Текст книги "Таракан без ног не слышит 2. Страшный зверь Ужик"

– Поверь, мне этого было бы достаточно. Я просто не мог поверить. Как в единорогов. Только их было двое, а таких, как ты, только одна.

– Таких, как я, вообще нету. – Гордо заявила я и Пиллен, засмеявшись счастливо, притянул меня к своему бочку и продолжил.

– А когда вы встретились с Райлом, мои последние сомнения исчезли. И твоя новая одежда. Ты даже в таборе умудрялась носить рубахи не так, как остальные. Не заправляла их в штаны, а выпускала поверх.

– Но так ведь действительно удобнее. И мусор в карманы не падает.

– Угу. А то, что клещ под одежду заползти мог, это неважно.

– Мдя. – Вякнула я. – Об этом я не думала. Но, погоди! Райл живёт у меня уже несколько дней. А почему же ты тогда не подошёл ко мне сразу.

– Я хотел убедиться, что не сошёл с ума. А Райл живёт у тебя не несколько дней, а ровно семнадцать.

– Так много? И все эти семнадцать дней ты следил за мной?

– Не отрывая глаз.

– Надо же. И не подошёл.

– Я боялся, что ты снова сбежишь.

– А сейчас ты больше не боишься?

– И сейчас боюсь. Ты не исчезай, пожалуйста. – Тихо попросил он. – Я не смогу без тебя больше.

– Пиллен, я бы и рада тебе это пообещать, но ты же знаешь, что и это тело тоже не моё. А я улечу, когда придёт время.

– Мы улетим вместе.

– Ты что, тоже?.. – Переполошилась я. Неужели здесь это в порядке вещей?

– Нет. – Ответил Пиллен. – Но, когда ты улетишь, я умру, и моя освобождённая душа полетит вслед за тобой.

Ох, не зря говорят, что мы, бабы, любим ушами. И чем меньше между этими ушами мозгов, тем сильнее мы любим. И быстрее влюбляемся.

двое

– У неё роман с Пилленом.

– Когда они познакомиться успели?

– Отчитается в своё время. Дай нашему герою немного отдышаться.

– Да пусть дышит, я ему не мешаю. Ты мне лучше скажи, кто теперь пойдёт в новую экспедицию. Пиллен, как-никак, уже знаком с дорогой и с дикарями.

– Его отсылать нельзя ни в коем случае. Что ты! Он уйдёт, а она опять… того….

– Да. Это так. Это верно. Хорошо, тогда подготовьте кого нибудь-другого. Гаэля, например. Он достаточно силён для такого похода. К тому же, иногда, бегает к дикарям. Проказник. Горожанок ему мало. Так что и с общением проблем у него не возникнет. Пусть хорошенько просмотрит отчёт Пиллена. Дорогу изучит. Особенно этот тоннель. Не нравится он мне, ох, не нравится.

– Тоннель?

– Ну не Гаэль же. Пусть возьмёт с собой несколько камер. Установит там. Магнетометры, детекторы, вилы эти ваши. В общем, все, что можно. Да, и эта река в ущелье. Другого маршрута нет?

– Для такой экспедиции – нет. Воулы не умеют лазать по скалам.

– Я смотрю, ты тоже шутить научилась. С утра до вечера за этой девчонкой наблюдаешь. Не надоело?

– Не надоест, пока я не пойму, что она такое.

– Потерпи немного. Скоро всё поймёшь.

глава 10 Приглашение от которого нельзя отказаться

О чём только не говорили мы с Пилленом. Вспоминали наш поход. Таборных. Мне нравилось то, что Пиллен говорил о них без тени презрения. Никакого намёка на то, что они хуже, что они не люди. Я спросила его, почему Красавчик отзывался о дикарях так презрительно.

– Не думай об этом. – Прошептал Пиллен, целуя меня в висок. – Тот ур, которого ты называешь Красавчиком, один из самых умных в нашем центре. Пожалуй, никто не знает столько, сколько он. И никто не умеет использовать свои знания так, как он. Половину наших механизмов и приборов он создал почти в одиночку. Для него даже горожане с тремя знаками еще не люди. Согласись, он имеет на это право. – После этих слов Пиллен поцеловал меня так, что я согласилась бы с чем угодно.

– Ни с одной женщиной мне не было так хорошо. – Прошептал мне Пиллен, когда мы снова смогли дышать.

Ты говоришь это каждой девушке, которая лежит рядом с тобой. – Ревниво пробурчала я.

– Да – Легко согласился Пиллен. – Но только сейчас я, впервые, говорю правду.

– Послушай, Пиллен.

Я заглянула прямо в его синие глаза.

– А если бы ты все-таки переспал с Ол, ей бы пришлось уйти от Рыжего?

– Разумеется. По-моему, она не была против.

– Значит, она его совсем не любит?

– А почему ты об этом заговорила. Ты беспокоишься о Фэте?

– Да нет. Просто мужика жалко. Хороший он человек.

– Он сам выбрал себе жену. Взял бы Арну и горя не знал.

– Арну?

– Ну да. Она любит его как… Я даже не знаю, с чем и сравнить. Вот кого мне действительно жалко. Умная, красивая.

При этих его словах в моей груди зашевелился холодный червяк. Я криво улыбнулась.

– Ну что ж, зато Рыжий наверняка счастлив с Ол.

– Ты скучаешь по нему?

Он спросил это вроде и равнодушно, но я почувствовала, какая буря взметнулась в его душе. Пришла моя очередь ликовать.

– Ты знаешь, скучаю. – Я садистски улыбнулась. – И по нему, и по Арне, и по всем остальным. В таборе было намного веселее, чем здесь. Я бы многое отдала, чтобы посидеть с ними у костра. Интересно, где они сейчас?

– Кто знает, где их ветер носит.

После очередной бурной ночи я, уже почти засыпая, рассказала Пиллену правду о том, что на самом деле произошло в тоннеле.

– Я предполагал, что ты что-то скрыла. Зачем?

– Я боялась за Райла. Это ведь он меня тогда разбудил и заставил подняться. Если бы не Райл, я так и осталась бы в той жуткой ночи.

– Да. Малыш большая умница.

– А зачем вам нужно было забирать его из табора?

– Райл уникальный ребёнок. Он рождён от горожанки и принадлежит Городу.

– Прежде всего, Райл рождён от своей матери и принадлежит ей. И своему отцу! – Взвилась я. – Никто не может просто так лишать ребёнка родителей и детства.

– Аль, успокойся. Я согласен, в какой-то мере это жестоко, но посмотри на это с другой стороны. Там, в таборе, чему он научиться? Как лучше убивать чухов? Как проще собирать козий пух? Ты знаешь какая в стойбищах высокая детская смертность? Было бы лучше, если бы Райл свернул себе шею в горах? Или просто уснул и не проснулся? А здесь для него открыты все тайны мира. Все знания, которые мы имеем, будут в его распоряжении. Поверь, это немало.

– Но ведь это можно было сделать как-то помягче. Объяснить, соблазнить. Чтобы он сам захотел.

– Ты всё-таки думаешь, что в таборе ему было бы лучше?

– Я думаю, что правильнее всего было бы дать ему выбор. Он сам должен был решить, что для него лучше. И потом, что вы сделали с Фэтом, что он так обошёлся с собственным сыном?

Пилен засопел, закусив губу. Я молча ждала.

– С Фэтом провели основательную беседу. Объяснили все выгоды и перспективы для его любимого сына. Шариков, лет на пять вперёд, отсыпали. Да он и сам был рад, что его любимому сыночку больше не будут угрожать ни тихая смерть, ни белые звери. Он сказал, что не будет кочевать далеко и постарается почаще навещать сына.

– А к тому времени как Фет придёт навестить Райла, тот уже успеет сравнить жизнь там и здесь. – Желчно проворчала я.

– Райл мальчик умный. Поймёт, что все это ради его же блага.

– Да уж. Все преступления мира совершались ради чьего-то блага. И, как правило, благодетели забывали поинтересоваться мнением тех, кого они собрались облагодетельствовать.

– Не ворчи.

Пиллен закрыл мне рот поцелуем, и мир сузился до размеров моей спальни.

Я была счастлива. Жизнь улыбалась мне во все свои тридцать два зуба. Показ в «верхах» прошёл тоже на ура. Джинсы понравились всем, без исключения. Практичная и удобная одёжка. К тому же не одноразовая, что весьма экономит бюджет. Правда, когда выяснилось, что в целях экономии одежда не обрабатывалась грязеотталкивающей пропиткой и её надо стирать, восторги слегка уменьшились. Зато уры открыли несколько общественных прачечных по городу, что добавило, пусть и немного, рабочих мест. А я подкинула урам идею общественных бань и саун. В домах горожан душевых не было.

Мимо меня летели уже не дни – недели.

Лунна открыла кондитерскую. Там же продавали фирменную воду «Вамана» Горожане потихонечку учились отмечать знаменательные события в своих семьях. А я замыслила ввести празднование Нового Года. Осталось вырастить карамельную травку и пустить по городу ручейки из сиропа.

Так вот, безо всякого злого умысла, с моей стороны, я стала основательницей и владелицей сразу нескольких фирм.

Пошивочной мастерской, которая на самом деле была скорее поделочной, так как одежда там не шилась, а именно делалась.

Архитектурное агентство. Тут пришлось привлекать уров. Именно они рассчитывали и допустимое давление на несущие, и стойкость грунта, и прочую муть, без которой немыслим институт строительства. Я всего лишь рисовала варианты планировки, а потом отдавала проект на растерзание нашим умникам.

Ну и как вишенка, организация разнообразных праздников. Надо будет набрать медвежат поактивнее. Обучить чему ни-то. Меня одной на все бочки не хватит.

Когда я озадачила уров идеей фейерверка, и те идею успешно претворили в жизнь, люди чуть с ума не сошли. На волне чуть не ввели Праздник Первого Огурца. Пришлось издавать указ об ограничении праздничных дней и введении одного выходного дня через девять рабочих. До кучи я начала выпускать, на заказ пластиковую фигню, на память о чем-либо. Эти дорогие безделушки быстро вошли в моду и дарились по-всякому, подходящему поводу.

Градообразующим предприятием в городе был Центр. Так называлось обособленное поселение учёных, химиков, инженеров и прочих специалистов высокой квалификации. Но там работали эти самые спецы и помощники, которые были и уборщиками, и посыльными.

Рабочие нанимались в исключительных случаях, в экспедицию, к примеру, или дом отстроить папиной дочке.

Но спецам, как и простым смертным, надо было кушать. Постоянно давиться мерзкой склизкой кашей, которую синтезировали в Центре, было невозможно, и уры закупали натурпродукт у горожан, взамен продавая им ткань и готовую одежду, удобрения и пестициды, посуду, лекарства и всё, что было необходимо и что невозможно было сделать на коленке.

Самым дорогим в Городе было лечение и обучающие курсы. И если в медицину я пока решила не соваться, то проект бесплатной системы образования уже копошился в моём мозгу.

Даёшь грамоту в массы!

Впрочем, читать, писать и считать тут умели все, имеющие имя. Как же ты будешь покупать и продавать на рынке, если не знаешь, чем одна монетка от другой отличается.

Кстати, о монетках. Деньги здесь были очень смешными. Делались они из пластика, которого в Центре было просто завались, но который невозможно было создать вне Центра. Самые мелкие монетки, похожие на зелёные чешуйки, стоили половину чашки воды. То есть, за одну чашку надо было отдать две чешуйки. Самой крупной деньгой был кубик розового цвета. За один кубик давали целых пять дойных коз. Деньги сумасшедшие. Не каждый горожанин держал такую сумму в руках. Остальные номиналы шли по восходящей, от зелёного цвета до красного и в их градации мне еще следовало разобраться.

Можно было бы ввести чистое налогообложение, ну на кой, в таком ограниченном обществе, нужны деньги? Оказалось, очень, даже нужны. Как и в любом обществе, они служили стимулом для работы, в первую очередь. Ну и, естественно, для того чтобы легче было пересчитывать кабачки на сапоги.

Пока здесь не появилась я, со своими идеями, распределение ресурсов было отлаженным и привычным для всех. Мои нововведения нарушили привычный уклад. Кто-то, как Макс, начали зарабатывать больше, чем могли потратить, а кто-то отдавал последние монетки за кусок пластика, в подарок новорожденному.

С одной стороны, еще большее расслоение общества на бедных и богатых, с другой, появлялся мощный стимул, а главное, возможности учиться новому и зарабатывать больше.

Я не была сильна в экономике и не представляла, куда это может привести в таком ограниченном обществе, при почти полном отсутствии внешней торговли. Да и не задумывалась я об этих вещах, если честно. Других думалок хватало. В отличии от времени.

После дефиле меня завалили заказами. Всего за пару недель я была завалена и деньгами.

Всерьёз к своему неожиданному богатству я не относилась. Во-первых, и так жила на полном гособеспечении, а во-вторых, мне просто смешно было смотреть на эту кучку пластмассовых кубиков и пластинок. Я-то знала, что цена этим «деньгам» пшик голимый.

Ввели их исключительно для расчётов с фермерами. Можно было бы и обойтись. У уров была какая-то электронная система учёта КПД для физлиц, но она требовала гораздо больше энергии и времени, чем создание пластиковой дребедени.

В конце концов, я начала выкладывать из своего состояния цветное панно на стене. А поскольку жёлтые и зелёные кусочки преобладали, то я решила копировать вангоговские подсолнухи. Ну… как копировать. Взять за идею.

Мальчишки учились. Щен рос. С Пилленом мы почти не расставались.

Прошлая жизнь уже казалась мне нереальной, как интересный, но закончившийся сон.

В тот вечер мы, всей своей большой семействой сидели на балконе и гоняли чаи под очередной шедевр Лунны. Крохотные, на один укус, пирожные с лёгкой пикантной горчинкой. Я пыталась угадать, из чего они сделаны. У нас с Лунной была такая невинная забава.

Райл, с Ваманой вполголоса обсуждали, чем отличается реакция соединения от реакции замещения. Подросший Щен приволок из лесу большой сучок и с наслаждением грыз его, забравшись на одну из скамеечек. А я пыталась научить папу, Улин, Лунну и Пиллена игре в дурака. Несколько светильников освещали нашу тёплую компанию. Тёплый ветерок с услужливостью хорошо вышколенного лакея подавал свежий воздух, а мой домашний ручеёк тихонько напевал свою незамысловатую песенку.

Пиллен с Улин спорили, какая масть сейчас козыри, папа искоса пытался заглянуть в карты Лунны, а я смотрела на них и тихонько таяла от счастья.

Неожиданно Щен бросил свою игрушку и зарычал, а потом бросился вниз по лесенке.

– Райл! – я кивнула в сторону тропинки. – Посмотри, кто там. Напугает ещё.

Я не уточнила кто и кого. Это и дураку ясно.

Мальчишки наперегонки бросились следом за щенком. С такими воплями, что я только вздохнула. Если Щен не напугал там никого, то эти-то уж постараются.

Через минуту между столбиками балконной балюстрады показалась голова Ваманы.

– Альлига. – Негромко позвала голова. – Там Нянька пришла. Хочет с тобой поговорить.

Я горестно вздохнула, бросила карты на стол и встала.

Нянька ждала за кругом света. Я её и не заметила, пока она не окликнула меня из темноты.

– Почему ты не хочешь подняться к нам?

– У меня мало времени и только один вопрос. – Ответила она. – Ты выучила колыбельную?

Далась ей эта дурацкая песенка.

– Давно. – Пожала я плечом. – Пиллен каждое утро проверяет, как «Отче наш».

– А ты не могла бы завтра выбрать для меня немного времени?

– Нет ничего проще. Где и когда?

– В центре. Когда сможешь.

– Лады, свистну.

Нянька удивлённо бровку вскинула, но ничего не сказала. Кивнула на прощанье и исчезла. Нет, не развернулась и растворилась в темноте, а именно исчезла. Настала моя очередь пожимать плечами. Летучими лазерами с когерентным излучением нас уже не удивишь. А за зеркало вполне сойдёт плотный туман, подбирающийся к дому со всех сторон.

Когда я вернулась на крыльцо, никто не играл. Все сидели и напряжённо смотрели, как я поднимаюсь по ступенькам.

– Нянька попросила заглянуть к ней на чаёк. – Весёлым тоном возвестила я.

Папа нахмурился и сжал кулаки. Улин, накрыла его кулак своей ладонью, успокаивая, а Пиллен улыбнулся, кивнул и сказал.

– Я пойду с тобой.

глава 11 Лучше поздно, чем никак

Я и сама сгорала от нетерпения узнать, за каким лядом учила эту галиматью. Когда мы с Пилленом подошли к воротам центра, Нянька уже ждала меня.

– Идём. – Сказала Нянька.

– Идём. – Кивнула я в ответ.

И мы пошли.

В каморе, куда привела меня Нянька, как и в других каморах Центра, не было ничего лишнего. Два огромных шарика и всё. Нянька уселась на один из них. Я, немного подумав, плюхнулась на другой.

Шарик промялся, принимая форму моей попы. Удобно. Я немного попрыгала на шаре. Пружинит. Прикольно.

Нянька терпеливо ждала, когда я наиграюсь и я, поймав её холодный взгляд, успокоилась и сложила ручки на коленочках, как примерная ученица.

– Рассказывай. – Потребовала Нянька, и я, в шесть секунд, оттарабанила весь текст.

– Хорошо. – Кивнула Нянька. – Очень хорошо.

В камору заглянул помощник, но Нянька махнула рукой, и он растворился прямо в воздухе.

– Может, хоть теперь скажешь, для чего тебе это понадобилось. – Спросила я, не отводя взгляд от пустого дверного проёма.

Она встала и подошла к выходу. Выглянула и посмотрела по сторонам. Свет упал на её лицо, а я в очередной раз поняла, что вижу его впервые. И ведь так каждый раз. Вот поставь её на опознании рядом с другими женщинами похожей комплекции. Ни за что не опознаю.

Нянька вернулась обратно и снова села передо мной.

– Как бы тебе это объяснить.

Возникла долгая пауза.

– А ты представь, что я маленький ребёнок.

В макушку тюкнуло ощущение дежа вю, но я отмахнулась от него.

– Ты видела ворота нашего Центра?

– Мм.

– Представь, что они закрыты, а тебе обязательно нужно пройти. Внутрь или, наоборот, выйти, неважно. И для этого ты должна прочитать вот эту самую колыбельную.

– Значит, это что-то вроде ключа?

– Как ты сказала?

– Ну, ключ, код, отмычка, пароль. Я не знаю, как это называется у вас.

Нянька закусила нижнюю губу и тихо пробормотала; – У нас.

А потом потёрла рукой подбородок и кивнула.

– Пусть будет код.

– Отлично. Теперь второй вопрос. Где те ворота, которые я должна открыть?

– Далеко. Очень далеко. Но это не имеет значения. У нас есть возможность добраться туда достаточно быстро.

– Что ж, хорошо. Теперь третий вопрос. Что находиться за воротами? Надеюсь, я могу это знать?

Нянька снова покусала губы.

– Да, разумеется. Это в любом случае не может являться тайной для тебя. Ты увидишь всё сама. Через несколько дней.

– Почему через несколько дней. Почему не сейчас или через оборот?

– Нам нужно закрепить текст. Я должна быть полностью уверена, что ты не ошибёшься. От этого может зависеть всё наше будущее.

– То есть? – Насторожилась я.

– Дело в том, что там не просто ворота. Там гэрэм.

– Чего?

– Машина. Сторож. Колыбельная для него.

– Так значит, эта дурацкая песенка – код? – Пробормотала я.

– Да.

– И что, никто, кроме меня, за все эти годы не мог её выучить.

Нянька улыбнулась.

– Я всегда говорила, что ты умница. Конечно, эта дурацкая, как ты говоришь, песенка, ещё не всё. Это только половина. Другой половиной являешься ты сама.

– То есть? – Опешила я.

– Как бы тебе это объяснить? – Задумалась Нянька. – Не сама ты, а то из чего ты состоишь. Кровь, плоть…

– Вы что, хотите отдать меня своему чудищу на съедение?

– Что ты! – Всполошилась Нянька. – Он только возьмёт каплю твоей крови и один, единственный, волосок. Наш капитан всё делал основательно.

Женщина заломила руки и принялась ходить туда-сюда по каморе. Я вертела головой вслед за ней, а она всё говорила и говорила. Тихо и монотонно, будто жалуясь на свою тяжёлую судьбу.

– Сколько лет. Сколько лет мы подбирали нужную комбинацию. Сколько сил было потрачено, сколько раз у нас опускались руки. И вот ты. Я хорошо помню день, когда ты родилась. Мне кажется, что только в тот день над этой планетой загорелось солнце. И надо же. Такая насмешка судьбы. Существо, генетически почти идентичное хранителю пароля, не может выполнить свою миссию по причине полной идиотии. Корм тоже получился не совсем полноценным. Нам пришлось искусственно оплодотворять Илиеону. Его семя было почти мертво.

– Что значит, «Корм получился»? Он что, не настоящий?

– Почему не настоящий? Самый настоящий. Но для того, чтобы он родился именно таким, нам пришлось приложить так много усилий.

– Вы его селекционировали, что ли?

– Как ты сказала?

– Ну-у. – Протянула я. – Вы подбирали ему родителей? Я не знаю, как это правильно сказать.

– Ты правильно сказала. Мы подбирали и родителей, и родителей его родителей. И даже родителей тех родителей. И для Корма, и для Илиеоны. Только для того, чтобы получилась ты. Скажу сразу, ты близка к идеалу, но, всё-таки, не идеал. Так что риск есть и большой. Чего у нас больше нет, так это времени.

– Больше?

– Так оно, обычно, и бывает. Кажется, что времени ещё много и можно успеть доделать задуманное, но…

Нянька резко замолчала и повернулась ко мне.

– Поэтому я должна сделать всё правильно.

Она нервно сжимала и разжимала кулаки. Со скрипом тёрла сжатые пальцы большими и глубоко дышала. Я впервые видела её такой.

– Да расслабься ты. Все нормально будет. – Заверила я, и она кивнула, искоса глянув на меня.

– Очень на это надеюсь. Потому что если что-то пойдёт не так, то я… я просто не знаю, успеем ли мы вырастить дубль.

Видимо, Нянька была сильно не в себе и плохо понимала, что говорит вслух то, о чем не стоило бы, даже, думать. Любой нормальный человек, на моем месте, должен был послать её в дальнее эротическое путешествие, но я только крякнула. Наверное, я умудрилась где-то отбить себе ту часть мозга, которая отвечает за самосохранение.

– А «повторять» вы как будете? Снова «скрестите» Корма с Илиеоной? Кстати, мне то можешь сказать, она настоящая или китайская подделка?

– Какая? Кто? – Нянька удивлённо взметнула идеальные бровки.

– Корм, ведь, не зря в неё не поверил?

В следующее мгновение я просто испытала шок. Нянька смутилась и отвела глаза.

– Она самая настоящая, но это не Супруга. Всего лишь её генетическая копия. Не очень удачная.

– А ты не боишься, что я расскажу это Корму?

– Он и сам это понял. Причём, сразу же. Так что, ничего нового ты ему не скажешь. Эта идиотка совершенно необучаема. Так странно, вроде материал один и тот же, а такой непредсказуемый результат.

– Да. Природа-матушка, она, знаешь ли, не терпит никаких издевательств над собой. Вернее, терпит, но очень недолго.

Знаешь, ещё тысячи лет назад в одной книге, которая, по большому счёту даже, и не совсем книга, было написано, как Бог решил наказать человечество, потерявшее всякий стыд.

Представь, жёны человеческие начали совокупляться с ангелами, отчего у них стали рождаться разные, генномодифицированные детки. Ну, Боженька и промыл зажравшемуся человечеству мозги. На мой взгляд, немного перестарался, конечно. Но он же Бог. Он всё делает основательно.

Нянька внимательно на меня посмотрела.

– Бог? Нам не попадались никакие упоминания о нём.

– Наверное, он просто махнул рукой на эту планету. Понял, что человечество не переделаешь. Упрямое оно слишком. Он нечаянно проговорился, что мы сделаны по образу и подобию Его. Вот мы и решили, что тоже боги. Может, так оно и есть, но к божественным возможностям неплохо иметь божественные мозги. А то, мало ли, что может получиться из необдуманных, божественных действий. Например, никуда не годная дебилка.

Целую неделю Нянька не выпускала меня из своих цепких лапок. Гоняла по тексту вдоль и поперёк. С начала до конца и с конца до начала. Заставляла вспомнить, например, десятую строку, а потом сразу третью.

К чести своей, могу сказать, что я не сбилась ни разу. Память у меня всегда была что надо.

В общем, когда через семь дней ровно я в миллионный раз повторила обрыдлый текст, Нянька сказала, что тянуть дальше нет смысла. На завтра был назначен день икс.

Я вышла на воздух из тесной каморочки, в которой проходили экзамены, намереваясь побыстрее свалить, куда подальше как что-то заставило меня остановиться.

– Что это? – Повернулась я к Няньке, даже не понимая, о чём я её спрашиваю.

– Ты сама их научила. – Развела руками маленькая женщина.

– Кого? – Тупо спросила я, и вдруг до меня дошло. Воздух вибрировал, стонал и плакал. Нежный звук растекался по фиолетовым сумеркам, смешиваясь с запахом ночных фиалок. Я удивлённо взглянула на Няньку.

– Где это?

Она махнула рукой в сторону большого здания, и я бегом бросилась туда. Не думала, что уров так много. Они сидели и полулежали на мягких круглых сиденьях, вроде тех, что стояли в нашей каморке, занимая почти всё пространство помещения. В центре комнаты расположилось четверо юношей. Перед каждым из них висела голубая пластинка, и они осторожно трогали эти пластинки тонкими, изящными пальцами.

Перед одним, вместо пластинки, висела небольшая коробочка с торчащим из неё стержнем. Синеокий музыкант с лицом ангела водил перед стержнем руками, то приближая, то отводя. Поднимая или опуская. И от движения его рождался звук.

Это была не мелодия. Это был полёт в никуда, и неимоверная тоска по чему-то давно утраченному. Одинокая звезда, заблудившаяся в бесцветном тумане.

Зов существа, забытого всеми и забывшего все.

Я вышла вся в слезах и соплях и уселась прямо под стеной. Закрыла лицо руками, чтобы ничто не мешало впитывать в себя эти дивные звуки, и замерла.

Не знаю, сколько я так просидела, сколько времени прошло, прежде чем тёплые руки Пиллена подняли меня с земли.

– Что с тобой, милая моя?

Он попытался отнять мои ладони от лица, но я вжалась в его широкую грудь и зарыдала.

Я вспомнила, кто я и откуда. Вспомнила свою прежнюю жизнь и осознала, насколько она была реальна и насколько стала несбыточна. Только теперь поняла, что у меня нет никакой надежды на возвращение. И вместе с этим пониманием умирала часть меня. Это было больно.

Я думала, что не смогу уснуть в эту ночь, но провалилась в сон, как в пропасть, укутанная горячими руками Пиллена.

Утром он разбудил меня поцелуями, впрочем, как и всегда. Только рановато.

– Пиллен. – прохрипела я, зарываясь в подушки. – Ты с ума сошёл? Будить меня в такую рань – смертельно опасно.

– Я вынужден жертвовать собой. – ответил Пиллен, целуя меня между лопаток. – Тебя ждут.

– Если меня ждут, то зачем же ты поцеловал меня там? – спросила я, переворачиваясь на спину и запуская пальцы в его волосы. – Ты же знаешь, как на меня это действует.

– Потому и поцеловал, что хочу ещё пожить. И желательно с тобой.

– И как, именно, ты хочешь со мной пожить? – Промурлыкала я, притягивая его к себе.

– Альлига. – прошептал Пиллен. – Прекрати. Я же сказал, тебя ждут.

Но я уже почувствовала, что он тоже завёлся, и тихонько царапнула его за ушами. Я тоже успела изучить его «секретные точки».

– Они ждали меня триста лет. Подождут еще немного.

Я приподнялась, куснула Пиллена за подбородок, и он немедленно со мной согласился.

В центре Пиллен повёл меня совсем далеко. Мы прошли и большое здание, и улицу маленьких каморок. За ними оказались совершенно невообразимые конструкции. Переплетённые трубы. Стены, изогнутые под немыслимыми углами. Целая улица солнечных батарей. Роща серебряных спиц непонятного назначения. А вот эта гудящая коробка, точно, трансформатор. Потому что вон там не что иное, как ветряки.

Я потихоньку шалела, но виду старалась не подавать. Столько здесь прожила, и знать не знала. Какие еще тайны таит от меня этот мадридский двор?

Хотя, если хорошенько задуматься, то и удивляться было нечему. Подумаешь, электричество. Тут и не такие чудеса имеются.

Мы прошли ещё несколько больших зданий. Из одного до нас донеслась неимоверная вонь.

– Там что, курьи яйца испортились? – скривилась я.

– Там сырьё для одежды готовиться. – ответил Пиллен. – А ты думала, она на кустах растёт?

– А разве нет? – удивилась я.

– Аль. – Пиллен схватил меня за руку и притянул к себе. – Укушу.

– Прекратите, молодой человек, ваши неуместные домогательства. – я отобрала у него свою конечность и оттопырила мизинчики. – Я девушка честная. Где попало не кусаюсь.

И бросилась бежать. Больше для того, чтобы побыстрей миновать вонючую зону.

Метров через пятьсот передо мной открылся вид на небольшой каньон. Был ли он искусственным, я не знаю, но очень на это было похоже. Слишком ровный круг образовывала скала. Это мог быть и кратер мёртвого вулкана, и воронкой чудовищной бомбы. Или песочницей для великанского детёныша.

Я не успела, как следует, удивиться самому каньону, как увидела то, что находилось на его дне, и то, что заставило мою несчастную челюсть обрушиться в подставленные ладони.

Я прижала пальцы ко рту, глуша собственное аханье, потому что там, внизу стояло несколько серебряных машин с прозрачными куполами. Тарелки!

Я имею в виду летающие тарелки. Или как их там ещё называют?

Впрочем, слово «тарелки» тут было неуместно. Аппараты больше походили на толстых, узкокрылых, безголовых птичек с опущенным вниз хвостиком. птички-кабриолеты были выкрашены в серо-голубой цвет с редкими разноцветными пятнами по корпусу.

Вокруг «птичек» крутилось несколько человек. Что именно они там делали, было не совсем понятно, но, я думаю, готовили к полёту.

Мы с Пилленом осторожно спустились вниз по крутой тропинке. Пару раз моя нога соскальзывала, и я рисковала проехать оставшийся путь на своей пятой точке, но Пиллен каждый раз ловко подхватывал меня и останавливал моё скольжение, прижав своей широкой ладонью к своей горячей груди. В такие моменты мне хотелось послать всех подальше и вернуться с ним, обратно в спальню. Вот так, на грани падения, во всех смыслах этого слова, мы и достигла дна карьера.

Нянька коротко кивнула мне и махнула рукой Пиллену, мол, отойдём. Пока они шушукались, изредка поглядывая на меня, я успела полазить по всем тарелочкам. Впрочем, их и было всего три. Досталось им в их нелёгкой жизни. «Птички» были помяты, но все вмятины тщательно выровнены и закрашены. Обошлись без полировки и колеровки. Красили, не оглядываясь на цвет и эстетику. Видимо, цвет на работу совсем не влиял.

– Аль. Нам пора.

Пиллен помог забраться в тарелочку. Мне досталось место рядом с пилотом.

– Наши люди в булочную, на такси, не ездят. – возвестила я, усаживаясь удобнее.

Внутри тарелочки выглядели идеально. Сиденья не подраны. Панель не разбита. Дырок в полу нет. Авось и долетим.

Пиллен устроился рядом со мной. Нянька села напротив.

– Давай, я завяжу тебе глаза. – прошептал Пиллен, доставая откуда-то синенькую тряпочку.

– Зачем?

– Ты можешь напугаться.

– Ага, а с завязанными глазами я такая храбрая. Дай сюда.

Я отобрала у Пиллена тряпочку и спрятала её в карман.

Тарелка еле слышно завибрировала и поднялась в воздух. Верх затянулся прозрачным голубоватым куполом. Я смотрела, как мы поднимаемся, и тихо попискивала от восторга. Вид открывался просто роскошный. Сам Центр оказался намного больше, чем я думала. В стороне от спальных камор располагалось несколько огромных куполов, сделанных явно не из моноводоросли.

– Что там. – спросила я у Пиллена.

– Лаборатории. Цеха по производству топлива. Испытательные стенды. Много чего.

– Так вот где горожане работают.

«Горожане там не работают», – произнесла Нянька. – Они недостаточно развиты для такой сложной работы.

– Недостаточно образованны, ты хотела сказать? А чего же вы их не научите? Кстати, я только что подумала…

Пиллен с Нянькой внимательно на меня уставились. А я молча уставилась на верхушки деревьев, проплывающих внизу.