Текст книги "Когда закроется священный наш кабак"

Глава 21

Меня разбудил телефон. Я сел и сощурился от яркого дневного света. Телефон продолжал звонить.

Я взял трубку. Это оказался Томми Тиллари.

– Мэтт, этот коп был здесь. Он пришел сюда, ты можешь в это поверить?

– Куда?

– В офис, ко мне на работу. Ты его знаешь. По крайней мере, он сказал, что знает тебя. Детектив, очень неприятный человек.

– Я не понимаю, о ком ты говоришь, Томми.

– Я забыл его имя. Он сказал...

– Что он сказал?

– Он сказал, что вы вместе были в моем доме.

– Джек Диболд?

– Верно. Значит, он говорил правду? Вы вместе были в моем доме?

Я потер виски, потянулся и взглянул на часы. Было начало одиннадцатого. Я попытался вспомнить, когда лег спать.

– Мы не приходили туда вместе, – ответил я Томми. – Я был там и осматривался, когда появился он. Я познакомился с ним несколько лет назад.

Все было бесполезно. Я не мог вспомнить, что произошло после того, как я уверил Скипа, что Фрэнк и Джесси проводят свои последние спокойные минуты. Может, я сразу пошел домой, а может, остался с ним пить до рассвета. Я никак не мог вспомнить.

– Мэтт? Он стал цепляться к Кэролин.

– Цепляться к ней?

Дверь в мою комнату была закрыта. Это хороший знак. Значит, я был не так уж пьян, если вспомнил, что нужно запереть дверь. С другой стороны, мои брюки были брошены на стул. Было бы гораздо лучше, если бы они висели в стенном шкафу. Но опять же, они ведь не валялись бесформенной грудой на полу и не были на мне. Великий детектив, анализируя улики, пытается выяснить, насколько пьян он был прошлой ночью.

– Да. Звонил ей пару раз, пришел в ее квартиру. Он постоянно ей намекает, что она, понимаешь ли, выгораживает меня. Мэтт, это все очень расстраивает Кэролин. Плюс ко всему он ставит меня в неловкое положение на работе.

– Я тебя понимаю.

– Мэтт, думаю, ты неплохо его знаешь. Не мог бы ты убедить его отстать от меня?

– Господи, Томми, но как? Полицейский никогда не прекратит расследование убийства ради старого друга.

– О, я не предлагаю ничего, выходящего за рамки, Мэтт. Не пойми меня неправильно. Но расследование убийства – это одно, а оскорбление – совсем другое, ты со мной согласен? – Он не дал мне возможности ответить. – Дело в том, что этот парень наседает на меня. Он вбил себе в голову, что я подлец. Ты мог бы просто поговорить с ним. Скажи ему, что я хороший парень.

Я пытался вспомнить, что рассказывал Джеку о Томми. Вспомнить не смог, но я не думал, что бы мы с ним говорили о характере Тиллари.

– И созвонись с Дрю, ради меня, ладно? Он как раз вчера спрашивал, не слышал ли я от тебя чего-нибудь новенького. Я знаю, что ты вкалываешь на меня, Мэтт, может, и ему стоит это доказать. Держи его в курсе дел, ты ведь меня понимаешь?

– Конечно, Томми.

После того как он повесил трубку, я выпил две таблетки аспирина, запив их водой из-под крана. Потом принял душ и уже почти побрился, когда неожиданно понял, что фактически я согласился поговорить с Джеком о Томми. Теперь я осознал, как талантливо этот сукин сын уговаривает людей купить членство в синдикатах по недвижимости или что он там еще продает. Как все и говорили: он был очень убедителен по телефону.

* * *

Денек выдался ясный, солнце светило даже ярче, чем мне того хотелось. Я заскочил в «Мак Говерн», чтобы выпить стаканчик живительной влаги. Потом купил газету у той женщины на углу, всучил ей доллар и пошел дальше, озаренный ее благословением. Что ж, я его принял. Сейчас мне бы понадобилась любая помощь.

Я сел пить кофе с горячей английской сдобой в «Красном пламени», а заодно и прочитал газету. Меня беспокоило, что я не могу вспомнить, как уходил от Скипа. Я говорил себе, что все не так уж плохо, потому что меня мучает не самое сильное похмелье, но в принципе эти две вещи не взаимосвязаны. Иногда я просыпался с ясной головой, отличным самочувствием и огромным провалом в памяти после ночи дикого пьянства. Бывало, что жуткое похмелье держало меня целый день в постели, хотя накануне я пил мало и не очень крепкие напитки, да и помнил все отлично.

Неважно. Все это чепуха.

Я заказал еще одну чашечку кофе и принялся восстанавливать свои мысли о выслеживании тех двух, кого мы назвали Фрэнки Джесси. Я помнил, как сильно верил во все это, и удивлялся, на чем эта вера была основана. Может, у меня был план; может, меня осенила великолепная идея и я знал, как их выследить? Я посмотрел в свою записную книжку на тот случай, если бы я вдруг ухитрился записать свои мысли, которые теперь успел забыть. Здесь меня ждала неудача. В книжке не было никаких новых записей после тех, что я сделал в баре в Сансет-парк.

Но у меня еще были записи о юношеской карьере Микки-Мауса, когда он избивал педерастов в Виллидже. Очень много детей рабочих увлекаются этим видом «спорта», уверенные, что действуют, пылая праведным гневом, и тем самым подтверждают свою мужественность. Они не понимают, что таким образом пытаются убить ту часть самих себя, которую никогда не осмелятся осознать. Иногда они могут переусердствовать, убив или покалечив голубого. Мне довелось провести парочку арестов такого рода, и в каждом случае парни были поражены серьезностью ситуации и тому, что мы, копы, не на их стороне. Этих ребят шокировала вероятность попасть в тюрьму за свои действия.

Я уж было решил убрать свою записную книжку, но передумал, подошел к таксофонной будке и бросил монетку. Найдя номер Дрю Каплана, я набрал его.

Тут я вспомнил женщину, рассказавшую мне о Микки-Маусе, и порадовался, что нынче утром мне не пришлось увидеть ее яркую одежду.

– Это Скаддер, – сказал я, когда девушка соединила меня с Капланом. – Не знаю, пригодится ли это, но у нас есть несколько фактов, подтверждающих, что наши друзья явно не мальчики из церковного хора.

* * *

После этого разговора я проделал довольно большой путь пешком. Спустившись вниз по 9-й авеню, я заглянул в «Мисс Китти», поздоровался с Джоном Касабианом, но долго там не задержался. Потом я зашел в церковь на 42-й улице, а выйдя оттуда, продолжил свой путь в нижнюю часть города, прошел мимо дальнего входа в автобусный терминал в Порт-Ото-рити, пересек Адскую Кухню и Челси и вошел в Виллидж. Я шел через кварталы, где находились мясные склады, и остановился в баре мясников на углу Вашингтон-стрит и 13-й. Там я немного потолкался среди мужчин в окровавленных фартуках, поглощавших крепкие напитки, которые они потом запивали пивом. Выйдя на улицу, я смотрел на говяжьи и бараньи туши, подвешенные на крюках. В этот жаркий солнечный полдень вокруг них роились сотни мух.

Потом я пошел дальше, спрятался от солнца в угловом бистро на пересечении Джэйн-стрит и 4-й авеню, выпил еще одну порцию в «Куки Бар» на Хадсон-стрит и сел за столик в «Уайт Хорс», чтобы съесть гамбургер и выпить пива.

Все это время я только и делал, что думал.

Клянусь Богом, что не понимаю, как кому-то – и я не исключение – вообще удается что-либо раскрыть. Я, кажется, видел один фильм, в котором герой объяснял, как он что-то раскрывает, сопоставляя данные, пока не появляется решение; тогда у меня было чувство, что я буду делать точно так же.

Но в работе так случается редко. Когда я служил в полиции, большинство моих дел разрешались – если они вообще разрешались – двумя возможными способами. Либо я не знал ответа, пока какая-нибудь новая порция информации не делала его очевидным, либо я знал с самого начала, кто это сделал, и мне нужно было только собрать достаточное количество улик, чтобы доказать это в суде. И существовал крошечный процент дел, когда я действительно вырабатывал решение в ходе следствия, но как – не мог сказать тогда и не смогу сейчас. Я брал то, что у меня есть, и начинал это рассматривать, и так рассматривал и рассматривал, а потом неожиданно видел все то же самое, но в ином свете, и ответ уже был у меня в голове.

Это похоже на собирание пазлов. На какой-то миг ты застреваешь, подбираешь разные кусочки, прикладываешь их то так, то эдак, пока наконец не берешь тот самый кусочек, который наверняка держал в пальцах уже сотни раз. Ты уже вертел его и прикладывал, приставлял то туда, то сюда. Но на этот раз кусочек ложится туда, куда ему положено, и он подходит, хоть ты и готов поклясться, что уже пробовал положить его так минуту назад, – он подходит, а ты просто не замечал очевидного.

Я сидел за столиком в «Уайт Хорс», за столиком, на котором кто-то вырезал свои инициалы, за темным коричневым столиком со стершейся местами лакировкой. Я уже доел свой гамбургер и допил пиво и цедил кофе, добавив туда немного бурбона. Обрывки фраз и образов прокручивались в моей голове. Я слышал, как Нельсон Ферманн рассказывает о людях, имеющих доступ к церковному подвалу. Я видел Билли Кигена, достающего из кармана куртки бумажку с номером и кладущего ее на столик. Я наблюдал за Бобби Русландером, засунувшим в рот свисток. Я видел грешника в желтом парике, Фрэнка или Джесси, нехотя соглашающегося передвинуть мебель. Я смотрел «Мирового парня» с медсестрой Фрэн, а потом шел с ней и ее подругой в «Мисс Китти».

Вот миг, когда я еще не знаю ответа, и вот наступает следующий – и у меня есть ответ.

Не могу сказать, что я сделал что-то особенное, чтобы это случилось. Я ничего не высчитывал, просто собирал кусочки мозаики, примерял их так и эдак, пока неожиданно все не сложилось само собой – кусочек за кусочком, встав на свои места, без каких-либо усилий и туда, куда надо.

Думал ли я об этом прошлой ночью, когда мои мысли неосознанно распутывали все факты, как Пенелопа свое покрывало? Не думаю, хотя природа неосознанного такова, что никогда с уверенностью не можешь сказать, что было, а чего не было. Пришедший ответ был очевиден, точно как в пазлах, когда кусочек подходит, а ты недоумеваешь, почему не увидел этого раньше. Так очевиден, что я почувствовал, будто открыл то, что уже давно знал.

* * *

Я позвонил Нельсону Ферманну. Он не владел нужной мне информацией, но его секретарь дал мне номер телефона, по которому я связался с женщиной, готовой ответить на все мои вопросы.

Потом я собрался было звонить Эдди Коэлеру, но понял, что нахожусь всего в двух кварталах от шестого участка. Я отправился туда и, найдя его на рабочем месте, сказал, что у него есть шанс заработать на оставшуюся часть шляпы, которую я предлагал ему ранее. Он сделал пару звонков, не вставая из-за стола. Когда я уходил, в моей записной книжке появились новые записи.

Сделав несколько звонков из будки телефона-автомата, я дошел до Хадсон-стрит и там поймал такси, чтобы вернуться в верхнюю часть города. Выйдя на углу 11-й авеню и 51-й улицы, я пошел по направлению к реке. Я остановился перед дверью, ведущей к Моррисси, но не стал ни стучать, ни звонить. Вместо этого я прочитал, что написано на рекламном плакате местного театра. «Мирового парня» больше не показывали. Завтра вечером здесь собирались давать пьесу Джона Б. Кина «Мужчина из Клэр». Тут же красовалась фотография актера, который играет главную роль. У него были жесткие рыжие волосы и задумчивое лицо.

Я попытался открыть дверь, ведущую в театр. Она была закрыта. Я постучал в нее, и, когда мне никто не открыл, постучал еще раз. Наконец дверь отворили.

На меня смотрела женщина лет двадцати пяти очень маленького роста.

– Мне очень жаль, – сказала она, – но касса откроется только завтра днем. А сейчас мы в запарке, у нас генеральная репетиция и...

Я ответил ей, что пришел не за билетами.

– Мне нужно пару минут вашего времени, – добавил я.

– Время – это то, что нужно всем, но мне его катастрофически не хватает, – ответила она, не задумываясь, словно это были слова какой-то роли, написанной специально для нее. – Мне очень жаль, – сказала она деловым тоном. – Может, в другой раз.

– Нет, сейчас.

– Господи, что такое? Вы ведь не из полиции, верно? Что мы сделали, забыли кому-нибудь заплатить?

– Я работаю на того парня, что на втором этаже, – ответил я, махнув наверх. – Он бы хотел, чтобы вы мне помогли.

– Мистер Моррисси?

– Его зовут Тим Пэт, если хотите, можете его обо мне спросить. Меня зовут Скаддер.

Из глубины театра донесся голос с явным ирландским акцентом:

– Мэри-Джин, что, ради бога, так тебя задержало?

Она закатила глаза, вздохнула и пропустила меня внутрь.

* * *

Выйдя из ирландского театра, я позвонил Скипу домой и в его бар. Касабиан предположил, что он может быть в тренажерном зале.

Сначала я позвонил в «Армстронг». Но его там не оказалось, он даже не заходил туда, но Дэннис сказал, что заходил кое-кто другой.

– Здесь тебя один парень искал, – сказал он мне.

– Кто?

– Он не назвался.

– Какой он из себя?

– Если бы ты подбирал игроков для игры в копов и грабителей, – сказал он задумчиво, – то на роль грабителя он бы не подошел.

– Он оставил для меня что-нибудь?

– Нет. И чаевых тоже не оставил.

Потом я пошел в тренажерный зал Скипа, находящийся на последнем этаже двухэтажного здания на Бродвее, прямо над гастрономом. Год или два назад здесь был боулинг, но разорился. Возникало ощущение, что этот тренажерный зал тоже долго не проживет. Сейчас здесь двое работали над своим лишним весом. Негр, блестящий от пота, качал пресс на специальной скамье, а его белый партнер придерживал его. Справа крупный мужчина поднимал тяжелые гири обеими руками.

Я нашел Скипа занимающимся на тренажере для мышц рук и спины. Он был в серых спортивных штанах, а футболку снял. Вспотел он жутко. Он работал над мускулами спины, плеч и предплечий. Я стоял в стороне и наблюдал, пока он не закончил упражнения. Когда я позвал его, он обернулся, увидел меня и удивленно улыбнулся. Сделав еще несколько движений на тренажере, он встал и подошел, чтобы пожать мне руку.

– Что случилось? – спросил он. – Как ты меня здесь нашел?

– Твой партнер подсказал.

– Что ж, ты пришел вовремя. Я могу сделать перерыв. Пошли, возьмем мои сигареты.

Здесь нашлось место, где можно было курить: два кресла, стоящие рядом с водоохладителем. Скип закурил свой «Кэмел».

– Эта тренировка очень помогает. Я проснулся сегодня с жуткой головой. Мы ведь здорово выпили прошлой ночью, верно? Ты нормально добрался домой?

– А что, я был ужасно пьян?

– Не сильнее, чем я. Ты был вполне ничего. Разве что все говорил о том, что Фрэнк и Джесси будут отжаты в стиральной машине и что ты готов схватить их.

– Ты считаешь, я был слишком оптимистичен?

– Эй, все в порядке. – Он сделал затяжку. – Я снова начинаю чувствовать себя человеком. Кровь быстрее бежит по венам, а с потом выходит вся отрава – совсем другие чувства. Ты когда-нибудь занимался спортом, Мэтт?

– Давно уже не занимался.

– Но было дело?

– О, сто лет назад. Я какое-то время занимался боксом.

– Ты серьезно? Так ты мог всех послать в нокдаун?

– Это было в старших классах. Я тогда пропадал в спортзалах, тренировался. Потом меня несколько раз поколотили, и я понял, что мне не нравится получать по морде. К тому же на ринге я был неповоротливым, и я чувствовал себя неповоротливым, вот почему мне все это перестало нравиться.

– Поэтому ты пошел на работу, где вместо этого тебе позволили носить пушку.

– А еще жетон и дубинку.

Скип рассмеялся.

– Бегун и боксер, – сказал он. – Только посмотри на нас сейчас. Ты мог бы ходить сюда.

– Ага.

– И?

– Я знаю, кто они.

– Фрэнк и Джесси? Ты шутишь.

– Нет.

– Кто они? И как ты это выяснил? И...

– Я думаю, что нам стоит собраться сегодня вечером всей командой. Скажем, после вашего закрытия.

– Командой? О чем ты?

– Все те, кто колесил с нами по Бруклину той ночью. Нам нужна мужская сила, и нет необходимости втягивать в это новых людей.

– Нам нужна мужская сила? А что мы будем делать?

– Этой ночью ничего, но я бы хотел созвать военный совет. Если, конечно, с тобой все в порядке.

Он затушил сигарету в пепельнице.

– В порядке? Конечно со мной все в порядке. Что ты хочешь? Великолепную семерку? Нет, нас было только пятеро. Великолепная семерка минус двое. Ты, я, Касабиан, Киген и Русландер. Что у нас сегодня, среда? Билли закроется около половины второго, если я хорошенько попрошу его. Я позвоню Бобби и поговорю с Джоном. Ты действительно знаешь, кто они такие?

– Действительно.

– Я имею в виду, что ты знаешь конкретно...

– Абсолютно все, – ответил я. – Имена, адреса, где работают.

– Полный набор. Кто они?

– Я приду в твой офис около двух.

– Ты засранец. А вдруг до этого тебя переедет автобус?

– Тогда эта тайна умрет вместе со мной.

– Ну ты засранец. Я еще покачаю пресс. Хочешь присоединиться ко мне, чтобы размять свои мускулы?

– Нет, – ответил я. – Я хочу пойти выпить.

* * *

Но выпить мне не удалось. Я заглянул в бар, но там оказалось слишком людно, а когда я вернулся в отель, в вестибюле сидел, развалившись в кресле, Джек Диболд.

– Я так и думал, что это был ты, – сказал я.

– Что, этот китайский бармен описал меня?

– Он филиппинец. Он обозвал тебя старым толстяком, который не оставил чаевых.

– Кто дает чаевые барменам?

– Все.

– Ты серьезно? Я оставляю чаевые, когда сижу за столиком, но у барной стойки – никогда. Не думал, что кто-нибудь так делает.

– О, брось. Где ты пьешь, в «Барли Стоун»? В «Белой розе»?

Он посмотрел на меня.

– Ты в отличном настроении. Такой живой и энергичный.

– Что ж, я как раз на полпути к завершению одного дельца.

– О?

– Ты ведь знаешь, как это бывает, когда все встает на свои места и складывается в общую картину? Такой у меня сегодня удачный день.

– Мы говорим не об одном и том же деле, верно?

– Ты вообще ни о чем не говорил, – ответил я. – О каком деле ты... А, Томми? Господи, нет. Я не об этом говорю. В том деле ничего не сдвинулось.

– Я знаю.

Я вспомнил, как начался мой день.

– Он звонил мне этим утром, – сказал я. – Жаловался на тебя.

– Наверное, и сейчас жалуется.

– Он сказал, что ты оскорблял его.

– Да. Но это мне не очень-то помогло.

– Он попросил меня рассказать тебе, какой он хороший парень.

– Это правильно. Ну? Он действительно хороший парень?

– Нет. Он – настоящая задница. Но я могу быть предвзятым.

– Конечно. К тому же он твой клиент.

– Верно.

Джек выбрался из кресла, и мы вышли на улочку перед отелем. На тротуаре спорили водители такси и грузовичка, перевозящего цветы.

– Джек, зачем ты искал меня сегодня? – спросил я.

– Оказался поблизости и решил зайти.

– Ага.

– Вот черт. Я просто подумал, может, у тебя есть что-то новенькое.

– На Тиллари? На него ничего и не может найтись, а если бы я и нашел что-то, он – мой клиент.

– Я имею в виду, может, ты что-то нашел на тех испанских ребяток. – Он вздохнул. – Потому что я начинаю беспокоиться, что мы можем проиграть это дело в суде.

– Серьезно? Но они же признались в ограблении.

– Да, если они будут отвечать только на обвинение в ограблении, то на этом все и закончится. Но в прокуратуре хотят рассматривать это как дело об убийстве, и если дойдет до судебного процесса, то я могу все провалить.

– Но у тебя есть украденные вещи из того дома с совпавшими серийными номерами, есть их отпечатки пальцев, есть...

– Все это дерьмо. Ты же знаешь, как все происходит в суде. Неожиданно может оказаться, что эти украденные вещи не являются очевидным доказательством. Например, окажется, что найденная ворованная пишущая машинка не будет нужна, а будет нужна ворованная счетная машинка. И так далее. Что касается отпечатков пальцев, что ж, один из них был в этом доме три месяца назад, вытаскивал всякий хлам по указанию Тиллари. Вот вам и отпечатки, верно? Я понимаю, что смышленый адвокат может проделать огромные дыры в этом деле. И я подумал, вдруг ты нашел что-то хорошее? Я бы хотел это знать. И твоему клиенту это поможет – если мы посадим Круза и Херреру за решетку, верно?

– Думаю, да. Но у меня ничего нет.

– Совсем ничего?

– Ничего.

* * *

Все закончилось тем, что я привел его в «Армстронг» и купил нам выпивку. Я оставил Дэннису доллар на чай только для того, чтобы посмотреть на реакцию Джека. Потом я вернулся в отель. Оставил дежурному записку с просьбой разбудить меня и на всякий случай поставил будильник.

Приняв душ, я сел на край кровати и посмотрел в окно. Небо темнело, становясь кобальтово-синим, смеркалось очень быстро.

Я лег и, не ожидая того, заснул. Следующее, что я осознал, был звонок телефона. Я не стал брать трубку, и он зазвонил еще раз, потом к нему присоединился мой будильник. Я оделся, плеснул на лицо холодной воды и пошел отрабатывать свои деньги.

Глава 22

Когда я пришел в офис Скипа, они все еще ждали Кигена. Скип приспособил верх шкафа для бумаг под барную стойку, на нем было четыре или пять разных бутылок и ведерко со льдом. Пенопластовый ящик-холодильник, заполненный холодным пивом, стоял на полу. Я спросил, не осталось ли у них кофе. Касабиан ответил, что, наверное, на кухне найдется, и вернулся оттуда, неся в руках закрытый пластиковый термос с кофе, кружку, сливки и сахар. Я налил себе черный кофе, но не стал добавлять туда никакой выпивки – пока.

Едва я успел сделать один глоток, как раздался стук в дверь. Скип пошел открывать и вернулся вместе с Билли.

– Опоздавший Билли Киген, – сказал Бобби, а Касабиан налил пришедшему ирландское виски двенадцатилетней выдержки, которое тот обычно пил в «Армстронге».

Потом народ начал друг друга подкалывать. Но вскоре шутки стихли, и, не дав им возобновиться, я встал и сказал:

– Я хотел бы вам всем кое-что рассказать.

– О страховании жизни, – вставил Бобби Русландер. – Вы когда-нибудь думали об этом, ребята? Вы задумывались над этим?

– Мы со Скипом болтали прошлой ночью, – продолжал я, – и кое-что выяснили. Мы поняли, что уже видели прежде тех двух ребят в париках и с бородами. Пару недель назад именно они ограбили бар Моррисси.

– Но тогда на них были маски из платков, – заметил Бобби. – А в этот раз они носили парики, бороды и маски, как ты можешь утверждать, что это они?

– Это были они, – сказал Скип. – Поверь мне. Два выстрела в потолок, помнишь?

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – ответил Бобби.

– Бобби и я видели их только на расстоянии этой ночью в понедельник. А ты их не видел вообще, верно, Джон? – сказал Билли. – Конечно, не видел, ты ведь был на другой стороне квартала. А у Моррисси ты был в ночь ограбления? Не помню, чтоб я тебя там видел.

Касабиан ответил, что никогда не был у Моррисси.

– Значит, у троих из нас не может быть никакого мнения по этому поводу, – продолжил Билли. – Если вы говорите, что это были те же парни, тогда отлично. Ну и что с того? Потому что, если я ничего не пропустил, мы по-прежнему не знаем, кто они.

– Мы знаем.

Все посмотрели на меня.

– Я вел себя очень самоуверенно прошлой ночью, говорил Скипу, что мы их поймаем. Уж теперь-то, когда мы знаем, что они провернули оба дела, вычислить их будет просто. Думаю, это были разговоры, навеянные выпитым бурбоном, но в них оказалось немало правды, а сегодня мне повезло. Я знаю, кто они. Скип и я были правы, оба дела провернули одни и те же люди, и я знаю, кто они.

– Куда мы сейчас пойдем? – спросил Бобби. – Что будем делать?

– Это позже, – ответил я. – Сначала я расскажу вам, кто они.

– Мы слушаем.

– Их зовут Гэри Этвуд и Ли Дэвид Катлер. Скип называл их Фрэнк и Джесси, как братьев Джеймс, возможно, он уловил их семейное сходство. Этвуд и Катлер – кузены. Этвуд живет в Вест-Виллидже, районе, где все названия – буквы, на 9-й авеню, между "В" и "С". Катлер живет у своей подружки. Она школьная учительница, а живет на Вашингтонских холмах. Зовут ее Рита Донеджиан.

– Армянка, – сказал Киген. – Может, она твоя кузина, Джон. Наша география все расширяется.

– Как ты их нашел? – спросил Касабиан. – Они и прежде этим занимались? Были подобные дела?

– Не думаю, что на них что-нибудь есть в полиции, – ответил я. – Но этого я не проверял, потому что мне это не представляется важным. У них могут быть членские карточки «Экуити».

– Что?

– Членские карточки профсоюза актеров «Экуити», – сказал я. – Они – актеры.

– Ты шутишь, – сказал Скип.

– Нет.

– Я полнейший тупица. Все сходится. Все чертовски подходит.

– Ты понимаешь?

– Конечно понимаю, – ответил он. – Вот откуда их акцент. Вот почему они казались ирландцами, когда грабили Моррисси. Они не произнесли ни звука, не делали ничего ирландского. Но это чувствовалось, потому что они играли.

Он обернулся и посмотрел на Бобби Русландера.

– Актеры. Я был ограблен чертовыми актеришками.

– Ты был ограблен всего лишь двумя актерами, – уточнил Бобби. – А не всей актерской братией.

– Актеры, – продолжал Скип. – Джон, мы заплатили пятьдесят тысяч долларов двум актерам.

– Но у них в руках были настоящие пушки, – напомнил ему Киген.

– Актеры. Нам нужно было заплатить им бутафорскими деньгами.

Я налил себе еще кофе из термоса и сказал:

– Не знаю, что навело меня на эту мысль. Но это лежало на поверхности. Когда для меня все прояснилось, я уже мог понять, откуда эти мысли возникли. Первое – это общее впечатление: было в них что-то, какое-то ощущение, что мы присутствуем на спектакле. У нас было два разных представления: то, что у Моррисси, отличалось от того, что мы наблюдали в понедельник ночью. Но как только мы выяснили, что это одни и те же парни, разница в их поведении стала заслуживать внимания.

– Но я не понимаю, как ты просчитал, что это именно актеры, – сказал Бобби. – Они просто притворялись.

– Было еще кое-что, – продолжал я. – Они двигались, как люди, профессионально знакомые с техникой движений. Скип заметил, что они могли бы быть танцорами, их движения словно были заранее продуманы. Была еще одна фраза, сказанная одним из них, она так не вязалась с ситуацией, что могла быть характерна только для них – для них, а не для их роли.

– Что за фраза? – спросил Скип. – Я ее слышал?

– В подвале церкви. Когда ты и тот, что в желтом парике, передвигали мебель, расчищая место.

– Помню. И что он сказал?

– Что-то вроде того, что не знает, как к этому отнесется профсоюз.

– Да, я помню, что он это сказал. Это была странная фраза, но я не обратил на нее внимание.

– Я тоже, но зато запомнил. И его голос изменился, когда он произносил ее.

Скип закрыл глаза, вспоминая.

– Ты прав.

– Но почему эта фраза выдает в нем актера? – спросил Бобби. – Она говорит лишь о том, что он – член профсоюза.

– У рабочих сцены очень строгий профсоюз, – ответил я. – Он внимательно следит за тем, чтобы актеры не передвигали декорации или не делали подобной работы, на которую нанимают рабочих сцены. Это была чисто актерская реплика, да и манера произнесения соответствовала.

– Но как ты вышел на них? – спросил Касабиан. – От того факта, что они актеры, до их имен и адресов длинная дорога.

– Уши, – сказал Скип.

Все посмотрели на него.

– Он зарисовал их уши, – сказал Скип, показывая на меня, – в свою записную книжку. Уши очень трудно замаскировать. Не смотрите на меня так, я узнал это из первых рук. Он зарисовал уши этих ребят.

– И что сделал потом? – требовательно спросил Бобби. – Сделал объявление и стал всех осматривать?

– Можно просмотреть альбомы, – предположил Скип. – Просмотреть актерские фотографии и найти нужную пару ушей.

– Когда тебя фотографируют на паспорт, – заметил Билли Киген, – то на этой фотографии должны быть видны оба уха.

– А то что?

– Или тебе не выдадут паспорт.

– Бедный Ван Гог, – сказал Скип. – Человек без гражданства.

– Как ты нашел их? – по-прежнему хотел знать Касабиан. – Ведь не с помощью ушей?

– Нет. Конечно, нет, – ответил я.

– Номер машины! – воскликнул Билли. – Вы забыли про номер машины?

– Эта машина оказалась в списке недавно угнанных машин, – ответил я ему. – Как только я понял, что они – актеры, я снова позвонил в церковь. Я знал, что они выбрали эту церковь не наугад. У них был доступ к тому подвалу, наверное, ключ – по словам пастора, очень много разных организаций имели туда доступ, в обращении было много ключей. Он упомянул, что среди этих организаций был любительский театр, который пользовался подвалом для прослушиваний и репетиций.

– Ага, – сказал кто-то.

– Я позвонил в церковь, чтобы узнать имя кого-нибудь, имеющего отношение к этой труппе. Мне удалось связаться с таким человеком, и я объяснил, что пытаюсь найти актера, который работал с этой труппой в течение последних месяцев. У меня было примерное описание, которое бы подошло к любому из тех двоих. Помните, за исключением разницы в росте, равной двум дюймам, они были похожего телосложения.

– И так ты узнал имя?

– Мне назвали несколько имен. Одним из них оказался Ли Дэвид Катлер.

– И колокольчик зазвонил, – сказал Скип.

– Какой колокольчик? – спросил Касабиан. – Так появилось первое имя, верно? Или я что-то пропустил?

– Нет. Ты прав, – ответил я. – На этом этапе Катлер был лишь одним из нескольких имен в моей записной книжке. Мне нужно было связать это имя с другим преступлением.

– С каким другим преступлением? А, Моррисси. Но как? Они не нанимают в качестве официантов и барменов безработных актеров. Для этого у них трудится вся их семья.

– Что находится на первом этаже, Скип? – спросил я.

– О!

– Ирландский театр, – ответил Билли Киген. – «Данки Репертори Компани» – так они, кажется, называются.

– Я зашел к ним сегодня в полдень. У них шла генеральная репетиция новой пьесы, но я сослался на Тима Пэта и получил несколько минут внимания одной молодой женщины. У них в вестибюле висят портреты – фотографии всех членов труппы. Там изображены только их лица. Она показала мне фотографии тех, кто снимался в разных пьесах, которые они ставили в течение года. Каждая новая пьеса идет у них не очень долго, поэтому за год они поставили несколько представлений.

– И?

– Ли Дэвид Катлер играл в «Скандале» Брайана Фрайэла, эта пьеса шла у них последнюю неделю мая и первую июня. Я узнал его фотографию прежде, чем увидел написанное снизу имя. И еще я узнал на фотографии его кузена. Их семейное сходство еще сильнее, когда они без грима. На самом деле ошибиться невозможно. Наверное, именно это и помогало им получать роли, так как они не были постоянными членами труппы. Они играли двух братьев, там их сходство было кстати.

– Ли Дэвид Катлер, – повторил Скип. – А как имя второго? Что-то типа Этвуд.

– Гэри Этвуд.

– Актеры.

– Верно.

Скип постучал сигаретой по тыльной стороне ладони, потом взял ее в рот и прикурил.

– Актеры. Они играли в пьесе на первом этаже и решили подняться повыше в этом мире, верно? Тут-то им и пришла в голову идея обокрасть Моррисси.

– Наверное. – Я сделал глоток кофе. Бутылка «Уайлд Тёрки» стояла здесь же, на шкафчике для бумаг, и притягивала мой взгляд, но я не хотел, чтобы хоть что-то притупило мое восприятие. Я был рад, что не пью, и также рад, что пьют все остальные. – Они наверняка заходили туда выпить раз или два в течение того времени, что шла их пьеса. Может, они услышали о запирающемся стенном шкафчике, может, видели, как Тим Пэт клал туда деньги или что-нибудь оттуда доставал. Так или иначе, но тем ребятам пришло в голову, что Моррисси легко обокрасть.