Текст книги "Звёздная пыль в их венах"

– Так говорят звезды, – говорит он. – Я отмечу это в заметках. А ты продолжай искать.

Беатрис снова наклоняет голову к телескопу и ищет, какие еще созвездия сегодня проходят по небу. Ее сердце замирает в груди, потому что она вдруг замечает Одинокое Сердце. Найджелус сказал ей, это созвездие Софронии. То, с которого он снял звезду, когда она родилась. Созвездие похоже на сердце, каким его обычно рисуют, а не в своем анатомическом виде. Форма настолько простая, что Беатрис может разобрать ее без труда.

Но…

Она хмурится и приглядывается внимательнее. Что-то не так. И хотя на Ползущую Змею она никогда не обращала особого внимания, Одинокое Сердце красовалось на каминной полке все ее детство. Она знает его звезды так же точно, как линии на своей руке. И одной из них там быть не должно. Она снова крутит ручки, пытаясь увидеть, какое созвездие оказалось с ним связано, но все они расположены слишком далеко.

– В Одиноком Сердце есть еще одна звезда, – говорит она, выпрямляясь.

– Какое созвездие находится поблизости? – спрашивает Найджелус, не отрываясь от записей в блокноте.

– Никаких, – говорит Беатрис. – Просто еще одна звезда, там, внизу. Смотри.

Найджелус хмурится и жестом просит Беатрис отойти в сторону, чтобы он мог сам посмотреть в телескоп.

Беатрис замечает, как напрягается его спина, и когда он отходит от телескопа, его лицо бледно.

– Это невозможно, – говорит он. Впервые в ее жизни его голос звучит взволнованно.

– Что невозможно? – спрашивает она, чувствуя себя неуютно.

Найджелус смотрит на нее, но колеблется.

– О, просто скажи мне, – говорит она. – Я и так уже храню множество твоих секретов.

Но он лишь молча смотрит на небо, где до сих пор можно видеть Одинокое Сердце. Однако без телескопа новая звезда почти незаметна.

– Я говорил тебе, что взял звезду из Одинокого Сердца, когда родилась Софрония, – ответил он хриплым голосом. – Это та звезда, которую я выбрал. Она упала с неба более шестнадцати лет назад, и я держал ее в руках, словно тлеющий уголек.

Беатрис чувствует, как по ее спине пробегают мурашки, и она снова смотрит на небо, на созвездие Софронии. Звезды не могут снова появиться на небе – это всем известно. Как только их снимают, они исчезают навсегда. Вот почему эмпиреи должны делать это только в условиях чрезвычайной ситуации. Так почему звезды начали возвращаться на небо? Почему именно эта звезда?

Вопрос вертится на губах Беатрис, но, глядя на Найджелуса, она понимает, что он не может дать ей ответа. Найджелус, который, кажется, знает о звездах все, впервые на памяти Беатрис выглядит растерянным, и это осознание ее пугает.

Дафна

На следующий день, прогуливаясь с Зенией по Тревайльскому лесу, Дафна не может сдержать волнения. Она внимательно следит за девочкой, и на этот раз ее даже не раздражают шесть стражников, которые следуют за ними на почтительном расстоянии. После того как она не уследила за двумя детьми, кажется безумием приводить сюда еще и третьего, но Дафне нужны ответы, и она подозревает, что у Зении они есть.

Сама Зения выглядит настороженной. Пока они пробираются через лес, она продолжает бросать на Дафну косые взгляды. Ее светлые волосы заплетены в косы, свисающие по обе стороны от ее круглого веснушчатого лица, и она выглядит еще младше своих десяти лет.

Дафна прочищает горло.

– Я знаю, что ты и твоя семья сегодня возвращаетесь на север, Зения, но я надеюсь, что мы сможем расстаться друзьями, – говорит она, улыбаясь девочке. – Я хочу, чтобы ты знала, что я не виню тебя за тот случай.

– Правда? – спрашивает Зения, и ее настороженность сменяется замешательством. – Но я пыталась тебя убить!

– Да, и я бы предпочла, чтобы ты не пробовала сделать этого снова, но не думаю, что ты бы стала. Потому что на самом деле ты не собиралась меня убивать, так ведь? – спрашивает Дафна.

Она уже знает, что ее отравить велела Зении няня, которая пообещала взамен использовать звездную магию, способную воскрешать мертвых.

– Думаю, что собиралась, – тихо говорит Зения.

– Возможно, – говорит Дафна, бросая быстрый взгляд на стражников, которые их окружают, но все они слишком далеко, чтобы услышать их разговор. И все же Дафна понижает голос. – Но я думаю, ты уже тогда понимала, что это неправильно, и именно поэтому ты не последовала всем инструкциям, которые дала тебе твоя няня.

Зения сглатывает.

– Я уже рассказала своему брату все о том дне, – говорит она.

Дафна знает, что она что-то скрывает, но разговорить ее будет нелегко. Раз она не рассказала это даже своему собственному брату, то едва ли расскажет Дафне.

– Тот день для нас обеих выдался сумасшедшим, – говорит Дафна. – Я не удивлюсь, если ты что-то забыла.

– Я ничего не забыла, – огрызается Зения.

– Могу я сказать тебе то, что, как я надеюсь, может освежить твою память? – спрашивает Дафна.

Зения бросает на нее скептический взгляд, но не протестует.

– Я думаю, твоя няня велела дать мне отравленную воду только тогда, когда мы окажемся одни. Но в компании Байра и всех твоих братьев и сестер это было бы почти невозможно. Я понимаю, почему ты не стала ждать.

Долгое время Зения ничего не говорит.

– Зения, – подсказывает Дафна, протягивая руку, чтобы коснуться плеча девочки. – Ты знаешь, что в этом лесу похитили двух мальчиков, так ведь?

Зения оглядывается вокруг и быстро кивает.

– Я думаю, что те, кто причастен к этому, – это те же люди, которые передали инструкции твоей няне. Я хочу найти мальчиков прежде, чем они пострадают, но мне нужно точно знать, что тебе велели сделать.

Зения смотрит на нее еще несколько секунд.

– Это не поможет, – говорит она.

– Возможно, – отвечает Дафна.

Зения прикусывает нижнюю губу.

– Я не хочу больше попадать в неприятности, – тихо говорит она.

– Это будет нашим секретом, – обещает Дафна, хотя ни на секунду не верит, что сдержит это обещание.

Зения, кажется, все еще не уверена.

– Что, если в ответ я открою тебе свой секрет? – спрашивает Дафна. – Тогда нам придется хранить тайны друг друга.

После минутного раздумья Зения кивает.

– Ты первая, – говорит она.

Дафна не намерена раскрывать ребенку, которого она едва знает, свой настоящий секрет, но Зения явно не дура, поэтому все должно звучать правдоподобно. Она решает поделиться той информацией, которая, даже будучи раскрытой, может принести ей пользу.

– Те мальчики, которых похитили, – шепчет она. – Они принцы из Темарина.

Зения закатывает глаза.

– Это не так, – говорит она.

– Клянусь звездами, это они.

Глаза Зении теперь напоминают блюдца. После некоторых колебаний она все же решается заговорить:

– Я должна была подружиться с тобой, а потом сказать, что устала, и попросить тебя посидеть со мной, пока остальные продолжат охоту, – говорит она Дафне так тихо, что ее слова еле слышны. – Но я должна была сделать это в определенном месте, там, где ручей встречается со звездными камнями.

– Звездные камни? – спрашивает Дафна, нахмурившись. – Ты знала, что это значит?

Зения качает головой:

– Нет, но няня показала мне карту и заставила ее запомнить, – говорит она. – Закрыв глаза, я могла увидеть карту в точности, как на бумаге. Но как только мы оказались в лесу, все оказалось гораздо запутаннее.

– Я уверена, – говорит Дафна, мысли которой начинают немного путаться. – Ты все еще можешь представить ту карту? – спрашивает она.

Зения колеблется, но кивает.

Дафна останавливается посреди небольшой полянки, там, где земля в основном покрыта грязью.

– Почему бы нам не порисовать? – спрашивает она достаточно громко, чтобы ее услышали стражники. У основания дуба она находит упавшую ветку и еще одну – в нескольких футах от него. Одну из них она протягивает Зении, которая, хоть и смотрит неуверенно, берет палку и вдавливает ее острый конец в грязь.

– Вот куда мы поехали из дворца, – говорит она Дафне, ставя крестик. Над ним, от нижнего левого края к верхнему правому, она рисует извилистую линию. – Это ручей Стилвелл.

Дафна кивает. Во время своих поездок в лес она уже пересекала этот ручей. Стилвелл тянется на многие мили, но ручей такой узкий, что во многих местах его довольно легко перепрыгнуть.

– А здесь, – говорит Зения, рисуя еще один крестик в правом верхнем углу, над ручьем, – звездные камни.

Дафна изучает карту.

– А что такое звездные камни? – спрашивает она.

Зения пожимает плечами.

– Я сама никогда их не видела, – говорит она. – Но так их называла няня. Она сказала, что они острые, так что я должна быть осторожна и не пораниться.

Дафну удивляет забота, которую няня проявила к девочке, которую послала на убийство. В любом случае эта женщина уже мертва. Дафна не уверена, знает ли Зения об этом, но сама Дафна не собирается ей об этом рассказывать.

Дафна смотрит на карту, нарисованную Зенией, и старается запечатлеть ее в своей памяти. Она точно не поведет туда Зению сейчас, когда сама не знает, что найдет. И скоро девочка уедет домой со своими братьями и сестрами.

Она проводит носком ботинка по грязи, стирая карту Зении.

Вернув Зению на попечение брата, Дафна заявляет, что у нее болит голова, и уходит в свою комнату, оставив стражу за дверью. Однако вместо того чтобы лечь отдохнуть, она переодевается в пару мужских бриджей для верховой езды и тунику, спрятанные в глубине ее гардероба как раз для такого случая, как этот. Потом она берет свои кинжалы, обвязывая один вокруг икры, другой – на левой руке. Одевшись, она подходит к окну в дальнем конце своей комнаты, тому самому, где Клиона однажды оставила ей письмо. Она подозревает, что повстанцы не раз использовали именно это окно, чтобы пробраться в ее комнату, и на то есть причина – большой дуб, растущий прямо рядом с ним. Его ветки прекрасно подходят для того, чтобы за них уцепиться, и в то же время служат хорошим укрытием. И то и другое Дафне сейчас пригодится.

У нее большой опыт в лазании по стенам – они с сестрами достаточно часто делали это в Бессемии, при том их комната располагалась куда выше. Всего через несколько коротких минут ноги Дафны почти бесшумно касаются твердой земли. Она замирает. Еще только полдень, и высока вероятность того, что по территории дворца бродят придворные или стражники. Минуту Дафна проводит, выжидая, но ничего не слышит, так что быстрыми шагами она направляется к опушке леса.

Судя по карте Зении, звездные камни расположены на северо-востоке. После часа пути она наконец слышит шум ручья. Некоторое время Дафна продолжает следовать на восток, вглядываясь в несущийся впереди поток в поисках чего-нибудь, что можно было бы назвать звездными камнями. Когда она видит их, то резко останавливается.

Над ручьем возвышается груда камней, на первый взгляд ничем не отличающаяся от любых других. Но когда она приближается и солнечный свет проникает сквозь навес из листьев деревьев, камни начинают искриться и сиять, словно звездная пыль. Как и сказала Зения, их края достаточно острые, чтобы пораниться. Должно быть, это и есть звездные камни, но после того, как Дафна смотрит на них некоторое время, ей становится не по себе.

Она вдруг понимает, что уже была здесь прежде, хотя и не может вспомнить подробности. Она вспоминает, как ее несли сюда, как она слышала шум ручья, как руки Байра обнимали ее, как колотилось его сердце, пока он бежал. Когда она смотрит на север, то замечает над кронами деревьев трубу.

Дом Аурелии, понимает она. Звездные камни находятся всего в нескольких ярдах от его входной двери.

Беатрис

Когда императрица посылает гонца с сообщением, что Беатрис и Паскаль немедленно должны прибыть в тронный зал, первое ее побуждение – не спешить. Паскаль, однако, торопится и почти волочет принцессу за собой по коридору, пока они следуют за гонцом. Она полагает, что он привык потакать прихотям своего собственного отца – в любой момент Чезаре мог бы вспылить так сильно, что решил бы казнить даже его. Беатрис достаточно хорошо знает свою мать, чтобы понимать, как далеко она может зайти, прежде чем та сорвется, а простой медлительности всегда было достаточно, чтобы вызвать у императрицы раздражение.

– Будет разумным делать вид, что мы на ее стороне, – говорит Паскаль с извиняющейся улыбкой, когда она пытается сказать ему об этом.

Беатрис знает, что он прав, но она ничего не может поделать с желанием позлить мать при каждом удобном случае. Каждый раз, когда ей удается сбросить с императрицы ее маску, пусть даже на мгновение, Беатрис воспринимает это как личную победу. Но разумом она понимает, что, поступая так, не делает лучше ни себе, ни Дафне.

Гонец проводит их через двери тронного зала, но дальше путь закрыт. Тронный зал так переполнен людьми, что Беатрис едва может разглядеть макушку своей сидящей на троне матери. На ее черных как смоль волосах красуется серебряная с жемчугом корона. Глаза императрицы всего на мгновение находят Беатрис, после чего вновь фокусируются на том, кто стоит перед ней.

Беатрис хмурится – зачем матери вызывать их с Паскалем сюда лишь для того, чтобы ничего не сказать? Она открывает рот, чтобы заговорить, но императрица опережает ее.

– Позвольте мне уточнить, правильно ли я поняла вас, леди Жизелла, – говорит ее мать. Ее голос раскатистый, достаточно громкий, чтобы его было слышно по всему тронному залу. Услышав имя, Беатрис ахает, а стоящий рядом с ней Паскаль напрягается и вытягивает шею, чтобы получше рассмотреть. Беатрис завидует его росту – сама она ничегошеньки не может увидеть.

– Вы говорите мне, – продолжает императрица, – что моя дочь, принцесса Беатрис, и ее муж, принц Паскаль, были… охвачены внезапным приступом благочестия и решили отказаться от своих притязаний на трон короля Чезаре, чтобы добровольно посвятить себя служению звездам в Сестринстве и Братстве в Ольховых горах. Должна признаться, мне трудно в это поверить.

– Я не виню вас, Ваше Величество, – отвечает Жизелла, и одного лишь звука ее голоса достаточно, чтобы руки Беатрис сжались в кулаки. Даже сейчас, когда она лжет прямо в глаза императрице Бессемии, голос Жизеллы звучит ровно и мелодично. Беатрис уверена, что девушка улыбается.

– Но Селлария оказала на принцессу сильное влияние. За несколько недель, проведенных в стране, она стала совершенно другим человеком. И, если вы простите мне эти слова, она очень тяжело перенесла заключение лорда Савеля. После этого она уже не была прежней. Я и мой брат, король, не хотели, чтобы они с Паскалем покидали двор, но, как ни старались, мы не смогли их переубедить. Я уверена, вы знаете, какой упрямой может быть принцесса, когда принимает решение.

По толпе проносится ропот, хотя несколько человек, стоящих рядом с Беатрис и Паскалем, уже обратили на них внимание и теперь выглядят такими же смущенными, как и сама принцесса. Итак, это история, которую Жизелла и Нико сочинили в попытке избежать гнева Бессемии. Она обнаруживает, что немного разочарована – даже ни окажись здесь самой Беатрис, она сомневается, что кто-нибудь поверил бы такому рассказу. Мысль о том, что Беатрис решила жить в Сестринстве, смехотворна. Однако вместо того чтобы сразу обвинить Жизеллу во лжи, ее мать поджимает губы, будто обдумывает свои следующие слова.

– Беатрис. В Сестринстве, – говорит она.

Из толпы раздается несколько смешков.

– Конечно, леди Жизелла, вы верно подметили. Она упряма. Но если они с принцем выбрали этот путь, нам ничего не остается, кроме как принять его. И какие же планы у вашего брата после такого… развития событий?

Когда Жизелла заговаривает снова, Беатрис слышит, что в ее голосе сквозит самодовольство. Есть что-то комичное в том, в каком неведении она находится относительно той ловушки, в которую попала. Будь она кем-то другим, Беатрис могла бы даже ее пожалеть.

– Король Николо будет рад, если договоренности между нашими странами останутся в силе. Он знает, что вы взяли под контроль Темарин, и готов предложить свою поддержку – в отличие от короля Чезаре, он не заинтересован в расширении своего влияния.

– Предполагаю, что молодому выскочке, едва успевшему окончить школу, будет достаточно трудно управлять одной страной, не говоря уже о двух, – говорит императрица, вызывая еще больший смех толпы, и Беатрис думает, что отдала бы что угодно, чтобы увидеть сейчас лицо Жизеллы. – Как бы то ни было, весьма великодушно с его стороны. Возможно, мне следует подумать об этом.

Она делает паузу, и ее глаза снова находят Беатрис в толпе. По взмаху ее руки толпа перед Беатрис расступается, и она впервые видит стоящую перед императрицей Жизеллу. Девушка одета в пышное платье из красно-золотой парчи, а ее белокурые волосы заплетены в замысловатую, перекинутую через плечо косу.

– Что думаешь, дорогая? – обращается императрица к Беатрис.

Пусть она и не доверяет своей матери, но прямо сейчас ей преподносят подарок, и она не собирается от него отказываться. Под стук каблуков ее атласных туфель по каменному полу принцесса пробирается сквозь толпу к Жизелле, а Паскаль следует прямо за ней.

– Я думаю, – говорит Беатрис, наслаждаясь тем, как напряглись плечи Жизеллы при звуке ее голоса еще до того, как она поворачивается и смотрит на Беатрис, широко раскрыв темно-карие глаза и скривив рот, – леди Жизелле очень повезло, что наша дворцовая темница удобнее, чем келья в селларианском Сестринстве.

Хоть Жизелла выглядит так, словно почувствовала запах гниющего мяса, она, не сводя глаз с Беатрис, приседает в реверансе.

– Ваше Высочество, – говорит она, прежде чем ее взгляд устремляется на Паскаля. – Ваше Высочество, – повторяет она ему, не вставая. – Я вижу, что произошло… недопонимание.

– О? – говорит императрица, приподнимая одну бровь. – Тогда, во что бы то ни стало, леди Жизелла, пожалуйста, объясните, почему вы считаете, что моя дочь и ее муж добровольно отправились в Сестринство и Братство, в то время как они утверждают, что вы с вашим братом отправили их туда силой, чтобы украсть трон, который принадлежит им по праву?

Глаза Жизеллы мечутся между Беатрис, Паскалем и императрицей. Она открывает рот, затем снова закрывает его, но не произносит ни слова.

– Я так и думала, – говорит императрица, снова махнув рукой. Стражники подходят к Жизелле, у которой не остается выбора, кроме как позволить им сковать ей руки за спиной золотыми кандалами.

Беатрис наслаждается видом того, как девушку уводят, и быстрый взгляд на Паскаля подтверждает, что ему тоже это нравится. С мыслями о том, что сейчас им достаточно даже такой маленькой радости, она снова поворачивается к матери.

– С ее стороны было очень любезно прийти к нам прямо в руки, – говорит Беатрис. – Из нее получится отличная заложница – они с Николо очень близки. Уверена, он пойдет почти на все, чтобы вернуть свою сестру.

Императрица машет рукой, и придворные гуськом выходят из тронного зала. Когда остаются только она, Беатрис и Паскаль, императрица встает со своего трона и спускается с помоста на каменный пол.

– Это дар звезд, который мы не упустим, – говорит императрица. – Я напишу этому самозванцу-королю, пусть обо всем узнает.

– О, позвольте мне, – говорит Беатрис, не в силах скрыть усмешку.

Ее мать прищуривается.

– Пожалуйста, – добавляет Беатрис. Она не может вспомнить, когда в последний раз умоляла свою мать о чем-либо. Но за это она готова умолять.

– Это не любовное письмо, Беатрис, – говорит императрица.

Беатрис бросает взгляд на Паскаля, понимая, что раз ее мать упоминает об этом при нем, то имеет еще более четкое представление об их браке, чем думала Беатрис.

– Ты всегда учила, что важно знать слабые стороны врага, – говорит она своей матери. – Я знаю слабости Николо.

Я одна из них, мысленно добавляет она, вспоминая, как он стоял у окна ее спальни после того, как его назвали королем, и умолял ее стать его королевой.

Но она не скажет об этом своей матери. Это значило бы, что ей для победы больше не нужно сохранять жизнь Паскалю, и Беатрис не собирается этим рисковать.

– Хорошо, – говорит императрица. – Может, после этого ты навестишь нашу новую заключенную? Посмотрим, сможешь ли ты вытянуть из нее несколько секретов.

Дорогой Николо,

я уверена, что к настоящему моменту ты уже получил известие о том, что мы с Паскалем сбежали из Ольховых гор. Жаль, что эти новости не дошли до твоей сестры прежде, чем она попросила аудиенции у моей матери. Не волнуйся – я окажу ей ту же любезность, что и вы оказали нам: тюрьма вместо смерти.

Однажды я сказала тебе, что в самые мрачные часы своей жизни я буду вспоминать тебя таким, каким видела в последний раз, – пьяным, отчаявшимся и разочарованным, и будь уверен, что это принесло мне огромную радость. Но я полагаю, что вид Жизеллы, уводимой дворцовой стражей, может запросто занять место того воспоминания. Наслаждайся своим троном, пока ты еще на нем.

С уважением,

Беатрис

Беатрис передает письмо матери, чтобы та его одобрила, и ведет Паскаля в темницу. Перед тем как навестить Жизеллу, она предупредила слуг, чтобы им принесли чай. Как бы ей ни хотелось лишить Жизеллу всякого человеческого утешения, как это было в Сестринстве, она знает, что доброта выведет девушку из равновесия гораздо сильнее, чем жестокость. Беатрис понадобится все возможное преимущество, каким она только может воспользоваться.

И действительно, Жизелла не может до конца скрыть своего недоумения, когда слуги входят в ее камеру, неся стол, стулья, шелковую скатерть и расписной фарфоровый чайный сервиз. Пока они возятся, Беатрис оглядывает помещение – оно больше, чем ее комната в Сестринстве, но тоже без окон. Здесь есть узкая кровать с тонким стеганым одеялом в изножье, умывальник и письменный стол с хлипким деревянным стулом. Скудновато, думает Беатрис, но, учитывая все обстоятельства, Жизелле не на что жаловаться.

– Полагаю, вы пришли, чтобы вытянуть из меня информацию, – говорит Жизелла, когда слуги уходят. Беатрис и Паскаль садятся за стол, и после минутного колебания Жизелла делает то же самое.

– Кажется, нам еще многое предстоит наверстать, – говорит Беатрис, протягивая руку через стол, чтобы налить чай в три чашки. – Я написала Николо, чтобы проинформировать его о твоей… ситуации.

– Меня удерживают ради шантажа? – спрашивает Жизелла.

– Не совсем, – говорит Паскаль. – Как бы Николо ни любил тебя, все мы знаем, что он не откажется от трона Селларии, чтобы вернуть тебя в целости и сохранности. И я боюсь, что мать Беатрис не согласится ни на что меньшее.

– Так меня казнят? – спрашивает Жизелла, и, несмотря на легкость, которую она пытается придать тону своего голоса, Беатрис слышит скрытые нотки страха.

– Это не исключено, – лжет она, просто чтобы держать Жизеллу в напряжении. Беатрис делает глоток чая и ставит чашку на блюдце. – Чай довольно хорош, – говорит она.

Жизелла хмуро смотрит на чашку перед собой.

– Полагаю, он отравлен? – спрашивает она.

Беатрис смеется так, будто сама мысль об этом нелепа.

– Я же пила тот же чай, разве нет?

– Отравлена может быть именно чашка, – указывает Жизелла. – Красите дно тонким слоем ядовитой пасты, даете ей высохнуть, наливаете в чашку горячий чай, и яд растворяется.

– Боже, у тебя явно был такой опыт, – говорит Беатрис с усмешкой, прежде чем посмотреть на Паскаля. – Возможно, нам следует взять это на заметку.

Паскаль улыбается в ответ, а затем тянется через стол, чтобы взять чашку Жизеллы. Он смотрит на Беатрис всего секунду, давая ей возможность его остановить, а затем делает глоток.

– Видишь? – говорит он, возвращая ей чашку.

Беатрис застигнута врасплох тем, как безоговорочно Паскаль ей доверяет, но она понимает, что и сама доверяет ему не меньше. Пугающая мысль.

Жизелла переводит взгляд с одного на другую, все еще неуверенно хмурясь.

– О, брось, Джиджи. Ты, должно быть, устала в путешествии, и мы уже выяснили, что не хотим твоей смерти.

– Пока, – добавляет Жизелла, но все же подносит чашку к губам и делает большой глоток.

Беатрис видит, как она держит чай во рту, ища привкус чего-нибудь, что могло бы указать на яд. И когда ничего подобного не обнаруживается, то делает еще глоток.

– Как долго ты пробыла в Селларии после того, как нас отослали, прежде чем выехать на аудиенцию к моей матери? – спрашивает Беатрис.

– О, мы сразу перешли к допросу? – говорит Жизелла, делая еще один глоток. – Я уехала через неделю после тебя. Сначала мы думали отправить письмо, но решили, что личный визит к императрице будет отличной демонстрацией доверия и доброй воли.

– Это была осечка, – бормочет Паскаль, вызывая ухмылку Беатрис и сердитый взгляд Жизеллы.

– И всю ту неделю, – продолжает Беатрис, – как двор принял Николо в качестве короля? Не могу поверить, чтобы все остались этим довольны.

Жизелла сжимает челюсть, но выдерживает взгляд Беатрис.

– О, его очень любят, – говорит она, но прерывается, чтобы прокашляться. Закончив, она продолжает: – Он потратил годы на то, чтобы завести как можно больше друзей, а наш отец потратил на это десятилетия. Селлария счастлива, что Нико стал королем.

Она снова кашляет, и Беатрис придает своему лицу озабоченное выражение.

– О, похоже, ты заболеваешь, Джиджи, – к счастью, у тебя будет достаточно времени, чтобы отдохнуть и восстановиться.

Жизелла сердито на нее смотрит и делает еще один глоток чая.

– У меня есть вопрос, – говорит Паскаль, удивляя Беатрис.

Он смотрит на свою кузину, но Беатрис не видит в его глазах враждебности, хоть это уже и не тот ясный взгляд, каким он смотрел на Жизеллу раньше.

– Когда вы решили отвернуться от нас?

Жизелла моргает. Очевидно, вопрос застает ее врасплох. Беатрис тоже интересуется ответом – не то чтобы это что-то меняло, напоминает она себе. Но все же ей любопытно.

– Ты собственноручно предоставил нам такую возможность, – говорит Жизелла. – Я не буду извиняться за то, что мы ею воспользовались.

Беатрис хмурится:

– Ты хочешь сказать, что вы не планировали предавать нас, пока мы не рассказали о нашем плане по вызволению лорда Савеля из тюрьмы? – спрашивает она.

– Это был глупый план, – говорит Жизелла. – Мы были бы дураками, если бы не воспользовались случаем.

– Но вы с Николо начали травить короля Чезаре задолго до этого, – говорит Паскаль.

– Ну да, – говорит Жизелла, пожимая плечами. – И не притворяйся, что оплакиваешь его, – я же тебя знаю.

– Тогда твой план не имеет смысла, – говорит Беатрис. – Вы планировали убить короля и вступить в сговор с королевой Евгенией… Для чего?

– О, вы разгадали и эту часть, да? – спрашивает Жизелла невозмутимым тоном. – Нас не особенно заботил финал – если бы на троне оказался Паскаль, то мы, его любимые кузены, тоже поднялись бы в статусе. Если бы у Евгении получилось осуществить свой замысел и втянуть Темарин и Селларию в войну, то, заняв трон, она наверняка вознаградила бы нас за помощь.

– Значит, вы играли за обе стороны, – комментирует Паскаль. – Как благородно.

– Мы выживали, – поправляет его Жизелла, и в ее голосе слышатся резкие нотки. – Беатрис, ты провела при селларианском дворе едва ли пару месяцев, но даже ты знаешь, как это непросто. Да, мы отравили жестокого короля. Да, нам пришлось наступить вам на горло, чтобы подняться немного выше, чтобы стать неприкасаемыми и жить в безопасности. Знаешь, на самом деле ты злишься совсем не за это.

– Я позволю себе не согласиться, – огрызается Беатрис, но Жизелла игнорирует ее.

– Ты злишься на себя за то, что позволила нам это сделать… за то, что позволила Нико.

Беатрис никак не реагирует, но лишь потому, что подозревает – Жизелла права. Она допивает чай и встает из-за стола. Паскаль делает все то же самое.

– Не забудь мой совет, Жизелла, – говорит она с приторно-сладкой улыбкой. – Я сказала тебе, что ты забралась так высоко, что падение может тебя убить. Полагаю, что сейчас самое время подготовиться к удару.

Покинув камеру Жизеллы, Беатрис и Паскаль возвращаются в комнату Беатрис, стараясь не говорить ни слова, пока не оказываются в безопасности за закрытыми дверями.

– Чай был отравлен? – спрашивает Паскаль, глядя на Беатрис с таким смятением в глазах, что ей становится не по себе.

– Разве что сывороткой правды, – говорит она, качая головой.

Он хмурится:

– Я так и думал. Но разве она ни разу не солгала?

Беатрис фыркает и качает головой.

– О, несколько раз, – говорит она. – Но попробуй солгать прямо сейчас.

Паскаль выглядит встревоженным.

– Я доверяю Жизелле.

Едва произнеся это, он заходится в приступе кашля. Беатрис ухмыляется:

– Ну вот, понял?

– Кашель, – говорит Паскаль, приподнимая брови. – Он следует за ложью. Неудивительно, что она так раскашлялась.

– Именно. Если бы я дала ей сыворотку правды, из-за которой невозможно солгать, она бы это поняла. А так она даже не догадалась. Тут все более тонко – мы не знаем, в чем правда, но мы знаем, о чем она точно лжет.

– Двор настроен против Николо, – говорит Паскаль. – Это, конечно, интересно.

Беатрис кивает.

– Хотя в этом нет ничего удивительного, – добавляет она. – Селларианский двор, мягко говоря, темпераментен. То, что Николо унаследовал трон, наверняка у многих вызвало возмущение. Я уверена, что уже есть несколько семей, планирующих переворот.

– Твоя мать будет рада это услышать, – говорит Паскаль, морщась.

– Уверена, что так, но от нас она этого не узнает, – говорит Беатрис. – Я не горю желанием давать ей еще больше информации, которая побудила бы ее при первой же возможности отправить нас обратно в Селларию. Есть еще кое-что, чему мне нужно научиться у Найджелуса, и если она попытается выступить против Дафны…

– Я понимаю, – говорит Паскаль. – Но сможешь ли ты скрывать от нее правду?

Беатрис хмурится. Возможно, несколько недель назад она без колебаний сказала бы «да», но теперь она знает, что лучше не недооценивать свою мать. И она понимает, что именно поставлено на карту в случае неудачи.

– Мне придется, – говорит она, качая головой. – У нас нет другого выбора.