Текст книги "История Французской революции. Том 2"

Ценой этого урона французы лучше узнали позицию. Они увидели, что Дурле слишком хорошо защищен, чтобы направить на него главную атаку; что Ватиньи, едва охраняемый и лежавший позади Дурле, взять легче и что, если удастся прочно занять этот пункт, позиция при Дурле неизбежно падет. Журдан отрядил до семи тысяч человек к правому флангу, на подмогу Дюкенуа; он приказал генералу, слишком далеко стоявшему со своей четвертой колонной, перейти в Обреш и тоже двинуться на Ватиньи, но упорствовал в своей демонстрации против центра и опять велел Фроментену идти влево, чтобы объять весь неприятельский фронт.

На другой день, 16-го, атака возобновилась. Пехота наконец подступила к Ватиньи. Австрийские гренадеры, соединявшие Ватиньи с Дурле, были загнаны в леса. Удачно расположенная легкая артиллерия не дала неприятельской кавалерии развернуться, и Ватиньи был взят. Генералу Борегару повезло не так. Его накрыла посланная против него австрийская бригада; солдаты, переоценив силы неприятеля, разбежались и уступили часть занятой местности. В Дурле и Сен-Ваасте обе стороны взаимно сдерживали одна другую; но французы взяли Ватиньи – а это было главное. Журдан, чтобы упрочить эту позицию, послал туда подкрепление в 5–6 тысяч человек.

Принц Кобургский, слишком скоро поддаваясь опасности, отступил, несмотря на свою победу над Борегаром и приближение герцога Йоркского, который форсированными маршами шел со стороны Самбры. Весьма вероятно, что он не остался на правой стороне Самбры из опасения, что французы соединятся с теми 20 тысячами, которые находились в укрепленном лагере. Верно то, что, если бы Мобёжская армия во время канонады при Ватиньи напала на слабую осадную армию и старалась бы сама пройти к Журдану, союзники были бы уже разбиты. Солдаты требовали этого в один голос, но генерал Ферран не захотел действовать (впоследствии Революционному трибуналу был предан генерал Шансель, ошибочно обвиненный в этом отказе). Удачная атака Ватиньи заставила союзников снять осаду Мобёжа, и атаку стали называть победой при Ватиньи.

Итак, союзникам пришлось сосредоточить свои силы между Шельдой и Самброй. Комитет общественного спасения поспешил извлечь всю возможную пользу из победы при Ватиньи, уныния, овладевшего неприятелем, и энергии, возвращенной французской армии, и решился сделать последнее усилие с целью прогнать союзников с французской территории до начала зимы и поселить в них унижающее сознание того, что вся кампания прошла даром. Журдан и Карно держались мнения, противоположного мнению комитета. Они считали дожди, уже частые и обильные, дурное состояние дорог и утомление войск достаточными причинами для того, чтобы разойтись по зимним квартирам, и советовали использовать зимнее время для организации армии и обучения ее дисциплине. Но комитет настаивал на освобождении, приказал идти на Мобёж и Шарлеруа с одной стороны, а на Сизуэн, Мод и Турне – с другой, и таким образом окружить неприятеля на занятой им территории. Это постановление было подписано 22 октября. Отдали все нужные приказания; Арденская армия должна была соединиться с армией Журдана; гарнизоны должны были выйти из крепостей, а на их место готовились новые реквизиционные войска.

Вандейская война тоже возобновилась с удвоенной энергией. Мы видели выше, что Канкло отступил в Нант и колонны, находившиеся в Верхней Вандее, возвратились в Анжер и Сомюр. Прежде чем вышли новые декреты, сливавшие Ларошельскую и Брестскую армии в одну и предоставлявшие начальство над этой армией генералу Лешелю, Канкло подготовил новое наступательное движение. От майнцского гарнизона по милости войны и болезней оставалось уже только 9-10 тысяч человек. Брестская дивизия была почти совсем расстроена. Канкло тем не менее решил предпринять весьма смелый поход в центр Вандеи, в то же время умоляя Россиньоля поддержать его своей армией. Россиньоль тотчас же (2 октября) созвал в Сомюре военный совет, на котором было решено, что колонии, находившиеся в Сомюре, Туаре и Да Шатеньере, 7-го числа соберутся в Брессюире и оттуда пойдут в Шатийон, чтобы согласовать свое движение с движением Канкло. Колоннам Ле Сабль-д’Олона и Дюсона Россиньоль приказал сохранять оборонительное положение, принимая во внимание недавно понесенный урон и опасности, грозившие им со стороны Нижней Вандеи.

Между тем Канкло пришел 1 октября в Монтегю и стал посылать до Сен-Фюльжана рекогносцировки с намерением примкнуть правым крылом к люсонской колонне, если ей удастся опять действовать наступательно. Ободренный удачей, он 2-го числа приказал авангарду, которым всё еще командовал Клебер, двинуться на Тифож. Четыре тысячи майнцев встретили армию Боншана и д’Эльбе при Сен-Симфорьене, разбили ее после кровопролитного сражения и оттеснили.

В тот же вечер прислали декрет о смене Канкло, Обера-Дюбайе и Груши. В майнцской колонне это решение вызвало крайнее неудовольствие, а Филиппо, Мерлен и Ревбель, видя, что у армии отнимают отличного начальника именно тогда, когда она стоит в самом центре Вандеи окруженная опасностями, пришли в сильное негодование. Конечно, было умно сосредоточить власть над всем западом в руках одного человека, но следовало возложить такую ношу на кого-нибудь другого. Лешель был не только невежественен, но и малодушен (говорит Клебер в своих записках) и ни разу не побывал под неприятельским огнем. Будучи простым офицером Ларошельской армии, он внезапно получил повышение, подобно Россиньолю, единственно за репутацию, которую составил себе как патриот, и назначившие его не знали, что, не имея ни природного ума, ни храбрости, Левель будет таким же дурным начальником, каким был солдатом. Впредь до его прибытия власть была передана Клеберу. Войска остались на своих позициях, между Монтегю и Тифожем.

Наконец 8 октября Лешель прибыл, и военный совет собрался в его присутствии. Вследствие только что полученного известия о движении на Брессюир колонн из Сомюра, Туара и Ла Шатеньере, было решено продолжать идти на Шоле и там соединиться с этими тремя колоннами; и в то же время Люсонской дивизии приказали двинуться к общему сборному месту. Лешель ничего не понял в рассуждениях остальных генералов и всё одобрил, только повторяя: «Надо идти величественно, всей массой». Клебер с презрением сложил свою карту. Мерлен сказал, что в ту армию, положение которой было всех опаснее, прислали самого невежественного из людей. С этой минуты представители поручили Клеберу одному руководить операциями и только для проформы отдавать в них отчет Лешелю. Последний воспользовался этим, чтобы держаться подальше от места сражения. Удалившись от опасности, он возненавидел храбрых воинов, дравшихся за него, но по крайней мере не мешал им драться, как и когда им было угодно.

В это время Шаретт, видя опасности, угрожавшие вождям Верхней Вандеи, отделился от них под разными ложными предлогами, ушел к берегу и намеревался завладеть островом Нуармутье. Он действительно захватил его 12 октября с помощью измены коменданта и этим обеспечил себе возможность спасти свой отряд и войти в сношения с англичанами, но Верхнюю Вандею предоставлял почти неминуемой погибели. В интересах общего дела Шаретт мог сделать нечто гораздо лучшее: напасть на майнцскую колонну с тыла и, может быть, истребить ее. Его товарищи посылали ему письмо за письмом, умоляя сделать это, но ни разу не получили ответа.

Несчастным вождям Верхней Вандеи не оставалось выхода ни с какой стороны. Республиканские колонны собрались в Брессюире в назначенный срок и 9-го числа выступили оттуда в Шатийон. По дороге они встретили армию Лескюра и привели ее в беспорядок. Вестерман, снова восстановленный в своей прежней должности, находился в авангарде с несколькими сотнями человек. Он вступил в Шатийон 9 октября вечером, а вся армия подошла 10-го. Лесюор и Ларошжаклен призвали к себе на помощь главную Вандейскую армию, находившуюся от них неподалеку, так как они сражались на небольшом расстоянии друг от друга. Все вместе они решились идти в Шатийон и двинулись 11 октября.

Вестерман уже шел из Шатийона в Мортань с пятьюстами солдатами авангарда. Сначала он не думал, что имеет дело с целой армией, и не просил больших подкреплений. Но внезапно окруженный со всех сторон, он вынужден был отступить и быстро возвратиться в Шатийон. В городе водворилось смятение, и республиканская армия поспешно оставила его. Вестерман объединился с генералом Шальбо и, собрав горсть храбрецов, остановил бегство и даже вновь подошел к Шатийону. По наступлении ночи он сказал бежавшим солдатам: «Вы сегодня потеряли свою честь, надо вернуть ее».

Вестерман взял сто всадников, за каждым велел сесть по гренадеру и ночью, пока вандейцы, беспорядочно заполнившие Шатийон, спали от усталости или вина, имел дерзость туда пробраться, один против целой армии. Произошла ужасная резня. Вандейцы, впотьмах не узнавая своих, дрались между собой; женщины, дети, старики гибли среди страшного смятения. Вестерман вышел из города на рассвете с оставшимися при нем тридцатью или сорока солдатами и возвратился к армии, стоявшей на расстоянии одного лье от города. На следующий день глазам вандейцев предстало ужасающее зрелище; они сами ушли из Шатийона, залитого кровью и пожираемого пламенем, и направились в сторону Шоле. Шальбо, восстановив порядок в своей дивизии, 14 октября опять вступил в Шатийон и собирался снова двинуться вперед, чтобы соединиться с Нантской армией.

Все вандейские вожди – д’Эльбе, Лескюр, Боншан, Ларошжаклен – оставались со своими силами в окрестностях Шоле. Майнцский гарнизон, выступивший 14-го, приближался; шатийонская колонна была уже недалеко, и Люсонская дивизия тоже шла туда же и должна была стать между Майнцской и Шатийонской. Наступала минута общего объединения. Пятнадцатого октября майнцская колонна шла двумя частями к Мортаню, из которого только что вышел неприятель. Клебер с главным корпусом образовал левый фланг, а Дюпюи – правый. В то же время люсонская колонна приближалась к Мортаню в надежде найти батальон, который Лешель обещал поставить на ее пути. Но Лешель, никогда ничего не делавший, не сделал даже этого второстепенного распоряжения, вследствие чего Лескюр неожиданно напал на колонну со всех сторон. К счастью, генерал Бопюи, находившийся недалеко, близ Мортаня, вовремя поспел на помощь и освободил люсонскую колонну. Вандейцев отогнали. Несчастный Лескюр получил рану над бровью и упал на руки своих солдат, которые унесли его и обратились в бегство. Тогда люсонская колонна соединилась с колонной Бопюи, и молодой Марсо принял над ней начальство.

На левом фланге в это же время Клебер сражался близ Сен-Кристофа и тоже отогнал неприятеля. Пятнадцатого числа вечером все республиканские войска стояли на биваках перед Шоле, куда удалились вандейцы. В Люсонской дивизии оставалось около трех тысяч человек, что вместе с майнцской колонной составляло приблизительно тринадцать тысяч.

Утром следующего дня вандейцы, сделав несколько пушечных выстрелов, очистили Шоле и отошли к Бопрео. Клебер тотчас же вступил в Шоле, но под страхом смертной казни запретил грабить и содержал всё в величайшем порядке. Люсонская колонна так же поступила в Мортане. Следовательно, все историки, писавшие, что республиканцы сожгли Шоле и Мортань, допускали ошибку или откровенную ложь.

Все нужные распоряжения быстро сделал Клебер, так как Лешель отстал от армии на два лье. Речка Муан протекает мимо Шоле; за нею – полукругом – расположена холмистая, неровная местность. Налево от этого полукруга находится лес Шоле, в центре город Шоле, направо замок на возвышенности. Клебер поставил Бопюи с авангардом перед лесом, Аксо с майнцским резервом – за авангардом, так, чтобы поддержать его; люсонскую колонну под началом Марсо – в центре, Вимё с Майнцским главным корпусом – с правой стороны, на возвышенностях. Шатийонская колонна пришла в ночь на 17-е и состояла приблизительно из 10 тысяч; следовательно, республиканских войск набиралось около 22 тысяч.

Утром 17 октября состоялся военный совет. Клеберу не нравилась позиция перед Шоле, потому что она располагала только одним путем к отступлению – мостом, ведущим в город через речку Муан. Клебер хотел идти вперед, чтобы обогнуть Бопрео и отрезать вандейцев от Луары. Представители не соглашались с ним на том основании, что колонна, пришедшая из Шатийона, нуждалась в дне отдыха.

Тем временем вандейские вожди тоже совещались в Бопрео, среди ужаснейшей сумятицы. Поселяне тащили за собой своих жен, детей, скот и собрались переселяться. Ларошжаклен и д’Эльбе советовали сражаться на левом берегу Луары до последнего, но де Тальмой и д’Отишан, имевшие большое влияние, торопили с переправой на другой берег. Боншан, который, как говорили, имел с Англией какой-то план, также полагал, что следует переправиться, однако был не прочь и предпринять последнюю попытку капитального сражения перед Шоле. Прежде чем начать сражение, он послал отряд в Варад, чтобы приготовить всё к переправе в случае поражения.

Итак, было решено дать битву. Вандейцы в числе сорока тысяч двинулись на Шоле 17 октября в час пополудни. Республиканские генералы не ждали нападения и думали посвятить день отдыху. Вандейцы выстроились в три колонны: одна направлялась против левого фланга республиканцев, где стояли Бопюи и Аксо, другая – против центра, где начальником был Марсо, третья – против правого фланга, вверенного Вимё. Вандейцы шли правильным строем, как регулярные войска. Все раненые вожди, если только были в состоянии ехать верхом, находились среди своих людей и поддерживали их в этот день, долженствовавший решить вопрос об их дальнейшем существовании и обладании родной землей. Между Бопрео и Луарой в каждой общине, еще не занятой республиканцами, служили мессы и возносили молитвы за несчастное гибнущее дело монархии.

Вот вандейцы трогаются и подходят к самому авангарду Бопюи, поставленному, как мы уже говорили, на равнине впереди леса Шоле. Они надвигаются плотным строем и атакуют на манер линейных войск; какая-то их часть рассыпается как вольные стрелки, с намерением обогнуть авангард и даже левое крыло и проникнуть в лес. Республиканцы, подавленные числом неприятеля, вынуждены податься назад; под самим Бопюи убиты две лошади, он падает, запутавшись в шпорах, и едва не взят, но откидывается назад на зарядный ящик, бросается к первой попавшейся лошади и нагоняет свою колонну. В эту минуту появляется Клебер; он велит центру и правому флангу не посылать никуда людей и отправляет сказать Шальбо, чтобы тот вывел из Шоле одну из своих колонн на помощь левому флангу. Сам Клебер останавливается подле Аксо, возрождает уверенность в своих войсках, ведет назад тех, кто пошатнулся под напором численного превосходства. Вандейцы оттеснены, возвращаются с ожесточением – и снова получают отпор.

Между тем бой завязывается с такой же яростью в центре и на правом фланге. Вимё стоит так выгодно, что все старания неприятеля остаются безрезультатными. В центре, однако, вандейцы имеют больше успеха и пробиваются туда, где стоит молодой Марсо. Клебер скачет к нему, чтобы поддержать люсонскую колонну, и в то же мгновение из Шоле выходит запрошенная ранее колонна Шальбо. Это подкрепление было крайне важно в эту минуту, но при виде равнины, объятой огнем, колонна, не имевшая выдержки, как и все войска Ларошельской армии, разбегается и в беспорядке возвращается в Шоле. Клебер и Марсо остаются в центре с одной люсонской колонной. Начальник ее, молодой Марсо, не робеет, позволяет неприятелю подойти на ружейной выстрел, открывает свои батареи и неожиданным огнем останавливает вандейцев. Последние сначала не подаются; они плотнее строятся под дождем картечи, но скоро уступают и бегут в беспорядке – в центре и на обоих флангах. Бопюи, собрав свой авангард, с ожесточением гонится за отступающими.

Майнцская и люсонская колонны одни участвовали в этом сражении, то есть 13 тысяч человек разбили 40 тысяч. И та и другая стороны выказали необыкновенную храбрость, но организованность и дисциплина решили дело в пользу республиканцев. Марсо, Бопюи, Мерлен, который сам нацеливал орудия, вели себя геройски. Клебер выказал свою обычную верность взгляда и энергию. Со стороны вандейцев д’Эльбе и Боншан, совершавшие чудеса, были смертельно ранены. Из всех вождей остался один Ларошжаклен, который сделал всё, чтобы разделить их славную участь. Сражение продолжалось четыре часа.

Темнело. Вандейцы бежали во все стороны, а Бопюи гнался за ними. Вестерман, не желая разделять бездействие войск Шальбо, взял отряд кавалерии и тоже во весь опор поскакал за беглецами. После продолжительной погони генералы остановились и наконец решили дать своим войскам отдохнуть. Однако рассудив, что скорее найдут хлеб в Бопрео, нежели в Шоле, они отправились в Бопрео, хоть и полагали, что вандейцы отступили именно туда. Но бегство оказалось таким быстрым, что часть вандейцев уже находилась в Сен-Флоране, на берегу Луары, остальные же при приближении республиканцев в беспорядке очистили Бопрео и уступили им место, которое не могли защищать.

Боншан просит пощады у республиканских солдат

На другое утро вся армия пошла из Шоле в Бопрео. Вдруг авангард Бопюи увидел толпу людей, бегущих по дороге из Сен-Флорана с криками «Да здравствует Республика!» и «Да здравствует Боншан!». Их допросили – они ответили, называя Боншана своим избавителем. Оказывается, этот молодой герой, лежа при смерти от раны в нижнюю часть живота, выпросил помилование четырем тысячам пленным, которых вандейцы тащили за собой и непременно хотели расстрелять. Эти-то пленные и возвращались к республиканской армии.

В это самое время 80 тысяч человек – женщины, дети, старики, вооруженные люди – толпились на берегу Луары с жалкими остатками своего имущества и оспаривали друг у друга каких-нибудь двадцать лодок, чтобы переправиться на тот берег.

Ларошжаклен

Совет, состоявший из вождей, еще способных рассуждать, спорил о том, разойтись или перенести борьбу в Бретань. Некоторые советовали рассеяться по Вандее и скрываться до лучших времен; этого мнения был и Ларошжаклен. Но одержало верх противное мнение: решено было остаться всем вместе и перейти реку. Между тем Боншан скончался, а никто другой не мог привести в исполнение план, который он задумал, рассчитывая на Бретань. Д’Эльбе, умирающего, послали в Нуармутье; Лесктора, также раненого смертельно, несли на носилках. Люди бросали свои поля, готовились нести опустошение на чужие поля и самим искать там погибели – и с какой целью! Пока эти несчастные великодушно переносили столько бедствий, коалиция даже не думала о них, эмигранты занимались придворными интригами и только немногие храбро дрались на Рейне, да и то в рядах иноземцев. И никто не помыслил послать хоть одного солдата, хоть один экю злополучной Вандее, обессмертившей себя такой геройской борьбой, а теперь разбитой, рассеянной, отчаявшейся!

Республиканские генералы собрались в Бопрео и решили разделиться и отправиться частично в Нант, частично в Анжер, чтобы против этих двух городов не могли устроить неожиданной диверсии. Представители думали, что Вандея уничтожена окончательно, в чем, однако,

Клебер с ними не соглашался. «Вандеи больше нет», – написали они Конвенту. Армии был положен срок до 20 октября, а она завершила дело 18-го. Северная армия в тот же день выиграла сражение при Ватиньи и окончила кампанию снятием блокады Мобёжа.

Итак, Конвенту казалось, что достаточно приказать победить – и победы одерживались. Упоение достигло высшей степени в Париже и во всей Франции, и люди начинали верить, что до конца года Республика победит всех своих врагов.

Одно только событие могло отчасти омрачить эту радость – потеря на Рейне Вейсенбургских линий, пробитых 13 и 14 октября. После урона при Пирмазенсе мы оставили пруссаков и австрийцев перед линиями Сарры и Лаутера, где они угрожали вторжением каждую минуту. Пруссаки, потревожив французов на берегах Сарры, принудили их отодвинуться. Вогезский корпус, отброшенный за Хорнбах, отступил далеко назад, в Бич, в самое сердце гор. Мозельская армия, оттесненная до Саргемина, была отделена от вогезского корпуса и Рейнской армии. В этом положении пруссакам, перешедшим на западном склоне черту Сарры и Лаутера, было легко обогнуть Вейсенбургские линии с левой стороны. Это и случилось 13 октября. Пруссия и Австрия, между которыми имелись разногласия, наконец помирились. Прусский король уехал в Польшу, оставив начальство над армией герцогу Брауншвейгскому, которому он приказал действовать сообща с Вурмзером. Пока пруссаки шли вдоль вогезской линии до Бича, Вурмзер должен был атаковать линии Лаутера с семью колоннами. Первая, которой командовал князь Вальдек и которой было поручено перейти Рейн и обогнуть Лаутербург, встретила в свойствах местности и мужестве пиренейских войск непобедимые препятствия. Вторая хоть и перешла линии повыше Лаутербурга, но получила отпор. Остальные, с большим трудом преодолев сопротивление французов, завладели Вейсенбургом. Французские войска отступили за Гейсберг, стоявший несколько позади Вейсенбурга и гораздо менее доступный.

Вейсенбургские линии еще не могли считаться совсем потерянными, но известие о походе пруссаков заставило французов отодвинуться к Гаггенау и на линию Лаутера, уступая часть территории союзникам. Стало быть, на этом пункте граница не уцелела, но победы на севере и в Вандее перевесили это неприятное известие. Конвент послал Сен-Жюста и Леба в Эльзас, чтобы в зародыше подавить движение, возбуждаемое в Страсбурге эльзасским дворянством и эмигрантами. Туда же были направлены и ополченцы.

Ужасные опасения, возникшие в августе до побед при Ондскоте и Ватиньи, до взятия Лиона и отступления пьемонтцев за Альпы, до побед в Вандее, рассеялись. Теперь северная граница, самая важная и наиболее угрожаемая, была избавлена от неприятеля, Лион покорен, так же как и Вандея, внутренние восстания усмирены вплоть до итальянской границы, где Тулон, правда, еще держался, но держался уже один. Одержать еще по победе на Пиренеях, в Тулоне и на Рейне – и Республика стала бы победительницей, а эти победы одержать было, казалось, не труднее других.