Текст книги "Цивилиzации"

5. Баракоа

Они вышли к морю и поняли, что остров – это узкая полоса, которую можно пройти пешком поперек за несколько дней. Попали они в эти земли не как завоеватели, а как беглецы, и это не могло не сыграть свою роль в судьбе Кубы и всего мира. Перед собственным появлением Атауальпа послал вперед гонцов и нагрузил их дарами. Среди подношений были золотая посуда, хитоны, попугаи. В ответ царица приняла его как давнего союзника – под звуки тамбуринов, устроив игры и танцы, осыпав дождем цветов. Кортеж встречали слуги с пальмовыми ветвями и букетами. Деревня сияла чистотой. На побеленных хижинах висели гирлянды из листьев. Полководцы Атауальпы обратили внимание на вытянутые строения с поросшими травой крышами и пустую кузню, из которой еще тянулся струйкой белый дым. На берегу среди свободно пасущегося скота высились остовы двух гигантских лодок. Все было готово к пиру. Царица пригласила Верховного инку занять место рядом с ней. Атауальпа не всегда был надменным, как его брат: он счел, что правильно будет отнестись к ней как к равной, и стал вкушать блюда, которые ему подавали. Была в этой женщине, в ее увядающей красоте, благородная изысканность, которая ему нравилась.

Празднества продолжались до глубокой ночи и возобновились на следующий день. Китонцы были в восхищении. И все же в разгар игр и песнопений Анакаона соизволила сделать намек: Атуэй, ее племянник, правивший этой частью острова, устроил представление и разыграл сцену битвы. Обнаженные всадники преследовали людей в белых хитонах, которые защищались длинными палками, обитыми железом. Палки были задраны вверх, и вновь гостей ужаснул невероятный грохот, но в результате всадники одержали победу и – важная деталь – забрали огненное оружие. Наблюдая, как его полководцы изо всех сил стараются скрыть нервозность, Атауальпа сделал вывод, что намек они поняли. Выходит, сюда по морю явились чужеземцы почти сорок жатв тому назад, прибыли они на тех самых судах, выброшенных на берег, и были побеждены. Дочь царицы Игуэнамота с большой охотой рассказала ему эту историю. Тогда инка поклялся, что вовсе не собирается разжигать войну и пришел как изгнанник в поисках приюта. Китонцы смиренно просят убежища у таино – так называл себя народ Анакаоны. Кстати, у них тоже был культ Тора, этого младшего божества неизвестного происхождения.

6. Уаскар

Кто знает, сколько еще Верховный инка мог бы пользоваться гостеприимством. Праздность будто и не тяготила его, обходительность царицы была приятна. На самом деле ее рассказы о чужеземцах, явившихся с востока, казались невероятными. Он узнал, что огненным палкам, чтобы из них вырывался гром, требуется какой-то порох, а на острове его нет или не хватает, так что расход строго ограничен – только по особым случаям, к каковым, несомненно, относится появление чужеземцев. Узнал он также, что предыдущие гости были одержимы двумя вещами: своим божеством и золотом. Они любили ставить кресты. И все до последнего были теперь мертвы.

Китонцам пребывание в Баракоа принесло одни удовольствия. Они без труда растворились среди хозяев, некоторые даже скинули одежды и стали ходить нагими, а таино ради забавы примеряли их хитоны. Память о минувших испытаниях постепенно стиралась, а настоящее протекало, словно песок сквозь пальцы.

Но грядущее, до поры до времени сокрытое тенью, неумолимо их настигло.

Разведчики Анакаоны донесли, что на соседний остров, Ямайку, высадились новые чужеземцы, неотличимые от китонцев, разве что больше числом. Пришлось Атауальпе сообщить царице, что его разыскивает брат и намерения у него отнюдь не мирные. Вокруг Анакаоны собрался совет, там были ее дочь и племянник, позвали Атауальпу – вместе с полководцами и сестрой-супругой Койей Асарпай.

Чего хочет Уаскар? Что означает его упорство? Выходит, он боится возвращения брата, раз отправился так далеко от Куско и так надолго? Таино эти вопросы не волновали: они опасались, как бы им не аукнулась эта братоубийственная война. Разгневанный Атуэй так сказал Верховному инке: «Уходи хоть в горы, хоть к морю, чтобы тебя здесь не было!» Снова бежать – но куда? Китонцы уже и не знали. Атауальпа видел, как его полководцы растерянно переглядываются. Игуэнамота указала им на море: «Ответ перед вами». На восток – но как? Где эти земли? Далеко ли? Им показали карты, найденные на судах. Атауальпа и его подданные непонимающе разглядывали изображения мира без Куско. Они никак не могли разобрать мелкие символы, начертанные на листах. В детстве Игуэнамота научилась говорить на языке незваных гостей, но систему их письма не освоила. Знали бы они, насколько неверны эти карты, ни за что бы не решились шагнуть в никуда.

Но как пересечь море? И вновь подсказала Игуэнамота: большие лодки, брошенные у берега, прошли в одну сторону, значит, могут пройти и в другую. Только древесина прогнила, для плавания они непригодны, и к тому же китонцы, которых предстоит взять с собой, на двух судах не уместятся, даже на таких огромных. Зато в свите Атауальпы лучшие плотники империи. И вот был дан приказ отремонтировать лодки и построить третью, еще больше. Чалкучима призвал своих инженеров, они сделали чертежи гигантской конструкции по образцам, которые видели перед собой, и по рассказам Анакаоны с дочерью. Те описывали огромное судно, когда-то разбившееся о скалы и до последней доски унесенное волнами.

Разведчики Анакаоны следили между тем за Уаскаром. Армия Куско пока оставалась на Ямайке, китонцам повезло: никто не знал, где их искать. Жителям архипелага приказали всеми способами сбивать незваных гостей со следа. Рано или поздно Уаскар выследит брата, но пусть сначала поблуждает по окрестным землям: каждый день, который уйдет на прочесывание очередного острова, будет в пользу мастеров Атауальпы. Если понадобится, преследователей направят на Гаити, откуда родом Анакаона, чтобы выиграть еще время.

Люди Атауальпы тесали бревна и резали доски. Женщины шили разноцветные паруса. Таино выплавляли тысячи гвоздей и окунали их в масло, защищая от ржавчины. Остовы наполнялись жизнью, преображались, подобно змее, сбрасывающей старую шкуру. Их медленное возрождение давало надежду на благополучный исход для обоих народов: при недолгой любви есть шанс расстаться друзьями. Конечно, когда китонцы отчалят, вздохнуть с облегчением сразу не получится: нет гарантии, что суда дойдут туда, откуда пришли, а Уаскар в досаде, что добыча снова ускользнула, не отомстит таино. Но расторопность лесорубов, плотников, швей и кузнецов делала худшее менее вероятным.

С другой стороны, хочешь не хочешь, а на круги своя ничто не вернется. Ось мира неустойчива, не так ли? Койя Асарпай, сестра-супруга, пускаться в странствие не хотела, ее беспокойство многие разделяли, хоть и с усердием принялись за дело. «Брат мой, это же безумие», – говорила она. Страх перед неизвестным боролся в ней со страхом перед очевидным. Она ужасалась при мысли, что где-то поблизости бродит армия Уаскара, но с не меньшей дрожью вглядывалась в горизонт. Как представить себе, что там, за морями? Атауальпа умел находить нужные слова: «Сестра, мы увидим, откуда приходит бог Солнце». Он понимал, что народу нужен вождь, и не стал обременять себя протоколом, на этот раз обратившись ко всем так: «Время Империи Четырех Четвертей прошло. Мы отправимся туда, где нас ждет новый мир, он не беднее нашего, и земель там немерено. С вашей помощью император ваш станет Виракочей [24] нового времени и, служа Атауальпе, вы обеспечите почет многим поколениям своих семьей и айлью [25]. Если пойдем ко дну – так тому и быть. На дне морском обретем свой Пачакамак. Ну а если доберемся… Вот будет странствие! Так вперед, в путь, к Пятой Четверти!» И китонцы, которым эти слова придали уверенности и отваги, дружно подхватили: «В путь, к Пятой Четверти!»

Однако три судна не могли вместить всех – тем более что Атауальпа не собирался жертвовать своим обозом. Надо было погрузить посуду, одежды, скот, продовольствие. Со слов Анакаоны он понял, что стоит взять побольше золота. И стал лично отбирать претендентов на участие в плавании – в зависимости от их положения и пользы: знать, воины, чиновники империи (счетоводы, архивариусы, прорицатели), ремесленники, женщины… Получилось не больше двухсот человек, но суда все равно были перегружены. С собой взяли несколько лошадей, лам, куи – для пропитания. Атауальпа не пожелал расставаться ни со своей пумой, ни с попугаями.

Незадолго до отъезда Игуэнамота пришла к императору и сказала: «Позволь мне отправиться с вами». Атауальпа понял, что принцесса всю жизнь не переставала думать о загадочной стране, откуда некогда явились бледнолицые мужчины. И решил, что она ему пригодится.

Наконец пришел день отплытия. Китонцы, не попавшие на суда, утирали слезы. Анакаона поцеловала дочь. Атауальпа в окружении полководцев в последний раз отдал почести принявшему его острову: ему было не избавиться от мысли, что он не скоро увидит его вновь.

7. Лиссабон

Плавание началось.

За время странствия Игуэнамота стала наложницей Атауальпы. Молодой император полюбил эту женщину, годившуюся ему в матери и по собственной воле оставившую родную страну ради преданий, которые помнила с детства.

Вместе они подолгу склонялись над старыми картами, найденными на борту, пытаясь их расшифровать. Ученые Атауальпы поняли, как пользоваться инструментом, помогающим ориентироваться по звездам, так что корабли держали курс не отклоняясь.

Однажды утром Руминьяви явился к Атауальпе в опочивальню, когда тот пил аку со своей возлюбленной. Снаружи в небе кружили белые птицы – значит, где-то поблизости земля. К тому моменту, когда она наконец показалась на горизонте, недели, проведенные подле императора, принесли дочери Анакаоны прекрасное знание кечуа (этот язык Атауальпа предпочитал языку айямара, но говорил с характерным для Кито акцентом).

Они пошли вдоль открывшегося им берега. Как-то ночью, перед рассветом, случилось необъяснимое явление, напугавшее корабельные команды: море вдруг забурлило, хотя не было ни ветерка. Этот неслышный ураган чуть не разбил все три обессилевших корабля. Было бы жестоко встретить смерть, когда до земли рукой подать и все указывает на то, что путь завершен. Только проворство кормчих не позволило судьбе сыграть с ними злую шутку.

Их внесло в устье гигантской реки. Впереди возникла широкая каменная башня: она словно выросла из вод, чтобы никого не пропускать с моря. Зеленевшие по правую руку холмы позволяли рассчитывать на приветливость этих мест. Но при взгляде на затопленную долину слева становилось ясно, что разгневанная река вырвалась из своего русла. Вдоль берега тянулось огромное сооружение из белого камня – такого размаха, что сравниться с ним могли только дворцы Куско. Птицы не пели. Тишина встревожила странников, однако они не проронили ни слова.

Атауальпа приказал подойти к башне. Ее стены были украшены скульптурами невиданных зверей. Всеобщее любопытство привлек тапир, из морды которого торчал большой рог. А еще на камне были вырезаны кресты – Игуэнамота узнала в них символ чужеземцев из ее прошлого. Так они поняли, что достигли цели.

Суда продолжали идти вдоль берега. Им открылось донельзя странное зрелище. Каменные дома стояли в руинах. На холмах полыхали пожары. Земля была усыпана трупами. Среди развалин бродили мужчины, женщины, псы. Первыми звуками, которые услышали китонцы в Новом Свете, были лай и детский плач.

Река разлилась широко, словно озеро. Кормчим пришлось лавировать среди обломков полузатопленных судов. Наконец они обнаружили такую просторную площадь, что размерами она не уступала цитадели Саксайуаман: туда, похоже, выбросило множество разных лодок и кораблей – они лежали с покореженными килями, пробитыми бортами и сорванными мачтами. Слева великолепный дворец с заостренной башней как будто рухнул под собственным весом. Они сошли на берег.

О том, какой роскошной не так давно была эта площадь, теперь можно было только догадываться: она превратилась в болото. Сандалии гостей тонули в грязи, вода доходила до щиколоток, не исключая императорских: Атауальпа на всякий случай не стал призывать носильщиков, учитывая, что из-за луж почва довольно сильно размякла.

Им навстречу двигались обезумевшие человеческие тени в каких-то лохмотьях: они огибали разбитые корабли, еле волоча ноги, взгляд у них был пустой, иногда, точно слепые, они натыкались на какое-нибудь препятствие, а когда наконец замечали гостей, то смотрели на них с бессмысленным выражением, непонимающе, и не выказывали ни малейшего удивления. Временами со стороны города доносился зловещий треск, а следом – крики, переходившие в жалобные стенания.

Холод не чувствовался, но воздух был колючий. Привыкшие к суровости голых Анд китонцы не обращали на это внимания, зачарованные скорбным зрелищем, открывшимся их недоверчивым взорам. Но в Игуэнамоте, которая привела их сюда, на край света, текла кровь таино. На своих островах она знала лишь два времени года – засушливое и влажное, и оба – теплые. Атауальпа заметил, что она дрожит всем своим обнаженным телом. Корабельные команды устали за время странствия, все были на пределе. Инка решил, что пора сделать привал и где-нибудь укрыться. Но когда вокруг одни руины, где найти кров для ста восьмидесяти трех человек, тридцати семи лошадей, пумы и нескольких лам? Они вернулись к сооружению, замеченному ниже по реке, – единственному, которое, как и башня, выросшая из воды, казалось неповрежденным.

Это был длинный дворец с множеством выступов, укрепленный тонкими, заостренными, как копья, колоннами, словно подпиравшими его, с широкими прорезями сводчатых окон и россыпью изящных симметричных башен, над которыми возвышалась главная, массивная, с куполом: меловой камень удивительно тонко обработали – техника напоминала резьбу по кости.

Странные там были обитатели: мужчины, с выбритыми макушками, в коричневых и белых платьях, стояли на коленях, сложив ладони и закрыв глаза, и что-то бормотали себе под нос. Наконец они заметили гостей и, как испуганные куи, забегали туда-сюда, пронзительно вскрикивая и шлепая по булыжникам сандалиями. Один из мужчин в платьях – с золотым кольцом на правой руке, самый спокойный и выдержанный, выступил вперед и обратился к ним. Атауальпа спросил у своей наложницы, понимает ли она их язык, но та узнавала лишь отдельные слова – providencia, castigo, India[3]3
  Провидение, кара, Индия (порт., исп.).


[Закрыть], – а строение фраз разобрать не могла, хотя и оно было чем-то знакомо. Игуэнамота решила, что ее давние беседы с чужестранцем успели кануть в колодец памяти, сохранившей от его языка лишь разрозненные фрагменты. Впрочем, люди хоть и были напуганы, но выглядели безобидными. Атауальпа приказал своему отряду здесь и обосноваться. Скот вывели с кораблей, мужчин и женщин разместили в просторной столовой. Игуэнамота обратилась к золотому кольцу: «Comer»[4]4
  «Есть» (порт., исп.).


[Закрыть]. Она увидела, что ее поняли. Им принесли поесть: горячий суп и лепешки с хрустящей корочкой и воздушной мякотью, которые им пришлись весьма по вкусу, ведь они были очень голодны. Они также попробовали черный с красным отливом напиток.

Так долгое странствие наконец завершилось. Все – мужчины, женщины, лошади и ламы – выжили в море. И ступили на левантинскую землю.

Река снаружи заиграла золотыми отблесками, а может, это была солома, плававшая на поверхности.

В глубине дворца находилось священное место, украшенное полупрозрачными плитками – красными, желтыми, зелеными, синими. Свод напоминал паутину, вырезанную из камня, и был выше, чем во дворце Пачакути. В дальнем конце здания на богато украшенном постаменте – правда не покрытом сплошь золотом, как это было бы в Доме Солнца [26], – возвышалась статуя худотелого человека, приколоченного к кресту. Постриженные испытывали здесь поистине священный трепет. Китонцы сразу поняли, что перед ними местная уака [27]. Кто этот приколоченный бог? Скоро им предстоит об этом узнать.

Судя по всему, обитатели дворца что-то живо обсуждали между собой – странники догадались, что речь идет о них.

Повсюду шла уборка: дворец расчищали от обломков. Атауальпа решил, что постриженным нужна помощь. Китонцы взялись за дело. Родившемуся в Тауантинсуйу не составляло труда предположить, что здесь случилось: задрожала и разверзлась земля, после чего огромная волна обрушилась на берег. Атауальпа и его люди знали все это слишком хорошо. К тому же легкий восточный ветер разносил в воздухе характерный запах тухлых яиц.

Для себя и своих жен Атауальпа выбрал достаточно просторное помещение, где велел разложить циновку, чтобы устроиться на ночлег. С ним легли Игуэнамота, которой не удалось найти подходящее место для гамака, и сестра-супруга Койя Асарпай. Свита укрылась под сводами аркады внутреннего двора, туда же привели животных, к которым постриженные приближались с опаской, но и с интересом: они впервые видели лам. Наконец все уснули под бдительным оком Руминьяви, но прежде попросили еще черного напитка.

8. Земля левантинская

Постриженные, хоть и держались с опаской, сгорали от любопытства. Кто пожаловал к ним в гости? Теряясь в догадках, они рассматривали наши одежды, прикасались к ушам. И очень волновались в присутствии женщин, особенно это касалось Игуэнамоты: одним своим видом она слепила их пуще солнца – они прикрывали глаза руками и отворачивались, когда принцесса проходила мимо. Ее попытались укрыть убогим саваном – таким же, как у остальных, но она, смеясь, сбросила его. На кубинской принцессе были только доставшиеся от матери браслеты, которые она носила на запястьях и щиколотках, и золотое колье, подаренное Атауальпой.

Между тем постриженный с кольцом, главный и, очевидно, самый мудрый, видя, что она немного понимает его язык, провел ее в зал, где его собратья что-то деловито выцарапывали на матерчатых прямоугольниках, испещренных мелкими темными штрихами. Она узнала – поскольку видела раньше – говорящие листы, которые хранят в кожаных футлярах: они заполняли помещение до самого потолка. Постриженный с кольцом развернул один такой лист, на нем была нарисована карта – почти такие же они нашли на судне чужеземцев. Она поняла, что он хочет знать, откуда она явилась. Он показал ей на карте место, которое назвал Португалией. Левее не было ничего, пустота, только небольшой островок, намного ниже.

Кискис взял десять человек и отправился осматривать окрестности, а вернувшись, доложил Атауальпе, что вокруг всё в руинах. По всей видимости, город очень большой, народу в нем много. Жители не могут прийти в себя. На гостей никто не обратил внимание. Река богата рыбой, а земля до того, как задрожала, верно, была благодатной. Кискис принес показать существо, похожее на карликовую ламу, – оно встретилось по дороге. А вот птиц в небе они не заметили.

Густые тучи, спустившиеся с севера, прорвались, и дождь погасил пожары, продолжавшиеся на холмах. Пользуясь гостеприимством постриженной братии, китонцы восстанавливали силы после долгой переправы. Они обратили внимание, что черный напиток, который им подают хозяева, краснеет, попадая в прозрачные кубки, и это диво немало их впечатлило.

Сочтя, что его люди отдохнули достаточно, Атауальпа решил по традиции сжечь остатки своих трапез, скопленные по пути с Кубы; их с благоговением хранили в отдельных сундуках. Обычай требовал сжигать также одежды, которые он носил, однако беспрецедентность положения бывшего правителя Чинчайсуйу, прибывшего в неизведанную землю и не имевшего представления о местных запасах альпаки и хлопка (но неприятно удивленного грубым одеянием людей, живших как-никак во дворце), заставила его отложить эту часть ритуала.

С судов стали выгружать сундуки. Атауальпа водрузился на носилки для участия в церемонии. Он пожелал, чтобы она проходила на берегу реки, где наконец отступила вода. Торжественность и пышность, обычно присущие действу, пришлось умерить из-за скудости средств у беглецов, но вопреки всему поверженный суверен явно стремился вернуть царские привилегии, хотя никто их и не оспаривал. По такому случаю он отдал Игуэнамоте свое покрывало из подшерстка летучей мыши, потому что стало прохладно. Кубинская принцесса находилась рядом с ним, как и сестра-супруга Койя Асарпай, а юные Куси Римай и Киспе Сиса сидели у его ног. Три полководца верхом, с топорами наготове, замерли на страже. Сначала были танцы и песнопения, затем под звуки барабанов специально выбранная жрица Солнца подожгла первый сундук. Тут же вокруг разнесся запах жареного мяса и привлек окрестных жителей. Чумазые, оборванные, они таращились на сундуки и словно не замечали китонцев. Никто не посмел бы прервать церемонию без приказа Атауальпы, а тот его не давал, но все следили за новыми зрителями, которые подходили к реликвиям все ближе, сужая круг. И вот один не выдержал, запустил руки в костер и вытащил оттуда обглоданную кость. Его немедля схватила стража и перерезала бы ему горло, но Атауальпа подал знак – пощадить. Это послужило сигналом для остальных. Китонцы оторопело наблюдали за поистине животным зрелищем. Все сундуки вскоре были разворочены, и жители левантинской земли рыча отбирали друг у друга их содержимое. Они жадно заглатывали все подряд и отбивались пинками, защищая свою жалкую добычу. Покончить с пищей им дали больше от удивления, чем из жалости. Проглотив все до последней косточки куи, левантинцы как будто очнулись после горячки. Подняв сальные лица, они наконец увидели гостей. И в свою очередь обомлели.

Позже сцена будет запечатлена на знаменитом полотне Тициана: молодой прекрасный Атауальпа, исполненный царственного величия, с попугаем на плече и пумой на поводке, вокруг него – женщины: Игуэнамота в покрывале с коричнево-золотистым отливом, едва скрывающем обнаженную грудь, Койя Асарпай с брезгливым выражением на лице, младшая сестра Киспе Сиса, напуганная первыми левантинцами, которых ей довелось увидеть так близко, и остальные китонцы, неподвижно стоящие в красивых разноцветных одеждах с геометрическим рисунком, лоснящийся волос вороного коня Руминьяви и белых скакунов Кискиса и Чалкучимы. В центре, поджав ноги, сидит левантинец: он выпятил губы и обгладывает кость, а перед ним – остолбеневшая от ужаса жрица Солнца. Другой левантинец, более любопытный, пытается потрогать за ухо невозмутимого инкского вельможу. Еще один стоит на коленях и, воздев руки к небесам, о чем-то молит. Остальные почтительно склонились перед императором.

Своими глазами Тициан, разумеется, этого не видел, и на самом деле все выглядело не совсем так.

Один из левантинцев действительно вздумал потрогать ухо инкского вельможи, но Атауальпа, не сходя с паланкина, подал знак страже, его воины ударили копьями по щитам, и все местные бросились врассыпную, точно вспугнутые громом викуньи [28].

После этого происшествия весть о прибытии китонцев стала быстро распространяться. Левантинцы, все как один в рванье, столпились вокруг дворца постриженных. Кискису вновь поручили разведать, что происходит. Он доложил, что откровенно враждебными их намерения назвать нельзя, но исключительно дружественными тоже. Было решено без особой надобности не выходить. Все-таки за каменными стенами китонцы чувствовали себя увереннее. Запасов черного напитка было предостаточно, да и куда податься, они все равно не знали.