Текст книги "Персия. Рождение и крах древней сверхдержавы"

Множество смертей и рождений Кира Великого

Ранней весной 530 года до н. э. Кир наслаждался своим дворцом-садом в Пасаргадах, вдыхая волшебный аромат мириадов цветов. Он сидел в затененной галерее своего элегантного маленького павильона из камня и дерева. К зданию был прикреплен широкий тент из разноцветной ткани, который защищал его от яркого солнца и расширял дворец до сада, а сад превращал во дворец. Все здание было выражением жизни Кира. Хорошо обработанные камни были намеком на утонченность городского мира Суз, Сард и Вавилона, которые он сделал своими, развевающийся тент, похожий на палатку, с бахромой с кисточками, танцующими на прохладном ветру, был пережитком его кочевой натуры. Когда Кир смотрел на равнину со своего тронного портика, он едва мог разглядеть в жаркой дымке красочный палаточный городок, который сопровождал его, куда бы он ни направился.

Ему редко случалось бывать дома, в сердце Персии, где он провел свою юность. Последние два десятилетия он проводил большую часть времени верхом в отдаленных местах, завоевывая территории. Но сейчас Кир радовался тому, что находится в Пасаргадах. Весной здесь было особенно хорошо, и ему было приятно видеть, как с годами разросся его прекрасный сад с высокими кипарисами, растущими прямыми рядами вдоль бурлящих ручьев, которые протекали по бесконечным каменным каналам и маленьким бассейнам. На клумбах пестрели экзотические цветы, привезенные со всех концов империи. Время от времени Кир видел красную вспышку петушиного гребня, а когда надменная птица важно шествовала по саду, ее перья переливались черно-сине-золотым. У Кира была дюжина петушков, неожиданный подарок индийского посла. По-персидски их называли «бас-бас». Они были злыми и агрессивными, и посол показал Киру, как в Индии их дрессируют и используют для состязаний. Кир и его лучшие друзья ставили целые состояния на петушиные бои. Но именно этот петушок не дрался. Ему разрешили бродить по садам Пасаргад и обхаживать жирных коричневых кур, которые ежедневно несли для Кира яйца – новое явление для общества, которое знало только сезонное выведение гусей, лебедей и уток. Цыплята высоко ценились, и Кир доверил их на хранение специальному человеку – «хозяину бас-басов».

Перестройка дворца и преобразование садов Пасаргад начались вскоре после того, как Кир завоевал Лидию. На него произвело впечатление величие архитектуры Сард и других ионийских городов, и в качестве руководителей строительства первых каменных зданий в Персии в Парс были отправлены греческие каменщики. Судя по археологическим данным, в Пасаргадах не было постоянного поселения до тех пор, пока Кир не занялся его обустройством, хотя это место на протяжении веков служило важным местом встреч племен. Мидяне знали об этом, и в то время, когда они занимали Персию, Пасаргады служили гарнизонным постом, получившим известность под мидийским названием Бадракаташ. Но для персов это была Патра-гада – «место тех, кто владеет крепкими дубинками». Кир решил, что его новая империя нуждается в особом месте для церемоний, и, хотя Пасаргады вовсе не задумывались как дворцовый комплекс размером с Персеполь, планировалось, что этот комплекс станет центром новой формы персидского царствования.

Пасаргады расположены примерно в 88 км к северу от Шираза, в местности Дешт-е Моргаб («равнина водяной птицы») недалеко от реки Польвар, на оживленном караванном пути, проходившем между Экбатанами и Персидским заливом. Они лежат на высоте более 600 метров над уровнем моря. Сегодня это тихий, лежащий в отдалении археологический памятник, требующий от посещающих его туристов большого воображения. Его руины скудны и разрозненны, и это непростое для восприятия место.

На самом деле, масштабы этого огромного, широко раскинувшегося имперского сооружения еще предстоит полностью понять, хотя официальные дворцы, построенные из камня и отделанные мрамором, были хорошо задокументированы и изучены. Теперь лишь несколько разбитых колонн и потрескавшихся каменных плит отмечают место, где располагался элегантный дворец-павильон Кира. Некогда великолепные монументальные ворота находятся рядом с руинами павильона. Это был единственный вход во всем дворцовом комплексе, но о его былом величии теперь свидетельствует один только уцелевший дверной косяк, украшенный рельефом. Он изображает четырехкрылую мужскую фигуру в эламском одеянии и сложной короне в египетском стиле – высоком уборе из витых бараньих рогов, страусиных и соколиных перьев. На протяжении веков эту причудливую гибридную фигуру идентифицировали как портрет самого Кира Великого, что неверно. Ангельские крылья фигуры указывают на то, что перед нами дух-хранитель в ассирийском стиле, известный как «апкаллу». Небесных существ такого рода обычно изображали на стенах и в дверных проемах неоассирийских дворцов, где те выполняли функции божественных надзирателей или охранников, которым было поручено не допускать во дворец всякого рода нечистых духов и препятствовать причинению ими вреда его обитателям. Перенесенная в Пасаргады и получившая персидский облик крылатая фигура апкаллу (ранее в составе пары) была царственным, но грозным джинном, который функционировал как часть охранной системы Пасаргад. Апкаллу защищали Кира от любой злонамеренной силы.

Рис. 2. Крылатый апкаллу (страж), увенчанный короной, у ворот дворца Кира Великого в Пасаргадах

Врата стояли в гордом одиночестве. К ним не прилегало стен, потому что, в отличие от других дворцовых сооружений по всему Ближнему Востоку, Пасаргады не имели укреплений – настолько Кир был уверен в неуязвимости этого места, расположенного в глубине земель родины персов. Отсутствие защитных сооружений только усиливало символическую силу ворот как магического и церемониального портала, через который проходили иностранные дипломаты, просители и подносчики дани, чтобы поприветствовать своего царя. Однако Пасаргады не были полностью лишены укреплений, поскольку для обзора комплекса с высокого холма была возведена большая укрепленная платформа, известная как Талли-Тахт – «Холм трона». При поздних Ахеменидах склон холма превратился в обширную цитадель с мощными укреплениями из глинобитного кирпича, которая использовалась в качестве военного гарнизона.

Недалеко от ворот находился Дворец С (мы располагаем лишь сухим археологическим названием), построенный в качестве главного общественного места для Кира и его двора. Он состоял из прямоугольного гипостильного зала, который делили на части два ряда колонн по четыре в каждом, и четырехдверных проемов, что вели к портику, опоясывавшему здание. Внутренний декор дворца, насколько мы можем судить, составляли монументальные расписные рельефы, канон которых заимствован из ассирийской и вавилонской традиций. Они изображали быков, невероятным образом стоящих на двух ногах и участвующих в процессии. Также встречались изображения жрецов, закутанных в странные плащи из рыбьей кожи и носящих маски в виде голов форели. Красочные каменные рельефы в ассирийском стиле, богатые деталями, хотя и причудливые по тематике, контрастировали с простой и элегантной греческой каменной кладкой колонн и портиков. Архитектура и декор представляли собой любопытное смешение канонов. С эстетической точки зрения они не должны были сочетаться. И все же они сочетались. Персы создали уникальный вид искусства, который представлял собой необычную, но целостную смесь месопотамского, египетского и греческого стилей. Когда их соединили, получилось нечто визуально привлекательное, гармоничное и отчетливо «персидское». В Пасаргадах это своеобразное слияние стилей лучше всего отражено в уникальной архитектуре гробницы Кира Великого.

Расположенный на значительном расстоянии от дворцов, мавзолей Кира стоит в отдаленном месте на равнине Моргаб, в миле[9]9
  1,6 км. – Прим. пер.


[Закрыть] от церемониального центра Пасаргад. Лорд Керзон[10]10
  Лорд Джордж Натаниэл Керзон (1859–1925) – видный государственный деятель Великобритании, дипломат, путешественник и публицист, автор книги «Персия и персидский вопрос» (1892), ставшей результатом его пребывания в Иране в качестве корреспондента. – Прим. пер.


[Закрыть] однажды восторженно отозвался о том, что его стены «сияют, как белое пятно среди мрачного пейзажа». Гробница была первым зданием, возведенным в Пасаргадах, и состоит из двух характерных элементов.

Во-первых, прямоугольная погребальная камера с крутой двускатной крышей того типа, который встречается в ионийской архитектурной погребальной традиции. Во-вторых, ступенчатое основание, призванное напоминать месопотамский зиккурат – возможно, то грандиозное эламское сооружение в Чога-Занбиле близ Суз, которое при жизни Кира, несомненно, все еще существовало, хотя уже и не функционировало. Изучение каменной кладки гробницы подтверждает, что лидийцы активно участвовали в строительстве гробницы, хотя эффектность памятнику придает нетипичное, но удачное сочетание анатолийских и месопотамских элементов. Таким образом, характерные черты искусства и архитектуры Ахеменидов уже были определены и закреплены в погребальном памятнике Кира еще до того, как были построены его дворцы.

Однако главной жемчужиной Пасаргад стал сад. Обширная территория с богатой растительностью соединяла ворота и дворцы в единое целое. Расположение пышных зеленых насаждений вперемежку с дворцами, павильонами и залами для аудиенций стало определяющей чертой персидского садового дизайна. Выложенные камнем каналы с водой объединили сад благодаря тщательно спланированной геометрии планировки, элегантной четырехчастной структуре, известной как чахар-баг. Этой отличительной черте было суждено стать главной характеристикой садового дизайна во всем исламском мире от Самарканда до Севильи. Благодаря замысловатому дизайну в стиле чахар-баг сад Пасаргад стал зримым отражением царского титула, который Кир подчеркнул в своем вавилонском цилиндре: «Я Кир, царь четырех стран света».

Древнеперсидским словом, обозначающим «сад(ы)», было paridaida. Евреи восприняли его как pardes, а греки записали как paradeisos, откуда происходит и английское paradise – «парадиз», «рай». Строго говоря, «рай» представлял собой обнесенное стеной зеленое пространство с четкими границами между прирученным и культивируемым «внутри» и диким и нецивилизованным «вовне» – концепцией, которую можно найти в библейской книге Бытия. Когда еврейские священники и писцы, работавшие в завоеванных персами Иерусалиме и Вавилонии, изображали Эдемский сад, место расположения «сада Божьего», они моделировали его по образцу персидского рая. Тщательно ухоженные сады и парки по всей империи служили живыми символами персидского господства. Цари и царевичи хвастались своими достижениями в качестве садовников:

«Я совершил великие дела: я возвел здания и для себя насадил виноградники; я разбил себе сады и парки и посадил в них всевозможные деревья. Я сделал себе бассейны, из которых поливал лес растущих деревьев».

Царские парки были империями в миниатюре, экзотическими садами – символами контроля монарха над огромной территорией. Кир и более поздние цари из династии Ахеменидов обогатили свою «паридаиду» чужеземными кустарниками и фруктовыми деревьями, а для обрезки ценных виноградных лоз в Ливане и пересадки их на персидскую почву были даже наняты селекционеры. Желание создать и поддерживать красивый цветущий сад было персидской формой искусства, одержимостью, которую простые греки никогда не понимали. Для афинянина сад был местом, где тот выращивал редис.

Идея создания царем плодородных садов, демонстрируюших симметрию и порядок, была мощным подтверждением власти монарха. Таким образом, планирование и создание Пасаргад было огромным и важным предприятием. Его успешное завершение продемонстрировало наличие развитой административной структуры, которая занималась материально-техническим обеспечением столь грандиозного проекта. В целом Пасаргады засвидетельствовали глубокое понимание Киром атрибутов царствования и оставались важным церемониальным центром для монархов на протяжении всего существования империи. В Пасаргадах восходил на престол каждый последующий персидский царь, и само место ритуально связывало его с основателем Персидской империи.

В 2015 г. в провинции Фарс на памятнике, известном как Тол-и Аджори («Холм кирпичей»), расположенном недалеко от деревни Фирузи в непосредственной близости от Персеполя, было сделано впечатляющее археологическое открытие: совместная ирано-итальянская археологическая миссия раскопала остатки огромных ворот. Они были квадратной формы, длиной по 30 метров с каждой стороны, со стенами толщиной 10 метров, их украшали разноцветные панели из глазурованного кирпича с рельефным декором. Вокруг ворот археологи раскопали небольшие павильоны и, как и в Пасаргадах, обнаружили явные следы идеально спланированных садов. Что интересно, исследования кирпичей выявили поразительное иконографическое сходство с панелями построек Навуходоносора в Вавилоне, особенно с рельефными изображениями фантастических зверей, найденными на знаменитых воротах Иштар.

Массивные ворота, облицованные голубым глазурованным кирпичом, когда-то были точной копией этого знаменитого сооружения. По плану, технологии строительства и стилю отделки эти ворота не похожи ни на одно другое архитектурное сооружение в Парсе ахеменидской эпохи.

Монументальные ворота в вавилонском стиле, несомненно, были сооружены Киром. Это подтверждается находкой фрагмента кирпича, содержащего начало клинописной надписи, нанесенной глазурью, – часть аккадского слова «шарру» («царь»). Обнаружение врат царя Кира так близко к Персеполю, более позднему ахеменидскому памятнику, привело к тому, что его история в последние годы подверглась радикальному пересмотру. То, что считалось девственной территорией, нетронутой до того, как в 518 г. до н. э. Дарий I развернул там строительную деятельность, теперь можно рассматривать как процветающий политический центр, основанный задолго до Дария. Врата могли начать обретать форму лишь в том случае, если Кир отправил вавилонских мастеров в Парс еще в 538 г. до н. э., вскоре после завоевания самого Вавилона, тем самым опередив Дария с его дворцовым комплексом по меньшей мере на два десятилетия. Но почему Кир решил построить столь откровенно чужеземное по духу сооружение в центре Персии? Строительные работы в Пасаргадах демонстрируют, что Кир стремился включить визуальный облик своих недавно завоеванных территорий в новый канон «персидского» стиля. Но в Пасаргадах архитектура была преимущественно лидийской по форме, тогда как, желая оставить свой след возле Персеполя, Кир предпочел более массивное великолепие вавилонских сооружений. Крайне вероятно, что Кир намеревался создать новый Вавилон, персидский город, который затмил бы прежнюю Мать всех городов. Из честолюбия он стремился сместить центральную ось своей империи, раскинувшейся на четыре стороны света, в сторону самого Парса, поместив Персию в центр цивилизации. Его внезапная смерть в бою не дала осуществаиться этому генеральному плану.

* * *

В 530 году до н. э. Кир находился в Пасаргадах и готовился начать новую военную кампанию. Он решил отправиться далеко на северо-восток, за реку Аракс в нижнем течении Амударьи, и завоевать массагетов – скифский народ, населявший великую равнину, расположенную между Каспийским и Аральским морями. Скифы начали совершать набеги на северо-восточную границу империи. Хотя они приносили не такой уж большой ущерб, Кир решил, что против них необходимы энергичные и решительные действия и что он лично возглавит кампанию по их разгрому, – следует признать, что это была чрезмерно жесткая реакция на простой угон скота. Трудно оправдать воинственное отношение Кира к массагетам или видеть в нем что-либо иное, кроме агрессии, нацеленной на приведение их к повиновению. Даже после успехов на Западе территориальные притязания Кира не были удовлетворены.

Стремясь разрешить вопрос о престолонаследии перед походом на войну, Кир вызвал в Пасаргады двух своих сыновей. Камбис, быстро прибывший из Сиппара в Вавилонии, был официально назван его преемником и получил указание исполнять обязанности регента во время пребывания Кира на Востоке. Младшему сыну, царевичу Бардии, была предоставлена огромная территория в Центральной Азии в качестве компенсации за то, что он не смог занять трон. Вдобавок Кир объявил, что эти земли освобождены от налогов и что всю собранную дань Бардия может оставлять себе.

Возможно, именно в этот момент Камбис, ставший официальным наследником престола, заключил ряд браков. Сначала он женился на Файдиме, дочери Отаны, могущественного хана и, по общему мнению, самого богатого человека в Персии. Затем, что примечательно, он женился на своей родной сестре Атоссе, дочери Кира и Манданы, а также взял в супруги свою единокровную сестру Роксану (понятие «инцест» не имело значения при создании династии).

Эти браки стали первым свидетельством того значения, которое династия придавала эндогамии – вступлению в брак внутри определенной социальной группы или касты. Эндогамия практиковалась Ахеменидами на протяжении всего периода их правления Персией. Ахеменидские цари обычно заключали брачные союзы с дочерями или сестрами великих персидских ханов или вступали в брак в рамках царского дома, беря в жены двоюродных, единокровных, родных сестер, а также племянниц.

Уладив дела с наследством, Кир вывел свою армию из Пасаргад в конце весны 530 г. до н. э.

Камбис сопровождал своего отца до реки Яксарт и вернулся домой в Персию, чтобы приступить к обязанностям регента и избранного наследника. Тем временем Кир и его войска двинулись на восток.

Детали последних лет жизни Кира трудно собрать воедино. Это особенно касается его восточной кампании, поскольку многое произошедшее там превратилось в легенды. Факты теряют свою убедительность в повествовании Геродота, главном сохранившемся источнике о последней военной операции Кира. Он рассказывает очень странную историю. Геродот сообщает, что, вступив на территорию массагетов, Кир разбил лагерь, приказав своим людям приготовить и разложить еду, разжечь костры и расстелить на земле ковры, будто бы для роскошного пира. Затем Кир отвел большую часть своих людей в сторону окружающих холмов, оставив лишь небольшой отряд. Вскоре массагеты, подобно мотылькам, слетевшимся на пламя, собрались в заброшенном лагере, принявшись грабить имущество персов, поглощать их еду и пить их вино, пока внезапно персы не помчались обратно к своим палаткам с криками и воплями, убивая полупьяных варваров и беря в плен их вождей. Среди них оказался царевич Спаргапис, сын царицы Томирис, правительницы массагетов, подобной амазонке. Обесчещенный и глубоко пристыженный тем, что его поймали с помощью такого дешевого трюка, юный царевич умолял освободить его. Кир согласился. Вскоре после освобождения Спаргапис покончил с собой.

Убитая горем Томирис, пылая гневом, надела доспехи, села на своего боевого коня и поскакала навстречу персидским войскам, подгоняемая такой яростью, что ее собственные войска едва поспевали за ней. Небо потемнело оттого, что над головой стремительно, залп за залпом, пролетали стрелы. Томирис врезалась в самую гущу битвы. Копья, кинжалы, сабли и пики сталкивались и рубили, реки крови текли по долине и окрашивали скалы в алый цвет. В этой жестокой битве две армии сражались весь день. К ее концу Кир был мертв. Торжествующая Томирис издала радостный вопль, смешанный с причитаниями, привязала труп Кира к своей лошади и потащила его обратно в свой лагерь. Она отрубила его благородную голову и, схватив ее за окровавленные пряди волос, обратилась к персидскому царю.

«Кровожадный Кир, всегда тебе было мало крови, – сказала она. – Сейчас напьешься ею вдоволь».

С этими словами она опустила отрубленную голову в бурдюк для вина, наполненный человеческой кровью.

В последующие годы ходило множество версий смерти Кира. Геродот настаивал на том, что история Томирис была наиболее вероятной. Можно ли ей доверять? Что ж, имена Томирис и Спаргапис, безусловно, иранского происхождения, и вполне вероятно, что Геродот опирался на подлинные персидские источники, которые утверждали, что Кир погиб в битве против царицы-воительницы Востока. Но то, как Геродот изложил этот эпизод, было продиктовано его греческим взглядом на персидского врага. В конце концов, при написании своей «Истории» Геродот не стремился к сухим фактам. Нет, его заботило создание элегантной формы «логоса», исторического «диалога», в которой, как можно видеть, выполнена вся работа. Ее темой были чрезмерные имперские амбиции царей Персии. Геродот не столько документировал историю, сколько давал урок морали: «знай свои пределы».

Настоящие обстоятельства смерти Кира Великого неизвестны. Персидских письменных источников, которые бы их затрагивали, нет, и все, что осталось исследователям, – это легенды. Даже они дошли до нас из греческой традиции и крайне противоречивы. Кир Ксенофонта умирает в постели, его сыновья собрались вокруг него, и он делит свое царство. Кир Ктесия ранен во время сражения с саками, но ему удается вернуться домой в Персию для еще одной трогательной сцены на смертном одре. Само собой разумеется, исторический Кир не мог умереть в постели и на поле боя одновременно. Тем не менее три греческие версии смерти Кира содержат фрагменты подлинных персидских историй, каждая из которых могла использоваться как средство пропаганды.

Кир был слишком важной фигурой в истории Персии, чтобы быть забытым, и вскоре после его смерти истории о его рождении, жизни и гибели вошли в фольклор, затем стали легендами и, наконец, превратились в миф. С каждым пересказом его история приобретала новые оттенки.

Вот почему многочисленные истории о рождении Кира и его детстве имели хождение по всей Персидской империи на протяжении многих поколений. Учитывая давнюю и благородную персидскую традицию создания превосходных стихов и песен, логично было бы предположить, что Кир фигурировал в них как значимый герой.

Ахемениды ценили поэзию так же высоко, как своих лошадей, поэтому традиция рассказывать о Кире истории в стихах быстро получила популярность. Существовали даже песни о героических деяниях Кира Великого. В своей книге, написанной почти через 150 лет после смерти Кира, Ксенофонт отметил, что «персы и по сей день прославляют Кира в преданиях и песнях как самого прекрасного и великодушного из людей, преданного мудрости, но честолюбивого; он перенес всевозможные опасности и столкнулся с трудностями, чтобы завоевать известность».

В древности истории о рождении великих вождей играли важную роль в популяризации их образа. Не исключено предположение, что некоторые правители, такие как сам Кир, поощряли сочинение и распространение историй и легенд о своем рождении и необычном детстве. Это могло служить эффективной формой пропаганды. В одной из таких историй рождение Кира было предсказано серией предзнаменований, которые преследовали его мидийского деда, царя Астиага. Во сне он увидел, что из гениталий его дочери Манданы растет виноградная лоза. Усики этой лозы распространились по всей Азии. Они проникли в каждую долину и дотянулись до каждой горной вершины. Во время другого, гораздо худшего ночного кошмара Астиаг увидел, как Мандана мочится с такой силой, что топит весь азиатский континент. Жрецы истолковали эти два сна и предупредили Астиага, что сын Манданы, который скоро должен был родиться, станет самым могущественным правителем на земле, превзойдя самого Астиага в славе и почете. В ужасе от будущего, как только Мандана родила, царь приказал своему приспешнику Гарпагу отнести младенца Кира в пустыню и убить его. Но Гарпаг, тронутый невинными криками младенца, счел невозможным убить его и бросил на склоне горы в надежде, что его найдут крестьяне. Именно это и произошло. Кир рос в безопасности в доме любящего старого пастуха и его жены, пока они не рассказали ему о его происхождении. Достигнув совершеннолетия, он вернул себе трон царя Мидии, принадлежащий ему по праву. История, богатая деталями и насыщенная распространенными народными и сказочными мотивами, без сомнения, была сочинена в Мидии, чтобы оправдать завоевание Киром этой земли и свержение Астиага (изображенного здесь чудовищным злодеем на манер других детоубийц, таких как Зевс, Ирод и фараон Египта из библейской книги Исхода).

Эта история работала как искусная пропаганда, оправдывающая аншлюс Персии.

Прочие истории происходят из других частей Ирана и задействуют другие пропагандистские сюжеты. В одной из них полностью игнорировалась мидийская кровь Кира. Вместо этого считалось, что он был сыном бедного перса по имени Атрадат и его жены Аргосты, скромной пастушки. Несмотря на свое низкое происхождение, благодаря доброй воле важного евнуха, состоявшего при мидийском дворе, Кир продвинулся на царской службе и стал членом ближайшего окружения Астиага. Рожденный для великих свершений, Кир сверг Астиага и основал собственную династию в Мидии, женившись на мидийской царевне Амитиде. В этой истории, возникшей, возможно, в самом Парсе, Кир был настоящим сыном Персии, выносливым персом, который благодаря уму и честолюбию сверг тиранию мидян и поставил Персию на путь становления империи. Еще одна история о рождении царя, якобы распространяемая семьей Кира в качестве официальной, заключалась в том, что, будучи младенцем, появившимся на свет при дворе Астиага, он действительно был брошен умирать на склоне горы, но его спасла собака. Она недавно родила щенков, так что с любовью выкормила и ребенка – спасла ему жизнь. Это повествование о младенчестве, так сильно напоминающее легенду о Ромуле и Реме, как говорили, пришлась персам по вкусу из-за мифического ореола – ведь если кто и был достоин истории о чуде, так это Кир.

* * *

«Отец персов» был похоронен с надлежащими обрядами в своей сводчатой гробнице в Пасаргадах, его тело положили на золотую кушетку и покрыли вавилонским расшитым полотном. Гаунака с рукавами, несколько пар брюк и множество пестрых одеяний вместе с шейными шнурками, браслетами и серьгами из полудрагоценных камней, оправленных в золото, были оставлены рядом с царем, чтобы он мог надеть их в следующей жизни. Камбис основал для умершего отца культ, отправляемый жрецами, которые служили у гробницы. Они заботились о том, чтобы душа Кира каждый месяц почиталась жертвоприношением белого коня.

Кир был выдающимся правителем. Он был одновременно замечательным военным гением и прагматичным политиком. Всего за два десятилетия он привел свое крошечное персидское царство к мировому господству. Территории, которые были географически и культурно далеки друг от друга, оказались объединены под его властью. Широко распространенная пропаганда его религиозного благочестия и благожелательного государственного управления (почерпнутая нами в основном из вавилонского цилиндра, еврейской Библии и сообщений греческих историков) в сочетании с героическими рассказами о его рождении и приходе к власти помогают объяснить сохранение его репутации справедливого и сострадательного монарха. Легенды и предания, которые окутывали фигуру Кира, возможно, заслонили темную, менее привлекательную сторону его личности. В конце концов легенды обладают способностью создавать собственную правду. Но с какой бы стороны мы на них ни смотрели, достижения Кира были и остаются удивительными.