Текст книги "Честь таланта. О литературе и России"

А у нас не только лобби нет, но даже дружелюбие между славянскими народами разрушено. Почему так получилось? «Мы, славяне, потеряли право / Быть собой, а Ироду везёт: / Каждый день смертельная отрава / В души наши с губ его ползёт».

Спор евреев со славянами в селе Большое Болдино

На международном мультимедийном фестивале «Живое слово» шла дискуссия «Устарела ли классика?». Дело было в селе Большое Болдино, что находится в Нижегородской области. Сей населённый пункт известен каждому добросовестному школьнику – именно в пору Болдинской осени 1830 года талант Александра Пушкина достиг расцвета. Здесь завершён «Евгений Онегин», написаны «Повести Белкина» и «Маленькие трагедии», создано множество прекрасных стихотворений, среди которых «Моя родословная»:

 
Не офицер я, не асессор,
Я по кресту не дворянин,
Не академик, не профессор;
Я просто русский мещанин.
 

Вот такая скромность гения… Дискуссия проходила почти в телевизионном формате – за столом сидели медийные лица, входившие в жюри фестиваля, задуманного как конкурс профессионального мастерства, и вели между собой «ток-шоу». Все остальные участники составляли массовку, аудиторию, куда транслировались идеи мэтров.

Известно, что нынешние школьники классику знают плохо. Кто-то из медийщиков даже процитировал фразу из школьного сочинения: «Обломов любил чисто по-русски: мало, лениво и неторопливо».

Массовка смеялась, поощряя юмор мифического старшеклассника.

– А вот Дима Быков преподаёт русскую литературу в частной гимназии. Молодец! – вспомнила Ксения Ларина[8]8
  Признана иноагентом.


[Закрыть]. И рассказала случай из школьной жизни своего сына – увы, там классику преподают по шаблону, чуть ли не по советским канонам, в результате отвращают детей от литературы.

– Лучшие учителя русского языка – евреи, – заметила Нина Зверева, продюсер фестиваля и модератор дискуссии.

– Да, да, – кивая, улыбаясь и посмеиваясь, подтвердили «мэтры».

Тут из массовки прозвучал вопрос: «Слово о полку Игореве…» – это классика или нет?

– Не знаю, – интеллигентно задумался ведущий фестивального мастер-класса, профессор Валерий Мильдон. – Смотря по каким критериям судить…

Пока учёный рассуждал на тему, что «классика – это созданное воображением», в недрах массовки зрел русский бунт, бессмысленный и беспощадный. К «медийному» столу вышел коренастый мужчина средних лет и попросил слова.

– Здесь было сказано, что евреи знают русский язык лучше нас, русских. Но это же смешно! – мужчина развел руками. – Мы, русские, знаем свой язык лучше, чем кто бы то ни было.

– Это ещё нужно доказать, – тактично заметил Валерий Мильдон.

– Вы кто? – изумились за столом.

Теперь уже удивился оратор:

– Я? Участник фестиваля. Николай Зайцев.

– Нет, кто вы? Кто вы? – продолжали наседать члены жюри, которые, вообще говоря, должны были бы знать собравшихся хотя бы по конкурсным работам – награждение прошло накануне, во второй день фестиваля.

– Писатель. Из Казахстана. (Кстати, лауреат премии Василия Белова «Всё впереди». – Л. bС.)

– А-а, писатель… – Мэтры сразу потеряли к скандалисту интерес.

– Хороший вставной номер, – иронически прокомментировала Ирина Петровская, когда Зайцев пошёл на своё место в зал.

Ток-шоу в стиле «междусобойчика» завершалось, и давать слово больше никому не собирались. Лишь после окончания разговора, когда народ уже встал со своих мест и двинулся к выходу, я получила микрофон.

– Знают ли евреи лучше нас, русских, наш язык? Лично я в этом не уверена. Но есть одно качество, которое нам не худо было бы у евреев перенять. Евреи – нация, которая относится к себе с глубочайшим самоуважением. И нам, русским людям, у евреев этому самоуважению следует ещё учиться и учиться.

Наступила немая сцена. Я повернулась к дверям.

И тут ко мне подошла Нина Зверева. Завязался странный диалог.

– Я, между прочим, тоже еврейка.

– Ну и что? – удивилась я.

– Зачем вы сюда приехали?

Над этим вопросом я думаю до сих пор: что он в себе подразумевал? Может быть, русским заказано бывать там, где евреи устраивают фестивали?! Пусть даже это и пушкинские места. Но тогда я ответила то, что первым пришло мне в голову:

– Так вы ж сами меня позвали!

– Да, и ещё позову! – пообещала Нина Зверева.

– Ну и отлично! Вот я и высказала своё мнение. В рамках дискуссии. У нас же свобода слова. Или оно не для всех, а только для избранных?!

На этом инцидент был исчерпан. А за моей спиной только что прибежавшая в зал местная чиновница из управления культуры с пафосом декламировала: «Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет!»

У меня помутилось сознание: Пушкин… Кот учёный… (Подарили Петровской сувенир такой после дискуссии.) Цыгане… (Вчера отплясывали на банкете.) Евреи-всезнайки… Русский дух… Всё по Бодрийяру – постмодернистское «исчезновение реальности».

…Но на землю, в суровый реализм, спуститься легко. Достаточно чуть свернуть в сторону от фестивального маршрута и подойти к обелиску павшим во время Великой Отечественной войны болдинцам. Подойти поближе и увидеть бесконечные ряды русских фамилий на мраморных плитах: Авдеевы… Ивановы… Кузнецовы… Петровы… Может быть, эти мужчины или их дети и внуки стали бы прекрасными учителями словесности, филологами и писателями, журналистами и телевизионщиками?! Но русский народ – под обелисками. Он, победивший фашизм, проиграл тем, за кого отдал свою жизнь. Дима Быков с большим тщанием учит двадцать детишек в частной гимназии и «преподаёт язык» тысячам читателей почившего ныне журнала «Медведь» – как-то мне попалось его интервью этому изданию, наполненное площадной бранью и скабрёзностями. «И долго буду тем любезен я народу, / Что чувства добрые я лирой пробуждал…» Пушкин, русский мещанин, стыдился «Гаврилиады». А Быков? Он, похоже, гордится своим словесным распутством.

Мир стремительно меняется, и национальное самосознание для некоторых народов становится слишком большой роскошью в глобализированном обществе. Жаль, что на фестивале о судьбах «живого слова» (и живого человека, как его носителя) серьёзного разговора так и не состоялось. Да и ставилась ли такая задача? Болдинцы развлекали гостей на «Пушкинском бале», облачившись в костюмы XIX века. Настоящее светское общество! Но сельские жители ныне, в сущности, превращены в «новых крепостных». Поговаривают, что совхоз «Пушкинский» продали новому хозяину, а он вправе сократить рабочих, урезать им зарплату, перепрофилировать производство, перепродать собственность… Почему же сельские жители, наши кормильцы, столь бесправны?! Почему здешние богатейшие чернозёмные земли пустеют? Почему вознаграждение за тяжёлый крестьянский труд так мизерно? Кто виноват? Власть? Но она всегда занята собственным самообеспечением – в этом её природа. Народ? Для него главная задача – выживание, простым людям не до абстракций, им бы на кусок хлеба где-то заработать.

Значит, главный спрос – с интеллигенции. Это она должна ответить на вызовы сегодняшнего дня: нужна ли нам, допустим, национальная буржуазия? Национальная промышленность? Национальное государство? Национальная культура? Национальное самосознание? И если да, то что мы должны для этого сделать?

И ещё: если русские наконец возьмутся за ум, так ли уж плохо от этого будет евреям? С чего такие опасения?! Культурным людям нечего бояться, когда рядом с ними народ умнеет.

* * *

На фотографии из Большого Болдина я – в центре, слева – главный возмутитель спокойствия писатель Николай Зайцев из Казахстана, справа – «примкнувший к бунтовщикам» Владимир Веретенников, молодой литератор из Риги. 2011 год…

С тех пор много что изменилось в жизни каждого из нас, но втроём мы больше так и не встретились. «Почётный гражданин села Большое Болдино» Нина Зверева на фестиваль, вопреки обещанию, не пригласила. Вот и верь евреям после этого! Хотя про её обещание я написала в статье, вышедшей в газете «Завтра». Закрепила в памяти пушкинистов.

А в 2015 году «Живое слово», осчастливив некоторых будущих «иноагентов» свиданием с Болдино, застенчиво «умолкло». Во всяком случае, под руководством Нины Зверевой. Видимо, не до возни ей со строптивыми литераторами. Есть дела поважней. «С 2015 преподаёт для первых лиц госкорпораций, руководителей регионов, бизнесменов, депутатов». О как! Информация с личной странички в универсальной интернет-энциклопедии.

Неужто представители нашего правящего класса так же доверчивы, как и я?.. Или… Или власть имущие у нас одного «ментального разлива», одной крови, одной цели?..

Тамо далеко

Нет, наверное, русского человека, который хотя бы раз не слышал песню «Прощание славянки» на музыку военного дирижёра Василия Агапкина. Композитор посвятил этот марш событиям на Балканах. На обложке первого издания нот рисунок: прощание гусара с возлюбленной, вдали – горы, от которых движутся ощеренные штыками пехотные полки. Начиналась Первая Балканская война (1912–1913), ставшая прологом к Первой мировой.

«Прощание славянки» – самый известный музыкальный символ России в мире. То же можно сказать и о песне «Тамо далеко» («Там далеко») применительно к Сербии. Она написана в годы Первой мировой войны музыкантом-любителем Джордже Маринковичем[9]9
  По данным сербского историка Ранко Яковлевича.


[Закрыть]о событиях «Албанской Голгофы». Зимой 1915–1916 годов сербской армии пришлось с большими потерями отступать через горы к морю. С Адриатического побережья войска, по настоянию Николая II, с помощью французского правительства эвакуируют на греческий остров Корфу. И снова – огромные жертвы, смерти от холеры и голода. И вот солдат, оказавшийся на чужбине, поёт, что «там, далеко от моря, есть моё село, есть моя Сербия, есть сожжённая врагами церковь, где я когда-то венчался…».

Невозможно без слёз и горького чувства сопричастности слушать эту могучую трагическую песнь. Сербский язык близок нашему, многое понятно без перевода. А сколько общего в судьбе наших народов?!..

«Прощание славянки» и «Тамо далеко» – не только часть славянской истории, культуры, самосознания. Для меня это ещё и личные переживания, воспоминания о двух выдающихся славянах – русском и черногорце.

* * *

Хорошо помню день, когда я познакомилась с Бориславом Милошевичем, – слякотная московская зима, дождь с мокрым снегом, на календаре – среда, 25 января 2012 года. Позвонила писатель и журналист Екатерина Глушик, пригласила в Центральный дом литераторов:

– Приходите! Я познакомлю вас с Бориславом Светозаровичем!

Я знала, что она помогает Милошевичу в работе над книгой памяти о его брате Слободане[10]10
  Слободан Милошевич (1941–2006) – президент Сербии в 1989–1997 гг. (первоначально Социалистической Республики Сербия в рамках Югославии), а затем президент Союзной Республики Югославия (СРЮ) в 1997–2000 гг. Был обвиняемым Международного трибунала по бывшей Югославии, умер в тюремной камере в Гааге 11 марта 2006 г. Борислав Милошевич (1934–2013) – югославский дипломат, публицист. Родной брат Слободана Милошевича. В 1998–2001 гг. был послом СРЮ в России.


[Закрыть]. Мы могли бы встретиться и раньше, но была причина, которая удерживала меня от знакомства. Было стыдно, что Россия предала сербов, не удержав НАТО от бомбёжек. Казалось, что любой югослав, общаясь с русскими, всегда помнит о нашем позоре.

Глушик называла Милошевича человеком исключительного ума, благородства и порядочности. Эти характеристики я пропускала мимо ушей, считая их художественным преувеличением. Работа в политическом журнале «Российская Федерация сегодня» дала мне богатый опыт общения с высшими чиновниками. Особенно малоинтересны были дипломаты. Например, посол России на Украине Михаил Зурабов или посол в Латвии Александр Вешняков. Никакого «единения» с бывшими «республиками-сёстрами» в результате их деяний не прослеживалось. Скорее наоборот.

Но, начиная с приветственных слов, с первых же минут нашего общения Милошевич мгновенно разрушил моё предубеждение. Мы сразу оказались «на одной волне». Конечно, я предполагала, что Милошевич хорошо говорит по-русски (тогда я не знала, что он и пишет без ошибок!), но когда он сказал, что читал мою статью в «Литературке» о постмодернизме и с ходу прокомментировал из неё несколько тезисов, я была поражена.

Мы потолковали о постмодернизме и структурализме, и я обнаружила в собеседнике глубокое знание предмета и нетривиальную трактовку.

«Вот тебе и Милошевич!..» – мысленно ахнула я. Вспомнился «клуб миллионеров» – Совет Федерации, регулярно посещаемый мной по работе. Для огранки бриллианта го-смысли в сём «сенатории» требовались немалые труды, о чём с горьким юмором написал мой коллега[11]11
  Вячеслав Щепоткин. Люди на дороге жизни. Свидетельские показания соучастника, или Кое-что из прожитого. – М.: ООО «Издательство “Аргументы недели”», 2022. – 400 с.


[Закрыть].

Наш разговор, начатый с литературы, культурологии и идеологии, самым естественным образом перешёл на политику. Я смотрела на Милошевича с некоторым изумлением (которое, возможно, его забавляло): определённость, точность и взвешенность его характеристик были поразительны.

И тут раздался звонок мобильного – домашние спрашивали, чем я занята. Кратко объяснившись, после я ответила на несколько вопросов Милошевича о семье. И тоже поинтересовалась (скорей из вежливости) его частной жизнью.

Тень печали и скрытого страдания мгновенно легла на его красивое, мужественное лицо. Он ответил кратко, но достаточно, чтобы я его поняла. Эти слова слишком откровенны, чтобы их пересказывать в воспоминаниях. Его мужественная правдивость меня покорила – он говорил со мной так доверительно потому, что был убеждён – я не из тех, кто будет болтать, я не причиню ему боли и зла… И тогда я быстро сменила тему, легко перевела разговор на нечто весёлое, незначительное, и он чутко уловил и правильно понял это духовное движение, чуть улыбнувшись потеплевшими глазами. Я же откровенно им любовалась: природа явила в Милошевиче царственный тип славянина, изрядно подзабытый нами из-за частого телесозерцания Сванидзе, Познера и Радзинского.

Екатерина Глушик, ненадолго оставлявшая нас, вновь была за столом. Слушая нашу политбеседу, она предложила:

– А вы не хотите сделать интервью с Бориславом Светозаровичем?

Ну конечно же! Погружённая в новые впечатления, я как-то выпустила из вида, что встреча может иметь практический смысл! Мы тут же обговорили вопросы, объём, формат и технические детали.

Милошевич вызвался отвезти меня домой, но я решительно воспротивилась (метро – самый быстрый транспорт) и попросила высадить у «Кропоткинской». Мы медленно ехали по Гоголевскому бульвару, шёл дождь, «дворники» на лобовом стекле разгоняли слепоту, Москва сверкала иллюминацией, рекламой, подмигивала красными стоп-сигналами автомобилей, и, несмотря на тяжёлую погоду, в салоне было настроение из «Праздника, который всегда с тобой» Хемингуэя. Не Москва, но Париж! Мы будто бы находились в самом центре мира, вершили его судьбы, а жизнь нам обещала в эти минуты бессмертие.

– Какой прекрасный вечер! – не удержалась я. – Предлагаю ходить в рестораны по всем праздникам: советским, религиозным и даже российским!

Предложение было с энтузиазмом поддержано – мы шутили, смеялись…

Наша следующая встреча состоялась 6 апреля 2012 года в день презентации книги памяти «Непобеждённый» о Слободане Милошевиче в Союзе писателей России. Мы едва перемолвились несколькими словами. Милошевич был озабочен: он хмурил брови и улыбался скорее из этикета. Ещё бы, такое собрание, столько гостей!.. Актовый зал заполнен «под завязку», люди стояли в проходах. Сергей Бабурин, Геннадий Зюганов, Леонид Ивашов, Леонид Решетников, учёные-балканисты, писатели, юристы, московские сербы. Сборник хорошо продавался. Народ брал по нескольку экземпляров, чтобы подарить друзьям и знакомым.

Выход «Непобеждённого» стал большим общественным событием. А вот мой «проект» с Милошевичем буксовал. Интервью с цветным портретом во всю журнальную страницу давно было свёрстано и готово к печати, но по необъяснимым причинам «тормозилось», его перекидывали из номера в номер. Очевидно, что начальство боялось политического резонанса – «как бы чего не вышло», но не знало, как мне это сказать.

Тогда я решила отдать материал в другое издание. Редактор, правда, попросил срочно дополнить беседу – в Россию с официальным визитом приехал новый президент Сербии Томислав Николич, и время для публикации получалось весьма подходящее.

Согласится ли Милошевич на такой аврал?! Я знала, сколь он щепетилен к каждому публичному слову. С душевным трепетом позвонила ему.

– О, Лидия! Почему мы так редко видимся? А как же договор встречать каждый праздник в ресторане? – бодро приветствовал меня Милошевич.

– Возможно, у нас скоро будет повод… Ответите мне на пару вопросов по телефону?

– С вами готов говорить хоть до вечера…

Вечером интервью Борислава Милошевича «Богатства России уже объявили “общим достоянием”» опубликовала «Свободная пресса». Его тотчас перепечатали несколько изданий, растащили по блогам и форумам, читали и комментировали не только в России, но и за рубежом.

– Я узнал, что наша беседа вышла, от друзей – они мне позвонили, – Милошевич был доволен.

Мы снова обедали в ЦДЛ, стояла трогательная пора – поздняя весна переходила в раннее лето. Наша компания была в прежнем составе и вызывала повышенное внимание зала. Из-за Милошевича. Многие узнавали его, другие морщили лоб в раздумье – кто этот элегантный джентльмен?..

Во время кофе Глушик и Милошевич погрузились в работу, отбирая фото для вклейки в книгу «Балканский излом». Вспыхивали нешуточные споры.

– Балканский характер в действии! – шутила я, когда «страсти по работе» выходили из берегов.

Наконец иллюстрации отобраны. Автор и редактор благодушны, подтрунивают друг над другом. В этих «сшибках» и родилась хорошая книга.

Обед удался, как, впрочем, и весь день. Милошевич вёз нас по Москве, по привычному пути. Я вновь попросила его остановиться у «Кропоткинской». Несмотря на поздний час, на улице было светло. По Гоголевскому бульвару спешила молодёжь, и призывно сияли впереди купола храма Христа Спасителя.

А потом… Потом была весть, что Милошевич тяжело болен – чуть ли не клиническая смерть, потом – ошеломляющая надежда – Глушик дозвонилась к нему по мобильному, в госпиталь, в Белград, и даже смогла поговорить несколько минут!

Обычно в пример ставят мужскую дружбу, но лучшим другом Милошевича в самые трагические дни его жизни оказалась его редактор. Максимально быстро она сделала загранпаспорт, пять раз слетала в Сербию. Екатерина Глушик привезла Бориславу Светозаровичу книгу «Балканский излом», которую он ждал с таким нетерпением, а после – несколько рецензий на неё. В их числе был и мой отклик.

Долго – почти две недели – я читала этот огромный том в семьсот страниц. Чтобы написать даже короткую рецензию, мне нужно быть совершенно уверенной в каждом своём слове. Я таскала толстую книгу с собой, читая её дорогой. Случайные попутчики по метро и электричкам, преодолевая смущение, спрашивали у меня, где можно купить «Балканский излом». Одному молодому человеку, интересовавшемуся Сербией, в порыве откровенности я даже призналась, что знакома с автором лично. Он посмотрел на меня с большим сомнением и, кажется, не поверил.

Между тем, читая «Балканский излом», я сделала для себя «второе открытие Милошевича». Книга – «волшебный фонарь», меняющий освещение фактов, искажённых медийной оптикой.

Для массового сознания Милошевич всегда пребывал в тени своего брата Слободана. Я не была исключением. Страницы этой книги открывали не только драматическую судьбу Югославии в 90-е годы, но и личность автора. И я видела по статьям, интервью, комментариям Борислава Милошевича, как глубоко и точно он понимал ситуацию на Балканах, в России, Европе и в мире. Масштаб его личности был таков, что, окажись он на месте Слободана во главе страны, вся история Югославии пошла бы по-другому!.. А значит, и история Европы, мира.

Эта разница – в подходах и в понимании – нигде не подчёркивалась, наоборот, Борислав Милошевич везде демонстрировал поддержку руководства своей страны. Но для меня она стала очевидной. Чтобы проверить свои предположения, я погрузилась в интернет и прочитала массу документов и публикаций на балканскую тему и окончательно убедилась в правильности вывода.

Рецензия на «Балканский излом» вышла в «Свободной прессе», в газете «Правда», на сайте «Московского комсомольца».

Наступил 2013 год. Он обнадёживал новостями: Милошевичу стало существенно лучше. Уже можно было робко помечтать о новой встрече в Москве. Вот его внимательный, быстрый, чуть ироничный взгляд, вот его спокойная, чуть растянутая речь, с лёгким акцентом…

Но он не вернулся в Москву, а навсегда уехал на родовое кладбище в Черногорию, упокоившись рядом со своим отцом. Он унёс тайну своей трагической жизни и смерти с собой, в горние выси, туда, где мы когда-нибудь обязательно встретимся. Там, в небесной трапезной, мы обсудим последние новости и обменяемся, как родные люди, несколькими короткими фразами, которых нам будет достаточно, чтобы понять друг друга.

А потом мы с Милошевичем сделаем то, чего никогда не делали при жизни, – поднимем бокалы за Россию, Югославию и славян. За Родину! За неё-то и следует жить и умирать. А всё остальное имеет смысл, когда есть главное.

* * *

«По складу своему Слободан Милошевич совсем другой человек, нежели его брат Борислав Милошевич, которого хорошо запомнила патриотическая Москва. Тот свои дни скончал как истинный христианин. А Слободан Милошевич, по сути, был человеком западного менталитета. Борислав прекрасно говорил по-русски, а Слободан – по-английски, такая вот маленькая деталь».

Из интервью Ильи Числова газете «Русский вестник» в августе 2019-го. Одна из последних его работ, посвящённая печальной дате – двадцатилетию агрессии НАТО и США против Югославии. Невозможно оторваться, так он убедителен: «Россия могла сделать очень много, абсолютно ничем не рискуя и не поступаясь. Никто не ждал от России вступления в войну на стороне Сербии. Даже поставки вооружения, о которых так много говорилось, – это было не главное. От России ждали прежде всего решительной дипломатической позиции. Этого не было. От России ждали хотя бы эмоциональной и нравственной поддержки. Этого тоже не было. От России, наконец, ждали честного освещения балканских событий, а российское телевидение воевало тогда на стороне НАТО, это факт, от которого никуда не денешься. Я тогда писал об этом в газетах “Завтра”, “Русский вестник”, в журнале “Наш современник”. И в нынешнем году в газете “Слово” я напомнил читателям о том, как во время войны 1999 г. корреспондент “ОРТ” Антон Верницкий снимал скрытой камерой сербские самолёты на замаскированных аэродромах, куда его допустили как представителя России, но без права съёмки, и выдавал затем в широкий эфир отснятые кадры».

Беседу провела и записала Ирина Ушакова – литератор и журналист, ближайший друг Ильи Михайловича.

Кажется, она нас и познакомила?.. Нет, теперь уже и не вспомню – как, где и по какому поводу мы встретились с ним впервые. Но это были «славянские дела». Наш общественный сайт «Славянство – Форум славянский культур» долгие годы оставался единственным популярным ресурсом по теме. А Илье Числову, создателю и председателю Общества русско-сербской дружбы, нужны были площадки для публикаций.

Его отца, критика Михаила Числова, я знала с середины 90-х. Михаил Матвеевич – невысокого роста, человек неспешный, респектабельный. Кандидатская его диссертация по филологии исследовала художественность советских поэм. Он много писал о творчестве Егора Исаева, Василия Фёдорова, Сергея Наровчатова.

Одной из последних его работ стала небольшая статья в журнале «Москва», посвящённая книге «Крест поэта» Валентина Сорокина. Это был мужественный шаг. Я знала, что некоторые главы из будущей книги отказались публиковать даже «почвеннические» журналы – «Наш современник», «Молодая гвардия». Редакторы жали автору руку, говорили, что он молодец, но, когда дело доходило до дела, опускали глаза – сам понимаешь… Так что отклик Михаила Числова на «Крест поэта» по-хорошему удивил.

И всё же по внешности и темпераменту они были очень разные – отец и сын. Илья был красавец – высокий, стройный, с чистым лицом, с юношеским блеском в глазах. Я считала, что он меня моложе лет на десять, а оказалось, что старше на год!..

Он родился 14 марта 1965 года в Москве. В 1983–1985 годах служил в армии. В 1989 году с отличием окончил славянское отделение филфака МГУ по специальности «сербский язык и литература». Учился в аспирантуре Института славяноведения и балканистики РАН, преподавал в Государственной академии славянской культуры, православных учебных заведениях.

Его речь оратора была образцовой – аргументированной, яркой, эмоциональной, точной. Пламенной! Таким же он был и в печатном слове. Враги не вступали с ним в полемику – им не хватало его знаний, эрудиции, его убеждённости и принципиальности.

Он был европейцем в лучшем понимании этого слова: блестяще образован, владеющий в совершенстве несколькими языками, с глубокими познаниями в области литературы, истории народов и искусств, богословия, не говоря уж о его любимой славистике.

Он переводил книги современных авторов и классиков сербской литературы. Большую популярность в России завоевали романы Лиляны Хабьянович-Джурович в его переводе – «Петкана», «Сияние Звёздного ока», «Игра Ангелов», «Запись души», «Вода из камня», «Женская родословная». Мне посчастливилось побывать на творческом вечере писательницы, проходившем в Доме Гоголя при большом стечении публики. Был день моих именин, и книга с автографом автора стала драгоценным подарком – на память и на добро. На титуле, после названия «Запись души» шрифтом чуть поменьше начертано: «С сербского перевёл Илья Числов»…

Он же и вёл этот вечер. Илья говорил, что романы Ли-ляны Хабьянович-Джурович более читаемы в Сербии, чем «раскрученный» у нас Милорад Павич. «Для многих россиян это открытие, что в Сербии православные писатели популярнее космополитов или приверженцев глобалистского проекта». И действительно, в откликах читателей на книги Лиляны можно прочесть: «Я всегда с нетерпением жду переводов книг этой замечательной сербской писательницы. Прекрасный язык и знание сербской истории. Книги Джурович одни из лучших в моей библиотеке» (Геннадий Казачинский).

Вот так! А ещё Илья был главным редактором Собрания творений святителя Николая Сербского, исследователем духовного наследия святителя Саввы Сербского, редактором трудов преподобного Иустина (Поповича). Впервые с проповедями Николая Сербского я познакомилась именно в переводах Ильи Числова. Том из Собрания творений подарил мне иконописец игумен Филипп (Перцев) из Оптиной пустыни. «Горячо рекомендую вам эту книгу», – говорил мне монах.

Илья часто выступал в печати как публицист, был организатором международных культурных проектов. И вдруг – после поездки в Сербию – стремительная онкология. Он мужественно боролся с недугом, не прекращая работать до последнего дня. И – 16 декабря 2019 года – ушёл из жизни. Не выдержало сердце.

Это было неожиданно. Я знала о его болезни, но всё-таки надеялась на лучшее. Он был сильный, спортивный человек, с железной волей.

Отпевали его в храме преподобного Пимена на Сущёвке. В старину это была приходская церковь слободы стражников, охранявших врата крепостных стен Москвы, Кремля, Китай-города. Я стояла у гроба и думала, что вот и наше поколение двинулось «в ту страну, где тишь и благодать»… Перебирала в памяти тех, кто стоит на рубежах русской культуры. Таких, как Илья Числов, – единицы. Называть их не буду. Пусть ещё поживут…

За всю свою жизнь он, председатель Общества русско-сербской дружбы, яркий оратор, знаток славянской Европы, так ни разу и не получил эфира на центральных каналах телевидения. То есть не был показан своему народу. Ни при жизни, ни после смерти.

Почему? По тем же причинам, по которым пошлая эстрада, непристойные бытовые шоу, беспринципные медийные лица главенствуют на нашем экране.

Судьба Ильи Числова – судьба целого поколения русских людей. Он много и тяжело работал, а недоплаченные ему деньги уходили на утехи жирующих негодяев. Энциклопедист, блестяще образованный человек, глубокий исследователь, он не имел учёной степени, а кафедры и вузы занимали проходимцы и жулики с купленными диссертациями. Он, по сути, был послом мира и подлинной культуры, а госнаграды и премии вручали тем, кого Илья Числов и его соратники считали врагами и разрушителями Отечества.

25 января 2020 года в Союзе писателей России состоялся вечер его памяти – «За честь России и Сербии». И я подумала, что вот ещё одно символическое «кольцо времени» сомкнулось – день в день, восемь лет назад, я познакомилась с Бориславом Милошевичем…

На вечере я предложила Союзу писателей выдвинуть переводческие труды Ильи Числова на Государственную премию в области литературы и искусства. Я говорила:

«Это наша страна, и мы не должны её уступать антинациональным силам. Мы должны любить и поддерживать наших учёных и писателей. Это наш долг, наше право и наша святая обязанность».

Сегодня я продолжаю настаивать на этой идее – общественность должна заставить кремлёвцев признать служение Ильи Числова достойным награды. Пусть даже посмертно. Пусть даже им милее лауреат Государственной премии РФ в области литературы и искусства 1999 года Михаил Швыдкой. Или Ирина Прохорова, родная сестра скороспелого гражданина Израиля, бывшего кандидата в президенты России «бизнесмена» Михаила Прохорова, получившая Госпремию в 2002 году.

…Вечер длился больше четырёх часов, а количество желающих сказать слово об Илье Числове не иссякало. Хотя, в общем-то, все мы говорили об одном и том же. Это был носитель героического духа, воин Христа, выдающийся деятель славянского мира. Он много сделал для России и Сербии, для писателей, для образования и просвещения, для церкви и народной дипломатии. Он был полководцем «сил добра», честным и бесстрашным. «Человек без мобильного телефона» (не пользовался им принципиально!), он успел столько, что хватило бы на несколько зрелых, состоявшихся жизней. Его уход – невосполнимая утрата. Замены ему нет!

И вот звучит аудиозапись с голосом Ильи. Это было так ярко, живо, что на мгновение показалось – смерти нет, он – среди нас… Но через несколько минут, когда организаторы попытались запустить видеопрезентацию (до начала вечера всё проверяли!), произошёл технический сбой. И на большом экране внезапно возникли кадры трансляции российского ТВ. Прямое включение «сил ада» – под звуки рэпа замелькали корчащиеся в эротических потугах женские тела.

Эпизод был таким диссонансным, что зал возмущённо загудел. Стало страшно. И за нас, и за людей, работающих на этих «фабриках смерти». Какую же пустоту надо иметь в душе, чтобы посвятить себя производству «сатанизма»?!..

Мы переживаем трагедию разрушения русской культуры, трагедию славянского мира.

* * *

У истоков ежегодного Международного конкурса патриотической песни и поэзии «Сербия в сердце моём» стоял Илья Числов. Теперь уже несколько форумов прошло без него. Но – с его именем на устах.

Для меня «Сербский конкурс» – одно из самых волнующих культурных событий года. К сожалению, нет ни твёрдого финансирования, ни интереса «официального государства» к нему. К счастью, пока есть ещё подвижники (в основном – подвижницы), считающие, что «государство – это мы». И что надо беречь честь России, славянства. Каким-то необъяснимым чудом конкурс проходит. На нём царит непередаваемая атмосфера дружества, творческой радости, здоровой состязательности. Звучат стихи, музыка, в зале – нарядные школьники и студенты, рядом – торжественное жюри, взволнованные гости.