Текст книги "Война в России и Сибири"

Знаменитый приказ № 1, воспроизводящий декрет революции 1905 г.[112]112
  Аналогичная отсылка к использованию при написании приказа № 1 в качестве основы документа периода революции 1905–1907 гг. содержится в работе генерал-лейтенанта Н. А. Монкевица. «В 1905 г., когда я возвращался в середине декабря с фронта Маньчжурии… я видел приказ на Красноярском вокзале, подписанный 3-м железнодорожным батальоном, аналогичный приказу Совета. Сравнив эти два документа, я обнаружил, что приказ № 1 Петроградского совета был буквальной копией Красноярского приказа 1905 г. Таким образом, в течение двенадцати лет с момента революции 1905 г. лидеры социалистов не выработали ничего лучшего для реорганизации армии в соответствии с их принципами, и когда пришло время приступить к этому, они поспешно вытащили из своих архивов приказ 1905 г. и опубликовали его» (Monkevitz N. La décomposition de l’armée russe: mémoires d’un général russe. Paris, 1919. S. 39). Монкевиц, очевидно, ошибается с номером железнодорожного батальона. В Красноярске в это время располагался 2-й железнодорожный батальон, при участии которого в городе в декабре был образован Объединенный совет от солдат и рабочих; 3-й железнодорожный батальон, также принявший активное участие в революционных событиях, дислоцировался в Чите.


[Закрыть], предписывал солдатам не признавать никакой власти кроме Совета рабочих и солдат, освобождал от отдания чести и подчинения офицерам[113]113
  Речь идет о знаменитом приказе № 1, изданном 1 марта 1917 г. Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов (опубликован 2 марта в утреннем выпуске «Известий Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов»). Согласно документу войска Петроградского гарнизона переподчинялись Совету и не могли быть выведены из столицы без его согласия (воинские части подчинялись не офицерам, а выборным комитетам и Совету). Солдаты уравнивались в гражданских правах с офицерами, запрещалось грубое обращение с нижними чинами, отменялись традиционные формы армейской субординации. Легализовались солдатские комитеты, вводилась выборность командиров. В армии разрешалось вести политическую деятельность. Предназначенный для войск Петроградского гарнизона приказ был разослан по всем фронтам и стал отправной точной «демократизации» армии, приведшей к ее разложению. Подробнее о влиянии приказа № 1 на действующую армию см.: Гребенкин И. Н. Долг и выбор: русский офицер в годы мировой войны и революции. 1914–1918 гг. С. 238–242.


[Закрыть]. Он был обнародован в ночь с 1 на 2 марта 1917 г. при следующих обстоятельствах.

Так называемая воля народа способна создавать только хаос. Среди всех существующих партий только две обладали «политической религией». Националистическая, правое крыло партии кадетов[114]114
  Вероятно, под «националистической» партией автор подразумевает представителей Конституционно-демократической партии, составивших основу первого состава Временного правительства, а также представителей партии «Союз 17 октября».


[Закрыть], и партия под руководством Комитета рабочих и солдатских депутатов, который принято было именовать Советом[115]115
  Автор подразумевает Исполнительный комитет Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, который не был политической партией и состоял, в свою очередь, из представителей разных (в зависимости от этапа революции) социалистических партий.


[Закрыть].

Партию с национальной окраской представляли офицеры, немалая часть интеллигенции, чиновники и т. д.[116]116
  Говоря о составе «партии с национальной окраской», Грондейс в данном случае, вероятно, подразумевает в широком смысле сторонников сохранения монархии, которые формально не были объединены в составе какой-либо политической партии.


[Закрыть] Возглавлял ее великий князь Михаил Александрович, назначенный Николаем II своим наследником[117]117
  Великий князь Михаил Александрович не возглавлял ни одной из политических партий. В данном случае автор, вероятно, подразумевает олицетворение им надежд части общества на сохранение монархии в стране. 2 марта 1917 г. в Пскове император Николай II подписал акт отречения от престола за себя и сына Алексея в пользу своего брата Михаила Александровича. Великий князь Михаил Александрович не решился принять престол и 3 марта написал отказ от его принятия, вверив судьбу страны будущему Учредительному собранию.


[Закрыть]. К несчастью, великий князь, как большинство аристократов русской империи, не пожелал выполнить своего долга. Он согласился с доводами кабинета министров (не согласны были [П. Н.] Милюков и [А. И.] Гучков)[118]118
  Речь идет о состоявшейся 3 марта 1917 г. в Петрограде на квартире Путятиных (улица Миллионная, д. 12) встрече ряда политических и общественных деятелей (включая членов сформированного Временного правительства) с великим князем Михаилом Александровичем. В совещании принимали участие И. В. Годнев, А. И. Гучков, И. Н. Ефремов, М. А. Караулов, А. Ф. Керенский, Вл. Н. Львов, Г. Е. Львов, П. Н. Милюков, В. Д. Набоков, Н. В. Некрасов, Б. Э. Нольде, В. А. Ржевский, М. В. Родзянко, М. И. Терещенко, С. И. Шидловский, А. И. Шингарев, В. В. Шульгин. Из участников совещания только Милюков и прибывший позднее на встречу Гучков выступили за принятие Михаилом Александровичем престола.


[Закрыть] и отрекся, «не желая крови своих подданных»[119]119
  Слова о «нежелании пролития крови» отсутствовали в подписанном Михаилом Александровичем отказе от престола. По упоминанию ряда лиц, великий князь был уверен, что в случае его вступления на престол неизбежна гражданская война. Н. М. Могилянский вспоминал, что 11 марта 1917 г. на завтраке у великого князя Георгия Михайловича Михаил Александрович сказал: «Я очень обязан тем, кто отговорил меня. Ведь в случае моего согласия было бы страшное кровопролитие… Я не хотел быть виновником капли русской крови…» ([цит. по: Цветков В. Ж. Белое дело в России. 1917–1918 гг. (формирование и эволюция политических структур Белого движения в России). М., 2008. С. 90].


[Закрыть]. Воистину доводы школьника. Он обезглавил свою партию, оставил офицеров без законного начальства, отдав их во власть десяти тысяч комитетов[120]120
  Автор, вероятно, говорит о многочисленных армейских комитетах, возникших в тылу и действующей армии уже в первые месяцы Великой российской революции. По замечанию исследователя русской армии в 1917 г. С. Н. Базанова, «…в мае завершилось создание системы солдатских организаций, начиная от ротных и кончая фронтовыми. Число солдатских комитетов различных степеней в действующей армии приближалось к 50 000, в них состояло до 300 000 членов. На всех флотах, флотилиях и кораблях также были созданы матросские комитеты. Сложилась система солдатских организаций в тылу. Ее составляли полковые, бригадные, гарнизонные комитеты (солдатские секции местных советов или отдельные советы солдатских депутатов), солдатские секции областных и губернских советов, в ряде мест – военно-окружные комитеты. Состоявшееся 29 марта – 3 апреля в Петрограде Всероссийское совещание советов рабочих и солдатских депутатов определило, что солдатские комитеты являются составной частью системы советов. Так на фронте, как и в тылу, установилось двоевластие» (Базанов С. Н. Великая война: как погибала Русская армия. М., 2014. С. 14).


[Закрыть] и самозваных начальников, и на его ответственности их деградация.

Начиная с этого момента советы в России стали единственной организацией, сплоченной, обладающей твердой убежденностью, управляемой твердой рукой. Они, немедля, обрушились на бывший режим, обратившись через голову Временного правительства непосредственно к армии, к рабочему классу[121]121
  Грондейс в данном случае говорит об активной деятельности Петро градского совета рабочих и солдатских депутатов в центре, а также других многочисленных советов, возникших в стране одновременно с формированием Временного правительства, что привело к фактическому двоевластию в стране. Наличие советов, обладавших зачастую большей властью и пользовавшихся авторитетом в массах, вынуждало Временное правительство проводить политику с оглядкой на их позицию по разным вопросам.


[Закрыть], который очень скоро пошел на приступ, чтобы завоевать власть, но оказался перед пустотой.

Правительство, состоявшее из кабинета министров и опиравшееся на Временный комитет Государственной думы, было, по сути, адвокатской конторой[122]122
  Грондейс, вероятно, оценивает состав первого Временного правительства, в который вошли политики и общественные деятели, не имевшие опыта государственного управления; из них адвокатом был лишь министр юстиции А. Ф. Керенский.


[Закрыть]. Его члены в большинстве своем искренне стремились сохранить все хорошее, что было при старом режиме, но в их распоряжении не было ни одной организованной партии[123]123
  Утверждение неверное, так как большинство министров Временного правительство были членами Конституционно-демократической партии, партии «Союз 17 октября» и Партии прогрессистов. Министр юстиции А. Ф. Керенский, член Трудовой группы, одновременно занимал пост товарища председателя Исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Вероятно, под отсутствием «организованной партии» Грондейс подразумевает отсутствие у Временного правительства реальной силы, равной имевшейся у Петроградского совета.


[Закрыть]. Больше того, им необходимо было действовать, а инициатива у них отсутствовала, и они постоянно прибегали к вынужденным мерам, на которые их толкали развивающиеся события.

3 марта господин [А. И.] Гучков вернулся в Петроград с актом отречения императора и узнал на вокзале, что князь [Г. Е.] Львов[124]124
  Председатель первого и второго состава Временного правительства.


[Закрыть] назначил его военным министром[125]125
  До назначения военным министром Гучков был председателем Военной комиссии Временного комитета Государственной думы, а затем – комиссаром Временного комитета по Военному министерству.


[Закрыть]. Приступив к своим обязанностям, он оказался перед уже свершившимися фактами.

Приказ № 1, переданный по телеграфу во все армейские подразделения, уже действовал на протяжении трех дней, внося в армию хаос и опустошение.

Соглашение, заключенное между Советом и Временным комитетом Госдумы, вывело Петроградский гарнизон из подчинения правительству[126]126
  Речь идет о п. 4 приказа № 1, фактически выводившем части Петроградского гарнизона из подчинения образовывавшегося Временного правительства: «Приказы военной комиссии Государственной думы следует исполнять, за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов» (Известия Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Пг., № 3. 2 марта 1917. С. 3). В п. 7 «Декларации Временного правительства о его составе и задачах», опубликованной 3 марта 1917 г., фиксировались «Неразоружение и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении» (Сборник указов и постановлений Временного правительства. Вып. 1. 27 февраля – 5 мая 1917 г. Пг., 1917. С. 8).


[Закрыть], обещало для армии так называемые демократические реформы, предусматривало отмену смертной казни.

В этот же день генерал [М. В.] Алексеев[127]127
  Назначенный 11 марта, после отставки великого князя Николая Николаевича, временно исполняющий обязанности верховного главнокомандующего (утвержден Временным правительством на этой должности 2 апреля) генерал от инфантерии М. В. Алексеев в своих действиях, в том числе и в кадровой политике, сильно зависел от Временного правительства и решений Гучкова. В своей работе Алексеев действовал осторожно, стремясь прежде всего сохранить кадры Ставки и дееспособный военный аппарат.


[Закрыть] попросил военного министра издать декрет и отменить приказ № 1[128]128
  Приказы и воззвания Временного правительства и военного министра А. И. Гучкова, предназначенные для всей армии, не уточняли распространения действия приказа № 1 только на Петроградский военный округ и исходили из уже идущего в армии процесса «демократизации». Так, в подписанном военным министром А. И. Гучковым еще 5 марта 1917 г. приказе № 114 по военному ведомству указывалось: «1) Отменить наименование “нижний чин”; в надлежащих случаях заменять его званием “солдат”. 2) Отменить титулование; заменить таковое формой обращения: г-н генерал, г-н полковник, г-н штаб-ротмистр, г-н хорунжий, г-н врач, г-н чиновник (или по должности, например, г-н казначей), г-н унтер-офицер (или по званию: г-н отделенный) и т. п. 3) При обращении ко всем солдатам как на службе, так и вне ее говорить им “вы”. 4) Отменить все ограничения, установленные для воинских чинов статьями 99, 100, 101, 102 и 140 “Устава внутренней службы”, воспрещающие курение на улицах и в общественных местах, посещение клубов и собраний, езду внутри трамваев, участие в качестве членов в различных союзах и обществах, образуемых с политической целью, и проч. Предлагаю Главному управлению Генерального штаба теперь же приступить к переработке соответствующих статей уставов в соответствии с указаниями настоящего приказа. Предоставляю тому же управлению разъяснить все вопросы и недоразумения, могущие возникнуть при применении настоящего приказа. Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, сотнях, батареях и всех воинских строевых и нестроевых командах» (Сборник указов и постановлений Временного правительства. Вып. 1. 27 февраля – 5 мая 1917 г. С. 318–319). 22 марта 1917 г. в № 17/63 «Вестника Временного правительства» был опубликован приказ по Военному ведомству № 154 за подписью А. И. Гучкова «О разъяснении приказа от 5 марта 1917 г. за № 114», в котором говорилось: «Воинским чинам предоставлено право свободного посещения, наравне со всеми гражданами, всех общественных мест, театров, собраний, концертов, кинематографов и проч., а также и право проезда по железным дорогам в вагонах всех классов. Однако право свободы посещения этих мест отнюдь не означает права бесплатного пользования ими, как то, по-видимому, понято некоторыми солдатами. Равным образом и проезд в вагонах высших классов с билетом низшего класса должен оплачиваться по установленным железнодорожным правилам. Поэтому приказываю всем начальствующим лицам разъяснить солдатам, что они, будучи верными защитниками и поборниками порядка, обязаны подавать всем гражданам пример самого точного соблюдения законным образом установленных правил и соблюдать интересы как казны, так и общественных учреждений и предприятий и частных лиц» (Сборник указов и постановлений Временного правительства. Вып. 1. 27 февраля – 5 мая 1917 г. С. 331–332).


[Закрыть]. Отменив приказ, Гучков создал бы общественный конфликт с непредсказуемыми последствиями. Гучков немедленно связался с контактной комиссией, которую создал Совет для обсуждения с Временным правительством всех практических вопросов. Председателем ее был господин [Н. Д.] Соколов[129]129
  Секретарь исполнительного комитета Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов в феврале 1917 г., по ряду свидетельств – один из главных авторов и редакторов приказа № 1. 1 марта 1917 г., одновременно с заседанием Исполнительного комитета Петроградского совета, проходило собрание солдат, председателем которого был Н. Д. Соколов. На его настроения сильно влияли слухи о разоружении солдат, а также приказ председателя Временного комитета Государственной думы М. В. Родзянко, отданный 28 февраля 1917 г. войскам Петроградского гарнизона, с призывом к офицерам принять все меры к «водворению порядка». Согласно воспоминаниям меньшевиков Д. О. Заславского и В. А. Канторовича, по предложению меньшевика журналиста С. А. Кливанского был намечен ряд мер в противовес действиям Временного комитета Госдумы. «Для редактирования этих мер и для составления воззвания была избрана комиссия, которая тут же и занялась делами. Руководил комиссией Соколов, но руководства в сущности никакого не было. Воззванию придали внешний вид приказа. Его сочиняли несколько человек по указаниям собрания, где выходили на трибуну никому не известные солдаты, вносили предложения, одно другого радикальнее, и уходили при шумных аплодисментах. Ошибкой было бы искать индивидуального автора этого произведения, получившего историческую известность под именем “приказа № 1”. Его составила солдатская безличная масса, приведенная в крайнее возбуждение» (Заславский Д. О., Канторович В. А. Хроника Февральской революции. Т. 1. 1917 г. Февраль – май. Пг., 1924. С. 50–51).


[Закрыть], в нее входили также [Ю. М.] Стеклов и [М. И.] Скобелев. Гучков объявил, что приказ № 1 лишает армию возможности продолжать войну. Комиссия заседала в комнате, соседней с кабинетом министров. Похоже, она уже была готова отменить приказ, но тут Стеклов (настоящая фамилия Нахамкис) предложил уловку, и она была принята: второй приказ отменял первый, но только в прифронтовой зоне[130]130
  В протоколе заседания Исполкома Петросовета от 6 марта № 43 указывалось: «Ввиду того что приказ № 1 вызвал ряд недоразумений и кривотолков, постановляется издать приказ № 2 по всем гарнизонам, разъясняющий смысл приказа № 1 и подтверждающий основные положения приказа № 1. Приказ этот издать за подписью Исполнительного комитета и военного министра» (Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов в 1917 году. Сб. документов / В. И. Старцев, Б. Д. Гальперина. Т. 1. Л., 1991. С. 152).


[Закрыть].

Министр передал это предложение в комиссию демократических реформ при Военном министерстве[131]131
  Занявший в марте 1917 г. пост военного и морского министра А. И. Гучков провел ряд мер, призванных укрепить армию и очистить ее от контрреволюционного элемента, но, наряду с приказом № 1, лишь усугубившими ситуацию на фронте. Уже 6 марта приказом министра № 115 по военному ведомству была создана Особая комиссия по реорганизации армии на демократических началах, главой которой был назначен бывший военный министр генерал от инфантерии А. А. Поливанов. В апреле комиссия выработала Положение о ротных, полковых и армейских комитетах и дисциплинарных судах (в его основу лег проект, разработанный секцией Петросовета), введенное в действующей армии 16 апреля приказом по военному ведомству № 213. В результате начатой в марте – апреле военным министром Гучковым «революционной» чистки армии из нее была удалена большая часть монархически настроенных генералов и офицеров. Было смещено со своих должностей до 60 % высших офицеров, в их числе 4 из 5 главнокомандующих фронтами (на своем месте остался только главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал от кавалерии А. А. Брусилов; кроме того, один из командующих флотов – Балтийского, – вице-адмирал А. И. Непенин был убит в ходе революции), 11 из 14 командующих армиями, 35 из 68 командиров корпусов, 75 из 240 начальников дивизий.


[Закрыть]. В состав комиссии входили генералы и полковники, избранные различными отделами военного ведомства под председательством генерала [А. А.] Поливанова, бывшего военного министра. Эта комиссия вернула новый приказ с припиской, «что лучшего решения найти было невозможно». Приказ № 2 был распространен Советом, сообщившим, что он «был создан в сотрудничестве с Военным министерством».

Не большевики создали приказ № 1. В начале марта революционное движение возглавляли еще не большевики-евреи ([Л. Д.] Троцкий, [Г. Е.] Зиновьев и др.), ненавидевшие царский режим. За гибельный декрет ответственны кавказцы [Н. С.] Чхеидзе и [И. Г.] Церетели и русский [Н. Д.] Соколов. Соколов посмел защищать этот декрет и два месяца спустя: «Он был необходим, чтобы лишить офицеров авторитета». Однако, когда он поехал на фронт, солдаты по справедливости обошлись с ним плохо, он вернулся оттуда с забинтованной головой.

На протяжении двух первых месяцев Совет, хотя и продолжал самостоятельное воздействие на армию, но все-таки сотрудничал и с Военным министерством, легализируя свои решения. К несчастью, министерство стало его послушным инструментом. А ведь это были не адвокаты, не политики и не «красные» прапорщики, это были кадровые офицеры, в большинстве своем с дипломами, отдающие себе отчет в серьезности принимаемых ими решений.

«Солдатский съезд» в Минске[132]132
  Речь идет о состоявшемся 7–16 апреля 1917 г. 1-м съезде военных и рабочих депутатов армий и тыла Западного фронта, одной из задач которого стала подготовка «Положения о солдатских организациях».


[Закрыть], организация, созданная с разрешения генерала [В. И.] Гурко[133]133
  С 31 марта по 22 мая – главком армиями Западного фронта.


[Закрыть], выработал проект Декларации прав солдата[134]134
  Декларация прав солдата – приказ по армии и флоту, подписанный военным и морским министром А. Ф. Керенским 9 мая 1917 г.; документ декларировал предоставление солдатам всех гражданских прав и свобод, а также фиксировал недопустимость оскорблений и телесных наказаний. По оценке А. И. Деникина, Декларация прав «окончательно подорвала все устои старой армии. Она внесла безудержное политиканство и элементы социальной борьбы в неуравновешенную и вооруженную массу, уже почувствовавшую свою грубую физическую силу. Она оправдывала и допускала безвозбранно широкую проповедь… антигосударственных, антиморальных и антиобщественных учений, даже таких, которые по существу отрицали и власть, и само бытие армии. Наконец, она отняла у начальников дисциплинарную власть, передав ее выборным коллегиальным организациям, и лишний раз, в торжественной форме, бросив упрек командному составу, унизила и оскорбила его» (Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 1: Крушение власти и армии (февраль – сентябрь 1917) / науч. ред., предисл. А. С. Пученкова. М., 2017. С. 356). В 1917 г., помимо распубликования в приказах и листовках, «Декларация прав выходила отдельным изданием: Керенский А. Ф. Декларация прав солдата. М., [1917].


[Закрыть] (ничего не скажешь, самое время о них подумать!). Совет отправил его господину Гучкову на подпись. Господин Гучков, сочтя, что декларация окончательно уничтожит армейскую дисциплину, передал ее в Комиссию демократических реформ[135]135
  Особая комиссия по реорганизации армии на демократических началах.


[Закрыть]. Два дня спустя генерал Поливанов вернул проект Гучкову: он был одобрен единодушно. Министр вновь отправил его в комиссию, прибавив, что комиссия облегчит его отклонение, даже если «против» выскажется меньшинство. Через несколько дней Поливанов привез документ: его опять одобрили единодушно.

Между тем командующие трех групп армий, как и генерал Алексеев, просили господина Гучкова не подписывать декларацию прав солдата. Получив поддержку главнокомандующих, Гучков сместил генерала Поливанова и назначил на его место генерала [В. Ф.] Новицкого. Но и Новицкий сообщил, что декларация одобрена единодушно.

Когда Гучков отказался подписать декларацию, к нему явились два члена Совета и объявили, что вполне могут обойтись и без его подписи! Проект пролежал в архиве министра до [А. Ф.] Керенского, который подписал его, взяв на себя ответственность. Но можно ли винить его за это?

Службу порядка в Думе осуществляли гвардейские полки[136]136
  Речь идет о запасных батальонах гвардейских полков, перешедших в феврале – марте 1917 г. на сторону революции (лейб-гвардии Преображенского, Семеновского, Измайловского, Кексгольмского, Волынского и других полков). Запасные гвардейские части Петроградского военного округа сыграли одну из ключевых ролей как в успехе начавшихся в феврале 1917 г. в Петрограде беспорядков, приведших к победе Февральской революции, так и в дальнейшем удержании Временным правительством власти. При мобилизации 18 июля 1914 г. на фронты Первой мировой войны и уходе кадровых гвардейских полков в действующую армию в Петрограде были сформированы их запасные батальоны, главной задачей которых стала подготовка пополнения для действующей армии. Большие потери гвардии на фронте сделали вопросы быстрой и качественной подготовки кадров для основных полков еще более важными. Находившиеся в тылу запасные части, привлекаемые к охране порядка в столице, в первую очередь подвергались воздействию настроений населения и революционной пропаганде, что не столько снижало уровень их боевой готовности, сколько делало политически неблагонадежными. В результате расквартированные в Петрограде запасные батальоны гвардейских полков с началом в феврале 1917 г. революционных беспорядков по мере проявления нерешительности и бессилия властей в городе не только не ликвидировали их, а постепенно втянулись в них, сыграв важную роль в установлении новой власти.


[Закрыть] в великолепной парадной форме. Построение было настолько безупречным, что, казалось, вот-вот появится высшее офицерство, чтобы принять парад. Но офицеры не появлялись. Спонтанно, без приказа солдаты продолжали парадные построения в праздничные дни.

Трудно описать происходящее в Екатерининском зале, зале ожидания, так все неожиданно. Перед дверями депутатов стоят одни солдаты, серые шинели всюду – от окон и до балюстрады небольшой трибуны. Солдаты сидят на ступеньках, дремлют, лежа на полу, не выпуская вещмешок и винтовку. Четыре ряда стульев отведены их раненым товарищам, здесь их рассаживают сестры милосердия.

В середине зала толпятся студенты, несколько студенток, делегаты Совета рабочих и солдатских депутатов, и над всеми возвышается голова высоченного казака из Якутска – гигант расхаживает между ожидающими большими шагами. На нем белая с черными пятнами оленья доха, на ногах – унты. Он приехал из Сибири с планами нового золотого прииска, и его тоже затянул революционный водоворот. Он расхаживает по залу, оглядывая каждого пронизывающим взглядом, ему интересно все, что здесь происходит. Я заговариваю с ним. Он с жаром приветствует революцию, но сам он мелкий предприниматель и ненавидит социал-демократов, его напор привлекает солдат и рабочих, они собираются вокруг него, и он принимается обличать марксистов. Солдаты, похоже, его одобряют. В разговор вмешиваются студенты, начинается дискуссия. Ораторы стремятся привлечь солдат на свою сторону, а те слушают их с открытыми ртами и блестящими глазами, всеми силами пытаясь понять новые и сложные идеи.

Вокруг ораторов образуются группы, спор продолжается. Толпа раздвигается, пропуская раненых: одних подносят, другие пробираются сами, опираясь на костыли. Вмешиваются в спор депутаты и члены Совета рабочих и солдат. Два или три офицера тоже слушают речи, им явно не по себе среди самозабвенно слушающих подчиненных. Здесь же журналисты, чиновники, лишившиеся мест, несколько женщин легкого поведения, их привезли с собой студенты на конфискованных у «буржуазии» автомобилях. Свежий номер официального коммюнике прерывает споры, дискуссии, разговоры, мечтания. Люди жадно хватают листки, которые разбрасывают представители Думы. Теперь в зале только маленькие группки читателей, читающих про себя или вслух последние новости.

Впервые в России народ принимает так страстно и близко к сердцу все события политической жизни, ставшей свободной, понятной и грубой.

* * *

Прибывают новые подразделения солдат. Они приезжают на Николаевский вокзал[137]137
  В наши дни Московский вокзал Санкт-Петербурга.


[Закрыть], шагают сплоченными рядами в идеальном порядке по Садовой, не позволяя гражданскому населению приближаться и смешиваться с ними. Толпа приветствует их одобрительными криками. В столице уже тысячи солдат, буквально за три дня они приехали сюда, вооруженные винтовками и пулеметами, они без офицеров и могли бы творить, что вздумается, но нарушений нет. Несколько разграбленных магазинов – вот и все беспорядки[138]138
  Личные впечатления автора не отражают всей картины событий революционного времени в Петрограде и, вероятно, касаются времени второй половины марта – апреля 1917 г. В ходе Февральской революции в городе происходили убийства полицейских и офицеров, погромы полицейских участков, а также грабежи и мародерство, зафиксированные в многочисленных свидетельствах современников.


[Закрыть].

Дисциплинированность, замечательное наследие старого режима, играет немалую роль в поведении этих крестьян, она сплачивает их и помогает преодолевать опасности, в столице чаще всего мнимые. Дорожа своей «солдатской солидарностью», правда, позабыв, что базируется она на верности, они не дали увлечь себя беззаконной черни. Прибавлю, что в эти лихорадочные дни солдаты не нашли алкоголя, в котором могли бы искать забвения своей усталости, опасностей и возможного наказания. Пьянства не было. И вот эту дисциплинированность, последнее благодеяние царя своему народу, они, скорее всего, в самом ближайшем времени утратят.

Женщины сыграли существенную роль в революции 1905 г. Они рисковали и своей свободой, и жизнью: многие погибли с оружием в руках. В эти мартовские дни женщин на улицах не было. Изредка фальшивая «сестра милосердия» бряцала саблей, шагая рядом с молодым пареньком, настоящие медсестры работали в аптеках, перевязывая раненых. Отсутствие женщин свидетельствовало о том, что все происходило неожиданно, неподготовленно, непредсказуемо. Женщинам необходимо заранее обдумать свои действия. Революционерки – это интеллектуалки: к самопожертвованию в опасных схватках их толкают убеждения. Сейчас никто ничего заранее не готовил, и они недоумевают, они колеблются. Любящие риск мужчины скорее обрели присутствие духа.

Я встретил двух офицеров в штатском. Они сияли. Дворяне, офицеры гвардейского полка, они говорили, что всех возмущало положение вещей в стране и терпеть его было уже невозможно. Что все завидовали европейским странам, куда ездили время от времени «вздохнуть». Что они письменно известили своего полковника о том, что больше ему не повинуются, и остались дома.

Чуть позже я встретил генерала М., старого гвардейского офицера, респектабельного, очень образованного пожилого человека. Он пожал мне руку. «Сорок лет, – сказал он, – я ждал этого дня и счастлив, что дожил и увидел, как занимается новая заря».

Высокопоставленные чиновники, с которыми я виделся, не скрывали от меня беспокойства. Но мне показалось, что в глубине души они верят в незыблемость бюрократической системы. Можно убивать полицейских, брать приступом министерства, освобождать политических заключенных, обещать всевозможные свободы… Росчерк пера, и цепей нет. Свершилось! Однако канцелярии продолжают работать. Каким бы ни было новое правительство, оно не обойдется без аппарата, который был создан за полвека[139]139
  Вероятно, автор подразумевает опыт, наработанный государственным аппаратом и органами самоуправления со времени Великих реформ императора Александра II.


[Закрыть], без чиновников, которых не заменишь в один день. Вскоре кроме восторженных криков, музыки на улицах и демонстраций потребуется и другое. Понадобится порядок, и жизнь общества вернется в русло, создаваемое веками.

Несколько членов Комитета двенадцати[140]140
  По всей видимости, автор называет так Временный комитет Государственной думы.


[Закрыть] – [М. В.] Родзянко, [П. Н.] Милюков и другие – выступили перед солдатами. Два человека поднимали их над толпой, и они призывали всех к спокойствию и просили, чтобы рабочие вернулись на рабочие места. Им хлопали. Вдалеке оркестр играл «Марсельезу».

Появился великий князь Кирилл [Владимирович], без лошади, в форме морского офицера. Он пришел выразить свои симпатии революционному правительству. Его тоже подняли на плечи, его показали солдатам, и они захлопали и закричали «ура!». В порыве восторга морские пехотинцы, которые поднимали великого князя, Милюкова и Родзянко, принялись качать всех троих. Они то появлялись над толпой, то исчезали в гуще солдат.

В следующую минуту место великого князя занял агитатор-революционер. Размахивая руками, он потребовал немедленно установить демократическую республику. Ему тоже захлопали и качали с не меньшим удовольствием, чем великого князя. Казаки на конях и с саблями наголо, стоявшие длинной чередой позади морских пехотинцев, всякий раз отдавали честь и с бесстрастными лицами кричали «ура!».

Затем привели арестованных: стариков-генералов, адмирала, которого освистали моряки, офицеров интендантской службы[141]141
  Речь идет о ряде арестованных высших генералах русской армии и флота (уже вышедших в отставку), в числе которых были бывшие военные министры генерал от кавалерии, В. А. Сухомлинов и генерал от инфантерии М. А. Беляев, генерал от кавалерии, бывший командующий 1-й армией граф П. К. фон Ренненкампф, начальник Петербургского охранного отделения генерал-лейтенант А. В. Герасимов, адмирал К. Д. Нилов и многие другие.


[Закрыть]. Их сопровождали солдаты и всадники со штыками с саблями наголо. Когда появился городовой, его встретили ругательствами и смехом: «Фараон проклятый, свинья поганая, хотел в нас стрелять?»[142]142
  В феврале – марте 1917 г. городовые, как оказавшие сопротивление восставшим и олицетворение «старого режима», стали одними из главных жертв революции. В воспоминаниях и фотодокументах зафиксированы не только случаи их ареста, но и многочисленные расправы. Генерал Ф. В. Винберг вспоминал: «Солдаты и рабочие рыскали по всему городу, разыскивая злосчастных городовых и околоточных, выражали бурный восторг, найдя новую жертву для утоления своей жажды невинной крови, и не было издевательств, глумлений, оскорблений и истязаний, которых не испробовали подлые звери над беззащитными своими жертвами. Этим зверям петербургское население в массах своих деятельно помогало: мальчишки, остервенелые революционные мегеры, разные “буржуазного” вида молодые люди бежали вприпрыжку вокруг каждой охотившейся группы убийц и, подлаживаясь под “господ товарищей”, указывали им, где и в каком направлении следует искать последних скрывающихся полицейских» (Винберг Ф. В. В плену у обезьян // Верная гвардия. Русская смута глазами офицеров-монархистов / сост. и ред. А. А. Иванов. М., 2008. С. 242).


[Закрыть] Потом его оставили в покое: он арестован, его больше не трогают. Ненависть в этой стране яростна, но она мгновенно гаснет, и люди вновь возвращаются к присущему им безразличному добродушию. Появились и другие полицейские в куда более плачевном виде, с забинтованными головами, подбитыми глазами. Их увезли на машинах Красного Креста в сопровождении солдат и сестер милосердия.

[А. Д.] Протопопов[143]143
  Министр внутренних дел Российской империи в 1916–1917 гг.


[Закрыть] приехал в Думу на собственном автомобиле, вел его сам. Его не тронули. Он был похож на сумасшедшего.

Эта революция была первой, где автомобиль сыграл спасительную роль…

Я побывал на двух митингах.

До чего хорошо говорят случайные ораторы-импровизаторы! Как трогательны были бы речи этих студентов-социалистов и их руководителей, если бы не были так опасны! Текут рекой замечательные слова. А какие жесты! Они находят ораторские приемы необыкновенной силы, отчеканивая со страстью каждую фразу, срывая самые горячие аплодисменты и громкие крики одобрения. Толпа восхищается их талантом. Но горе оратору, который нравится толпе. Если он слишком рано кончает свою речь, ему кричат: «Продолжай!». Он отвечает: «Я все сказал!» Зал орет: «Нет! Нет! Говори еще!» И бедняга вынужден вновь говорить, став рабом многоглавого тирана, чью благосклонность он хотел снискать, а теперь попал ему в лапы.

Второму оратору захлопали сразу, как только он появился. Он поляк, национальный герой. Но голос у него слабый и движения слишком вялые для энергичных участников митинга. Несмотря на симпатию публики, громкий голос прерывает его: «Довольно!» К нему присоединяются другие голоса: «Хватит! Иди отсюда! Хватит!» Напрасно герой пытается задобрить публику изящными манерами и взмахами рук, похожими на взмахи ангельских крыльев, председатель собрания тянет его назад за полу.

Все речи ораторов – старые, как мир, недостойные нелепости, но для толпы они – удивительная новость. Рабочие с жадностью слушают радикальные программы, которые разворачивают перед ними, и нет ни одного полицейского или цензора, который бы одернул разбушевавшееся воображение. «Мы разделим всю землю России между крестьянами», – заявляет один оратор, и ему аплодируют. «Управлять будут представители, никакой централизации!» – объявляет другой. Студент кричит: «Сначала нужно покончить с войной! Пусть русские, австрийские, немецкие, французские пролетарии протянут друг другу руки!» Но его не поняли. Поднялся ропот, он превращается в гром. Оратора оскорбляют, не дают говорить, требуют сойти с трибуны. Оратор не в силах перекричать недовольных, не знает, что ему делать, и тогда к нему подскакивает пожилой мужик и кричит: «А ну пошел отсюда, а не то я тебя сейчас сволоку!» Зал стоял и кричал до тех пор, пока студент не вернулся к своим товарищам, которые отвечали на оскорбления оскорблениями.

Впервые в России социально-анархические программы и евангельское толстовство обсуждались перед аудиторией из пяти или шести тысяч человек. Эти крестьяне, эти рабочие, эти мелкие лавочники слушали, убеждая себя, что в их руках судьба их страны и будущее их внуков. Они без конца твердят «демократия», «демократия», теребя эту ветошь, обломок той эпохи, которая никогда не вернется, эпохи, когда толпа собиралась на площади полиса, города-государства, и решала судьбы общины. Теперь за лживым фасадом демократических движений всегда маячит тот, кто готовится стать царем или князем. О демократии больше не может быть и речи, речь идет о средствах, какими формируется и поддерживает себя новая аристократия.

16 марта генералы и полковники Ставки ожидали на вокзале царя, который накануне отрекся и ехал прощаться со своими сотрудниками. Вечер был холодным, с темного неба хлопьями падал снег, сливаясь с белизной всего окружающего.

В 9 часов поезд прибыл. Генерал Алексеев, начальник штаба верховного главнокомандующего, и великие князья Сергей [Михайлович] и Борис [Александрович] вошли в царский вагон, откуда вскоре вышел царь вместе со свитой. Он спросил у выстроившихся офицеров:

– Все здесь?

Голос ему ответил:

– Все, ваше величество, кроме дежурного офицера.

– Кто сегодня дежурит?

– Штабс-капитан Кожевников.

– Из новеньких? Я его не знаю.

Царь пожал руку каждому офицеру, говорил спокойно, но лицо осунулось от бессонницы, щеки побледнели и ввалились. Очень скоро он поднялся обратно в вагон, ночевал в поезде.

На следующее утро царь поехал на квартиру, которую занимал на протяжении полутора лет в соседнем со Ставкой доме. В этот день и в следующие он часто выезжал на автомобиле и ездил по городу. К автомобилю сбегались толпы, царя приветствовали, снимая шапки, солдаты торжественно отдавали честь, все в полном молчании. Слышались только рыдания старух.

Императрица Мария Федоровна приехала к сыну и сопровождала его в поездках по городу, где на частных и общественных зданиях развевалось все больше красных флагов.

Церковная служба, на которой присутствовал царь со своей матерью, оставила незабываемое впечатление. До революции священники во время службы должны были возносить молитву за царя. Начиная службу, они просили у Бога благословения царю, царице и наследнику, затем молились за святой Синод и священнослужителей, потом за солдат, потом за верующих в церкви и за весь христианский мир. А уж потом в полголоса за тех, кого они любят.

На этой последней службе, где присутствовал тот, кто был главой церкви, его мать, генералитет Ставки, высокопоставленные чиновники, священник изменил молитву и сказал: «Помилуй, Господи, русское государство!». Затем он повернулся к верующим и произнес вполголоса как свою личную молитву:

«Спаси, Господи, Николая Александровича и Марию Федоровну!».

Царь получил от Временного правительства разрешение и приказ оставить Ставку и переехать в Царское Село. 21 марта, в день отъезда, в большом зале собрались все офицеры Ставки, было около трехсот пятидесяти человек. И еще человек пятнадцать солдат, представителей разных подразделений, находившихся при Ставке. В 11 часов 5 минут вошел царь – он опоздал впервые – его сопровождали великие князья Сергей, Борис и Александр [Михайлович]. Он был в серой черкеске с газырями, длинной кривой саблей и кинжалом с насечкой.

Царь поприветствовал собрание, ему ответили низким поклоном. Он пожал руки генералам и, обратившись к солдатам, сказал: «Здорово, храбрецы». На что солдаты хором ответили: «Здравия желаем, ваше величество!» Их ответ невольно произвел впечатление, равно как и красочные костюмы и все блестящие церемонии царского режима, от которых ничего не осталось среди жути демократического безобразия.

Царь взял слово. Он был очень взволнован, замолкал, искал слова и привычным движением трогал нос. Его слушали в полном молчании. Все чувствовали, что вместе с этим человеком рушится целый строй; от царственной пышности, от веками выстраиваемой иерархии уже отказались с преступной легкостью.

– Мне трудно говорить. Я работал с вами полтора года. Но что поделать!

Помолчал и продолжал:

– По воле Господа и по моей собственной я должен вас покинуть.

Раздался стук, что-то упало. Молодой офицер из императорской свиты рухнул на пол. Следом второй потерял сознание. Третий разрыдался и был вынужден покинуть зал, чтобы нервозность не перекинулась на окружающих. За это время царь справился с нервами. Он заговорил гораздо тверже.

– Я благодарю вас за помощь, которую вы оказывали мне в моей работе. Я призываю вас продолжать работать во имя нашей любимой родины и бороться с врагом до тех пор, пока он не покинет пределы нашей дорогой России.

Он повернулся к плачущим солдатам и прибавил:

– Я благодарю и вас, мои храбрецы. Идите к вашим товарищам и передайте им мою благодарность.

Генерал Алексеев ответил на царское прощание деликатно и трогательной речью. Но все еще сопереживали словам царя. Русские, знавшие покой и счастье только под сильной рукой господина, добровольно отказывались от этого слишком слабого властителя, от набожного фаталиста, павшего под грузом сомнений и неуверенности. Авторитет его рода и короны вот-вот исчезнет, и бескрайней России нечем будет заполнить эту пустоту.

В глазах искренне огорченных, но пока еще ослепленных химерой революции офицеров царь уже был обыкновенным человеком с учтивыми манерами и благородными чувствами, истинным дворянином. Все склонили головы и с невольной слезой смотрели, как Николай II, божество, ставшее человеком, простившись с офицерами, с грустной улыбкой удалялся.

Уехав из Могилева, царь был окончательно обречен на полное одиночество[144]144
  Стало известно, какие усилия были приложены, чтобы спасти царскую семью. Инициатива исходила от Милюкова. По его предложению сэр [Д.] Бьюкенен испросил у короля Англии разрешения предоставить убежище царю и его семье. Ответ Георга V Николаю II был положительным, условия необременительными. Сэр Бьюкенен, человек не столь проницательный, как посол Франции, задолго до революции проникся безграничным доверием к партии кадетов и, в частности, к Милюкову. Он передал депешу не адресату, а министру иностранных дел. Тот в свою очередь с согласия Бьюкенена передал ее не Николаю, а в Совет министров (Временное правительство. – Примеч. сост.). Господин Керенский, министр юстиции, вполне законно ознакомился с ней и поспешил сообщить в Совет Петрограда, будучи также его членом. Совет воспротивился предполагаемому отъезду царя. Временное правительство, как и всегда, подчинилось Совету. Господин Керенский озаботился мерами, которые должны были воспрепятствовать эвакуации царской семьи. Два или три военных атташе в Ставке думали о том, чтобы довезти Николая II с семьей до границы с помощью иностранных миссий. Но кто возьмет на себя охрану? И как-никак существовало Временное правительство, уже очевидно бессильное, знающее о собственной слабости, но старавшееся ее не замечать. Настойчивость иностранных государств в этом вопросе была бы сочтена оскорбительным недоверием к революции.


[Закрыть]. Невероятные надежды, пробужденные немотивированным социальным переворотом у одних и трусость других, сделали отречение царя печальным и трогательным. Окружение, неразлучное с его императорским величеством в счастливые дни, оставило его в беде. Только князь [В. А.] Долгоруков поехал с царем в Царское Село. Другие свитские офицеры – [В. Н.] Воейков, [В. Б.] Фредерикс, [А. А.] Мордвинов, [А. Н.] Граббе, [К. А.] Нарышкин – остались в Ставке[145]145
  Не все из указанных Грондейсом приближенных Николая II имели возможность отправиться с ним. Так, 79-летний министр императорского двора В. Б. Фредерикс по требованию Временного правительства был удален из местопребывания Николая II; генерал-майор В. Н. Воейков по распоряжению Временного правительства выслан из Ставки и заключен в Петропавловской крепости.


[Закрыть].