Текст книги "Нежные объятия оборотня"

❅ 28 ❅

Ар-р-р! Бегу так быстро, насколько позволяет лес.

Вампиры кружат надо мной, они ждут какого-то знака, после которого набросятся толпой, своей ужасной, кряхтящей стаей. Стараюсь бежать под низкими деревьями, чтобы обеспечить себе хотя бы минимальную защиту в виде крон деревьев, извилистых ветвей кустарника.

Скорее! Скорее!

Марк снова взялся за старое – он хочет отобрать у меня то, что представляет для меня ценность, то, что предназначено мне, то, что радует и дарит смысл жизни.

Все это началось с детства.

Мать была истинной парой отца, альфы нашей стаи, но все равно не справилась, не смогла вынести двоих волчатскончалась при родах, когда родила последнего сына – Марка. Она даже не успела взять на руки своих детей. Ее последним вздохом стал первый вдох Марка. Так он впервые украл самое ценное для меня.

Отец горевал всю жизнь. Да, он не показывал нам этого, альфа должен быть сильнее обстоятельств, но все равно чувствовался в нем надлом. И поэтому перед своей смертью он озвучил нам с братом свою волю: альфой будет тот, кто первым обзаведется потомством.

Непростая задача для альф. Не каждая волчица может понести от главного в стае – слишком велика нагрузка, слишком сильны гены оборотня.

Но Марка было не остановить. Он увлекся. Никто из нас не понимал, как может ощущаться присутствие избранной, и потому Марк пошел во все тяжкие. Волчицы из стаи, волчицы в городе – он перепробовал всех. Даже против их воли.

Мы дрались неоднократно, напряжение между нами росло все больше. Оставаться двоим в стае стало опасно. И тогда мы решили, что один заботится о стае из города, другой остается в деревне. Так все и было. До Марии.

Чер-рт. И с Аурелией все будет непросто.

Снег буквально бурлил, разгребаемый грудью, комьями летел из-под лап.

Сверху начиналось вампирское безумие – летучих мышей, судя по звукам, становилось все больше. Шорох их крыльев перемежался с резкими грудными визгами, которыми они обменивались, обсуждая, как загнать жертву в ловушку. Кажется, они никогда еще не охотились на волка, но то, что позволили себе это сейчас, говорило о многом.

Наконец, впереди замаячил дом лесника.

В голове калейдоскопом закружились воспоминания…

– Я беременна, Лиам! – Мария радостно хлопает в ладони, подпрыгивая и пританцовывая на одной ноге.

Ей нравится стая, и я счастлив, что она согласилась пожить здесь со мной, среди таких же, как я. Но от этого известия, от зефирного ощущения радости не остается и следа.

– Как беременна? – выдыхаю в шоке. – Как? Но… это же  невозможно. Ты же не волчица. Ты не оборотень!..

Она обижено поджимает губы.

– …Ты ходила к ведьме? – рывком вытягиваю вперед ее руки, проверяя наличие тонкого белого шрама. И, найдя его, стону: – Что ты натворила?!

– Но ведь так… Так мы будем ближе друг к другу, Лиам! И ты… ты станешь альфой стаи, единственным. И не нужно будет постоянно переезжать из города в деревню, драться с Марком…

– Мар-р-р-к! – рычу и выпрыгиваю за порог дома. – Мар-р-рк!

– Мар-р-р-к! – бегу по снегу и трясу башкой – почти в двух сантиметрах надо мной кружится летучая мышь. Еще немного – и она вцепится в холку огромными белыми зубами, острыми, как бритва. – Мар-р-рк!

Охотничий домик покрывается утренними лучами зари, и от воспоминаний, как я забирал Марию из ее дома, сердце заходится быстрым и нечетким темпом. Чую аромат Аурелии и распахиваю пасть – нужно зачерпнуть немного снега, чтобы охладиться, иначе я брошусь на нее, рыча и яростно из-за того, что ослушалась, ушла из дома с этим предателем, а это не добавит мне очков.

Только сейчас начинаю задумываться о том, почему она пошла на поводу у брата. Почему Мария сделала то же самое. Только сейчас…

– Мар-р-рк!

Дверь распахивается, и в снег падает человек, который через секунду становится волком.

Адреналин бьется в венах, пульсирует в крови, застит глаза.

И тут сверху пикирует самая смелая летучая мышь. Резко подскакиваю вверх, изгибаю шею и одним ударом лапы сшибаю ее в снег. Хватаю пастью за крыло, рву его клыками, слыша противный тонкий крик боли, и отшвыриваю в сторону. Тушка мыши летит по инерции вперед, врезается в окно и через несколько мгновений падает в снег без движения.

Волк стоит на четырех ногах, рычит, демонстрируя воинственные намерения, и я вижу, как торжество блестит в его глазах. Он настроен серьезно. И у него есть козырь.

Я выбегаю на открытую поляну, на которой стоит охотничий дом, и становлюсь легкой добычей для мышей. С легким свистом и скрежетом кожаных крыльев они опускаются на меня со всех сторон, и яркая, сильная боль от когтей, зубов, простреливает все тело – они пробираются сквозь мех, подшерсток, режут кожу и пытаются выдавить глаза. Их слишком много. Нападают спереди, сзади, сверху, и оттого перед глазами все плывет. Мелькают только белые клыки, окрашенные бурой кровью и алые злые глаза голодных вампиров.

Пытаюсь смести их хвостом, падаю на спину, чтобы пустить в ход когти, отточенные годами боев с оборотнями и с Марком, и тут же бок простреливает сильнейшая боль – вампир присасывается так, что его невозможно скинуть, и он не просто царапает бок когтями – он пытается разорвать меня на куски. Полосует острейшими, как высококлассные ножи, когтями на крыльях, а зубами работает как бормашина.

Боль слепит глаза, я теряю ориентацию. Все происходит так быстро, что очнуться выходит не сразу.

Кусаю наобум, не видя и почти не слыша ничего, и случайно удается зацепить за шею мышь, что мостится на плече. Чувствую ржавый привкус крови, когда прокусываю ее хлипкую шею и с радостью выплевываю месиво в снег.

Кто следующий?!

И тут же лечу вперед на несколько метров – словно копер ударяется чугунным боком в дом и сносит его за секунду.

Понимаю сразу, что это Марк. Пользуется тем, что я ослаблен боем с вампирами, и нападает исподтишка. Открываю один глаз, отмахиваюсь от коричневого крыла в красных прожилках вен, и вижу, что вампиры не нападают на Марка. Они кружат только надо мной, будто комары над единственным человеком в тайге.

Машинально вскакиваю на лапы и делаю обманное движение – выставляю вперед плечо, в которое и целится опьяневший от близкой расплаты брат. Он кидается прямо на ту мишень, которую я ему приготовил, и в тот момент, когда его зубы клацают возле моего уха, запрыгиваю ему на спину.

Удивительно, что он снова попадается в эту ловушку. Несколько лет назад, когда Мария умерла, мы дрались точно так же, и я применил точно такой же прием, когда полоснул по его морде когтем, оставив на его щеке огромный шрам. Ну а всем известно, что глубокие шрамы, которые оставляют близкие родственники, не заживают никогда…

Огромным меховым шаром мы катимся в сторону, ударяемся о дерево, и я отмечаю, что его зверю хорошо досталось. И от того, что чувствую такое же удовлетворение, как Марк совсем недавно, понимаю, что теперь мы деремся уже не за то, кто останется в стае или уедет из города.

Это наш последний бой.

Потому что он перешел границы. Потому что он призвал приспешников ночи в помощники. Потому что он убил мою любимую много лет назад. И потому что он обманом увел мою пару снова.

Принятие этого развязывает руки, добавляет гибкости, ловкости, маневренности.

Больше не нужно сдерживаться, чтобы не навредить, больше не нужно волноваться за то, что могу снова, как после смерти Марии, оставить шрам на его лице, который никогда не заживет. Я свободен от слова, данного отцу – не перегибать палку в драке.

И это понимание торжеством будоражит кровь, насыщает ее кислородом, отзывается в мозгу.

Я тебя уделаю, Марк. Пришло твое время, чертов предатель.

Вдыхаю воздух, через который пробивается аромат моей истинной пары. Ее уютный, родной запах с примесью нового, который становится с каждым днем сильнее – аромат миндаля – запах моего еще не родившегося сына. И понимаю, что готов сражаться ради этого до самого конца.

Даже с собственным братом.

❅ 29 ❅

Выкидываю руку в сторону и не глядя ловлю последнюю летучую мышь, которая осмелилась спикировать на меня. Быстрым движением отрываю ей голову и выкидываю в сторону. Тушка с все еще подергивающимися крыльями летит в другую.

Остальные приспешники ночи, оставшиеся от многочисленной орды, поднимаются вверх, ослабленные боем и светом солнца. Мрачно смотрю на них и показываю кулак, и они будто отшатываются, не решаясь снова напасть, и улетают. Я знаю, что несколько мышей сидят на ветках. Они будут приглядывать за домом, за мной, ожидая, когда снова станет темно и можно будет вернуться, чтобы напасть снова.

Но я не дам им для этого ни малейшей возможности.

Пусть горят в аду.

Делаю несколько шагов вперед и останавливаюсь около Марка. Он лежит на спине и смотрит в небо, по которому ползут лучи рассвета, окрашивая все вокруг в лиловые, оранжевые, розоватые оттенки.

– Быть… альфой… моя… судьба…. – отхаркивает он кровь при каждом слове. Моя огромная тень закрывает его от солнца, и я с удовлетворением наблюдаю, как жизнь по капле выходит из него. – Отец… был… не прав… что… только… наследник может… решить… наше первенство…

– Ты всегда был слишком глуп, Марк. Эгоистичен и глуп. Только если ты знаешь, что сражаешься за родную кровь, ты готов убить даже дьявола во плоти. Но ты… Тебе никогда не узнать этого, не познать. Потому что ты не видишь ничего дальше собственного носа и жаждешь только власти.

– Влас-с-сть… – по этому свистящему звуку становится понятно, что его легкие повреждены. – Только власть… смысл всего… Могущество…

Он кашляет, и лицо его становится белее бумаги.

– Ты слишком мягкий для оборотня. С-с-смерть Марии… так подкосила… тебя, что ты… сбежал из с-с-стаи… в город.

– Ты поэтому призвал вампиров?

Он усмехается.

– Это было лучшим… решением… Оборотни были… у меня в кулаке – страх… против врага… объединяет…

Я со злости пинаю снег, бывший когда-то белым. Теперь на нем полосы ржавой крови, клочки шерсти.

– …Эти мусорщики… сожрут все… И я ждал… момента, когда ты… вернешься… чтобы они расправились… с тобой…

Киваю в сторону, где под укрытием теней от высоких деревьев поблёскивают красными пуговицами глаз вампиры, висящие на ветках головой вниз.

– Как видишь, все получится наоборот.

Марк заходится в смехе, который гасит кашель.

– Еще не вечер… Не вечер… Я позволил этим тварям сожрать тебя. Они сделают это быстро… Не оставят и косточки… А потом… я выжгу их гнезда… сожгу все к чертям, и стану настоящим героем стаи…

– Откуда эта ненависть, Марк? – спрашиваю, но не жду ответа.

Марк откидывает руку, исполосованную в мясо, на снег, и он тут же становится бурым от крови.

– Ты так слаб… – бурчит он еле слышно, – что… не можешь… прикончить меня.

Его лицо озаряет вспышкой страшная улыбка, демонстрируя частично трансформировавшиеся клыки. Он явно хочет, но не может перевоплотиться, чтобы заживить раны, нанесенные моими когтями.

– За меня, – я киваю в сторону вампиров, – это сделают твои друзья.

Он следит за моим взглядом, и тень страха пробегает по лицу.

– И ты… позволишь… – мычит Марк, но я уже иду к хижине на четырех лапах, не обращая на него внимания. Понимая, что не доведу начатое до конца, оставлю его на растерзание бывшим сообщникам, в его голосе проскальзывают нотки паники. – Это я отвел Марию к ведьме… я сказал, что она… может сделать так, чтобы та… забеременела от волка.

Застываю на мгновение. Он говорит это, чтобы разбудить во мне ярость, но я не поддамся на уловку.

– Она так хотела… стать частью твоей жизни… и сразу согласилась… Соглас-с-с-силась. А ведьма… ха-ха… она все твердила… что нужно делать то, что… хочешь именно ты… Каждый сам выбирает свою жизнь… сам вершитель своей судьбы… Вершитель…

Веду плечом, заставляя себя не обращать внимания на его слова.

– Беги, Марк, беги…

Открываю дверь и тут же чуть не падаю: прямо в меня направлено дуло старого ржавого ружья, судя по запаху, в котором даже нет патрона.

И Аурелия, моя пара, смотрит глазами, полными тоски, затаенной боли, невысказанных упреков.

– Нет, – шепчет она, и это зрелище буквально раздирает сердце.

Она не доверяет мне! Не доверяет! Мне хочется вернуться и дернуть когтем, словно струну, сонную артерию Марка за его длинный язык. Хочется самому себе надавать пощечин за то, что позволил всему этому случиться.

Протягиваю руку, пытаясь успокоить, взглядом заверить, что все еще будет хорошо, что мы сможем все преодолеть. Заставляю себя не смотреть по сторонам, потому что знаю, что призраки прошлого могут легко обрушиться на мою многострадальную голову, похоронить под собой все надежды на счастливое будущее. Запаха Марии в доме не осталось совсем – слишком много лет прошло с того дня, когда она в последний раз тут бывала.

И я не могу перестать винить себя за ее смерть, не могу…

– Я загрызу всякого, кто встанет у меня на пути. Пойдем домой, золотко.

Допустить повторения случившегося я не могу, не имею права. Я уже потерял однажды свою первую любовь, которая забеременела только для того, чтобы угодить мне. И теперь не могу позволить скончаться своей истинной паре, которая всегда мечтала о ребенке.

– Золотко! – Лицо Аурелии искажает болезненная гримаса, и я тут же бросаюсь к ней на помощь, чтобы поддержать, напитать энергией, своей собственной силой.

– Ребенок, – шепчет она. – Ребенок!

Подхватываю ее на руки и рывком поднимаю вверх. Она слишком слаба, чтобы сопротивляться, напугана так, что даже не обращает внимания на окружающую действительность, когда мы оказываемся за пределами охотничьего дома. Все вокруг усеяно трупами вампиров, кровью, кусками кожи, клочками шерсти. Марк отчаянно пытается спастись – он ползет в сторону дома, наивно полагая, что сможет укрыться от мести летучих мышей.

Но я знаю – его слова о том, что он лишит их крова, сожжет их гнезда, не дадут ему спастись. Кожей чувствую покалывающее напряжение грядущей смерти, и вижу, как опасно блестят красные глаза среди черных веток деревьев, наполненные ожиданием кровавой и мучительной расправы.

Они не позволяет ему умереть легко, они будут пускать его кровь, шаг за шагом приближая старуху с косой, и шаг за шагом отдаляя ее, чтобы начать все с начала.

Знаю, что Марк борется сам с собой, сомневаясь, можно ли попросить у меня быстрой смерти, но это уже не мое дело.

Быстро открываю дверь его джипа, загружаю на заднее сиденье Аурелию, которая стонет, ухватившись за живот. Завожу мотор, молясь только о том, чтобы машина не застряла. Но автомобиль легко двигается по своей же колее, проложенной вчера Марком, которая ведет к старому дубу. Если прибавить газу, то мы доедем до наступления сумерек.

Скорее. Скорее.

– Лиам…

– Потом, золотко, все разговоры – потом. Сначала нам нужно добраться до деревни.

– Эта боль…

– Не волнуйся, моя девочка, – ловлю в зеркале заднего вида ее растерянный взгляд. Я знаю, что нужно сделать, что я смогу сделать. – Мы справимся. Мы справимся со всем…

❅ 30 ❅

– Лиам, что ты делаешь? – Мария испуганно смотрит, как я провожу тонким острием ножа по своей руке. Кровь тут же сначала набухает каплей, потом стремится тонким ручейком вниз, опадая рубинами в траву.

– Хочу спасти тебя, моя любовь. Хочу спасти…

Делаю такой же надрез на ее руке, и она вскрикивает от неожиданности и боли. Опирается на старый дуб и держится за живот. Глухо сопит. Я знаю, что она ощущает боль внизу живота – как бы ни старалась скрыть это, но волчонок в ее утробе набирается силой. Гордость девушки не дает ей признаться в слабости, и потому она боится лишний раз издать звук, открывающий всю бездну ее боли.

– Но как?

– Духи леса должны хоть немного помочь тебе, – прячу глаза. И понимаю, что она замечает перемену в моем настроении.

– Ты… – Она шипит, выставив вперед указательный палец. – Ты не сделаешь этого!

С силой тяну ее руку на себя, прикладываю порезы так, чтобы наша с ней кровь смешалась.

– Мария, – заглядываю в глаза ей. – До тебя я никого не любил. И я сделаю все, чтобы спасти тебя. Даже если придется лишиться ребенка.

– Лиам! – Она бьет меня по щеке, но я не чувствую боли. Жмурюсь. Дышу рвано и часто. Притягиваю девушку к себе, не давая увернуться, позволяя бить меня маленькими кулачками и ногами, обутыми в легкие кроссовки. – Не смей! Не смей решать за меня!

Вся моя рубашка мокра от ее слез. Но если я могу, я направлю свою силу внутрь нее, чтобы лишить плод, которого даже не хотел, зачатков жизни.

– Не позволю!

Она вдруг нагибается, обмякает в моих руках, и ее рвет кровавыми сгустками.

– Мария!..

– Приехали! – торможу у старого дуба.

Джип замирает. Аурелия бледна, как снег за стеклом, но держится молодцом, и мне нравится ее настрой. Она тиха и серьезна. Открываю багажник, достаю одежду Марка – обувь, штаны, свитер, быстро надеваю все, подхватываю Аурелию на руки, несу к дубу и ставлю ее на ноги. Девушка смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и я не могу прочесть, что она чувствует – она словно отгораживается от меня.

И я могу ее понять…

Марк ей все рассказал. Все, что я хотел скрыть, чтобы она чувствовала себя легче, проще, не волновалась по пустякам. Да, это было глупо – запрещать жителям деревни рассказывать о Марии. Все мы имеем скелеты в шкафу, но это не повод стыдиться прошлого.

Только возвращение в охотничий дом, взгляд со стороны на обветшавшее строение напомнило мне, как много времени прошло с тех пор, как Мария ушла из жизни. Пришло время двигаться дальше.

Дальше.

Вынимаю из кармана нож Марка. Он хорошо заточен это видно по тому, как весело отскакивает солнечный зайчик от дневного луча, скользнувшего по его высококлассному лезвию.

– Лиам, что ты делаешь? – Аурелия расширяет глаза еще больше, напуганная тем, что видит. Я веду острием по вене, и капли крови падают в снег, бутонами дивных цветов расползаясь по колким снежинкам.

– Хочу спасти тебя, золотко.

– Но… как?! Что ты хочешь сделать?

Пришло время правды, и я твердо беру ее за запястье, поднимаю рукав куртки вверх, обнажая тонкую сливочную кожу, под которой бьется тонкой ниточкой пульс. Прикладываю нож. Девушка дергается, но ей не справиться с мужчиной. Ее сердце меняет ритм, бьется от страха все быстрее, отчего аромат моей истинной пары расползается тягучими волнами по всей поляне.

– Клянусь перед духами леса, что не сделаю ничего плохого. Я дам немного сил и крови своему ребенку, чтобы он не убил тебя.

Прикладываю руку с кровоточащей раной к ее порезу и жду, когда наши потоки сольются в один, не обращая внимания на ее возражения. Через несколько мгновений лицо Аурелии разглаживается – боль уходит, волчонок внутри нее принимает кровь отца, альфы стаи, и успокаивается. Он еще слишком мал, но уже на таком сроке проявляется его звериная сущность…

Аурелия прикрывает глаза. Я подхватываю ее под мышки, притягиваю к себе. Пока она так расслаблена, так слаба, так погружена в эти новые ощущения, так беззащитна, она кажется мне прекрасней, чем прежде. Я не жду, пока она откроет свои невероятной глубины глаза, приближаю лицо и обрушиваю на ее губы всю сокрушительную силу своей тоски по ней, прося таким образом прощения за все ошибки, которые совершил за это время. Язык врывается в ее рот и прокладывает новые пути к концентрированному удовольствию, позволяя пить ее волшебный запах, ее ванильную сладость.

Девушка откликается и проявляет инициативу, и я понимаю, что ее инстинкты сейчас сильнее разума. И если она решила не иметь со мной ничего общего после слов Марка, то здесь и сейчас она не может противостоять нарастающему желанию, той страсти, что пружиной закручивается в ее животе, готовясь выстрелить прямо в грудную клетку, перехватывая дыхание.

Я не даю ей одуматься – запускаю руку под куртку, сжимаю грудь, ловя томный стон губами, оглаживаю бедра, заставляя их дрожать в предвкушении, расстегиваю ширинку джинсов, прокладывая тропу к средоточью ее женственности.

Она не может противостоять мороку возбуждения, оглаживает мое тело в ответ, скользит по груди, пальцами очерчивая бицепсы, пресс. Боль ушла, и теперь ее тело звенит в ожидании того, что могу ей дать только я. Оглядываюсь на джип с призывно раскрытой дверцей на заднее сиденье, уже представляя, как разложу сомлевшее от ласк тело Аурелии на нем, как пройдусь языком по дрожащим вершинкам, покрытым мурашками впадинкам, выпью вкус ее возбуждения, и улыбаюсь одними губами.

И прежде, чем услышать голос, замираю, ощутив чужой запах. Оборотень.

– Эй! Есть там кто? – раздается глухое из-под земли.

– Джайден?!

С неохотой отпускаю Аурелию и вижу, как сильное возбуждение медленной океанской волной уходит обратно, заставляя ее глаза проясниться.

– Джайден? Это ты? – вокруг никого нет, хотя запах чувствуется. Что за черт?

– Альфа, помоги… Я… побежал за тобой, чтобы помочь найти Аурелию… Это же я сглупил и отправил ее к дубу… И вот… – бормочет подросток, но я все равно не пойму, откуда он говорит.

– Чертов Лиам! – Глаза Аурелии вспыхивают, и она со всего размаха обрушивает на мою щеку ладонь, отчего кожу тут же начинает пощипывать.

Вот это сила! – восхищенно присвистываю. Но тут же осекаюсь – кажется, она невероятно зла.