Текст книги "Персия. Рождение и крах древней сверхдержавы"

Битва при Марафоне предоставила афинянам прекрасные возможности для пропаганды – в частности создания легенд, которые еще много веков их воодушевляли. По правде говоря, для Дария само Ионийское восстание (как его называют в западной историографии, описывая как нечто достойное восхищения) было лишь пограничной стычкой на периферии Персидской империи, случившейся некстати и отнявшей немало средств. Важнее, что восстание повлияло на разработанные Дарием планы обширной завоевательной кампании в богатой, высокоразвитой Индии – ее пришлось прервать, чтобы перебросить персидские военные ресурсы на дальний запад для подавления греческих мятежей. Если бы не Ионийское восстание, большая часть Индийского субконтинента со всеми его богатствами могла бы быть превращена в доходную персидскую территорию.

Египет находился под контролем персов с момента его завоевания Камбисом и, похоже, не принимал активного участия в восстаниях 522–521 гг. до н. э. после захвата трона Дарием. Тем не менее Дарий считал важным, чтобы египтяне также признавали его царствование. Он вложил значительные средства в развитие страны и широко продвигал свой царский образ и царский титул в храмах и святых местах. Подобно Камбису, Дарий заботился о погребении быка Аписа и был изображен на большой каменной стеле в момент поклонения этому таинственному божеству. Однако в распространении своего образа божественного фараона он пошел дальше Камбиса, возведя храм в Хибисе в оазисе Харга на северо-западе Египта. Он посвятил его фиванской триаде: Амону, важнейшему древнеегипетскому божеству, Мут, богине-матери, и Хонсу, богу луны, в их местных ипостасях «Владык Хибиса». Сегодня это святилище является крупнейшим и наиболее сохранившимся храмом в районе оазиса Харга, восхищая своими расписными рельефами, украшающими стены. Многие из рельефов изображают Дария совершающим египетские ритуалы в облике фараона. Поражает воображение сцена, на которой он запечатлен сосущим грудь богини Мут и глотающим ее молоко, дарующее ему легитимность власти над Египтом.

Дарий также взял египетское царственное имя: его стали звать «Добрый бог, Возлюбленный Амоном-Ра, Владыка Хибиса, Великий бог, Могущественный ударом, Дарий-Мери-Амон, Возлюбленный Амоном, Подобный Ра».

Египетские надписи на полях-картушах сообщили археологам имя вдохновителя этого торжества пиара. Это был не кто иной, как Уджагорресент. Преданно послужив одному персидскому царю, он был счастлив послужить и узурпатору. Из его автобиографии ясно, что после смерти Камбиса он отправился в Сузы (его имя было обнаружено на найденном там алебастровом сосуде для хранения) и был радушно принят в Персии Дарием. Хитрый старый египтянин вспоминал, что

«Его величество царь Верхнего и Нижнего Египта Дарий (да живет он вечно!) отправил меня обратно в Египет, пока его величество был в Эламе, став великим царем всех чужих земель и великим повелителем Египта; он приказал мне восстановить Дома жизни после того, как они пришли в упадок. Чужеземцы перевозили меня из страны в страну, пока мы не достигли Египта, согласно приказу Владыки Обеих земель».

Возможно, именно Уджагорресент руководил созданием пары статуй Дария в натуральную величину, которые были установлены в храме Ра в Гелиополе, сегодняшнем пригороде Каира. К сожалению, сохранилась только одна скульптура из пары. Она найдена в Сузах, куда была доставлена во времена правления Ксеркса. К сохранившейся статуе стоит приглядеться: хотя она и выполнена в традиционном египетском стиле, Дарий изображен в персидской одежде. На стилизованных складках одежды высечены надписи на древнеперсидском, эламском и аккадском языках. Они подчеркивают верховенство Персии над завоеванным Египтом:

«Вот каменная статуя, которую царь Дарий приказал изготовить в Египте, чтобы тот, кто впоследствии ее увидит, знал, что перс Египтом владеет. Я Дарий, великий царь, царь царей, царь стран, царь этой великой земли, сын Гистаспа, Ахеменид» (надпись DSab)[14]14
  Здесь и далее, в соответствии с оригиналом, в скобках приведены условные обозначения надписей, принятые в науке. – Прим. ред.


[Закрыть].

Основание статуи украшено традиционной символикой, обозначающей единство Верхнего и Нижнего Египта, и изображениями всех подвластных Персии народов. Напоминающие изображения трононосцев на фасаде гробницы Дария, эти каменные рельефы запечатляют представителей всех народов (их названия обозначены египетскими иероглифами), поднимающих Дария высоко над своими головами в позе радостного единения. Египетские иероглифические надписи объявляют Дария одновременно благочестивым фараоном – воином и иноземным царем – завоевателем:

«Добрый бог, творящий рукою своей, великий ужасом в сердцах людей, владыка внушительности в глазах видящих его, тот, чья сила покорила каждую из Обеих земель и кто действует в соответствии с божественными приказами, сын Ра, который посадил его на свой престол для того, чтобы выполнить начатое им здесь. Он приказал ему завоевать каждую из Обеих земель. Богиня Нейт дала ему лук, который она держит в руках, чтобы он повергнул всех своих врагов, чтобы он стал могучим в сокрушении тех, кто восстает против него. Царь Верхнего и Нижнего Египта, Владыка Обеих земель, великий царь, царь царей, верховный владыка всей земли, сын Гистаспа, отца бога, Ахеменид. Пусть вечно правит он как царь Верхнего и Нижнего Египта на престоле Гора живых, подобно Ра во главе богов. Ра говорит: „Я даю тебе всю жизнь и силу, устойчивость, здоровье и радость. Я даю тебе все страны равнин и все страны гор, объединенные под твоими сандалиями“» (DSaс).

Однако наиболее очевидным свидетельством господства Персии над Египтом стал сам египетский ландшафт. Около 500 г. до н. э. Дарий прорезал землю и вырыл канал, соединивший Нил с Красным морем. Таким образом, он проложил прибыльные морские торговые пути вокруг Персидского залива и далее в Индию. В память об этом грандиозном начинании он воздвиг на берегах канала четыре монументальные стелы, каждая из которых имела надпись иероглифами и клинописью, и в каждой сочетались персидские и египетские художественные мотивы. Надписи не оставляли сомнений в господстве Дария над миром:

«Говорит Дарий-царь: я перс; из Персии я захватил Египет. Я приказал вырыть этот канал от реки под названием Нил, которая течет в Египте, к морю, которое ведет в Персию. Затем этот канал был вырыт, как я приказал, и корабли пошли через этот канал из Египта в Персию, как я и желал» (DZc).

Менее удачной оказалась попытка Дария покорить кочевые племена Скифии, населявшие обширные территории к северу от Черного моря от Центральной Азии до Восточной Европы. Эти выносливые воинственные непокорные народы регулярно совершали набеги на персидские территории и тревожили нападениями жизнь оседлых народов. Дарий считал их пособниками Лжи и распространителями ее мятежной дикости. Как поборник Истины он решил, что поставит их на место и подчинит своему правлению. В 515 г. до н. э. Дарий и его войска переправились через Босфор, по понтонному мосту перешли через реку Дунай и стремительным маршем вторглись в южнорусские степи, уничтожая каждый скифский лагерь и поселение, которые им попадались. Они сжигали посевы и убивали скот на своем пути, но, в конечном счете, им не удалось приобрести никаких территорий. Как ни старались войска Дария, они не могли удержать землю под контролем: скифы восставали. Когда наступила свирепая русская зима, Дарий объявил о прекращении кампании, развернулся и устремился обратно в Персию. В последующие столетия с лютой жестокостью русской зимы пришлось столкнуться силам Великой армии Наполеона и участникам гитлеровской операции «Барбаросса». Но люди Дария, возможно, были первыми захватчиками, испытавшими на себе ее суровость. Разочарованные, голодные, утомленные и обмороженные до костей, они потащились домой. Неудивительно, что скифский поход не фигурирует ни в одной из надписей Дария, и если бы Геродот не сослался на него в своей «Истории», то он бы вовсе стерся из памяти, поскольку у Дария не было необходимости вспоминать о неудавшемся крестовом походе, затевавшемся с целью донести Истину до варваров – последователей Лжи.

* * *

Независимо от того, одерживал он победы или нес поражения, Дарий стремился поддерживать образ воина. Цари должны были сражаться, чтобы сохранять порядок, обязанностью правителя было отстаивать Истину и попирать Ложь. В чисто визуальном плане эта идеология многократно воплощена в настенных рельефах, где царь изображен в облике «персидского героя» (своего рода собирательный образ), убивающим льва или гибридное чудовище, которые олицетворяют суть хаоса. Надпись на фасаде гробницы Дария подтверждает, что его империя была приобретена и сохранена благодаря воинской доблести: «Копье перса ушло далеко, – утверждает он, – пусть тебе станет известно, что перс поражал врага вдали от Персии» (DNa). Далее он подчеркивает, что именно сила его тела, наряду с природной проницательностью в военном деле, привели его к успеху:

«То, что мое тело сильное – это моя черта. Как боец, я хороший боец. Когда своим суждением я определяю, вижу я или не вижу мятежника, я думаю и выношу суждение прежде паники. И руками, и ногами я силен. Как всадник, я хороший всадник. Как лучник, я хороший лучник – как пеший, так и верхом на лошади. Как копьеносец, я хороший копьеносец – как пеший, так и верхом на лошади» (DNb)[15]15
  В оригинале ошибочно указан индекс DNa, используемый для верхнего регистра надписи, фрагмент из которого цитируется ранее. – Прим. ред.


[Закрыть].

Сила Дария – главное, в чем заключается идейный посыл надписи. Дарий подчеркивает, что он достаточно силен, чтобы переносить тяготы кампаний как верхом, так и пешим. Его руки достаточно мощны, чтобы натягивать лук и орудовать копьем.

Эти способности, подчеркивает он, исходят непосредственно от Ахурамазды: «Ахурамазда ниспослал мне эти навыки, и у меня хватило сил обрести их». Ближневосточные монархи часто отмечали, что существует особая связь между их оружием и божествами, которым они служили, – в конце концов, именно боги сделали царское оружие могущественным и наделили царское тело достаточной силой, чтобы владеть им. По настоянию Дария, в его надписи Ахурамазда характеризуется как бог, наделяющий царя воинской доблестью.

Лук Дария хорошо различим на Бехистунском рельефе. Его внешний вид укрепляет представление о том, что сила сыграла важную роль в победе Арты над Драугой. На памятнике восхваляется сила царя – воина Дария, которую он, в конечном счете, получает от своего бога. Рельеф изображает Дария – триумфатора. Он контрастирует со своими униженными врагами, выставленными перед ним напоказ. Тексты, сопровождающие эту сцену, рассказывают о том, как каждого из побежденных мятежников преследовали, взяли в плен и наконец казнили.

Рис. 4. Великий царь в обличье «персидского героя» убивает мифического монстра, сочетающего в себе черты льва, орла и скорпиона, представляющего хаос «драуги» (Ложь). Изображение с входной группы Зала ста колонн, Персеполь

Примечателен тот факт, что сам Дарий никогда не представлен (будь то в тексте или на изображении) преследуемым повстанцами. Хотя Бехистунская надпись демонстрирует, что ему порой приходилось побороться за свою власть, он никогда не показан слабым и тем более спасающимся бегством от своих врагов. Вместо этого, подобно супергерою, Дарий атакует по всему своему царству (или посылает для этого доверенное лицо), подавляя восстание за восстанием, осуществляя справедливую и продуманную расправу над бегущими и захваченными в плен предателями. Впоследствии на рельефе лидеры повстанцев склоняются перед Дарием, подставляя ему свои шеи. Это они, а не он, чинят насилие; это они являются последователями Лжи. Моральная неоднозначность войны и внутренних раздоров исчезает перед лицом законного великого царя Персии. Тела врагов подвергаются заслуженному поруганию, врагов калечат и уничтожают. Великий царь заковывает их в цепи, наступает им на грудь, а затем приказывает их убить. Изображение наглядно демонстрировало: Дарий был неоспоримым правителем всех земель.

* * *

Каким человеком был перс Дарий? Ясно, что им двигали неиссякаемые амбиции. Он был полон энергии и поразительно успешен. Дарий был человеком, который знал, чего он хочет. Гораздо больше можно узнать о нем из его личного кредо, которое он вырезал на фасаде своей гробницы в Накш – и Рустаме, недалеко от Персеполя. Он довольно подробно излагает читателям собственное представление о себе: «Я не вспыльчивый. Когда я чувствую, что во мне поднимается гнев, я стойко держу это в мыслях. У меня твердое самообладание» (DNb). Дарию нравилось изображать себя рациональным монархом, который принимает взвешенные решения и никогда не поддается спешке или панике. Сила характера правителя могла гарантировать, что его подданные получат выгоду от разумных, хорошо обдуманных суждений. Однако инцидент, произошедший в начале правления Дария, ставит под серьезное сомнение способность царя сохранять беспристрастность и спокойствие. Стремление Дария к личной власти иногда оборачивалось не к добру. Случай с Интаферном проверяет на прочность утверждение Дария, что он является сторонником Арты.

Один из великих ханов Персии Интаферн был человеком необычайно высокого положения. Он входил в число Семерых во время восстания против Бардии и поддержал восшествие Дария на престол, в 521 г. до н. э. отправившись во главе армии устранить одного из узурпаторов вавилонского трона. Интаферн был вторым человеком в империи, Дарий поставил его на первое место среди тех, кого называл своими последователями. Несмотря на это, вскоре после своего восшествия на престол Дарий приказал казнить Интаферна. Он был обвинен в государственной измене.

Согласно Геродоту, который, вероятно, повторял хорошо известное персидское повествование (возможно, происходящее от семьи самого Интаферна), Интаферн вошел в царский дворец в Сузах, желая получить личную аудиенцию у Дария. Между Семерыми было достигнуто соглашение о том, что те, кто организовал государственный переворот, имеют свободный доступ к царю без официального представления, за исключением случаев, когда тот, как было оговорено, проводил время в постели с одной из своих жен или наложниц. Интаферн счел себя вправе направиться к царю без предварительного предупреждения.

Однако дворцовый камергер и докладчик – евнух думали иначе и отказали ему в разрешении пройти во внутренние помещения дворца. Они сообщили ему, что в это время царь находится с одной из своих женщин. Интаферн заподозрил их во лжи, в гневе выхватил свой кинжал и отрезал им носы и уши. Затем он прикрепил эти ужасные трофеи к поводьям своего коня, которые обвязал вокруг шей искалеченных слуг.

В таком страшном виде потрясенные слуги предстали перед Дарием и рассказали о произошедших событиях. Опасаясь, что в заговоре участвовали все шестеро дворян и что назревает новый переворот, Дарий послал за каждым из них. Он тщательно расспросил их по отдельности о том, что они думают об Интаферне. Когда он, к своему удовлетворению, убедился в том, что Интаферн действовал без их ведома и что за свою власть он может не опасаться, он приказал арестовать Интаферна. Его дети и все родственники мужского пола также были взяты под стражу. Дарий был убежден, что Интаферн вступил в сговор со своей семьей и что они намеревались сместить его с трона и основать новую династию. Вскоре после этого все они были приговорены к смерти. Здесь Геродот рассказывает любопытную историю: пока они ожидали казни, жена Интаферна принялась скитаться у ворот дворца, громко плача, причитая и вообще выставляя себя на посмешище. Ее настойчивые стенания, повторяемые день за днем, убедили Дария сжалиться над ней, и он отправил к ней гонца сказать: «Женщина, царь Дарий дарует тебе возможность спасти от заключения одного из твоих родственников, кого бы из них ты ни выбрала». Она на мгновение задумалась и ответила: «Если царь действительно дарует мне одну жизнь из жизней всех тех, кто заключен под стражу, я выбираю своего брата». Дарий был удивлен этим и отправил своего гонца обратно к ней: «Женщина, царь хочет знать, чем ты руководствовалась, когда решила спасти не собственного мужа и детей, а своего брата, несмотря на то что он наверняка более далек от тебя, чем твои дети, и менее любим тобой, чем твой муж». И она, не колеблясь, ответила на вопрос царя. «Великий царь, – сказала она, – возможно, с божьей помощью у меня еще будет муж и я рожу еще детей, даже если потеряю тех, кто у меня есть сейчас. Но поскольку мои мать и отец уже мертвы, у меня никогда не будет другого брата. Вот причина моего ответа». Дарий подумал, что женщина ответила мудро, и был настолько тронут ее словами, что отпустил не только брата, за которого она просила, но и ее старшего сына. Всех остальных он казнил. Интаферну не было оказано милости.

Подробный рассказ жены Интаферна трогателен и вызывает сочувствие, но автор не дает никаких объяснений тому, почему был убит ее муж. Почему же Дарий так спешно арестовал и казнил Интаферна? Могло ли быть так, что царская власть Дария все еще была шаткой и что он еще не был полностью уверен в своей силе? Его товарищи – цареубийцы, очевидно, представляли потенциальную опасность. Согласно приведенной истории, Интаферн выставлял напоказ свое неподчинение, нарушая правила протокола. Вполне вероятно, что Дарий воспользовался этим как предлогом, чтобы избавиться от могущественного хана, который слишком приблизился к его трону. Дело Интаферна ставит крест на предположении, что Дарий царствовал как primus inter pares[16]16
  Первый среди равных (с лат.). – Прим. пер.


[Закрыть], и демонстрирует, что теперь Дарий начал править как настоящий автократ. Любые привилегии, которыми первоначально пользовались его сообщники, были быстро отняты у них Дарием – и они более не были свободны от соблюдения дворцового протокола. Что же касается законов страны, то и они отныне подчинялись Дарию.

Часть 2
Жизнь древних персов

Во второй части мы на время прервем изложение хроники событий и сосредоточим внимание на том, как функционировала Персидская империя. В следующих главах мы сфокусируемся на людях и протоколах царского двора, династическом сердце империи и тех идеях, что занимали самих персов. Поскольку Дарий прочно занял трон, самое время остановиться и подвести итоги. Надо задать вопросы: как персам удавалось управлять такой огромной и такой неуклюжей империей? Где жили великие цари? Сколько у каждого могло быть жен? Поклонялись ли они сразу многим богам? Сейчас самое подходящее время для того, чтобы ответить на эти вопросы и поднять многие другие.

Итак, настал момент, когда мы попробуем понять, каково это – быть персом. Мы поговорим о системе государственного управления при Ахеменидах, особенностях строительства дворцов и одном весьма любопытном персидском феномене: царском кочевничестве. Мы понаблюдаем за великими царями во время их путешествий через всю страну во главе огромных многолюдных караванов, когда они разбивали лагеря и ночевали в палатках размером с крепость. Мы рассмотрим значение роли, которую играли в царской семье женщины, и место, занимаемое ими в идеологии династии, с некоторым трепетом попробуем разобраться в политической жизни царского двора. Поучаствуем мы и в государственных церемониях, начиная от царских аудиенций и банкетов и заканчивая азартными играми и охотой – ведь для персидского царя церемонией могло считаться все что угодно.

Речь пойдет и о жизни рабов, и о значении религии – поклонении богам и функциях жрецов – в мире персов. Мы не обойдем вниманием божеств, которым столь истово поклонялись великие цари, и культы, которые они столь энергично поддерживали. Пришло время взглянуть на жизнь в Древней Персии.

Когда чиновники правили миром

Как управлять империей размером с империю Дария и обеспечить надлежащее распределение власти в центре и на окраинах? Вам нужны четкие законы и надежный государственный аппарат. Более того, представители администрации по всей империи должны быть в состоянии продемонстрировать, что обладают соответствующими полномочиями. Дарий и ахеменидские цари, сменившие его на престоле, считали себя защитниками закона и поборниками справедливости. Они были наделены властью самим богом Ахурамаздой и как великие цари милостью бога были посажены на трон, чтобы обеспечить торжество справедливости по всей империи. Древнеперсидский термин, обозначающий божественное, а также царское повеление – «дата». Это одно из ключевых слов ахеменидских царских надписей; по сути, оно означает «закон». В нем выражается главная отличительная черта гражданского порядка при Ахеменидах, поскольку «дата» было не чем иным, как требованием верности (Арта) монарху. Термин «дата» был заимствован бесчисленными неиранскими языками по всей империи: в Вавилоне, например, царский закон был известен как «дату ша шарри», а в еврейской Библии термин «дата» встречается в книгах Есфири, Даниила и Ездры, подтверждая, что они были составлены в период персидского господства.

Дарий особенно интересовался уложениями законов, которые были созданы на землях его империи в «былые времена», по его собственному выражению. Месопотамия имела давнее и благородное наследие законотворчества, восходящее к великому Хаммурапи, вавилонскому царю, который около 1745 г. до н. э. составил свод из 282 законов, определил порядок торговых взаимоотношений и установил штрафы и наказания в соответствии с требованиями правосудия.

В Египте также тысячелетиями применялись свои законы, и на оборотной стороне папирусного документа, известного как «Египетская демотическая хроника», содержится копия указа царя Дария, написанного в 519 г. до н. э.:

«Дарий заставил вождей всей земли повиноваться ему из-за величия его сердца. Он написал [своему] сатрапу в Египет в 3-й год [правления], сказав: пусть ко мне приведут ученых […] Они должны записать закон Египта с былых времен […] Закон […] о храмах и народе […] Он изложил вопросы […] по образу [?] закона Египта. Они повторили текст на папирусе ассирийским [арамейским] письмом и документальным [демотическим] письмом. Работа была выполнена перед ним. Они писали в его присутствии; ничего не было упущено».

* * *

Законы империи Ахеменидов демонстрируют преемственность древних правовых традиций Месопотамии и Египта, но при этом составлены достаточно изобретательно и гибко, с учетом меняющихся обстоятельств и новых представлений.

Дарий и другие ахеменидские цари не были выше закона. Скорее, они были его неотъемлемой частью. Как правило, они решали судебные дела, исходя из местных обычаев в отношении каждого конкретного случая. Проницательный и дипломатичный характер их решений, которые часто сводились скорее к поощрениям, чем к наказаниям, прославил их как добродетельных правителей. Дарий подчеркивает свою роль справедливого судьи в надписи, которая начертана на фасаде его гробницы. Для него, очевидно, имело значение общее представление о его беспристрастности:

«Что справедливо, того я и желаю. К человеку, придерживающемуся Лжи, я недружелюбен. Человека, который со мной сотрудничает, согласно этому сотрудничеству я вознаграждаю. Того, кто причиняет вред, согласно этому вреду я наказываю. Я не желаю, чтобы человек причинял вред. Я также не желаю, чтобы тот, кто причинил вред, избежал наказания. Когда один человек обвиняет другого, это не убедит меня, пока я не услышу заявления обоих. Когда человек создает что-либо или трудится в соответствии со своими силами, тем я доволен, таково мое стремление» (DNb).

Народы древнего мира (за исключением непреклонной Греции) считали персидских царей справедливыми и мудрыми. Судебная администрация в конечном счете находилась в ведении царя, и тексты отражают его надзорную роль. Хотя царь редко лично выносил решения по отдельным делам, он полагался на судей и должностных лиц, которые делали это от его имени. Рядовые судьи назначались из числа представителей персидской знати (часто пожизненно), и в их задачу входило рассмотрение любых дел, которые поступали им в работу, и принятие законных решений.

Нам повезло, что в нашем распоряжении имеются большие архивы уложений законов и протоколов судебных процессов, а также других юридических дел. Многие из них происходят из Месопотамии, особенно часто – из Вавилонии, где существовала очень давняя, испытанная система записи свидетельских показаний и хода гражданских судебных дел. Благодаря детализированности этих клинописных текстов, написанных на влажной глине, высушенной затем на солнце, мы хорошо понимаем, как законы великого царя повлияли на месопотамские провинции Персидской империи. Прекрасным примером из Вавилонии является богатое досье юридических документов, посвященных довольно изворотливому персонажу по имени Гимиллу. Его дело заслуживает внимания.

Гимиллу, сын Иннин-шум-ибни, жил в городе Урук в Вавилонии. Он был аферистом, вором и головорезом. Также Гимиллу был на удивление хорошим предпринимателем. Он воровал с юности и, еще будучи подростком, приобрел дурную славу благодаря судимости за кражи и мошенничество – все это было записано аккуратной клинописью на глиняных табличках, которые хранились в городском судебном архиве. Юношей он часто грешил угоном овец и мелким хищением. Несмотря на темное прошлое, к тому времени, когда Гимиллу перевалило за тридцать, он нашел себе работу в великом храме Эанна в Уруке, самом престижном религиозном комплексе в городе. У него была официальная, хотя и примечательная должность в храме. Он наслаждался постом руководителя среднего звена, на котором, по иронии судьбы, выслеживал и арестовывал угонщиков овец и крупного рогатого скота, а также других воров храмовой собственности. По долгу службы он был подотчетен непосредственно царским властям в Вавилоне. Так уж случилось, что Гимиллу вошел в число храмовых чиновников как раз в то время, когда Кир Великий и персы заняли Месопотамию. Как следствие, Гимиллу общался с персидской элитой и с самим сатрапом Вавилона, персидским вельможей Гобрием.

Гимиллу проработал на посту в храме меньше года, прежде чем предстал перед судом за хищение скота и другого храмового имущества. Выяснилось, что Гимиллу потребовал от храмового пастуха плату за защиту в виде одной овцы, сорока бушелей ячменя и шести бушелей фиников (количество, достаточное, чтобы прокормить большую семью в течение двух месяцев). В сентябре 538 г. до н. э. он предстал перед высшими должностными лицами Урука, и его проступки были столь многочисленны, что потребовалось четыре писца, чтобы успевать записывать за свидетелями: один за другим они обличали его в преступлениях. Гимиллу выступал в суде от своего имени, и сохранившиеся записи показывают, что он был настоящим мошенником. «Да, я взял ягненка, – сознавался он на перекрестном допросе, тут же добавляя: – Но я оставил двух овец для праздника! Признаюсь, да, я забрал ту овцу, но оставил козу». Суд признал его виновным по предъявленному обвинению и постановил, что за каждую украденную единицу имущества должно быть выплачено возмещение в соотношении 60 животных на каждое украденное. В общей сложности штраф составил 92 коровы, 302 овцы и 10 шекелей серебра. Гимиллу сразу же обратился к персидскому сатрапу в Вавилоне, утверждая, что верховный суд в Уруке действовал несправедливо. Но Гобрий оставил решение суда в силе, и Гимиллу был вынужден уплатить штраф. Однако сатрап позволил Гимиллу сохранить за собой должность в храме. Безусловно, в общении с канцелярией сатрапа Гимиллу пустил в ход лесть и подкуп, а также заискивал и пресмыкался перед самим Гобрием, чтобы вернуться на свою должность.

Вновь оказавшись на своем посту, Гимиллу продолжил преступную деятельность. Позже, в царствование Камбиса, он был назначен на должность главного управляющего храмовым хозяйством, где нашел массу возможностей для дальнейших афер. Один из заключенных с храмом правительственных контрактов предусматривал, что Гимиллу в своей новой должности должен получить 200 волов, затребованных для того, чтобы приводить в движение оросительные устройства на землях храма.

Кроме того, по тому же контракту Гимиллу была предоставлена тысяча гур семенного ячменя, предназначавшегося на корм животным, а также необработанное железо в количестве, достаточном для изготовления водяных колес и упряжи для скота. В свете этих поставок на Гимиллу возлагались обязательства по ежегодному обеспечению храма 10 000 гур ячменя и 12 000 гур фиников. Однако, когда поспел первый урожай, Гимиллу даже не приблизился к выполнению установленной нормы. Вместо того чтобы признать, что он не выполнил свои обязательства, он дерзко потребовал от своих работодателей большей поддержки. По его словам, требовалось еще 600 волов, а также 400 крестьян для обработки полей. Из судебных протоколов ясно, что он присваивал себе прибыль от сельского хозяйства. Тем не менее каким-то образом, при поддержке чиновников персидской администрации (должно быть, их невнимание к происходящему требовало немалых взяток), Гимиллу удалось оставаться на своем посту в течение двадцати лет. Он стал невероятно богатым человеком, не прекращая при этом преступных махинаций и злоупотребления должностью в храме Эанна.

Грязная карьера Гимиллу подошла к концу в 520 г. до н. э., на втором году правления Дария I. Монарх был просто одержим соблюдением закона, и ни одно дело не считалось слишком мелким или далеким для его личного рассмотрения. Гимиллу на редкость не повезло, что он достиг пика в коррупционных схемах в тот момент, когда на трон взошел величайший бюрократ в истории. Одним махом Гимиллу потерял работу, средства к существованию и свободу (если не жизнь). В 520 г. до н. э. он раз и навсегда исчезает из официальных записей. Таков был стиль правосудия Дария.

История Гимиллу увлекательна. Гимиллу – один из немногих людей древности, жизнь которых отражена в записях, создававшихся по мере того, как происходили сами события. Его биография открывает окно в повседневную действительность Древней Персии, поскольку мы следим за эпизодами древней истории в режиме реального времени. Стоило улечься страстям после краха карьеры Гимиллу, как храм Эанна предпринял серьезные административные реформы, чтобы предотвратить возможность воровства и растрат в дальнейшем. Судебные протоколы Гимиллу, включающие более сотни клинописных табличек, были тщательно заархивированы, и власти храма рассчитывали на более честное будущее.

Крупные реформы, подобные тем, что были предприняты храмом Эанна, на практике представляли собой лишь небольшую часть масштабной программы расширения государственного вмешательства, инициированной по приказу Дария Великого, чье слово действительно было законом.