Текст книги "Звёздная пыль в их венах"

Виоли

Когда первые лучи солнца освещают горные пики, Виоли и Леопольд покидают гостиницу «Этельдейс Инн». Уже к полудню Виоли начинает не хватать Эмброуза – хотя бы по той причине, что он мог с легкостью заполнить то молчание, что нависает над Виоли и Леопольдом, когда они одни.

Сначала она думала, что всему виной разница в положении: она была служанкой, а он – королем, хоть и в изгнании. Едва ли он когда-нибудь разговаривал со слугами больше необходимого. Но в гостинице ему и самому пришлось прислуживать, и хотя хозяйка была ниже его по статусу, в общении с ней у него не было никаких проблем.

Значит, проблема была в самой Виоли, и, скорее всего, она гораздо глубже.

– Давно ты не видел своего двоюродного брата? – спрашивает она его, когда солнце стоит высоко над головой и тишина начинает казаться невыносимой. Если они не будут много времени тратить на отдых, то к сумеркам доберутся до гавани.

Леопольд какое-то время молчит, и она думает, что, должно быть, он так ничего и не скажет. Но в конце концов юноша, глубоко вздохнув, отвечает:

– Около десяти лет, – говорит он.

– Это очень долго, – говорит Виоли, бросая на него косой взгляд, но выражение лица Леопольда не выдает его мыслей.

– Да, – говорит он, и их снова окутывает тишина.

Виоли уже почти совсем сдалась, как вдруг он сам с ней заговаривает:

– Что случилось с твоим носом?

Рука Виоли взлетает вверх, и она аккуратно дотрагивается до носа. Он еще болит, но уже не так сильно, как вчера или даже сегодня утром. Утром Леопольд не затрагивал эту тему, и она решила, что в типичной мужской манере он даже не заметил изменений. Точно так же, как он не заметил, что уже на следующий день после того, как он оказался в пещере, ее глаза из голубых превратились в серебристые – тронутые звездами.

– Принцесса Беатрис исцелила его звездной пылью, – говорит она. – Тогда же, когда передала мне астры.

По крайней мере, про астры он знает, хоть сам и не спрашивал. Прежде чем они покинули гостиницу, Виоли объяснила ему, что они отправятся в гавань и купят билеты до Фрива.

– Как великодушно с ее стороны, учитывая, что это она его и сломала, – говорит он, и Виоли кажется, что она слышит в его голосе веселые нотки.

– Я не держу на нее зла, – отвечает Виоли, пожимая плечами. Это правда, но, конечно, она уклонилась бы, если бы предугадала действия Беатрис и знала бы, какой крепкий у нее кулак. – И не говори мне, что не хотел сделать то же самое, когда я рассказала тебе о том, что работала на императрицу.

Леопольд смотрит на нее, округлив глаза.

– Я бы никогда не ударил леди, – говорит он в ужасе.

– К счастью для тебя, я не леди, – отмечает она. – Правда в том, что я виновата в смерти Софронии. Я это понимаю, ты это понимаешь, а теперь и принцесса Беатрис это понимает. Уверена, что, когда мы встретимся с принцессой Дафной, она тоже пустит в ход кулаки.

Леопольд снова замолкает, и Виоли думает, что на этом разговор закончился. Она сосредотачивается на дороге. Если прищурится, то сможет разглядеть на горизонте реку Илливан – голубую ленту, прорезающую серые горы.

– Нет, не понимаю, – говорит Леопольд так тихо, что она почти его не слышит. Озадаченная, она искоса смотрит на него. Он прочищает горло: – Я не думаю, что это твоя вина. По крайней мере, твоей вины в этом не больше, чем моей. Если бы я не был таким ужасным королем, восстание не разрослось бы до таких масштабов. Если бы я не доверял своей матери, ее предательство не сокрушило бы нас с Софи так сильно. И если бы я смог остановить Софи, прежде чем она… – Он замолкает, снова качая головой. – Львиная доля вины за все случившееся лежит именно на мне, Виоли.

Виоли отвечает не сразу, но когда она заговаривает, то ее голос звучит мягко:

– Ты не смог бы остановить ее, Леопольд, – говорит она, запоздало осознавая, что впервые назвала его по имени. – Когда мы разрабатывали наш план, Софи уже знала, что собирается пожертвовать собой, чтобы спасти тебя. Она продумала все заранее, а если я и узнала что-то о Софи и ее сестрах, так это то, что, если они решили придерживаться какого-то плана, сами звезды не смогут встать у них на пути.

Леопольд на мгновение задумывается.

– Если бы ты отказалась помогать императрице – в самом начале или когда она приказала тебе подделать письмо, – думаешь, она бы просто сдалась?

Над этим вопросом Виоли никогда раньше не задумывалась. Она открывает рот, но быстро снова закрывает его. Она понимает, что не может найти слов, хотя Леопольд, похоже, и не ждет от нее ответа.

– Готов поспорить, ты не была ее единственным и неповторимым секретным оружием. Моя мать тоже была на ее стороне. Ты правда думаешь, что больше никого не было?

И снова Виоли не отвечает, хотя от его слов волосы у нее на затылке встают дыбом. Леопольд продолжает:

– Софи кое-что рассказала мне до того, как она… В общем, она успела рассказать, что императрица все спланировала еще до их рождения. Это целых семнадцать лет. Семнадцать лет для наблюдений, планирования и расстановки фигур на шахматной доске. Неужели ты думаешь, что она позволила бы своему плану провалиться из-за одного человека?

Виоли сглатывает.

– Я не думала об этом с такой стороны, – отвечает она.

– Ты сама сказала – если Софи и ее сестры решили придерживаться какого-то плана, сами звезды не смогут встать у них на пути. Как ты думаешь, у кого они этому научились? – спрашивает он.

Пусть вопрос и риторический, по крайней мере на него она знает ответ.

Виоли солгала бы, сказав, что слова Леопольда ни капли не облегчили чувство ее вины – хотя бы на долю секунды. Но они еще больше выбивают ее из колеи. Она никогда не считала, что пойти против императрицы будет простой задачей, но по мере того, как они подходят все ближе и ближе к гавани – все ближе к принцессе Дафне и Фриву, – Виоли начинает думать, что эта задача вообще невыполнима.

Виоли и Леопольд добираются до гавани вовремя, но лишь благодаря встретившемуся им фермеру. В своей телеге он вез пшеницу на торговое судно. В этой телеге они и доехали. Виоли могла бы заплатить мужчине, но он не спросил с них платы, и она придержала язык. Путешествие во Фрив будет нелегким, и им понадобится все до последней астры, что дала им Беатрис.

Леопольд позволяет Виоли самой позаботиться о том, чтобы найти им корабль до Фрива, и девушка этому только рада. Она сомневается, что Леопольд умеет торговаться или что он вообще знает цену астре, к тому же его аристократичный акцент может сам по себе осложнить ситуацию.

Она поспрашивала у людей о судне, отплывающем во Фрив, и все до единого ответили одинаково – «Астрал», корабль капитана Лихая. Она узнала, что это грузовой корабль, который перевозит различные товары между Селларией, Темарином, Бессемией и Фривом. В одном из пабов недалеко от гавани они с Леопольдом нашли капитана Лихая, уже выпившего несколько пинт эля. Капитану за пятьдесят, у него круглое румяное лицо и густая рыжая борода. Когда Виоли спрашивает его о корабле, он прищуривает глаза, и его взгляд мечется между ней и Леопольдом.

– И по какому делу вы едете во Фрив? – спрашивает он с фривийским акцентом.

Виоли пожимает плечами.

– Семья, – говорит она, что, как ей кажется, достаточно близко к истине. Просто семья – не ее. Она решает, что технически это семья Леопольда, пусть он и приобрел ее, только когда женился.

– Что-то не похожи вы на фривийцев, – замечает капитан Лихай.

– Я бессемианка, – признается она. – Мой муж – темаринец, – добавляет она, кивая в сторону Леопольда. – Но ни один из нас не горит желанием рисковать своей шеей или средствами к существованию, оставаясь в стране, где творится такая суматоха. Моя сестра замужем за фермером из Фрива, они живут недалеко от реки Эстер, – добавляет она, вспоминая карты, которые ее когда-то заставляли изучать. – На наш взгляд, это хорошее место, чтобы начать все сначала. В целом сейчас нас утроило бы любое место, лишь бы подальше отсюда.

Капитан Лихай долго ее рассматривает, но его взгляд слишком остекленел от эля, чтобы его можно было назвать проницательным.

– Пятнадцать астр, – говорит он ей. – С каждого.

Беатрис дала ей пятьдесят астр, а это значит, что у них останется всего двадцать астр, чтобы потом добраться от гавани до дворца. Виоли допускает мысль, что это возможно, но не хочет рисковать. Она решается на блеф.

Девушка качает головой.

– Не берите в голову, – говорит она ему, отодвигаясь от стола. – Один корабль предложил отвезти нас всего за пятнадцать. Он не так хорош, как, по слухам, хорош «Астрал», но…

Капитан Лихай хватает ее за запястье, и Виоли замирает. Стоящий рядом с ней Леопольд напрягается.

– Двадцать за обоих, – говорит он. – Это мое последнее предложение.

Виоли вырывает свою руку из хватки капитана Лихая – это проще, чем она ожидала. Он сразу ее отпускает. Прежде чем кивнуть, она делает вид, что обдумывает его предложение.

– Договорились, – говорит она.

– Деньги вперед, – отвечает он, протягивая руку ладонью вверх. Сбоку на его большом пальце вытатуирован якорь – Виоли слышала, что у капитанов есть суеверие, будто это спасет их корабль от гибели.

Виоли лезет в карман своего платья, вытаскивает одну монету в десять астр и бросает ее ему в руку.

– Десять сейчас, остальное – когда мы благополучно доберемся до Фрива.

Капитан Лихай, похоже, хочет продолжить спор, но в конце концов передумывает.

– Мы отплываем на рассвете. Если вы к тому времени не успеете подняться на борт, мы сделаем это без вас.

Не дожидаясь ответа, он машет рукой официантке и заказывает еще выпивки. Виоли понимает, что диалог окончен.

Беатрис

Беатрис, Паскаль, Эмброуз и Найджелус покидают гостиницу «Этельдейс Инн» с гораздо большим комфортом. Они едут в личной карете Найджелуса, укутавшись в меховые одеяла и грея ноги о заранее прокаленные камни, расставленные по полу повозки. Когда Найджелус посещал Сестринство в горах, то прибыл туда в этом самом экипаже, запряженном двумя белыми лошадьми. Оставив эмпирея там, возница долго ехал длинными извилистыми дорогами и благополучно добрался до гостиницы всего через несколько часов после отъезда Виоли и Леопольда. Кучер предложил им всем остаться в гостинице еще на ночь, чтобы дать лошадям отдохнуть.

На следующее утро, когда солнце начало подниматься из-за гор, они пускаются в путь. Первые несколько часов путешествия они проводят за непринужденной беседой, обсуждая пронизывающий холод и восхищаясь завтраком, который хозяйка гостиницы упаковала в корзину и дала им в дорогу. Беатрис с облегчением отмечает, что Паскаль и Эмброуз в присутствии Найджелуса не говорят ничего лишнего.

Найджелус со своей стороны не обращает ни на кого из них особого внимания. Пока они едут по извилистой дороге, он либо устремляет свой серебристый взгляд в окно, либо листает потрепанный прошлогодний номер «Звездного альманаха».

Когда приходит время обеда, они останавливаются в придорожной гостинице. Найджелус ведет их в общий зал и кивает приближающемуся к ним хозяину, на этот раз – мужчине средних лет, который, несмотря на лысину, может похвастаться весьма впечатляющими усами.

– Джентльмены будут обедать здесь, но нам с девушкой нужна отдельная комната – всего на час, – мягко говорит он.

Беатрис напрягается и устремляет взгляд на Найджелуса. Тот, конечно, не имел в виду близость с ней, но неужели он не понимает, как это звучит и что подумает хозяин гостиницы? И действительно, хозяин беспокойно переводит взгляд с одного на другую.

– Леди желает того же? – осторожно спрашивает он.

Найджелус хмурится и открывает рот, но Беатрис, одарив мужчину лучезарной улыбкой, успевает ответить первой.

– О да, – уверяет она его, беря Найджелуса под руку. – Видите ли, я боюсь находиться в людных местах, а мой дорогой дядя всегда заботится о моем комфорте.

Хозяин гостиницы с видимым облегчением кивает.

– Тогда я посмотрю, есть ли у нас свободная комната, – говорит он и поспешно удаляется по коридору. Как только он оказывается вне пределов слышимости, Паскаль поворачивается к Беатрис и Найджелусу.

– Куда идет Беатрис, туда иду и я, – говорит он Найджелусу, и его голос звучит куда увереннее, чем Беатрис могла ожидать. Хоть девушка и тронута тем, что он за нее заступился, она не боится Найджелуса. Правда, Беатрис и сама не знает, храбрость это или глупость. Она отпускает руку Найджелуса и протягивает пальцы, чтобы коснуться тыльной стороны ладони Паскаля.

– Все в порядке, – уверяет она его, улыбаясь. – Нам с Найджелусом нужно кое-что обсудить.

Паскаль, кажется, не удовлетворен ее ответом. Он хмурится, но, оглянувшись на Найджелуса, кивает.

– Если ты до нее хоть пальцем дотронешься…

– Могу тебя заверить, что дети меня не интересуют, – отвечает Найджелус таким ледяным тоном, что холод за окном может показаться летним зноем.

– Я вернусь через час, – говорит Беатрис, когда видит, что Паскаль нахмурился еще сильнее. – Иди, насладись приятным обедом с Эмброузом.

Хозяин гостиницы ведет Беатрис и Найджелуса в маленькую комнату – скудно обставленную, с узкой кроватью и круглым столом с двумя стульями. Пообещав принести им обед как можно быстрее, он уходит, оставляя их наедине.

– Я так понимаю, настало время для первого урока? – спрашивает Беатрис, кружа по комнате, как будто осматриваясь, хотя осматривать здесь особо нечего. Просто движение всегда ее успокаивает.

– Да, – говорит Найджелус, наблюдая за ней своими усталыми глазами. – Надеюсь, ты не думала, что я планирую тебя соблазнить.

Беатрис смеется.

– Нет, – уверяет она его. – Ты же знаешь, какое обучение я прошла в Бессемии. Я всегда знаю, чего от меня хотят. Но я рада, что хозяин гостиницы не подумал лишнего, а Паскаль…

Она замолкает, думая об отце Паскаля, короле Чезаре, который не скрывал своих попыток уложить ее в постель. Мысль о его руках заставляет ее содрогнуться. Этот человек теперь мертв, и Беатрис не собирается его оплакивать. Миру будет лучше без него.

Ничего из этого она не произносит вслух, но глаза Найджелуса внимательно следят за выражением ее лица.

– Вряд ли ты удивишься, узнав, что у твоей матери есть шпионы при селларианском дворе, – говорит он спустя мгновение. – Судя по их рассказам, принц Паскаль раньше и не пытался тебя защитить.

Услышав колкость в адрес Паскаля, Беатрис стискивает зубы.

– Мне это и не требовалось, – говорит она. – В конце концов, меня воспитали так, что я в состоянии сама за себя постоять.

Она говорит себе, что это правда, но на самом деле слова Найджелуса ее задели.

– Я и не подозревала, что ты так интересуешься моими проблемами и невзгодами, – говорит она, стараясь сохранять невозмутимый тон. – Хочешь заслушать отрывок их моего личного дневника или мы наконец приступим к уроку?

Найджелус смотрит на нее достаточно долго, чтобы успело повиснуть неловкое молчание, но в конце концов он приподнимает уголок рта.

– Ну же, Беатрис, мы оба знаем, что твоя мать учила тебя никогда не записывать свои мысли на бумагу, ведь их может прочитать кто угодно.

Он лезет в карман своего плаща и достает «Звездный альманах», который изучал в карете. Он поднимает книгу так, чтобы Беатрис могла видеть обложку – на васильково-голубой коже красуются золотые буквы.

– Тебе это знакомо? – спрашивает он.

Беатрис пожимает плечами.

– Немного, – признается она. – Дафна и Софи всегда больше меня интересовались астрологией, а изучать ее прошлое я вообще не видела смысла.

– Вот как, – говорит Найджелус, садясь за стол и жестом предлагая ей сесть напротив него, что она и делает. – Но именно так мы находим закономерности. И как только ты разберешься в закономерностях прошлого, ты сможешь предсказать, что произойдет в будущем. Конечно, это был бы более поучительный урок, если бы мы могли изучать ночное небо, но придется приберечь это для другого раза. А пока…

Он перелистывает страницы и, найдя нужную, передает книгу ей.

– Что ты здесь видишь?

Беатрис берет томик и рассматривает его – не только страницу, но и саму книгу, которая, будучи выпущенной всего год назад, уже успела сильно поизноситься. Открытая страница содержит описание того, как были расположены созвездия, которые можно было наблюдать на небе одной из летних ночей. Здесь же приведены различные версии того, как это можно интерпретировать. Беатрис прищуривается.

– Шипастая Роза – одно из моих созвездий рождения, – говорит она ему, когда замечает созвездие в списке.

Она и ее сестры родились под Шипастой Розой, Голодным Ястребом, Одиноким Сердцем, Короной Пламени и Тремя Сестрами.

– Шипастая Роза символизирует красоту, но здесь говорится, что она появилась рядом с перевернутой Чашей Королевы, которая предвещает несчастье. Их близость должна указывать на какую-то связь, так? – спрашивает Беатрис, взглянув на Найджелуса, который все это время пристально за ней наблюдает. – Что произошло в тот день?

Найджелуса поднимает брови.

– Ты не помнишь? – спрашивает он ее.

Беатрис роется в своей памяти. Середина лета прошлого года. Она все еще была в Бессемии, все еще проводила каждый день в компании своих сестер, а ее мир ограничивался дворцом и окружающим его городом. Все эти дни слились воедино в ее сознании.

– Ты сломала свой нос, – говорит ей Найджелус.

Беатрис моргает. Она действительно сломала нос прошлым летом, во время тренировки по рукопашному бою с Дафной. Это было не впервые, когда тренировка закончилась травмой, а Найджелус так быстро вылечил ее с помощью щепотки звездной пыли, что событие не произвело на нее особого впечатления.

– Несчастье, которое повлияло на мою красоту, пусть и ненадолго, – криво усмехается Беатрис, возвращая ему книгу. – Признаюсь, я чувствую себя весьма польщенной тем, что звезды сочли нужным обратить внимание на это событие.

Если Найджелус и понял ее шутку, он никак не показывает этого.

– Я уверен, что многие люди в тот день пострадали, хоть и по-разному. К тому же, как ты и сказала, это одно из твоих созвездий рождения, так что на тебя его присутствие в небе влияет больше, чем на других.

– Для моих сестер это тоже созвездие их рождения, но что-то я не припомню, чтобы с ними тогда случились подобные инциденты, – говорит она, но затем делает паузу. – Это неправда. Дафна тогда проснулась с огромным прыщом на подбородке. А Софи…

– Это был день, когда прибыл последний портрет короля Леопольда. Как ты можешь помнить, твою сестру это сильно взволновало.

Так и было. Весь тот день Софрония почти ни о чем другом не говорила. К тому времени как солнце село, Беатрис казалось, что если она услышит еще хоть слово о его красивом лице и добрых глазах, то вонзит в холст кинжал.

– И очевидно, ее увлечение кончилось несчастьем, – заканчивает Беатрис, хотя, говоря это, она вспоминает слова Виоли. Как бы то ни было, я верю, что он любил Софи так же сильно, как она любила его. Трудно было представить, что ее сестра влюбится в незадачливого короля – Беатрис не думала, что это может быть чем-то большим, чем простое увлечение. Беатрис, конечно, не была слепой, так что даже за слоем недельной грязи разглядела красоту Леопольда. Но любовь – это нечто большее, так ведь?

Сама того не желая, она вспоминает о Николо. Это была не любовь, так что она не повторила ошибку Софронии. Но Беатрис не может не думать, что ее заслуги в этом нет, и виной всему предательство Николо. Ведь затянись все еще на пару недель, и она, возможно, тоже решила бы, что влюблена.

– Итак, на всех нас это повлияло по-разному, – говорит Беатрис, выбрасывая Николо из своих мыслей и сосредотачиваясь на сидящем перед ней Найджелусе. – Да простят меня Дафна и ее несчастный прыщ, но разве это сравнимо со сломанным носом? И я сомневаюсь, что в смерти Софронии виновата пара созвездий, – это дело рук моей матери.

– Все взаимосвязано, Беатрис. Особенно когда дело касается звезд, – мягко говорит Найджелус. – Но ты права. В тот день, как и в прочие, Шипастая Роза повлияла на тебя сильнее, чем на твоих сестер, и на то есть причина. Между тем, как ты сделала свой первый вдох, и до того момента, как Софрония сделала свой, прошло не меньше двух часов. Вы тройняшки, но роды длились долго, поэтому я отметил каждое созвездие, что появлялось над головой за это время. Когда ты сделала свой первый вдох, Шипастая Роза достигла своего пика. Когда появились твои сестры, она все еще оставалась на небе, но ее положение уже не было так сильно.

Возможно, Беатрис не слышала этого раньше, но его слова ее не удивляют. Ей всегда говорили, что красота – ее самое большое достояние, и чаще всего это говорила ее мать. Она, как никто другой, разбирается в розах и их шипах.

– А мои сестры? – спрашивает она. – Какие созвездия светили над ними?

Как только этот вопрос слетает с ее губ, она почти жалеет, что задала его.

– Я хотел бы услышать твои догадки, – говорит Найджелус, откидываясь назад.

Беатрис стискивает зубы.

– Понятия не имею, – говорит она.

Но она лжет, и он, кажется, это понимает.

– Твоя мать никогда не считала нужным давать тебе те уроки чтения по звездам, которые были у твоих сестер, – говорит он ей. – Она думала, что чем больше ты будешь знать, тем больше вероятность того, что в Селларии ты скажешь лишнего и тебя казнят.

– Но разве это не то, чего она хочет? – спрашивает Беатрис.

Еще один колкий комментарий, на который Найджелус не обращает внимания.

– Ради ее цели, а не из-за пары случайных слов в твой первый же день во дворце, – отвечает он. – Я имел в виду, что ты не обучена чтению по звездам, поэтому мне любопытно, что подсказывает тебе твоя интуиция.

Беатрис закатывает глаза.

– Думаю, Дафна родилась под Голодным Ястребом, – говорит она. – Это уж слишком буквально, но, откровенно говоря, в ней и правда есть что-то ястребиное. И она более амбициозна, чем Софи и я.

Найджелус не спорит с ней, но и не соглашается.

– А Софрония?

Беатрис сглатывает.

– Она родилась под Одиноким Сердцем, так ведь? – спрашивает она. – Оно символизирует жертвенность.

На этот раз Найджелус кивает.

– Еще два созвездия, – Корона Пламени и Три Сестры, – не сияли прямо над вашими головами, но все же в тот момент они тоже были на небе, – говорит он. – Так что все они оказали на вас влияние.

Беатрис смеется.

– Под Шипастой Розой рождается полно некрасивых детей, – говорит она ему. – Все знают, что к созвездиям рождения следует относиться с недоверием.

– При обычных обстоятельствах – да, – говорит ей Найджелус. – Но мы уже выяснили, что обстоятельства твоего рождения были какими угодно, но только не обычными.

– Потому что мать загадала желание, чтобы мы родились? – спрашивает Беатрис.

– Потому что было загадано не одно желание, – говорит Найджелус. – Да, сначала она пожелала забеременеть тройней, и это желание я загадал на Руках Матери.

Руки Матери – это созвездие, напоминающее пару рук, держащих младенца.

– Но главные желания должны были быть загаданы в тот момент, когда каждая из вас сделала свой первый вдох. Нужно было связать ваши судьбы с судьбами стран, которые однажды станут вашим домом.

Беатрис моргает.

– Если эмпиреи могут так легко завоевывать страны, почему никто другой не делал этого раньше? – спрашивает она.

Найджелус качает головой.

– Все не так просто, одних желаний недостаточно, – говорит он. – Но твоя мать не полагалась лишь на звезды, чтобы достигнуть своих целей. В течение семнадцати лет она тщательно планировала и следила за тем, чтобы каждая деталь встала на свое место. Желания, которые мы загадали в день, когда вы с сестрами родились, не могут воплотить эти планы в жизнь, они лишь дают больше шансов на успех.

Какое-то время Беатрис молчит, обдумывая его слова.

– Однако это не сработало. Не в моем случае. И, по-видимому, не в случае Дафны.

– Потому что желания требуют жертв, а ваши жертвы еще не принесены, – говорит Найджелус. – Но, как я уже говорил, для каждой из вас при рождении была загадана отдельная звезда. Чтобы желание вашей матери сбылось, мне пришлось вытащить по звезде из нескольких созвездий. В Дафне есть частичка Голодного Ястреба, а в Софронии была частичка Одинокого Сердца. Это маленькие звездочки – наподобие тех, какие я учил тебя искать. Мало кто заметил бы их отсутствие, а те, кто заметил, не стали бы задавать вопросов.

– Так из какого созвездия ты взял мою звезду? – спрашивает она. – Из Шипастой Розы?

Это открытие разочаровывает. Хоть красота Беатрис – это первое, на что обращают внимание при встрече с ней, самой девушке кажется, что это наименее интересная ее черта.

Найджелус откидывается на спинку стула, складывает руки на коленях и разглядывает ее.

– Нет, – говорит он через мгновение. – Из другого созвездия, которое проходило по небу, когда ты родилась. Его тогда было едва заметно, к тому же оно исчезло прежде, чем родились твои сестры.

Сердце Беатрис замирает.

– И что это было за созвездие? – спрашивает она.

Найджелус улыбается.

– Посох Эмпирея.

Посох Эмпирея, магическое созвездие.

У Беатрис внезапно пересыхает во рту.

– Значит, ты все знал с самого начала, – медленно произносит она. – Ты сам все и спланировал.

– Да, – просто говорит он.

– Почему? – спрашивает Беатрис.

Какое-то мгновение он не отвечает.

– Звезды не просто благословляют и рушат судьбы, Беатрис, – говорит он наконец. – Им нужен баланс. Как эмпирей, ты и сама сможешь понять это, когда придет время. Ты услышишь их требование так же ясно, как сейчас слышишь мой голос. И ты поймешь, о чем они тебе говорят. Когда в миг твоего рождения на небе появился Посох Эмпирея, я понял, что звезды послали мне требование.

По коже Беатрис бегут мурашки. Ей хочется рассмеяться над тем, как драматично это прозвучало, – над самой мыслью о том, что звезды чего-то могут требовать, – но во рту у нее все еще сухо. Она не сразу находит в себе силы говорить и в конце концов произносит лишь одно слово:

– Почему?

– Потому что звездам нужен баланс в мире. Вот почему желания сопровождаются жертвами, вот почему ты чувствуешь себя так плохо после того, как снимаешь с неба звезды. Есть древнее пророчество, – его оставил эмпирей, имя которого давно забыто. Вывести мир из равновесия – значит погасить звезды.

Нахмурившись, Беатрис повторяет эти слова себе под нос.

– Что-то не похоже на пророчество, – говорит она.

– Учитывая, сколько раз слова переводились с одного языка на другой и обратно, это неудивительно. Но смысл остается прежним. Звезды добры к нам, но они требуют равновесия. Ваше с сестрами появление на свет вывело звезды из равновесия – я должен был тогда понимать, что твоя мать просила чересчур многого, а я был молод, глуп и слишком любопытен. Но когда звезды предъявили свое требование, я понял, что мы зашли слишком далеко. Твоя мать создавала оружие, чтобы использовать его против всего мира, и поэтому звезды тоже потребовали оружие.

– И этим оружием должна быть я? – спрашивает Беатрис, не потрудившись скрыть сомнения в своем голосе.

Найджелус прищуривается.

– Эти уроки пойдут намного быстрее, если ты не будешь пытаться оспаривать каждое мое слово, – говорит он.

Беатрис хочет возразить, но понимает, что это было бы лишь доказательством его правоты.

– Прекрасно, – говорит она. – Я – оружие, созданное звездами. И что я должна сделать? Уничтожить свою мать? Если звезды действительно хотели ее остановить, семнадцать лет назад достичь этого было бы куда проще.

– Ах, ты опять не слушаешь, принцесса, – говорит он, качая головой. – Звезды ни на твоей стороне, ни на ее, и если уж на то пошло, ни на моей. Звезды не солдаты на чьей-то войне – они и есть поле битвы, и они стремятся уровнять его настолько, насколько это возможно.