Текст книги "Персия. Рождение и крах древней сверхдержавы"

Ллойд Ллевеллин-Джонс
Персия
Рождение и крах древней сверхдержавы

Lloyd Llewellyn-Jones

THE PERSIANS

Copyright © 2022 Lloyd Llewellyn-Jones

The right of Lloyd Llewellyn-Jones to be identifi ed as the Author of the Work has been asserted by him in accordance with the Copyright, Designs and Patents Act 1988

First published in 2022 by Wildfi re, an imprint of Headline Publishing Group An Hachette UK company

Перевод А. Люльчака под редакцией М. Бажатарник

© Люльчак А. С., перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Часть 1
Создание империи

Кем были персы? Как они создали империю и почему это сделали? В первой части исследования мира древних персов наше внимание будет сосредоточено на хронике событий. Мы охватим в общей сложности около 900 лет, начиная с появления персов в Центральной Азии и их последующей миграции на Иранское нагорье. Неуклонно продвигаясь на запад и, наконец, обосновавшись на юго-западе Ирана, кочевые персы, разделенные на племена, управляемые теми, кого мы могли бы назвать ханами (традиционный титул, даваемый вождям кланов в Центральной Азии)[1]1
  Здесь и далее издание следует терминологии оригинала, используя понятия «хан» и «ханство» вместо традиционных для отечественной науки терминов «князь» и «княжество». – Прим. ред.


[Закрыть], столкнулись с рядом древних коренных народов, включая культурно развитых, оседлых эламитов, живущих в городах. Элам представлял собой одно из наиболее значительных обществ Месопотамии и имел тесные культурные связи с великими игроками ближневосточного мира – вавилонянами и ассирийцами. Источники доказывают, что с годами персы и эламиты укрепили отношения и что Элам стал важным союзником ранних персов, особенно в районе Аншана, плодородного региона в низовьях гор Загрос, которым управляло могущественное племя под предводительством человека по имени Теисп. Эта культурная связь была настолько прочной, что персы начали смотреть на Элам как на образец успешной державы.

Одновременно с персами в Иран переселились и другие евразийские народы. К ним относились мидяне, «двоюродные братья» персов, но более воинственные и амбициозные по части территориальной экспансии (по крайней мере, на начальной стадии). Ханства (или племена) мидян занимали северо-запад Ирана, соседствуя с могущественными ассирийцами на севере Ирака.

Военное противостояние между мидянами и ассирийцами достигло апогея в 614 г. до н. э., когда мидийские племена, объединившиеся под властью царя Киаксара, вступили в союз с южным врагом Ассирии Вавилоном и разграбили ассирийскую столицу Ниневию. Падение Ассирии способствовало росту гегемонии Мидии. Вскоре Киаксар аннексировал бывшие ассирийские территории и расширил контроль Мидии над народами, живущими на западе, вверх по естественной границе реки Галис в Анатолии. Затем Киаксар устремил взгляд на юг, на Аншан и персов. Он увидел там богатую территорию, созревшую для завоевания.

В первой части этой книги мы исследуем последствия столкновения этих двух племенных народов и изучим свидетельства, показывающие, как персы начали сопротивляться, консолидировать свои силы и, в конечном счете, свергли господство мидян. Мы рассмотрим выдающийся приход Кира Великого к власти и изучим его методы завоевания и правления, а закончим наше повествование на том моменте, когда Египет – богатый, древний, высокоразвитый – был включен в расширяющуюся персидскую империю Камбисом II, оклеветанным сыном Кира. Часть I – это история становления персидской идентичности и зарождения персидского империализма. В ней описываются события, которые привели к тому, что Персия стала первой в мире сверхдержавой.

Мидяне и персы

Около 5000 лет назад кочевые племена из Центральной Евразии поселились на Иранском нагорье. Основным занятием мигрантов было разведение крупного рогатого скота. Крупный рогатый скот был центром их мира, самым ценным имуществом, и, поскольку он в конечном счете поддерживал их жизнь, его защита и забота о нем были почти религиозным долгом. Кочевники, которые держали свой скот в общих загонах или коровниках, принадлежали к одной и той же «готре». Этот древний термин означает происхождение от общего предка. Иными словами, кочевники в первую очередь идентифицировали себя с племенами или родовыми кланами, и именно племенной порядок привносил чувство гармонии в их хрупкое существование. Угонщиков скота презирали. Они были силами зла, которые нарушали порядок жизни и подрывали доверие племен, и поэтому их преследовали, наказывали и убивали. Евразийские мигранты могли быть воинственными, когда их провоцировали.

Мигрирующие кочевники идентифицировали себя как «арья», «арии» или «арийцы». Это этноязыковое обозначение групп людей, которые проживали в географическом регионе, известном как Арьяварта – «Обитель ариев», – обширной области, простиравшейся на тысячи километров по всей Центральной Азии. Многие филологи сходятся во мнении, что «арья» изначально означало «гостеприимный», «благородный», «домочадец» или «господин» – слова, которые подчеркивают иерархичность структуры кочевых сообществ и их сплоченность. Слово (и концепция) «ариец» не имеет ничего общего с расой. Сегодня мы склонны маргинализировать этот термин из-за его зловещей связи с радикальной фашистской идеологией. Нацисты присвоили себе термин «ариец» в конце 1920-х гг. и, грубо извратив, использовали его как этническое понятие, выражающее белое, в частности германское, расовое превосходство.

Арии, или протоиранцы, как их сейчас более принято называть, говорили на староавестийском, древнейшем сохранившемся языке иранской группы индоевропейской семьи, родственном санскриту. Он был прямым предком древнеперсидского[2]2
  Характер родственных связей древнеперсидского и авестийского языков остается предметом научных дискуссий. – Прим. ред.


[Закрыть]. Особенно близкие семантические соответствия можно обнаружить в староавестийском и санскрите, что свидетельствует об общем происхождении ариев Ирана и Индии. Рассмотрите этот список слов и обратите внимание на общие звуковые значения.

Самые ранние поддающиеся датировке свидетельства существования ветви протоиранцев, разговаривающих на авестийском языке, датируются примерно 1300 г. до н. э., тем временем, когда эти арийские народы начали переселяться на юг, прочь от своей исконной родины в Центральной Азии. В дальнейшем пути массовой миграции разделились: одни народы осели в Индии, а другие в Иране. Индия играет ключевую роль в истории ариев и неразрывно связана с нашими растущими знаниями о кочевых миграциях, особенно в том, что касается религиозных идеологий, которые легли в основу более поздних иранской и индийской культур. Священные молитвы, гимны и ритуалы, содержащиеся в «Авесте», сакральном учении древнеиранских ариев, находят прямое отражение в «Ригведе», наиболее важном своде религиозных учений древнеиндийского мира. «Авеста» и «Ригведа» произошли от общего предка.

Основываясь на лингвистическом анализе, мы знаем, что эти ранние поселенцы были частью индоевропейской языковой семьи. Авестийский и санскрит, на которых говорили древние арии, находят отражение во многих других языках, включая греческий, латынь, английский, французский, валлийский и еще 440 других. Любому носителю современного европейского языка, который намерен изучать современный персидский, покажется, что этот язык довольно прост. В процессе изучения легко столкнуться со знакомой лексикой и обнаружить, что единая языковая семья обеспечила сохранение общих слов и звуков во времени и пространстве:

pedar (отец, лат. pater), mader (мать, исп. madre)

dokhtar (дочь, нем. tochter), bardar (брат, уэльс. brawd)

mordan (умирать, фр. mourir); bordan (нести, исп. portar)

nārange (оранжевый, исп. naranja); div (дьявол, ит. diavolo)

Подобным образом демонстрируют языковое родство около 265 персидских слов.

Как и в случае прочих крупных перемещений населения в прошлом и настоящем, толчком к арийской миграции стал вопрос выживания. Изменение климата, перенаселение и нехватка ресурсов на родине предков в сочетании с военными амбициями военачальников – все эти факторы, сложившись вместе, вынудили людей мигрировать. Переселение протоиранцев происходило по меньшей мере в три последовательных этапа или фазы, причем каждое перемещение имело собственный характер.

Первый тип миграции – постепенное проникновение в Иран семей скотоводов, которые добровольно покинули земли своих предков и совершили трудное путешествие на Иранское нагорье. У этих людей не было общего плана, они просто перемещались с места на место, пока не нашли для себя землю, обеспечивающую безопасность и хороший выпас скота. В целом они установили дружественные отношения с местным населением и не представляли угрозы для оседлых обществ, на территориях которых проживали.

Вторым типом миграции был массовый исход племен, возглавляемых хорошо организованной армией воинов. Во время этой волны многие тысячи людей двигались одновременно огромными колоннами и медленно, миля за милей, шаг за шагом, продвигались в Иран. Их разведчики и воины расчищали путь от любого вражеского сопротивления. Большинство людей шли пешком, неся на спине узелки; они вели мулов и ослов, нагруженных всем необходимым для обустройства дома. Верблюды несли палатки и ковры, которые должны были обеспечить ночлег, а огромные повозки, запряженные мощными, неуклюжими длиннорогими волами, были доверху нагружены провизией, бронзовыми котлами и деревянными сундуками. На них сидели дети, еще не умеющие ходить, радуясь возможности прокатиться и вздремнуть. Детям постарше было поручено пасти животных – коз, овец и крупный рогатый скот, а также молодых жеребят – и держать их на безопасном расстоянии от многих опасностей путешествия: оврагов, камнепадов и рек, а также львов, леопардов, лис и волков, которые часто встречались по всей Евразии и Ирану.

Повсюду раздавались звяканье, звон и перелив бронзовых колокольчиков, привязанных к шеям животных, создавая живую пасторальную симфонию. С пастушьими обязанностями детям помогали собаки – высокие мускулистые мастифы, чьи клички «Изгоняющий зло», «Ловец врагов», «Не думай, кусай!», «Злее своего недруга!» или «Громок его лай!» противоречили тому, как собаки вели себя с детьми – они были мягкими, игривыми и милыми.

Наконец, последняя фаза миграции характеризовалась массовыми передвижениями конных кочевников. Многие тысячи всадников и их скакунов, с грохотом проносящихся по местности, были, должно быть, впечатляющим зрелищем. Эти народы жили в седле. Они не строили зданий и не нуждались в них, поскольку всю свою жизнь проводили верхом. Само собой, протоиранцы могли быть воинственными – не стоит воображать их мирными пастухами, живущими в гармонии с природой. Степные всадники, вторгшиеся в Иран, были свирепы. Их племена и кланы жестоко конфликтовали и постоянно воевали, особенно когда засуха или снегопад уничтожали пастбища и убивали домашний скот, превращая в необходимость набеги на стада других племен.

«Авеста» предоставляет нам богатый словарь наименований боевых приемов и оружия: мы знаем, как называли армию («спада»), боевую линию («расман»), лучников («танвани»), тетивы для луков, сделанные из кишок газели («джия»), колчаны на тридцать стрел («акана»), пращи («фрадахшана»), камни для пращи («асан фрадахшана»), а также шлемы («саравара»), пояса («камара»), седла для лошадей («упари-спата»), хлысты для лошадей («аштра») и быстрые боевые кони («арвант»). Именно мастерство управления лошадью и способность благодаря использованию бронзовых удил формировать кавалерийские подразделения без громоздких колесниц позволяли протоиранцам быстро передвигаться и захватывать новые территории.

Евразийские конные кочевники и их персидские потомки были мастерами стрельбы из лука верхом на лошади. Их основная техника состояла в том, чтобы выпустить залп стрел, мчась галопом с головокружительной скоростью прямо на врага, и в последний момент сделать разворот, продолжая выпускать стрелы обратно поверх крупов своих лошадей, пока они уносились прочь. Только наездник с большим опытом и знанием психологии лошадей мог применять такую стратегию, особенно когда этот замечательный прием осуществлялся без седла или стремян. Используя только поводья и силу своих бедер, обхватывающих лошадь, хороший всадник мог контролировать движение лошади и даже выпустить одновременно несколько стрел, летящих во врага по единой траектории и с предельной точностью. Этот выстрел, впоследствии названный парфянским, стал возможен благодаря использованию небольшого универсального композитного лука. Такой лук стал технологическим прорывом, представляя собой компактную машину для убийства. Он произвел революцию в кавалерийской войне и сыграл немалую роль в захвате Ирана евразийцами и в последующем создании Персидской империи.

Военную знать отличало владение лошадьми. Как очевидный символ статуса и богатства лошади были тесно связаны с идеологией племени и образом идеального воина. О важности лошадей среди знати особенно ярко свидетельствует тот факт, что многие дворяне носили имена, включающие древнеперсидское слово, означающее лошадь, «аспа»: к примеру, Виштаспа («владеющий скаковыми лошадьми»), Сатаспа («имеющий сотни лошадей») и Аспабара («рожденный лошадью»).

Взяв курс на восток, на земли вдоль реки Амударьи, некоторые из всадников-мигрантов поселились в оазисах этой холмистой страны – они стали теми, кто на древнеперсидском языке именовался «бактриш» («бактрийцы») и «сугуда» («согдийцы»).

Другие откочевали дальше на юг, огибая горы и холмы местности, где сегодня проходит граница между Ираном и Афганистаном. Это были харахуватиш (арахосийцы), харайва (арейцы) и зранка (дрангианцы). Последняя группа народов вступила на само Иранское нагорье. На северо-востоке свои поселения основали партава (парфяне), к северу, близ гор Эльбурс, – мада (мидяне), и в пределах западных гор Загрос – парса (персы).

Конечно, Иранское нагорье было заселено задолго до того, как туда проникли евразийские племена. За 10 000 лет до н. э. в Иране уже жили люди. К 6000 г. до н. э. они создали успешные сельскохозяйственные общины и небольшие поселки, которые превратились в хорошо защищенные города-крепости, типичные для ближневосточных поселений в Месопотамии. В зеленых речных долинах Загроса проживали касситы, низовья Загроса недалеко от Суз контролировали уксии, в юго-восточном Курдистане жили луллубеи, сам высокий заснеженный хребет Загрос населяли гутии, северо-восточный Курдистан – маннеи, скалистые северные отроги Загроса близ озера Урмия – хурриты.

Наиболее важным и влиятельным из оседлых народов нагорья были эламиты, которые жили на обширных плоских равнинах юго-запада Ирана. Эламиты были выдающимся и почитаемым народом. Они населяли район Нижнего Загроса с 3000-х гг. до н. э., что превратило их в один из самых долгоживущих и значимых в культурном отношении народов Месопотамии. У них был собственный язык, и они использовали собственную форму клинописи, хотя, что любопытно, эламский язык не имел в Месопотамии родственников. Наши знания эламской лексики и грамматики не слишком глубоки, и во многих отношениях Элам – это месопотамская цивилизация, которая все еще ожидает своего открытия.

Эламиты были превосходными строителями. Недалеко от великой столицы Элама, города Сузы, обнесенном стенами, (современный Шуш на ирано-иракской границе), находится главное чудо их архитектуры: великолепный зиккурат, ступенчатая пирамида высотой 53 метра, в составе храмового комплекса Чога-Занбиль (Дур-Унташ, или «город Унташа» по-эламски), датируемого 1250 г. до н. э.

Именно здесь в многочисленных святилищах поклонялись богам эламского пантеона. Расположенный среди заповедных рощ со священными деревьями, комплекс включал в себя царский квартал, где были впоследствии найдены при раскопках три монументальных дворца. Сам зиккурат считался земной обителью Иншушинака, бога Суз, очень почитаемого эламским царем Унташ-Напиришей, чьим творением и был Чога-Занбиль. Сегодня он является наиболее хорошо сохранившимся из существующих зиккуратов, памятником эламской самобытности и политического могущества.

На протяжении всей своей истории эламиты яростно боролись за самостоятельность. Они были свидетелями многих агрессивных вторжений вавилонян и ассирийцев, но временами сами правили большей частью плодородного полумесяца[3]3
  Плодородный полумесяц – название части ближневосточного региона, состоящего из бассейнов рек Тигр и Евфрат, а также восточного побережья Средиземного моря. Территория плодородного полумесяца проходит по Ливану, Израилю, Сирии, Ираку, юго-востоку Турции, юго-западу Ирана и северо-западу Иордании. – Прим. пер.


[Закрыть], изводя Вавилонию набегами и партизанскими вылазками. Элам отказался подчиниться власти последнего великого ассирийского правителя Ашшурбанипала, в результате чего город Сузы был превращен в руины. С падением Ассирии в 612 г. до н. э. эламская культура пережила возрождение, и Сузы были заботливо перестроены при помощи глазурованного кирпича. Элам играл важную роль в истории и культуре Месопотамии. Он представлял собой центр месопотамской мысли и идентичности, стремясь при этом к самобытности и независимости.

Коренные народы Ирана, ведущие оседлый образ жизни, встретили ранних евразийских кочевников с необычайным спокойствием, и, по большому счету, две группы населения выстроили гармоничное взаимодействие. Вскоре стало очевидно, что кочевой образ жизни имеет свои преимущества перед бытом городских жителей. Передвижное богатство – драгоценные стада домашнего скота, о которых кочевники заботились не покладая рук, – при угрозе нападения можно было быстро собрать и перевезти в другое место. Земледельцы во время войн лишались своего урожая, а горожане сталкивались с жестокими осадами, неизбежным разрушением стен, разграблением имущества и человеческими потерями.

В мирное время кочевники обменивали шерсть и мясо на зерно и овощи, но в отсутствие урожая они могли прожить на своих мясных и молочных продуктах, а в обмен на продовольствие вынуждали земледельцев и жителей городов предоставлять им другие желанные товары, такие как золото, железо, благовония, специи, лазурит, бирюзу и даже женщин. Пользуясь этим преимуществом, кочевники занимались прибыльным рэкетом, который быстро превратился в своеобразную систему взимания дани.

Самыми успешными из евразийских народов, поселившихся на Иранском нагорье, оказались мидяне и персы. В народном воображении эти иранские народы часто объединяются в один, как если бы они были во всех отношениях единым целым. Однако это не так. Несмотря на общность генов и множества культурных норм и ценностей, и мидяне, и персы имели свою идентичность. Они действовали в радикально различных геополитических контекстах, что привело к формированию двух совершенно разных менталитетов. Чтобы понять, каким образом развивалось самосознание мидян и персов, нам необходимо изучить историю становления главных действующих лиц древнеиранской цивилизации и выяснить, как переплелись пути этих народов.

* * *

Многочисленные племена мидян поселились на огромном участке земли на севере Ирана и правили им. Это около 36 000 кв. км гор и долин, зажатых между южными частями Черного и Каспийского морей. Мидяне передвигались по этому труднопроходимому пространству, без конца перегоняя свои стада овец, коз и крупного рогатого скота, а также табуны лошадей в поисках хороших пастбищ, стараясь избегать плохой погоды, которая могла оказаться губительной. Мидяне были опытными коневодами. Коренастым, выносливым лошадям, которых они разводили, было хорошо на богатых люцерной пастбищах Мидии. Первоклассных лошадей выращивали в районе Нисеи, и эти великолепные маленькие скакуны, повсеместно известные как проворнейшие из животных, прославились своей выносливостью и скоростью. Официальное письмо из далекого Китая сообщало, что китайские лошади не в силах были соперничать с лошадьми Нисеи. В нем говорилось, что скакуны превосходно перемещались в горной местности, пересекали ущелья и водные потоки и были идеальными животными для жизни в горах.

Мидяне мало что знали о мире, кроме насущных забот кочевой жизни. Наряду с коневодством они занимались разведением овец, коз и крупного рогатого скота ради мяса и молока, а также ради навоза, который сушили и использовали в качестве топлива. Животные давали им шерсть и кожу, которые они использовали для изготовления одежды, палаток, уздечек и других приспособлений, а также ковров. Они пасли животных в широких долинах и крутых ущельях. В каждой горной долине было свое племя, управляемое ханом (вождем племени), который, когда не перемещался со своими стадами, останавливался в небольшой каменной укрепленной резиденции, окруженной жилыми палатками и загонами для животных. Одним из таких ханов был Киаксар, чьи земли располагались вокруг Экбатан, современного города Хамадан, примерно в четырех часах езды к западу от Тегерана. Здесь он и его племя жили в разноцветных шатрах, переносных сооружениях, похожих на юрты, которые занимали центральное место в жизни кочевников. Мидяне никогда не строили городов и не проявляли интереса к оседлому образу жизни; вместо этого, пока Киаксар жил в Экбатанах, сопровождавшее его племя обосновалось на равнине в палатках и павильонах, сделанных из ткани.

Мидянам нравилось собираться вместе. Они наслаждались пиршествами, музыкой, азартными играми в кости, скачками, охотой, пением и рассказами. Без сомнения, Киаксар знал кое-что о своей родословной из повествований бардов, тех певцов-историков, которые хранили в себе память о прошлом, превращая путешествия, стычки и свадьбы в эпические рассказы об исканиях, войне и романтике. Если Киаксар и имел какие-то представления о своем евразийском наследии, они дошли бы до него в эпических стихах, исполняемых у походного костра.

Киаксар был грозным вождем. Прирожденный воин, он заботился о том, чтобы его племя было хорошо подготовлено к бою. Под его руководством мидяне успешно отразили вторжение скифских войск. Киаксар использовал несколько коварных тактик. Он пригласил нескольких скифских вождей на пир, на котором напоил их, а затем убил. К 625 г. до н. э. Киаксар изгнал скифов из центральных земель, одновременно научившись у них новым боевым приемам. Реорганизовав свою племенную армию по примеру скифов, Киаксар превратил ее в смертоносную силу.

За время своей жизни Киаксар (он умер в 584 г. до н. э.) превратил Мидию в богатое и могущественное царство. По меркам того времени мидяне не были строителями империи, как не были и царями в привычном понимании слова. Но они успешно пользовались системой вождеств, которая поощряла традицию племенных союзов и общинной власти. Астиаг, сын Киаксара, унаследовал положение своего отца как номинального «царя Мидии» и взял бразды правления в свои руки, полный решимости поддерживать и расширять мидийские границы. Иранское имя Астиага звучало подобающе – Ришти-Вайга, «метатель копья».

* * *

Персы впервые упоминаются в истории в надписях Салманасара III, могущественного царя Ассирии (современный Северный Ирак, 859–824 гг. до н. э.), который утверждал, что получал дань от 27 ханов Парсу(м)аша – «людей из земли Парсы». Название Парса происходит от древнеиндоиранского слова «парчва», означающего «бок, ребро», так что этимологически персы были «народом земли ребра», что, несомненно, должно быть отсылкой к огромной горной цепи, образующей могучий хребет Загроса, в тени которого жили персы. Сегодня область Ирана, ранее известная как Парс(а), носит название Фарс, хотя древняя земля народа парса, вероятно, была намного меньше, чем обширная и процветающая современная провинция.

На севере Ирана мидяне успешно расширили свою территорию благодаря военной доблести, но на юге персы столкнулись с совершенно иной ситуацией. Когда они обосновались в районе Парса между 1200 и 1000 гг. до н. э., то столкнулись с эламитами, которые были известны им как уджа, или худжа. На момент прихода персов большая часть Парса была населена эламитами. Это могло бы привести к столкновению, но о военном противостоянии речи не шло. Между двумя народами установился длительный период мирного и взаимовыгодного сосуществования, подтверждением чему служит все больше археологических находок. Особенно показательны богатые находки из элитной поздненовоэламской гробницы в Арджане (около 650–630 гг. до н. э.), расположенной в окрестностях современного Бехбахана, на восточной границе провинции Хузестан.

Гробница была найдена в 1982 г. Внутри нее археологи раскопали ряд уникальных художественных шедевров высочайшего качества. В ней обнаружили золотые и серебряные чаши и мензурки, браслеты, изящный кинжал, церемониальное кольцо, канделябр и даже ткани из хлопка (первые, найденные на Ближнем Востоке), украшенные изящными золотыми аппликациями. Стилистически предметы демонстрируют ассирийское и финикийское художественное влияние, но ясно, что все изделия были созданы в одной и той же местной мастерской и подтверждают существование «арджанской школы» мастеров, которые несли в себе наследие древней эламской цивилизации, смешиваясь с персидским населением, недавно пришедшим к оседлости.

Особенно прочная культурная связь между персидскими племенами и эламитами возникла в регионе Элама под названием Аншан. Его центр приходился на место современного Талли-Мальяна, расположенного в 47 км к северу от Шираза и в 43 км к западу от Персеполя на равнине Рамджерд. Аншан частично совпадал с территорией расселения персидских племен. Два региона оказались настолько взаимосвязаны, что в источниках Аншан и Парса могут трактоваться как синонимы. Имеющиеся данные свидетельствуют, что персидские поселенцы основали в Аншане важный политический центр под властью хана по имени Теисп, о котором мы не знаем ничего, кроме того, что он носил иранское имя (Чишпиш) и был царем Аншана и потому позднее считался прародителем Аншанской династии, или династии Теиспидов. Будучи ханами Аншана, ранние персидские правители испытали на себе культурное влияние искушенных эламитов, и в VII – начале VI в. до н. э. между Эламом и южным Ираном возникла геополитическая взаимозависимость. Не может быть сомнений в том, что эламиты являются «недостающим звеном» идеологической эволюции Персии, того пути, по которому персы развивались как отдельная культура. Персы были истинными наследниками эламитов.

Датируемая концом 640-х гг. до н. э. ассирийская надпись, в которой рассказывается о разрушении Суз ассирийским царем Ашшурбанипалом, упоминает персидского царя по имени Кураш. Путем хронологического сопоставления в нем можно узнать Кира I из Аншана – дедушку Кира Великого, знаменитого основателя Персидской империи. Ассирийский царь утверждал, что «Кир [I], царь Персии, услышал о моей силе, узнал о моем могуществе… Он умолял мое величество».

Чтобы выслужиться перед Ашшурбанипалом, Кир отправил своего сына Арукку в Ниневию в качестве доказательства повиновения Ассирии. Арукку провел несколько лет, живя в качестве царского заложника – «гостя царя» – в Ассирии, вдали от дома. Такова была распространенная форма «царского обмена» на всем древнем Ближнем Востоке. Эта система была призвана сделать вассальные государства более лояльными к центральной власти. Предполагалось, что, обучившись обычаям Ассирии, царевич Арукку сможет благополучно вернуться домой в Персию полностью ассиризированным и станет править как верный вассал своего ассирийского господина. Однако больше об Арукку никаких сведений нет, и если он и получил ассирийское образование, то в Персии оно не сыграло роли. Вероятно, царевич умер в Ниневии.

В период около 650–610 гг. до н. э. Кир I был одновременно и царем Аншана, и правителем, или ханом, племени пасаргадов. Наряду с Киром было несколько племенных вождей, носивших титул «Хшаятия Парсайи», «царь Персии», но, судя по надписи Ашшурбанипала, которая, по-видимому, признает Кира единственным царем Персии, ассирийцы ошибочно истолковали этот титул как означающий суверенитет над всей территорией Персии. Геродот оказался ближе к действительности, поскольку, даже будучи сторонним наблюдателем, понимал, что кочевое население Ирана представляло собой огромную и сложную сеть племен. Он отметил, что в Персии было три основных племени (греческое genea): пасаргады (древнеперс. «патрагада» – «Владеющие тяжелыми дубинами»), маспии (древнеперс. «ма-аспа» – «С лошадьми») и марафии (древнеперс. «ма-арафа» – «С колесницами»). Он также отмечал, что «из всех племен пасаргады являются наиболее значительными, поскольку они содержат клан [фратрию]… из которого происходят… цари». Хотя Геродот использовал греческие слова для обозначения групп и иерархий племен, в его терминологии можно распознать подлинно иранскую социальную структуру.

Все иранские племена опирались на норму патрилинейной семьи (древнеперс. «таума»). Группа семей составляла клан (древнеперс. «вит»; это слово также можно перевести как «домохозяйство» или «династия»), кланы были объединены в племя (древнеиран. «занту»), которое определялось как генеалогически (посредством кровного родства), так и пространственно (через приобретение земли). Каждое племя и каждый клан имели собственную территорию под руководством племенного хана (древнеиран. «зантупати»), например, такого как Кир I.

Поразительная миниатюрная цилиндрическая печать, отпечаток которой можно увидеть на глиняной табличке, найденной в Персеполе, четко вписывает Кира I в исторический контекст. На печати имеется уникальная надпись, сделанная эламской клинописью: «Куруш из Аншана, сын Чишпиша». В центре сцены – Кир I, наездник, вздымающий копье и проезжающий на коне по телам двух врагов, распростертых на земле. Третий противник, стоящий перед Киром, пронзен копьем и убит. Кир I видел себя выносливым конным воином.

Рис. 1. Кир I из Аншана одерживает победу над врагами. Оттиск печати

К сожалению, мы почти ничего не знаем о Камбисе I, сыне Кира I, хотя он тоже был царем Аншана и ханом пасаргадов (ок. 600–559 гг. до н. э.). Никаких прижизненных упоминаний о нем не существует. Он появляется лишь в более поздних надписях, относящихся к правлению его сына Кира Великого. В одной из таких надписей, обнаруженных в Уре в Южной Месопотамии, Кир Великий утверждал, что он был «сыном Камбиса, царя земли Аншан», в то время как на строительных кирпичах из Урука было выбито утверждение, что Кир был «сыном Камбиса, могущественного царя».

Его правление ознаменовалось ростом напряженности в отношениях между Персией и Мидией, поскольку Астиаг Мидийский начал агрессивную политику захвата земель, принадлежавших Персии и Вавилонии.

Мидяне вторглись в Персию при Киаксаре, когда в 620-х гг. до н. э. тот пытался заключить племенные союзы, готовясь к кампании против Ассирии. Однажды появившись в Персии, мидяне по-настоящему никогда оттуда не уходили. Военные успехи давали им основание чувствовать себя достаточно могущественными, чтобы взимать дань со своих персидских соседей, а также с гирканцев, саков и парфян. С этого момента персы были вынуждены признать превосходство мидян. При Астиаге Мидийском кампании по захвату земель привели к тому, что мидяне вторглись на север Сирии (в районе современной сирийско-турецкой границы) – регион, который был частью Вавилонской империи, и взяли под контроль религиозные центры Арбелу (Эрбиль) и Харран. Мидяне разрушили святилища и депортировали сотни пленных. Стела, обнаруженная в Вавилоне, передает подробности разрушений, которые они произвели: