Текст книги "Тени в ночи"

Глава 5

В закрытой карете было душно и слишком влажно, поэтому, едва Ферн оказалась внутри, ее одежда стала липнуть к потной коже. Прежде чем войти за ней, Колин сказал что-то кучеру. Он принес с собой дуновение более прохладного воздуха, но тут же, не дав карете проветриться, захлопнул дверцу. Капельки пота выступили у нее на лбу и верхней губе, пока она моргала, чтобы глаза привыкли к темноте, которую оживлял только луч света между бархатными занавесками.

Лицо Колина, бесстрастное и в лучшие времена, теперь было вообще непроницаемым. Глаза – просто черные пятна, окруженные бледно-зеленым ободком, пустота за ними – безжалостна и презрительна. Желудок у Ферн свело, кровь стучала в ушах, страх и вызов боролись в душе.

– Куда мы едем? – Ей хотелось, чтобы вопрос прозвучал требовательно, но голос у нее предательски дрогнул, и она покраснела.

Колин не ответил, только до боли стиснул ее руку, толкнул на скамейку и сел рядом. Карета тронулась. Ферн сжала зубы, решив молчать.

– Вы не должны мне противоречить, – наконец сказал он, подчеркивая каждое слово. – Вы не должны принимать решения, которые затрагивают нас обоих. И вы не должны выражать свое мнение о любом значимо предмете, если оно может отличаться от моего.

– Никогда? – выпалила Ферн, щеки у нее горели.

– Никогда. – Он железными тисками сжал ей руку и она поморщилась. – Ни приватно, ни тем более публично. Я выбрал в жены вас, потому что вы показались мне скромной, выдержанной, знающей, как создать для меня удобства в доме, выполняя свои обязанности хозяйки и матери. Сейчас ваше поведение до некоторой степени не соответствовало моим ожиданиям, и я надеюсь, что такое больше не повторится.

Она чуть не задохнулась от гнева, стыда и разочарования, которые владели ею два последних дня. «Он собирается меня уничтожить, – панически думала Ферн. – Он собирается держать меня запертой в маленьком ящике, пока там не кончится воздух». Она всем существом восстала против этой мысли, восстала против него, против его власти над ней. Ферн открыла рот, но издала только непонятный звук – то ли стон, то ли крик протеста. Он стиснула зубы, сердце неистово колотилось. Его рука походила на капкан. В ловушке, навсегда… Нужно бежать, прямо сейчас.

Ферн рванулась изо всех сил, но его хватка была слишком крепка, бежать невозможно. Тогда, подавив истеричный всхлип, она ударила его свободной рукой по лицу.

Колин почувствовал боль, внезапную, резкую, и сначала даже не мог понять, что произошло. Это было как удар света по глазам в вечной темноте, ожегший мозг, затопивший его светом, о существовании которого он до сих пор не знал.

Он так сильно оттолкнул ее, что она ударилась о стенку кареты. Оба замерли в напряженном молчании, глядя друг на друга. Ферн потеряла дар речи, потрясенная тем, что сделала, однако не в силах была извиниться, ибо в ней еще кипели ярость и возмущение. Лицо Колина окаменело, на нем уже начали краснеть следы ее пальцев. Но в темных прорезях сверкали глаза, и Ферн впервые ощутила за ними присутствие личности, а не пустоту.

Это не тот человек, за которого она вышла замуж, пронеслось у нее в голове. Но ведь она и выходила не за человека – за титул в оболочке мужчины с пустотой внутри. А сейчас там было нечто, хотя она не могла понять, что именно.

– Кто вы? – прошептала Ферн в глаза незнакомцу.

Когда он протянул руку, она вообще забилась в угол кареты. Но Колин просто держал руку перед собой, и его светлая перчатка белела в темноте. Что он может хотеть? Вернее, что он может хотеть, чего не мог бы взять?

Ферн нерешительно положила руку на его ладонь.

Он вдруг рывком притянул ее к себе и так резко наклонился к ее рту, что она стукнулась губами о зубы. В этом поцелуе не было ни ловкости, ни утонченности, только грубая власть над ее ртом. Ферн боролась с волной паники, даже когда тело напряглось в ответ, а сердце колотилось от страха и желания.

Нет, совсем не то она имела в виду, приняв его руку. Она тщетно пыталась освободиться, затем уперлась ему в плечо, а когда и это не подействовало, укусила его за нижнюю губу. Вздрогнув, Колин пробормотал ругательство, но вместо того, чтобы отпустить ее, всей тяжестью зажал в углу кареты и сдернул с нее шляпу.

– Что вы делаете?

Ферн слизнула с губ вкус его крови. Опять выругавшись, он закрыл на миг глаза, а потом сосредоточил на ней пронизывающий взгляд. Она так привыкла к пустоте за его зелеными глазами, что это внимание обеспокоило ее.

– Я вас целую.

Она собралась опровергнуть его утверждение, но Колин уже завладел ее ртом, запутавшись руками в волосах. Ферн потряс вкус его крови, она чувствовала ужас и приятное возбуждение. Он что, наказывает ее? Она не могла дышать! Упершись в стену кареты, она изо всех сил оттолкнула его.

– Вы хотите, чтобы я опять сделала вам больно?

– Я не могу, – отчетливо произнес Колин, – оставаться с вами в Брайтоне.

Она тяжело сглотнула, борясь с ощущением, что куда-то падает.

– Вы собираетесь меня покинуть?

– Нет. Мы едем оба. Рексмер в моем распоряжении кроме того, у меня там дело, требующее моего присутствия. Мы едем почтовой каретой. – Он бросил на нее изучающий взгляд. – Сегодня вечером.

Едва он это сказал, карета остановилась. Не дожидаясь ответа, Колин распахнул дверцу и выскочил наружу. А Ферн сидела в шоке от его заявления, глядя на яркий свет, льющийся сквозь открытую дверцу. Они были в Клифтон-Террас. Он бросил монету кучеру, взбежал на крыльцо и скрылся в доме, предоставив Ферн нетвердо встать на ноги, забрать шляпу и последовать за ним.

Рексмер. Поднимаясь по ступенькам, она вдруг осознала, что это последнее место на земле, куда бы ей хотелось поехать.

В доме уже царила суета. Хозяин бегал взад и вперед, наверху слышались торопливые шаги. Когда Ферн вошла в спальню, Колин, скрестив руки на груди, стоял возле стены, его камердинер с ее служанкой метались от гардероба к раскрытым сундукам, чтобы выполнить его приказы. Он взглянул на Ферн, в глазах снова была пустота.

Тысячи ее вопросов требовали ответов, но Ферн не могла говорить, не смела, короткая вспышка сопротивления погасла в неразберихе чувств, остался только страх. Кто этот человек, за которого она вышла замуж? Ферн не знала и вдруг поняла, что боится узнать. Она жаждала его неискренних улыбок и пустых слов, еще вчера так ее раздражавших, а часть ее почти так же сильно хотела его недавнего поцелуя. Но она молча стояла на пороге, теребя ленты своей новой шляпы.

Вскоре их сундуки были упакованы и отнесены к ожидающей почтовой карете. Муж взглядом приказал ей следовать за ними.

Пока шла подготовка к отъезду, пока кучер и камердинер закрепляли багаж на крыше экипажа, Ферн был только сторонним наблюдателем. Ей хотелось спросить куда они едут, потому что не имела представления, где находится этот Рексмер. Хотелось потребовать, чтобы муж дал ей время написать матери и сестрам или по край ней мере переодеться в дорожное платье. Но Ферн окаменела, молча уступив абсолютной власти человека, стоявшего у нее за спиной. Послушная девочка, вот она кто Послушная девочка, которая станет послушной женой послушной хозяйкой и послушной матерью. Ей не было места в этой вспышке чужой активности, она ничего не могла изменить.

Камердинер открыл дверцу кареты и отступил сторону. Колин, впервые за это время, прикоснулся ней, взяв за руку. Сила и жар его хватки вызвали у Ферн легкую дрожь. Она презирала себя за это, не за сам ощущение, а за колебания и нерешительность, которые оно приносит. Если она хотела его прикосновения, тогда почему в горле у нее пересохло от страха. Но если она боится, тогда почему с дрожью удовольствия опять хочет того безжалостного, кровавого поцелуя?

Нет, она не была послушной девочкой. Ферн беспомощно позволила Колину вести ее в темный зев кареты. Когда она села, он вошел следом и тут же захлопнул дверцу, закрыв их в душной темноте.

Ферн не знала, хочет ли попросить у него прощения или посмеяться над ним, хочет ли, чтобы он поцеловал ее так же неистово и безжалостно или снова дать ему пощечину. Она выбрала самый безопасный, на ее взгляд, способ поведения: закрыла глаза, откинула голову натуго набитые подушки сиденья и попыталась не думать о том, что сделает Колин.

Глава 6

Было жарко. Невыносимо жарко. Ферн притворилась, что отдыхает, даже спит, но капелька пота скатилась между грудями, другая бежала по спине, глаза щипало от соли, попавшей под веки. Ей нужно вытереть пот, снять с цепочки на талии свой веер, или она сейчас действительно потеряет сознание.

Когда ей стало уже совсем невмоготу, она почувствовала легкое дуновение. Колин открыл окно? Нет, грохот колес по булыжной мостовой, давно сменившийся на приглушенный стук по гравию сельской дороги, не стал громче. Вот, опять слабый порыв ветра коснулся ее шеи. Но прохлады не принес, он был еще влажнее и горячее воздуха в карете.

Ферн поняла, в чем дело, как только Колин заговорил: это его дыхание касалось ее кожи.

– Я уверен, вы не спите.

Что он делает? Стоит на коленях? Он ведь не из тех кто преклоняет колена. Ферн не чувствовала рядом тела и, хотя она крепко зажмурилась, не могла унять сердцебиение.

– Не знаю, какого дьявола я тут стою, – грубо и спокойно продолжал Колин. – Не знаю, вы ли меня к этому принудили. Но я знаю, что не позволю, чтобы это… раздражение было вечным.

Ферн судорожно вздохнула, когда его рот соприкоснулся с ее кожей, но глаза не открыла, теперь из упрямства и боязливого любопытства. Губы Колина изучали, соблазняли, как и прошлой ночью, хотя сейчас в этом была явная настойчивость, заставлявшая Ферн потерять голову. Она со стоном отшатнулась, несмотря на то что желала большего.

– Зачем вы это делаете? Вы не должны так меня целовать… не здесь. Чего вы хотите от меня?

Колин наклонился, смутно вырисовываясь над ней, и она так вжалась в угол между подушкой и стеной кареты, что стало больно затылку. Его лицо неуклонно приближалось к ее лицу, и она смотрела на его шею, пока он целовал ее в лоб.

– Полагаю, ответ на оба вопроса очевиден.

– Не для меня! – взорвалась Ферн. – Я не понимаю ничего. Прошлой ночью вы целовали меня, называли красивой, но потом сделали… это. А сегодня, когда вы бранили меня, пока я вас не ударила, вместо наказания вы снова поцеловали меня. На этот раз так, как будто имели в виду совсем другое… – Она беспомощно замолчала.

Колин передвинулся, чтобы смотреть прямо на нее, и Ферн испугалась, что может утонуть в темной глубине этих глаз, пропав навсегда.

– То есть вы не знаете, что случилось прошлой ночью? Вы это хотите сказать? – Голос спокойный, без скептицизма, без насмешки.

– Я знаю, что случилось, – возразила Ферн, презирая себя за тупость.

– Вы не знаете, что это было? Что это значит?

Она смотрела на него, пытаясь разгадать смысл его слов, но с таким же успехом она могла бы смотреть на мужской портрет.

– Это было ужасно, – прошептала она, тут же поняв, что сказала намного больше, чем ей хотелось. – А еще ужаснее от того, что казалось не таким ужасным, как следовало бы. Вы сделали мне больно. Вы забрали… какую-то часть меня, и я никогда ее не верну. Но часть меня этого хотела, наслаждалась этим. Я знала, что вы меня обкрадываете, и не могла вам отказать, пока не стало уже слишком поздно. Даже тогда… часть меня не хотела… отказываться.

Во время долгого молчания лицо Колина оставалось неподвижным как маска, а потом он вдруг засмеялся, подняв ее волосы на затылке.

– Ах, Ферн, вы должны еще многому научиться. Вчера такое непонимание раздражало бы меня, но теперь рад возможности стать вашим учителем. Прошлой ночью я, вероятно, был неуклюжим. Если так, могу вас заверить, что сегодня все будет по-другому. – Колин помолчал. – Да, совершенно по-другому.

– О чем вы говорите?

– Прошлой ночью, Ферн, мы делали то, что полагается делать мужчине и его жене.

Ферн покачала головой:

– Я не верю. Женщины не могут так жить.

– Дело совсем не ужасное, Ферн. Конечно, вы были удивлены, смущены, но я не верю, что даже вы считаете это ужасным.

– Я не могла вас остановить, – сказала она, избегая прямого ответа.

– А вы хотели?

– Не знаю. – Ответ вырвался неожиданно, и Ферн прикусила губу.

– Вам это понравилось? – настаивал Колин. – Хоть немного?

– Да… Да.

– Тогда что неправильно?

– Я не могла вас остановить, – беспомощно повторила она. – Я не могла ничего сделать. Я была бессильна.

На лице Колина появилось странное выражение, словно он прислушивался к себе.

– Вы были не такой уж бессильной, когда прокусили мне губу.

Вспыхнув, Ферн посмотрела на упомянутую губу, где образовался пурпурный синяк, и нерешительно прикоснулась к нему.

– Больно?

– Этого вы бы тоже хотели? – Он поцеловал ей руку.

Она замерла, испуганная вопросом, и убрала руку.

– Нет. Не думаю.

– Если бы я снова поцеловал вас так, вы бы опять это сделали?

– Да, – обиженно сказала Ферн. – Конечно бы, сделала.

– Конечно бы, сделала, – пробормотал Колин. – Я это запомню.

– Почему вы хотели, чтобы мы уехали из Брайтона? – вдруг спросила она, желая сменить тему.

– Я не мог там больше оставаться. Это все, что вам следует знать. – Он снова наклонился и поцеловал ее в губы.

– Не понимаю.

– Обещаю, что скоро вы все поймете. Не беспокойтесь.

Его следующий поцелуй был таким же грубым и беспощадным, как недавно в карете. Что он делает? Зачем? Его руки дергали черепаховые пуговицы на груди платья. Его язык настойчиво упирался в ее зубы. Он спрашивал, укусит ли она его снова, хочет ли этого? С таким же успехом она могла задать вопрос ему: зачем он играет в эти игры?

Ладно, с внезапным гневом подумала Ферн, хотя причина ей не известна, она все равно выиграет. Ее рука на шее Колина превратилась в когтистую лапу, и ногти вонзились ему в кожу. Она безжалостно царапала его, и он вздрогнул, неистовость поцелуя немного ослабела, пальцы уже не так лихорадочно расстегивали платье.

– Я не буду это делать, – сказала она, когда поцелуй закончился. – И я, разумеется, не стану делать это здесь.

– Только не говорите мне, что часть вас этого не хочет, – ответил Колин.

Она сжала кулаки, чтобы он не мог стянуть с нее рукава.

– Я не хочу причинять вам боль, однако не позволю снова обокрасть меня.

– Это дар, а не кража, – прошептал он ей на ухо. – В конце вы получите больше, чем я.

Поняв смысл его слов, Ферн отпрянула и ударилась головой о деревянную стенку кареты.

– Сэр!

– А как, вы думаете, появляются на свет дети? – спросил Колин, расстегивая последнюю пуговицу.

– Я не знаю, – решительно сказала Ферн и оттолкнула его руки.

– Ребенок похож на обоих родителей, потому что начался с части мужчины, входящей в женщину, – с насмешливым удовольствием объяснил Колин. – Это вы крадете у меня, а не я у вас.

– Меня не интересует физиология, – настаивала Ферн, понимая, что он говорит правду. – Я знаю, что случилось.

– Вы были удивлены.

– Я была разумна, – возразила она.

– Вы были смущены.

– Я знала, что со мной происходит. И мне это не понравилось. Не нравится и сейчас. – «Боже, если бы это было правдой», – мысленно простонала она.

– Почему нет?

– Я не люблю быть слабой… беспомощной… женственной, как вы сказали бы.

– Как я уже сказал, вы не были в карете бессильной.

– Я не понимаю, чего вы от меня хотите!

– Я тоже, но уверен, что мы сможем вместе разобраться в этом. – Он снова потянулся к лифу, на этот раз – чтобы застегнуть пуговицы. – То, чего я хочу, невозможно сделать в кринолине, и тем более в карете. Скоро мы остановимся на ночь, тогда у нас будет пространство и уединение. – Он холодно встретил ее взгляд. – Поверьте мне, сегодня вы захотите того, что мы делаем, по крайней мере так же сильно, как и я.

Не найдя достойного ответа, Ферн сидела молча, чтобы не продолжать бесполезный разговор. Наконец он застегнул ей платье, откинулся на подушки, теперь рядом с ней, отодвинул занавеску и стал смотреть на проплывающий мимо сельский пейзаж.

Несколько минут понаблюдав за ним, Ферн последовала его примеру.

Глава 7

Хотя это было невероятным, но Ферн действительно заснула. Открыв глаза, она поняла, что карета остановилась. Колин уже распахнул дверцу, и Ферн неуверенно сошла за ним по железным ступенькам.

– Где мы?

Они стояли во дворе трактира и платной конюшни, единственных построек возле ухабистой проселочной дороги.

– В Ротергеме, – ответил Колин. – Если мы поедем дальше, это будет наша четвертая смена лошадей.

– Но мы не едем?

– На ночь я решил остановиться здесь. После Ротергема мы уже не сможем часто менять лошадей, и нам придется ехать медленно. Да и спешить тоже ни к чему.

– Видимо, то место, Куда мы направляемся, очень далеко. – Желудок у Ферн свело от мрачного предчувствия.

– Не знаю, я никогда там не был, – равнодушно сказал Колин. – Но место, кажется, отдаленное.

С трактирщиком, встретившим их у двери, Колин договорился, что берет две из четырех спален над общей комнатой: одну для них, а вторую для камердинера с кучером. Затем протянул ему два запечатанных; письма и в ответ на удивленный взгляд Ферн сухо улыбнулся.

– Наследнику виконта не полагается исчезать без следа. Иначе у моих братьев возникнет мысль, что следующим виконтом может стать один из них.

– О, – произнесла Ферн, не уверенная, шутит ли он, и не зная, что ему ответить.

Колин приказал трактирщику принести ужин наверх и повел ее по лестнице, положив одну руку ей на спину, а в другой сжимая ключ. Она вошла в открытую им комнату. Слуги внесли багаж и поставили в углу – сундук Колина на ее сундук, – где они заняли чуть ли не половину свободного пространства спальни.

После ухода слуг Ферн осмотрела маленькую комнату. Места для камина здесь не хватало, из обстановки лишь кровать и стул. Пока она с неясным беспокойством смотрела на старое стеганое одеяло, Колин протиснулся мимо нее, сдернул покрывала и вскоре удовлетворенно кивнул:

– Чисто.

Ферн недоверчиво смотрела на постель. Ее беспокойство насчет паразитов значительно уступало страху перед мужем и тому, что они могли делать тут ночью.

– Кажется, у вас большой опыт в таких делах.

– Естественно. – Уголок его рта насмешливо дернулся, но взгляд остался скучающим.

Она посмотрела на сундуки. Ее багаж находился внизу, а в комнате не было места, чтобы поставить сундуки рядом, и она не могла достать свои вещи. В пределах досягаемости был только ее саквояж с туалетными принадлежностями.

– Завтра я велю Дэвису передвинуть сундуки, чтобы вы смогли переодеться, – сказал Колин. – А ночью вы обойдетесь без этого.

– Я не хочу обходиться без этого, – возразила Ферн. – Я с утра не переодевалась. И мне надо освежиться.

– Второе легко исправить, – ответил Колин, игнорируя ее возражения и тон. – Вместе с обедом трактирщик принесет воду для умывания.

– Где мы будем есть? Мы тут едва помещаемся.

– Снимите кринолин.

– Что?! – воскликнула Ферн, не веря своим ушам.

– Снимите кринолин, – бесстрастно повторил он.

– К обеду я должна одеться, а не раздеться. Быть за обедом без кринолина – отвратительно и вульгарно.

Глупое, почти детское утверждение, однако неизвестность заставляла ее держаться за нечто знакомое. Она могла не знать, почему она здесь или куда едет, даже кто ее муж, зато ей хорошо известно, в чем нужно выходить к обеду, а платье без обручей совсем не тот наряд.

– Снимите его, или я сделаю это за вас, – ответил Колин, будто она и не говорила.

– Не сделаете! – ответила Ферн, совсем не уверенная в этом.

Он прищурился скорее с выражением досады, а не как мужчина, которого прогневала непокорная жена. Когда он протянул руку, Ферн отпрянула к двери в тщетной попытке воспротивиться его намерению. Колин схватил ее за потемневшее от синяков запястье, круто развернул и начал расстегивать крючки широкого бархатного пояса. Не смея возражать, хотя внутри у нее все кипело от ярости, она проклинала свое предательское тело, реагировавшее на близость его рук. Он бесцеремонно стянул лиф, одну за другой развязал ленты нижних юбок и, добравшись до кринолина, сдернул его. Хитроумное приспособление со стуком упал на пол.

– Вот и все. Теперь можете сесть. Здесь достаточно места.

Ферн протиснулась мимо него к единственному стулу, переступив через поверженные обручи. Колин отшвырнул их ногой под кровать в тот момент, когда в дверь постучали. Ферн, не успевшая завязать юбки, быстро сложила руки на коленях, а муж почти с ухмылкой взглянул на нее и открыл дверь.

– Вода для мытья и ужин, сэр.

Неряшливая девушка, стоявшая в узком коридоре, протянула Колину поднос. Забрав его и поставив на сундуки, тот уже начал закрывать дверь, но потом остановился.

– Как тебя зовут?

– Пеготи, сэр, – пробормотала служанка.

– Пеготи, – повторил он. – А это моя жена, миссис Редклифф.

Ферн пристально смотрела на него, гадая, зачем он представляет ее деревенской служанке.

– Миссис Редклифф настоящая леди, – продолжал Колин, – и она глубоко оскорблена тем, что ваше заведение не предоставляет ей возможность переодеться к обеду. Но это ничто по сравнению с тем, как она будет оскорблена вот этим.

Наклонившись, он прижал Ферн к спинке стула, обеими руками насильно приподнял ей голову и поцеловал. На миг она замерла от потрясения, потом начала молотить его по груди, пыталась лягнуть и укусить. Но поскольку она не могла сдвинуть его с места, ей осталось только вцепиться мужу в волосы и дернуть изо всех сил.

Лишь тогда он с наглой улыбкой отстранился и взглянул на служанку, которая стояла открыв рот.

– Благодарю тебя, Пеготи. – И он захлопнул перед ее носом дверь.

– Вам нравится унижать меня? – выпалила Ферн.

– Считайте это предупреждением. Как только вы открыто поставите меня в неловкое положение, я отплачу вам тем же, – спокойно ответил Колин. – И, поверьте, как женщина вы пострадаете больше.

Ферн лишь головой покачала. Она могла поклясться, что ее поведение, каким бы вызывающим оно ни было, не имело никакого отношения к его неприличной демонстрации. Колин взял с подноса тарелку, положил на нее серебряные приборы и сунул ей. Это был холодный язык. Ферн терпеть не могла холодный язык, но слишком напряженный день заставил ее проголодаться, так что она старалась игнорировать вкус мяса, пока жевала и глотала.

Наблюдая, как жена ест, Колин чувствовал странное душевное волнение. Когда Ферн ударила его, в нем вдруг что-то ожило. Никто еще не бил его, ни любовница, ни братья, ни отец, ни учителя или нянька, ни товарищи-студенты в Итоне.

Колин обнаружил, что внезапная боль от удара… действует возбуждающе. Это не просто какая-то грубая плотская реакция, хотя похоть здесь тоже присутствовала, но главное было в другом. Он почувствовал себя как слепец который внезапно обрел зрение и увидел чудесный восход солнца. Ему страстно хотелось удержать свое ощущение, безрассудно побуждая Ферн причинять ему боль и всякий раз это было как обжигающее клеймо на темноте его души…

Он понимал, что все это неправильно, очень неправильно, только не мог сказать, в чем заключалась неправильность. Он хотел снова испытать то ощущение, но ведь не просить же Ферн сделать ему больно. На такое он просто не способен.

Рексмер. Были другие маленькие поместья, куда он мог поехать, охотничьи домики, пустовавшие в этом сезоне, уединенные коттеджи, принадлежавшие семье никогда должным образом не используемые. А он вдруг отправился в место, которое очень ему досаждало и столь же не вписывалось в его четкую жизнь, как жена и то, что сейчас между ними происходило. Он хотел удвоить свои пытки и сомнения? Или же это эквивалент его браку и тайнам самого древнего семейного поместья?

Колин не знал. Поэтому медленно ел холодный язык с картошкой, запивая их темным элем и обдумывая свои вопросы. Стук приборов по тарелке заставил его повернуться к жене. Она закончила есть и теперь смотрела на него с возбужденным блеском понимания в серых глазах.

– Вам нравится боль, – заявила она. – Вы получаете от нее удовольствие.

Колин начал возражать против такого заявления, но Ферн движением головы остановила его.

– Прежде чем ответить, хорошенько подумайте. Если вы скажете мне, что я ошиблась, тогда я очень постараюсь не делать вам больно.

Холодная невозмутимость, столь необычная для его жены, удивила Колина. Откуда у нее взялась твердость характера… почему именно теперь? Скрестив руки на груди, он смотрел на Ферн и с удовольствием заметил, что она слегка побледнела.

– Никогда? – испытующе спросил он.

– Никогда, – дрогнувшим голосом ответила Ферн.

– Что бы я с вами ни сделал? – настаивал Колин.

– Что бы вы ни сделали, – прошептала она.

Несмотря на явный страх жены, Колин не сомневался, что она говорит правду и, насколько это будет в ее силах, поступит как сказала. Он подождал немного, пока Ферн изучала пустую тарелку на коленях, затем произнес:

– Мне это не доставляет удовольствия.

Она с недоверием посмотрела на него.

– Мне это не доставляет удовольствия, – с нажимом повторил он. – Не совсем. Но я этого хочу. Мне это необходимо.

– Почему? – беспомощно спросила она.

Колин невесело усмехнулся:

– Потому что я каким-то образом меняюсь. И я не хотел оставаться в Брайтоне, на глазах общества, зная что такое может случиться, что другие могут увидеть…

– Что увидеть? – Ферн была озадачена.

– Что они могут увидеть меня, – глупо закончил он – Я хочу, чтобы вы делали мне больно. Потому я и спросил: вы тоже хотите?

Взгляд Ферн стал напряженным.

– Это заставляет меня чувствовать, будто внутри у меня гудит, как говорится в лекциях об электричестве.

– Значит, вы сделаете это снова, – с удовлетворением произнес Колин.

– Я не должна и не хочу делать… такое снова.

– Полагаю, вы имеете в виду то, что в изысканно обществе называют «заниматься любовью».

– Меня совершенно не интересует, как это называется. И в этом ничего привлекательного нет.

– Вы так не считаете.

– Конечно, считаю. – Ее ответ был слишком поспешным.

Забрав у нее пустую тарелку, Колин поставил ее на крышку верхнего сундука.

– Вы этого хотите. Так говорит мне ваше тело. Даже когда я поцеловал вас при служанке, ваше тело сказало мне, что вы этого хотели.

– Неправда.

– Тогда мы попробуем еще раз, и вы можете попытаться меня остановить. – Колин склонился к ней. – Укусите меня, оцарапайте.

– Я не хочу этого делать.

Одной рукой приподняв ее, другой он выхватил из-под нее стул и, даже не притворяясь нежным, толкнул на кровать.

– Нет! – воскликнула Ферн. Но ее руки уже сомкнулись на его шее, а ноги сжали его бедра.

– Если бы я поверил, что вы действительно не хотите, я бы остановился. Больно только в первый раз.

– Меня не волнует боль. Я могу даже хотеть этого, совсем немножко, чтобы получить… остальное. Но я не желаю, чтобы меня снова обокрали.

– Тогда возьмите у меня. Возьмите больше, чем я. Вы знаете, как это сделать, вас это возбуждает. Я чувствую. И, держу пари, вы хотели этого всю дорогу.

Колин вел рукой по внутренней стороне ее бедра под нижними юбками, пока не ощутил влажное тепло входа. Ферн прерывисто дышала, тело напряглось, глаза расширились.

– Остановите меня, – приказал он.

– Не могу, – чуть слышно выдавила Ферн.

Он грубо ввел в нее два пальца, и она содрогнулась, радушно открывшись ему.

– Остановите меня, – повторил он.

Когда она покачала головой, его пальцы начали двигаться. С исказившимся лицом Ферн лихорадочно сжимала руки, пока ее ногти в конце концов не впились ему в шею.

Тело Колина мгновенно ответило вихрем сложных ощущений, жизнь в нем раскрылась, как цветок. Он чувствовал слабый запах белья под острым мускусным запахом женственности и требовательного желания Ферн. Чувствовал швы простыней под ладонями, горячее тело жены под ее одеждой, приятную влагу интимных мест под своими пальцами, но больше всего чувствовал себя. Каждый нерв его тела воспевал жизнь, это была не обычная неясная потребность удовлетворить свою похоть, безотлагательное стремление испить весь источник нового переживания.

Серые глаза Ферн по-кошачьи сузились, рот приоткрылся, и она провела ногтями по его шее, огненные бороздки восхитительно разрисовали его тело. Узор жизни.

– Тебе нравится это, – хрипло сказал он.

– Тебе это нравится больше, – прошептала Ферн.

– Ты уже не так бессильна, – заметил Колин.

Она выглядела почти удивленной и медленно улыбнулась ему.

– Полагаю, что да.

Ферн изучающе двинулась к мочке уха, сжала ее ногтями. Колина опалило жаром, и он порывисто ее поцеловал. Кажется, она впервые ожидала этого и поняла, что нужно делать, не тратя времени на борьбу мысли с инстинктом. Ее рот был влажным, розовые бутоны губ неприлично требовательными, он пил ее поцелуй, даже когда она слегка отодвинулась. Расстегнув панталоны, Колин освободил свое копье, и она запустила пальцы ему в волосы.

– Теперь я этого хочу, но медленно, – то ли приказала, то ли попросила она. – Медленнее, чем в прошлый раз.

Колин не ответил, но вместо того, чтобы грубо задрать юбки, как ему хотелось, он спокойно поднимал их, пока они не собрались на ее животе. Рука скользила вверх по бедру, и она лишь тихо постанывала. Наконец он вошел в нее, упиваясь напряженностью ее тела, когда оно сжало его, и острой болью, когда Ферн крепко схватила его за волосы, чуть не вырвав их с корнем. Он двигался у нее внутри, и боль пробуждала его лишенные жизненной силы нервы, заставляя непроизвольно убыстрять темп.

– Не спеши.

Ферн так дернула его за волосы, что он едва не потерял самообладание, но подчинился. Глаза у нее были крепко зажмурены, на лице абсолютная сосредоточенность, как будто она пыталась что-то вспомнить или найти. Потом дыхание стало прерывистым, и она выгнулась ему навстречу.

– Да! – крикнула она, дернув его голову вниз для поцелуя.

Колин погрузился в раскаленное добела освобождение. Как и прежде, ощущение было скоротечным, хотя оно в чем-то изменило его чувства. Только прочно укоренившаяся вежливость многих предыдущих связей не позволила ему всей тяжестью упасть на Ферн, когда его настигла волна усталости.

Должно быть, так и полагается себя чувствовать, думал он со все еще бешено колотившимся сердцем. Не удивительно, что молодые самцы не могут думать ни о чем другом. Раньше близость с женщиной казалась ему приятной в значительной степени потому, что давала облегчение. Половой акт был для него средством для снятия избыточного физического напряжения. А такого он никогда еще не испытывал. Это делало его неуверенным в себе, неуверенным во всем.

Потому он и стремился в Рексмер, где уладит финансовые неурядицы, вычеркнет из жизни тени прошлого, а если повезет, разберется с этими неизвестными ощущениями. Чем скорее он расставит все по своим местам, тем скорее вернется к своей нормальной, уединенной жизни без всяких потрясений.