Текст книги "Таракан без ног не слышит 2. Страшный зверь Ужик"

– Так о чем ты подумала?

Я подумала о том, что в городе не было школ. Но говорить о школах им пока не стоило.

– Почему вы не обучаете горожан? Ладно, взрослых поздно, но можно же учить детей. А тех, кто поумнее и работе на ваших машинах.

– Зачем? Нам хватает помощников. А горожанам лишние знания ни к чему. Счёту и письменности их учат дома. Для расчётов на рынке этого достаточно.

Нянька говорила спокойно и даже немного ласково. Как с дитём.

Я повернулась к Пиллену.

А кстати, кто они такие, эти помощники? Они вообще, люди?

– Это наши сыновья. То есть, сыновья тех, кто живёт в Центре.

– А дочери?

– И дочери. Ты же их видела. Луннины помощницы.

– А у тебя дети есть?

Пиллен печально покачал головой. А Нянька улыбнулась.

Я уставилась на проплывающий внизу пейзаж. Собственно, я давно уже поняла, куда и зачем мы летим. Дурак бы понял. И я поняла. Сразу же, как только Нянька сказала про ворота и гэрэма.

Вряд ли тут в каждой горе по космическому кораблю спрятано. Плавали мы тут, знаем.

Я пыталась высмотреть внизу знакомые места. Вот это озеро, это то самое или нет? А вон там, кажется, авва. Её ни с чем не спутаешь. Впрочем, она в лесу. А наша росла на берегу.

Вдали показались горы. Долетели уже. Так быстро. Разноцветные облака нежились на вершинах горных пиков. Пестрота скал, тщательно продуманная гениальнейшим из художников, прикрывалась буйством цветущей зелени. Прозрачный воздух этих мест был отдельной темой для разговора. Вдоль горного хребта мы летели гораздо дольше, чем до самих гор. В какой-то момент мне показалось, что я вижу три огромных озера на вершине плато, но рассмотреть не получилось из-за пёстрых облаков.

– Здесь. – произнёс пилот, и мы начали снижаться. Я завертела головой, пытаясь увидеть серый камень, но ничего не заметила. Не успела. Камень был наверху горы, а мы спустились почти к её подножию, подлетев сбоку. Но я уже не сомневалась, что это была именно та гора. Площадка, на которую мы сели, представляла собой почти, правильный треугольник, одна вершина которого была срезана. С двух сторон площадка упиралась в отвесные стены, с третьей туманилась пустота пропасти.

Аварийный выход у нас там, там, там, там и там. – замахала я руками во все стороны. – Короче, везде. Во время полёта руки за ковёр не высовывать. – добавила я, хотя мы уже прилетели, а высунуть руки «за ковёр» во время полёта, было невозможно.

Прозрачный купол исчез, но никто не пошевелился. Я посмотрела на Няньку и вдруг поняла, что она волнуется. Волнуется так, что не может произнести ни слова. Я взяла её за руку и тихонько сжала. Она судорожно вздохнула, а потом достала из кармана маленькую фляжку, открыла её и сделала глоток. Замерла, потом выдохнула и я с изумлением почувствовала запах алкоголя. Вот это сюрприз!

– Что это?! – со смехом спросила я.

– Это чтобы немного успокоиться. – ответила Нянька. – Я столько лет ждала этого, что теперь просто боюсь. Ладно. – Она помахала ладонью перед лицом, отгоняя то ли запах, то ли дурные мысли.

– А можно мне попробовать? – я кивнула на фляжку. – Я тоже немного волнуюсь.

Нянька протянула мне фляжку.

– Только маленький глоток. Мне не жалко, но ты можешь горло сжечь.

Я кивнула и сделала маленький глоток, как и было велено. Бархатная капля прокатилась по моему языку, скользнула в желудок и уже оттуда растеклась оранжевым жаром по всему телу. Я выдохнула и протянула фляжку хозяйке.

– Впечатляет. Сами гоните или старые запасы?

– Мы нашли это в Старом городе.

Однако! Сколько же лет этому коньячку?

– Много? Поделитесь?

– Много. Поделимся.

– Можно ещё?

Нянька снова протянула мне фляжку. Я снова сделала глоток, на этот раз побольше. Проделала процедуру со вздохами-выдохами, вернула ей фляжку и сказала.

– Ну, где там ваше чудо-юдо? Пойду, порву.

Села на широкий бочок «птички» и добавила не совсем уверенно.

– Как Тузик грелку.

– Тебе нужно идти туда. – Нянька мотнула головой в сторону срезанного угла.

– Там камень. Круглый. Ты поймёшь, что это он. Сядь на него и жди. Я не знаю, когда он выйдет и сколько придётся ждать, но он задаст тебе только один вопрос. После этого ты должна прочесть ему слова колыбельной.

– И что дальше?

– Я не знаю. – ответила она.

А потом схватила меня за руку.

– Только ты не ошибись, пожалуйста, девочка. Я очень тебя прошу. Отвечай сразу после его вопроса. Обойдись без своих шуточек.

– Муля, не нервируй.

Я отобрала у неё сначала свою руку, потом фляжку, сделала ещё один глоток и спрыгнула на землю. Коньяк забрала с собой.

Камень, о котором говорила Нянька, действительно нельзя было спутать ни с каким другим. Это был ровный цилиндр. Чёрный и гладкий. Я уселась на него, при этом мне показалось, что камень немного просел, и принялась ждать.

Времени прошло не слишком много. Я успела только пару раз приложиться к фляжке.

Он вышел прямо сквозь скалу. Мой старый приятель с фасеточными глазами. Подошёл и встал передо мной. Я хотела с ним поздоровкаться, но, помня Нянькин наказ, сочла за благо промолчать.

– Вейооомээм! – знакомо проревел Железный человек. Я кивнула, сосредоточилась и медленно начала говорить. Железяка нависал надо мной, как поздно проснувшаяся совесть, над убийцей. Нервировал страшно. Но я старательно произносила слова колыбельной, запоздало подумывая о том, что можно было бы взять с собой листочек и спокойно прочитать. Умная мысля, как говорится, приходит опосля. Ну, ничего, справились и без шпаргалок.

Когда я закончила, Железяка протянул мне свою многопалую руку. Здоровается, что ли? Я с опаской протянула ему свою лапку. Кто его знает. Вдруг он кусается?

Он и укусил. Вернее, уколол. Я вздрогнула от неожиданности, но руку не выдернула. Анализы – штука серьёзная, тут мешать нельзя. Хорошо, что Нянька меня предупредила. Представляю, как бы я сейчас орала.

Железяка отпустил мою руку и приятным голосом произнёс.

– Здравствуй. Я рад тебя видеть.

– Привет. Взаимно. – Ответила я.

– Тебя долго не было.

– Дела.

– Ты хочешь войти?

– Ну… да. – протянула я неуверенно и оглянулась на своих. – Только я не одна.

– Одна? Ты женщина?

– А это имеет какое-то значение? – Осторожно спросила я, прикидывая, смогу ли я допрыгнуть вон до того камушка в случае чего.

– Раньше ты был мужчиной.

– Ну, ты же сам говоришь, что прошло много времени. Многое могло произойти.

– А что произошло с тобой?

– Давай, я как-нибудь потом тебе расскажу. Посидим, выпьем, побеседуем. – Я потрясла перед его носом фляжкой.

Железяка издал несколько скрипящих звуков, и я обалдела. Он смеялся!

– Ты не так уж сильно изменился. Знаешь, что я не могу пить, но каждый раз предлагаешь выпить за твое возвращение. – Железяка достал из своей груди маленькую стеклянную колбу с ядовито-зелёной жидкостью и протянул мне.

– Это твоё.

Будь я трезва на тот момент, я бы сто раз подумала, брать ли мне эту колбочку или нет, а потом отказалась. Но сейчас я спокойно взяла её, откупорила и опрокинула себе в рот. Капитан, если я правильно поняла, был алкоголиком. Вряд ли он стал бы подвергать себя опасности, оставляя в заначке отраву.

Мир вспыхнул и медленно угас.

И я уже не почувствовала, как Железяка подхватывает мою обмякшую тушку.

Двое

– Полный провал. Страж убил её.

– Где её тело?

– Он его забрал. Унёс внутрь горы и снова запер вход.

– Значит, мёртвой ты её не видела. Так, может, она всё-таки жива?

– Её ждали двое суток.

– Всего?

– Что значит, всего? Урлиг, ты уже забыл, что живым людям нужна пища и вода. Главное – вода. А там, внутри, нет никаких запасов. Будь она жива, она не выдержала бы столько. Она бы обязательно вышла. Нет, она погибла.

– Видимо, чего-то мы не учли. Расскажи подробно, как всё происходило.

– Сначала все было хорошо. Она села на сигнальник. Страж вышел. Потребовал пароль. Она произнесла текст. Не сбилась ни разу. Страж взял образцы ткани. Она вела себя спокойно. Потом… не видела, что страж сделал с ней, но она упала, и он забрал её и унёс. На нас он не обратил никакого внимания.

– Что же ещё придумал наш капитан? Да нет…, ничего он не мог больше придумать! Это не игра в головоломки, это пароль. Схема пароля должна быть прозрачна до конца.

– Но…

– Никаких «но» быть не может. Капитан не раз открывал вход. Пароль, кровь, всё. Нужно слетать и проверить еще раз. Возможно, она уже ждёт там.

– Ты думаешь?

– Конечно. Я думаю. В отличии от тебя.

глава 12 Паучий ручей

Очнулась я уже внутри горы. Чувствовала себя вполне нормально. Вот что значит молодой организм. Тихонько приподнялась. Нет, и правда, нормально.

– Эй, ты где? – позвала я Железяку.

– Моя локация на северо-востоке, в семи шагах от тебя.

– Мог бы просто сказать – рядом. – Буркнула я. – А остальные где?

– Твои спутники улетели?

– Как, улетели?! – подскочила я. – Почему?!

– Ты не дала команды впустить их.

– Так я и не давала команды меня сюда затаскивать.

– Произошёл сбой функций твоего организма. В этом случае я должен самостоятельно принимать решения.

Я со стоном схватилась за голову. Чтоб ты провалился с твоей самостоятельностью.

– Они ничего не сказали? Вернуться или нет?

– Нет. Они ничего не сказали мне. Они ждали долго и улетели совсем недавно.

– А поточнее нельзя? Сколько – долго и когда недавно?

Железяка дисциплинированно оттарабанил какую-то галиматью, из которой я не поняла ни слова.

– Умница ты моя. – улыбнулась я ему. – А теперь то же самое, только в переводе на местное время.

– Прошло ровно двое местных суток и еще сто тридцать шесть тысячных доли.

– Что?! – Глаза мои полезли из орбит. Двое суток куда ни шло, но сто тридцать шесть тысячных оказались перебором. – Это что, я два дня дрыхла, как сурок? И ты меня не разбудил?

– Ты не давала такой команды.

Да. Конечно. Когда бы я успела?

– Ну и что теперь делать? – Задала я Железяке вопрос, который мучил не только меня, но и всё человечество со дня сотворения мира.

– Мне ничего не известно о твоих планах на данный отрезок времени, но обычно, после возвращения, ты всегда заносил новые данные в бортовой журнал.

– Да к чертям бы собачьим этот журнал. – Подумала было я, но потом мне стало любопытно.

– Давай, неси его сюда.

– Невозможно. Журнал находиться на борту.

– Значит, пойдём на борт.

– Невозможно. – Повторил Железяка. – Борт законсервирован. Согласно программе. После отсутствия капитана более чем полторы смены.

– Расконсервируй.

– Расконсервация начата. Она продлится ровно тридцать суток местного времени.

– Так быстро! – Восхитилась я. – А рация, надо полагать, тоже находиться на корабле?

– Я не понимаю значения терминов, которые ты употребляешь.

Да где уж тебе.

– Мне надо поговорить с нашим…. Лагерем… Городом…. с тем местом, где сейчас находятся другие….люди. – Интересно, слово «люди» ему знакомо? – Для этого должна существовать такая штучка специальная. Как она называется, напомни.

– Переговорное устройство МОДАС – 374.

– Круто завернули. Молодцы. И где оно? Тоже на борту.

– Нет. Оно находится в непосредственной близости от тебя.

– А поточнее?

– Ты на нём сидишь.

Я посмотрела. Под моей попой находился полукруглый ящичек, который до моего пробуждения служил мне подушкой. Я осторожно сползла с него и встала на коленки, разглядывая металлическую чурочку. Совершенно гладкую.

– Не напомнишь, как это работает?

– Оно не работает.

– Почему?

Железяка снова оттарабанил свою несусветную галиматью, из которой я успела понять всего два слова. «Время». И «давно». Ну, еще, пожалуй, «функция».

– Так. А эти самые функции никак не подлежат восстановлению?

– Подлежат. Необходимо заменить гхрепхт.

Я подозрительно посмотрела на железяку. Чихнул, что ли?

– Чего?!

– Гхрепхт.

– Батареи что ли?

– Батареи – термин незнакомый мне.

– Мне знакомый. Впрочем, не один ли фиг, как оно там называется. Главное мы выяснили. Идём дальше. Запасные есть?

– Есть.

– Отлично! – Обрадовалась я. – Неси, не стой столбом.

– Невозможно. Запасные батареи находятся…

– На борту. – Закончила я за Железяку осклабившись на все тридцать два зуба. – Кто бы сомневался.

– А скажи мне, милое дитя. Если я правильно понимаю ситуацию, то продуктов питания здесь или вообще нет, или они тоже находятся на борту. Так?

– Да. Биомасса, предназначенная для питания команды, находиться на борту, в глубокой заморозке.

Так вот он ты какой, полярный песец.

Я встала с места и огляделась. Корабль был на месте. Яйца и остальные прибамбасы стояли на местах. Но если в прошлый раз у меня не было времени заняться всем этим поплотнее, то сейчас не было никакого желания. Я мечтала только об одном, выбраться на волю.

– Я могу отсюда выйти? – Повернулась я к Железяке.

– Проход будет открыт сразу после соответствующей команды.

Я даже застонала. Как же оно громоздко выражовывается, это чучело.

– Так открой этот самый проход и дай мне выйти наружу.

– Проход открыт.

– Где? – Завертелась я. Никаких проходов, ни открытых, ни закрытых, я не видела. Железяка молча двинулся к ближайшей стене и просочился сквозь неё. Я бросилась следом. Возле стены я затормозила. Осторожно протянула руку, и она исчезла в камне, не ощутив никакого сопротивления. Вот, значит, как. Я глубоко вздохнула и шагнула в стену. Долго идти не пришлось. Всего один шаг и я на свободе. Солнышко! Здорово!

Железяка стоял рядом с проходом. Я прошла мимо него и уселась на круглый камушек. Подумать было о чём.

В принципе, я знала, где нахожусь. И в принципе, я, наверное, смогла бы добраться до реки, по которой мы сплавлялись с детьми. Пусть даже пешком, по берегу, я смогла бы дойти до озера, о котором говорил Пиллен. Там недалеко и до Города. Я почему-то, не сомневалась, что найду дорогу. Путь, по которому проехал такой обоз, не мог полностью восстановиться за пару месяцев. Чай, не джунгли. Пропитание по дороге тоже не проблема. Корешки-орешки. А на реке и авва, может, подросла уже. Это всё преодолимо. При желании. Проблема в другом. Я даже не вспоминала ни о визигах, ни о псах. Но я хорошо помнила про туннель. Его я пройти не смогу. Сама не смогу.

– Эй. – Обернулась я к Железяке. – С какой скоростью ты можешь двигаться?

Тот почти бесшумно придвинулся ко мне. Блики света скользнули по его панцирю и затухли на фасеточных нашлёпках.

– Ты спрашиваешь о максимальной или минимальной скорости?

Вот же зануда.

– Ну, разумеется, о максимальной. То, что ты умеешь ползать, как улитка, я и так вижу.

– Максимальная скорость моего передвижения по ровной местности составляет полторы пары.

Я напряглась. В переводе на русско-человеческий это означало примерно сто – сто двадцать км в час.

– Годиться. – Кивнула я. – Ты сможешь унести меня туда, куда я покажу?

– Расстояние? – Железяка услужливо, как вышколенный дворецкий, наклонился ко мне.

– Ну, скажем, сто пар или двести.

– Невозможно. – Сурово распрямился робот.

– Почему? Только не говори мне, что ты тоже находишься на борту.

– Моя программа запрещает мне удаляться от корабля более чем на одну сотую пары.

– А я не могу изменить твою программу?

– Невозможно. Сама попытка изменения данной программы расценивается как акт агрессии, направленный на разрушение программы защиты корабля, и пресекается физическим устранением объекта агрессора.

– Надо же, как ты всё доходчиво объясняешь.

– Ты хочешь изменить мою программу?

– Нет, нет. Ну что ты! – Я даже руками на него замахала. – И в мыслях не было. Это я так, из любопытства. А у тебя, случайно, нет никаких… штучек. Чтобы быстро передвигаться по пересечённой местности?

Железяка стоял и молчал.

– Кроме тебя. – Быстро добавила я. А то решит еще, что я агрессию проявляю.

– Автомобиль? – предположила я. – Велосипед, самокат? Кар? – Как там ещё машины называются? – Би-би? Др-р-р-р? Вж-ж-ж-инь?

Я покрутила, предполагаемым рулём и двумя руками изобразила движение вдаль.

– Тебе нужен самукэр?

– Это ещё что за хрень?

– Самукэр это не хрень. Это самоходная, самопрограммирующаяся автономная установка, предназначенная для сбора биомассы, её переработки и последующей консервации.

– А биомасса для чего?

– Биомасса предназначена для питания биологических существ, находящихся на борту во время перемещения корабля в…

– Э-э-эй. Тихо, тихо. А нормально мы говорить не умеем? По-простому, по человечески? Скажи коротко, мол, машинка жрачку собирает и консервы делает. Хорошая машинка. Мне она уже нравиться. Попроси её, чтобы она и мне поесть принесла.

– Задание выполнено.

– Где?

– Я не понял вопроса.

– Я спрашиваю, где выполненное задание?

– Я послал сигнал самукэру, согласно которому он доставит биомассу нео…

– Всё, всё. Я поняла, ты у нас парень смышлёный и оперативный. Когда прибудет самурай?

– Самукэр. Он прибудет в данную точку через сорок шесть часов местного времени.

– Всего то? А побыстрее никак?

– Невозможно.

Ну что ж, осталось прожить, какие-то несчастные сорок шесть часов, и мои проблемы будут решены. Но в данный момент основная проблема заключается в том, как сделать так, чтобы мои проблемы не решились раньше времени. Все. И разом.

До прибытия самукэра еще надо было дожить. Сидеть на солнцепёке мне скоро надоело, и я пошла в пещеру. Пошарюсь, за ради любопытства.

Ничего особого для себя я там не нашарила. Интересно ведь, когда знаешь, для чего эта фигня, как она работает. А так…. Ну, посмотрела ещё раз на сферу со звёздочками, по яйцу железному постучала. Коробки железные обнюхала. Всё! Да и на все мои вопросы Железяка, либо сыпал непонятными словами, либо просто говорил, что устройство не работает, потому что… см. выше.

Убив, таким образом, пару часиков, я поняла, что ужасно хочу пить. Странно, что раньше не захотела.

– Эй! Как тебя там? – Окликнула я Железяку. – А тут поблизости есть вода?

Железяка молчал.

– Вода! – Я помахала ладонью перед его круглыми глазами. – Жидкость для питья, буль-буль, аш два о? Пить?

– Воды, пригодной для употребления внутрь с целью утоления жажды, поблизости нет.

– А непригодной? Или не поблизости?

– Есть. В восемнадцати тысячных пары вниз по горе. Там проходит водный поток с площадью водосбора одну целую и семь сотых квадрата. Но вода в нём не подвергалась никакой обработке, и потому её нельзя употреблять…

– Мне можно. – Я пропустила мимо ушей минилекцию о размерах ближайших водоёмов. Если бы Железяка сказал, что в трёх километрах находится лужица величиной с ладошку, я бы спросила только о направлении.

– Дай какую-нибудь ёмкость. Небольшую. И если есть, оружие.

Железяка развернулся и исчез за камнем. А я уж, было, испугалась, что он опять начнёт ныть, что всё на борту и достать никак невозможно. Через минуту Железяка вернулся и встал, передо мной, как лист, перед травой. В одной его лапе была небольшая цилиндрическая торбочка. В другой, клизма с длинным носиком.

– Что из этого оружие?

Железяка протянул мне клизму.

– И как оно работает?

Он, без лишних слов, вскинул щупальце и на скале, метрах в трёхстах, от нас, со страшным грохотом взорвался кусок стены, разлетевшись на мелкие кусочки. Я покивала с умным выражением морды лица.

– Впечатляет. – И отобрала игрушку у Железяки. – А теперь покажи, куда надо нажать, чтобы оно сделало бум!

Железяка показал. Ничего сложного, любой бы догадался.

– Ладно. – Вздохнула я. – Пойду, прогуляюсь.

– Ты собираешься покинуть охраняемую мной территорию?

– Да, собираюсь. Только не говори мне, что это невозможно.

– Это невозможно. Ты хочешь подвергнуть себя смертельной опасности. Я не могу этого допустить.

– Послушай, родной, а как же ты раньше меня отпускал?

– Раньше ты был не один. – Железяка упорно считал меня мужчиной. – Это твоя команда. Никто не ходит один.

– Боже, как ужасно ты разговариваешь. Ты бы хоть иногда себя слушал. Моя команда, говоришь? Так вот, я эту команду отменяю. А если ты по-людски не поймёшь, то я тебя вот из этой клизмы пристрелю. То есть, устраню физически.

– Это невозможно. – Невозмутимо произнёс Железяка. – Ты знаешь, что я, каждые три секунды блокирую команду, запускающую программу самоуничтожения главного двигателя. Меня нельзя уничтожать.

– Да мне, честно говоря, по барабану и ты, и твой двигатель. А вот если ты меня сейчас не отпустишь, то самоуничтожусь я. И вот это меня, уже, серьёзно беспокоит. Твоя программа допускает мою гибель?

– Нет. Ты уже дал команду, отменяющую запрет на одиночный выход. Поэтому ты можешь идти. Я не буду тебя удерживать.

Тьфу ты, придурок ржавый. Я развернулась молча и почти бегом отправилась к ручью. Но уже через сто метров мне в голову пришла очень умная и своевременная мысль.

– Эй, Железяка! Иди сюда!

Он подкатился ко мне.

– Сейчас ты аккуратненько возьмёшь меня на ручки и отнесёшь на одну сотую пары по направлению к ручью. И подождёшь меня там. Сколько сможешь. Это не противоречит твоей программе?

Программе это, слава капитану, не противоречило, и Железяка очень быстро и очень аккуратно доставил меня на границу своих владений.

Граница заканчивалась на крохотном пятачке горизонтального пространства. Я подумала, что капитан ограничил прогулки своего железного пёсика одной сотой именно для того, чтобы этот пёсик не свалился в пропасть. С одной стороны пятачка высилась отвесная скала, с другой находился такой же отвесный обрыв. Одна узкая тропинка назад, к кораблю.

– И где твой ручей? – задала я Железяке вполне законный вопрос, поскольку никаких ручьёв поблизости не наблюдалось. – Только попроще и побыстрей.

– Ручей находиться на восемь тысячных пары ниже, относительно нашего местоположения.

Я осторожно подшкрябалась к краю обрыва. Метрах в тридцати внизу буйствовала зелень. Дальше ничего видно не было. Можно, конечно, было и прыгнуть. Должно, по идее, самортизировать. Но я предпочла бы лежать в гробу целой и красивой. А в идеале, еще и старой.

– Спасибо за лестное мнение. – Повернулась я к Железяке. – Но летать я не умею. И по стенам ползать тоже. А если и умела раньше, то за столько лет разучилась. – На всякий случай, добавила я.

Железяка молчал. Болтать команды не было.

– Может, посоветуешь, как мне спуститься вниз. Желательно живой.

– Я могу предложить несколько вариантов.

– Давай.

– Ты можешь дождаться самукэра. Он спосо….

– Не пойдёт. Для того чтобы дождаться твоего самурая, мне и нужна вода. Дальше. И, пожалуйста, предлагай только реально выполнимые проекты. Вырастить крылья я не смогу, как бы мне этого не хотелось.

– К ручью можно добраться по другому маршруту.

– А чего же ты тогда сюда попёрся?

Мне стоило огромных усилий не пустить в ход клизму.

– Была команда отнести тебя на одну пару по направлению к ручью.

– Забыли. И где же этот твой другой маршрут?

– Нужно вернуться обратно к кораблю. Более удобный спуск к ручью находиться в четырёх целых и семи десятых пары в другую сторону.

– Опять забыли. Дальше.

– Я могу помочь тебе спуститься с помощью спасательного пояса.

– А вот это уже интересно. Где твой пояс? На… борту?

– Нет. Спасательное оборудование входит в комплектацию самурака.

– А это ещё что за чудище? – Прыснула я от неожиданности.

– Это – я. – С интонацией оскорблённого дворецкого ответил Железяка.

– Ну, извини. – На всякий случай, сказала я. – И где пояс?

Я внезапно почувствовала себя следователем с тупым подозреваемым на допросе. Захотелось взять дубинку и… чур меня, чур.

Железяка, видимо, почувствовал моё настроение, потому что, безо всяких дополнительных комментариев, снял с собственной талии серебряную полоску и продемонстрировал мне. Я так же молча подняла вверх руки. Мол, надевай. Но Железяка, вместо того чтобы нацепить на меня пояс, оторвал от него кусок и протянул мне.

– Что это? – В который уже раз я задавала ему этот вопрос.

– Ты забыл. – Железяка укоризненно качнул башкой. – Это нужно надеть на руки и на голову. Для защиты.

«Это» оказалось перчатками, длинными и облегающими и, соответственно, шапочкой. Когда я их напялила мне показалось, что мои руки облиты амальгамой. На руках перчатки совершенно не ощущались. Слегка холодили кожу и всё. Шапочка совершенно самостоятельно соскользнула мне на лицо, закрыв шею и часть груди. Никаких прорезей для глаз не было, но, тем не менее, я прекрасно всё видела и дышала совершенно спокойно. Я поднесла ладонь к лицу и в ней, как в изломанном зеркале, увидела совершенно гладкую блестящую каплю вместо своего лица. Увидь я такое со стороны, визгу было бы на весь горный хребет.

Железяка обернул меня серебряной лентой.

– Ты можешь идти.

– Не поняла? – Я выразительно посмотрела на пояс. – И как это меня удержит?

– Держать тебя буду я.

– Как!?

И тут меня медленно, но неотвратимо притянуло к Железяке. Я попыталась оттолкнуться, но безуспешно.

– Здорово. А теперь давай обратно.

Притяжение ослабло. Я сделала несколько шагов назад. Натяжения невидимой нити было достаточно ощутимым, чтобы надеяться на благополучный исход моего безнадёжного предприятия.

– Ну, поехали! – Я пару раз глубоко вздохнула, набираясь мужества, отступила к краю площадки. – Дёрну три раза, вытаскивай. – И опрокинулась в пропасть.

Железяка железно знал своё дело. А может, его специально обучали альпинизму. Скорость, с которой он опускал меня, была самой оптимальной. Я успевала переставлять ноги по стене и не успевала заскучать.

Уже через несколько секунд я погрузилась в зелёное кружево горных кустов. Ещё через секунду мне на голову посыпались ветки, срезанные нитью, на которой болталась я. Мне пришлось опустить голову. Вовремя. Прямо подо мной, метрах в трёх, торчал острый камень, этим самым остриём, нацеленный, прямо, в мою пятую точку. Я резко взяла влево, и тут же мимо меня вниз пролетел целый куст, срезанный под корень.

– Извини, ничего личного. – Пробормотала я. И в голову мою пришла идея. Я начала прыгать из стороны в сторону, срезая все лишнее. Мне совсем не хотелось бы застрять в этих кустиках на обратном пути.

Вертикальный спуск скоро кончился. Но и то, что началось, пологим назвать было трудно. Мне пришлось развернуться на сто восемьдесят градусов, чтобы хоть немного лучше контролировать путь. Проделывала этот опасный манёвр я осторожно, подняв руки вверх, чтобы случайно не задеть невидимую нить. Хоть Железяка и сказал, что перчатки служат защитой, но при виде обрезанных веток мне не хотелось рисковать своими конечностями. Ветки то отрастут, а мои ручки, вряд ли.

Передвигаться с прежней скоростью стало намного труднее. Я продиралась сквозь кусты, матерясь так, что самой становилось стыдно. Прикрываясь руками от особо наглых веток, я не заметила большого булыжника и, разумеется, споткнулась об этого дурака.

Как хорошо, что на моём пути образовался пышный куст. Не куст, а кустище. Почти дерево. Если бы меня перевернуло в полёте, боюсь, я осталась бы не только без ног, но и без того места, откуда они растут. Блин, что ж они трусы то не предусмотрели. А ещё лучше – колготки. До самой шеи.

Я вцепилась в ветки руками и зубами и замерла, переводя дыхание. По давлению пояса поняла, что Железяка прекратил стравливать нить, и возблагодарила небеса и того, кто готовил его программу. Половина лишнего метра, и я нарезка.

Вдохнув и выдохнув раз сто, я начала осторожно сползать с куста. Это было трудно. Я боялась сделать лишнее движение. Нить, хоть и натянутая, дамокловым мечом висела надо мной в прямом и переносном смысле. В конце концов, я просто перевернулась на спину и начала тихонько проваливаться сквозь куст срезая ветки, которые только что спасли мне жизнь. Вот она, людская неблагодарность.

– Я прошу прощенья. – Бормотала я. – Но вас, кустов, много, а я одна.

Моя тактика «лицом к опасности» не сработала. Пришлось поворачиваться к этим самым опасностям другим местом и вертеть головой. Чисто машинально я схватилась-таки за нить и, с запоздалым содроганием, убедилась, что перчатки действительно прекрасно защищают.

Продвигаться стало намного легче. Теперь я не отталкивала ветки, я просто продиралась сквозь них. Таким образом, часов через сто субъективного времени я, ободрав одну ногу о какой-то подлый сучок, а другую прилично приложив, о не менее подлый булыжник, пару раз застряв в кустах и оставив на них немного своей кожи и крови, принеся таким образом необходимую жертву, наконец-то достигла дна этого страшного ущелья.

По дороге я спугнула не менее десятка изумрудных ящерок и пару тысяч огромных пауков.

При виде такой бессмысленно огромной мухи несчастные насекомые разбегались в ужасе. Но я рано обрадовалась. Внизу, в сыром сумраке, их было столько, что я, натурально, остолбенела. Не то чтобы я страдала арахнофобией, но такое количество пауков напугают даже самого заядлого энтомолога, в паре с дезинсектором. Я уже твёрдо решила дёрнуть три раза за верёвочку и вернуться наверх, как вдруг до моего слуха донёсся волшебный звук. Где-то там, в темноте, журчал ручеёк. И журчанье это, моментально меня загипнотизировало. Настолько, что я, сглотнув остатки слюны, двинулась вперёд. Я шла медленно и осторожно, не отрывая подошвы от жирной земли. При одной мысли о хрусте, давящихся под моими ногами, пауков, мне становилось не по себе. Маленький, на полступни шаг, ещё один, ещё. Сладостный звук приближался так медленно, что я, уже почти теряя разум, жалкими остатками воли заставляла себя не торопиться.

Шаг.

Паучки скрыли мои ступни.

Ещё шаг.

Мохнатые лапки щекочут мои ноги.

Ещё шаг.

И чёрт меня дёрнул надеть бриджи. Пауки уже подобрались к моим коленям. Мне хотелось подпрыгнуть повыше, чтобы мерзкие насекомые свалились с моих ног и заорать. Заорать так, чтобы они разбежались во все стороны, от моего крика. Но вместо этого я закрыла глаза и представила себе, что иду в морском прибое, и что это не пауки, а пена щекочет мою кожу. Помогло. Немного. Вскоре я ощутила под ногами прохладу новорожденного родника и открыла глаза.

Антрацитовый блеск воды, скрытой от солнечного света, заставил меня забыть о насекомых. Я присела на корточки и принялась жадно хлебать холодную воду, зачерпывая её обеими ладонями. От наслаждения я громко застонала. Поистине, кто не пил с похмелья воду, тот не знает вкус воды.

Слегка утолив свою вековечную жажду, я достала торбочку и принялась наполнять её, отгоняя особо любопытных пауков. Много времени это не заняло. Я поднялась, медленно развернулась и… заорала. Именно так, как я и хотела, совсем недавно. Так, что сама оглохла от своего крика.

Метрах в четырёх, чуть левее от меня, прямо в воздухе висела женская голова с белым лицом и чёрными длинными волосами. Огромные тёмные глаза без белка смотрели на меня, не моргая. Кроваво-красные тонкие губы, похожие на резаную рану раздвинулись, и между ними показался чёрный язык. Тела под головой не было.

Торбочка выпала из моих рук и шмякнулась на землю. Пара десятков пауков чавкнуло под её тяжестью. Медленно, не отводя взгляда от головы, я наклонилась к торбочке и в этом движении увидела то, чего не видела раньше.