Текст книги "История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3"

После горячей перестрелки Ней бросил войска на позицию. Две бригады Луазона сошли с дороги и стали карабкаться на гору, в то время как Маршан продолжал движение по дороге. С той стороны к горному склону лепилась деревушка Сул, вытянувшаяся вдоль дороги. Генерал Симон бросился в нее с 26-м линейным полком и Южным легионом, выгнал оттуда португальцев, захватил их пушки и превратил ее в опорный пункт для подъема к вершине. Несколько правее бригада Ферре, состоявшая из 32-го легкого и 66-го и 82-го линейных, мучительно взбиралась по тому же склону, без помех, но и без поддержки из деревни. Обе бригады упорно лезли вверх, цепляясь за камни и деревья, и уже добрались под огнем португальцев до вершины, как вдруг их почти в упор накрыла картечью артиллерия генерала Кроуфорда. В ту же минуту Кроуфорд бросил легкую дивизию и португальскую бригаду Колмана в штыковую атаку и опрокинул французские полки, прежде чем они успели построиться и оказать какое-либо сопротивление. Бригада Симона остановилась в Суле, потеряв своего раненого генерала, попавшего в руки неприятеля. Бригада Феррея, не сумев зацепиться, оказалась отброшена к подножию горы. В эту минуту дивизия Маршана, дошедшая до места, откуда дивизия Луазона повернула на Сул, оказалась под перекрестным огнем со всех высот. Под градом пуль португальцев и англичан дивизия дрогнула и, вместо того чтобы кинуться атакующим шагом к Буссако, свернула влево и прижалась к почти отвесному склону. Возможность энергичной атакой захватить парк монастыря была упущена.

Вести измученные войска в новую атаку, чтобы пытаться остановить побеждавшего неприятеля, было уже поздно. Если бы Массена командовал простой дивизией, он, вероятно, возобновил бы атаку и, быть может, одолел все препятствия своим беспримерным упорством, но как главнокомандующий он рассудил, что довольно потерь в 4500 человек убитыми и ранеными в результате одной бесплодной атаки, и, не теряя надежды прогнать англичан, решился взяться за дело иначе.

Он призвал своих заместителей, которым мог бы высказать не одно замечание по поводу состоявшегося боя. Генерал Ренье сдержал слово и сделал, что мог, но Ней атаковал слишком поздно и не выказал такой храбрости, как в Эльхингене. Однако Массена ни в чем не упрекнул их и выслушал с невозмутимым хладнокровием, каковое сохранял в трудном положении. Ренье рассказал о своем поведении, и оно было безупречно. Ней объявил, что сделал всё возможное, возложил вину за неудачу на недостаточность средств экспедиции и заявил, что разумнее всего повернуть обратно и дождаться между Алмейдой и Сьюдад-Родриго новых подкреплений. Массена не стал ни перекладывать вину за неудачу на своих заместителей, ни выражать огорчение в пустых рассуждениях о том, что следовало делать, лишь отверг свысока всякую мысль о возвращении. Приказав воссоединить войска у подножия горы, собрать раненых и приготовиться к маршу, он удалился для принятия решения. Подобные минуты были триумфом его сильной души. Массена думал, что англичане тоже понесли значительные потери и наверняка не осмелятся спускаться с высот на равнину, где могут столкнуться не только с по-прежнему решительно настроенной пехотой французов, но и с кавалерией и артиллерией, с которыми не имели дела на вершине (и он думал правильно, ибо англичане, хоть и победили, но опасались новой атаки и не решались покинуть позицию). Он думал также, что справа, на низкой гряде, через которую Сьерра-де-Алкоба соединяется со Сьерра-ду-Карамулу, наверняка должен быть какой-то проход; что местные жители обязательно должны были проложить там какую-то дорогу, а он слишком легко поверил словам первых встречных. И Массена отправил на правый фланг армии Монбрена и полковника Сен-Круа с драгунами, чтобы они попытались найти этот проход. Приняв решение, он терпеливо стал дожидаться результата.

Генерал Монбрен и полковник Сен-Круа помчались к холмам между двумя горами, исследовали их изгибы и обнаружили дорогу, которая была не хуже и не лучше прочих португальских дорог и к тому же годилась для провоза артиллерии. Чтобы узнать, куда ведет дорога, они доехали почти до вершины холмов, откуда виднелись равнина Коимбры и большая Лиссабонская дорога, и повстречали там крестьянина, который рассказал, что дорога спускается к самой равнине и соединяется с большой дорогой Коимбры рядом, у местечка под названием Сардао. Монбрен и Сен-Круа находились в ту минуту у деревушки Боялву, расположенной уже за перевалом и не занятой англичанами. Они оставили в ней драгунский полк с артиллерией, расставили рядом три полка с приказом оборонять деревню любой ценой, и галопом спустились к Сардао, дабы удостовериться в том, что крестьянин сказал правду; убедились в правдивости его слов и спешно вернулись к Массена с известием о счастливом открытии.

Массена получил известие на следующий день после сражения, то есть в полдень 28-го. Сдерживаемые присутствием французской армии и обеспокоенные ее намерениями, англичане не трогались с места и казались парализованными, будто победу одержали не они. Массена, не теряя времени, приказал Жюно, чей корпус остался цел и невредим и располагался ближе всех к дороге на Боялву, с наступлением темноты тихо сниматься с лагеря и двигаться вслед за драгунами Монбрена по вновь обнаруженной дороге, чтобы занять равнину по ту сторону гор. Нею он предписал следовать за Жюно, колонне обозов с тремя тысячами раненых – следовать за Неем, а корпусу Ренье – замыкать движение. Оставшиеся драгуны Монбрена формировали последний арьергард.

Вечером 28-го, с наступлением полной темноты, французы бесшумно снялись с лагеря. Жюно двигался всю ночь, без помех добрался до Боялву, где встретил драгун, которых неприятель и не думал беспокоить, и на рассвете 29-го спустился на равнину Коимбры, которая сделалась для французских войск в ту минуту чем-то вроде земли обетованной. Ней последовал за Жюно и днем 29-го весь его корпус уже миновал Боялву, а к концу дня той же дорогой двинулся Ренье, и его движения не заметил ни один английский патруль. Драгуны постепенно подобрали всех отставших и раненых, так что не потерялся ни один человек.

Только вечером 29-го английский генерал обнаружил, наконец, движение французской армии. Он два дня оставался в неподвижности на своей позиции, раздумывая, чем занят противник, и не пытаясь выяснить его намерений с помощью разведки. Ответ он узнал только тогда, когда шлемы французских драгун заполнили своим блеском равнину Коимбры. Победив вечером 27-го, Веллингтон был некоторым образом побежден 29-го, и теперь ему приходилось готовиться к бегству из Коимбры. Он поспешил сняться с лагеря и торопливо пройти через Коимбру, заставляя жителей покидать город и разрушать всё, что они не могут унести с собой. Монбрен и Сен-Круа безжалостно преследовали английских и португальских беглецов, порубив немалое их количество.

Такова была первая встреча французской армии под командованием Массена с английскими войсками. Маршала часто обвиняли в том, что он дал сражение без достаточных шансов на победу и бессмысленно загубил жизни множества солдат, и до некоторой степени обвинители были правы. Но при этом они забывали, что без смертного боя при Буссако, который удержал напуганных англичан на позиции, Массена не смог бы спокойно произвести фланговое движение на Боялву, посредством которого и добился падения позиции противника. Конечно, дорогу справа было бы лучше разведать заранее, не дожидаясь поражения, вынудившего искать ее любой ценой; найдя же ее, следовало провести в Буссако простую отвлекающую атаку, дабы обмануть англичан, в то время как основная часть армии будет двигаться на Боялву. Так можно было занять Веллингтона без великого кровопролития, опередить его на равнине Коимбры и там сразиться с ним на открытом участке, где все шансы на победу были бы на стороне французов. Так или иначе, хотя Массена и не добился желаемого результата в день сражения, он получил его на следующий день. Английский же генерал, располагавшийся на участке давно, обладавший сведениями о местности и занимавший позицию на высотах, откуда просматривался весь край, допустил серьезный промах, ибо по виду участка и расположению деревень мог догадаться о существовании дороги из долины Мондегу на равнину Коимбры в месте соединения Алкобы и Карамулу. А поскольку на войне наказание за ошибку нередко следует в тот же день, он за несколько часов потерял плоды своей победы и был вынужден оставить Португалию до самого Лиссабона. Но только до Лиссабона, как мы вскоре увидим из продолжения рассказа.

Вступив в Коимбру, французы обнаружили, что бо́льшая часть населения разбежалась, а богатые жители, погрузив всё самое ценное на суда, уплыли по Мондегу к морю. Большинство домов были разорены англичанами, но не жителями, которые не имели ни малейшего желания уничтожать свои запасы ради того, чтобы уморить голодом французов. Массена не хотел ничего разрушать и приказал всем генералам чтить чужую собственность, но голодных солдат, привыкших к тому, что португальцы сами разоряют свои жилища, удержать было трудно. Заходя в опустевшие или уже разграбленные дома, видя рассыпанное зерно и пробитые бочки с вином, они без всяких угрызений довершали разорение, начатое самими хозяевами или их союзниками. Город был слишком велик, чтобы за несколько часов англичанам удалось вывезти и уничтожить все припасы: в домах и на складах нашлось много продуктов. К сожалению, генерал Жюно не озаботился подавлением беспорядков, и склады были бессмысленно разграблены.

Заметив, что при соблюдении осторожности в Португалии можно найти продовольствие и, главное, заинтересовать португальцев в том, чтобы они его не уничтожали, Массена сделал гневный выговор своим заместителям, в особенности Жюно, и этим выговором отнюдь не прибавил любви к себе. Однако он постарался остановить разорение, ободрить жителей и вернуть их в Коимбру. Наведя в городе некоторый порядок, он решил оставить в нем самую большую свою ценность – около трех тысяч раненых, подобранных на поле битвы в Буссако. Он приказал подготовить просторный госпиталь, снабженный всем необходимым, оставил в нем несколько армейских врачей и охрану в сотню гвардейских моряков, приданных Португальской экспедиции. Такой охраны было довольно, чтобы обезопасить госпиталь от посягательств жителей, но не хватило бы для обороны города от нападения извне. Чтобы предотвратить такую опасность, понадобилось бы не менее трех тысяч человек. Однако Массена уже потерял более четырех тысяч человек убитыми и ранеными в Буссако, и почти тысячу человек заболевшими в пути из Алмейды. Поэтому по прибытии в Коимбру у него оставалось лишь 45 тысяч солдат. Он предпочел довериться жителям города в отношении раненых, нежели рисковать проиграть сражение из-за недостатка сил.

Массена собрал главных жителей Коимбры, поручил им своих раненых, обещал оплатить уход за ними бережным отношением к стране и пригрозил суровой карой, если с вверенными их человечности немощными солдатами случится какое-нибудь несчастье.

Покончив с делами в городе за три дня, Массена продолжил путь на Лиссабон. Он сформировал новый авангард под командованием Монбрена из всей легкой кавалерии и части драгун, а из другой части драгун – арьергард под командованием генерала Трельяра. Подкрепив авангард легкой пехотой, он послал его в погоню за англичанами, дабы помешать разорению местности при отступлении. И в самом деле, придя из Коимбры в Кондейшу, Массена обнаружил припасы, не тронутые англичанами, которые удалось спасти. Однако и здесь Жюно позволил своим солдатам разграбить их, что навлекло на него новые выговоры главнокомандующего. Шестого октября авангард вступил в Лейрию, плотно тесня неприятеля, однако содержавшиеся в городе припасы спасти не удалось. Вся армия прибыла в Лейрию на следующий день.

Восьмого числа авангард пересек высоты, спустился к Тахо, вновь столкнулся с англичанами и, следуя за ними, подобрал несколько бочонков с порохом. На следующий день французы передвинулись на Аленкер, где захватили сотню англичан и столько же вывели из строя. Десятого октября авангард вступил в Вила-Нова, где обнаружил обильные припасы всякого рода, и преследовал до подножия высот Альяндры арьергарды генералов Кроуфорда и Хилла, которые исчезли за укреплениями внушительного вида.

Вся армия постепенно подтянулась на следующий день и заняла позиции перед Альяндрой и Собралом, напротив укреплений, за которыми скрылась накануне английская армия. В какую бы сторону ни переносился взгляд, повсюду он натыкался на увенчанные редутами высоты: они виднелись и на склоне, спускавшемся к Тахо, и на противоположном склоне, и у самого моря. Разумеется, до французов доходили слухи, что англичане построили перед Лиссабоном укрепления, но армия не знала, каковы они, и совершенно не предполагала, что они окажутся столь мощны и смогут надолго ее задержать. Редкие жители Альяндры, Собрала и Торриш-Ведраша рассказали, что первая линия редутов вооружена несколькими сотнями пушек, что есть и вторая, еще более мощная линия, которую можно взять только штурмом, и что есть еще третья линия, прикрывавшая порт с английскими кораблями, готовыми в любую минуту принять Веллингтона и его солдат. Для французских солдат, которые не впали в уныние после Буссако и были убеждены в своем превосходстве над англичанами, стало весьма неприятным сюрпризом то, что неприятель вдруг ускользнул от них и спрятался в укрытии столь грозного вида! Впрочем, будучи уверены и в себе, и в Массена, и в скором прибытии подкреплений, они видели в этом препятствии лишь временную трудность, которую вскоре одолеют, пролив кровь, чего никогда не страшились. Но препятствие было куда более труднопреодолимым, чем они полагали.

Настало время рассказать о знаменитых линиях Торриш-Ведраша, поскольку выше мы указывали только их назначение, местоположение и название. Как уже было сказано, в октябре предыдущего года Веллингтон задумал создать укрепленные и по возможности неодолимые позиции на оконечности Иберийского полуострова, на которых он мог бы противостоять соединенным силам французов в ожидании близившегося, по его мнению, заката Империи. Высокий мыс, выступавший меж океаном и разлившимся Тахо (называемым здесь Соломенным морем), показался ему самым подходящим для его плана участком. Прежде всего – поскольку линии укреплений, которыми Веллингтон предполагал перегородить мыс, должны были располагаться за несколько лье до Лиссабона, а потому связывавшие их дороги не могли проходить через город, – генерал надеялся получить полную независимость от жителей столицы, самых мятежных и переменчивых на всем Иберийском полуострове и весьма редко желавших того же, чего хотел он. К примеру, английский генерал не желал, чтобы однажды его обязали дать сражение с целью положить конец страданиям блокады, или чтобы мятежная чернь помешала ему поднять якоря, если безопасность его армии потребует срочной погрузки. По этим причинам он не хотел зависеть от лиссабонских жителей или беспокоиться об их выживании, поскольку был решительно настроен прокормить прежде всего свою армию, затем армию португальскую, весьма ему полезную, и наконец, крестьян, которых он завербовал в качестве рабочих. Эти совершенно им разоренные крестьяне, превосходившие численностью вместе взятые английскую и португальскую армии, эти крестьяне, крепкие и терпеливые руки которых помогали ему, стали предметом его расчетливых забот. Не позволив им скапливаться на лиссабонских улицах, где они подвергались опасности заразы, голода или бунта, Веллингтон держал их на свежем воздухе внутри своих линий, где их занимала работа и кормил английский флот. Вот каков был план этих укреплений.

В девяти-десяти лье перед Лиссабоном, между Альяндрой на Тахо и Торриш-Ведрашем у океана, генерал создал первую линию, перерезавшую мыс не менее чем в двенадцати лье от его оконечности. Первая линия состояла из следующих укреплений. Высоты Альяндры, с одной стороны отвесно спускавшиеся к Тахо, а с другой поднимавшиеся к Собралу, образовывали на пространстве четырех-пяти лье почти неприступные уступы, омываемые на всем их протяжении речкой Аррудой. Дорогу, проходившую меж подножием этих высот и Тахо и ведущую в Лиссабон, перекрыли баррикадами с множеством пушек. На подъеме от этого места до Собрала с помощью кирки сделали обрывистыми склоны всех пологих холмов, а лощины полностью перекрыли редутами и засеками. На главных вершинах возвели форты, оснащенные тяжелой артиллерией и издалека контролирующие все подступы, на которых мог появиться неприятель.

В самом Собрале, располагавшемся на плато, где местность была не такой пересеченной, построили множество мощных укреплений, а на возвышенности Монте-Аграсу даже возвели настоящую цитадель, одолеть которую можно было только регулярной осадой. Дальше до самого моря тянулась другая цепь высот, омываемых речкой Сизамбро, протекавшей через Торриш-Ведраш. Тут, как и в Альяндре, с помощью мотыги усилили крутизну холмов, перекрыли горловины засеками и редутами, увенчали вершины связанными меж собой фортами и сделали почти непроходимым русло Сизамбро, устроив плотины.

Одни фортификационные сооружения были открытыми с горжи (таких было меньше), другие закрытыми. Все они имели земляной гласис, ров, эскарпы сухой кладки, деревянные склады для продовольствия и боеприпасов. Некоторые были вооружены шестью орудиями; были и такие, где находилось по 50 орудий, от 6—8-го до 16—24-го калибров. Орудия были установлены на позиционные лафеты, чтобы ими не мог воспользоваться неприятель в случае отступления с первой линии на вторую. Артиллерию эту изъяли из богатого арсенала Лиссабона, а для доставки ее на место использовали всех местных быков. Гарнизоны были постоянными, и некоторые доходили до тысячи человек. Между всеми сооружениями были проложены широкие и удобные дороги, чтобы можно было с чрезвычайной быстротой подводить подкрепления. Позаимствованная у флота система сигналов (телеграф только зарождался) за несколько минут могла оповестить центр линии о том, что происходит на ее оконечностях. У самого входа на линию, то есть перед Собралом, очертили даже нечто вроде поля сражения, подготовленного заранее, чтобы английская армия могла выйти к самой легкодоступной части линии и присоединить свои силы к обстрелу из окружающих укреплений. В фортификациях расположили португальских солдат, присоединив к ним три тысячи канониров, а также португальцев, тщательно обученных манипулированию пушками и меткой стрельбе. Английская армия, вместе с наиболее маневренными частями армии португальской, занимала главные лагеря, расположенные близ предполагаемых пунктов атаки.

Генерал Хилл, при отступлении следовавший берегом Тахо, занимал позицию за высотами Альяндры; легкая дивизия генерала Кроуфорда располагалась между Альяндрой и плато Собрала. Генерал Пиктон, следовавший морской дорогой, занимал берега Сизамбро и высоты за ними до Торриш-Ведраша. Генерал Лит охранял сам вход в укрепленный лагерь, располагая для поддержки дивизиями Спенсера, Коула и Кэмпбелла.

Ла Романа привел около 8 тысяч испанцев, превосходных в оборонительной роли, к которой их предназначали. Таким образом, английский генерал располагал 30 тысячами англичан, 30 с лишним тысячами португальцев и 8 тысячами испанцев, что составляло 70 тысяч человек регулярных войск; кроме того, в его распоряжении имелись многочисленные ополченцы и крестьянское население, которых, конечно, нужно было кормить, но которые не покладая рук трудились над новыми укреплениями.

Следует добавить, что на расстоянии трех-четырех лье за первой линией разворачивалась вторая, также перегораживавшая мыс от Тахо до океана на протяжении 7–8 лье. Единственное доступное место на этой линии, проход Буселаш, был превращен в настоящую западню для любого, кто попытается в него зайти. Наконец, на самой оконечности мыса находилось последнее убежище, род главного опорного пункта, огражденного полукругом обрывистых скал, ощетинившихся пушками и неприступных с суши, за которыми укрывалась надежная якорная стоянка всего английского флота. В случае захвата первых двух линий укреплений, этот последний опорный пункт должен был продержаться еще несколько дней, то есть время, необходимое для погрузки войск и ухода их от преследования победившего неприятеля.

Такова была колоссальная система оборонительных линий, достойная задумавшей их нации и неприятеля, напор которого она должна была остановить. Тысячи рабочих под руководством английских инженеров и под присмотром двух линейных португальских полков трудились над ними более года. Почти законченные к приходу англичан, они были окончательно завершены лишь несколько месяцев спустя и насчитывали не менее 152 редутов и около 700 орудий в батареях. Пришлось срубить около пятидесяти тысяч олив, которые вместе с виноградом являлись основной сельскохозяйственной культурой страны. Крестьянам, предоставлявшим рабочие руки, довольно хорошо платили, но владельцам срубленных деревьев заплатили совсем мало. Англичане полагали, что можно и разорить Португалию ради того, чтобы отстоять ее у французов, и их защита, по-видимому, нанесла ей больший ущерб, чем нанесло бы вторжение последних.

Таково было непредвиденное препятствие, перед которым остановились главнокомандующий Массена и его армия. О существовании линий никто не подозревал до тех пор, пока не увидели их собственными глазами, и чтобы оценить всю их мощь, понадобилась многодневная разведка. Двенадцатого октября корпус Жюно прибыл на плато Собрал; 13-го Массена, желая оценить положение и намерения неприятеля, приказал этому корпусу атаковать деревню Собрал, находившуюся вне линий, у истоков Арруды и Сизамбро. Англичане энергично отстаивали деревню, но только ради чести оружия, ибо она находилась не внутри укрепленного лагеря, который они были заинтересованы защищать любой ценой. Войска Жюно захватили деревню в штыковой атаке и убили около двух сотен неприятельских солдат. Со стороны французов потери были почти такими же. Но едва они попытались, завладев Собралом, продвинуться дальше, как открытый из всех фортов ожесточенный огонь указал им на линию неприятельских укреплений, их силу и связанность. Усомниться в существовании обширного укрепленного лагеря, занявшего весь Лиссабонский мыс от места впадения Арруды в Тахо до океанского устья Сизамбро, было невозможно.

Прежде чем принять решение, Массена приказал войскам занять выжидательную позицию. Жюно расположился в Собрале и на окрестных холмах, напротив английских аванпостов, Ренье – рядом с Тахо в Вила-Нова, Ней – у Аленкера. Поскольку англичанам у врат Лиссабона не подчинялись так, как в оккупированных ими северных провинциях, и к тому же им пришлось проходить через местность поспешно, они не смогли ни уничтожить, ни заставить уничтожить ресурсы одной из самых богатых во всей Португалии провинции. Можно было провести в ней несколько недель и обдумать дальнейшее движение. Массена лично осмотрел позиции англичан на обоих склонах, потратив несколько дней на разведку.

Шестнадцатого октября английские офицеры, отчетливо разглядев знаменитого маршала, находившегося под одной из неприятельских батарей, которую он изучал в подзорную трубу, положив последнюю на садовую изгородь, испытали в отношении его чувство, достойное цивилизованных наций, когда они вынуждены воевать. Они могли бы изрешетить ядрами штаб главнокомандующего и, вероятно, поразить его самого, открыв огонь из всех орудий. Но они произвели единственный выстрел, дабы уведомить его об опасности, и так метко, что опрокинули стенку, служившую опорой его подзорной трубе. Массена понял любезное предупреждение, поприветствовал батарею и, вскочив на коня, удалился из зоны поражения. Он увидел достаточно, чтобы более не сомневаться в мощи воздвигнутых на его пути укреплений. Опрошенные окрестные крестьяне единодушно утверждали, что за первой линией укреплений имеется вторая, а затем и третья, все три оснащены семьюстами орудиями и охраняются по меньшей мере 70 тысячами солдат регулярных войск, не считая ополченцев и крестьян-беженцев. То был не просто укрепленный лагерь, который можно захватить решительной и дерзкой атакой, то была цепь природных препятствий, усиленных с помощью военного искусства и связанных между собой фортификациями с закрытой горжей, которые невозможно захватить с наскока или неожиданно.

Всё взвесив, Массена признал позицию неприступной, по крайней мере в настоящую минуту, и его суждение доказывает, что энергичность в нем не исключала осторожности. Он уже не располагал 50 тысячами человек, с которыми вступил в Португалию. Атака под Буссако стоила ему 4500 убитыми и ранеными, марш обошелся еще в 2 тысячи заболевших и покалеченных. Правда, некоторые легкораненые уже вернулись в строй, а больные должны были вскоре поправиться, по крайней мере частично; после возвращения в строй тех и других можно было рассчитывать примерно на 45 тысяч дееспособных солдат. Конечно, войска были превосходны и готовы к любым испытаниям, однако что могли они сделать против 70 тысяч неприятельских солдат, которые, разумеется, не выстояли бы перед ними на равнине, но на оборонительных позициях стоили лучших войск в мире?

Чтобы захватить эти линии, нужно было располагать 90—100 тысячами человек, 20 тысяч из которых передвинуть на левый берег Тахо, а 70–80 – на правый, атаковать не только на обоих берегах, но и на обоих склонах правого берега, смутить врага одновременностью атак, вынудить его разделить свои силы, при необходимости захватить посредством регулярной осады некоторые из основных укреплений, взять штурмом вход на линию, а в случае неудачи оказаться достаточно сильным, чтобы не опасаться завтрашнего дня. Но если бы Массена, обладая лишь одним берегом Тахо, атаковал линии с 45 тысячами человек, он неизбежно потерял бы не менее 10 тысяч солдат убитыми и ранеными и потерпел бы неудачу. Как стал бы он уходить от осмелевшего в результате победы врага среди враждебного населения по разоренной стране, где не нашел бы ни отдыха, ни хлеба? Вероятно, он смог бы вернуться в Алмейду, но потеряв почти всю свою армию, и его завоевательная кампания обернулась бы настоящим разгромом. Добавим, что Массена, вынужденный везти с собой и продовольствие, и оружие, обладал достаточным количеством боеприпасов для одного, но не для двух сражений. Если бы он израсходовал боеприпасы при атаке линий, у него не осталось бы ничего для защиты при отступлении.

И потому, несомненно, от немедленной атаки линий Торриш-Ведраша следовало отказаться. Это не значило, что их нельзя атаковать позднее и что в ожидании на берегах Тахо между Абрантесом, Сантаремом и Альяндрой нечего было делать. Прежде всего, оставаясь на месте, французы блокировали бы англичан и держали их в постоянной нерешительности, которую не замедлило бы разделить и их правительство; при долгой блокаде французская армия получила бы и второй результат, лишив средств к существованию не только самих англичан, но и огромное население Лиссабона. Как ни пренебрежительно Веллингтон относился к народным движениям, он не смог бы противостоять голодному народу, требовавшему либо пищи, либо прекращения осады; и если бы побежденный голодом народ открыл ворота Лиссабона на левом берегу, линии Торриш-Ведраша вскоре пали бы сами собой. Поэтому французам было так важно остаться перед английскими линиями, но остаться надолго и, стараясь сразить голодом англичан, не начать умирать от голода самим. А для этого следовало занять оба берега Тахо и перекрыть неприятелю все пути подвоза продовольствия, обеспечив самих себя припасами плодородной провинции Алентежу.

Это было возможно только в том случае, если подразделение армии Андалусии, взяв Бадахос, передвинется по левому берегу Тахо на Лиссабон. Поэтому прежде всего нужно было прочно водвориться на Тахо между Альяндрой, Сантаремом и Абрантесом, обеспечить себе средства существования и перебросить мост через реку, дабы иметь возможность маневра на обоих берегах. Следовало также сообщить о своем положении Наполеону, чтобы он прислал все возможные подкрепления из Старой Кастилии и приказал передвинуться на Лиссабон Андалусской армии, а затем, по прибытии подкреплений, предпринять яростную атаку английских линий, если блокады для ее падения окажется недостаточно.

Приняв именно такое решение, Массена постарался, не обращая внимания на своих заместителей, вновь заговоривших об отступлении, убедить армию, что нужно набраться терпения, оставаться на месте, ждать подкреплений и, вовсе не считая линии неприступными, смело готовиться к нападению на них, как только количество людей и боеприпасов станет достаточным для успешной атаки.

Его первой заботой стал выбор поля битвы на случай нападения англичан. Жюно в Собрале постоянно рисковал подвергнуться их атаке. Массена наметил для него линию отступления к холмам Авейраша, на которых уже расположился Ней, куда мог быстро передвинуться Ренье и где вся армия, сконцентрировавшись за несколько часов, была в состоянии сразиться с англичанами и одолеть их. После этого он принялся за поиски средств существования.

Важнейшим городом в той части Тахо, которую занимали французы, был Сантарем, казавшийся брошенным и наполовину разоренным. Массена отправил туда главного интенданта армии и генерала Эбле. В результате поисков в Сантареме и в окрестных деревнях обнаружились весьма значительные ресурсы, при упорядоченном распределении которых имелась возможность прокормить армию в течение некоторого времени. В городе, собрав мебель и постельное белье, устроили госпиталь на две-три тысячи больных. Обнаружились и другие продукты, которыми имеют обыкновение питаться португальцы, такие как сало, соленая рыба, растительное масло, сушеные овощи, сахар, кофе, ром и превосходные вина. В окрестностях собрали некоторое количество пшеницы и много маиса, а на островках Тахо обнаружили довольно много скота. Мельницы не работали, но их простой механизм был поврежден, а не уничтожен. Среди солдат артиллерийских и инженерных частей нашлись рабочие, давно оставившие свое ремесло, но готовые вернуться к нему ради нужд армии. С их помощью генерал Эбле починил мельницы, и вскоре ему удалось перемолоть всё найденное зерно. С этого времени установили регулярные раздачи продуктов питания, и Массена приказал сформировать в каждом корпусе резервный запас из ежедневных избытков провианта.