Текст книги "Лизочкино счастье"

Глава XXV
Сюрприз губернатора

Как только шум колёс экипажей, отвозивших детей, замолк на улице, Лиза ближе пододвинула кресло Павлика к камину, поправила огонь и, усевшись рядом, предложила мальчику почитать немного.

Но Павлик был не охотник до чтения.

– Нет, нет, не хочу слушать чтения, поболтаем лучше немножко, – попросил он.

– Сегодня сочельник, почти в каждом доме ёлка, – грустно произнесла Лиза, – и в доме доктора, должно быть, устраивается ёлка для больной Зои, её украшает мама и, верно, думает всё время обо мне.

– Ты скоро её увидишь, Лиза, – утешал её Павлик, – через три-четыре месяца мы вернёмся в Петербург, и ты будешь ходить к ней в гости.

– Ах, как это было бы хорошо, – произнесла Лиза, – мне кажется, эта радость так велика, что уж лучше её ничего не может быть на свете!

Они долго ещё болтали таким образом, пока наконец сонные глазки Павлика не слиплись и он не уснул у камина, в большом просторном кресле своего отца. Лиза продолжала сидеть тут же, смотрела на тлеющие уголья и мечтала о том, как теперь зажигают ёлку у губернатора, как Борис и Лёва – губернаторские дети – обносят подарками и сюрпризами своих маленьких гостей, как губернатор передаёт три пакета Павлу Ивановичу: для Павлика, Мэри и для неё, Лизы, оставшихся дома. Что это за сюрприз, который готовит ей губернатор? Что может он подарить ей, Лизе? – невольно сверлила её головку докучная мысль.

Потом она стала думать о другом. Ей представилась иная ёлка – в далёком Петербурге, в докторском доме; и ей виделась больная Зоя, которую катают вокруг неё в кресле, и, наконец, мама – добрая, ласковая, милая, только немного грустная от разлуки с ней, Лизой, в этот великий праздник.

Потом все её мысли как-то разом смешались в голове, и она неожиданно крепко уснула, положив головку на спинку кресла. И во сне Лизе всё представлялась ёлка, вся залитая огнями, и её ненаглядная мама, протягивающая руки своей девочке.

Прикосновение к плечу чьей-то руки разом разбудило Лизу. Она быстро протёрла глаза и вскочила с кресла.

Перед нею стояла Мэри.

– Вот глупая-то девочка! – вскричала она. – Спит, как медведь в своей берлоге, и нимало не думает о сюрпризе.

– О каком сюрпризе? – спросила удивлённая Лиза.

– Вот потешная-то! Всё перезабыла со сна! Да о сюрпризе, который готовит тебе губернатор.

– А ты разве его знаешь? – изумилась ещё больше Лиза.

– Кого, губернатора-то? Ну конечно, – засмеялась Мэри так громко, что Павлик беспокойно зашевелился во сне.

– Нет, о сюрпризе ты знаешь?

– О сюрпризе? – переспросила Мэри и лукаво сощурилась. – Знаю, конечно. Никто не знает – ни Павел Иванович, ни Григорий Григорьевич, никто из детей, а я знаю. Как узнала – не скажу, а всё-таки узнала!

– Голубушка Мэри! Скажи мне, что это за сюрприз! – попросила Лиза.

– Ишь какая прыткая! – снова рассмеялась Мэри. – Нет, ты лучше отгадай-ка сама!

– Но я не знаю, что бы это могло быть! – рассуждала Лиза. – Большой или маленький сюрприз?

– О, большой, очень большой! – отвечала Мэри.

– Круглый или длинный? – продолжала спрашивать Лиза.

– Длинный! Не очень… Но скорее длинный, нежели круглый.

– А какого цвета?

– О, цветов много. Но преобладает белый.

– Что это: вещь, книга или лакомство?

– Ни то, ни другое, ни третье! – отрезала Мэри и, помолчав немного для пущей важности, произнесла, растягивая слова: – Это живое существо!

– Живое существо? – всё более и более изумляясь, произнесла Лиза. – Что же это: собачка, кошечка или морская свинка?

– О нет! – прошептала Мэри тихо, так как Павлик снова заворочался у камина. – Это человек…

И прежде чем окончательно удивлённая Лиза могла спросить ещё что-нибудь, она прошептала ей звонким шёпотом в самое ухо:

– Это твоя мама!

– Мама! – вскричала Лиза вне себя от восторга и волнения, но в ту же минуту рука Мэри закрыла ей рот, мешая говорить дальше.

– Тсс-с-с! Сумасшедшая, ты разбудишь Павлика! Не кричи, а слушай, что я скажу тебе. Твоя мама приехала сюда. Губернатор узнал об этом и, чтобы потешить тебя, свою любимицу, устроил этот праздник для твоей встречи с мамой.

– Но как же?.. Господи!.. Ведь я не поехала… Я не знала этого всего… – лепетала Лиза, плача от радости и смущения в одно и то же время.

– Ну что же делать! – спокойно произнесла Мэри. – Ты подождёшь до завтра, потому что, согласись сама, не может же мама твоя уехать с праздника и обидеть губернатора. К тому же Павел Иванович скажет ей, что у тебя болит голова, и она не захочет волновать тебя свиданьем. Нечего делать, придётся тебе подождать до завтра!

– О нет, Мэри, – вскричала, заливаясь слезами, бедняжечка Лиза, – я не могу ждать до завтра! Ради бога, научи меня, что делать.

– Что делать? – засмеялась Мэри. – Да ничего иного, как одеться теперь и ехать на праздник к губернатору.

– Но ведь меня не ждут уже там!

– Так что же! Тем твоё появление будет приятнее. Тебе хотели сделать приятный сюрприз, а ты сама сделаешь им сюрприз ещё вдвое приятнее.

– Боже мой! Боже мой! – вскричала в отчаянии Лиза. – Как же мне оставить больного Павлика! Ведь Павел Иванович сдал его на моё попечение.

– Ах, подумаешь, какая опасная болезнь! Да он так-то каждый день болен, потому что объедается каждый день! А теперь он спит, как сурок, и его никакими пушками не разбудишь. Да к тому же Матрёна посидит с ним, если ты уж так боишься его оставить. Ах, Лиза, – с досадой заключила Мэри, – не думала я, что ты так мало любишь свою мать, если не решаешься ехать к ней, не видев её так долго!

– О нет! Мэри, голубушка, я еду, еду! – вскричала Лиза и побежала одеваться.

Если бы Лиза оглянулась в дверях на оставшуюся подле Павлика Мэри, то она, наверное, испугалась бы того выражения, которое было на её лице. Глаза девочки так и сияли злою радостью, а губы шептали злорадно:

– Беги, беги, глупая овечка! Торопись одеваться, благо ты так легко веришь выдуманной мною сказке про приезд твоей матери. Будет тебе праздник, да только не на губернаторской ёлке!

Но, к несчастью, Лиза была так занята своей внезапной новостью, что ей было не до Мэри. Быстро оделась она в своё белое парадное платьице, разбудила Матрёну, уговорила её посидеть с Павликом и вернулась к Мэри.

– А ты почему же не одеваешься? – спросила она, застав Мэри на том же месте. – Или ты пойдёшь в этом платье?

– Ну, разумеется! Я ведь только провожу тебя, а на праздник не пойду; вернусь домой и подежурю у Павлика за тебя.

– О, какая ты добрая, Мэри! – произнесла растроганно Лиза и, крепко обняв своего недавнего врага, проговорила тихо: – Как я виновата перед тобою. Я тебя считала очень злою девочкою! Прости меня, бога ради!

– О, конечно! – воскликнула Мэри лицемерно. – Ведь и я тоже виновата перед тобою, потому что завидовала тебе и твоему успеху. Ещё бы! До твоего приезда я играла всё, что хотела, и могла капризничать напропалую, а ты поступила в кружок – и мне пришлось совсем плохо. Ну я и возненавидела тебя за всё это! Но больше не буду! Я вижу, какая ты добрая и кроткая, и тоже полюбила тебя не меньше других.

– О, спасибо, Мэричка! – ласково произнесла Лиза, поверив каждому слову коварной девочки. И, ещё раз попросив Матрёну не отлучаться ни на минуту от больного Павлика, Лиза в сопровождении Мэри вышла из дому.

Глава XXVI
Мэри отомстила

Стояла настоящая Рождественская ночь. Было нестерпимо холодно. Крупные хлопья снега крутились в воздухе, ударяя по лицу и оставляя мокрые следы на щеках прохожих. Впрочем, прохожих было немного: в Рождественскую ночь каждый старается быть дома, чтобы встретить светлый праздник среди родных или друзей. Поэтому улицы были пустынны, и девочки, пройдя порядочную часть пути, не встретили ни одного извозчика.

– Ты хорошо ли знаешь дорогу? – осведомилась Лиза, видя, что метель всё усиливается с каждой минутой.

– О, конечно! – успокоила её Мэри. – Надо пройти ещё улицу, потом ещё переулок, потом повернуть направо, потом налево, и губернаторский дом будет как на ладони.

– Ведь он на площади? – пройдя ещё немного, спросила Лиза, начинавшая уставать.

– Ну да, на площади, а я веду тебя ближайшей дорогой. Тебе кажется, что это так далеко, потому что ветер и снег затрудняют ходьбу. Не правда ли, тебе кажется, что мы идём очень долго, а между тем мы не сделали и половины дороги.

– Неужели? – удивилась Лиза. – А я так устала.

– Так что же, – разом делаясь грубой, проговорила Мэри, – не тащить же мне тебя на руках!

Они снова завернули за угол, потом ещё направо, потом налево и пошли вдоль какого-то забора. Наконец забор кончился, и они очутились в снежном поле, с левой стороны которого тёмным пятном на белой скатерти снега выделялся сосновый бор.

– Мэри, Мэри, – вскричала в страхе Лиза, – мы, кажется, заблудились!

– Ну, вот глупости! – рассердилась её спутница. – Не думаешь ли, что я завела тебя куда-нибудь?

– Мэри, голубушка, повернём назад! – молила Лиза. – Я чувствую, что мы сбились с дороги.

– Ну и чувствуй себе сколько тебе угодно! – проговорила Мэри насмешливо. – И не мешайся не в своё дело. Да и потом, что за вздор ты выдумываешь, Лиза! Я отлично знаю дорогу. Видишь, там огонёк. Это и есть дом губернатора.

– О, неправда, неправда, – не помня себя от страха, простонала Лиза, – дом губернатора не может быть в лесу! О, пусти меня назад, Мэри, пусти, ради бога!

Страшное предчувствие охватило сердечко Лизы. Она разом поняла коварный поступок Мэри, и злая выходка девочки сделалась совсем ясной для неё.

«Она хочет завести меня в лес и оставить там, как девка-чернавка оставила в сказке бедную королевну!» – вихрем пронеслось в мыслях Лизы, и она, дрожа от страха, со слезами стала молить Мэри вернуться домой.

– Как же, жди! – грубо рассмеялась та, поняв, что её замысел был открыт Лизой. – Отвести тебя обратно, чтобы ты снова заняла моё место и играла мои роли! Нет, голубушка! Довольно ты поцарствовала! Очередь за мною. Да ты не бойся и не дрожи, – прибавила она с гадкой улыбкой, – я ничего тебе не сделаю дурного, а только отведу тебя к добрым людям, которые займутся тобою и твоим будущим. Ну, однако, поторопись немного, а то ты еле волочишь ноги. А мне некогда возиться с тобою. Давай твою руку – и марш бегом!

И прежде чем Лиза успела опомниться, Мэри схватила её за руку и потащила насильно, направляясь к мелькавшему за высокими деревьями огоньку.

– Мэри, Мэри, – молила её бедная Лиза, еле передвигая ноги, тонувшие в снегу, – скажи мне одно, Мэри: мамы нет здесь? Ты всё солгала?

– Разумеется, – разразилась торжествующим хохотом Мэри, – а то как бы мне иначе заманить пташечку в клетку. Ну помолчи немного. Мне надоел твой рёв. Мы пришли.

И с этими словами Мэри, всё ещё не выпуская руку Лизы, свернула с дороги и побежала на огонёк, мелькавший всё ближе и ярче.

Неожиданно перед ними выросла небольшая избушка из хвороста и брёвен. Мэри толкнула крохотную дверцу и почти на руках втащила Лизу в маленькую комнатку, где четверо людей – двое больших и двое маленьких – сидели за столом при тусклом свете огарка.

Глава XXVII
В когтях черномазого

– Ба, добро пожаловать, желанная гостья! – раздался знакомый голос над ухом Лизы.

Она подняла глаза и обомлела. Сидящий за столом человек был не кто иной, как черномазый господин, называвший себя Энрико Томазо.

– Никак не могла уговорить идти! – трещала между тем Мэри, плотно запирая за собою дверь. – Догадалась по дороге, в чём дело, и пришлось чуть не насильно тащить.

– Ну, видишь, умница, – произнёс господин Томазо, – не хотела идти ко мне по доброму согласию, попала хитростью. Не пеняй же на меня, миленькая гостья, если и угощение теперь будет несколько иное.

И при этих словах он рассмеялся таким злым и неприятным смехом, что мороз пробежал по коже Лизы. Засмеялась и Мэри, и сидевшая за столом старая женщина, как две капли воды похожая на черномазого. Только двое детей – мальчик и девочка, одетые в лохмотья, сквозь которые выглядывали их посиневшие от холода тельца, – продолжали молча сидеть, тесно прижавшись друг к другу и глядя на всех исподлобья испуганными и жалкими глазами.

– Ну, мне пора бежать поднимать тревогу, – проговорила Мэри, – пойду и скажу моему начальству, что их хвалёная Эльза предпочла поступить в другую труппу. Не правда ли, Эльза, я должна передать это нашему добрейшему Павлу Ивановичу?

Лиза, перепуганная до полусмерти всем происшедшим с нею, от слабости едва держалась на ногах. Она понимала только одно, что никогда уже не увидит больше ни доброго Павла Ивановича, ни всех своих товарищей и подруг, и мало того что злая Мэри обманом завела её к страшному «черномазому», но пойдёт ещё и наговорит там, в милом, дорогом кружке, что она, Лиза, сбежала нарочно к странствующему акробату, прельстившись его обещаниями.

– О Мэри, – могла только произнести бедная девочка, – как ты зло поступила со мною!

Ноги её подкосились от слабости, голова закружилась, и Лиза без чувств упала на тёмный мёрзлый пол избушки.

– Смотрите, хозяин, как бы девочка не умерла со страху, будет вам тогда беды с нею! – проговорила испуганная Мэри, стараясь поднять Лизу с полу и вглядываясь в её осунувшееся, разом помертвевшее личико.

И на минуту в чёрством сердце злой Мэри промелькнуло что-то похожее на жалость и раскаяние в совершенном ею с Лизой гадком поступке.

Но этот проблеск доброго чувства исчез так же быстро, как и появился.

«Пусть себе помирает у Томазо, – злобно размышляла Мэри, – ей это не принесёт вреда – походить по дворам и попеть его песенки, а я, по крайней мере, займу своё прежнее место и снова буду играть всё, что мне только захочется. Ведь только одна Лиза играет лучше меня, а остальным до нас с нею и не дотянуться! Ну, значит, если уйдёт Лиза, то останусь я, и поневоле и директор, и все окружающие примирятся с необходимостью уступить мне моё старое место».

Так раздумывала Мэри, выйдя из избушки и пускаясь в обратный путь.

Когда она вернулась домой, все были уже там. С притворным волнением ворвалась девочка в комнату Павла Ивановича, громко крича и плача.

– Что такое, что случилось? – спрашивали в испуге разошедшиеся было по своим углам дети.

– О, какое несчастье! Какое несчастье! – продолжала кричать Мэри. – Эльза убежала! Эльза убежала к Энрико Томазо!

– К кому? Кто? Кто убежал? – в волнении спрашивали и старшие, и младшие, окружая Мэри.

– Эльза, Лиза Окольцева убежала! – вся запыхавшись от скорой ходьбы, продолжала взволнованно передавать Мэри. – Когда вы уехали на праздник, она подождала, пока не уснул Павлик, потом оделась в праздничное платье и пришла ко мне сказать, что уходит навсегда из труппы, что ей было нехорошо у нас, что её обижали напрасно и что ей надоело работать и вечно слушать наставления и она предпочитает ходить по дворам и петь песенки… Вот что она просила передать вам всем. Я не хотела пускать её, но она вырвалась и убежала, тогда я побежала за нею, но догнать уже не могла. Потом я долго блуждала по улицам, кричала, звала её, но никто не откликался. Её и след простыл, – заключила свой рассказ Мэри.

Долгое молчание воцарилось кругом. Павел Иванович сжал свою седую голову обеими руками и тихо застонал. Этот удар был не под силу бедному старику. Он не мог не поверить правдивости рассказа Мэри, потому что все доказательства вины его любимицы были налицо. И исчезнувшее из шкапа белое парадное платье, в котором ушла Лиза, и её предложение остаться дома, когда все собрались к губернатору, и, наконец, в подтверждение слов Мэри добродушная Матрёна сказала, что слышала, как обе барышни долго спорили о чём-то – о чём именно, она не разобрала, но что маленькая барышня очень плакала и волновалась, когда просила её, Матрёну, побыть с Павликом.

– Ну, конечно, она ушла, бедная малютка, потому что не могла нам простить нашего несправедливого поступка с нею. И подумать только, что мы лишились нашей девочки из-за какого-то несчастного куска торта, съеденного крысами! – говорил чуть не плача бедный Павел Иванович, для которого исчезновение Лизы было большим несчастьем.

– Ну вот, стоит её жалеть! – произнёс своим строгим голосом Григорий Григорьевич. – Неблагодарная девчонка, не умеющая ценить доброго отношения… Одного жалко: другую такую же исполнительницу роли сиротки Маши вряд ли найдёшь. Эльза вела эту роль на репетициях прекрасно и до слёз трогала своей игрой. Придётся обойтись без этой пьесы.

– О-о! – простонал Павел Иванович. – Бог с нею, с пьесой! Я любил эту девочку, как дочь, и её поступок убивает меня.

И, закрыв лицо руками, добрый старик заплакал, как малый ребёнок, не стесняясь присутствия всего детского кружка.

Глава XXVIII
Стефани и Лючия. Побег

Лиза не скоро очнулась от своего обморока. Когда она открыла глаза, тёмная ночь уже стояла над нею. В крошечное оконце избушки, находившееся под самой крышей, ласково заглядывал луч месяца, позволяя девочке рассмотреть в полумраке всё, что её окружало.

Откуда-то из угла доносился могучий храп спящего человека. Лиза приподнялась на локте и увидела своего нового хозяина, растянувшегося на куче соломы. В другом углу на лавке спала его старуха мать. На столе стоял большой ящик с ручкой и приделанными к нему кожаными завязками, в котором Лиза узнала шарманку странствующего музыканта. Рядом с Лизой на одной с нею связке соломы лежали виденные ею до обморока мальчик и девочка. Девочка спала, свернувшись калачиком, а мальчик лежал с открытыми глазами, устремлёнными в полумрак. Заметив, что Лиза пошевелилась и привстала, он быстро пододвинулся к ней и зашептал чуть внятно:

– Тише! Ради бога, тише! Не разбуди его. А то и мне, и тебе будет худо.

– Он прибьёт нас? – так же тихо прошептала Лиза.

– О да! У меня уже нет ни одного здорового места на теле. Всюду следы его плётки. Он бьёт меня как собаку, за дело и без дела ежедневно. Я устал и не могу работать больше! Но он забьёт меня до полусмерти, если я откажусь ходить с ним по дворам и проделывать мои акробатические фокусы.

– Ты – итальянец? – спросила шёпотом Лиза.

– О нет… Я русский. Моё имя Стёпа, но он переиначил меня в Стефани. Ведь и он тоже русский или цыган, не знаю, а называет себя итальянцем Томазо и говорит, что у него есть детский театр в Милане. А кроме меня и Лючии, у него нет никого.

– Кто это – Лючия?

– Лючия – девочка, которая пела до сих пор песенки, странствуя с нами по дворам. Но теперь она не будет больше петь, потому что сильно кашляет. Скоро её закопают в могилку, а ты будешь петь вместо неё. Я слышал, как хозяин говорил матери: «У этой девочки золотые волосы и лицо ангела. Ещё не раскрывая рта, она наберёт столько денег, что нам некуда будет их класть. Люди любят такие лица, глядя на которые, плачут от жалости». Вот что сказал хозяин.

– О, я не буду петь! Я не могу петь! Я умру с горя! – заливаясь слезами, прошептала Лиза.

– Тише, Христа ради! – испуганно прошептал Стёпа, зажимая ей рот рукою. – Он убьёт нас, если услышит.

– Пусть убьёт! Смерть легче, чем такая жизнь, – задыхаясь от слёз, прошептала Лиза.

– Зачем смерть, когда можно ещё поправить это? – снова произнёс мальчик. – Я спасу тебя, – помолчав с минуту, продолжал он. – Слушай только, что надо делать. Хозяин спит очень крепко. Я подкрадусь к нему и выну у него из-под подушки ключ от двери. Если он проснётся – мы пропали; если нет, то я дам тебе ключ, ты откроешь им двери и побежишь как можно скорее. Вьюга прошла, и ты скоро достигнешь города… Только беги, не останавливаясь ни на минуту. Помни, что в этом твоё спасение.

– А как же ты, Стёпа? – замирая от жалости к доброму мальчику, спросила Лиза.

– О, обо мне не беспокойся. Ни мне, ни Лючии, то есть Лене (это её настоящее имя) некуда идти. Он украл нас с самого раннего детства от родителей, и мы их теперь уже не помним. Да и потом, Лена недолго проживёт на свете, а я её не оставлю одну до последней минуты.

– Она сестра твоя?

– Нет! Но горе и побои хозяина нас очень сдружили. Я её люблю больше, чем родную сестру. Ну, за дело, однако! Через два часа хозяин проснётся, и мы должны будем тронуться в путь, так как после твоего исчезновения из города хозяину здесь оставаться опасно. – И, говоря это, Стёпа неслышно поднялся с соломенной подстилки и стал красться вдоль стены к тому углу, где храпел Томазо.

Лиза замерла от страха и ожидания. Вот Стёпа уже подле Томазо… Вот он опустился на колени… вот нагнулся, весь изгибаясь, как кошка… Вот просунул руку под соломенную подстилку, на которой покоилась голова его мучителя… Ещё минута, и… он вынет заветный ключ. Но в ту самую секунду, когда мальчик уж нащупывал его под рукою, старуха, мать хозяина, громко застонала во сне.

Сердце перестало, казалось, биться в груди насмерть перепуганной Лизы. Она сжала руки и подняла глаза к небу, шепча молитву. Хозяин на минуту перестал храпеть и, пробурчав себе что-то под нос, перевернулся на другой бок и через миг захрапел снова сильнее прежнего.

Через две-три секунды Лиза увидела приближавшегося к её углу Стёпу. В руке мальчик держал ключ, решавший судьбу Лизы.

– Ну, теперь всё зависит от тебя, – зашептал он снова, – сунь ключ в скважинку, не производя шума, открой дверь и беги, беги без оглядки!

Лиза отлично и сама понимала, что медлить было нельзя. Она крепко сжала руку своего спасителя, шепнув ему чуть слышно: «Спасибо, Стёпа! Я сделаю для тебя всё, что могу», и бесшумно скользнула к двери. Добравшись до неё, она со страхом приставила ключ к замочной скважинке.

«А вдруг не подойдёт? Вдруг Стёпа ошибся и ключ этот не от двери! Господи, помоги мне!» – с тоскою думала девочка.

Но горячая молитва ребёнка была услышана, и ключ без труда вошёл в замок и поддался слабым пальчикам Лизы. Дверь слегка скрипнула и растворилась. Морозная ночь разом охватила трепещущую Лизу. Вьюга стихла. На небе сияла полная луна. Лиза перекрестилась и бегом пустилась по направлению к городу.