Текст книги "Конец эры мутантов"

“Дурак!” – едва не крикнула Лора из своей засады. Сердце уже рвалось из груди. “Какой дурак…” – подумалось грустно и обреченно.

… Тост шумно поддержали. – Я тоже “за”, хоть и не понимаю, – смеялась Ланка, хозяйка застолья, и тянулась к ней рюмкой через стол. – Философы кругом, Диогены…Где только ваши бочки?

– Еще не выпиты.

– Люблю за остроумие!

Максимов поставил бокал. Прошлое, освобожденное забвением от ненужных подробностей – смешных, нелепых, печальных или досадных, оставляет от события одну обнаженную суть, привлекательную или неприглядную, а суть была в том, что его когда-то любила интересная и неординарная девушка, ставшая потом женой его товарища, потому что сам он этой любовью пренебрёг. Только ли дело в том, что он не мог предать дружбу ради женщины? Или в том, что она, Лора, этой жертвы не стоила? Трудно сказать. Многое забылось. Помнился лишь вечер, полный таинственного очарования, в доме на Васильевском острове, мытье посуды вдвоем на кухне и разговор взглядов в наэлектризованной атмосфере взаимного притяжения. Их руки касаются, беря одну и ту же тарелку, а в сердце в предчувствии любви закрадывается тревога – сладкая, приятная… Они еще не встречались, но оба как будто ждали взаимовыгодного положения, а взгляды, полные значения и понимания, вели молчаливые разговоры. Бывали даже молчаливые ссоры, от которых портилось настроение обоих, и тогда чувствовалось, будто что-то нарушено, и уже не улавливалось во взгляде полного доверия… Проходили дни тревожного ожидания в преддверии чего-то важного, что вот-вот должно было произойти. Но оно так и не произошло.

– Ребята, ребята, тост был, нечего отлынивать… – взывал тамада.

– Да-да. А что же ты? – сказал Максимов, видя, что Лора поставила рюмку, едва пригубив – Сама провозгласила…

– Здоровье не позволяет.

– Ну и что… У меня порок сердца, и то вот пью.

– А ты не пей. Поживи подольше.

Он пожал плечами.

– Зачем?

Вопрос поразил ее. Неужели для него все уже в прошлом? Сама она была жизнелюбом, неистовым, как Кола Брюньон, и жизнь со всеми ее перепадами радостей и огорчений не потеряла бы для нее привлекательности даже в двести лет.

– Между прочим, у него очень умная, хорошая жена! – тыча пальцем в сторону Максимова, кричала Ланка. – Очень достойная…

– Я ведь не оспариваю, – улыбнулась Лора. – Не сомневаюсь, что она умная, достойная, спокойная и какая там еще? И что Слава с ней счастлив…

– Ну, положим, она вовсе не спокойная, и счастлив я с ней или нет – это другой вопрос, – сказал Максимов резко.

В ее душе взметнулась легкая радость. Вроде бы ничего не сказал, а приятно…

– А я думала здесь вопроса нет, – многозначительно посмотрела на него Лора.

Он промолчал.

– Ты работаешь все там же? – спросила Лора, лишь бы что-то сказать. – Сеешь разумное, доброе, вечное?

– Угу, – кивнул Максимов. – Опытный преподаватель готовит студентов к отчислению… – И усмехнулся невесело.

Ей стало неловко – словно она допустила бестактность, даже тут напомнив человеку о неприятном и досадном. Говорили, что Максимов не нашел себя в науке, разочаровался, столкнувшись с протекционизмом и подсиживанием, его выжили, из гордости он не обратился за помощью к своим и ушел на преподавательскую работу, которой втайне тяготился.

Максимов медленно зевнул, закрыв глаза и загораживая рот рукой. Лора смотрела на него и думала о странностях любви. Неужели это был ее кумир, тот самый объект ее несчастной страсти, из-за которого пролито столько слёз в бессонные ночи? Что она в этом мужчине находила? Вот уж поистине велика над нами власть не дающегося в руки. Она с жалостью думала о том, что он уже не борец, что для него все уже поздно, потому что из множества вариантов, предлагаемых жизнью, не сумел выбрать оптимальный. А может быть, это и есть для него оптимальный… Надо съездить в Истру, навестить мужа, внезапно решила она. Прошел почти месяц со времени их последнего свидания – чаще было нельзя, опасно, но теперь уже можно, успокаивала она себя, к тому же она будет очень осторожной, очень осмотрительной. Она нестерпимо скучала, да и хотелось самой увидеть, узнать, как подвигаются опыты, скоро ли наступит их счастливое завершение. Воодушевленная этим решением, она, вялая с утра из-за сумрачной погоды, ощутила необыкновенный прилив энергии, заторопилась со своим нехитрым завтраком, попутно прикидывая, на кого бы оставить детей.

В этот момент в прихожей коротко тренькнул звонок, заставив Лору вздрогнуть от неожиданности. В облаке прохладного воздуха и французских духов в прихожую вплыла крупная, величественная Инга, секретарша академика Бородина, гордо именовавшая себя его референтом. И судя по словам академика, это было сущей правдой.

– Здорово, подруга! – бодро приветствовала она хозяйку дома. – Как дела, как тут поживают мои хорошие? – И не дожидаясь ответа, чмокнула Лору в щеку.

Лора удивленно вздернула брови: ее поразил не только этот неожиданный визит, но и само приветствие – Инга своей дружбой ее не дарила. Хорошим отношением – да, дружбой – нет. Лора к откровенности – по крайней мере со стороны Инги – не располагала. Уж очень благополучная, что ли… У людей у каждого что-нибудь да есть – болезнь, семейная драма, житейские неурядицы, проблемы, от которых плохо спится… У нее же все в ажуре, все хорошо, все прекрасно и замечательно, всегда веселая, беспечальная, как высказалась однажды Инга, покуривая с сослуживцами на лестничной клетке, где обсуждалось институтское житье-бытье. Для дружбы с Ингой годились родственные души, обремененные такими же, порой неразрешимыми жизненными задачами, что и она сама. Проблема у нее была одна, но стоившая многих, и об этом все знали.

Муж Инги пьет. Согласившись лечиться от алкоголизма, он с «торпедой» под кожей опять набрался, и его едва спасли. Потом он по пьянке сломал ногу, рана не заживала, угрожая гангреной, и Инга все ценности из дому вынесла за лечение «этой шкодливой суки». Энергичная, неглупая, с хорошими внешними данными, она могла бы иметь и выбор, и другой вариант, но терпит. Возможно потому, что водопроводчик, даже трезвенник, ей не нужен, а равный по уровню, которым судьба одарила, оказался с червоточинкой. Каждый раз, когда ее артист напьется, она решительно заявляет: «Все, развожусь. Я не Макаренко, чтобы эту пятидесятилетнюю суку воспитывать!» Но запой кончался, «сука» винился, обещал, клялся – и все начиналось сначала. «А где сейчас другого взять? – говорила она. – Когда была молода, были и поклонники, и мужья… А сейчас… Поезд уже ушел». Избранник Инги «вышел ростом и лицом», находчивый, как и полагалось хорошему конферансье, он за словом в карман не лез и всегда был душой компании. Это его, наверное, и сгубило. До Инги он оставил пять жен, Инга, шестая, порывалась сама оставить его, но всякий раз, когда она собиралась окончательно разделаться, с ним что-нибудь случалось, и ей снова приходилось погружаться в его неприятности – бегать по больницам, доставать лекарства, подключать знакомства и связи, чтобы выручить его из очередной истории, и т. п. Так и тянулась эта канитель.

– Удивлена, да? – щебетала Инга, пока Лора, приветливо улыбаясь, помогала ей снять пальто. – Я давно хотела к тебе зайти, да работа не давала. Все суета какая-то, ничего особенного вроде не совершаешь, а постоянно при деле… Да тут еще мой опять с катушек съехал… – Она покачала головой, завершив это движение шумным вздохом, свидетельствующим, какого мужества ей стоит жизнь с таким человеком. – Все они твари, – прибавила она без видимой связи с предыдущим высказыванием, и ее большие карие глаза прикрылись занавесью длинных, по-коровьи прямых ресниц. – После скандала, бывает, всю ночь не уснешь – вертишься, переживаешь. А он уже через пять минут храпит!

Лора согласно кивала.

– Сочувствую. А теперь и у меня горе, – с печальной улыбкой, словно отвечая своим мыслям, – сказала она. – Теперь я тоже заслуживаю сочувствия…

Инга покосилась на нее – намек, видимо, поняла. Но оставила эту реплику без внимания.

– Тут какой-то мужик к директору заходил – насчет Акиншина, – сказала она, тряхнув освободившимися от берета рассыпавшимися кудрями. Вслед за Лорой она прошла в гостиную, села в предложенное кресло. – Меня тоже расспрашивал…

Лора крутнулась в ее сторону и впилась взглядом в собеседницу. Вот оно что! Связь визита Инги с розыском Евгения безусловно существовала.

– Тебя директор прислал? – спросила настороженно.

– Да нет, я сама решила заглянуть, рассказать тебе, подумала – может ты знаешь, что бы это значило?

У Лоры отлегло от сердца: нет, не подослана, не подкуплена, участие, похоже, искреннее…

– А как он отрекомендовался?

– Представителем какого-то научно-исследовательского института, где якобы готовы провести клинические испытания, и, естественно, сейчас для переговоров нужен автор. Но Бородина не проведешь, ты его знаешь. Задал посетителю несколько вопросов – что за институт и откуда у него, счастливца такого, появилась сотня тысяч долларов на испытания – дескать, поделитесь опытом… Научные институты же, как известно, нищие. Тот нёс что-то невразумительное насчет обещанного гранта, часть которого решили пустить на испытания, и все с разного боку заходил о местонахождении Акиншина и Зотова.

– И что Евгений Иванович ответил?

– Что они в экспедиции. Когда вернутся, ваше предложение передадим. Оставьте свои координаты… Ничего он, конечно, не оставил.

Лора улыбнулась. Настороженность уступила место радости и благодарности академику за такой ответ. Ничего не знал он о двух своих сотрудниках, а ответил правильно. Ведь это пусть ненадолго, но собьет с толку преследователей, даст хоть какую-то отсрочку, может быть на время даже прекратятся поиски… Надо сегодня же рассказать обо всем Евгению.

– Бородин сразу понял, что здесь что-то нечисто, – продолжала Инга. – Это не милицейский розыск, иначе документ предъявил бы, расспрашивал впрямую…

– А я в розыск и не подавала, думала, может и правда в экспедиции внезапно оказались, – соврала Лора. – Но это слабое утешение, нет сейчас таких мест, откуда нельзя подать весточку о себе. Ну а тебе что этот деятель говорил?

– О-о-о! – с чувством даже не сказала, а почти пропела Инга. – Шикарную коробку конфет положил на стол, да все с комплиментами – и мне, и моему коллеге, автору эпохального открытия, для которого у него хорошие новости.

– А ты?

– Улыбалась и щебетала в ответ, что знаю не больше того, что знает начальство, – не положено. А коробку заставила взять обратно – сказала, что у меня диабет, и всем, кто сюда ходит, это известно.

– Смотри не накаркай! – засмеялась Лора.

– А я не суеверная. И в материализацию мыслей тоже не верю.

– Давай по кофейку, а? – предложила Лора.

– Спасибо. – Инга повела головой, словно со всех сторон рассматривая Лору. – Какая-то ты слишком стройная. И как ты умудряешься не толстеть? Мне на эти булки да кексы достаточно посмотреть, чтобы полкило прибавить. Вон живот растет, не живот – комок нервов!

– Не комок нервов, а трудовая мозоль…Сидячка твоя. Ничего, душевная тряска все это быстро съедает. А ты, как я понимаю, сейчас именно в такой фазе.

– Да уж, – согласилась Инга. – Правда, от кофе в любом случае не откажусь, – сказала она, наблюдая за приготовлениями к столу. Молча, задумчиво походила по кухне, достала сигареты. – Можно? Я в атмосферу. – Она подошла к окну, закурила, пуская дым в форточку. – Чем тебе помочь в твоем положении? Что-нибудь надо?

– Спасибо, Инга. В общем-то надо. Я сегодня хочу поехать к свекрови, может ей что-нибудь известно, – отозвалась Лора. – Не хотела прежде времени волновать старушку, но видно иначе не обойтись. Вот думаю, кто присмотрит за детьми? Старшенькому уже шесть, но все равно боюсь оставлять одних.

– И правильно. Не волнуйся, я сейчас отпрошусь у академика и останусь у тебя. Тем более, что своего говнюка не хочу даже видеть.

Через два часа, радостно взбудораженная предстоящей встречей с мужем, Лора сидела в электричке на пути в Истру.

* * *

Автобуса все не было. Лора пришла на остановку загодя, этот вечерний рейс был последним, но, судя по всему, спешила она напрасно. С транспортом за последнее время творилось что-то непредсказуемое, автобусы ходили как придется, сплошь и рядом нарушая расписание, а порой и не ходили вовсе. Объяснялось же всё просто: автобусным паркам было невыгодно возить бесплатных пассажиров – пенсионеров, основное население дачных поселков, и с ними не церемонились. Многие рейсы были отменены вообще.

Лора решила вернуться в поселок и с другого, более дальнего его конца пойти к электричке, но заколебалась, побоявшись оказаться лицом к лицу с мужчиной, который скорым шагом приближался к остановке. Она нащупала в кармане плаща газовый пистолет, чтобы быть готовой в случае необходимости им воспользоваться. Но мужчина, подойдя к остановке и взглянув на расписание, сказал спокойно:

– Ну ничего, на попутке доберемся. Вон, кстати, какой-то грузовичок идет…

Дорожная колея озарилась реденьким светом фар, разбавленным сгущающимися сумерками, послышалось натужное пение мотора, и вскоре он заурчал совсем рядом. Незнакомец бросился голосовать, жестикулируя изо всех сил. Притормозив грузовик, водитель опустил стекло:

– Ребята, я не сразу в Москву, тут надо заехать в сельский магазин, взять заказ. И сесть в кузове не на что…

– Ничего, мы как-нибудь… – сказал незнакомец. – И обратился к Лоре: – Может, ничего другого и не будет…

Это решило ее колебания, и она полезла в кузов. Незнакомец галантно помог даме, подав руку.

Уже очень скоро пассажиры поняли, о чем предупреждал их водитель и на что они согласились. Попуткой оказался продуктовый фургон, металлический и совершенно гладкий – без единого выступа – внутри, в котором их ежеминутно подбрасывало и шарахало по ухабистой дороге, так что им, посторонним друг другу людям, пришлось схватиться за руки и, упершись спинами в противоположные борта, простоять, вернее, пропрыгать всю дорогу, чертыхаясь при особо сильных бросках и хохоча над своей нелепой позой.

– Командировка в район? – спросила Лора из вежливости и изо всех сил вцепилась ему в плечо: на повороте их потащило вдоль борта.

– Угг-гу, – ответил он, словно подавившись, потому что в этот момент их опять тряхнуло, и они наверняка полетели бы в разные стороны, не держись они так друг за друга. – Ездил тут на одно предприятие, оборудование для лаборатории присматривал. Да замешкался, древний храм хотелось осмотреть. А вас что сюда занесло?

Лора ездила навестить Евгения. Но будучи постоянно начеку, она повсюду поддерживала их общую легенду. Поэтому сказала:

– Была у свекрови. Муж пропал. Думала, может, она хоть что-нибудь знает…

– Ну и как? Удалось выяснить? – как-то уж очень заинтересованно спросил попутчик.

– Нет. – Лора скользнула по нему мимолетным взглядом, удивленная подозрительно явным интересом. – Только расстроила мать. – И, изобразив глубокую печаль, горько вздохнула: – Придется подавать в розыск.

Это притворство стоило ей трудов, на самом деле душа ее ликовала: Евгений был здоров, необычно молод и очень хорош. Он уже достаточно изменился, чтобы вскоре выйти из подполья. Следом появится Зотов. А затем настанет и ее очередь, когда подрастут дети. И тогда можно жить и творить хоть триста лет…

Машина свернула с проселочной дороги на бетонку, и оставшиеся до Москвы километры они проехали относительно спокойно. Новый знакомый проводил Лору почти до дома («Время позднее, мало ли что…»), обнаружив при этом хорошее знание дороги. Они распрощались совсем по-приятельски.

* * *

– Мистер Джеймс, Акиншин в самом деле пропал, – докладывал «случайный» попутчик Лоры.

– Откуда такая уверенность?

– Я ездил в Истру вслед за его женой. Она была у свекрови, искала мужа. В дом я не заходил. Но на обратном пути мы ехали вместе, разговорились. Будет подавать в розыск.

– Организуй проверку в Истре. И найди способ попасть в квартиру.

– Слушаюсь. Когда будет заявление о розыске, все будет проще. Лично за всем прослежу.

* * *

Евгений встал из-за стола, потянулся, разминая затекшие члены. Полдень. Пора сделать перерыв – он работал уже с восьми утра, самое продуктивное время, а сегодня ему многое особенно удалось. Среди методов введения препаратов, которые он отрабатывал, самыми эффективными оказались инъекции, правда, для желудка и поджелудочной железы, как выяснилось, предпочтительнее пероральный[6]6
  Пероральный прием лекарства – проглатывание.


[Закрыть] прием. Евгений систематизировал опухоли, при которых требовались внутривенные вливания, отдельным порядком шли те, где достаточно было внутримышечных, в длинном перечне видов и разновидностей болезни каждому соответствовал его индивидуальный вариант. Теория и практика сомкнулись. И хотя практика отрабатывалась на нескольких мышках, тайно привезенных Лорой в коробке из-под обуви, результаты у онкологических больных, Евгений не сомневался, будут такими же.

Ему захотелось поделиться своими выводами с Зотовым, но тот был далеко. Евгению не хватало товарища, его бесхитростной рассудительности, не доставало долгих разговоров о сокровенном, во время которых рождалось ощущение близости и опоры друг в друге. Он испытывал к Зотову смешанное чувство благодарности и одновременно вины – за то, что их совместная работа, такая плодотворная и нужная, обернулась для его соратника теми же сложными и опасными обстоятельствами, что и для Евгения, с которым он вынужден был эти невзгоды делить. Но кто мог это предвидеть? Евгений часто возвращался к мысли: как там Андрей? Здоров ли, ощутимы ли перемены? Как он выглядит теперь с РНК погибшего в разборке «братана»? В своей полной изоляции Евгений, несмотря на повседневную работу, скучал и по семье, и по товарищу, беспокоился о нем – сам-то он все-таки у родителей… Однако что бы он ни прикидывал для налаживания связи, всё пока казалось ему рискованным. Они договорились созваниваться лишь в крайнем случае и называть друг друга вымышленными именами, но и это было небезопасным: телефонные разговоры отсюда могли прослушиваться и навести на убежище Зотова. Просить съездить к нему кого-нибудь из родных тоже не стоило – они могли допустить оплошность.

Но желание увидеться становилось навязчивым, и Евгений решил съездить сам. Всего одна остановка на электричке. Его здесь никто не знает, документы в порядке. И если нет соглядатая, то…

Он взглянул в окно. У калитки стоял человек. Он узнал в нем парня, которого заметил еще во время визита Лоры. Евгений всмотрелся: да, это был он. Парнем, правда, его можно было назвать с большой натяжкой – седина пробивалась и в темной шевелюре, и в усах, на близком расстоянии от окна это было хорошо видно, но спортивной одеждой и худощавостью его облик работал под парня. Он сел на скамейку у калитки и, сложив руки, устремил взгляд вдоль улицы. Тот, кого он ждал, вскоре появился – к нему подошел участковый милиционер. Сомнений не оставалось – их интересовал именно этот дом.

Евгений быстро убрал в стенной шкафчик пробирки и колбы, сгрёб записи в ящик стола, клетку с мышами поставил в «карман» – чуланчик между стеной дома и комнаты. Он уже слышал голоса посетителей на первом этаже, объясняющих свой визит проверкой проживания нелегалов из соседних республик, но успел наклеить усы и в небрежной позе устроиться с книгой на кровати.

Участковый, представив попутчика как общественника, помощника милиции, попросил документы.

– Шашин Олег Николаевич, – прочел он вслух. – Прописка московская, проживает в Сокольниках. Документы в порядке. Здесь, видимо, на даче?

– Да, подтвердил Евгений. – Скоро съеду, сезон закончился.

«Помощник» раскрыл свою папку, сделал там какую-то пометку и достал мобильный телефон. Евгений заметил, что под видом разговора он украдкой, из-за спины участкового сфотографировал его.

Пока они для правдоподобности заходили в соседние дачи, Евгений спокойно, не опасаясь слежки, вышел из дома и направился на железнодорожную станцию.

Время оказалось удачным – ближайшая электричка на Новый Иерусалим отправлялась через десять минут. В ожидании Евгений прохаживался по платформе, от нечего делать наблюдая станционное житье-бытье. У дверей вокзального помещения расположился овощной ларек, время от времени к нему выстраивалась очередь из пассажиров, наполняющих сумки кто по пути в Москву, кто из Москвы. «Очереди у нас поистине неистребимы во все времена и при всех режимах, – подумал он. – Сейчас вроде бы всего полно, были бы деньги. И все равно…Где-то товар лучше, где-то намного дешевле, кто-то отовариться не успел…»

Очередь галдела. Могучий седой, красный от водки мужик за прилавком едва поворачивался, набирая овощи, и все пыхтел папиросой в крупных зубах, поставленных редко и прочно, как сваи.

– Господи, ну что он так медленно… – досадуют на пожилого продавца замыкающие фланг очереди. – На электричку же опоздаем…

– Доживи до ста лет – и ты будешь так же поворачиваться, – ворчливо острит кто-то.

Баба с рюкзаком встревожена переговорами продавца с кем-то из вновь подошедших. Она вертится, тянет шею, прислушиваясь, и наконец взвизгивает:

– Не давайте там через задний проход!

Очередь взрывается смехом.

– Действительно, почему это вам такие привилегии? – отрываясь от книги, говорит интеллигентка с нотами под мышкой. – Все стоят, а вы глупее себя ищете…

– Не волнуйтесь, а то похудеете, – нахально отвечает подошедшая без очереди, сама тощая, как жердь. Видимо, ее когда-то уязвили именно этими словами, и с тех пор она считает их самыми безотказными по эффекту.

– Мне полезно, у меня лишний вес, – парирует интеллигентка, – а вот для вас это было бы катастрофой…

Пока идет перепалка, очередная покупательница под шумок выбирает из лотка лучшие овощи.

– Вы чего это, гражданка, делаете? Ишь, умныя какая нашлась, одна со всей очереди! – Продавец выхватывает из ее рук огурцы и снова высыпает их в общую кучу.

– По-вашему, это хорошие огурцы?! – Обиженная гражданка поочередно сует под нос продавцу желтые, вялые, морщинистые у хвостиков плоды.

– Товар стандартный…

– Когда он только состариться успел, ваш стандартный, – не унимается покупательница, продолжая быстро ощупывать огурцы.

– Это последние грунтовые, сезон кончился…Чего ты его жмёшь?! Чего ты его мнешь?! – злится мужик. – Это тебе не э-э-э… – ему хочется сказать крепкое словцо, но он сдерживается, – не это самое…пенис, – вспомнил он культурное выражение, – тверже не станет!

Смех, фырканье, возмущенные возгласы сливаются в очереди в общий гвалт.

Евгений взглянул на часы. Вспомнил, что не взял билет, и направился к кассе. Миловидная девушка, ожидавшая электричку, остановила на нем заинтересованный взгляд, улыбнулась, поощряя к знакомству. Евгений изумился было – давно уже хорошенькие девчонки не строили ему глазки, но вспомнил: «Ах да, я же теперь не почти сорокалетний зрелый муж, а юноша, вдобавок симпатичный… Лора, чего доброго, теперь еще ревновать начнет..» Он улыбнулся девушке в ответ, но не подошел.

Это мимолетное молчаливое кокетство окрылило его, исполнило уверенности. Он продолжал улыбаться – теперь уже своим мыслям. Радость переполняла его: всё, он неузнаваем. Можно легализоваться. Евгений сел в электричку с твердым намерением завтра же отправиться домой.

* * *

Сойдя с электрички и на всякий случай осмотревшись, Евгений набрал номер мобильного телефона, специально купленного Зотовым на постороннее лицо.

– Привет, Серега! Это Олег… – По радостному возгласу друга он безошибочно определил, что там все в порядке, и весело продолжал: – Ты правильно понял… Давно не виделись, решил заглянуть к тебе по соседству…Что? Уже иду…Как тебя легче найти?

– Держись по направлению к храму, я тут в переулке рядышком. Очень удобно – на службу частенько хожу…

Андрей назвал свой адрес. Евгений хотел было попросить, чтобы тот вышел его встретить, но спохватился: как он его узнает? Оба они теперь другие…Евгений нашел дом быстро и в приподнятом настроении ввалился в прихожую маленькой, как келья, квартирки, которая, видно, и предназначалась для храмовой обслуги и которую снимал теперь Зотов, прямо в его могучие объятия.

– А поворотись-ка, сынку, – так, кажется, говорил Тарас Бульба? – смеялся Евгений, оглядывая Зотова.

– Какой я тебе «сынку», юнец сопливый, – отшучивался Андрей, толкая, тиская, хлопая Евгения по спине, по плечам. – А вообще-то хорош! Рост твой, стать тоже, но в целом облик совершенно другой!

Андрей тоже совершенно изменился – встретив на улице, Евгений теперь его не узнал бы. Рослый крепкий брюнет с синими глазами – признак породы – донор был что надо. Неотразим для девиц.

– Да тебе же прохода теперь от девок не будет! – любуясь им, качал головой Евгений.

– Скажешь тоже. – Андрей махнул рукой. – Девицы сейчас меркантильные, им олигархов подавай, банкиров, на худой конец фирмачей или что-то в этом роде – словом, денежный мешок. А я что?

– Но и тебе такие не нужны. Есть и те, что ценят голову на плечах…

Они распили бутылочку под деликатесы из соседнего универсама, обсуждая свою предстоящую жизнь.

– Видишь ли, у меня есть девушка, на которой я собирался жениться, – признался Андрей. – Но я-то прежний исчез! А она ничего не знает, я не сказал…

– И правильно сделал, – одобрил Евгений. – Могли бы и за нее приняться, вытрясти все, что известно. И что было бы сейчас с тобой, с нами? А о ней не беспокойся, я думаю она тебя другого тоже полюбит. Начнешь настойчиво ухаживать – не будет же она несколько лет ждать человека, пропавшего бесследно даже не в военное время… Тем более, что и по возрасту ты к ней приблизился. В крайнем случае под большим секретом признаешься, что вынужден был сделать пластическую операцию, чтобы остаться в живых.

– Тут есть еще один важный момент. – Андрей поставил стакан, откинулся на спинку дивана. – Я много об этом думал. Семья предполагает рождение детей. Но введение чужой РНК неминуемо влияет на собственную ДНК, причем это влияние непредсказуемо. И как оно может сказаться на потомстве, науке пока неизвестно. Могут рождаться уроды. Хорошо, конечно, что у нас уже есть дети…

– У нас?

– Да. У меня тоже есть ребенок, дочь. Внебрачная. Я хотел жениться на ее матери, но она какая-то “безбашенная”, совершенно не моего типа, уровня что ли, наш брак был бы мучением. А ребенку я помогаю. Но моя будущая жена наверняка когда-нибудь захочет детей.

– Не обязательно, – возразил Евгений. – В крайнем случае можно пойти и на экстракорпоральное[7]7
  Экстракорпоральное оплодотворение – слияние мужской и женской половых клеток искусственным путем, в пробирке, с последующей подсадкой эмбриона в организм матери.


[Закрыть] оплодотворение, есть банк спермы от надежных “производителей” – жена и знать не будет, что семя не твоё… Слушай, давай не будем. – Евгений даже замотал головой. – Все предусмотреть и предвидеть невозможно, проблемы надо решать по мере их поступления.

– Но некоторые уже поступили. Надо где-то жить. А по прежней квартире могут выследить.

Евгений пожал плечами. Что за сложности…Можно продать, купить другую. Москва велика, затеряться легко, если нужно. Они с Лорой давно решили, что купят взамен своей две квартиры рядом, одну якобы для сводного брата Олега.

– Найми риэлтора, пусть продаст квартиру и оформит у нотариуса задним числом, когда ты ещё был Зотовым, – сказал Евгений. – Опытный сотрудник фирмы найдет способ сделать все как надо. Он же подберет тебе другую, на новое имя. Прямо сейчас и займись.

– А работать где? Неужели заново поступать на биофак или в медицинский?!

– Да ты что! Зачем?

– А документы, с документами как? С дипломами, с докторской?

– Сообразим. И не такое сообразили!

Оба рассмеялись. Они были молоды, здоровы, образованны и умны, счастливо избежали серьезной опасности и все, чем осложнялось сегодня их новое положение, казалось пустяками.

– К Бородину вернемся, – подытожил Евгений. – Он мужик башковитый, сам знаешь. И справедливый. Не пропадем!

* * *

Закончив прием, Сухиничев углубился в размышления. Да и было над чем поразмыслить. Впервые за последние недели он был в хорошем расположении духа: вот уже месяц, как не было никаких признаков того, что снова потребуется откачивать жидкость (а с ней и плазму, столь необходимую организму!), удушья не наступало. Он со страхом считал дни, и чем больше их набегало, тем явственнее начинал звучать в нем «надежды маленький оркестрик»[8]8
  «Надежды маленький оркестрик» – слова из песни Булата Окуджавы.


[Закрыть]: а вдруг? Вдруг именно его случай станет исключением из правил, и он, единственный счастливчик, избегнет неизбежного? Мысли толпились в нем, отвлекая от карточек пациентов, он то и дело поднимал глаза от записей и устремлял в окно невидящий взор. Какое все-таки счастье – жизнь! Жизнь сама по себе, даже без тех возможностей, которые дает его высокое положение… Проснулся утром – и это уже радость… Душевная тряска, долгая и мучительная, из-за которой он был не в силах сосредоточиться ни на чем другом, кроме своей болезни, стала стихать, переходя в поиски неких конструктивных действий, которые привели бы к постепенному, незаметному примирению с Акиншиным. Ибо его нынешнее самочувствие, Сухиничев понимал, было связано с таинственной жидкостью, украденной Агафангелом из лаборатории Акиншина.

Правда, принимал он ее фактически наугад: Агафангел и сам не знал, что принес. Растерявшись среди множества колб и сосудов, он остановился на бутыли, найденной в холодильнике – она была тщательно закупорена, чем и привлекла его внимание. Записи в рабочих журналах, которые ему удалось скопировать, тоже ничего не прояснили. Они рассматривали жидкость и на цвет, и на плотность, лизали, нюхали – пахла она приятно, не то коньяком, не то персиком, и успокоились, получив заключение химиков: вещество безопасно. Сухиничев стал пить его, начиная с десятиграммовой мензурки, постепенно увеличивая дозу: а что в его положении могло ему навредить? Но похищенная субстанция кончилась, и теперь он ломал голову, как быть дальше.

Капля закатного солнца просочилась сквозь темную пелену облаков и стала медленно клониться к горизонту. «Странно, – думал он, следя за потугами вечерней зари, – почему-то врачи, лечащие онкологические заболевания, часто сами именно раком и заболевают… Рак не заразен, воздушно-капельным путем не передается. Тогда чем это объяснить? Может быть, это Божья кара за то, что на чужой беде наживаются?» А он наживался…Сухиничев стал состоятельным, очень состоятельным человеком – да и не он один – именно благодаря страшному горю других. А теперь это горе обрушилось на него самого. Не так он жил, не так… Но он изменится. Он уверял себя, что станет другим, если суждено будет выжить. Только бы выжить!

Тихо вошел и сел в кресло напротив Агафангел, дожидаясь, когда шеф освободится. Сухиничев отложил бумаги, снял очки и подпер рукой подбородок. Задумчиво поискал что-то языком за щекой, прежде чем приступить к разговору.