Текст книги "Меч карающий"

50

Стараясь держаться под прикрытием скал, Бонтьер по узкой тропинке прошла от Главного лагеря в глубь острова, до тропинки, ведущей вверх по склону. Оттуда направилась выше, пробираясь украдкой, постоянно замирая и вслушиваясь во мглу. Вдали от света лагеря тьма оказалась настолько кромешной, что время от времени приходилось протягивать руку к жёлтой ленте, которую разорвал ветер. Лента дико раскачивалась под порывами шторма. Тропа грязи вела вверх, затем ненадолго спускалась, в точности повторяя контуры острова. Бонтьер промокла до костей, струйки дождя стекали по подбородку, локтям и запястьям.

Тропа в очередной раз пошла вверх, и Изобель оказалась на вершине. В нескольких сотнях ярдов впереди возвышался скелет Ортанка; трио огней перемигивалось на верхушке башни, а окна – яркие квадратики огней, вырезанные на фоне ночи. Трактор стоял рядом, громадные шины лоснились от дождя. На платформе возвышались два больших металлических контейнера. Прямо под башней темнело отверстие Колодца. Но не совсем тёмное – призрачный свет струился изнутри, с неимоверной глубины. Поверх завывания шторма было слышно перестукивание механизмов и гудение воздухоочистителей.

Сквозь стеклянные окна Ортанка Бонтьер увидела тёмную фигуру. Человек медленно прошёлся внутри.

Она подползла поближе, пользуясь высокой травой как прикрытием, стараясь держаться как можно ниже. На расстоянии ста футов снова остановилась, спрятавшись за кустами шиповника. Вид отсюда оказался намного лучше. Человек стоял к ней спиной; археолог продолжила выжидать. Как только он передвинулся на свет, Бонтьер разглядела широкие плечи и длинные грязно-светлые волосы Рэнкина, геолога. Кажется, он один.

Бонтьер помедлила в нерешительности, как можно старательней прикрывая дозиметр от дождя. Быть может, Рэнкин знает, как им пользоваться – или, как минимум, сможет сообразить. Но это означает, что придётся ему довериться.

Стритер намеренно пытался их убить. Почему? Да, это правда – он с самого начала терпеть не мог Малина. Но невозможно поверить, что это – достаточный повод. Стритер не очень-то похож на того, кто действует, повинуясь внезапным порывам.

И, однако – Хатч попытался остановить работы.

Замешаны ли в этом остальные?

Как бы то ни было, Бонтьер не могла представить, чтобы открытый, добродушный Рэнкин оказался хладнокровным убийцей. А что касается Найдельмана… нет, об этом и думать не стоило.

Над головой возник сияющий столб молнии, и Бонтьер содрогнулась от гулкого раската грома. Из Главного лагеря донёсся резкий треск – выбило второй генератор. Огни над Ортанком в последний раз мигнули – и затем контрольную башню окутал оранжевый свет: заработали аварийные батареи.

Бонтьер плотнее прижала к себе дозиметр. Больше ждать невозможно. Права она или нет – выбор нужно сделать сейчас.

51

К реальности туннеля Малина вернула грязь, облепившая лицо. Голова ныла от мощного удара Стритера, и что-то безжалостно упиралось в спину. Холодная сталь пистолетного дула впилась в разорванное ухо. Его не застрелили, смутно осознал он; просто от души врезали по голове.

– Слушай сюда, Хатч, – зашептал Стритер и ещё сильнее вдавил ствол в ухо. – Мы мило побегали, но теперь – всё. Понял?

Малин попытался кивнуть, но Стритер жёстоко дёрнул за волосы.

– Да или нет?

– Да, – хрипло откликнулся Хатч, выкашливая грязь.

– Не увёртывайся, не прыгай, даже не вздумай чихнуть, если я тебе не скажу – не то вышибу тебе мозги.

– Да, – повторил Хатч, пытаясь собраться с силами.

Он почувствовал себя отупевшим, продрогшим, еле живым.

– Теперь мы поднимаемся – медленно и спокойно. Только попробуй поскользнуться – это будет последнее, что ты сделаешь.

Давление на спину ослабло. Хатч поднялся на колени, затем на ноги – медленно, осторожно, пытаясь утихомирить биение пульса в висках.

– Сейчас мы сделаем вот что, – продолжал голос Стритера. – Вернёмся к развилке. А потом направимся прямо вниз по Бостонской шахте. Ну – пошёл! Медленно.

Хатч как можно осторожнее переставил одну ногу, затем вторую, пытаясь не оступиться во тьме. Вскоре они добрались до развилки и продолжили спуск по главной штольне, держась за стену.

Малину казалось, что у него есть шанс оторваться. Было темно, как в угольных копях, и всё, что требовалось – просто как-нибудь вырваться из хватки Стритера. Но комбинация пистолетного ствола, вгрызающегося в раненое ухо, и заторможенности сознания не давала возможности думать рационально. Мимолётно он задался вопросом, почему Стритер просто его не застрелил.

По мере того, как они уходили всё дальше, Малин задумался, насколько хорошо Стритер знает Бостонскую шахту. На острове было лишь несколько горизонтальных туннелей, и чуть ли не все они буквально испещрены вертикальными шахтами.

– Тут есть колодцы? – наконец, решился спросить он.

– Если и есть, ты первым это узнаешь, – с резким смехом ответил Стритер.

После, казалось, бесконечного кошмара спуска в кромешной тьме, где каждый шаг грозил падением в пропасть, Хатч увидел впереди слабый отблеск. Туннель медленно повернул, и взору предстало неровное отверстие, обрамлённое светом. Теперь стало слышно и негромкое гудение механизмов. Стритер, подтолкнув, заставил подбавить ходу.

Хатч остановился на выходе, где туннель встречался с Водяным Колодцем. На какой-то миг ослеплённый после бесконечной погони, он вскоре осознал, что светят лишь аварийные огни, расставленные по лестнице. Новый приступ боли в ухе – и Стритер заставил его ступить на металлический мостик, что соединял Бостонскую шахту с лестницей. Не отставая ни на шаг, Стритер нажал на кнопку вызова лифта. Снизу донеслось гудение, и через несколько секунд появился сам лифт. Он замедлился и, наконец, остановился прямо у мостика. Стритер тычком указал Малину встать на платформу, и сам занял место у него за спиной.

По мере того, как они ехали к основанию шахты, Хатч почувствовал – к влажному гнилому запаху Водяного Колодца теперь примешивается кое-что ещё: вонь дыма и жжёного металла.

Спуск завершился. У основания Колодца стены сузились, воздух стал тяжёлым, несмотря на вентиляционные системы. По центру располагался новый колодец, поуже, недавно вырытый. Тот самый, что вёл к самой сокровищнице. Стритер жестом велел доктору спуститься по лестнице. Вцепившись в поручни, Хатч миновал сложное переплетение титановых прутьев и брусьев. Снизу донеслись треск и шипение ацетиленовой горелки.

И затем он очутился на дне шахты, в самом центре острова, нетвёрдо стоя на ногах. Стритер спрыгнул на землю за его спиной. Хатч отметил, что грунт уже счистили, и теперь перед ними лежала огромная ржавая железная плита. При виде неё в нём угасли последние проблески надежды. Джерард Найдельман на коленях склонился над плитой, ацетиленовой горелкой вырезая узкий прямоугольник в три квадратных фута. Затем к вырезанному куску приварили болт и кабелем прикрепили к огромной бадье. В дальнем углу шахты, сложив руки на груди, стояла Магнусен – стояла и молча смотрела на Малина с выражением холодной ненависти и презрения.

Найдельман закрутил пламя на горелке, оно с яростным шипением угасло. Отложив её в сторону, капитан поднялся и поднял маску сварщика, безо всякого выражения уставившись на доктора.

– Жалко выглядишь, – сухо заметил он.

И повернулся к Стритеру.

– Где ты его нашёл?

– Они с Бонтьер пытались вернуться на остров, капитан. Я догнал его в Бостонской шахте.

– А Бонтьер?

– Их ялик налетел на риф. Есть некая вероятность, что она выплыла, но крайне маленькая.

– Понятно. Жаль, что она тоже оказалась во всём этом замешана. Но всё равно, ты молодец!

Стритер вспыхнул от похвалы.

– Капитан, можно на минутку одолжить ваш пистолет?

Найдельман с озадаченным выражением вытащил из-за пояса оружие и подал Стритеру. Последний навёл его на Малина и передал Найдельману свой.

– Сэр, можно попросить перезарядить мой? У меня кончились патроны.

И криво ухмыльнулся в лицо Малину.

– Вы упустили свой шанс, доктор. Другого не будет.

Хатч повернулся к Найдельману.

– Джерард, прошу – выслушай меня!

Капитан щелчком загнал в пистолет новую обойму, после чего заткнул оружие за пояс.

– Выслушать тебя? Я слушал твои речи неделю за неделей. Это утомляет.

Он содрал с головы защитную маску и передал её Магнусен.

– Сандра, будь добра, поработай горелкой. Батареи проживут не больше двух часов, может быть, трёх. Тянуть нельзя.

– Ты должен выслушать, – сказал Хатч. – Меч Святого Михаила радиоактивен. Открыть ларец – самоубийство!

Лицо Найдельмана перекосило от ярости.

– Нет, ну посмотрите, какой неугомонный. Миллиарда тебе недостаточно?

– Подумай, – настойчиво продолжал доктор. – Хотя бы на миг выбрось из головы сокровище, и подумай, что случилось на острове. Это объясняет всё: проблемы с компьютерами, торможение в сетях. Излучение из сокровищницы вызывало те аномалии, которые описывал Вопнер. А болезни в команде? Радиация подавляет иммунную систему, понижает число лейкоцитов, позволяет сдаться на милость первой попавшейся болезни. Держу пари, самые тяжёлые случаи – среди тех, кто постоянно торчал в Колодце, день за днём. Кто копался в земле и устанавливал подпорки.

Капитан уставился на него. В его взгляде было невозможно что-либо прочесть.

– Радиация вызывает облысение, у людей выпадают зубы. Точь-в-точь как со скелетами пиратов. Что ещё могло быть причиной такого захоронения? На скелетах нет признаков насильственной смерти. А почему остальные бросились отсюда сломя голову? Они бежали от невидимого убийцы, которого не понимали. А почему, как ты думаешь, корабль Окхэма нашли брошенным, почему погибла вся команда? Да потому, что они мало-помалу получили смертельную дозу радиации – утечку из ларя с Мечом Святого Михаила.

Стритер жестоко прижал дуло пистолета к раненому уху, и Хатч безуспешно попытался освободиться.

– Разве непонятно? Бог знает, насколько радиоактивен меч. Должно быть, он излучает как не знаю что. Если ты его достанешь, то убьёшь не только себя, но многих. Ты…

– Я выслушал достаточно, – произнёс Найдельман и посмотрел в глаза доктору. – Забавно. Я и не думал, что это можешь оказаться ты. Когда я продавал идею раскопок инвесторам, показывал им цифры оценок риска, ты был самым стабильным фактором. Ненавидел сокровище. Никогда никому не позволял вести раскопки. Чёрт, да ты даже не возвращался в Стормхавэн! Я знал, что если заручусь твоим согласием, мне не придётся беспокоиться насчёт алчности.

Он покачал головой и добавил:

– Больно думать, как я в тебе ошибался.

Последнее шипение горелки, и Магнусен поднялась на ноги.

– Готово, капитан! – сказала она, снимая маску и протягивая руку к пульту управления лебёдкой.

Кабель со звоном натянулся. В следующее мгновение железный прямоугольник, протестующе заскрипев, оказался в воздухе. Магнусен передвинула его в дальний угол шахты и опустила на землю, после чего отцепила кабель от основания бадьи.

Взгляд Малина непроизвольно, даже вопреки его воле, притянуло к неровному квадрату, вырезанному в железной плите. Из тёмного отверстия в сокровищницу пахнуло слабым запахом амбры, ладана и сандалового дерева.

– Опусти фонарь, – велел капитан.

Плотные телеса Магнусен задрожали от возбуждения. Инженер сорвала с лестницы лампу и опустила в отверстие. Затем Найдельман опустился на четвереньки. Медленно, внимательно он всмотрелся внутрь.

Некоторое время никто не издавал не звука; тишину лишь подчёркивала капель воды, слабое шипение вентиляции да далёкий раскат грома. Наконец, капитан поднялся. Он слегка качнулся, но восстановил равновесие. Лицо сделалось строгим, чуть ли не похожим на маску; вспотевшее лицо побледнело. Подавляя эмоции, он промокнул его платком и кивнул Магнусен.

Женщина моментально опустилась на колени, засовывая голову в отверстие. Хатч услышал, как её непроизвольный выдох отдался в сокровищнице странно гулким эхом. Она несколько минут оставалась словно намертво приклеенной к полу. В конце концов встала и нетвёрдо шагнула в сторону.

Найдельман повернулся к доктору.

– Твоя очередь.

– Моя?

– Ну да. Я же не бесчувственный. Все эти богатства могли наполовину стать твоими. И мы смогли взяться за раскопки лишь с твоего позволения. И за это я тебе по-прежнему благодарен, несмотря на все трудности, которые ты создавал. Конечно же, ты хочешь увидеть, из-за чего мы так трудились.

Хатч глубоко вдохнул.

– Капитан, в моём офисе есть счётчик Гейгера. Я не прошу верить мне на слово, просто…

Найдельман наотмашь ударил его в челюсть. Несильно, но боль, пронзившая рот Малина и отдалась в ухе, оказалась настолько невыносимой, что он упал на колени. Хатч смутно осознал, что лицо капитана внезапно сделалось красным, перекошенным от нестерпимой ярости.

Не говоря ни слова, Найдельман жестом указал на железную плиту. Стритер схватил доктора за волосы и прижал головой к отверстию.

Хатч моргнул раз, затем другой, силясь понять, что видит. Фонарь покачивался взад-вперёд, отбрасывая тени на стены подвала. Металлическая сокровищница занимала около сотни квадратных футов, железные стены проржавели, но по-прежнему оставались целы. Продолжая всматриваться, Хатч забыл о боли в голове; забыл о руках Стритера, которые с садистским удовольствием впились в волосы; забыл про Найдельмана; забыл обо всём.

В детстве он как-то увидел фотографию комнаты у входа в склеп Тутанхамона. Обводя взором бесчисленные бочонки, коробки, ларцы, сундуки и ящики, выстроившиеся вдоль стен сокровищницы прямо под ним, воспоминание о той фотографии вернулось с новой силой.

Хатч увидел, что сокровище некогда было бережно упаковано и сложено Окхэмом и его командой. Но время взяло своё – кожаные сумки сгнили и развалились, разбрасывая по полу потоки золотых и серебряных монет, смешивающихся и сливающихся в небольшие речки. Из проеденных червями отверстий в сундуках высыпались огромные необработанные изумруды; рубины – тёмные, как свиная кровь; сапфиры, мерцающие в неровном свете; топазы; аметисты в оправе; жемчужины… И – неисчислимые искрящиеся радуги из алмазов, обработанных и нет, больших и маленьких. У одной стены были сложены связки слоновых бивней, рогов нарвала и клыки кабанов, пожелтевшие и потрескавшиеся. У другой – огромные связки материала, что, очевидно, некогда был шёлком; теперь он сгнил в лохмотья распадающейся чёрной пыли, которую пронизывают множество золотых нитей.

У одной стены выстроился ряд небольших деревянных ящиков. Бока тех, что сверху, со временем отвалились, и в них Хатч увидел торцы массивных грубых золотых слитков – сотни, может быть, тысячи, – плотно прижатые друг к другу. К четвёртой стене свалены ящики и сумки самых разных форм и размеров, некоторые из них перевернулись и раскрылись, представляя взору достояние церкви – золотые кресты, инкрустированные жемчугом и драгоценными камнями, золотые кубки с искусной отделкой. Рядом ещё одна прорвавшаяся сумка, из которой торчит связка золотых эполетов морских капитанов – тех самых, которым так не повезло.

А в самом центре неописуемой сокровищницы стоял длинный свинцовый гроб, аккуратный, обитый по углам золотом, перевязанный крест-накрест железными полосами, что крепили его к полу. К верхней его крышке был прикреплён огромный латунный замок, частично скрывающий под собой золотую гравюру вынутого из ножен меча.

Продолжая охватывать взором сокровищницу, едва ли способный дышать, Хатч услышал треск, затем звон – разорвалась гнилая сумка, из которой заструился поток дублонов, которые ручейками потекли среди неимоверных богатств.

В тот же миг его грубо поставили на ноги, и волшебное, невероятное наваждение исчезло.

– Подготовьтесь поднять всё на поверхность, – сказал Найдельман. – Сандра поднимет сокровища в бадье. Два трейлера прицеплены к трактору, верно? Думаю, нам удастся переправить основную часть сокровищ на «Гриффин» за пять-шесть рейсов. Это всё, что мы можем позволить.

– А с этим что делать? – спросил Стритер.

Найдельман лишь кивнул. Лицо Стритера расплылось в улыбке, и он приставил ствол пистолета к голове Малина.

– Не здесь, – пробормотал Найдельман. Внезапная ярость бесследно пропала, теперь он снова успокоился и с отсутствующим выражением посмотрел вниз, в сокровищницу. – Должно выглядеть несчастным случаем. Не нравится мне мысль, что с отливом его гниющее тело выплывет, а в черепе – дырка. Отведи-ка его в боковой туннель, или…

Капитан помолчал.

– Отведи его к брату, – сказал он, и его глаза на миг устремились на Стритера, прежде чем вернуться к блестящему отверстию у ног. – И, господин Стритер…

Тот остановился, разворачивая Малина к лестнице.

– Ты сказал, есть вероятность, что Изобель выжила. Проясни этот вопрос, будь добр.

52

Когда Бонтьер осторожно вскарабкалась на наблюдательную площадку, готовая в мгновение ока спрыгнуть обратно на землю, Рэнкин повернулся и увидел её. Бородатый рот расплылся в широкой улыбке, которая комично увяла, как только он получше рассмотрел девушку.

– Изобель! – крикнул он, делая шаг вперёд. – Ты промокла. И… а это что за чертовщина? Всё лицо в крови!

– Не бери в голову, – ответила Бонтьер, стягивая насквозь промокшие плащ и свитеры, чтобы отжать.

– Что случилось?

Бонтьер посмотрела на него, раздумывая, сколько ему следует знать.

– Крушение лодки, – чуть помедлив, сказала она.

– Боже! А почему…

– Объясню позже, – перебила Бонтьер, снова забираясь в мокрую одежду. – Не видел Малина?

– Доктора? – спросил Рэнкин. – Неа.

На дальней приборной панели запищал сигнал, и геолог вприпрыжку побежал посмотреть, в чём дело.

– Всё наперекосяк, – продолжил он. – Около семи последняя смена раскопала железную плиту над сокровищницей. Найдельман распустил всех, отправил по домам из-за шторма. А затем позвал меня, чтобы я сменил Магнусен и следил за главными системами. Но почти всё отказало. Генераторы вырубились, а запасные батареи не могли поддерживать оборудование; пришлось вырубить все второстепенные системы. Связь не работает с тех пор, как молния разбила кабель. И они теперь внизу, сами по себе.

Бонтьер прошла в центр помещения и вгляделась вниз через стеклянный пол. Водяной Колодец показался тёмным, лишь из глубины исходило красноватое сияние. Скелет из прутьев и брусьев, подпирающих структуру изнутри, тускло поблёскивал в свете аварийных огней.

– Кто там, внизу? – спросила она.

– Насколько я знаю, лишь Найдельман и Магнусен. В любом случае, на мониторах больше никого и не видел. А камера не работает с тех пор, как отказали генераторы, – ответил Рэнкин и указал большим пальцем на мониторы, покрытые рябью.

Но Бонтьер по-прежнему вглядывалась вниз, в тусклый свет, исходящий из основания Колодца.

– А Стритер?

– Не видел его с тех пор, как всей компанией плыли на остров, ещё днём.

Бонтьер отступила на шаг от стеклянной пластины на полу.

– Найдельман уже проник в сокровищницу?

– Я же сказал, у меня пропал видеосигнал. Всё, что осталось – приборы. Наконец-то твердотельный сонар стал получать ясные сигналы, как только грязь разгребли. Я как раз пытался получить поперечное сечение…

Он умолк в тот же миг, как Бонтьер почувствовала слабую вибрацию – дрожь на грани чувствительности. Археолог бросила взгляд в окно – внезапно ей сделалось страшно. Но она быстро убедилась, что потрёпанная дамба по-прежнему сдерживает натиск моря.

– Что за чертовщина? – выдохнул Рэнкин, уставившись в экран сонара.

– Ты это почувствовал? – спросила Бонтьер.

– Почувствовал? Да я вижу это прямо на экране!

– И что же это?

– Хотел бы знать! Слишком неглубоко, чтобы быть землетрясением… да и всё равно, П-волны не такие, – задумчиво ответил он и что-то отстучал на клавиатуре. – Вот, пожалуйста, снова утихло. Наверное, какой-то туннель обвалился.

– Слушай, Роджер, мне нужна помощь, – обратилась к нему Бонтьер, укладывая на панель мокрый нейлоновый футляр и расстёгивая «молнию». – Знаком с такой игрушкой?

Рэнкин по-прежнему пялился на монитор.

– Что это? – спросил он.

– Дозиметр. Это для…

– Секундочку. Дозиметр? – переспросил Рэнкин, отводя взгляд от экрана. – Ну, ладно. Да, знаком. Не такие дешёвенькие игрушки. Где ты его взяла?

– Ты знаешь, как он работает?

– Более-менее. Я как-то работал на горную компанию, мы с помощью таких приборов пытались найти уранитовые отложения. Хотя те штучки не такие продвинутые.

Рэнкин щелчком включил прибор и отстучал на крошечной клавиатуре несколько команд. На экране возникла мерцающая трёхмерная сетка.

– Направляешь детектор, – объяснил он, водя из стороны в сторону похожим на микрофон выступом, – и на экране рисуется профиль радиоактивного источника. Интенсивность даётся цветом. Синий и зелёный – самый низкий уровень радиации, и так далее, по всему спектру. Белый – самый мощный. Хм, однако, его нужно прокалибровать…

Весь экран рябил полосами и чёрточками, кое-где попадались голубые пятнышки и линии.

Рэнкин нажал на несколько кнопок.

– Будь я проклят, здесь слишком сильно фонит. Наверное, прибор свихнулся – как и всё на этом острове.

– Он работает как надо, – ровно сказала Бонтьер. – Фиксирует излучение от Меча Святого Михаила.

Прищурившись, Рэнкин уставился на неё.

– Что ты сказала?

– Меч радиоактивен.

– Ты шутишь? – спросил геолог, не отрывая от неё глаз.

– Нисколько. Причина всех наших неприятностей – радиация.

И она торопливо изложила суть. Слушая, Рэнкин не отрывал от неё взгляда, губы под плотной бородой молча шевелились. Покончив с объяснением, Бонтьер приготовилась выслушивать неизбежные контраргументы.

Но их не последовало. Рэнкин продолжил смотреть на неё, на волосатой физиономии геолога были написаны ошеломление и замешательство. Затем его взгляд прояснился, и он неожиданно резко кивнул, качнув бородой.

– Чёрт, ну надо же! Думаю, это единственное, что может всё объяснить. Я вот думаю…

– У нас нет времени на размышления, – резко перебила его Бонтьер. – Нельзя позволить Найдельману открыть ларец.

– Да, – медленно, словно в трансе, ответил Рэнкин, всё ещё погружённый в свои мысли. – Да, должно быть, он радиоактивен как не знаю что – раз утечка доходит до поверхности. Вот дерьмо, нас всех может поджарить. Неудивительно, что приборы с ума посходили. Впрочем, сонар очистился как раз настолько, чтобы…

Голос смолк, когда взгляд геолога снова упал на приборную панель.

– Христос на велике! – с изумлением воскликнул он.