Текст книги "Конец эры мутантов"

– Надо посоветоваться, – сказал он ласково. – Ты, дружок, до того сметливый да находчивый, что вполне можешь быть моим заместителем, а не помощником.

Агафангел польщенно улыбнулся. «Поздновато признал, – подумал, – впрочем, может быть еще успеет сделать назначение?»

– И я снова на твою сообразительность рассчитываю, – продолжал Сухиничев. – Для начала: нельзя ли умыкнуть еще этого зелья? Мне, как видишь, гораздо лучше. Естественно, хочется закрепить успех…

Агафангел с сомнением покачал головой.

– Не знаю, шеф. Надо бы разведать – вдруг заметили? И, наверное, если все обошлось, придется увеличить гонорар сторожу. Я ведь наврал ему, что поссорился со своим напарником, который намерен всю работу приписать себе, и хочу забрать свои личные отчеты. Триста баксов решили дело.

– Подойди к Елизавете Михайловне, она компенсирует расходы и прошлые и будущие. – Сухиничев черкнул записку для кассира и протянул помощнику.

– А что сочинить на этот раз – ума не приложу, – пожал плечами Агафангел.

– Что не нашел среди взятых отчетов еще какую-нибудь важную бумагу…Предложи сумму, от которой он не сможет отказаться…Впрочем, сейчас важнее другое, что я и хочу с тобой обсудить. Не повидаться ли тебе с Акиншиным?

– В качестве кого? Парламентера? – Агафангел не мог скрыть недовольное выражение: в случае неудачи виноватым окажется он – не сумел договориться.

– Именно, – подтвердил Сухиничев. – Поговорить о возможности совместной работы, о преимуществах такого альянса: у меня имя, моя помощь обеспечит ему поддержку всего научного сообщества… А в итоге выиграет наша наука, страна…

«Наконец-то понял», – отметил про себя Агафангел. Сейчас он и сам был бы не прочь поработать с Акиншиным, но что он, всего лишь помощник всесильного Сухиничева, не имеющий научного имени, мог ему предложить? Чем помочь?

– Правда, Акиншин строптивый, – продолжал Сухиничев, – вряд ли он согласится на то, чтобы группу совместной работы возглавил я. А мне, понятно, не к лицу оказаться на задворках.

Агафангел хмыкнул. Ему были понятны тайные помыслы начальника. Осмелев от его похвал и зависимости от его, Агафангела, усилий, он позволил себе высказаться со всей прямолинейностью.

– Не о том думаете, шеф. Надо жизнь спасать, а не о главенстве беспокоиться. Кто на первых ролях, кто на вторых – сейчас это дело десятое.

Сухиничев насупился. Обсуждать-то обсуждать, но к вольностям в обращении он не привык. В этом кабинете так не разговаривают. Однако внутренне с помощником согласился: в самом деле, чуть легче стало – и он уже расхрабрился, все, прежде неважное, снова в его глазах обретало цену и смысл. Поэтому он не дал своей натуре взять верх, обидеться. Молча взял со стола миниатюрные настольные часы, вставленные в малахитовую полусферу, машинально повертел и поставил на место. Сказал со вздохом:

– Пожалуй, ты прав. Приступай безотлагательно. И немедленно докладывай, что и как. «Действительно, сейчас важно сблизиться, – думал он. – А там, если выздоровею, сумею взять реванш».

Агафангел тут же принялся за дело. Но когда он отправился на переговоры, ни лаборатории, ни Акиншина с Зотовым уже не было.

* * *

– Госпожа Акиншина? Мы по вашему заявлению. – Молодой человек в гражданской одежде предъявил Лоре удостоверение работника милиции, представил в качестве помощника своего спутника. – Надо побеседовать в связи с исчезновением вашего мужа.

– Да-да, конечно. – Лоре даже не потребовалось принимать печальное выражение, лицо у нее невольно вытянулось, едва она взглянула на его напарника: в нем она с изумлением узнала незнакомца, с которым добиралась из Истры в продуктовом фургоне и который провожал ее домой. Попутчик, однако, не смутился, даже улыбнулся ей как старой знакомой:

– А я и не знал, что Акиншина – это вы. Какая приятная неожиданность! Я имею в виду себя, а не ваш прискорбный случай, – поспешно пояснил он.

«Знал, знал, еще как знал, если даже следил, – мгновенно прозрела Лора относительно своего попутчика и любезного провожатого. – Интересно, что он здесь выследил?»

Но тут настал момент удивиться агенту: из кухни, вытирая руки фартуком, появился дачник, которого он видел у родителей Акиншина в Истре.

– И господин Шашин, оказывается, здесь? – воздел брови агент.

– А вы и здесь ищете нелегалов?

– Нет. Просто помогаю милиции в сложных обстоятельствах, – проигнорировав подковырку, ответил сыщик, – в данном случае в розыске ученого.

– А вы его хоть раз видели? – не отставал Евгений. Он хотел выудить что-нибудь полезное для себя, какую-то информацию от этого типа с памятью профессионального шпика.

– Это необязательно. Я психолог. А психология рассматривает и анализирует все возможности и мотивации.

– Ну и каковы мотивации у нелегалов? – спросил с усмешкой Евгений. «Тоже мне, психолог нашелся…» так и читалось на его лице. – А у брата, приехавшего помочь сестре?

Лора метнула на мужа осуждающий взгляд: к чему эти издевки, стоит ли обострять?

«Ах, так это брат…» – с облегчением подумал сыщик, мучившийся предположениями, кто бы это мог быть и какое отношение имеет к Акиншину. И, словно угадав мысли Лоры, сказал с укором:

– Зря вы так. Друзья Акиншина очень обеспокоены его поистине загадочным исчезновением и просили меня помочь.

– А враги? – не унимался Евгений.

– То есть?

И снова Лора посмотрела на мужа предостерегающе, даже головой качнула: так и выдать себя можно, казалось, говорил ее взгляд. И обращаясь к сыщику, пояснила миролюбиво:

– Брат имеет в виду – не происками ли врагов мы лишились отца и мужа…

«Психолог» тем временем старательно прислушивался к звукам, доносящимся из соседней комнаты, но милиционер почему-то не торопился с осмотром квартиры, собираясь, видно, ограничиться расспросами. И не выдержал, предложил сам:

– Давайте начнем с осмотра кабинета, может быть появится какая-то зацепка, что-то послужит толчком в наших поисках.

Все пошли в кабинет через подозрительно шуршавшую комнату, но там просто играли дети. В кабинете на столе громоздились книги и журналы, стоял в готовности микроскоп, перед которым на подоконнике выстроились наполненные чем-то колбы и реторты, что указывало на свежие следы занятий.

– Мы ничего здесь не трогали, – поспешно пояснила Лора, – все осталось как было при муже.

И пока шли расспросы – что, когда, как, кто звонил, приходил, с какого момента и прочее, сыщик сравнивал, сопоставлял, анализировал, и по мере того, как он углублялся в свои размышления, его все больше одолевало беспокойство: «Там Шашин, тут Шашин…» Он действительно не представлял, как выглядел Акиншин, но этот юнец на роль ученого явно не подходил. И все-таки увиденное здесь его настораживало. Казалось бы, ничего необычного: парень жил на даче почти у родственников, приехал помочь сестре… Но почему брат спокойно отдыхал и не помышлял ни о какой помощи, когда все, что называется, стояли на ушах? Почему появился только через три месяца? Что-то было здесь не так, что-то не укладывалось, не связывалось, что-то они знают, что-то не договаривают, и он это чувствовал. Может быть, проверить родственные связи этого Шашина? А заодно и адрес… Вдруг именно там скрываются Акиншин и Зотов? Надо обязательно сказать о своих подозрениях мистеру Джеймсу. Сотруднику милиции он ни словом не обмолвился.

У подъезда их ждала машина. Но от любезного предложения подбросить его домой сыщик отказался:

– Спасибо, я тут должен еще кое-куда зайти, а потом в магазин за провизией. – И после прощального рукопожатия направился к автобусной остановке. В действительности он очень спешил поделиться с мистером Джеймсом своими соображениями. Пусть он по своим каналам выяснит родословную Лоры. «А уж паспорта и регистрацию этого молодца, – думал он, – я сумею проверить и сам.»

На остановке он достал мобильный телефон, но не успел даже набрать номер: в толпу ожидающих транспорта на полной скорости влетела «Тойота», снесла столбы, скамью, стеклянную стенку, распластав попутно несколько человек. Среди груды стекла, металла и человеческих тел в луже крови лежал «психолог», «общественник», помогавший милиции в розыске ученого Акиншина. Он не почувствовал боли от страшного удара, в меркнувшем сознании он вдруг ощутил себя маленькой точкой, одиноко несущейся в черной бездне космоса, звуки, звеневшие на одной высокой ноте, облекли его со всех сторон и чудились ему голосами далеких миров. Давящий, какой-то осязаемый в своей мучительной тяжести мрак навалился и пригвоздил его к земле, с которой ему уже не суждено было подняться.

Вечером в телевизионной передаче «Дорожный патруль» сообщили о ЧП на одной из московских улиц: по вине пьяного водителя автомобиля, врезавшегося в толпу на автобусной остановке, погибли пять человек.

* * *

Мистер Джеймс Элиот шагал из угла в угол своего кабинета, покуривая и обдумывая, что бы еще добавить к тому комментарию, который он только что передал в редакцию «Нью-Йорк Дэйли Ньюс». Довольная улыбка свидетельствовала о хорошем настроении, и было отчего: ему удалось раньше всех отправить поистине сенсационное сообщение из Чечни, добытое по своим каналам, и он ожидал произведенного впечатления. А что оно будет максимально благоприятным, он не сомневался. За последнее время ему все чаще доставались похвалы, вполне заслуженные, ибо он обгонял своих соперников из других иностранных отделений, а восторженные отзывы не только ласкали его профессиональную гордость, но и сулили более серьезную и привлекательную карьеру, чем просто денежная должность в этой безалаберной стране.

Но была и некая неудовлетворенность: несговорчивость Акиншина мешала ему выполнить просьбу сэра Бэкхема. И хотя это никак не зависело от усилий и деловых качеств мистера Джеймса Элиота, но все же портило ему настроение. Едва он подумал о неприятном для себя моменте, как раздался телефонный звонок из Нью-Йорка: звонил сэр Бэкхем.

– Передайте Акиншину, что мы готовы пойти на некоторые уступки, – доносился далекий, но внятный голос. – В конце концов не обязательно их выполнять. Юрист составил договор так, что существуют замаскированные лазейки, которые не сразу заметишь. И даже если заметишь, доказать будет сложно. Когда можно вылететь реально?

– Не знаю, сэр. Акиншин исчез. Мы не можем его найти нигде уже больше месяца. Жена рыдает…

На линии повисло почти минутное молчание.

– А Зотов? – обрел наконец дар речи сэр Бэкхем. – Поговори с Зотовым.

– Я уже думал, босс, но разговаривать не с кем – Зотов тоже исчез.

– А семьи? Что делается в семьях?

– Зотов не женат, а родителей у него нет – он детдомовский. Жена Акиншина подала заявление о розыске. С ней только ее сводный брат, чтобы помочь на первых порах – надо что-то делать с виварием.

Сэр Бэкхем помолчал. – А вы уверены, что это брат? – спросил наконец. – Нет ли там следов пластической операции? – Я сам был там после гибели агента, – с уверенностью в голосе ответил журналист. – Это другой человек. Когда они с сестрой и милиционером пошли осматривать кабинет Акиншина, я успел заглянуть в документы, они лежали на серванте: Шашин Олег Николаевич.

– Открыто лежали…Очень подозрительно. А дети, как дети называют этого сводного брата? – Дядя Олег. Я спросил аккуратно так: «А не знает ли дядя…» – «Дядя Олег», – подсказали дети. «А не знает ли дядя Олег, где папа?» «Дядя Олег говорит, что папа уехал в командировку и там заболел, приедет, как только поправится».

– И все-таки надо еще раз проверить. Разведайте, проверьте все институты, центры косметологии, там фиксируются все пациенты.

– Но он мог оперироваться и по чужим документам, если на то пошло. При таком бардаке, как здесь, все можно купить, вопрос в цене. В конце концов, его могли и пристукнуть где-нибудь, ограбить…

– Что, обоих? И никаких следов? Скорее, в заложники могли взять…Надо найти его во что бы то ни стало. Денег не жалейте. Милицию задарите деньгами и подарками – мол, друзья волнуются, скинулись на тщательный розыск. Топтунов наймите, прослушивание телефонов организуйте…

– Все сделаю, сэр, что возможно и невозможно. Я сообщу.

* * *

Они сидели на кухне обнявшись, как любовники после долгой разлуки. Лора время от времени отстранялась и, вглядываясь в лицо Евгения, улыбалась. Не потому, что в таком облике он ей нравился больше, чем в прежнем, просто она радовалась, что все получилось как надо, и ее любимый мужчина снова с ней, а опасность для семьи осталась позади. Евгений при этом снова притягивал ее к себе и тихо, едва касаясь, целовал в щеку.

– Ну как ты там жил, что поделывал кроме работы? – Лора повертела пальцами прядь его посветлевших волос.

– Да дел было полно – и по дому, и так… – пожал он плечами. – Попугая ловил…

– Попугая? – изумилась Лора. – Откуда там попугаи?

– Наверное вылетел у кого-то из клетки, а дорогу домой, говорят, даже самые умные из них на найдут. А может быть, не хотят в клетку, выбирают свободу. Жаль было беднягу. Пока в садах урожай не убрали, он еще как-то кормился, а когда осень подступила, ничего, кроме рябины, не осталось. Ночи холодные, корма нет, да еще и вороны бьют чужака… Отец наладил ему кормушку, положили туда всего – крупы, семечек, арбуза кусочки, яблоко – в общем, шведский стол ему устроили, мы же не знаем, что попугаи едят. В зоопарк звонили – может, отловят для себя. Там сказали, что возможности нет, но если мы сами поймаем, то возьмут. Орешками, говорят, приманите, ни один попугай перед орешками не устоит. Ну взяли мы клетку, орешков насыпали, не тревожили, чтобы привык там кормиться. А захлопнуть клетку не можем – он и на двадцать метров к себе не подпускает. Мы с отцом целую систему веревочек и блоков соорудили, чтобы опустить дверцу на расстоянии. Поймали-таки беглеца. Брат отвез его в зоопарк.

– Как интересно! – оживилась Лора. – Надо детям рассказать. Давай съездим все вместе в зоопарк, покажем им спасенного попугая.

– Обязательно, – согласился Евгений, – в этот же выходной. Ну а здесь как было без меня?

– Тоскливо, – сказала Лора. – Папы у детей нет, мужа у мамы нет… Я не представляю, как живут одинокие женщины. У меня хоть дети есть…Знаешь, я так неотступно думала о тебе, что даже стихи сочинила.

– Ну-ка, ну-ка… Давай.

 
– Как дни безрадостно похожи,
Скучны, длинны – уехал ты…
Мне всё мерещатся в прохожих
Твои походка и черты.
Ещё хранит твоих объятий
Чуть слышный запах табака
Моё растрепанное платье,
Тебя ласкавшая рука…
Прижать бы к сердцу в пылкой ласке
Волос пшеничное жнивьё!
Ты – мой триумф, моё фиаско,
Восторг, отчаяние мое…
 

– Ах, ты моя Сафо! – растроганный Евгений притянул жену к себе и поблагодарил нежным поцелуем. – Только почему «фиаско», «отчаяние»?

– Это мой страх, боязнь потерять тебя, – помолчав, пояснила Лора.

Евгений широко раскрыл глаза и с удивлением посмотрел на жену.

– Ну ты сейчас молодой, юноша, можно сказать, вдобавок красивый…

– А раньше не был?

– Был, был, конечно, хотя и по-другому, но мы тогда были почти ровесниками, – уточнила Лора. – А сейчас ты чуть ли не на двадцать лет меня моложе.

– Ну это почти незаметно.

– Ещё как заметно! И на тебя будут вешаться девчонки, среди которых есть и смазливые, и хваткие…

– Я же не бабник, ты знаешь, шашни не для меня. И тебя люблю. – Евгений снова, едва касаясь губами, поцеловал щеку жены. – Да и занят я делом поважнее, чем любовные приключения.

– А вдруг в какой-то момент не устоишь…Полигамия у мужиков в крови.

– Ну ты как Умная Эльза из немецкой сказки, которая, спустившись в погреб, видит топор на стене и начинает рыдать, представив, как выйдет замуж, родит ребенка, как ребенок заглянет в погреб, а на него упадет этот топор и убьет его…

Лора рассмеялась. – Критику принимаю.

– Так что выбрось из головы эту муть, – заключил Евгений. Лора погладила руку мужа. Крепкая мужская рука, а кожа нежная-нежная, как у ребенка. Она покосилась на свои руки, безвременно стареющие – вены, вьющиеся синими шнурами, стали явственно обозначивать свои русла под кожей. Бесконечные стирки и уборки, полупудовые сумки с провизией, которые приходилось таскать, особенно за время отсутствия мужа. «Седину можно скрыть подкраской, – думала она, – морщины разгладить кремами и масками, пластической операцией наконец. Руки не обманут никого.»

– Слушай, а нельзя ли и мне «помолодиться»? – вырвалось вслух ее беспокойство.

– Не сейчас, – ответил Евгений. – Мы же это обсуждали, – напомнил он. – Иначе что получится – сначала отца у детей не стало, потом не будет и матери…

– Как это не будет?

– Ну внешне совершенно чужая тётка. Как это детям объяснишь?

Да и подозрительно будет для тех, кто нами интересуется. Живо просекут, в чем тут дело.

– А если немного? Только чтобы по годам до тебя чуть-чуть дотянуться… – Она умоляюще посмотрела на мужа. Что бы он ни говорил, что бы ни обещал, Лора женским чутьем ощущала неоднозначность ситуации.

Евгений задумался. Взгляд стал отстраненным, Лоре хорошо был знаком этот отсутствующий взгляд, обращенный внутрь, в собственные мысли, где шла скрытая и напряженная работа.

– Пожалуй, можно попытаться, – наконец вымолвил он. – Чтобы немного подправить возраст, я думаю нужно сделать не весь курс инъекций, а остановиться на каком-то этапе. Но все равно надо найти женщину, похожую на тебя. Хотя на тебя никто не похож, ты единственная и неповторимая! – весело воскликнул Евгений. – Не волнуйся, – он погладил жену по голове, – я как только оформлюсь на работу, начну регулярно навещать морг – якобы в поисках материала для опытов. Со временем подходящий экземпляр обязательно отыщется – с твоим цветом волос, глаз, типом лица. Это на всякий случай, чтобы избежать заметных изменений внешности.

Лора благодарно обвила руками шею мужа.

– А как ты думаешь, надо ли признаться Бородину в ваших метаморфозах? – спросила она в мыслях об их будущем и в первую очередь о будущем мужа.

– Не надо бы, но придется, – отозвался Евгений. – Мы же устраиваемся к нему на работу и нужно пояснить, кто есть кто. Но раскроемся только в части изменения внешности, не более. – Он тихонько зевнул, прикрыв рот ладонью. – Пойдем, роднулька, уже поздно. Завтра хлопотный день.

* * *

Через несколько дней в институт, возглавляемый академиком Бородиным, были приняты по конкурсу два молодых и талантливых научных сотрудника – Шашин Олег Николаевич и Копонев Сергей Викторович.

* * *

Выйдя из парадной Радиокомитета, Варя побрела к метро. Впереди шумела Пятницкая улица, живя своей обычной суетливой жизнью, много раз виденная, она ничем особенным не останавливала ее внимания. Тяжелый нервный день остался позади, но к облегчению, которое Варя всегда испытывала, закончив трудную работу, сейчас примешивалась тоска от ощущения, что так будет всегда. Изо дня в день. Одно сбросишь с плеч, следующее уже на подступах. В череде ежедневных событий, происходящих в стране, постоянно присутствует нескончаемая цепь ее повседневных обязательств по их отслеживанию, освещению, осмыслению, яркой подаче. Ее добросовестная и обстоятельная натура уныло констатировала, что как бы ни была интересна журналистская профессия, продыха в жизни у нее не будет. Одна отдушина – любовь, Андрей. Но где он?

Держа руки в карманах пальто, Варя слегка приподнимала его полы, чтобы не забрызгать их черной жижей, в которую превращалась наледь, политая от скользоты какой-то химической смесью. Дело шло к весне, в редакции уже составляли графики отпусков, а она все никак не могла определиться. Варя все еще надеялась на появление Андрея, с которым они ездили отдыхать вместе, но о нем так ничего и не удавалось узнать. Поначалу она даже думала, что Андрей ее бросил и не дает о себе знать, избегая объяснений, хотя это казалось невероятным. Но потом, вернувшись с южного курорта, куда она, обиженная, с досады отправилась одна, Варя узнала, что одновременно исчез и Евгений, и это никакому осмыслению не поддавалось. Она встревожилась, с тех пор тревожное ожидание стало постоянной составляющей ее повседневной жизни, отступая лишь на время напряженной, поглощавшей все силы работы, но порой внезапно растворялось в приливе уверенности: скоро все уладится, недоразумение рассеется и все станет на свои места – недаром же говорят, что жизнь идет полосами, сейчас полоса черная, должна же появиться и светлая, и она вот-вот появится. А светлая неизбежно ассоциировалась с Андреем. Не может быть, чтобы впереди снова было одиночество…

Ей вспомнился тот сиротливый отдых на море, где она надеялась отойти от горестных мыслей. Было в том времяпровождении и смешное, и грустное, и занятное, а в целом – ничего хорошего. Отвлечься от переживаний не получалось, она лишь острее ощущала свое одиночество. На курорте жили, как всегда живут на курортах – опережая время, в недели переживая то, на что в обычной жизни отводятся месяцы и годы, вокруг влюблялись, легко сходились, ревновали, разлучались и утешались новой связью… Ее взгляд с завистью задерживался на обнявшихся парочках, и хотя через несколько дней им предстояло расстаться, в большинстве случаев навсегда, от их счастливого вида боль ее, забытая было в сутолоке дня, вновь напоминала о себе. На легкомысленный флирт после всего, что было у нее с Андреем, как-то не тянуло. А для чего тогда она ехала сюда? И отвечая на задаваемый самой себе вопрос, она лишь неопределенно пожимала плечами.

На пляже тесно. Вдоль берега, насколько хватает взгляд, тела, тела, тела… «Как на лежбище котиков», – думала Варя. На «лежбище» из-за близкого соседства тел слышны все разговоры. Мужик, упитанный и овальный, как тюлень, делится с приятелем:

– Я ее вёл-вёл, ища темное и уединенное местечко, а когда пришли, она стала меня отпихивать: «Вам понравилось бы, если бы ваша жена вам изменяла? Вот то-то. И я не собираюсь». Представляешь? Эта дура думала, что я ее на прогулки приглашаю, для интеллектуальных бесед, что ли…

– А ты чё? – лениво отозвался собеседник. Сверкнув зеркальной лысиной, он повернулся на живот, подставив солнцу обильно татуированную спину. – Приступал бы сразу, без обиняков…

– Да хотел обставить как-то романтичнее, посолиднее, что ли…

– Ничего себе посолиднее – в темные кусты, – хохотнул приятель. – Посолиднее – это в ресторан, номер в гостинице или комнату снять, а не пиджак расстелить на чьей-то куче в траве…

С другого боку доносились, хоть и сказанные вполголоса, секреты двух подруг.

– Куда ему… импотенту, – с презрительной злостью говорила дама средних лет, укрытая от солнца огромной шляпой. – А мужик обалденный, – голос стал словно мечтательным, – красавец. Ухаживал – как граф. А потом… Что с тобой? – спрашиваю. А он чуть не плачет: думал, говорит, что это только с женой у меня не получается, а оказывается вообще… Дать бы, думаю, тебе по морде за твои эксперименты с живыми людьми, да уж лежачего не бьют… А он хнычет: если бы знал, лучше пьяницей оставался бы… То есть? – удивляюсь. Пока пил, говорит, всё было нормально, а как лечение от алкоголя принял, так и началось. Думал, человеком стану, а стал импотентом! И самое обидное, говорит, что всё чувствую, и желание есть, а осуществляется только во сне… Что же теперь делать? Не спи, отвечаю, карауль момент…

– Ну и плюнь, – засмеялась подруга. – Тут всяких кавалеров на сезон х…ва туча…

Что верно, то верно. К Варе тоже не раз подкатывались вдохновленные её одиночеством курортные ухажеры. Но не то было у нее настроение. Впрочем, искатели знакомств не оставляли ее и здесь. В людском ручейке, струящемся к метро, она различила парня, шагавшего чуть поодаль, почти вровень с ней и не отрывавшего от нее пристального взгляда. Варя замечала его и раньше, казалось, он как-то подгадывал время, когда она возвращалась с работы. И хотя время это бывало разным, он почему-то всегда оказывался рядом. Может быть, он тоже где-то поблизости работает, размышляла Варя, но складывалось впечатление, будто он ее караулит. Она покосилась на него и отвела взгляд. Наверное, попытается завязать знакомство, подумала она и тут же почувствовала легкий толчок. Парень что-то уронил и, поднимая, будто ненароком задел Варю и стал просить прощения, преувеличенно винясь.

Молодой человек ей понравился. Судя по тому, как он глазел на нее, она тоже была ему интересна. В другое время запросто мог завязаться роман. В другое время. Если бы не Андрей…

А это и был Андрей – в миру Сергей Копонев. Он уже давно исподтишка наблюдал за Варей, бывал и перед её домом, и возле работы. Вскоре ему стало ясно, что она ни на кого другого не переключилась, живет одна, а после того, как несколько раз появлялась в его институте с расспросами о нём, понял, что она всё еще ждет. И решил действовать. Он пока не представлял, как это лучше сделать, но твердо знал – не надо больше мучить ни её, ни себя, в чем-то положившись на волю случая. Он не исключал и того, что, возможно, придется открыть всю правду.

– Надеюсь, я не сделал вам больно? – продолжал свои извинения незнакомец. – Варя устремила на него недоуменный взгляд. – Впрочем, я вижу вы и так будто не в настроении, а тут еще я… Ну да я просто обязан исправить свою оплошность. Хотите, я вам погадаю? Я ведь ясновидящий, правда, правда. Не верите? Дайте вашу очаровательную лапку. – Не дожидаясь её согласия, он взял Варю за руку и повлек за собой в сторону от людского потока. Они остановились под деревьями, по-зимнему голыми, с каркающими перед ночлегом воронами. «Сейчас и этот будет каркать», – подумала Варя, сделав движение освободиться, но парень настойчиво держал ее руку. Повернув её ладонью к себе, он деланно задумался. – Ну вот, первый вывод: у вас душевная драма.

– А у кого их сейчас нет?

– Ну не скажите. Правда, драмы у всех разные – у кого щи жидкие, а у кого жемчуг мелкий. Позвольте я сосредоточусь. У вас исчез любимый человек. Но он вас не бросил…

Варя даже отпрянула. Может, он и в самом деле ясновидящий? Но тут же опомнилась: незнакомец мог узнать об этом от кого-то в том же институте, куда она не раз приходила с расспросами. Поэтому, внутренне напрягшись, но стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, Варя согласно кивнула:

– Это правда. Но вы могли об этом откуда-то узнать, может быть, у нас есть общие знакомые…

– Лицо бывает очень выразительным, – прервал её Андрей, – и не только лицо человека, даже морда животного. У моей соседки по коммуналке была кошка, красивая, но несчастная: хозяйка каждый раз топила её котят. Как сейчас вижу эту жуткую картину: хозяйка сгребает веником на совок новорожденных котят и бросает их в ведро с водой, а вокруг с жалобным мяуканьем бегает кошка, на глазах у которой убивают её детей. Я пытался вмешаться, но меня осадили: «Вы что?! Да она через пару месяцев ещё принесет, куда мне их девать?!» Я говорю, потому и принесет так быстро, что вы нарушаете её природный цикл. Пока она кормит хотя бы одного, инстинкт размножения молчит, гормональный баланс в норме. А вы его сдвигаете… Мой друг Евгений, когда был у меня в гостях, сказал, увидев эту кошку: «У неё душевная драма».

Андрей намеренно упомянул Евгения и впился взглядом в лицо Вари. А ее при этом словно толкнули: у Андрея тоже был друг по имени Евгений! Она молчала, переваривая услышанное и не отнимая руки, которую молодой человек снова принялся усердно разглядывать.

– Вы познакомились с вашим другом на одном из ваших заданий, – приговаривал он, со значительным видом водя пальцем по линиям, впадинам и бугоркам её ладони. – Что-то у вас не ладилось, и он вам помог. Вернее, вы воспользовались его присутствием… – Он снова исподлобья взглянул на неё. Хотел добавить про сумку-сундучок, сыгравшую в этом знакомстве основную роль, но решил повременить – не всё сразу, надо постепенно подвести Варю к себе в своем новом качестве.

А она замерла. Откуда у него эти подробности, известные только ей и Андрею? Может быть, это пароль какой-то, попытка Андрея через него дать знать о себе? Варя жадно вслушивалась в его слова, рассчитывая по намёкам и обмолвкам узнать как можно больше, сложить из клочков словесного калейдоскопа нечто целое и важное. Ведь то, о чем сказал этот «ясновидящий», именно так и было!

Всё произошло в тот далекий день, когда она, практикантка, делала свои первые шаги в журналистике. Тогда, получив свое первое задание, Варя пришла в Колонный зал заранее. Взволнованная доверием, гордая своей причастностью к важному делу – с её мнением будут считаться, его ждут! – вошла она в ложу прессы. Там уже сидели корреспонденты некоторых изданий, они были знакомы друг с другом и обменивались сведениями о предстоящем мероприятии. Прислушиваясь к их словам, Варя внимательно следила за происходящим на сцене и вскоре исписала почти половину блокнота, в то время, как ее соседи едва притрагивались к авторучке. Но связного рассказа, лаконичного и схватывающего суть, подобно тем складным текстам, которые она привыкла слышать по радио, никак не получалось. Варя лихорадочно листала записи, пытаясь найти хоть какую-нибудь интересную подробность, зацепившись за которую можно начать заметку, сделать её занимательной, но кроме банальности и скуки, соответствующей тому, что происходило на сцене, ничего не находила. Председатель «дирижировал» собранием, по его знаку все то аплодировали, то вставали, то приветствовали, то всходили на трибуну и произносили нудные, штампованные речи. Публика понемногу перемещалась в фойе, осаждая книжные киоски и буфеты, где в подобных случаях торговали чем-нибудь дефицитным.

Варя взглянула на часы и с ужасом убедилась, что потеряла уже половину отведенного времени. Закравшееся было в душу предчувствие провала вызрело в полную уверенность: она не сможет описать сегодняшнее событие так, чтобы заметка оказалась достойной главного выпуска. Была ли в этом её вина или «натуры», которую порой трудно спасти словесными ухищрениями? Она не знала. Если бы появилась сейчас другая возможность реабилитировать себя…Она вспомнила ещё об одном событии, которое отмечалось в театре по соседству, – она знала это из пригласительного билета, который репортёр отдела на её глазах бросил в корзину – у него было достаточно других заданий на этот вечер.

И она решилась. Но уже по дороге в театр Варя поняла, какую трудную поставила перед собой задачу. Приглашения не было. Подъезд осаждала толпа театралов, карауля «лишний билетик». Время от времени сквозь нее продирался счастливец, размахивая заветным листочком, перед которым все расступались, как перед парламентёрским флагом.

Несколько секунд Варя осматривалась, изучая обстановку, пока не увидела приближающегося к подъезду высокого парня с большой модной сумкой через плечо. Ей сразу бросилась в глаза эта сумка, черная, продолговатая, с боковыми карманами, ремнями и пряжками – отличная сумка-сундучок, похожая на футляр видеокамеры. Как загипнотизированная, не отрывала она глаз от этой сумки, пока парень, придерживая её за ремень на плече, пробирался сквозь толпу. В другой руке он держал наготове приглашение. В мгновение ока Варя очутилась рядом.