Текст книги "История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3"

Луи-Адольф Тьер
История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3

© Ольга Вайнер, 2014

© «Захаров», 2014

XXXIX
Торриш-Ведраш

После сражения в Талавере и потери моста Арсобиспо англичане и испанцы стремительно отступили с Тахо на Гвадиану. При всей неопределенности исхода сражения оно имело для них последствия проигранного, ибо привело к объединению французских сил вокруг Мадрида и не оставило иного выхода, кроме как поспешно отступить на юг Иберийского полуострова, оставив раненых, больных и даже часть снаряжения. Испанцы ушли в Андалусию, укрывшись за Сьерра-Морена. Артур Уэлсли занял позицию в Эстремадуре, в окрестностях Бадахоса. Жалуясь оттуда, по своему обыкновению, на слабое содействие испанцев и в особенности на их небрежение в снабжении его продовольствием (будто они должны были кормить его войска, когда не умели прокормить и свои собственные), расположившись в краю, обильном злаками и богатом скотом, с возможностью безопасного отступления в Португалию, и решив более не заходить легкомысленно вглубь полуострова, Уэлсли объяснял свое бездействие удручающей жарой и советовал испанцам избегать крупных сражений, занять выгодную позицию на Сьерра-Морена, хорошенько охранять Андалусию, дожидаться воздействия погоды, всегда противодействующей захватчику в Испании, и научиться, наконец, править своими армиями и дисциплинировать их.

Его здравые советы, которые было легче давать, нежели им следовать, не могли принести испанцам большой пользы. Не принимая обидные упреки сэра Уэлсли на свой счет, они адресовали их центральной хунте, которую было принято тогда винить за всё происходящее, но не за всё плохое и хорошее, а только за плохое.

Несчастной хунте приходилось выслушивать поучения не только от всех партий, думавших не так, как она, но и от провинциальных хунт, ревновавших к верховной власти. И провинциальная хунта Севильи, которой надоело верховенство хунты центральной, и гордая своей мнимой неодолимостью хунта Валенсии, и хунта Бадахоса, вторившая удалившимся на ее территорию англичанам, осыпали центральную хунту всякого рода оскорблениями и что ни день требовали созыва Кортесов, которые сделались новым спасительным средством, обещавшим исцеление от всех болезней. Устав от своей печальной и опасной роли и чувствуя невозможность держаться дольше, центральная хунта пожелала, чтобы ее сменили подлинные представители нации, и в начале 1810 года объявила о созыве Кортесов, оставив на будущее определение способа, места и точного времени их созыва, в зависимости от военных обстоятельств. Признав в то же время потребность в более концентрированной власти, хунта учредила исполнительную комиссию из шести членов, наделив ее полномочиями правительства, а за собой оставила законодательные функции. В числе членов этой комиссии оказался и маркиз Ла Романа, беспокойный персонаж, вечно обещавший великие свершения и совершивший лишь побег из Дании со своей дивизией. Он был переведен из Старой Кастилии в Андалусию для реорганизации войск этой части полуострова.

Испанские войска были разделены в то время на три армии: армию левого фланга, включавшую войска, отстаивавшие Старую Кастилию, королевство Леон, Астурию и Галисию у генералов Келлермана и Боне и маршала Нея; армию центра, которая охраняла Эстремадуру, Ла-Манчу и Андалусию, проиграла сражения в Медельине, Сьюдад-Реале и Альмонасиде и считала себя победившей в сражении у Талаверы, потому что англичане хорошо обороняли свою позицию; наконец, армию правого фланга, включавшую войска, которые под командованием генералов Рединга и Блейка в течение всего 1809 года пытались отбить Каталонию у генерала Сен-Сира, а Арагон – у генерала Сюше.

Новая исполнительная комиссия требовала увеличить армию центра, чтобы вернуться в Ла-Манчу и отвоевать Мадрид у короля Жозефа, который собрал вокруг себя корпуса маршалов Виктора, Мортье и Сульта и генералов Себастиани и Дессоля и мог действовать теперь силами 80 тысяч лучших в мире солдат. Напрасно Уэлсли советовал избегать больших сражений до тех пор, когда можно будет выставить против французов хорошо организованные войска, новые вожди испанского правительства не особенно считались с его мнением и энергично занимались организацией новой армии центра. Для ее формирования они соединили войска, которые под командованием Грегорио де Ла Куэсты сражались в Талавере, те, что под командованием Венегаса проиграли сражение в Альмонасиде, и войска, составлявшие в ту минуту армии Эстремадуры и Ла-Манчи. К ним присоединили подразделение валенсийцев, а в качестве снаряжения использовали всё, что ежедневно получали от англичан. Так рассчитывали получить армию в 50–60 тысяч человек, с прекрасной кавалерией и лучшей в Испании артиллерией. Командовать ею назначалось поначалу де Ла Куэсте, но хунта его не любила и, когда он несколько раз попросился в отставку, ибо имел обыкновение вечно грозить своим уходом, поймала генерала на слове и назначила на его место генерала Эгуйю, единственное достоинство которого состояло в том, что последние сражения проиграл не он.

Наступление против войск, собранных Жозефом вокруг Мадрида, предполагали начать после того, как спадет жара, а тем временем требовали, чтобы армии левого и правого флангов действовали в тылах французов и вынудили их отвести войска к северу и оголить Мадрид.

В это же время весьма серьезные события происходили как в Каталонии и Арагоне, так и в Старой Кастилии. В Каталонии генерал Сен-Сир весь 1809 год боролся с каталонцами и с войсками генерала Рединга, которые в конце концов отбросил в Таррагону. Затем он передвинулся на Барселону, чтобы навести порядок, доставить продовольствие и забрать пленных, захваченных в четырех сражениях. Пленных он отвел к границе, а затем приступил к осаде Хероны, проведение которой Наполеон несколько легкомысленно предписал ему в качестве несложной задачи, призванной увенчать его славные заслуги.

Генералу Вердье было поручено руководить наступательными операциями, а Сен-Сир оставил за собой миссию прикрывать их. Даже после взятия Сарагосы еще не было известно, что осады в Испании представляют собой крупные военные операции, гораздо более трудные, чем сражения, и что даже самый искусный командующий с величайшим трудом может одолеть испанские крепости.

Сен-Сир, оставив Вердье все силы, какие только мог, и забрав только 12 тысяч человек, ловко захватил равнину Вик, довольно значительные запасы продовольствия для себя и для генерала Вердье, а затем расположился на позиции, позволявшей остановить армии, которые неминуемо должны были прислать на помощь Хероне.

Когда прибыла, наконец, долгожданная тяжелая артиллерия, Вердье начал подкопные работы. Город Херона, расположенный на берегу реки Тер у подножия защищенных высот, окруженный регулярными укреплениями, наполненный фанатичным населением, обороняемый гарнизоном в 7 тысяч человек и героическим комендантом доном Альваресом де Кастро, намеревался обессмертить себя героическим сопротивлением и, как мы увидим, сдержал слово.

Поскольку генерал Сансон, руководивший инженерными операциями, решил начинать с захвата высот, траншею открыли перед фортом Монжуик и после долгой прокладки ходов проделали, наконец, брешь. К сожалению, поскольку осада проводилась без подобающей точности, приступ был проведен лишь через несколько дней, и неприятель успел подготовиться к энергичной обороне. Французские войска, остановленные доблестью осажденных и воздвигнутыми за брешью препятствиями, были оттеснены, что чрезвычайно воодушевило жителей города.

После неудачной атаки на форт Монжуик направление атаки показалось выбранным неверно, его переменили и предприняли новые подкопные работы в сторону другого бастиона. Легко догадаться, сколько времени, крови и бессмысленных усилий стоили эти перемены. При виде происходящего усердие солдат остывало, а фанатизм жителей возрастал. Наконец, когда прорыв через брешь снова стал возможен, испанцы оставили форт Монжуик, почувствовав, что на сей раз не сумеют его отстоять. Форт стал, наконец, французским завоеванием, но после срока, который равнялся по продолжительности величайшим осадам.

Уставшие за время предварительных операций солдаты атаковали саму крепость, спустившись на берега Тера и расположившись под навесным огнем с высот, оставшихся в распоряжении неприятеля. Была предпринята новая осада городской стены, и, когда брешь, наконец, стала проходимой, было решено идти на приступ. Дон Альварес де Кастро, возглавив свой гарнизон, за спиной которого стояли все жители, поклялся скорее умереть, нежели сдаться, и преградить французам путь хоть горами трупов, за отсутствием разрушенных их пушками стен. Атака была начата с большой силой, отбита и с ожесточением возобновлена под огнем из крепости и с высот, под звон колоколов и крики фанатичного населения. Несколько раз доблестным французским солдатам удавалось вскарабкаться на стену, но всякий раз их ожидала там яростная толпа. Женщины, священники и дети выходили вместе с солдатами к залитой кровью и объятой пламенем бреши, и в конце концов атакующим пришлось отступить перед благородным исступлением испанского патриотизма. Это был уже второй неудачный штурм за время осады. Ничего подобного с французами не случалось после Сен-Жан-д’Акра. Пришлось отказаться от прямых атак и перейти к блокаде, которой, впрочем, казалось теперь достаточно, ибо героическое население Хероны пожирали тиф и голод, унося жизни последних защитников. Смертельная болезнь настигла даже коменданта.

Единственным условием победы стало теперь перекрытие всех путей снабжения города, а это была забота генерала Сен-Сира. Без всякого почтения обнажая необдуманность приказов, приходивших из Парижа, генерал навлек на себя опалу, которую нетрудно было предвидеть. Его заменил один из старых товарищей Наполеона по оружию маршал Ожеро, оставшийся без должности после Эйлау и горячо просивший вернуть его на службу. Однако после пылких прошений о назначении маршал не особенно торопился приступить к исполнению обязанностей, и Сен-Сиру приходилось в труднейшей обстановке продолжать командовать армией, которая перестала ему принадлежать.

В это время генерал Блейк, знавший, что Херона может пасть вследствие голода, собрал все остатки каталонских и арагонских армий и выдвинулся к ней с конвоем в тысячу голов вьючного скота. Сен-Сир тотчас расположился на Барселонской дороге, чтобы противостоять каталонцам в самой уязвимой части линии блокады. Вердье остался защищать берега Тера и подступы к городской стене. Целых три дня простояли армии друг перед другом, погрузившись в плотный туман, через который слышны были человеческие голоса, но никого не было видно. Но пока генерал Сен-Сир удерживал невидимого неприятеля, дивизию Лекки из осадного корпуса внезапно атаковали, и испанскому генералу удалось доставить в Херону не только конвой с продовольствием, но и подкрепление в четыре тысячи человек – помощь более опасную, нежели полезную, ибо осажденным недоставало не рук, а пропитания.

Несчастный де Кастро, ресурсы которого в результате этой операции вовсе не увеличились, тайно отправил генералу Блейку просьбу о новой помощи, и тот попытался вновь провести в крепость конвой, невзирая на опасность, ибо вся Каталония просила о спасении Хероны любой ценой. Окольными дорогами ему удалось приблизиться к крепости с огромными запасами продовольствия. Но на сей раз Сен-Сир, доверяя лишь себе, спрятал свои силы так, чтобы подпустить конвой и сопровождавшие его войска к самым воротам Хероны. Внезапно появившись, его колонны преградили путь конвою, одновременно атаковав неприятеля с фланга и с тыла, захватили несколько тысяч богато навьюченных животных и вдобавок взяли несколько тысяч пленных. Несчастные осажденные с высоты стен видели, как продовольствие, в котором они так нуждались, перешло в лагерь осаждавших, и вскоре, будучи выкошены лихорадкой, тифом и голодом и лишившись своего коменданта, они сдались 11 декабря, после более чем шести месяцев осады, оставив о ней в истории бессмертную память. Генерал Сен-Сир, отбывший после того, как оттеснил корпус Блейка, не имел чести принять капитуляцию, хотя вся заслуга победы принадлежала ему. Он даже был предан суду за то, что отбыл слишком рано, а маршал Ожеро, прибывший, лишь чтобы присутствовать при открытии ворот, получил от Наполеона горячие поздравления. Так императорское правительство начинало вести себя подобно всем ослабевшим и ослепленным правительствам, которые льстящих им фаворитов предпочитают верным служителям, докучающим им независимостью своих мнений.

Таковы были события в Каталонии в конце 1809 года. Эта большая провинция, безутешная после взятия Хероны, но не покорившаяся, не могла предпринять ничего значительного в течение зимы 1809–1810 годов. События в Арагоне также имели серьезные последствия. После капитуляции Сарагосы 5-й корпус маршала Мортье передвинулся на Тахо, а 3-й корпус, изнуренный тяжелейшей осадой Сарагосы, остался в Арагоне и получил нового командующего – разумного, умелого и твердого генерала Сюше. Этот генерал, искусный и в руководстве военными операциями, и в управлении армиями, что редко встречалось у соратников Наполеона, более привычных к подчинению, нежели к командованию, в одинаковой степени умел добиваться любви солдат и уважения населения, несмотря на неизбежные страдания. Его корпус состоял из трех старых пехотных полков, 14-го и 44-го линейных и 5-го легкого, четырех новых полков, 114-го, 115-го, 116-го и 117–го линейных, трех полков польской пехоты, 13-го кирасирского (единственное подразделение этого рода войск, оказавшееся в Испании), небольшой легкой кавалерии и, наконец, прекрасной артиллерии.

Сюше постарался вернуть в сердца своих солдат чувство долга и покорность войне, отвращение к которой поселилось в них после осады Сарагосы. Дав им отдохнуть некоторое время, он вновь повел их прямо на врага. Когда генерал Блейк, командовавший армией правого фланга, задумал воспользоваться отбытием 5-го корпуса, чтобы напасть на Арагон и отвоевать Сарагосу, Сюше решил не дожидаться его нападения и вышел ему навстречу к Альканьису. Но вскоре французский генерал заметил, что усталость, отвращение и дезорганизация оставили на его войсках гораздо более глубокий отпечаток, чем он поначалу предполагал, и, видя их вялое поведение на поле боя, был вынужден отвести своих солдат назад. К счастью, Блейк не воспользовался преимуществом, так что Сюше успел сосредоточить силы у Сарагосы, пополнить полки новобранцами из Наварры, реорганизовать их, обмундировать с помощью местных ресурсов, облегчить страдания солдат, воодушевить и вернуть им, наконец, уверенность в себе и боевой дух. Он дождался армии Блейка, принял сражение на удачно выбранной оборонительной позиции, а когда первоначальный пыл испанцев выдохся, перешел от обороны к атаке, оттеснил их в ужасные овраги и нанес значительный урон. Уже будучи уверен в своих войсках, он преследовал испанскую армию до Бельчите, где она вновь решилась сражаться, энергично атаковал и захватил всю артиллерию и несколько тысяч пленных.

С этого дня генералу Блейку пришлось отказаться от мысли отбить Арагонский край у генерала Сюше, и тому приходилось иметь дело только с герильясами и крепостями. Именно ему и маршалу Ожеро предстояло, до начала вторжения в королевство Валенсию, осадить Лериду, Мекиненсу, Тортосу и Таррагону, а осада Хероны дает представление о том, во что выливались осады в этих краях.

Став хозяином Сарагосы и плодородного Арагонского края, Сюше постарался успокоить страну, возродить в ней порядок, удалить от нее герильясов, извлечь необходимые армии ресурсы с наименьшим ущербом для жителей и, наконец, подготовить осадное снаряжение, необходимое для покорения крепостей. Зная по опыту, что содержание армии победителей в богатом краю хоть и тяжело, но может не стать разорительным, если для получения всего необходимого используют не грубые руки солдат, а осторожную руку умной и честной администрации, генерал Сюше призвал бывших членов правительства провинции и рассказал им о нуждах армии, о своем желании уберечь население и о твердом решении вернуть жителям всё возможное благополучие, если они помогут его благим намерениям. По его речам и мягкому и умному лицу в Сюше признали человека честного и умелого, который, будучи обязан завоевать испанцев, не хотел их угнетать, и приняли решение помочь ему всеми доступными средствами.

Сарагоса считала, что своим героическим сопротивлением заплатила долг независимости Испании, и она действительно его заплатила. К тому же все непримиримые и пылкие борцы были либо уничтожены, либо разбежались, а оставшиеся жители требовали дорого доставшего им покоя. Такие настроения весьма содействовали намерениям генерала Сюше, и Сарагоса за несколько месяцев восстала из праха. Генерал восстановил прежние налоги, прежних сборщиков, прежние власти, приказал, с согласия членов провинциальной администрации, чтобы все поступления направлялись в кассу провинции, оставлял в ней наибольшую часть для нужд страны, а излишек забирал для потребностей армии, дав обещание (которое в точности сдержал) уважать людей и собственность. Не оставляя армию в убытке, он пошел на некоторые расходы, весьма искусно польстив народному духу. Вместо того чтобы продать серебряную утварь церкви Нуэстра-Сеньора-дель-Пилар, предмет всеобщего почитания, он ее вернул; выделил некоторые средства на восстановление Арагонского канала и на ремонт наиболее поврежденных войной зданий; в то же время Сюше собрал и отремонтировал тяжелую артиллерию, как привезенную с собой, так и найденную в Испании, и тем самым подготовил средства для осады Лериды и Мекиненсы, которые необходимо было захватить, прежде чем Каталонская армия подойдет к Тортосе и Таррагоне.

Полному умиротворению Арагона мешали только герильясы. Пока центральная хунта из Севильи пыталась руководить организацией регулярных армий, которые вечно терпели поражения, стихийно формировались нерегулярные войска; их никто не создавал, не кормил и не направлял, они будто сами вырастали из-под земли и, ведомые инстинктом, действовали по обстоятельствам. Они ни в чем не нуждались, потому что кормились собственными руками, и напротив, вынуждали французов терпеть нужду во всем, внезапно появлялись там, где их меньше всего ждали, разбегались, если враг был силен, и вновь возникали, если обнаруживали его рассредоточенным для охраны постов или сопровождения конвоев; отказывались от борьбы с крупными соединениями, но уничтожали одного за другим отдельных солдат и, поскольку человечность не была ни достоинством испанской нации, ни долгом коварно захваченного народа, не упускали случая вырезать до последнего раненых, больных и сопровождавших их солдат. Одной такой системы военных действий, неутомимо поддерживаемых, со временем хватило бы для уничтожения и самой многочисленной и доблестной армии, ибо последняя не всегда и даже редко бывает объединена в крупные подразделения: значительная часть ее состава на линии операций постоянно используется для поиска продовольствия, сопровождения боеприпасов, конвоирования больных, раненых и новобранцев. Когда ее подразделения уничтожаются одно за другим, она подобна дереву, которому обрубают корни и которое неминуемо засохнет и погибнет после некоторого периода увядания.

Герильясы, и прежде доставлявшие французам немало беспокойства, умножились до бесконечности после разгрома регулярных испанских войск, и близка была минута, когда в стране останутся только одна организованная армия (армия англичан) и тысячи отрядов, которые невозможно ни пересчитать, ни обозначить. Так что невозможно было уже сказать, кто больше содействует обороне полуострова: дававшая сражения английская армия или тысячи летучих отрядов, которые их не давали, но отнимали у французов плоды побед и делали губительными результаты поражений.

В то время как центр Арагона покорился оружию и политике генерала Сюше, всю периферию прекрасной провинции за несколько месяцев наводнили дерзкие и порой многочисленные отряды. Выходец из Лериды Реновалес обосновался в долине на юге Пиренеев, в неприступном и весьма почитаемом в этих краях монастыре Сан-Хуан-де-ла-Пенья. В центре Наварры некий девятнадцатилетний студент по имени Мина, которому вскоре назначалось прославиться в его собственных трудах и трудах его дяди, встал во главе нескольких сотен людей и полностью перекрыл дорогу из Памплоны в Сарагосу, обрезав коммуникации Арагонской армии. На юге провинции бывший офицер Вильякампа, собрав остатки двух полков и горстку фанатичных крестьян, контролировал окрестности Калатаюда. По соседству в горах действовал полковник Рамон Гайян, занимавший с тремя тысячами человек монастырь Нуэстра-Сеньора-дель-Агила. Оба сообщались с не менее знаменитым партизаном Эмпесинадо, который опустошал дорогу из Сарагосы в Мадрид через Калатаюд, Сигуэнсу и Гвадалахару. Таким образом окружили провинцию Арагон, которая, будучи умиротворена в центре, оставалась неспокойной по всему периметру.

Разогнав регулярную армию Блейка и восстановив порядок в управлении провинцией, генерал Сюше принялся воевать с отрядами повстанцев. Генералу Ариспу он поручил поймать Мину. После ожесточенного преследования генерал, в конце концов, настиг молодого герильяса и, не расстреляв его, как приказывали из Парижа, отправил во Францию, где пленнику предстояло заточение в Венсенне. Но едва Мину захватили, как дядя молодого человека, ревнуя к славе племянника, собрал остатки его отряда и начал нападать на Наварру. Сюше направил на город Хаку экспедицию и отбил у Реновалеса монастырь Сан-Хуан-де-ла-Пенья. Таким образом, не вполне очистив Пиренеи, удалось очистить большую Наваррскую дорогу. На юге провинции на некоторое время удалось обезвредить отряд бесстрашного и неутомимого Вильякампы и отобрать у него Ориуэлу. Другое французское подразделение захватило монастырь Нуэстра-Сеньора-дель-Агила и разогнало отряд Рамона Гайяна. В результате этих удачных операций дороги на Валенсию и Мадрид освободили, и можно было надеяться, что после захвата Лериды и Мекиненсы, а после того – Тортосы и Таррагоны, Арагон, а может быть и Каталония, будут усмирены.

Но на подобный успех, достигнутый благодаря административному и военному таланту генерала Сюше, невозможно было надеяться в Бискайе, в обеих Кастилиях и в королевстве Леон. Генералы Тувено в Бискайе, Боне в Астурии, Келлерман в Старой Кастилии сбились с ног, тщетно гоняясь за герильясами, и уже не знали, что делать. Отряды в этих краях были многочисленны. Они передвигались пешком по горам и верхом по равнинам, объединялись для крупных экспедиций и разделялись, уходя от преследования, а порой всходили на борт английских кораблей, когда их теснили вплотную, и затем высаживались на других берегах. Их преступления были ужасны, а набеги – опустошительны. Они безжалостно вырезали раненых и больных и перехватывали депеши, раскрывавшие планы французов; постоянно держали в неизвестности французские армии и привносили фатальные задержки в передачу приказов; похищали деньги и вынуждали жить в постоянной тревоге как французских, так и поступивших к ним на службу испанских агентов; препятствовали всякого рода снабжению, захватывая лошадей, мулов и погонщиков; делали невозможным пополнение армий, вынуждая маршевые батальоны и эскадроны оставаться на севере или расходовать силы в бесплодной гонке, прежде чем соединиться с полками, которые им назначалось пополнить.

Со временем, применив упорство, уничтожив регулярные армии, изгнав англичан и тем самым отняв у испанцев всякую серьезную надежду на помощь, постаравшись правильно управлять страной, покорившись необходимости значительных расходов для облегчение ей бремени войны, можно было добиться успеха. Если бы вслед за тем настал всеобщий мир, дело Людовика XIV восторжествовало бы второй раз, при обстоятельствах по меньшей мере столь же трудных, как те, с которыми столкнулся Филипп V[1]1
  Речь идет о Войне за испанское наследство (1700–1713). По ее итогам Филипп V удержал испанскую корону и заморские колонии, однако отрекся от прав на французский престол (что предотвращало слияние двух держав). Всё это время Испания всецело находилась под французским влиянием и Филипп во всем следовал инструкциям своего деда Людовика XIV.


[Закрыть], но главным условием успеха было привлечение к этому делу всех ресурсов Франции и всего гения Наполеона.

Труднее всего было, из-за природы местности и отчаяния населения, подчинить северные провинции. Помимо герильясов, нужно было победить регулярную армию герцога дель Парке, называвшуюся армией левого фланга, которой прежде командовал маркиз Ла Романа. Эта армия включала в себя войска Галисии, Астурии и Леона, которыми пренебрег Сульт при уходе в Португалию, которые потеснил, но не уничтожил Ней и которым он был вынужден отдать Старую Кастилию, чтобы передвинуться на Тахо, когда ему приказали соединиться с другими маршалами в тылах британской армии. После сражения в Талавере Ней вернулся в Париж для объяснения с Наполеоном по всем спорным предметам, которые рассорили его с Сультом. Его корпус (6-й), уменьшившийся из-за усталости и осенних болезней солдат до 9 тысяч человек, в конце октября 1809 года предстал перед армией герцога дель Парке, насчитывавшей около 30 тысяч. Получив от хунты очередной приказ возобновить наступательные операции и даже двигаться на Мадрид с реорганизованной армией центра, дель Парке выдвинулся к Тамамесу, пытаясь хоть как-то содействовать выполнению амбициозных планов севильского правительства. Воспользовавшись примером англичан, он предусмотрительно занял позицию на гряде труднодоступных высот, с которых пехота метким навесным огнем могла остановить и самые храбрые войска, если бы их не вели с величайшей осмотрительностью.

Генерал Маршан, исполненный отваги своего командира и привыкший не считать испанцев, выдвинулся на Тамамес 18 октября и без колебаний атаковал позицию неприятеля тремя колоннами. Перед занятой испанцами позицией находилось несколько пушечных орудий, прикрываемых кавалерией. Французские кавалеристы в мгновение ока захватили эту артиллерию, порубив канониров, в то время как один из пехотных батальонов выдвинулся вперед, принял испанскую кавалерию на штыки и рассеял ее ружейным огнем. Но после этой легкой победы нужно было штурмовать саму позицию. Два полка на французском левом фланге, 6-й легкий и 69-й линейный, попытавшись вскарабкаться на высоты под огнем пятнадцати тысяч человек, воодушевленных своей позицией, тотчас понесли значительные потери и были отведены назад Маршаном, опасавшимся потерять в дерзкой атаке слишком много людей. Его попятному движению последовала вся линия, и непоколебимый 6-й корпус впервые оказался остановленным испанцами. Огонь был таков, что французы не смогли сохранить отнятую у неприятеля артиллерию, ибо все тащившие ее лошади были убиты.

Это незначительное поражение весьма воодушевило испанцев и подтолкнуло их к исполнению плана наступательной кампании. Впрочем, ничего более удачного, чем их массовое приближение, случиться и не могло, ибо, измученные мелкими боями, французы одерживали победы только в больших сражениях. Центральное правительство, и без того весьма расположенное, несмотря на советы генерала Уэлсли, вновь выдвинуть армию центра, после боя в Тамамесе без колебаний отдало приказ двигаться на Мадрид, чего горячо желали очень многие из тех, кто после ухода из столицы оказался заперт в Андалусии. Сочтя генерала Эгуйю слишком робким, центральная хунта заменила его доном Хуаном де Арейсагой, молодым офицером, отличившимся при Альканьисе в бою с войсками генерала Сюше. Деятельный и энергичный новый командир, считавший виноватыми в неудачах испанских армий отдельных офицеров, заменил некоторых из них более молодыми и привыкшими к тяготам нынешней войны. Его реформаторский дух всячески приветствовался и внушал надежду на скорое вступление в Мадрид, несмотря на презрительные предостережения генерала Уэлсли. Центральное правительство заявляло, что коль скоро англичане не желают действовать, оно прекрасно обойдется без них, и доходило в своей уверенности до того, что обсуждало, какие меры будут приняты после водворения в Мадриде.

Собрав на Сьерра-Морена войска Эстремадуры, которыми прежде командовал Ла Куэста, войска Ла-Манчи, которыми командовал Венегас, и подразделение валенсийцев, дон Хуан де Арейсага прошел в течение ноября через Ла-Манчу и вышел к Тахо выше Аранхуэса в окрестностях Таранкона. Под его командованием состояло пятьдесят с лишним тысяч пехотинцев, несколько более привыкших держаться на линии, чем другие солдаты Испании, восемьдесят орудий с отличной обслугой и семь-восемь тысяч добрых всадников. Вдобавок эту так называемую армию центра воодушевляла свойственная испанцам самоуверенность. В Мадриде о приближении испанцев также узнали с радостью и приготовились достойно их встретить.

Сульт, ставший начальником штаба Испанской армии после отъезда Журдана и обязанный руководить движением корпусов, поначалу никак не мог разгадать намерений испанского генерала, распознать которые было весьма непросто. Располагая большой частью войск за верховьями Тахо у Аранхуэса, маршал был в состоянии противостоять неприятелю на любых направлениях и мог не спешить с решением. Расположение его сил было следующим. Шестой корпус под командованием Маршана возвратился в Старую Кастилию, где, как мы видели, схватился с герцогом дель Парке в бою у Тамамеса. Второй корпус, которым командовал прежде сам Сульт, а теперь генерал Оделе, находился в Оропесе, за мостами Альмараса и Арсобиспо, наблюдая за дорогой в Эстремадуру. Пятый корпус Мортье располагался в Талавере и был готов поддержать 2-й. Четвертый корпус, которым прежде командовал Лефевр, а теперь Себастиани, был расставлен между Толедо и Оканьей. Первый корпус, которым по-прежнему командовал Виктор, находился перед Аранхуэсом, по ту сторону Тахо, охраняя равнины Ла-Манчи до Мадридехоса. Дивизия Дессоля и королевская гвардия Жозефа занимали Мадрид. Располагая 2-м, 5-м, 4-м и 1-м корпусами, Сульт мог собрать не менее 60 тысяч человек превосходных войск, и это было вдвое больше необходимого, чтобы разогнать любые регулярные армии Испании. При невозможности угадать планы неприятеля, который на самом деле их не имел, Сульт отдал соответствующие распоряжения, чтобы подготовиться ко всем возможным случаям. Он передвинул 2-й корпус от Оропесы к Талавере, с приказом не сводить глаз с дороги из Эстремадуры, по которой могли появиться англичане. Он отвел 5-й корпус от Талаверы к Толедо и сосредоточил 4-й корпус между Аранхуэсом и Оканьей. Первый корпус, стоявший за Аранхуэсом посреди Ла-Манчи, был отведен к Тахо. При таком расположении можно было за два марша соединить три корпуса из четырех, чтобы они действовали сообща в одном пункте.