Текст книги "Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства"

Цзяочжи и Фунань, I век до н. э

Никто из современников не оставил записок о торговле в Цзяочжи в I веке до н. э., однако более позднее источники указывают, что по меньшей мере ко времени смерти императора Хань У-ди в 87 году до н. э. существовали регулярные торговые связи с Индией и Юго-Восточной Азией. «История династии Ранняя Хань» включает сведения о других государствах, торговых путях и товарах, особо упоминая «блестящие жемчуга, стекло, редкие камни и чудные диковины»,[431]431
  …«блестящие жемчуга…» – Ch’ien Han Shu (History of the Former Han), 28.2, в Wheatley, Golden Khersonese, 8–9.


[Закрыть] которые меняли на «золото и всевозможные шелка. Суда выходили из префектур Хэпу или Жинань и двигались вдоль побережья мимо устья реки южнее современного Бангкока до Малаккского полуострова. Здесь, согласно тому же источнику, торговцы высаживались на сушу, чтобы пересечь сорокакилометровый перешеек Кра – на это уходило более «более десяти дней пешего пути».

Когда китайцы добирались до Бенгальского залива, «торговые корабли варваров» доставляли их в Хуанчжи – по мнению большинства исследователей, это был Канчипурам, столица государства Паллавов в современном индийском штате Тамилнад. В целом путешествие занимало «несколько лет», при условии, что купцы избегнут «губительных ветров и волн, а также опасности утонуть» и что их по дороге не ограбят и не убьют «варвары». «История» включает описание еще одного путешествия в Хуанчжи, совершенного примерно во 2 году нашей эры, в междуцарствие между Ранней и Поздней Хань. Везя с собой живого носорога, послы вернулись из Хуанчжи в Жинань через Пицзун всего за десять месяцев. Если Пицзун и впрямь, как предполагается, остров южнее Малаккского полуострова, то более короткое время путешествия, возможно, определяется маршрутом – не вдоль побережья, а напрямик через Восточно-Китайское море, хотя упоминания о таких плаваниях появляются лишь в V веке.

В конце тридцатых годов нашей эры Цзяочжи охватило восстание, поднятое сестрами Чынг Чак и Чынг Ни.[432]432
  …сестрами Чынг… – Taylor, Birth of Vietnam, 37–41.


[Закрыть] После трехлетней кампании китайцы разделили Вьетнам на округа, подчиненные военным и гражданским властям. Вьетнамцы стремились добиться независимости, а желание Хань принудить Северный Вьетнам к покорности диктовалось не тревогой за территориальную целостность, а необходимостью охранять безопасность торгового пути на юг. После поражения сестер Чынг Цзяочжи оставался спокойным на протяжении примерно столетия,[433]433
  …Цзяочжи оставался… – Wang, Nanhai Trade, 24; Taylor, Birth of Vietnam, 71–72.


[Закрыть] несмотря на общее недовольство взяточничеством китайских чиновников и их местных помощников. Все изменилось в 136 году, когда этнические тямы из Центрального Вьетнама подняли в Жинань восстание, которое быстро охватило и Цзяочжи. Внутренние неурядицы не позволили Хань отрядить войска на юг, так что ханьский двор вынужден был заключить мир с повстанцами. Неурядицы эти, значительно подорвавшие власть Хань, почти не затронули Цзяочжи, куда устремились многие северяне, поскольку там имелись выгодные возможности торговли как для своих, так и для иностранных купцов.

Больше всего от развития торговли при династии Хань выиграла Фунань[434]434
  …Фунань… – Hall, Maritime Trade, 21–22, 48–77; Wheatley, Golden Khersonese, xix. Фунань – китайское искажение кхмерского bnam, «гора», которое сейчас произносится «пном», как в «Пномпень».


[Закрыть] – государство, существовавшее в II–VI веках в нижнем течении Меконга на территории современных Вьетнама и Камбоджи. Успех этого государства определялся его географическим положением на месте встречи муссонов – там, где Сиамский (Таиландский) залив открывается в Южно-Китайское море, а также его продуктивным сельскохозяйственным сектором. По пути с запада купцы добирались до порта Ок-Эо с одним муссоном и отплывали на север в Китай с другим. Порт в дельте Меконга мог дать этим купцам приют на несколько месяцев кряду, поскольку Фунань производила довольно риса и других продуктов, чтобы прокормить и собственное население, и заморских торговцев. Кроме того, индийские и китайские купцы редко оказывались в Ок-Эо одновременно: с тем ветром, с которым одни прибывали в Фунань, другие плыли домой. Название «Фунань» известно лишь из китайских записей, но они указывают, что сильнейшее иностранное влияние на этот регион исходило из Южной Азии. История основания государства повествует, что местная правительница Линь-е напала на проходящее судно, но пассажиры и команда дали ей отпор. За одного из этих пассажиров, индийского брахмана по имени Каундинья, она вышла замуж, и они вместе стали править страной.

Неизвестно, правдива ли эта история, но дальнейшее территориальное расширение Фунани было направлено на то, чтобы сохранить торговлю с западными странами и занять в ней главенствующую роль. В начале III века полководец Фань Шимань «напал на соседние царства и покорил их. Все они признали себя его вассалами… он принял титул „великого правителя Фунани“. Затем он построил большие корабли, пересек огромное море и захватил еще более десяти царств… включая Дуньсунь»,[435]435
  …«напал на соседние царства и покорил их». – Hall, Maritime Trade, 64.


[Закрыть] небольшое торговое государство в северной части Малаккского полуострова.

Примерно в 250 году царь У – одного из государств, возникших на развалинах Хань, – отправил послов по имени Чжу Ин и Кан Дай разузнать, что смогут, о Фунани и западной торговле. Фунань произвела на них смешанное впечатление. Послов возмутил вид голых татуированных людей, однако они отметили, что те «живут в огражденных городах, дворцах и домах».[436]436
  …«живут в огражденных городах…» – Ibid., 48.


[Закрыть] Управление и экономика Фунани были крепкими: «Налоги платятся золотом, серебром, жемчугом и благовониями… Есть книги, архивы и прочее… Письмо их похоже на письмо ху» – народа, который пользовался алфавитом индийского происхождения. Индийское влияние было очень заметно, и послы встретились с представителем одного из царств субконтинента. Кан Дай отметил доступность товаров из Дацинь (Римской империи), которые доставляли в Фунань через индийские порты, описал особенности торговых путей между Малаккским полуостровом и Индией, а также Индией и Римской империей. В утраченном труде[437]437
  …В утраченном труде… – Needham et al., Science and Civilisation, vol. 4, pt. 3:449–50.


[Закрыть] Кан Дая предположительно рассказывалось о китайском купце, плававшем из Китая в Индию и обратно через Юго-Восточную Азию. Главная роль Фунани в товарном обмене между Востоком и Западом видна по разнообразию находок на ее территории. Археологи обнаружили более трехсот пятидесяти приморских и речных поселений, связанных с портом Ок-Эо; при раскопках найдены предметы из Юго-Восточной Азии, Китая, Индии, Персии, Средиземноморья, в том числе монеты и медальоны с портретами римских императоров II века Антонина Пия и Марка Аврелия. Китайский трактат III века «Народы Запада» уделяет большое внимание Дацинь, что может означать сам Рим, Римскую империю в целом или ее азиатские провинции. Этот ранний отчет о Шелковом пути перечисляет шестьдесят три продукта Дацинь от золота, серебра и драгоценных камней до ладана, мирры и «двенадцати благовонных трав». Раздел «Морской путь в Дацинь» объясняет, что «в прошлом говорили только о водном пути в страну Дацинь и не знали, что есть путь по суше».[438]438
  …«Морской путь в Дацинь…» – Yu Huan, Peoples of the West, online.


[Закрыть] Это вполне согласуется с западными источниками того времени, которые тоже пишут преимущественно о морском пути на Восток. Более того, находки в Центральном Таиланде, Вьетнаме и по берегам Яванского моря показывают, что освоение Фунанью иностранных религий, принципов государственного управления и предметов материальной культуры подхлестнуло параллельное развитие по всей Юго-Восточной Азии. Несмотря на бо́льшие расстояния, морской путь был, вероятно, не опаснее Шелкового пути через Среднюю Азию. Он занимал меньше времени, и пошлины на нем были не так значительны, поскольку товары на борту корабля проходили через меньшее число границ.

За четыре столетия до того, как византийские императоры Юстин и Юстиниан убеждали Аксум покончить с монополией Сасанидов на торговые пути в Индийском океане, Китай пытался обойти парфянских посредников и торговать с Римом напрямую. Между 97 и 101 годом нашей эры китайский посол по имени Гань Ин добрался до порта Спасину Харакс (кит. Тяочжи) в Персидском заливе, надеясь сесть на корабль, который доставит его в римский порт на Красном море. Парфяне (возможно, угадав в китайском после конкурента) напугали его рассказами о тяготах путешествия: «Море чрезвычайно пространно. Тем, кто ездит туда, нужно три месяца при попутном ветре, чтобы переправиться, а при слабом ветре иногда надобно и два года. Поэтому те, кто пускается в море, берут с собой провианта на три года. В море люди очень тоскуют по родине и от этого многие [даже] умирают».[439]439
  …«те, кто пускается в море…» – Hill, Western Regions, online.


[Закрыть]

Так или иначе, Гань Ин раздумал плыть дальше. Даже сумей он осуществить свою миссию, едва ли это что-либо существенно изменило, поскольку аналогичные попытки со стороны Запада не дали ощутимых результатов.

Самая известная из этих попыток была предпринята в 166 году, когда, согласно «Истории династии Поздняя Хань», к китайскому двору прибыли купцы, назвавшиеся посланцами римского императора. Описывая отношения между тремя главнейшими евразийскими державами в III веке нашей эры, хронист отмечает, что римляне ведут морскую торговлю с Аньси [Парфией] и Тяньчжу [Индией] и получают десятикратную прибыль… Правитель их не раз собирался направить послов и наладить связь с Китаем, но Аньси хотела торговать с Дацинь китайским шелком и потому препятствовала ей наладить непосредственную связь с Китаем. Так было до 166 когда, правитель страны Дацинь, Аньдунь [Антонин Марк Аврелий] направил посольство, которое вступило в Китай через границы Жинань и поднесло [в качестве] дара слоновую кость, носорожий рог и панцирь черепахи.[440]440
  …«ведут морскую торговлю…» – Han Annals, d Wheeler, Rome Beyond the Imperial Frontiers (Фань Е., «История династии Поздняя Хань». Пер. В. С. Таскина).


[Закрыть]

Весьма возможно, что «послы» были в действительности самозванцами. Слоновую кость, рог носорога и черепаховые панцири везли не из Рима; их можно было свободно приобрести в Юго-Восточной Азии. Скорее всего, как намекает и сам хронист, то были обычные купцы, которые назвались посланцами имперского Рима, чтобы придать себе значимость. Нет никаких свидетельств, что их обман раскрылся; впрочем, китайских чиновников, безусловно, интересовали любые сведения о Западе, пусть даже полученные из уст самозванцев.

Китай и Юго-Восточная Азия в III–VI веках

Династия Хань рухнула в начале III века под натиском хунну – кочевого народа, воевавшего против нее с первого столетия, – и в Китае начался 370-летний период борющихся царств. На исходе своего существования Хань находилась под фактической властью полководца Цао Цао, тщетно пытавшегося сохранить единство империи. Решающей стала битва у Красной скалы, многократно воспетая в китайской литературе.[441]441
  …битва у Красной скалы… – Crespigny, Generals of the South, 267–75.


[Закрыть] Она разыгралась на реке Янцзы неподалеку от современного Улиня в декабре 208 года. У Цао Цао был флот речных кораблей и примерно двести тысяч воинов; против него выступали объединенные силы Сунь Цюаня и Лю Бэя, будущих правителей царств У и Шу Хань соответственно. Цао Цао был разбит, а через десять лет Китай разделился на три царства. Первым было Вэй, основанное сыном Цао Цао, со столицей в Лояне на Желтой реке, вторым – Шу Хань, императором которого стал Лю Бэй (в 265 году его династию сменила Западная Цзинь), в верхнем течении Янцзы и дальше на юго-восток, а третьим – У под властью Сунь Цюаня на востоке со столицей в Цзянькане (Нанкине) в нижнем течении Янцзы. Поскольку Вэй и Шу преграждали У доступ в Центральную Азию, откуда везли самых лучших лошадей, правители У стали искать обходные морские пути. У вторглось в Цзяочжи ради получения контроля над традиционной торговлей экзотическими тропическими товарами и по причине того, что долина Красной реки давала доступ к конским пастбищам Юньнаньского нагорья.[442]442
  …к конским пастбищам… – Elvin, Pattern of the Chinese Past, 135–36; Chin, “Ports, Merchants, Chieftains and Eunuchs”, 222.


[Закрыть] Правители У стремились к торговле с югом и добивались признания со стороны далеких государств как подтверждения, что они – законные Сыны Неба. Княжество Линьи, основанное в 192 году на южной границе Цзяочжи, Фунань и Тан-Мин в Камбодже прислали в У своих послов. У всячески поощряло китаизацию областей к югу от Янцзы, прежде находившихся вне китайской культуры. Это положило начало многовековому процессу, который предварил продвижение северокитайских сил на юг во время бурных событий V и VI веков.

Положение У всегда было шатким, и к 250-м годам оно вело постоянные оборонительные войны на границах. Воспользовавшись этим, Цзяочжи взбунтовалась, подстрекаемая правителями Линьи, Фунани и Западной Цзинь. Чтобы не заходить в охваченную беспорядками Цзяочжи, торговые корабли из Наньхая теперь огибали Северный Вьетнам и шли прямиком в Гуанчжоу. Хотя в Гуанчжоу китайская власть была крепка, порт находился далеко от столицы, и «лишь бедные чиновники, не имевшие иных средств получить независимость, искали назначения туда».[443]443
  …«лишь бедные чиновники…» – Jin Shu [Jin History], 90, d Wang, Nanhai Trade, 38.


[Закрыть] Место в порту, куда везли экзотические товары, вдали от присмотра имперских сановников, позволяло брать огромные взятки. К концу четвертого века Гуанчжоу снискал себе славу «места диковинных и драгоценных вещей, один мешок которых может обеспечить несколько поколений», так что продажные чиновники, бравшие взятки с купцов, сказочно обогащались. Со временем Цзяочжи вернула себе былую роль в торговле, но именно в этот период Гуанчжоу приобрел статус одного из главных китайских портов.

Разгром У и консолидация Цзинь в 280 году вызвали бум южной торговли: продавцы и покупатели спешили наверстать то, что упустили за долгие годы, когда Северному Китаю приходилось обходиться без южных предметов роскоши. Однако надежды на расширение Наньхайской торговли, возникшие к концу века, не оправдались: между 304 и 316 годом хунну захватили почти весь северный Китай, и цзиньский двор перебрался из Лояна в Нанкин. Приход к власти чужеземцев заставил почти миллион северян искать спасения на юге.[444]444
  …миллион северян… – Zheng, China on the Sea, 26.


[Закрыть] Этнические китайцы, бежавшие в Юэ, принесли с собой культурные и политические институты, в том числе язык и способы управления. Именно в этот период морские перевозки впервые заняли ведущие позиции во внешней торговле Китая.[445]445
  …впервые… – Ibid., 30.


[Закрыть]

Пришельцы боролись за власть между собой, а в Цзяочжи противостояли коренному населению и заморским купцам. Нестабильность вела к высоким пошлинам и расцвету взяточничества среди чиновников, чья алчность лишь выросла с тех времен, когда назначение в Гуанчжоу считалось надежным способом поправить состояние. В начале IV века таможенные чиновники в Цзяочжи и Жинани облагали импорт пошлиной от 20 до 30 процентов. Некий префект прославился тем, что установил пошлину более чем в половину стоимости товара, а затем устрашил возмущенных купцов «кораблями и военными барабанами. Это вызвало ярость различных стран [из которых прибыли торговцы]».[446]446
  …«кораблями…» – Jin Shu [Jin History], 97, 9a, в Wang, Nanhai Trade, 35.


[Закрыть] Позже в народе говорили, что «правителю Гуанчжоу довольно один раз въехать в городские ворота, и он становится богаче на тридцать миллионов связок денег[447]447
  …«правителю…» – Nan Ch’i Shu [History of the Southern Qi Dynasty], 32, 1a–1b, в Wang, Nanhai Trade, 44.


[Закрыть]»,[448]448
  Деньги представляли собой медные монеты с дыркой посередине; стандартной платежной единицей была связка в тысячу монет.


[Закрыть] Цзиньский двор не контролировал своих представителей в Гуанчжоу, и хотя взяточничество дорого обходилось имперской казне, самые большие потери несли торговцы из Линьи. Когда все дипломатические обращения в цзиньскому двору оказались безуспешными, Линьи вторглось в Цзяочжи. В следующие семьдесят лет китайцы считали жителей Линьи не более чем пиратами, которыми те, за неимением возможности торговать, нередко и становились. Тем не менее между 421 и 446 годом они отправили шесть миссий к династии Лю Сун (преемнице Западной Цзинь) и в 445 году предлагали дань в десять тысяч катти (шесть тысяч килограммов) золота, сто тысяч катти серебра и триста тысяч катти меди. Однако это не помогло: Лю Сун провела жестокую карательную операцию против Линьи, в ходе которой, по свидетельству современников, китайцы перерезали всех в порту Кхутук, а в дворцах и буддийских храмах столицы награбили несметное количество золота.[449]449
  …награбили… – Wang, Nanhai Trade, 49; Taylor, Birth of Vietnam, 117.


[Закрыть]

Политическая обстановка в Южном Китае и вокруг него в целом оставалось неустойчивой, но были и периоды стабильности, даже процветания, которые вели к росту внешней торговли. В IV веке к цзиньскому двору прибыли всего три миссии (все из Линьи), а между 421 годом и основанием династии Суй в 589-м – шестьдесят четыре торговые миссии из различных государств Юго-Восточной Азии:[450]450
  …торговые миссии. – Wang, Nanhai Trade, 117–21.


[Закрыть] столько же, сколько за триста лет благополучного правления династии Тан. Однако Линьи так и не оправилось после разорения в 446 году, и Фунань также постепенно приходила в упадок. Эти перемены были связаны не столько с политикой Китая или с продажностью чиновников, сколько с изменениями в торговых путях Юго-Восточной Азии: купцы теперь предпочитали двигаться не вдоль побережья между Малаккским полуостровом и Фунанью, а через Южно-Китайское море от Малаккского пролива до Южного Вьетнама или Китая.

Фасянь и путь через Малаккский пролив в V веке

Возможно, некоторые корабли пересекали Южно-Китайское море уже в I веке нашей эры (если не раньше), однако этот маршрут не был обычным для купцов из далеких стран. Первое достоверное описание прямого пути через море принадлежит Фасяню, буддийскому монаху, долго жившему в Индии (куда он попал из Китая по суше) и на Шри-Ланке. В 413–414 годах он возвращался в Китай морем; злоключения этого плавания занимают почти всю последнюю книгу его записок. Из них можно почерпнуть сведения о маршруте, которым двигался Фасянь, практике судоходства, обычаях и суевериях моряков. Путешествие состояло из двух этапов, разделенных пятимесячным пребыванием на острове в Юго-Восточной Азии. Оба судна, на которых он плыл, имели на борту более двухсот человек, но сами суда Фасянь не описывает, только упоминает, что по пути от Шри-Ланки до Еподи (возможно, Борнео или Ява) к их большому судну сзади было прицеплено маленькое – «на тот случай, если большое потерпит крушение».[451]451
  …«на тот случай…» – Wheatley, Golden Khersonese, 38–39; Faxian [Fa-hian], Travels of Fa-Hian, lxxix – lxxxiii. См. Manguin, “Archaeology of Early Maritime Polities”, 238. (Путешествие Фа Сяня. Пер. Н. В. Самозванцевой).


[Закрыть]

Мера предосторожности была явно недостаточная, учитывая количество людей на борту, а когда и впрямь возникла опасность, моряки решили, что в первую очередь надо спасаться самим. (Идея, что офицеры и команда в случае кораблекрушения должны жертвовать собой для спасения пассажиров, возникла относительно недавно.) Во время бури большое судно дало течь. «Торговцы бросились было к малому судну, однако люди на малом судне, боясь, что [к ним] прибудет слишком много народу, перерубили канат».

Те, кто остался на большом судне, принялись выбрасывать товары, чтобы облегчить его, однако Фасянь сберег свои книги и священные предметы. Судьба малого судна неизвестна, но спустя тринадцать дней потрепанное судно Фасяня достигло острова (возможно, одного из Анадаманских или Никобарских) в Бенгальском заливе, где матросы залатали течь, прежде чем снова выйти в море. Обычно капитан ориентировался, «наблюдая солнце, луну и созвездия», однако затянутое тучами небо заставляло его держаться ближе к побережью Малаккского полуострова, несмотря на потерю времени и больший риск встретить пиратов.

Через три месяца они «прибыли в страну, называемую [Еподи]. В этой стране иноверцы и брахманы преуспевают, а об Учении Будды нет и речи».

В мае 414 года Фасянь сел на другое судно, идущее в Гуанчжоу с началом юго-западного муссона. Плавание должно было занять «ровно пятьдесят дней», но «прошел месяц, и вдруг посреди ночи, во вторую стражу, налетел черный ураган и ливень». «Небо все темнело, и бывалые моряки переглядывались, чувствуя отклонение [от правильного пути]». Непогода длилась много недель; судно сбилось с курса и могло бы через Лусонский пролив между Тайванем и Филиппинами попасть в Филиппинское море, если бы капитан не повернул на северо-запад и привел судно к Шаньдунскому полуострову, на тысячу триста миль севернее намеченной точки.

В Бенгальском заливе буддизм Фасяня остался незамеченным, а вот на пути от Еподи попутчики обвинили его в своих бедах. «Из-за того, что взяли с собой этого буддийского монаха, и случилось такое несчастье, – говорили они. – Высадим побирушку на берег морского острова. Не стоит из-за одного человека всем нам подвергаться опасности».

От этой участи его спас некий благожелатель, пригрозив донести обо всем императору, который «тоже чтит учение Будды, как и этот странствующий монах!».

Вполне вероятно, что попутчики, обвинившие Фасяня в своих несчастьях, были из Юго-Восточной Азии, поскольку китайских купцов он упоминает лишь мельком, когда говорит, что некоторые пассажиры возвращались домой в Гуанчжоу. На эту тему молчит не только Фасянь, но и другие современные ему источники, так что напрашивается вывод: прямое участие китайцев в наньхайской торговле было незначительным, а суда по большей части принадлежали малайцам, индийцам, тямам и фунаньцам. Возможно, китайцы считали эту торговлю слишком опасной или прямой путь через Южно-Китайское море был еще относительно внове, хотя слова Фасяня, что плавание должно было занять «ровно пятьдесят дней», подразумевает, что такие рейсы совершались регулярно.

Одна из причин для освоения прямого пути от Малаккского пролива могла быть связана с распространением буддизма в Юго-Восточной Азии и Китае. Для китайцев все важнее было поддерживать связь с главными центрами буддийского учения на Шри-Ланке и в Северной Индии. Миссионеры принесли буддизм в Китай по Шелковому пути в I столетии до нашей эры, но по-настоящему эта религия укоренилась в Китае лишь тремя веками позже, примерно тогда же, когда буддийские наставники начали добираться до Цзяочжи. В III веке купцы и миссионеры открыли морской путь для распространения буддизма в Китае. Самым заметным из них был Кан Сэнхуэй,[452]452
  …Кан Сэнхуэй… – Grenet, “Les marchands sogdiens”, 66; Taylor, Birth of Vietnam, 80.


[Закрыть] сын торговца из Согдианы (на территории нынешнего Узбекистана), который попал в Китай через Индию и Цзяочжи и обратил в буддизм правителя У.

Принятие Китаем новой религии изменило и характер, и число дальних морских плаваний. Купцы по-прежнему везли предметы роскоши, но увеличилась роль культовых предметов и благовоний, а по следам Фасяня отправились ученые и переводчики. Миссии со Шри-Ланки[453]453
  Миссии со Шри-Ланки… – Wang, Nanhai Trade, 38.


[Закрыть] начали добираться до Китая в 405 году. На восточном побережье Малаккского полуострова южнее перешейка Кра располагалось государство Паньпань, знаменитое своими религиозными артефактами и предметами культа. В Юго-Восточной и Восточной Азии, как и в Индии, буддизм был доступен всем, не только богачам и знати. Это обеспечивало торговцам больший спрос, а значит, и прибыли, и стимул для новых путешествий. В официальной истории династии Лю Сун описывается материальная и духовная роль морских путей в Индию, Персию и Византию. Хронист описывает, что суда доставляли «ценные дары моря и гор. А также учение о поклонении владыке мира [Будде]. Малые и большие суда постоянно в пути, купцы и послы собираются для обмена».[454]454
  …«ценные дары моря и гор…» – Song Shu (History of the Song), 97, 12b–13a, в Wang, Nanhai Trade, 51.


[Закрыть] От развития торговли между Востоком и Западом выигрывали и те, кто жил на пути купцов. Освоение прямого морского пути через Южно-Китайское море обрекло на упадок Фунань и другие прибрежные государства, зато другим странам оно принесло новые возможности. Так, царь Кантоли (либо на Малаккском полуострове, либо на Суматре) мечтал, что его «народ будет счастлив и богат, а число купцов и путешественников увеличится стократно»,[455]455
  …«народ будет счастлив и богат…» – Liang Shu (History of the Liang), 54, 16b–17a, in Hall, “Local and International Trade”, 222.


[Закрыть] если он вступит в торговлю с Китаем.