не выходивший никогда из прихожей сторож Вавилыч. Воспитатели старшего и младшего отделения тоже накупили билетов, к тому же каждый из пансионеров, имевший карманные деньги, не поскупился на доброе дело.

Когда все билеты были куплены и занимавшийся их продажей Принц, стоявший у кастрюли и клавший деньги в большую жестянку от печенья, серьезным тоном попросил развернуть билетики, в классе поднялась ужасная суматоха.

Мальчики выиграли по большей части пустяки: кто карандаш, кто тетрадки, пеналы или пуговицы от костюмчика Петуха. Но зато Пушка приобрела целую массу сокровищ, среди которых оказались и часы Принца, и канарейка Жучка, и хорошенькая бронзовая чернильница, пожертвованная для лотереи Сережей.

– Вот кому счастье! – пробурчал Грушин, передавая свою коллекцию бабочек Сторку, выигравшему ее.

– Хорошо, если у нее есть знакомый мальчик, – рассудительно произнес подошедший Морозко. – Тогда она сможет подарить ему часы Принца.

– Ну, Жучок, прощайся со своей канареечкой! – поддразнивал мальчика веселый Петух. – Вот увидишь, Пушка велит сделать из нее жаркое, потому что она любит поспать, а твоя канарейка не даст ей по утрам покоя своим чириканьем.

– Ну, вот еще! Канареек не едят! – ответил Жучок, стараясь отвернуться от товарища и не показать ему своих глаз, тут же наполнившихся слезами.

Жучок отлично знал, что Пушка не зажарит его птичку, но все-таки ему было бесконечно жаль передавать в чужие руки свою хорошенькую желтенькую певунью.

– Дети! – раздался как раз в эту минуту голос Пушки. – Ваш сегодняшний поступок, помощь, оказанная вами вашему маленькому товарищу, доказывает, что у всех вас добрые, славные сердечки. Я очень рада, что мои маленькие шалуны оказались такими прекрасными мальчиками. Чтобы как-нибудь наградить вас за ваш великодушный поступок, мы, то есть ваши воспитатели и я, решили возвратить вам выигранные нами вещи. Ты, Вакулин, бери свои часы, ты, Горин, свою чернильницу, а ты, Изюмин, можешь оставить канарейку дома и не приносить ее сюда…

И, положив выигранные вещи на кафедру, Антонина Васильевна ласково кивнула детям и вышла из класса.

На минуту в классе воцарилась полная тишина. Потом мальчики, притихшие от поразившей их радостной неожиданности, вдруг громко заговорили все разом, перекрикивая один другого:

– Вот она какая добрая! – слышалось в одном углу.

– А мы-то думали, что она злючка, – неслось из другого.

– Тише, тише! – унимал разошедшихся пансионеров Василий Иванович.

– Братцы! – стараясь перекричать весь класс, воскликнул Принц. – Даю торжественное слово, что с сегодняшнего дня буду стараться как можно меньше шалить и проказничать!

– И я! – И я!

– И я тоже! – раздалось изо всех углов класса.

– Вот и отлично! – подхватил Жучок. – Идемте все сейчас же к Антонине Васильевне и скажем ей об этом.

– Да, да! Идем, сейчас же!

– Нет, лучше Василия Ивановича попросим, пусть он и передаст от нашего имени начальнице! – предложил Принц.

– Да, да! Василия Ивановича! – разом согласились мальчики и, окружив тесной толпой воспитателя, стали его просить исполнить их поручение.

Василий Иванович, очень добрый от природы человек, не заставил себя долго упрашивать и пошел по поручению своих питомцев в комнату начальницы. Едва только он скрылся за дверью, как Принц вскочил на стул, оттуда на стол, со стола на кафедру и взмахнув линейкой, громким голосом заявил притихшим в ожидании его слов товарищам:

– Шалить мы больше не будем – это раз. И называть ее Пушкой тоже не будем – это два. Нехорошо обижать даже за спиной, если она оказалась такой хорошей. Слышите все? Пушки нет! Есть тетя Тоня! Это три!

И, соскочив с кафедры на пол под громкое «ура!» всего класса, Принц окинул блестящими глазами своих друзей и повторил уже намного тише:

– Тетя Тоня! Не забудьте же! Поняли все?

– Поняли, поняли! Все поняли! Молодец, Принц! Ура, Принц! – прокричали мальчики.

Потом все сообща стали считать выручку от лотереи, высыпанную на кафедру из жестяной коробки.

В тот же вечер Принц вручил Мартику Миллеру целых десять рублей на лечение матери.

Глава 32
Цирк Чинизелли

Хотя мальчики дали себе торжественное обещание не шалить и вести себя вполне благопристойно, как подобает умным маленьким пансионерам, сдержать такое обещание оказалось куда труднее, нежели они предполагали. По крайней мере Принц совсем позабыл о нем, когда однажды на перемене между двумя уроками объявил во всеуслышание классу, что сегодня ночью у них в спальне будет дано большое представление цирка Чинизелли[15]15
  Цирк Чинизелли – труппа цирковых артистов, названная по имени основателя – итальянского наездника и дрессировщика Гаэтано Чинизелли.


[Закрыть].

Надо же было случиться, что в этот день воспитатель уехал из города к своей заболевшей сестре, и мальчики знали, что он не вернется раньше следующего утра. Поэтому новая затея Принца была принята с шумным взрывом восторга.

Когда после ужина младшее отделение пришло в спальню, маленькие пансионеры скорее, чем когда-либо, разделись, умылись на ночь и юркнули в свои постели. Валерик, дежуривший в этот день вместо отлучившегося Василия Ивановича, не мог нахвалиться на редкое поведение малышей.

– Вот если бы вы всегда так вели себя! – произнес он, уходя из спальни и гася по дороге большую лампу.

– Спокойной ночи, господин Валерик, и счастливого пути! – самым кротким голосом пискнул Жучок вслед старшему пансионеру.

– Тс-с! – прошипел испуганно Принц. – Он догадается!

Но Валерик ни о чем не догадался и спокойно направился в спальню старшего отделения. Лишь только его высокая и тонкая, как палка, фигура скрылась за дверью, как со всех постелей разом соскочили все двенадцать мальчиков и столпились у кроватей Принца и Сережи.

– Прежде всего надо сдвинуть постели, чтобы образовалась площадка – это и будет арена цирка, – командовал Принц. – Вокруг мы поставим зажженные огарки… Ты, Грушин, будешь лошадью, я – наездницей, Сережа пусть ходит по канату – он акробат. А Жучок и Петух будут клоуны. Остальные все садитесь на пол! Просим почтенную публику не очень громко аплодировать, а то придет начальница и всем попадет на орехи.

Говоря это, Принц с помощью Грушина зажигал огарки свечей, вытащенные из ночного столика и Бог знает где приобретенные им. Зажженные огарки он расставил полукругом на полу, а затем наскоро приделал к поясу с помощью булавок коротенькую, как у наездниц, юбку из газетной бумаги, а потом помог Жучку и Петуху припудрить лица зубным порошком и намазать щеки золой из печи, как подобает настоящим клоунам. Остальные мальчики важно расселись в два ряда на полу, изображая публику.

– Динь, динь, динь! – позвонил в воображаемый колокольчик Морозов, и в ту же минуту Жучок и Петух выскочили, перепрыгнув через горящие огарки свечей, на арену.

Они гримасничали, хохотали, награждали друг друга шлепками, как настоящие клоуны, которых не раз видели в цирке. Наконец, разошедшийся не в меру Жучок захотел поддать Петуха ногой сзади, чтобы он подпрыгнул, но вместо того, чтобы попасть в спину Петуху, попал ему в нос. Из носа тотчас потекла алая струйка крови, и Петух заревел во всё горло, совсем уже не по-клоунски, а по-настоящему, да вдобавок еще так громко, точно ему совсем оторвали нос. Заревел и Жучок – от страха, что сломал нос Петуху.

Обоих пострадавших увели с арены под ручки Сторк и Морозов, изображавшие капельдинеров[16]16
  Капельди́нер – работник театра или цирка, следящий за порядком.


[Закрыть] цирка. Мальчики, стоя у медного рукомойника, еще долго кричали и бранились: Петух – придерживая распухший от удара нос, а Жучок – размахивая руками и стараясь доказать Петуху, что это только игра и что даже настоящие клоуны друг на друга не сердятся.

Между тем Сторк и Морозов протянули между двумя кроватями толстую веревку и, придерживая ее за оба конца руками, предложили акробату Сереже пройтись по «канату». Однако, Сережа, как ни боялся прослыть трусом в глазах товарищей, не решался влезть и идти по веревке, слабо привязанной на целый аршин[17]17
  Арши́н – мера длины, равная 0,711 метра.


[Закрыть] от пола… К тому же ржавший от нетерпения конь-Грушин с наездницей-Принцем на спине так и порывался, став на четвереньки, прыгнуть на арену. И публика требовала скорейшего исполнения номера верховой езды гораздо громче, нежели акробатических штучек такого неумелого акробата, каким оказался Сережа. Поэтому последний благоразумно уступил свое место Грушину и Принцу.

Грушин неуклюжими прыжками, до слез потешавшими юную публику, с продолжительным ржанием выскочил на арену.

– Браво, Грушин! Принц, браво! – кричали мальчики и неистово хлопали в ладоши.

Принц любезно раскланивался на все четыре стороны со спины Грушина, где он сидел так же спокойно, как в кресле. Потом, желая, очевидно, подражать настоящей наезднице, он осторожно встал на ноги на спине Рыжего и, вытянувшись во весь рост, крикнул бесстрашно:

– В галоп! В галоп! Живо!

И Грушин помчался галопом, ежеминутно рискуя свалить Принца со своей спины на пол.

Публика аплодировала неистово, выражая свое полное одобрение прыткому коню и храброй наезднице. И вдруг среди общего гвалта раздался пронзительный испуганный голосок Мартика Миллера:

– Принц! Принц! Ты горишь, Принц!

Глава 33
Принц горит!

Действительно, воздушная бумажная юбочка Принца с одного боку горела. В пылу игры мальчик не заметил, как приблизился к одному из огарков, стоявших на полу, и задел его прицепленным к талии листом газетной бумаги.

Когда Мартик, увидевший пламя на юбке Принца, закричал не своим голосом, только тогда остальные мальчики и сам Принц заметили несчастье. Испуганные дети вскочили со своих мест и бросились со всех ног к Принцу, стараясь потушить охватившее его пламя, как обыкновенно тушат горящую свечу. Но этим они только раздували и увеличивали огонь, да и сам Принц, метавшийся от страха по комнате, производил движением ветер, от которого огонь разгорался всё сильнее и сильнее.

Если бы мальчики были немного постарше и поумнее, они бы поняли, что движение благоприятствует огню, и постарались бы помочь Принцу более подходящим средством. Но они были еще очень малы и глупы, к тому же насмерть испуганы видом горящего Принца.

Между тем огонь в одно мгновение уничтожил бумажную юбочку и принялся теперь за длинную ночную рубашку мальчика, обжигая нежное тельце Принца. Один из огненных языков достиг кудрявой головки и вмиг запылали чудесные белокурые локоны Принца. Он заплакал навзрыд от боли и страха; мальчики метались, как безумные, не зная, что делать. Сережа и Мартик Миллер потеряли сознание и лежали без чувств посреди спальни. Но на них никто не обращал внимания; все были поглощены одной только мыслью: как бы потушить огонь и спасти Принца. Крик и шум в спальне маленьких был ужасный.

Когда несчастный Принц был уже весь охвачен пламенем, в спальню неожиданно вбежала Антонина Васильевна, разбуженная криками из спальни младшего отделения. Начальница схватила одеяла и подушки с ближайших постелей и, толкнув горящего Принца на пол, забросала его ими… Огонь сразу потух. Из-под груды вещей послышались стоны.

– Слава Богу, Принц жив! – произнесла Пушка и, освободив мальчика из-под кучи наваленных на него одеял и подушек, подняла его и с помощью Морозова и Грушина, считавшихся самыми сильными в классе, понесла в лазарет.

Бесчувственных Сережу и Мартика оставшиеся мальчики тоже подняли и уложили по постелям.

Все говорили теперь шепотом, перепуганные происшествием, и никто из них не мог спать в эту ночь. Так замечательно начавшаяся сегодняшняя затея так плохо закончилась для их маленького друга.