Текст книги "Флибустьер"

ГЛАВА 9

Фиби, как пьяная, возвращалась в дом, держась рукой за резную балюстраду лестницы. Сейчас, после предложения Дункана, вся ситуация гораздо больше, чем прежде, казалась невероятным сном. Фиби хотела стать женой Дункана и опасалась нет, безумно боялась проснуться в прежней жизни, где от человека, которого она любила, остались лишь слова на потрепанных, выцветших страницах старинной книги. Она могла в любой момент вновь оказаться в двадцатом веке, как тот парень из телесериала, без конца «перепрыгивающий» из века в век, не успевая даже попрощаться.

Она вошла в свою комнату, села на стул перед туалетным столиком и посмотрела на свое отражение в зеркале. Если придется, она готова встретиться лицом к лицу с англичанами или даже с пиратом Морно, но расстаться с Дунканом было бы непереносимым горем. Особенно после того, как он станет ее мужем.

Фиби долго сидела, пытаясь собраться с мыслями, одна часть ее существа дрожала от страха, другую переполняло торжество. Неожиданно кто-то постучал в дверь, и она обернулась, решив, что это Старуха или, может быть, Дункан пришел сказать, что передумал.

– Войдите! – произнесла она слегка дрожащим голосом.

Но в комнату вошел Алекс, не закрыв за собой дверь вероятно, ради соблюдения приличий, и медленно направился к Фиби.

– Надеюсь, вы извините мое вторжение, – сказал он, глядя на Фиби добрыми и печальными глазами. – Я пришел убедиться, что вы действительно желаете этой свадьбы, и вас не гонят под венец насильно.

– Вы плохо думаете о своем друге Дункане, – заметила Фиби. – Когда я впервые появилась здесь, вы решили, что он держит меня узницей в погребе, Алекс вздохнул, и Фиби увидела крохотные капельки пота, блестящие на его лбу. Ему понадобились значительные усилия, чтобы прийти к ней.

– Наоборот, – возразил он, – я знаю, что Дункан Рурк лучший из людей. Однако факт остается фактом: когда ему что-нибудь взбредет в голову, он считает, что все разумные люди согласятся с ним. Даже если они брыкаются и кричат. Что касается инцидента с погребом… Знаете, он однажды запер меня там в шутку, забыл про меня и отправился на охоту.

Фиби улыбнулась. – Наверно, он подумал, что там вы лучше сохранитесь, – сказала она, указывая на кресло у окна. – Садитесь, Алекс.

Он с большим трудом добрался до оконной ниши, прикрытой легкими газовыми занавесками, и сел. Достав платок из безукоризненно чистого голубого жилета, вытер лицо, шею и вздохнул.

– Мы с Дунканом выросли вместе, – оказал он после нескольких секунд напряженного молчания. – Он мне ближе, чем родной брат.

Улыбка сошла с лица Фиби. – Значит, вы были там, когда британский капитан высек его?

Алекс заметно поморщился и, так побледнел, что Фиби вскочила на ноги и налила ему чашку воды из графина, стоявшего рядом с ее неприбранной постелью.

– Он рассказывал об этом, да?

– Да – ответила Фиби. – Включая и affaires de coeur[1]1
  Дела сердечные (фр.).


[Закрыть] с миссис Шеффилд.

– Я в то время был в школе, – сказал Алекс между двумя глотками воды. Краски начали возвращаться на его лицо. – Мой отец поехал с мистером Рурком и Лукасом, когда они силой освободили Дункана, хотя едва не опоздали.

– Дункан сказал, что очень долго выздоравливал.

– Прошел целый год, прежде чем он поправился, – начал Алекс, его отсутствующий взгляд, казалось, застыл на какой-то далекой картине прошлого. – Дункан заболел воспалением легких, настолько он был ослаблен и едва не умер.

Фиби молчала, надеясь, что мысли Алекса следуют тем же путем, что и ее размышления. Если Дункан выжил после зверского избиения и последующей болезни, то Алекс тоже должен преодолеть свои несчастья.

– Знаете, он так и не сумел забыть об этом, – произнес Алекс. – Потому-то он и играет эту великолепную и ужасную музыку.

Фиби кивнула.

– Вы надеетесь убедить меня не выходить замуж за Дункана? – спросила она. Ей пришло в голову, что Алекс не считает ее ровней своему другу, все-таки она появилась из ниоткуда, неся какой-то вздор про лифты и прочие вещи, еще неизвестные в восемнадцатом веке. Кроме того, ее короткие волосы должны казаться им странными, поскольку в их время женщины не стригли свои, косы от колыбели до могилы.

Алекс покачал головой и сделал попытку улыбнуться.

– Нет, мистрисс. Он любит вас, хотя не скажет этого, пока тщательно не подготовится к объяснению, так что будьте с ним терпеливой. Теперь я по крайней мере знаю, что мой ближайший друг будет счастлив при условии, что ему повезет и он уцелеет на войне.

– А вы, Алекс? – спросила Фиби. – Вы собираетесь уцелеть?

Он неуверенно поднялся на ноги, опираясь на костыль, и Фиби понадобилась вся ее выдержка, чтобы не броситься ему на помощь.

– Посмотрим, – ответил он. – А пока что нам предстоит свадьба и я должен играть роль жениха. – Он помолчал, с нежностью глядя на нее. – Счастливчик он, наш Дункан. Будьте терпеливой с ним, Фиби, он хороший человек в глубине души, но иногда считает, что должен казаться плохим. Возможно, я знаю его лучше, чем кто-либо другой, и могу заверить вас, что он будет преданным мужем, потому что честь его вторая натура. Однако же, если вы обманете его, Дункан будет само воплощение ярости, и, хотя он не прогонит вас от себя, вам никогда больше не видать его доверия.

Фиби так и распирало при похвалах, расточаемых Алексом ее будущему мужу, но сердце ее ныло, настолько явно ее собеседник считал, что сам уже никогда не сможет изведать страсть и счастье.

– Вы прекрасный человек, – сказала она искренне. – В один прекрасный день, надеюсь, это произойдет скоро, мы увидим вторую свадьбу, вашу, и все будем радоваться.

– Да, – ответил Алекс таким же безжизненным голосом, как и раньше. – А может быть, похороны, на которых, надеюсь, вы будете плакать.

Фиби проглотила слезы, зная, что иногда до людей, погрузившихся в отчаяние, невозможно никаким образом достучаться.

– Чего бы вы ждали от Дункана в таких обстоятельствах?

– Конечно, музыки. Громоподобных, душераздирающих звуков, от которых все погибшие моряки поднимутся со дна морского, зажав руками уши. – Алекс с такими же мучительными усилиями добрался до двери и, обернувшись на пороге, встретился взглядом с девушкой. – Фиби, вы думаете, я не знаю, как высоко мой друг ценит меня и что с ним будет, если я умру? Хочу вам сказать: я все это прекрасно понимаю, и эта печаль, усугубляя мои прочие горести, становится почти невыносимой. – С этими словами Алекс удалился.

Фиби все так же сидела, глядя на дверь, когда вошла Старуха, неся перекинутое через руку кружевное платье. Ее лицо сияло от радости, пылая, словно темное дерево, охваченное огнем, и уже конечно она не собиралась терпеть печального вида невесты.

– Хорошо, что ты успела помыться и отдохнуть, – заявила Старуха, кладя платье на кровать и разглаживая его широкими ловкими ладонями. – Этой ночью тебе не придется спать мисс, и твой муж будет ощущать твое благоухание.

Фиби вздохнула. – Ты когда-нибудь смотрела ладонь Алекса? – спросила она. – Что ты на ней увидела?

– Мозоли, – ответила Старуха. – Не волнуйся за него. У него своя судьба.

Фиби встала и подошла посмотреть на платье. Визит Алекса вверг ее в состояние замкнутости, но ей через несколько часов предстоит обвенчаться, став женой любимого человека, и она лучше, чем кто-либо, знала, сколько удовольствия принесет с собой брачная ночь.

– Оно тоже принадлежало той несчастной женщине? – спросила она, разглаживая кремовый шелк платья. – Той, которая погибла при кораблекрушении?

– Нет, – ответила Старуха. – Я сама сшила его вот этими руками еще до того, как мистер Дункан нашел тебя в погребе. Это платье никогда не принадлежало никому, кроме тебя.

– Опять волшебство, – сказала Фиби с улыбкой.

– Это волшебство привело тебя сюда, – сказала Старуха. – Я приготовила тебе еще один подарок к этому радостному дню. Я скажу тебе свое имя, но ты не должна произносить его, слышишь? Время еще не пришло!

Фиби попала под власть заклинания. В конце концов, если она могла совершить путешествие сквозь время, то подлинное имя Старухи наверняка может творить чудеса.

– Я могу сказать его Дункану?

– Нет, – твердо заявила Старуха, свирепо нахмурившись. – Ты должна обещать мне, что никому его не скажешь до поры.

– До какой поры?

– Не скажу. Ты сама поймешь, когда время настанет.

Фиби вздохнула, но любопытство не позволяло ей упустить случай.

– Хорошо, я обещаю, – сказала она. Старуха прошептала свое имя ей на ухо.

Оказалось, что это английское слово, называющее все, что есть хорошего на свете.

– Если мой первенец окажется дочерью, я назову ее этим именем, – сказала Фиби, тронутая до глубины души, улыбаясь сквозь слезы.

– Твой первенец будет мальчиком, – тут же возразила Старуха. – И его назовут Джон Александр, в честь его деда и мистера Алекса.

Фиби не стала тратить силы на спор. Она знала настоящее имя Старухи, скоро станет женой Дункана, и на первое время этого более чем достаточно. Кроме того, она уже решила позволить Дункану выбрать имя для первого ребенка.

– Помоги мне надеть это прекрасное платье, – сказала она вместо возражений, и глаза Старухи загорелись гордостью и удовлетворением.

Изящное и простое платье отлично сидело на Фиби. Его юбки тихо шуршали, когда девушка шевелилась. Если бы она отправилась в какой-нибудь сиэтлский бутик для новобрачных, чтобы выбрать себе подвенечное платье, то вряд ли нашла бы что-нибудь подобное.

– Оно такое красивое! – промолвила Фиби, вертясь перед зеркалом.

– Да, – согласилась Старуха. Она схватила Фиби за руки и заглянула в ее глаза.

– Тебе предстоит еще немало бед, мистрисс. Ты должна быть сильнее сильной. Фиби почувствовала холодок страха.

– Что ты имеешь с виду?

– Уже сейчас ты носишь в себе ребенка мальчика, как я тебе сказала. Что бы ни случилось с тобой или с твоим мужем, ты должна позаботиться о маленьком Джоне Александре Рурке. Ему предстоит важное дело в этом мире.

Фиби опустилась на табурет, догадываясь, что побелела как пергамент.

– Не думай о несчастьях, – нахмурилась Старуха. – Думай о мистере Дункане, о свадьбе и предстоящей ночи, которая принесет вам обоим много счастья.

Фиби вспомнила свои собственные слова, сказанные Дункану сегодня на веранде, о том, что жизнь нужно принимать такой, какова она есть. Старуха убеждала ее, что надо жить настоящим, чтобы каждая драгоценная секунда не пропала даром. Какая простая философия, но как трудно ей следовать!

Она взяла руку своей наперсницы и сжала ее, сказать больше было нечего.

Свадебную церемонию решено было провести на берегу моря, под небосводом вместо купола церкви, закатом вместо витражей и группой слуг и увечных воинов в качестве свидетелей.

Фиби была на вершине счастья. Стоя рядом с Алексом лицом к будущему мужу, который держал в руках Библию и букет пурпурных орхидей, предназначенных ей в подарок, она не думала о пиратах, войнах и прыжках во времени. Она хотела сказать Дункану о ребенке, который рос в ней, мальчике, которого Старуха уже окрестила Джоном Александром Рурком, но нужно было дождаться подходящего момента. Было странно слышать, как Дункан произносит святые слова и просит в ответ принести клятвы верности, и как Алекс отвечает, как будто Фиби выходит замуж за него. В какое-то мгновение, ее охватила паника при мысли, что Дункан обманул ее и ее мужем станет Алекс. Но затем до нее дошло, что Дункан называет Алекса своим, Дункана, именем, и успокоилась. Когда слова клятвы были произнесены, и Дункан объявил себя и Фиби мужем и женой, именно священник поцеловал невесту, а не подставной жених.

За венчанием последовало веселое, жизнерадостное празднество. Вдоль пляжа разожгли костры, моряки достали гармоники, скрипки и маленькие аккордеоны. Фиби танцевала со своим мужем на песке, и этой ночью для нее больше никого и ничего не существовало.

Вино лилось рекой хотя Фиби к нему не притрагивалась, а веселая музыка заставляла ее танцевать вновь и вновь. Пока она отдыхала, совершенно запыхавшись, а Дункан кружился вокруг одного из костров со Старухой, она заметила Симону, направляющуюся к лунной дорожке, протянувшейся по воде.

Нахмурившись, Фиби пошла за ней и, догнав девушку на краю прибоя, схватила ее за руку.

– Что ты делаешь? – спросила она. Симона посмотрела на нее холодными, пустыми глазами.

– Я хочу искупаться, – сказала она. И ее платье, похожее на саронг, упало на песок, обнажив ее великолепное тело. – Теперь ты хозяйка Райского острова. Ты можешь выгнать меня отсюда.

Фиби покачала головой: – Здесь твой дом.

– И твой тоже, – сказала Симона, повернувшись и грациозно входя в воду. – А мистер Дункан не принадлежит тебе одной. Когда ты располнеешь из-за ребенка, растущего в тебе, он станет приходить ко мне.

Фиби повторяла про себя слова Алекса: Дункан будет верным мужем и не нарушит произнесенных клятв. Вот только клятвы произнесены Алексом, хотя и от имени Дункана.

– Отстань от него, Симона, – ответила Фиби, входя вслед за ней в теплые пенящиеся волны. – Со временем ты встретишь другого человека. Дункан мой муж, и я ни с кем не стану его делить.

– Возможно, у тебя не будет выбора, – сказала Симона.

Она скользила по воде в нескольких ярдах от берега, и ее грация и непринужденность напомнили Фиби, что это мир Симоны, а не ее. Фиби появилась на Райском острове случайно, но Симона, подобно русалке, была рождена для этих соленых волн, песка и тропических ночей. Недооценивать привлекательность туземной женщины для такого человека, как Дункан, было бы серьезной ошибкой.

– Все равно, – настаивала Фиби. – Я люблю Дункана и не отступлюсь от своих слов, я ни с кем не разделю его.

Симона плыла на спине, и ее крепкие груди и плоский живот блестели в лунном свете, как полированное тиковое дерево.

– Он не только твой, но и мой, – возразила она.

Фиби была потрясена спокойной уверенностью соперницы. Может быть, Дункан никогда и не порывал с Симоной. В этом месте и в этом времени мужчины смотрят на наложниц как на что-то само собой разумеющееся. Даже мужчины, которые считают, что счастливо женились.

– Нет! – сказала Фиби и пошла прочь. На пляже она встретилась с Дунканом отправившимся на ее поиски. Он взял ее за обе руки.

– С кем ты разговаривала?

– С Симоной, – ответила Фиби. Было бессмысленно избегать разговора. – Ты спал с ней, Дункан? После того, как я появилась на острове? – В темноте она не могла видеть его глаз, но это было неважно. Она прислушивалась к его ответу сердцем.

– После того, как ты появилась на острове, нет, – сказал он.

– А раньше?

– Да.

Фиби кивнула. – У тебя есть свое прошлое, – сказала она тихо, – и у меня тоже. Но сейчас, Дункан, для меня важно только будущее. И я обещаю тебе, что, если ты будешь изменять мне, никакая ярость англичан или Морно не сравнится с моей местью. Мы понимаем друг друга? Дункан прижал ее к своей труди.

– Да, – сказал он. – Но я не изменю тебе, Фиби. Ты можешь быть уверена в этом, как ни в чем другом.

Она посмотрела в лицо мужу.

– И я тоже не изменю тебе, – сказала она тихо. – Я так люблю тебя, Дункан!

Он ничего не ответил, только поцеловал ее и повел к дому по извилистой тропинке, которая огибала свадебные торжества, оставляя их далеко в стороне. Для Фиби сейчас было более чем достаточно, что Дункан взял ее в жены. Он сам объявит о своей любви именно так, как предсказывал Алекс, когда будет готов.

Внутри большого дома лежали цветные тени от самодельных бумажных фонариков, развешанных в саду, где продолжался праздник. Взяв Фиби за руку, Дункан повел ее вверх по лестнице, в свою спальню, которая теперь стала и ее спальней.

– Вероятно, это была самая необычная свадьба в истории, – сказала Фиби, внезапно разнервничавшись, как девственница, хотя Дункан уже наложил на нее, и весьма тщательно, супружеские узы. А до этого, разумеется, был Джеффри. Бедный напыщенный Джеффри, который не имел понятия, что значит разжечь в женщине настоящую страсть, увести за собой ее душу, вернуть обратно, удовлетворенную, и ласками погрузить в сон.

Дункан не зажигал лампу, и сквозь высокие окна, выходящие на море, проникал бледный лунный свет.

– Да, – согласился он. – Но это было только вступление.

Фиби задрожала от предчувствия и чуть-чуть от страха. Супруг обнял ее за плечи своими нежными руками.

– Что с тобой?

Фиби была рада, что в комнате темно: мрак позволял ей сохранить хоть какие-то остатки достоинства.

– Только то… ну, когда ты любил меня, наслаждение было таким огромным…

Пальцы Дункана гладили ее плечи, успокаивая, но одновременно раздувая искры в самых дальних уголках ее женского существа.

– Ты не хочешь, чтобы я дарил тебе наслаждение? – недоверчиво спросил он.

Фиби положила руку ему на грудь, вздрагивая, еле слышно усмехаясь и едва не плача.

– Конечно, хочу. Просто… ну… я теряю контроль над собой.

– Так и должно быть, – сказал Дункан, умелыми пальцами расстегивая пуговицы свадебного платья, которое Старуха сшила еще до ее появления, и которое замечательно сидело на ней. – Я тоже теряюсь и становлюсь необузданным, когда ты впускаешь меня в себя… – Он снял с нее платье, сорочку и замер неподвижно, пораженный ее красотой.

– Сними одежду, Дункан, – тихо потребовала Фиби. – Я хочу видеть тебя так же ясно, как ты видишь меня.

Он повиновался, скинул ботфорты, затем стащил рубашку через голову и отшвырнул ее в сторону и, наконец, снял бриджи. Он был высоким и крепким, как мачта корабля, и его вид наполнил Фиби распутными желаниями и храбростью.

– Боже мой! – прошептала она. – Ты такой красивый, как статуя, изваянная для прославления бога любви.

Дункан легко опустился на колени.

– Это тебя, – сказал он хриплым шепотом, – нужно боготворить, ублажать и почитать. – Он гладил ее бедра, вызывая в них почти ощутимую дрожь, и, наконец, раздвинул шелковистую дельту, готовясь покорить ее. – Я полностью овладею тобой, Фиби Рурк, и на этот раз не стану заглушать твои крики. Я хочу, чтобы весь остров, весь мир знал, что ты моя и что я ублажаю тебя в нашей спальне.

Фиби откинула голову и восторженно вскрикнула, когда он поцеловал пульсирующий бугорок, медленно и алчно касаясь его губами. По ее жаркому, податливому телу волнами пробежала дрожь, и ей казалось, что она вот-вот расплавится и растечется по полу, словно горячий воск, если бы Дункан, охватив ладонями ее ягодицы, не прижал ее еще теснее к своему рту.

Фиби выкрикнула его имя и обхватила руками его голову, требуя еще. Ее груди налились, словно переполнялись растущим наслаждением, и она знала, что гости на свадьбе все слышат и понимают, что их хозяин берет свою невесту, но это ее не волновало. Ее не волновало ничего, кроме наслаждения, которое она доставляет Дункану, а он ей. Она металась, крича, как дикая кошка. Дункан прижал ее спиной к стене и вскинул ее дрожащие ноги себе на плечи. Он наслаждался ею с неутолимым голодом, буквально терзая ее, и она умоляла, обещала и, всхлипывая, судорожно отдавала себя его языку и губам. Дункан, верный своему обещанию, не пытался утихомирить ее. Пока гости пировали на пляже среди костров, скрипок и кувшинов крепкого местного вина, брак Дункана и Фиби должным образом совершился к взаимному удовлетворению обеих сторон.

На следующее утро Дункану принесли письмо, доставленное по той же запутанной цепочке моряков, хозяев таверн и туземцев. В это время Дункан уже встал, оделся и пил кофе на террасе рядом с комнатой, где спала Фиби, в открытых дверях террасы появилась Старуха, и, судя по ее хитрой самодовольной улыбке, можно было решить, что она не только организовала этот брак, но и создала всю вселенную. Без единого слова она вручила Дункану потрепанный, грязный конверт и удалилась.

Дункан сразу же узнал почтовую бумагу, которой пользовалась его сестра Филиппа, хотя ее имя не было написано на конверте. Имя адресата было, как всегда, зашифровано: письмо сперва посылали в таверну «Аполлон» в Бостоне, где доверенный человек ждал подобных посланий и отправлял их дальше имеющимися под рукой средствами.

Дункан колебался, боясь читать письмо сестры. Он был близок с Филиппой и Лукасом, своим братом, несмотря на известные политические разногласия, но переписываться им было очень трудно, особенно во время войны. Ради пустяков посылать письмо не станут.

– Что это? – спросила Фиби из-за его спины, положив руки ему на плечи. Она уже во второй раз подобным образом заставала его врасплох, и он встревожился, потому что не слышал ее приближения.

Дункан ножом разрезал конверт и вытащил сложенные листки.

– Письмо от моей сестры, – объяснил он. Даже пылкое приветствие Филиппы не рассеяло его страхов. Интуиция не подвела его, обнаружил он, читая аккуратные строчки, украшенные завитушками, новости были нехорошими.

Фиби сидела напротив него за маленьким столиком, и ее волосы ярко блестели под солнцем. Она была одета в одну из рубашек Дункана, и ее щеки пылали теплым абрикосовым румянцем. Она молча ждала, когда Дункан заговорит.

– Я должен ехать в Чарльстон, – объявил он, наконец. – Мой отец болен.

Она в знак сочувствия дотронулась до его руки кончиками пальцев.

– Но Чарльстон занят англичанами, – осторожно напомнила она. Дункан сам рассказывал ей на пути из Куинстауна, как генерал Клинтон в мае взял город.

– Да, – ответил Дункан. – Любимая, мне жаль, что я так скоро покидаю тебя.

– Ничего подобного. Ты меня не покидаешь, – ответила миссис Рурк со всей властностью, которую давало ей положение хозяйки дома. – Я еду с тобой.

Дункан встал со своего кресла, собираясь сделать все приготовления и отплыть немедленно, но ее слова остановили его на месте.

– Нет, – сказал он. – Это исключено.

– Дункан, не заставляй меня ехать зайцем, – предупредила Фиби, вставая и подходя к нему. – Или пытаться уплыть на первом проходящем судне. Я пойду на все, но здесь не останусь.

Дункан издал долгий вздох и запустил руку в волосы, еще растрепанные с ночи.

– Почему ты так чертовски упряма? – раздраженно спросил он.

Фиби бесстыдно пожала плечами: – Не знаю. Такова моя натура. Но почему ты так чертовски упрям?

– Прошу тебя, не ругайся, – сказал он напряженным голосом, отворачиваясь от нее и направляясь в спальню. – Это нехорошо.

– Я ругалась?! – ответила Фиби, последовав за ним и одеваясь, пока он швырял в сундук рубашки, штаны и прочие необходимые вещи. – Ты должен был предупредить меня, а то я могу ляпнуть что-нибудь в приличном обществе.

Дункан стиснул зубы, но тут же заставил себя успокоиться.

– Черт побери, Фиби, только подобных неприятностей мне от тебя не хватало! Может быть, мой отец уже мертв!

– Знаю, – ответила Фиби с мягкой неумолимостью. – С другой стороны, он может быть жив и здоров, когда было написано это письмо? Если он скончался, а я в этом сильно сомневаюсь, поскольку он твой отец, и, следовательно, должен быть таким же железным, как ты, я буду тебе нужна для утешения. Если он здоров, он захочет познакомиться со своей невесткой.

Дункан некоторое время стоял в упрямом молчании, как мул, которого хотят тащить по грязной дороге, но затем смягчился. Фиби все равно отправится следом за ним, если он оставит ее на острове, и, вероятно, кончится тем, что ее убьют или похитят. По крайней мере, пока она с ним, он может защищать ее.

– Неужели я никогда не переспорю тебя? Фиби приблизилась к нему и обхватила его руками за пояс. Ее волосы пахли солнцем, а от тела исходил слабый мускусный аромат их любви.

– Никогда, пока ты мой муж, – ответила она.

И Дункан понял, что ее слова пророческие.

Они отплыли после полудня, с попутным ветром и отливом. Именно Фиби, отправившаяся исследовать корабль, нашла Симону, спрятавшуюся за ящиком в трюме. Девушка смотрела на нее испуганно и вызывающе. Пожитки Симоны находились в маленьком узелке рядом с ней.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Фиби, уперев руки в бедра и понизив голос.

– Я уезжаю, и ты должна радоваться. Ничего не говори Дункану, иначе он отправит меня обратно.

Фиби вздохнула и присела на другой ящик. Свет в трюме был тусклым, и она чувствовала себя неуютно, это место слишком напоминало ей о ее недолгом приключении на борту корабля Морно.

– Чему мне радоваться? – спросила она. – Остров твой дом. Ты ведь родилась на нем, верно?

– Неважно, – ответила Симона глухим голосом, глядя на Фиби с упрямым блеском в глазах. – Найду себе новое место.

– А я думала, что ты решила остаться и соблазнить моего мужа, – сказала Фиби. – Только вчера ночью ты говорила мне…

– Ты хочешь, чтобы я попыталась?

– Нет, конечно. Но если Дункан из тех людей, которым нужны любовницы, он найдет любовницу, будешь ли ты находиться на Райском острове или в Тимбукту. Симона, времена нынче тяжелые и опасные. Тебе было бы лучше не срываться с места.

– Тебе, как я полагаю, тоже. Но ты сорвалась.

Фиби тихо засмеялась и покачала головой.

– Не в бровь, а в глаз!

– Ты скажешь Дункану, что я на борту? Фиби задумалась.

– Нет, – сказала она, наконец. – Ты взрослая женщина, и если хочешь уехать, то это твое дело. Куда ты направляешься?

Симона уперлась рукой в борт корабля, закрыла глаза и вздохнула.

– На большой остров. Там я могу найти работу.

– Зайди в таверну «Корона и лилия» – предложила Фиби. – Спроси мистрисс Белл. Но ни в коем случае не говори ей, что тебя прислала я. Моя недолгая карьера в качестве прислуги не увенчалась успехом.

Симона, явно против своей воли, улыбнулась.

– Я слышала.

– Я принесу тебе еду и воду, – сказала Фиби, вставая. – И никому не скажу о тебе. Но я хочу, чтобы ты взамен ответила на один вопрос.

– Какой? – спросила Симона. Ее глаза были по-прежнему закрыты, и во время недолгих пауз в разговоре она что-то тихо мурлыкала себе под нос.

– Что заставило тебя передумать – ты же хотела остаться? – Та перемена, которую, я увидела в Дункане, – ответила Симона. – Сперва я пыталась не замечать этого, но от правды не уйдешь. Ты даешь ему нечто большее, чем наслаждение. Ты прикасаешься к той части его души, до которой другие женщины даже не могут дотянуться.

Фиби, ничего не ответив, покинула Симону с ее узелком и ее достоинством и поднялась на главную палубу, чтобы посмотреть, как остров исчезает за ослепительным горизонтом.

Дункан, как и вся его команда, был занят, и Фиби постаралась не путаться под ногами, ходить незаметно, как будто она тоже ехала зайцем.

Во время полуденного обеда на нижней палубе в камбузе Фиби собрала свою порцию на большую деревянную доску, добавив еще чуть-чуть, и заявила коку, что предпочитает есть в капитанской каюте. Она направилась в маленькую каморку, которую должна была делить с Дунканом во время плавания хотя они вдвоем едва ли уместились бы на койке, на тот случай, если кто-нибудь будет за ней следить. Там она поела, затем собрала сыр, хлеб, вяленое мясо, банан и флягу воды в кожаную сумку и пробралась в трюм. Симона приняла пищу с достоинством и пробурчала слова благодарности.

Фиби вернулась в каюту, сняла платье, легла в одной сорочке на койку и заснула. Когда она проснулась, Дункан был рядом с ней, с растрепанными волосами, в одних бриджах и со своей невыносимой ухмылкой.

– Хорошо, что вы проснулись, мистрисс Рурк, – сказал он. – У меня есть к вам дело. – Правой рукой он гладил ее ногу, от колена до бедра, одновременно стягивая с нее тонкую нижнюю юбку.

Фиби вздохнула и удовлетворенно вытянулась.

– Какое дело? – спросила она, пока он обнажал ее груди и подготавливал их к удовольствию легкими поглаживающими движениями пальцев.

– Самого интимного свойства, – ответил он, прикасаясь языком к ее соску.

Фиби выгнула спину и застонала.

– Ты… знаешь, сколько шума я делаю, – сумела вымолвить она, уже запустив пальцы в его волосы и привлекая его к себе. – Что скажут твои люди?

Дункан чуть-чуть приподнял голову только для того, чтобы ответить:

– Они скажут, что я счастливый ублюдок.