Текст книги "Честь таланта. О литературе и России"

В небе над Иорданией

Официально. В июле 2010 года в Аммане проходила научная конференция, посвящённая творчеству иорданского писателя Монеса Раззаза, на которую собрались литераторы из Сирии, Ливана, Йемена, Саудовской Аравии, Туниса, Марокко, Египта, Турции и других стран. По приглашению Лиги писателей Иордании и при содействии Российского культурного центра в Аммане и лично представителя Россотрудничества в Иордании Александра Дорофеева в работе форума приняли участие литераторы из России – критик, председатель Гражданского литературного форума Капитолина Кокшенёва и прозаик Лидия Сычёва.

1. Арабский мир

Ближневосточный пейзаж кажется величественным, когда смотришь на него из окна машины, – гигантские жёлтые складки рельефа, известняковые камни, крупный песок да редкие пыльные колючки у дороги. Но сделаешь несколько шагов в сторону от благ цивилизации, от авто с кондиционером, и появляется обескураживающее чувство бессилия – куда ни кинь взор, ни одной живой души, ни одного деревца или родника, ни одного строения, только холмистое, звенящее от жары безмолвие, невольно рождающее отчаяние. 90 процентов площади Иордании занимают пустыни и полупустыни.

Лишь в долине реки Иордан зелено, веет свежестью и прохладой. Правда, листья на деревьях мелкие, узкие, кроны кустистые, шарообразные – всё живое здесь стремится защититься от солнца.

Вода преобразует эту бедную, жёлто-коричневую землю. В долине за колючей проволокой раскинулись банановые плантации, рядом – фруктовые сады, зреют на деревцах услады Востока – абрикосы, персики, апельсины. По этой земле ходил Христос, и здесь словно остановилось время. Будто и не было двух тысяч лет, будто и не было заповедей любви – Западный берег реки Иордан оккупирован Израилем, граница проходит прямо по воде. Русских туристов, по традиции стремящихся окунуться в святые воды, предупреждают: нельзя заходить за середину узкой речушки! Завоет сирена, и случится международный конфликт…

На Западном берегу реет на высокой мачте сине-белый флаг с шестиконечной звездой, видны пограничные постройки. Когда-то Иордан был могучей рекой, ещё в XIX веке здесь были стремнины, пороги и водопады, а теперь ширина русла невелика – 8–10 метров, воды мутно-зелёные, дно илистое. Но именно в этих местах мировая история сделала крутой вираж – здесь, на Восточном берегу, в 40 метрах от сегодняшнего течения Иордана археологи обнаружили развалины византийской церкви и основание греческой колонны, установленной на месте, где Иоанн Предтеча крестил Христа.

И мы здесь были… Смотрели на тихие будничные воды, в туманной дымке на другом берегу виднелся Иерихон.

Расцветало утро, жара ещё не набрала силу, небо было высоким, прозрачно-голубым, дышалось легко, легко… Тихая грусть поднималась из глубины души – так совпало, что мы приехали к месту крещения 7 июля, в праздник Рождества пророка Иоанна Предтечи. И – в день рождения моего брата, трагически погибшего двадцать лет назад. И сегодня, в этот же день, увольнялся из армии в запас его старший сын, Олег. Мы должны были увидеться в Москве, отметить успешное прохождение службы, но я думала о нём здесь, на берегу Иордана. «Как ныне сбирается Вещий Олег отмстить неразумным хазарам…» Племянник мой вырос воинственным, волевым человеком, непоколебимо-русским.

Что-то грозно-величественное вырисовывалось в сцеплении этих дат и событий, какая-то неслучайная, но пока не понятая мной закономерность; круг жизни двигался, то опасно накреняясь, то стремительно убыстряясь, и личные наши судьбы, словно цветы в венок, вплетались в общий ход семьи, народа, мира. День над Иорданом был ясным, легко думалось, горизонт был далёк, вера – полна и тревожна.

* * *

Иордания – страна неспешная, как и весь арабский Восток. Слишком жарко, слишком много энергии уходит на поддержание жизни, так не разумней ли поберечь силы, тем более что предназначенное всё равно сбудется?! Не скука, а знойный покой лежит над плоскими крышами Аммана.

Если смотреть на карту Иордании, то кажется, будто, расправив крылья, летит в ближневосточных песках изящная бабочка. Её сердце – столичный Амман, где живёт почти половина населения страны. Здесь не разрешают строить дома выше трёх-четырёх этажей, и владения двух с половиной миллионов жителей широко раскинулись по земле иорданской – город кажется бесконечным. Вечером в Аммане легко заблудиться даже опытному человеку – улицы похожи друг на друга как близнецы, дома, тесно стоящие рядышком, все из светлого известнякового камня. Земля в городе дорогая, и цена её растёт с каждым днём, потому возле детского сада или жилого дома здесь не встретишь игровую площадку, улицы тесно забиты машинами, тротуары – не разгуляешься… Но зато у иорданцев большие, сравнительно с нашими, квартиры и виллы. В любом доме непременно есть гостиная, место, где можно неспешно поговорить, выпить крепкого чая и вкусить восточных сладостей – право, они этого стоят.

После возвращения из Иордании я перечитала очерк об Аммане «Голубые верблюды», написанный Валентином Сорокиным в 1984 году, и поразилась: как точно поэт сумел передать атмосферу города. «Светел белокаменный Амман. Рано утром его согревает спокойно-пламенное солнце. Поздно вечером не даёт ему простыть могучее дыхание близкой пустыни… День в Аммане не наступает, а появляется сразу. Глазастый и серебристый. Серебристость – над плоскими крышами вилл, особняков и дворцов. Серебристость – над долиной, над холмами. Серебристость – над задумчивыми далями, над мудрыми древними горами».

Выступая на конференции иорданского писателя Монеса Раззаза, я говорила о том, что училась в Литинституте у Валентина Сорокина, что он – автор поэмы «Палестинец» и что нет никакого иного пути у русских для изменения ситуации в стране, кроме как вновь стать героями:

 
Волгари, уральцы, сахалинцы,
Мы идём и не отступим впредь,
Русские, мы ныне – палестинцы:
Родина за нами!
                          Или – смерть.
 

После выступления ко мне подошёл иорданский литературовед Хусейн Джумаа. Он был взволнован: «Я переводил стихи Валентина Сорокина на арабский, сопровождал его в поездке по стране!.. Пожалуйста, расскажите ему о нашей встрече – он должен меня помнить. Это очень хороший человек, настоящий русский!.. Передайте ему привет от Хусейна». Мы оба были растроганы: разъятое, казалось бы, навсегда время – соединилось…

Тема Палестины, арабо-изральского противостояния – данность Ближнего Востока, и, конечно, её нельзя было миновать в этой поездке. Арабы, у которых так сильна клановая система, весьма разобщены организационно. И всё-таки это огромный, более чем трёхсотмиллионный мир, с общим языком, традициями и обычаями. Политику Израиля тут не обсуждают: «А что о нём говорить?! Это наш враг, все и так знают». Другие точки зрения не встречались: здесь они невозможны.

Мы беседуем с Еленой, она замужем за палестинцем, много лет живёт в Аммане, уже выросли её дети, дочери разлетелись по свету, сын учится в школе. Её муж – инженер, образование получал в СССР. Жизнь Елены прошла здесь, под знойным ближневосточным солнцем. Кожа её, впрочем, так же светла, как прежде, золотистые волосы не потеряли блеска – чистейший славянский тип! И в то же время она, безусловно, палестинка – с какой горечью говорит Елена о судьбе народа-беженца! «Почему мир молчит о той же Газе?!.. Люди там живут фактически в концлагере, в тюрьме. И никому, получается, до этого нет дела». Нет дела до фосфорных бомб, до убитых и раненых детей, до перебоев с водой и продовольствием, до невиданной в мире безработицы. Чем виноваты эти люди?!

В эру спутникового телевидения и интернета Елене легче, чем прежде, узнавать о новостях из России: можно почитать свежую прессу, порадоваться острому перу Анны Серафимовой (любимый её автор из газеты «Завтра»), найти публицистику Юрия Мухина и Станислава Куняева. Прежде, в конце 80-х, с информацией было похуже, но свёкор Елены, известный палестинский журналист Мусаллам Бсейсо, сразу ей сказал: «Добром эта перестройка не кончится. С русскими разыгрывают ту же схему, что и с нами». «Так и вышло, – вздыхает Елена, – папа был прав!..»

Палестинцев в стране 2,7 млн, больше, чем местных, иорданских арабов. Естественно, что трения между хозяевами и вынужденными гостями неизбежны, хотя «сильные мира сего» в лице США, Евросоюза и Японии пытаются сделать из Хашимитского королевства мягкий буфер. Дабы палестинцы, согнанные со своей земли (только официально зарегистрированных беженцев в стране 1,57 млн), смирились с потерей родины. Может, на уровне властей этот план и работает, но вот в среде местной интеллигенции приязни к «руке дающей» не наблюдается – Америку здесь не любят. Посольство США в Аммане – неприступная крепость. Высокий забор, по углам – бэтээры с нацеленными пулемётами и пушками, на броне – солдаты с автоматами в руках. (То ли дело охрана королевских дворцов: проезжая мимо, мы наблюдали забавную сценку, когда бравый гвардеец прислонил винтовку к стене и отошёл в сторону, целиком отдавшись разговору по мобильному телефону.)

Размышляя о судьбе палестинского народа, Елена хвалит роман Кафы Зооби «Вернись домой, Халиль», который вышел в России. «Там всё правда! Можно приводить цифры, историю вопроса, а можно эмоционально рассказать историю трёх поколений палестинской семьи. Мне приятно, что этот роман написала иорданка».

В Аммане мы встретились с Кафой, и разговор наш шёл на русском языке: она училась в Москве и Ленинграде, долго жила в России, да и сейчас часто бывает в Санкт-Петербурге. Муж Кафы хорошо известен в театральном мире – Салам Кубайлат, выпускник Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии стал продюсером спектакля «Ленинградка», который в 2009 году получил премию «Золотая маска». Эту притчу о блокаде, рассказанную языком кукол, Салам привозил и в Амман. А о себе он говорит так: «Я был председателем Союза студентов Иордании, был секретарём организации Компартии в Петербурге. В Иордании работал в подпольных условиях – до 1989 года коммунистическая партия в стране была запрещена и каралась тюрьмой. А я был и остаюсь убеждённым коммунистом, но принадлежность к партиям для меня никогда не была главной целью».

Что ж, подивимся прозорливости Мусаллама Бсейсо – не обманула его наша перестройка, не очаровала своими «послаблениями», эхо которых докатилось аж до Иордании. Мы теперь так «перестроились», что превратили целые регионы в пороховую бочку – редкий день там проходит без убийства, теракта, насилия. Что, взяли на вооружение опыт «арабо-израильского урегулирования»?!.. Если да, то этот хаос надолго. А если по-хорошему, то народ вопиет: нам нужна власть – от каждого по способностям, каждому по труду, нам нужны чиновники – не мздоимцы, а истинные государственники, нам нужна дружба народов – не показная, а настоящая…

Про то, какой мир на Ближнем Востоке строит Израиль, рассуждает в прессе раввин Авраам Шмулевич[13]13
  Урождённый Никита Сергеевич Дёмин. Лидер Международного гиперсионистского движения «Беад Арцейну», член Всемирного совета брацлавских хасидов. В 1991 г. репатриировался в Израиль.


[Закрыть]: «Мы возьмём кусочек Египта, территории Ливана, Сирии, часть Ирака и отщипнём от Кувейта – это и есть земля, данная Богом еврейскому народу. Кнутом мы освободим нашу землю, а живущим на ней народам предложим выбор: либо умереть, либо жить по нашим правилам… Когда Израиль возьмёт под свой контроль пространство Ближнего Востока, он произведёт зачистку по методу Александра Македонского, несогласных истребят, а покорённые народы включатся в имперскую систему».

Кнутом мы освободим землю – не в этом ли суть протяжённого во времени «арабо-израильского урегулирования», с резнёй в Дейр-Ясин, в Кибии, в Сабре и Шатиле, в Дженине?! Частью этого плана стала и оккупация Ирака Соединёнными Штатами.

* * *

О том, что Ирак – ещё одна кровоточащая рана арабского мира, мы говорим с известным писателем, публицистом, постоянным автором «Аль-Джазиры» Фаделем Рубайи. Ныне гражданин Голландии, житель Сирии, он давно покинул свою родину – Ирак. Не в нефти дело, не в мифическом оружии массового поражения и даже в неоднозначной личности диктатора Саддама Хусейна, претендовавшего на роль лидера арабов, нужно искать причины оккупации. Был за Ираком непрощаемый грешок – ракетные удары по территории Израиля во время войны в Персидском заливе в 1991 году. Потому накануне операции «по демократизации», начатой в 2003 году, в США и звучали здравые голоса, что «если бы не мощная поддержка идеи войны с Ираком со стороны еврейской общины Америки, ситуация не зашла бы так далеко».

«Наклоняя» Ирак, сильные мира сего, казалось бы, косвенно помогали Тель-Авиву возобновить переговоры с палестинцами на условиях, выгодных для Израиля. Не вышло: американцы завязли в этой войне, а арабы не стали сговорчивей. Зато Ирак, древняя земля Междуречья, колыбель мировых цивилизаций, являет теперь собой жалкое зрелище: 1 млн 200 тысяч убитых (раненых уже давно никто не считает), 2 млн внешних беженцев, осевших в Сирии, Иордании, Египте, Ливане, 2,5 млн «внутренне перемещённых лиц». «Накба» – «катастрофа», так называют палестинцы трагедию своего народа, изгнанного с родной земли, потерявшего родину и имущество. Новая Накба – иракская, люди бегут из разрушенной страны, и многие не видят никакого другого способа прийти к миру, как только взять в руки оружие.

По мнению Фаделя Рубайи, сейчас Ирак стоит на пороге распада, и к этому страна подводилась в ходе всей американской оккупации. Ближайший прогноз писателя неутешителен: вывод войск приведёт к гражданской войне со всеми неизбежными последствиями. Что же касается позиций России в этом регионе, то они всё ещё сильны, но дипломатическое безмолвие неизбежно ведёт к потере влияния.

Раздробление Ирака – часть глобального плана по раздроблению национальных государств: «Ирак – тактическая цель, Саудовская Аравия – стратегическая, а приз за победу – Египет». Каждый день в оккупированной стране гибнут люди: по мнению Рубайи, это не свидетельство системного ухудшения ситуации (просто потому, что хуже некуда), а выражение политического кризиса. В колыбели мировых цивилизаций идёт последовательная ликвидация «культурного слоя» – в Ираке развернулась настоящая охота за врачами, инженерами, учителями. Методично истребляется национальная интеллигенция, две трети преподавателей вузов уничтожены, убиты более тысячи врачей, 350 писателей и журналистов. Вот такая «демократизация»…

Разговор наш с Фаделем Рубайи получился нелёгким. Вывод писателя неутешителен: «Решение политического вопроса снимет многие проблемы с безопасностью внутри страны. Но прежнего Ирака не будет уже никогда».

* * *

Нам повезло с погодой – в разгар лета не было палящего, изнурительного зноя. Жарко, за тридцать градусов, но вполне терпимо, если передвигаться по теневой стороне улицы. Но всё-таки до чего же не похожа Иордания на Россию – здесь всё другое – земля, климат, традиции. И потому тоска по родине уже посещает моё сердце – в гостях хорошо, а дома лучше!..

А каково же тем, кто уехал сюда навсегда?!.. Не все наши соотечественницы, в отличие от Елены, счастливы в заморских краях. Вот хрупкая женщина в мусульманской одежде торгует товарами с русской маркой – гречкой, сушками, тульскими пряниками, предлагает сусло для кваса: «Национальный напиток, отлично утоляет жажду». Впрочем, реклама не нужна – русские бойко разбирают товар, по Амману уже сорок точек «этнографической торговли». А новообращённая мусульманка – с голубыми грустными глазами, светлым лицом. «Что же вы веру нашу поменяли?» – спрашиваю я. «Разочаровалась в православии, искала чего-то чистого, прочного. Но ислам как теория не совсем то, что в жизни…»

Иордания хоть и светское государство, но семейные отношения здесь отчасти регулируются религиозными нормами. Обычно славянские жёны принимают веру своих мужей. Не обязательно это ислам – в стране есть влиятельная христианская община, это около 10 процентов населения.

Главным потрясением для бывшей россиянки оказалось не ношение хиджаба – к этому она была готова, а культурный шок, с которым она столкнулась в Иордании. «Здесь люди практически не читают!.. Только в одной-двух семьях из ста есть книги – у остальных запросы такого рода даже не возникают. Люди работают как заведённые с утра до вечера – деньги главное, надо думать о том, как содержать семью. Народ здесь трудолюбивый, это правда. И всё-таки мне тяжело – не хватает культурной среды».

Слой арабской гуманитарной интеллигенции невелик, но зато и уважаем в обществе. Местным журналистам и писателям их влияние не преподнесли на блюдечке – они делом и словом отстаивали свои убеждения. На конференции мне показывали людей, отсидевших большие сроки в тюрьмах за то, что были коммунистами. Так, один из лучших современных иорданских новеллистов, Хашим Гарайбе, провёл в заключении девять лет.

Писатель Монес Раззаз (1951–2002), творчеству которого посвятили форум, был приверженцем социалистических идей, и пришёл к ним вполне осознанно, поездив и посмотрев мир. После окончания школы он некоторое время учился в Оксфорде, изучал философию в Бейруте, закончил Багдадский университет. Аспирантуру в американском университете ему пришлось оставить: по семейным обстоятельствам будущему писателю надо было вернуться домой. В 1994 году Раззаз, уже автор нескольких романов, был избран главой Лиги писателей Иордании. Он был разносторонне одарён: выступал как журналист и обозреватель ведущих арабских газет, был переводчиком, публицистом, политиком, художником (на конференции представили небольшую часть его живописи и графики – мрачно-тревожные, пронизанные экзистенциализмом работы). Творчество его было и психологично, и политизированно; он задавался корневыми основами бытия, не чуждаясь злободневной полемики. Многие критики отмечали, что Монес, выпуская роман за романом, торопился жить – судьбой ему было отмеряно немного времени. Большое влияние на него оказал отец – известнейший политик-социалист на Ближнем Востоке, один из основателей партии «Баас».

В книгах Раззаза отражена история распада общечеловеческих ценностей и национальных институтов, улавливается влияние модернистов, есть «перекличка» с Прустом и Джойсом, чувствуется влияние философии Достоевского. Писатель задавался мучительным вопросом: действительно ли арабы, в сравнении с другими цивилизациями, опоздали на «ярмарку жизни»? В чём причины исторической инерции? Самые известные его работы, например «Арабы, потерявшиеся среди небоскрёбов», переведены на английский язык. Но главное, что творчество Раззаза пережило самого автора: его романы активно обсуждают в интернете молодые читатели, а книги переиздаются. Именно культура обладает мощным ассимиляционным зарядом, она может примирить (или разделить) и уж во всяком случае позволяет людям из разных стран лучше понять друг друга. Произведения «иорданского Юрия Бондарева» пока не переведены на русский язык, так что приходилось довольствоваться сведениями из докладов: «Биография как вид прозы», «Драматизм в романах Раззаза», «Страх и слово в прозе писателя»…

В один из вечеров семья писателя устроила приём для участников конференции в доме, где жил Монес Раззаз. В просторных комнатах много книг на арабском и английском языках – тут и энциклопедия «Британика», и тома классиков, и издания коллег по перу, и солидная подборка собственных сочинений. Пока родственники размещали в одной из комнат угощенье, большие блюда с аппетитным мэнсаф – сваренным особым образом рисом и кусками мяса, гости разошлись по дому, ведя неспешную беседу и дымя сигаретами.

Мы сидели на веранде и разговаривали с филологом, преподавателем Каирского университета Саиедом Бахрави. Он читает курс арабской литературы, живо интересуется происходящим в России. Его мнение: «Влияние русской классики XIX века на развитие арабского романа и рассказа огромно. Воздействие нынешних писателей из России на мир – минимально».

Саиед – изящный, худощавый, застенчивый. Даже во время рабочих заседаний конференции он не расставался с чётками. Печаль, меланхолия и задумчивость не покидали его лицо, но в этот вечер в нашей компании он повеселел и даже рассказал пару политических анекдотов – все беседы в арабской писательской среде рано или поздно сходятся к устройству социальной жизни… А наутро на нём не было лица – он едва не плакал, так велико было его горе. Умер выдающийся египетский философ, филолог Наср Хамид Абу Заид. Долгое время он пребывал в изгнании – исламистские фундаменталисты не могли простить ему новых толкований Корана. Для Саиеда смерть учителя – невосполнимая утрата.

Вот такой он, арабский мир, – в нём есть люди высокой культуры, свои философы и интеллектуалы, своя самобытная литература. Это прекрасно известно нашим востоковедам, учёным и переводчикам. Жаль, что их голос почти не слышен в современной России.

* * *

Конференция меж тем шла своим чередом. От творчества Монеса Раззаза перешли к «Судьбе арабского рассказа в первой половине ХХ века» – безо всякого перевода по частому звучанию слова «Чехов» в докладе сирийского критика Набиля Сулеймана можно было понять роль писателя в становлении ближневосточной новеллы. Разбирали эпопею палестинца Сальмана Натура «Шестьдесят лет» – о времени, прошедшем после арабо-израильской войны 1948 года. Говорили о «Роли читателя в создании художественного произведения» и о «Голосе автора в некоторых арабских романах». Кстати, литературу в арабском мире двигали преимущественно левые и коммунисты… Наконец, дошли до «Темы любви в современной турецкой прозе» – доклад о бестселлере, в котором автор-женщина описывала «сорок принципов любви», энтузиазма не вызвал.

Сообщение о юморе в коротких сирийских рассказах рассмешило зал – критик Адель Фрейжат пересказал несколько сюжетов. Одного молодого человека постоянно мучает страх, и он никак не может понять его причин. Оказывается, дело в «Докторе Живаго» – чтение романа нагоняет величайшее уныние. «Я тебя больше не буду читать, пусть другие это делают!» – говорит герой, глядя на портрет писателя. Ещё один сюжет политический: кандидат провалился на выборах, плачет – за него не отдали ни одного голоса. «Куда же делся бюллетень, который я сам бросил в урну?!..»

Главное событие конференции приберегли к финалу – чествование Ханны Мины[14]14
  Ханна Мина (1924–2018) – романист, классик арабской литературы.


[Закрыть]. В первый день форума знаменитый сирийский писатель ненадолго появился в Аммане, и я его мельком увидела – невысокий пожилой человек, седой, без черт величия. Приехал и, не объясняясь, вскоре исчез. И на заседании, где предполагалось его чествование, не появился.

Ещё два года назад он огласил своё завещание и с тех пор избегает всяческой шумихи. Литературовед Атеф Бутрос, защитивший в Москве кандидатскую диссертацию по творчеству Ханны Мины, прочитал завещание на конференции. Вот его смысл: «Я счастлив, что глаза мои увидели белый свет. В жизни мне приходилось рассчитывать только на самого себя. Я был беден, страдал, долго воевал с несчастьями и победил их. Спасибо Богу за то, что я узнал благодать!.. Я отдал свою жизнь родной стране, творчество и вдохновение – бедным, униженным и оскорблённым.

Прошу, когда я умру, не говорите об этом в прессе и не жалейте меня. Не плачьте, не печальтесь и не носите траур. Я прошу прощения у тех, кому придётся нести моё бренное тело на кладбище, – пусть это будут рабочие из похоронной конторы. Не надо панихид и речей: всё, что будут говорить обо мне после смерти, я уже слышал при жизни. Всё моё состояние отдайте родственникам, пусть они разделят его так, как хотят».

В русскоязычном интернете до сих пор можно встретить отзывы читателей романа Ханны Мины «Парус и буря», хотя книга не переиздавалась с 1985 года. А теперь и вовсе дело застопорилось – упал интерес к чтению, переводят в основном «коммерцию», ширпотреб.

А как же культура?! Как же всемирная русская отзывчивость, да и просто любознательность: чем живёт мир за пределами «Макдоналдсов» – фабрик-кухонь быстрого, но нездорового питания. Где вы, сирийские сладости? Где ты, благоухающий и сытный мэнсаф? Где нежнейший хумус, дарующий силы в пути? А где духовная пища с Ближнего Востока? (Ужель мы только еврейскими авторами утешимся? Так по ним и тосковать не надо – они себя в России не обидят.)

Для русского читателя остаётся тайной: что пишет Хала Бадри, египетская романистка? Об этом, конечно, известно нашей знаменитой арабистке-переводчице Валерии Кирпиченко, соавтору двухтомного капитального труда «История египетской литературы XIX–XX веков», но массовый наш читатель лишён выбора – качеством и разнообразием переводной прозы Россия сегодня похвастать не может. Нет в нашем культурном пространстве иорданской романистки Самихи Хрес, хотя парижские и лондонские издания печатают её работы.

Переводы, переводы… На конференции мы познакомились с Басимом аз-Зуби (Басимом аль-Зуаби) – одним из проводников русской культуры в арабском мире. Он переводил рассказы Куприна, Чехова, Шукшина, Тэффи, пытался понять по интернету «современную русскую литературу». Но вскоре оставил эту затею – найти что-то дельное в развалах сайтов и порталов всё равно что искать иголку в стоге сена.

* * *

Один из вечеров мы провели в Лиге писателей Иордании. Организация насчитывает более шестисот литераторов и журналистов и пользуется в стране заслуженным уважением. Особняк Лиги в центре Аммана уютен и обустроен – в саду монументальные пальмы и раскидистые кактусы, в самом здании – конференц-зал и кабинеты для работы, а если обойти виллу, то перед взором гостя открывается прекрасный бассейн и обширная беседка. В глубине её – стеллажи с книгами, а поближе к воде можно расставить столы для угощения и общения. Во избежание возможных подозрений скажу сразу: в Лиге не пьют! Эту похвальную традицию не нарушил даже приезд на конференцию пятидесяти иностранных гостей. Но ничего, и без того было нескучно, «горячительным напитком» послужила арабская поэзия. Гости и хозяева по очереди брали микрофон, состязались в изяществе мысли и красоте слога.

Переводчик вольно переложил для нас стихи Рашеда Иссы, экспромт удался, и мы не смогли удержаться от аплодисментов. Речь, разумеется, шла о любви, и поэт скромно склонил голову. Он не владеет русским, но много читал Ахматову и Цветаеву в переводах, преподаёт литературу в вузе и очень интересуется нашей культурой. Так же как и Мариам Сайфи, которая принимала в своём поэтическом салоне Валерия Ганичева, Олега Бавыкина и Юрия Полякова, – прошло много лет, но она хорошо помнит русских гостей. Пока мы объяснялись с Мариам, два арабских поэта заспорили о неологизмах в стихах Маяковского.

К микрофону вышел председатель Лиги Сауд Кубейлат. Его приветствие было весьма кратким, что в корне изменило мои представления о велеречивости, принятой на Востоке. Всё по делу, ясно и чётко. Местного председателя избирают сроком на два года. Если работу признают успешной, то полномочия могут продлить ещё раз – и до свидания, будь ты хоть семи пядей во лбу. «Зачем творческому человеку отвлекаться на общественную работу?! Он может погубить своё призвание, дар», – объясняли мне здешний порядок. Это у нас люди руководят писательскими организациями десятилетиями – им, видимо, терять нечего.

В Королевстве Иордания стабильность пребывания у власти гарантирована только правящей династии, а вот деятели общественных организаций должны доказывать свою значимость реальной работой. Кстати, совершенно бесплатной. Считается, что им и так оказана большая честь – представлять Лигу в Министерстве культуры, на международных форумах, быть на острие внимания прессы и общественности.

Надо ли говорить, что иорданская Лига гораздо более жизнеспособная организация, чем наш родной Союз писателей?! Конечно, государство здесь оказывает некоторую помощь творческим организациям – арендную плату за роскошную виллу вносит мэрия, небольшие средства даёт Минкультуры. Но всё-таки основной доход – членские взносы и пожертвования спонсоров. Лига сумела себя «поставить»: средний гонорар в местных СМИ эквивалентен пятидесяти долларам, реальную силу имеют профсоюзы, действуют кассы взаимопомощи. И, конечно, иорданские писатели искренне недоумевают: как же так, семь тысяч членов СП России не могут наладить работу в своей организации? Неужели такая махина не может добиться уважения к себе?! Или наше слово столь лениво? Здесь, под раскидистыми пальмами, такое положение дел тоже виделось странным и обидным. Развратила советская власть писателей, многих лишила воли, а некоторых подсадила на наркотик мнимого влияния – они готовы отдать всё, лишь бы быть с властью, а не с народом. Ну а деньги… Они, конечно, не лишние. Хотя начинающему литератору лучше сразу усвоить завет Ханны Мины: «Профессия писателя – не браслет из золота, а самый короткий путь к нищете».

Но дар поэта – дороже золота, потому что в стихах выражена твоя суть, твоя душа, в них ты – лучший, чем есть в действительности, совершенный, такой, каким был послан творцом в этот мир. Иорданские дни были наполнены встречами и впечатлениями, знакомствами и поездками по стране, обострённым вниманием к другой культуре и сердечным откликом вчера ещё неизвестных тебе людей. Но всё-таки самые поэтические вечера я проводила в одиночестве, когда плотная ночь занавешивала окна, отступала усталость и звучала только одна речь – голос души. Устроившись поудобнее, я читала книгу стихов, привезённую в подарок библиотеке Российского культурного центра:

 
Я люблю тебя очень и очень,
Так, что всюду – куда ни пойди,
Не глаза, а иконные очи
Светят мне бесконечно в пути.
 

Мне казалось, что книга лирики Валентина Сорокина (я была её составителем) – лучший подарок тем, кто заскучает о родине, кто захочет вернуться в юность, ощутить себя в начале пути…

А Султан Гуссус, великолепный знаток русского языка, поклонник нашей культуры, переводчик Чехова, подарил мне свою книгу стихов на арабском с поэтичным названием «Видение во время тишины». Эпиграф к ней – строки Пушкина:

 
Я вас любил: любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
 

Султан Гуссус – хороший, но слишком требовательный поэт: он не спешит печататься, хотя стихи его лиричны и романтичны, прочувствованны и осмысленны. В конце сентября 2004 года в иорданской газете «Ад-дустур» была опубликована его поэма «Из Беслана в Газу» – пронзительный реквием по убиенным детям:

 
Ты рождён для любви, для её звездопада,
Только подлая смерть прикоснулась к губам,
Поднялись пред тобой все служители ада —
И Шарон, и Шамиль, и Шамир, и шайтан… [15]15
  Перевод Михаила Бондарева.


[Закрыть]
 

А вышло так: 1 сентября 2004 года началась трагедия в Беслане, а спустя два дня израильская авиация бомбила стадион в Газе, несколько десятков детей были убиты.