Текст книги "Никогда не обманывай герцога"

Антония снова покачала головой и крепко прижала к руке льняной платок.

– Я уверена, ваша светлость, это он распускает слухи. – Она почувствовала, что краснеет. – Нет, не о том, что произошло. Я имею в виду сплетни о… вас, о вашем происхождении. Но это не мое дело и, конечно, не Меткаффа.

– Ну, теперь ясно, что существует нечто, о чем можно посплетничать. – Намек на нежность исчез с его лица, снова сменившись усталостью. – Но я видел на его лице выражение нескрываемой ненависти, и это уже не в первый раз.

– Я думаю… – Она отвела взгляд и, сделав паузу, тяжело вздохнула. – Думаю, это из-за того, что он не хочет работать на вас.

– О, это бремя, от которого я могу его легко избавить. Но что такого я ему сделал?

– Вы ни при чем, ваша светлость, – тихо ответила Антония. – Просто Меткафф… плохо воспитан.

– Плохо воспитан? – Упершись ладонями в стол, герцог пристально посмотрел ей прямо в глаза. – Нет, Антония, причина здесь совсем не в этом, верно?

– Дело в том, что, по слухам… – Антония нерешительно взглянула на него, – вы еврей.

Ей показалось, что эти слова вызвали у герцога не удивление и не возмущение, а просто отвращение.

– А-а, значит, теперь я и убийца, и еврей, так? – Он встал и резко сел на стул справа от Антонии.

– Никто этого не говорил, ваша светлость. – «Не говорил со дня смерти моего мужа», – про себя уточнила Антония, и неожиданно ей захотелось узнать правду. – А вы действительно еврей?

– Несомненно. – Герцог без смущения смотрел на нее. – По крайней мере в душе. Да, моя мать еврейка, но мое воспитание было необычным.

– Понимаю, – неуверенно отозвалась Антония. – А ваша мать… была богата?

– О да, это единственная причина, по которой английский джентльмен голубых кровей мог жениться на еврейской девушке, не правда ли? – задал он риторический вопрос, с горечью засмеявшись. – Жирный свадебный кусок.

– Нет-нет, – неистово замотала головой Антония, – я имела в виду совсем не это. Я хотела сказать… что вы… выглядите совершенно обычно.

– Обычно? – повторил герцог, и его взгляд стал жестче. – Мне следует расценивать это как комплимент?

Антония была обучена легко обходить скользкие вопросы, так почему сейчас она допустила такую грубую ошибку?

– Говоря «обычно», я имела в виду: как любой англичанин, – громче пояснила она. – Вы выглядите как… все, кого я знаю.

– Вы хотите сказать, что у меня одна голова? – Он мрачно усмехнулся. – И нет когтей и клыков?

– Вы делаете из меня дурочку. Я хочу сказать, что вы богатый, хорошо воспитанный настоящий англичанин. Я знаю, что майор Вентнор был военным, и предположила, что, возможно, ваша мать имела состояние. Или вы действительно добились всего сами?

– Ни один человек, как бы ему ни хотелось так думать, не может всего добиться самостоятельно, дорогая. – Герцог почти незаметно улыбнулся. – Мне многие помогли: мои бабушка и дедушка, Невиллы и еврейская община, в которой я провел юные годы. Все эти честные, замечательные люди оказали на меня огромное влияние. Но если бы я рос в богатой семье, то никогда не попал бы в Селсдон. В детстве я оказался здесь, потому что не было выбора.

– Я должна извиниться за свою бестактность. Понимаете, я знакома всего с несколькими евреями – например с писателем, мистером Дизраэли. Когда-то я познакомилась с ним и с одним из его братьев в литературном салоне. Они оказались довольно приятными джентльменами, но были очень смуглыми – возможно, из Испании?

– Из Италии, – ответил Гарет.

– Да, вероятно, вы правы. Но тогда они не настоящие евреи, правильно?

– Думаю, Дизраэли такие же евреи, как я, – ответил он. – Они были рождены еврейкой – и некоторые считают это определяющим. Но Дизраэли, как и я, были крещены в англиканской церкви и, наверное, никогда не бывали в синагоге.

– А вы?

– Нет, – тихо ответил Гарет. – Моя мать запретила это.

– Почему? – заинтересовалась Антония.

– Точно не знаю. Мои родители были людьми необычными. По всеобщему мнению, они были влюбленной парой – страстно влюбленной. И моя мать поклялась, что я буду воспитан так же, как мой отец, то есть как знатный английский джентльмен.

– Об этом ее просил ваш отец? – Антония осознала, что начинает болтать как сорока, но почувствовала, что, облекая свои мысли в слова, получает странное облегчение. И оказалось, что с герцогом очень легко разговаривать. У нее возникло такое ощущение, будто прорвало плотину, сдерживавшую не просто ее любопытство, а нечто более серьезное, и Антонии отчаянно захотелось узнать больше об этом загадочном человеке.

– Не знаю, настаивал ли на этом отец, – признался Гарет, сосредоточив свое внимание не на Антонии, а на разбитом бокале. – Я знаю только, что они договорились об этом, как только поженились. Возможно, она считала это своим долгом, потому что была беззаветно предана моему отцу или просто хотела, чтобы моя жизнь была более легкой, свободной от предрассудков. Она знала, что мне как еврею закрыта дорога в университет, я не смогу заседать в парламенте или заниматься тем, что доступно любому обыкновенному англичанину.

– Вы никогда не спрашивали у нее почему?

– У меня не было такой возможности, – тихо ответил герцог. – Я был очень мал, когда она умерла. Она взяла с моей бабушки обещание воспитывать меня так, как они с отцом договорились. Для бабушки это было тяжело, потому что шло наперекор всему, во что она верила, а мой дедушка считал это полной бессмыслицей. Но бабушка все исполнила.

– А ваш отец?

– Он воевал на Пиренеях под командованием Веллингтона и погиб там.

– И о вас продолжали заботиться бабушка с дедушкой?

– Нет, к тому времени дедушки уже не было в живых. – Голос Гарета стал безжизненным. – Он разорился, после чего так и не смог оправиться. Пока мой отец был жив, он, насколько мог, обеспечивал мое и бабушкино существование. А когда и его не стало, бабушка привезла меня сюда. Она просто не знала, что делать.

– Понимаю. А сколько… лет вам было тогда? – тихо спросила Антония.

Настроение герцога непонятным образом изменилось. Теперь он сидел на стуле, слегка расслабившись и опустив плечи вперед, как будто в присутствии Антонии чувствовал себя совершенно свободно, но все же выглядел немного уставшим. Внезапно она увидела в нем какую-то незащищенность. Решительный, сильный и красивый мужчина должен наслаждаться жизнью, а на него это все как-то давило. Герцог не был похож на человека, о котором она слышала прежде, или на бессовестного лжеца, каким был Эрик, или обворожительного повесу, подобного ее брату. И он совсем не производил впечатления жестокого и мстительного человека. Антония вдруг подумала, что из всех мужчин в ее жизни, включая ее второго мужа, ему одному не присущи эти качества.

– Не помню, сколько именно, – после долгого молчания ответил Гарет. – Восемь? Нет, пожалуй, девять.

– Восемь или девять? – Антония была поражена.

– Ну да, а что? – Гарет с удивлением взглянул на нее.

Покойный муж рисовал Антонии своего юного кузена как воплощение зла, и она представляла себе испорченного, зловредного разорителя имения. Но девять лет? В девять лет это еще ребенок.

– А сколько вам было, когда вы решили покинуть Селсдон?

– Когда я решил? – эхом повторил Гарет, в изумлении глядя на Антонию. – Мне было двенадцать, когда я покинул Селсдон. Вы об этом спрашиваете?

– Да, пожалуй. – Но она до конца не поняла его. – Могу я спросить, ваша светлость… сколько вам сейчас?

– Через несколько недель исполнится тридцать, – ответил Гарет, пристально всматриваясь в нее.

– Святые небеса.

– Что, выгляжу немного потрепанным, да? – В уголках его глаз появились легкие складочки.

– Нет, я думала, что вы несколько старше, – помедлив, ответила Антония, позволив себе удовольствие еще раз внимательно посмотреть на него. – А вам всего тридцать? Вы почему-то выглядите немного старше, но это вас совсем не портит.

Герцог снова пожал плечами, словно ему было безразлично, выглядит он на тридцать лет или на шестьдесят.

– А сколько вам лет? – спросил он, в свою очередь. – Будем играть в открытую, мадам.

– Наверное… двадцать шесть. – Антония почувствовала, что у нее снова порозовели щеки. – По правде говоря, я перестала считать.

Гарет едва заметно, почти внутренне улыбнулся, но если бы кто-то заглянул глубже, то увидел бы, что в его глазах начало разгораться горячее мужское восхищение и чувственный жар, который, казалось, все усиливался, по мере того как взгляд Гарета скользил по Антонии.

– Для двадцати шести вы чрезвычайно хороши. И вы еще не достигли расцвета женственности, так что впереди у вас, Антония, еще много замечательных лет. Надеюсь, вы не потратите их впустую.

Антония почувствовала, что ее кожа горит, пальцы ног сводит и от внезапно вспыхнувших в ее сознании пугающих воспоминаний снова останавливается дыхание… Его руки у нее на груди во время дождя, ее промокшая ночная сорочка, прерывистый звук его дыхания у самого уха. Она перехватила горящий взгляд Гарета, и на мгновение между ними повис вопрос, невысказанное желание. Антония вся превратилась в ожидание, не зная, задаст ли он этот вопрос и что она сможет сказать ему в ответ, но, к ее разочарованию, герцог просто кашлянул и встал.

– Что ж, полагаю, теперь вам нужно заняться своей травмой, – сказал он, предлагая ей руку.

С неожиданно возникшим чувством досады Антония положила руку на его большую теплую ладонь и встала. Она все не так поняла, неправильно истолковала. Да и что она на самом деле знала о мужчинах и их желаниях?

Антония и герцог оказались на расстоянии нескольких дюймов друг от друга, и она снова вдохнула его приятное тепло и его запах. Гарет казался ей надежным, и она непроизвольно подумала о том, как будет чувствовать себя, если снова прижмется к нему, но уже в здравом рассудке. Однако мысли герцога, очевидно, были совсем в другом месте.

– На следующей неделе я съезжу в Ноулвуд-Мэнор, – сообщил он странным, каким-то отрешенным тоном, – и только после этого смогу сказать, когда дом можно будет подготовить для вас.

– Благодарю вас. – Антония отошла от него.

– Тогда спокойной ночи, Антония. – Герцог пересек комнату и открыл для нее дверь. – Увидимся завтра.

Глава 8

Гейбриел смотрел, как большая грубая рука бабушки закрыла тяжелую крышку сундука, а потом почти с любовью погладила ее.

– Баббе, он кажется очень старым, – сказал Гейбриел.

– Старый, да. – Бабушка улыбнулась с какой-то тоской. – Когда твой дедушка приехал сюда молодым человеком, в этом сундуке было все, что он имел. А когда сундук лет десять назад отнесли наверх на чердак, я думала, что больше никогда его не увижу. Но жизнь преподносит нам сюрпризы, правда, тателлах?

Вошли двое слуг, по кивку бабушки перевязали сундук и, подняв его, понесли вниз по лестнице.

– Нам понравится в Хаундсдиче, Баббе? – спросил Гейбриел, глядя им вслед. – Это далеко отсюда?

– Недалеко, Гейбриел, – ответила бабушка, рукой взъерошив ему волосы. – И, думаю, нам там понравится, если мы этого захотим.

– Что это означает? Мне здесь нравится, Баббе. Мне нравится Финсбери-Серкус.

– Дедушка говорит, мы должны уехать как можно скорее. – И она опять грустно улыбнулась. – В этот дом въезжает новая семья, тателлах. Такова воля Божья.

– Я устал от его желаний. – Гейбриел сложил руки на узкой груди. – Когда-нибудь, Баббе, у меня будет свой собственный дом. И Бог не посмеет пожелать, чтобы он принадлежал кому-то другому. Никогда, больше никогда.

Меньше чем через неделю после его встречи с доктором Осборном, когда Гарет с Уотсоном склонились над одной из бухгалтерских книг имения, к ним в кабинет ворвался Терренс, второй конюх.

– Ваша светлость! Мистер Уотсон! – возбужденно затараторил он. – Экипаж!

– Какой экипаж, Терри? – рассеянно спросил управляющий имением.

– Громадный фаэтон с высокими козлами, сэр! Абсолютно черный! Он только что промчался через деревню – прямо через цесарок миссис Кори! Там все в перьях, сэр! До сих пор слышны ее вопли из сарая.

– Ты кого-нибудь узнал? – Выпрямившись у стола, управляющий нахмурил брови.

– Не знаю, кто он, – пожал плечами конюх, – но он только что обогнул холм на двух колесах и снес часть воротного столба. Он вот-вот будет здесь, если еще жив.

Бросив на стол карандаш, Гарет заторопился навстречу своему гостю. Не так уж много людей ездят с таким невероятным пренебрежением к собственной безопасности – не говоря уже о жизни несчастных цесарок.

К счастью, человек и животные выжили. Лорд Ротуэлл остановил свой фаэтон прямо у парадной лестницы Селсдона – на расстоянии дюйма от нее – и с изяществом спрыгнул вниз. Однако джентльмен на сиденье позади него был не столь темпераментным. Мистер Кембл, сняв свою модную касторовую шляпу, принялся обмахиваться ею.

– Ну вот, Ротуэлл! Если бы я испачкался на том последнем повороте, тебе пришлось бы заниматься стиркой.

– Дружище, я не могу даже выговорить слово «стирка», – последовал ответ.

– Добрый день, Ротуэлл. – Гарет с осторожностью приблизился к этой паре, словно там могло быть заряженное ружье. – Мистер Кембл, это настоящий сюрприз.

– Уверен, старина, мы добрались сюда из Лондона за рекордное время. – Обычно строго сжатые губы Ротуэлла растянулись в улыбке.

– Надеюсь, я здесь ни при чем, – сказал Гарет. – Не хочу, чтобы на моих руках была чья-то кровь.

– Ни капли, старина. – Ротуэлл немного погрустнел. – А что до этих курочек, то я свернул вовремя, а…

– Да, конечно, он свернул! – перебил его Кембл, стройный щеголеватый мужчина, осторожно выбиравшийся из фаэтона. – А затем ударился о столб ворот. В результате завтра у меня будут синяки.

– Будь осторожен, Ротуэлл, – серьезно посоветовал Гарет. – Ты же знаешь, цесарки – спутницы жизни.

– Они очень глупы, – упершись руками в бедра, буркнул Ротуэлл, осматривая лошадь. – Знаешь, Гарет, это было настоящее представление.

– Как здесь шеф-повар? – без всякого стеснения поинтересовался мистер Кембл, критически разглядывая фасад имения, окно за окном. – Он годится, или я должен подыскать вам другого?

– Вы очень любезны, Кембл, – иронически отозвался Гарет, – но я хочу, чтобы вы сначала занялись домом и помогли надлежащим образом оформить все бумаги.

– Великолепное замечание, – с явным сарказмом заметил Кембл и пошел вдоль фасада дома, не сводя глаз со второго этажа. – Могу сказать вам прямо сейчас, Ллойд, мне не нравятся те шторы, которые я вижу наверху. Вишневый бархат уже вышел из моды. Этот фасад выходит на юг? Нет, скорее на юго-запад, верно? Значит, вам здесь скорее всего подойдут зеленые шторы с золотистым оттенком. Я еще разок взгляну и дам ответ после обеда.

– Правда? До чего же вы любезны!

Появившийся в дверях Коггинз и стоявший позади него угрюмый лакей с некоторым неодобрением наблюдали за этой сценой.

– Может Меткафф уже взять их вещи? – робко спросил Коггинз.

– Пожалуй, да. Какого черта он здесь делает? – обратился Гарет к Ротуэллу, имея в виду Кембла, который, подойдя ближе к фасаду дома, просто не обращал на них никакого внимания.

– Я сделал, как ты просил, дружище, – ответил Ротуэлл, поднимаясь по ступенькам. – Привез тебе помощника. Так сказать, секретаря.

– Он совершенно не похож на секретаря, – прокомментировал Коггинз, высунув голову из дверей.

– Кого? – недоуменно переспросил Гарет, схватив Ротуэлла за локоть. – Секретаря? Я не просил тебя привозить секретаря. Я вообще не просил тебя привозить кого бы то ни было – даже тебя самого. Просто просил твоего совета. И я, между прочим, пытался объяснить, что мне необходим камердинер.

– Отлично, – заявил барон, – тогда он и есть камердинер. Гм… давай поговорим об этом позже, хорошо?

– Но кто же он тогда, – не скрывая презрения и раздражения, вступил в разговор Меткафф, – камердинер или секретарь?

– И то и другое, – бросил Кембл, который незаметно приблизился к ним. – Я готов выполнять любую работу – и вашу тоже, мистер Меткафф, если вы не уберете со своей физиономии эту самодовольную ухмылку.

– Но я должен знать, где его разместить! – запинаясь, обратился лакей к Коггинзу. – Наверху или внизу?

Гарет подчинился неизбежному, он уже проходил это вместе с Ксантией. Если Кембл поставил ногу на порог, а в голове у него созрела какая-то идея, то отделаться от него было совершенно невозможно.

– Наверху, – буркнул Гарет. – Он секретарь. Поселите его наверху.

– О Боже, нет! – запротестовал Кембл. – Только внизу, я хочу жить внизу, Меткафф.

– Но если вы будете служащим высшего ранга, то, думаю… – неуверенно начал Гарет, но Кембл остановил его, положив ему руку на локоть.

– В этом и заключается вся прелесть ситуации, ваша светлость, – легкомысленно объявил Кембл. – Вам больше не нужно ни о чем думать, я здесь для того, чтобы делать это за вас. Я пойду вниз, и покончим с этим. Давайте больше не будем тратить попусту бесценное время мистера Меткаффа. Пойду найду кабинет и налью себе чего-нибудь для успокоения нервов. Всего наилучшего.

– Чертовски рад тебя видеть, Ротуэлл, – сказал Гарет, после того как они вошли в дом и Меткафф унес вещи. – Но, честно признаюсь, я удивлен. Что тебя принесло?

– Грандиозно! – воскликнул барон и, оценивающе осмотрев просторный холл, остановил взгляд на Пуссене, висевшем слева от массивной мраморной полки над камином. – А-а, что меня принесло? Ну, я бы сказал, скука. Твое письмо было весьма интригующим, а кроме того, ты никогда прежде не просил моего совета. И эта твоя герцогиня…

– Нет-нет, она ничья герцогиня, – остановил его Гарет. – Она вдова моего кузена.

– А вдовы – хорошие штучки, – вполголоса заметил Ротуэлл. – Говоришь, она изысканная красавица?

– Даже не думай о ней, Киран, – предупредил Гарет довольно холодно. – Она не из таких женщин. Возвращайся в город и займись снова миссис Эмброуз, если тебе этого не хватает.

– Мне?.. – лукаво переспросил Ротуэлл, слегка приподняв черные брови. – Я приехал в провинцию исключительно ради глотка свежего воздуха и еще для того, чтобы посмотреть, какую интрижку завел тут мой старый друг. Но что меня интересует, Гарет, так это то, чего ищешь ты.

– Не понимаю, о чем ты.

– В твоем письме было что-то… – задумчиво начал Ротуэлл, качая головой, – между строк. Но увы, в этом я, к сожалению, не могу тебе помочь. С этими проблемами ты должен разобраться сам, а что касается других маленьких головоломок – теперь они под надежным контролем.

– Я благодарен тебе за то, что ты так внимательно отнесся к моим заботам, но все же не понимаю, зачем ты привез Кембла, – недовольно сказал Гарет, кивком указав в сторону кабинета. – Я же ему не нравлюсь.

– А меня он смертельно ненавидит, – сообщил Ротуэлл. – Но я попал в милость, и…

– Какую милость? – ошеломленно спросил Гарет. – Ты никогда в своей жизни никому не сделал одолжения.

– В милость Зи, – пожав плечами, признался Ротуэлл. – Кембл и его приятели в министерстве внутренних дел у нее в большом долгу – несколько месяцев назад ей удалось раскрыть дело, связанное с контрабандой оружия.

– Это тех французских контрабандистов? – не веря себе, уточнил Гарет. – Ей повезло, что Нэш ее не убил.

– Если ты не забыл, то выяснилось, что Нэш ни при чем, – напомнил Ротуэлл.

– Да, но тогда она этого не знала.

– Послушай, она прочитала твое письмо, старина, – остановившись на лестничной площадке, смущенно признался Ротуэлл, положив руку Гарету на плечо. – И сказала, что я должен привезти его сюда. Между прочим, у Кема большие подозрения, что ты сам убил своего дядю. Но ты же его не убивал, правда?

– У меня вообще нет никакого дяди. И я думал, что Зи на Адриатике.

– Просто небольшая отсрочка. – Ротуэлл по-отечески похлопал Гарета по спине. – Они вскоре отбудут. Думаю, тебе следует воспользоваться услугами Кембла, старина. Вероятно, здесь потребуется беспристрастное мнение.

– Мое мнение не предвзятое, – с излишней горячностью заявил Гарет.

– Вот как? – Черные брови снова приподнялись. – Ты в этом совершенно уверен, старина? Тебе не хочется узнать правду о своей хорошенькой вдове?

– Я знаю правду, – огрызнулся Гарет. – Единственное, чего я хочу, – восстановить ее честное имя, хотя вообще-то это не мое дело.

– Тогда почему не использовать Кембла для того, в чем он большой спец? – предложил Ротуэлл, оставив без внимания слова Гарета. – Возможно, он окажется полезным как слуга.

– Слуга? – Гарет недоуменно взглянул на друга. – Этот человек у меня в кабинете пьет мое бренди. И тебе он кажется похожим на слугу?

Действительно, Кембл с комфортом устроился в кабинете и, усевшись в коричневое кожаное кресло с подлокотниками, которое Гарет уже успел полюбить, не спеша, с наслаждением потягивал из бокала нечто, весьма похожее на коньяк. Этот человек определенно имел изысканный вкус, хороший нюх и умел ценить радости жизни.

– Превосходный выдержанный eau-de-vie,[2]2
  Коньяк (фр.).


[Закрыть] Ллойд, – произнес он, подняв бокал, когда Гарет и Ротуэлл вошли в кабинет. – Конечно, насколько коньяк может быть вообще хорошим. Моим нервам стало намного лучше.

– Наливай себе, Ротуэлл, – предложил другу Гарет, указывая на графин, – для меня еще слишком рано.

Но Ротуэлл тоже отказался. Он явно размышлял не о выпивке и развлечениях, а о каком-то необычайном происшествии.

Когда все уселись вокруг стола, Кембл начал задавать вопросы – целенаправленные, весьма специфические вопросы об Уорнеме, о его смерти и об имении вообще. Через некоторое время он встал и продолжил беседу, расхаживая по комнате. Ротуэлл на удивление серьезно воспринял проблемы Гарета и теперь внимательно следил за разговором. Честно говоря, Гарет был очень рад его приезду.

По прошествии часа, проведенного в такой обстановке, Гарет почувствовал себя уверенно и, расслабившись, смотрел, как Кембл ходит взад-вперед перед широкими окнами, выходящими в северную часть сада. Гарет уже смог оценить все выгоды плана Ротуэлла: Кембл будет его «глазами» и «ушами» в доме и в деревне, он сможет тесно общаться со слугами и собирать информацию, которой они никогда не стали бы делиться со своим работодателем. Теперь Гарет совершенно ясно понял, почему Кембл настаивал на том, чтобы расположиться внизу.

– Ваш покойный кузен производит впечатление крайне неприятного парня, – сообщил Кембл, остановившись и поставив бокал на край письменного стола Гарета. – Я понял, что довольно много людей могли желать ему смерти.

– И я в их числе, – откровенно признался Гарет.

– По-моему, лучше всего предоставить возможность Кемблу самому во всем разобраться, старина, – с несвойственной ему рассудительностью посоветовал Ротуэлл. – Я уж тут тебе не помощник, но я сделал одно чрезвычайно полезное дело – привез тебе Кембла.

– И я тебе очень благодарен, Киран. Но почему Ксантия считает это дело таким важным?

– Над головой твоей герцогини действительно нависли черные тучи? – немного помолчав, спросил Ротуэлл. – Или тебе это только кажется?

– Что ты имеешь в виду? – Гарет внимательно смотрел на друга.

– Мы с Ксантией взяли на себя смелость навести кое-какие справки в Лондоне, – пожав плечами, ответил барон. – Как ты знаешь, наша кузина Памела, леди Шарп, имеет большие связи.

– И?.. – Гарет наклонился вперед над столом.

– Памела говорит, что после смерти первого мужа герцогини распространились весьма неприятные слухи, – сдержанно сообщил Ротуэлл. – Говорили, что у нее своего рода психическое расстройство. А потом эта вторая смерть… гм… она ей, как ты понимаешь, тоже не принесла ничего хорошего, вот и все. Ходят всякие разговоры, и люди думают, что, быть может, герцогиня слегка тронулась умом.

– По-моему, эти домыслы – чистый абсурд. – Гарету удалось сохранить спокойный тон. – Женщина полностью в своем уме.

Гарет не стал упоминать ни о своем разговоре с доктором Осборном, ни о том, что произошло той грозовой ночью между ним и Антонией, ни о последующем странном поведении Антонии, хотя понимал, что следовало это сделать и не скрывать информацию, которая может представлять большую важность. Но он так ничего и не сказал, хотя это было неправильно.

– Мистер Кембл, мне хотелось бы, чтобы вы во всем разобрались. Однако на это потребуется не один-два дня. Вы можете на время оставить свои дела?

– У меня долг чести перед леди Нэш, – засопев, ответил Кембл с некоторой надменностью. – Думаю, Морис сможет пока последить за магазином. Кроме того, Ллойд, я понимаю, что вам просто необходима моя помощь. Если я не смогу восстановить честное имя вашей герцогини, то хоть сожгу эти темно-красные драпировки.

При этих словах Гарет рассмеялся, встал и предложил гостям пройтись по мастерским и конюшням. Бывший владелец плантации Ротуэлл обрадовался возможности увидеть новую молотилку, а Кембл заявил, что навоз вызывает у него крапивницу, и поспешно удалился.

Верный своему слову Кембл начал новую карьеру в качестве камердинера с большим энтузиазмом. Вернувшись в свои апартаменты, чтобы переодеться к обеду, Гарет обнаружил, что половина его вещей свалена в огромные кучи, некоторые предметы одежды лежат на стуле, а большая часть валяется на кровати. Кембл приветствовал Гарета на пороге гардеробной, через его руку была перекинута куртка для верховой езды – одна из любимых вещей Гарета. С подозрением взглянув на эту картину, Гарет прошел прямо к столу и налил два бокала бренди.

– Как долго вы можете отсутствовать в городе, Кембл? – поинтересовался Гарет, протягивая ему бокал.

– Столько, сколько потребуется, и ни секундой дольше, – ответил Кембл, быстро осушив бокал. – Ненавижу провинцию. И так как я уже лет десять не служил ни у кого камердинером…

– Вы хотите сказать, что на самом деле были камердинером?

– А вы думали, что это экспромт и я все придумал на ходу? – с любопытством взглянув на него и презрительно фыркнув, ответил Кембл. – Камердинерство – целая наука, Ллойд. Ее невозможно освоить в одно мгновение.

– Я просто очень удивился, узнав, что не все ваши профессии имеют сомнительную подоплеку, – ухмыльнулся Гарет.

– О, вероятно, всего одна или две. – Кембл взял коричневую куртку для верховой езды и хорошенько ее встряхнул. – На самом деле ваш гардероб не совсем безнадежен, Ллойд… ой, прошу прощения, ваша светлость. Забавно, но я никак не могу свыкнуться с вашим новым титулом.

– Я тоже, – буркнул Гарет.

– Вот, например, эта куртка для верховой езды, – продолжил Кембл. – Покрой изумительный и ткань приемлемая, однако цвет… – Замолчав, он взглянул на волосы Гарета. – Хотя, может быть, и подойдет. Вы похожи на стройного белокурого Адониса, к тому же хорошо загоревшего. Как говорит Морис, табак всегда подходит натуральным…

– Я не заядлый курильщик, – перебил его Гарет.

– …блондинам: табак – это цвет, ваша светлость. – И Кембл бросил на него испепеляющий взгляд.

– Вот как, а я думал, это исключительно порок.

– Кстати, о пороках. – Кембл бросил куртку в кучу на кровати. – Я видел, как ваш наглый слуга в лакейской тискал одну из посудомоек.

– Тискал? – Гарет почувствовал вспышку гнева. – Наверное, она сама этого хотела.

– По-моему, ужасно не хотела. А если не так, – задумчиво произнес Кембл, – то она прекрасно играла и достойна быть профессиональной актрисой в «Друри-Лейн». Он мне не нравится.

– И мне тоже.

– Могу я от него избавиться?

– И таким образом лишить меня этого удовольствия? Я не хочу, чтобы какой-то мерзавец издевался над теми, кто слабее его. Выясните, в чем дело.

– О, так вы серьезно. – Кембл удивленно поднял брови. – Тогда дайте мне несколько дней, чтобы заработать доверие других слуг, и я доберусь до истины.

– Да, сделайте это. – Опустившись в кресло, Гарет заставил себя успокоиться. – Кембл, объясните мне еще раз, почему вы приняли этот план Ксантии? – сменил он тему. – Что именно она вам сказала?

– О, дайте вспомнить. – Кембл провел указательным пальцем по щеке. – Приказ леди Нэш состоял из трех пунктов: во-первых, привести в порядок ваш гардероб, чтобы он соответствовал титулу герцога; во-вторых, узнать, кто убил вашего отвратительного дядю…

– Кузена.

– Не так важно, – отмахнулся Кембл. – И в-третьих, выяснить, действительно ли герцогиня заслуживает вашего внимания.

– Заслуживает ли… чего?

– Вашего внимания.

– И у Ксантии хватает наглости приписывать мне такие слова!

– Ей это не нужно делать. Вы читали письмо, которое написали, или выудили его из преисподней и просто бросили в утреннюю почту?

– Я, черт побери, помню, что было написано в письме! – рявкнул Гарет. – Там ничего не говорилось о том, что я безумно влюблен в герцогиню.

– Безумно влюблен? – Кембл прижал к груди кончики пальцев и драматически выпучил глаза. – О, звучит не слишком привлекательно. Но внимание – это нечто более простое, Ллойд, и ваша тревога за герцогиню четко обозначена в вашем письме. «Очаровательное хрупкое создание, которое тотчас же притягивает взгляды и симпатии всех». Уверен, вы написали именно так.

– Да, возможно. – Гарет подпер рукой подбородок. – Точно не помню.

– И уж так случилось, что я кое-что знаю о предмете… хм… вашего внимания.

– Вот как? – Гарет поднял голову. – Откуда?

Улыбнувшись, Кембл вернулся в гардеробную.

– В силу направленности своей работы, ваша светлость, я обязан знать такие вещи, – ответил он, обращаясь к стопке сложенных рубашек.

– Понятно. Тогда возникает еще один вопрос. Какова же на самом деле направленность вашей работы?

– О, – высунув голову из комнаты, Кембл дружелюбно улыбнулся, – я всего-навсего владелец небольшого магазина на Стрэнде, торговец антикварными вещами, картинами и произведениями искусства.

– Гм… так почему же мне в это никогда не верилось? – Гарет, прищурившись, взглянул на него.

– Не могу сказать. – Грациозным движением Кембл отправил на стул одну из рубашек. – Честно говоря, полиция тоже никогда не верила. Они убеждены в том, что я скупаю краденые произведения искусства.

– Чудесно. В свою первую неделю в Селсдоне я принимаю профессионального укрывателя краденого и полубезумного пьяницу. Впрочем, какое это имеет значение, верно? Вы сказали, что знаете кое-что о герцогине? Позвольте мне об этом узнать.

– Это просто некоторые детали ее прошлого. – Теперь Кембл перебирал чулки. – Никакой грязи… пока.

Гарет открыл было рот, собираясь запротестовать, но передумал.

– Продолжайте.

– Антония Ноттинг – второй ребенок графа Суинберна. – Продолжая рассказ, Кембл скатывал и раскатывал чулки Гарета. – У семьи куча денег. Отец Антонии недавно женился на какой-то поблекшей дебютантке, ничего собой не представляющей. Старший брат Антонии Джеймс, виконт Элбридж, – беспутный повеса и любимец букмекеров. Он проводил время в шумной опасной компании, в которую входил и будущий муж его сестры, Эрик, лорд Лембет – мелкий барон с большим самомнением. Они поженились, когда ей было всего семнадцать.