Текст книги "Последнее, что он сказал мне"

Они тебе не друзья

Я забегаю домой лишь за ноутбуком Оуэна.

Не собираюсь сидеть и размышлять о том, что наговорил Грейди. И о том, чего он не сказал, что беспокоит меня гораздо больше. Откуда ему столько известно про Оуэна? Похоже, Эйвитт не единственный, за кем они следили весь год. А вдруг Грейди строит из себя хорошего парня – помогает с опекунством над Бейли, раздает советы, – чтобы я допустила промах и выболтала ему что-нибудь про Оуэна?

Была ли я осторожна? Пожалуй, да. И все же я больше не стану рисковать ни в беседе с Грейди, ни с кем еще. Сперва выясню, что происходит с Оуэном.

Я сворачиваю влево и иду к своей мастерской.

Сначала нужно зайти домой к друзьям Оуэна. Мне не очень приятно с ними встречаться, но если кто и знает, что я упустила, так это Карл.

Карл Конрад – лучший друг Оуэна в Сосалито. И один из немногих людей, насчет которого мы с Оуэном расходимся во мнениях. Оуэн считает, что я к нему несправедлива, и отчасти прав. Карл забавный, умный и принял меня сразу, как только я перебралась в Сосалито. Увы, он изменяет жене, и мне неприятно знать об этом. Оуэн тоже не одобряет его поведение, однако говорит, что старается не заострять на этом внимания, ведь Карл – замечательный друг.

Уж таков Оуэн. Своего друга он больше ценит, чем судит. Впрочем, может, не судит его потому, что Карл отвечает тем же и хранит тайну Оуэна.

Даже если я ошибаюсь, нам нужно поговорить: Карл – единственный адвокат в городе, которого я знаю.

Стучу в переднюю дверь, никто не открывает. Странно, ведь Карл работает дома! Он любит находиться рядом с детьми – у него двое малышей, у которых сейчас дневной сон. Карл с Пэтти – ярые сторонники соблюдения режима дня. Пэтти прочла мне об этом целую лекцию в первый же вечер нашего знакомства. Накануне она отпраздновала свой двадцать восьмой день рождения, что и придало ее нотациям особенно назидательный характер. Если я еще способна иметь детей – именно так она и выразилась, – мне ни в коем случае нельзя позволять им верховодить. Я должна показать, кто в доме главный. Значит, нужно соблюдать режим дня. В ее случае – дневной сон в двенадцать тридцать. Сейчас без четверти час. Если Карла нет, то где же Пэтти?

Сквозь жалюзи в гостиной я вижу, что Карл дома. Он подглядывает в щелочку и ждет, когда я уйду. Снова стучу в дверь, жму на кнопку звонка. Я готова трезвонить хоть до вечера, пока меня не впустят. К черту дневной сон!

Карл распахивает дверь. В руке – пиво, волосы аккуратно расчесаны. Я сразу понимаю: что-то не так. Обычно прическа у него небрежная, потому что Карл считает это сексуальным. В глазах – странное сочетание возбуждения, страха и чего-то еще, чему я не могу подобрать названия.

– Какого черта ты прячешься, Карл?!

– Ханна, уходи, – сердито говорит Карл.

Почему он сердится?

– Я на минутку.

– Не сейчас, мне некогда!

Он пытается закрыть дверь, но я не даю. Мой напор поражает нас обоих; дверь выскальзывает у него из рук и открывается шире.

И тогда я вижу Пэтти. Она стоит в проеме гостиной с малюткой Сарой на руках, и обе наряжены в узорчатые платья, темные волосы заплетены в косички. Одинаковая одежда и прически недвусмысленно свидетельствуют о том, что, глядя на дочь, люди должны понимать: это столь же презентабельная, хотя и уменьшенная копия ее матери.

Позади них, в гостиной, с десяток родителей с грудничками наблюдают за клоуном, который делает из воздушных шариков зверушек. Над их головами висит растяжка: «С днем рождения, Сара!»

Вечеринка в честь второго дня рождения дочери. Совсем из головы вылетело! Мы с Оуэном должны были прийти и праздновать со всеми, а теперь Карл даже дверь не хочет открывать.

Пэтти смущенно машет.

– Приветики…

Я тоже машу рукой.

– Привет.

Карл снова поворачивается ко мне.

– Поговорим позже, – решительно заявляет он.

– Извини, Карл, я забыла. Иначе бы не пришла посреди детского праздника…

– Проехали. Просто уходи.

– Я-то уйду, конечно, а ты выйди, пожалуйста, и пару минут со мной поговори. Я не стала бы тебя дергать, только это очень срочно! Кажется, мне понадобится адвокат. В «Технолавке» кое-что произошло…

– Думаешь, я не знаю? – спрашивает он.

– Тогда почему не хочешь поговорить?

Прежде чем он успевает ответить, Пэтти подходит к нам и вручает ему Сару. Затем она смачно целует мужа. Показуха для него, для меня, для гостей.

– Привет! – говорит она и чуть касается моей щеки губами. – Рада, что ты смогла к нам вырваться.

Я понижаю голос.

– Пэтти, прости, что нагрянула посреди праздника, но с Оуэном случилось неладное!

– Карл, – говорит Пэтти, – давай-ка выведем всех на задний двор. Пора есть мороженое!

Она смотрит на гостей и выдает широкую улыбку.

– Идите с Карлом, мои дорогие! И вы тоже, мистер Глупыш, – обращается она к клоуну. – Вас ждет мороженое!

Тогда и только тогда она снова поворачивается ко мне.

– Поговорим снаружи.

Пэтти выталкивает меня на крыльцо и прикрывает крепкую красную дверь. Оставшись со мной наедине, она мигом стирает улыбку с лица и яростно сверкает глазами.

– Да как ты посмела к нам явиться?!

– Прости, я забыла про детский праздник.

– К черту праздник! – восклицает она. – Твой Оуэн ужасно поступил с Карлом!

– В смысле?.. – не понимаю я.

– Вот уж не знаю. Может, это как-то связано с тем, что он украл все наши сбережения?

– О чем ты?..

– Оуэн не сказал тебе, что убедил нас купить акции «Технолавки»? Заставил Карла вложиться в новое программное обеспечение, пообещав огромную прибыль. Только вот забыл упомянуть, что ПО не работает!

– Пэтти, послушай…

– И теперь все наши деньги в акциях «Технолавки»! Точнее, то, что осталось от наших денег, потому что акции упали до тринадцати центов!

– Пэтти, мы тоже в них вложились. Если Оуэн знал, то зачем он так поступил?

– Может, не думал, что их поймают. Или он просто чертов придурок! Понятия не имею. Но если ты сию же минуту не уберешься из моего дома, то я вызову копов! Я не шучу, Ханна. Видеть тебя больше не желаю!

– Карл поможет мне найти Оуэна, и тогда все прояснится.

– Если ты пришла не для того, чтобы оплатить колледж нашим детям, то говорить нам не о чем!

Не уверена, стоит ли отвечать, но и отпустить ее так просто я не могу. Судя по взгляду Карла, он явно что-то знает.

– Пэтти, успокойся, пожалуйста. Я тоже брожу в потемках, как и ты.

– Твой муж замешан в мошенничестве на полмиллиарда долларов, поэтому я тебе не верю! – заявляет она. – А если ты не врешь, то ты – самая большая дура в мире! Как можно настолько плохо знать своего мужа?

Сейчас не лучшее время, чтобы просветить ее насчет собственного мужа. Карл спит со своей коллегой с тех пор, как Пэтти забеременела ребенком, которого сейчас развлекает на заднем дворе мистер Глупыш. Может, все мы дуры в той или иной степени, когда дело касается тех, кого мы любим и кому доверяем.

– Неужели ты думаешь, будто я поверю, что ты не знала о происходящем?

– Тогда зачем мне искать ответы? – спрашиваю я.

Пэтти задумчиво склоняет голову набок, ее лицо смягчается.

– Иди домой к Бейли. Ты ей нужна. – Она заходит в дом и вдруг оборачивается. – Ах да. Встретишь Оуэна, передай ему, чтобы горел в аду!

По пути в мастерскую я прохожу мимо дома Ли-Энн Салливан. Она сидит на крылечке с мужем и пьет лимонад, но я делаю вид, будто разговариваю по телефону. Обычно я здороваюсь с ними и выпиваю стаканчик.

Моя мастерская находится в небольшом домике в ремесленном стиле. Две тысячи восемьсот квадратных футов и огромный участок – о такой площади я могла только мечтать, когда жила в Нью-Йорке. Чтобы поработать над изделиями больших габаритов, которые не помещались на Грин-стрит, мне приходилось ездить на склад моих друзей в Бронксе.

Обогнув дом, я немного успокаиваюсь и иду прямиком на веранду, где так люблю заниматься бумажной работой. Сажусь за столик и открываю ноутбук Оуэна. Я выбрасываю из головы Грейди Бредфорда и стараюсь не думать про разгневанную Пэтти. Я отмахиваюсь от мыслей о Карле, который даже смотреть на меня не хотел, не говоря уже о том, чтобы поделиться информацией. Осознание того, что разбираться придется самой, помогает мне взять себя в руки. Среди своих вещей я чувствую себя спокойнее, ведь это – мое любимое место в Сосалито. Тут попытка взломать личный компьютер мужа кажется почти обычным делом.

Ноутбук включается, и я ввожу первый пароль. Вроде бы все выглядит как всегда. Щелкаю на папку «Фото», целиком посвященную Бейли. Там сотни фотографий от начальной школы до старших классов, снимки с каждого дня рождения, начиная с пяти лет, когда они переехали в Сосалито. Я видела их много раз. Оуэн обожал рассказывать про события их жизни, которые я не застала: первый футбольный матч малышки Бейли, первый спектакль во втором классе – пьеса Болтона и Вудхауса «Что бы ни случилось» (Бейли в ней просто блистала).

Более ранних снимков, когда они жили в Сиэтле, совсем мало, по крайней мере в этой папке. Я открываю вложенную папку под названием «О.М.». Первую жену Оуэна, мать Бейли, звали Оливия Майклз.

Оливия Майклз, в девичестве Оливия Нельсон: школьный учитель биологии, пловчиха-синхронистка, выпускница Принстона, как и Оуэн. В этой папке тоже не так много снимков – Оуэн говорил, что она терпеть не могла фотографироваться. Зато они очень удачные, вероятно, потому что Оливия была красавицей. Высокая, стройная, длинные рыжие волосы до середины спины и задорные ямочки на щеках, благодаря которым она выглядит лет на шестнадцать.

Мы с ней не очень похожи – она гораздо красивее и интереснее. Впрочем, если не отвлекаться на мелочи, то можно сказать, что определенное сходство есть. Рост, длина волос (мои – светлые, ее – рыжие) и, пожалуй, улыбка. Когда Оуэн впервые показал мне фотографию Оливии, я сразу отметила общие черты. Он не стал оправдываться, просто заверил, что в жизни она смотрелась иначе, чем я.

Как ни странно, на большинстве снимков Оливия ничуть не похожа на Бейли, за исключением моей любимой фотографии, где она сидит на пирсе в джинсах и белой рубашке, откинув голову назад, и смеется. Цвет волос иной, но улыбка та же, что и у дочери.

Я касаюсь экрана, жалея, что не могу спросить у нее про дочь, про нашего мужа. Она уж точно знала бы, как поступить, и мысль об этом ранит.

Делаю глубокий вдох и открываю папку под названием «Технолавка». В ней – пятьдесят пять файлов, сплошь программные коды и программы для создания сайтов. Если среди них и спрятана зашифрованная информация, мне ее точно не найти. Надо поискать специалиста.

Вдруг я обнаруживаю документ под названием «Завещание». Мне не нравится, что он сохранен именно здесь, учитывая последние события, однако я успокаиваюсь, открыв его и просмотрев. Похожий документ Оуэн составил вскоре после нашей свадьбы. Выглядит так же, как и тогда. Или почти так же. Внизу последней страницы, под подписью Оуэна, короткая приписка. Может, я ее просто не заметила в тот раз, когда муж мне его показывал? Хранителем назначен некий или некая Л. Пол. Ни адреса, ни телефона.

Л. Пол. Кто же это, и где я слышала это имя?

Записываю его в блокнот, и тут позади меня раздается незнакомый голос.

– Узнали что-нибудь интересное?

На краю моего заднего двора стоят пожилая женщина и мужчина. Она – в темно-синем брючном костюме, седые волосы собраны в тугой конский хвост. Ее спутник одет менее официально – в измятую гавайскую рубашку, у него набрякшие веки и густая борода, которая его старит, хотя на деле он скорее мой ровесник, чем ее.

– Что вы тут делаете? – спрашиваю я.

– Мы пытались звонить в дверь, – заявляет он. – Вы – Ханна Холл?

– Сначала объясните, зачем вы проникли на мою собственность.

– Я – специальный агент Джереми О’Маккей из Федерального бюро расследований, а это моя коллега Наоми Ву, специальный агент.

– Зовите меня Наоми. Мы надеялись, что сможем с вами поговорить.

Я инстинктивно закрываю ноутбук.

– Сейчас не самое лучшее время, – говорю я.

Она расплывается в приторной улыбке.

– Всего несколько минут, – заверяет Наоми, – и мы оставим вас в покое.

Они поднимаются на веранду и подсаживаются к столику. Наоми кладет свой значок и подталкивает его мне, О’Маккей делает то же самое.

– Надеюсь, мы не отвлекаем вас от важного дела, – замечает Наоми.

– А вот я надеюсь, что вы не следили за мной от самого дома.

Наоми окидывает меня пристальным взглядом. Я слишком сердита и не намерена отдавать им компьютер Оуэна до того, как выясню, что же там есть.

Также я помню предупреждение Грейди Бредфорда: не отвечать на вопросы, на которые мне отвечать не хочется. Пожалуй, совет полезный.

Джереми О’Маккей забирает свой значок.

– Полагаю, вы в курсе, что в отношении компании, где работает ваш муж, ведется расследование? – спрашивает он. – Мы надеялись, что вы сможете пролить свет на его местонахождение.

Я убираю компьютер со стола и кладу на колени, подальше от агентов.

– И рада бы, но понятия не имею, где мой муж. Я не видела его со вчерашнего дня.

– Разве не странно? – восклицает Наоми, словно это только что пришло ей в голову. – Как жена может не знать, где находится ее муж?

Я встречаюсь с ней взглядом.

– Да, очень странно.

– Вас удивит, если я скажу, что со вчерашнего дня ваш муж не пользовался ни телефоном, ни банковскими картами?

Я не отвечаю.

– Как вы думаете почему? – спрашивает О’Маккей.

Мне не нравится, как они на меня смотрят – словно уже решили, что я утаиваю от них информацию. К сожалению, это не так.

Наоми достает из кармана блокнот.

– Насколько нам известно, вы поддерживали деловые контакты с Эйвиттом и Беллой Томпсон? За последние пять лет они заказали у вас изделий на сто пятьдесят тысяч долларов.

– Насчет суммы вспомнить сразу не могу, но да, они – мои клиенты.

– Вы общались с Беллой после ареста Эйвитта? – спрашивает она.

Вспоминаю о шести своих сообщениях на автоответчике, которые остались без ответа, и качаю головой.

– Она вам не звонила?

– Нет.

Агент задумчиво склоняет голову набок.

– Вы уверены?

– Да, я вполне уверена в том, с кем говорила, а с кем нет!

Наоми подается ко мне, строя из себя лучшую подругу.

– Мы просто хотим убедиться, что вы рассказали нам все, в отличие от вашей подруги Беллы.

– Что вы имеете в виду?

– Скажем так: ее заверения в полной непричастности выглядят довольно бледно после того, как она купила четыре билета до Сиднея из разных аэропортов Калифорнии, пытаясь ускользнуть из страны. Разве так поступают те, кто ничего не знает?

Я стараюсь никак не реагировать. Как такое может быть? Как получилось, что Эйвитт – в тюрьме, а Белла пытается удрать на свою бывшую родину? И как Оуэн умудрился влезть во все это? Ведь он такой умный, такой осторожный. Неужели он действительно не видел, что творится в компании?

– Белла обсуждала с вами «Технолавку»? – спрашивает Наоми.

– Она никогда не обсуждала со мной работу Эйвитта, – отвечаю я. – Белла ею совершенно не интересовалась.

– Нам она сказала то же самое.

– Где Белла сейчас?

– В своем доме в Сент-Хелене, а ее паспорт находится у адвоката. Она придерживается позиции, что даже не подозревала о махинациях мужа, – говорит О’Маккей. – Однако, по нашему опыту, жена обычно в курсе.

– Не в моем случае, – заверяю я.

Наоми вмешивается в разговор:

– Безусловно, следует позаботиться о дочери Оуэна.

– Я уже о ней забочусь.

– Хорошо, – говорит она, – очень хорошо.

В ее голосе звучит угроза. Я слышу то, чего она пока не говорит: Бейли у меня могут забрать. Разве Грейди не заверял, что так может случиться?

– Также нам нужно поговорить с Бейли, – заявляет О’Маккей. – Сегодня, после школы.

– Нет, не нужно, – возражаю я. – Бейли не знает, где ее отец. Оставьте ее в покое!

О’Маккей копирует мой тон.

– Боюсь, решать не вам. Мы можем договориться о времени сейчас или просто подъедем на пристань ближе к вечеру.

– Мы наняли адвоката, – сообщаю я. – Если хотите пообщаться с девочкой, сперва свяжитесь с ним.

– И кто же ваш адвокат? – интересуется Наоми.

Я выпаливаю имя не задумываясь.

– Джейк Андерсон. Он живет в Нью-Йорке.

– Ладно. Передайте ему, чтобы связался с нами, – велит Наоми.

Я киваю, пытаясь придумать, как бы разрядить обстановку.

– Послушайте, я понимаю, вы просто выполняете свою работу. Но я очень устала и уже сказала сегодня маршалу, что мало чем могу помочь.

– Постойте, какому такому маршалу?! – восклицает О’Маккей.

Я смотрю на него и на посерьезневшую Наоми.

– Федеральному маршалу, который заходил ко мне сегодня утром. Он уже меня опросил.

Агенты переглядываются.

– И как звали этого федерального маршала?

Наоми сжимает губы с таким видом, словно игровое поле неожиданно поменялось. Пожалуй, лучше не говорить ей правду.

– Не помню, – пожимаю плечами я.

– Вы не помните, как его зовут? – Я молчу. – Вы не помните имя федерального маршала, который появился у вас на пороге? Как такое вообще возможно?

– Я полночи не спала, так что соображала туго.

– Этот маршал показал вам свой значок? – спрашивает О’Маккей.

– Ну да.

– Вы знаете, как выглядит значок федерального маршала? – интересуется Наоми.

– Да откуда мне знать?! Я и значок агента ФБР вижу в первый раз, если на то пошло. Наверное, лучше позвонить в вашу контору и попросить их подтвердить ваши личности. Тогда и продолжим беседу.

– Нас удивило вмешательство маршала, это дело не в их юрисдикции, – поясняет Наоми. – Поэтому нам нужно выяснить, кто именно разговаривал с вами сегодня утром. Без нашего одобрения ему не следовало здесь находиться. Он не пытался угрожать Оуэну? Вы должны знать, что если вовлеченность Оуэна минимальна, то он сможет оправдаться, дав показания против Эйвитта.

– Верно, – подтверждает О’Маккей. – Ведь пока он даже не подозреваемый.

– Что значит – пока?!

– Вы неправильно поняли, – вмешивается Наоми.

– Я имел в виду, что у вас не было причин для разговора с федеральным маршалом.

– Самое забавное, что про вас, ребята, он сказал то же самое.

– Неужели?

Наоми берет себя в руки и улыбается.

– Давайте не будем ссориться, ведь мы одна команда. Впредь вам лучше посоветоваться со своим адвокатом, прежде чем разговаривать с любым, кто постучится в дверь.

Я копирую ее улыбку.

– Прекрасная идея, Наоми. Позвоню ему прямо сейчас.

Я жестом указываю на калитку и жду, пока они уйдут.

Не держи на меня зла

Убедившись, что агенты ФБР ушли, я покидаю мастерскую и возвращаюсь на пристань, прижимая к груди компьютер Оуэна. Я прохожу мимо начальной школы как раз в тот момент, когда детишки выходят с уроков.

Поднимаю глаза, чувствуя на себе взгляды. Несколько матерей и отцов смотрят в мою сторону. Не сердито, в отличие от Пэтти с Карлом, скорее, с тревогой и жалостью. В конце концов, они любят Оуэна. Они приняли его в свой круг. Им понадобится нечто большее, чем название компании в новостях, чтобы в нем усомниться. В маленьких городках люди стоят друг за друга горой и не отворачиваются от тех, кого любят.

Им также требуется много времени, чтобы принять нового человека. Например, меня. Они все еще не уверены, стоит ли. Когда я только переехала в Сосалито, было гораздо хуже. Любопытные взгляды меня преследовали, но по другой причине. Люди судачили обо мне достаточно громко, чтобы слышала Бейли. Им хотелось знать, кто такая эта приезжая, на которой решил жениться их Оуэн. Они не понимали, как самый завидный холостяк Сосалито угодил в цепкие ручки какой-то плотницы, что не пользуется косметикой и не носит модных туфель. Они удивлялись, что Оуэн выбрал подобную женщину – моложавую, хотя и почти сорокалетнюю, которая вряд ли сможет родить ему еще детей. Женщину, явно не наигравшуюся со своими деревяшками и не успевшую вовремя завести семью.

Похоже, они не понимали того, что с самого начала понял обо мне Оуэн. К одиночеству я всегда относилась спокойно. Дедушка приучил меня к самостоятельности. Проблемы начинались, когда я пыталась вписаться в чью-нибудь жизнь, особенно если в процессе требовалось отказаться от части себя. Поэтому я ждала того, кому не понадобятся такие жертвы.

Войдя домой, я запираю дверь, беру телефон и ищу имя в списке контактов. Джейк. Это последний человек, кому мне хочется сейчас звонить, но делать нечего. Других адвокатов я просто не знаю.

– Андерсон слушает, – говорит он, ответив на звонок.

Звук его голоса переносит меня на Грин-стрит, к луковому супу и «Кровавой Мэри» в ресторане «Мерсер китчен» по воскресеньям – в совершенно другую жизнь. Мой бывший жених всегда отвечает одинаково. Джейк Бредли Андерсон – выпускник Мичиганского университета, причем с двойным дипломом, имеет степень доктора юридических наук и степень магистра делового администрирования, триатлонист и вдобавок превосходный повар.

С тех пор как мы общались в последний раз, прошло два года, однако он не изменил своего фирменного приветствия, хотя оно и звучит напыщенно. Впрочем, Джейку нравится. Он считает, что надменность и запугивание – лучшая тактика при работе с клиентами. Он адвокат в юридической фирме на Уолл-стрит, вот-вот станет самым молодым из старших партнеров. Отличный юрист, о чем не стесняется заявлять во всеуслышание. Надеюсь, гонор Джейка – именно то, что нужно в моей ситуации.

– Приветик, – говорю я.

Он не спрашивает, кто это. Он прекрасно меня узнал даже после стольких лет. Еще Джейк понимает, что произошло нечто из ряда вон, иначе я бы ему не позвонила.

– Где ты? – спрашивает он. – Часом, не в Нью-Йорке?

Когда я позвонила Джейку и сказала, что выхожу замуж, он заявил, что в один прекрасный день я вернусь домой и мы снова будем вместе. Он действительно в это верил! И явно решил, что тот день настал.

– В Сосалито. – Я молчу, собираясь с духом. – Джейк, мне нужна твоя помощь. Думаю, без адвоката тут не обойтись…

– Итак, ты разводишься?

Я изо всех сил стараюсь не бросить трубку. Джейк ничего не может с собой поделать. Несмотря на то что он испытал облегчение, когда я отменила свадьбу, несмотря на то что он женился четыре месяца спустя (и вскоре развелся), в наших отношениях он любит строить из себя жертву. Джейк придерживается следующей версии: я не позволяла себе сблизиться с ним по-настоящему, потому что боялась, что он бросит меня, как мои родители в детстве. Он так и не понял, что я не боялась остаться одна. Напротив, меня страшило, что я останусь не с тем человеком.

– Джейк, я звоню тебе из-за мужа. Он попал в беду.

– Что натворил?

Это – лучшая реакция, на которую можно надеяться, и я выкладываю ему всю историю, начиная с работы Оуэна, расследования в отношении «Технолавки» и загадочного исчезновения, потом сообщаю про визит Грейди Бредфорда и агентов ФБР и о том, что агенты не знали про Грейди. Заканчиваю тем, что, похоже, о местонахождении и планах Оуэна никому не известно.

– Его дочь с тобой? – спрашивает Джейк.

– Да, Бейли со мной. Увы, я – последний человек, с которым ей хотелось бы быть рядом.

– Значит, ее он тоже бросил?

Я не отвечаю.

– Как ее полное имя?

Джейк стучит по клавиатуре, делая записи, составляя свои схемки, которые имел обыкновение расстилать на полу в гостиной. Теперь Оуэн – под прицелом его внимания.

– Прежде всего не переживай, что ФБР не знает про парня из Службы федеральных маршалов, который заходил к тебе поговорить. Вероятно, они все лгут. Кроме того, правоохранительные органы нередко борются за сферы влияния, особенно когда масштабы расследования еще не определены. Из Комиссии по ценным бумагам пока не приходили?

– Нет.

– Значит, скоро придут. Всех сотрудников правоохранительных органов направляй прямо ко мне, по крайней мере пока не выясним, что происходит. Не говори им ничего, пусть сразу звонят мне.

– Спасибо, Джейк, я очень ценю твою помощь.

– Не за что, Ханна, – отмахивается он. – Прости, но я должен спросить… насколько ты к этому причастна?

– Оуэн – мой муж, так что я причастна самым непосредственным, я бы сказала, интимным образом.

– Скоро к тебе придут с ордерами на обыск. Странно, что еще не пришли. Если в доме есть хоть что-нибудь, что связывает тебя с этим делом, – избавляйся.

– Ничего меня с ним не связывает! – восклицаю я. – Я вообще ни при чем.

Вот я и начала оправдываться… При мысли о том, что дома найдут спортивную сумку с деньгами, меня охватывает тревога. Она так и лежит под кухонной раковиной – мы к ней даже не прикоснулись.

– Джейк, я просто пытаюсь выяснить, где сейчас Оуэн. Почему он решил, что единственный выход – убраться.

– Начнем с того, что он не хочет в тюрьму.

– Нет, дело в другом. Из-за этого Оуэн не сбежал бы.

– Так что у тебя за теория?

– Он пытается защитить свою дочь.

– От чего?

– Не знаю. Может, боится испортить ей жизнь, если его ложно обвинят. Может, пытается доказать свою невиновность.

– Вряд ли. Однако существует вероятность, что происходит и еще кое-что…

– Например?

– Например, он виновен в чем-то гораздо худшем.

– Ну спасибо, Джейк, успокоил!

– Послушай, Ханна, я не буду пытаться подсластить пилюлю. Если Оуэн сбежал из «Технолавки», то наверняка боится того, что о нем известно компании. Вопрос лишь в том, что это. – Джейк молчит. – Есть у меня знакомый частный детектив, причем отменный. Я попрошу его покопаться в прошлом Оуэна, так что пришли мне по электронке все, что знаешь. В какую школу ходил, где вырос, даты – все. Где и когда родилась его дочь.

Я слышу, как Джейк начинает грызть ручку. В целом мире, наверное, никто и понятия не имеет о его единственной слабости. Так и вижу своего бывшего за столом: сидит и тупо смотрит на покусанный колпачок. До чего неприятно знать все о человеке, который давно тебе не интересен!

– И вот еще что, Ханна. Держи телефон при себе на случай, если мне понадобится с тобой связаться, только на незнакомые номера не отвечай.

Грейди сказал, что Оуэн избавился от своего телефона – избавился от единственного номера, который мне знаком.

– А вдруг позвонит Оуэн?

– Не позвонит, и ты это знаешь.

– Откуда мне знать?

– Думаю, ты понимаешь, насколько все серьезно.

Я не отвечаю ничего, хотя и подозреваю, что Джейк прав. Не дождешься! Я не предам ни Оуэна, ни Бейли.

– Тебе нужно выяснить, почему он сбежал. Версия с защитой дочери слишком расплывчатая – больше конкретики! И поторопись, потому что ФБР не станут долго просить по-хорошему.

При мысли о том, что сегодня они, оказывается, вели себя по-хорошему, голова идет кругом.

– Ты меня слушаешь?

– Слушаю.

– Постарайся сохранять спокойствие. Тебе известно гораздо больше, чем ты думаешь. Тебе известно, как все это пережить.

Джейк разговаривает со мной так мило, так ободряюще – на свой лад, разумеется, – что я готова расплакаться.

– И учти на будущее, – продолжает он, – не говори, что человек невиновен, ясно? Скажи, что его вина не доказана, если уж так хочется что-нибудь сказать. Иначе ты выставляешь себя идиоткой, потому что у большинства людей рыльце в пушку.

И в этом – весь Джейк!