Текст книги "Человек с разрушенных холмов"

Когда я снова очнулся, в хижине было тихо, и только в очаге потрескивали угли. Энн спала на койке Фуэнтеса.

Приподнявшись на локте, я увидел Фуэнтеса, который сидел на полу, на своем дорожном одеяле. Он улыбнулся и приложил палец к губам.

Тони поднялся и вышел, скоро до меня донеслось, как он умывается во дворе. Машинально он выплеснул воду из таза туда, где обычно она прибивала пыль, хотя нынешним утром, после дождя, никакой пыли не было и в помине. Потом вернулся и, двигаясь совершенно бесшумно, если не считать позвякивания здоровенных испанских шпор, приготовил кофе, расшевелил огонь в очаге и подбросил дров.

Стараясь не потревожить раненое бедро, я сел.

Энн положила мой винчестер на постель рядом со мной, револьвер примостился тут же. Она забыла запереть дверь на засов – видимо, потому, что не собиралась спать.

Неожиданно она проснулась и пристально посмотрела на Фуэнтеса. А когда тот слегка поклонился, улыбнулась:

– Должно быть, я заснула. Какой позор. Сюда мог войти кто угодно.

– Вы устали, сеньорита. Вам нужно было поспать. Однако майор станет беспокоиться.

– Да, – согласилась она, – впервые я отсутствовала целую ночь.

Энн выглядела восхитительно; в течение минуты она умылась, привела в порядок волосы и взяла у Фуэнтеса приготовленный им завтрак.

– Я ездил предупредить Хинга, – объяснил он. – Когда сказал, что ты пропал, он разозлился. И забеспокоился. Я отправился на поиски, но твои следы смыло дождем.

Мы поели и поговорили, потом Энн уехала. Моя лихорадка, похоже, прошла за ночь, хотя я все еще чувствовал себя измотанным. Меня пробрала дрожь, когда я представил, как мы оба спим, а там, снаружи, бродит тот, кто хочет убить меня. Хотя вряд ли Энн заснула задолго до появления Фуэнтеса.

Приехал Джо Хинг.

– Поправляйся, – сказал он мне после того, как выслушал мой рассказ. – Ты нам нужен. Нам еще предстоит объездить западное пастбище – это там, где, по словам Бэлча, мы не имеем права собирать скот.

– Дайте мне три-четыре дня, – попросил я.

– Бери больше, – ответил он, – ты сильно ослаб. – Он вдруг резко сменил тему: – Оба раза в тебя стреляли, когда ты находился на юго-восток отсюда?

Получив мой утвердительный кивок, он снял шляпу и задумчиво почесал затылок.

– Послушай, в общих чертах кое-что можно определить. Это никак не могли быть Бэлч и Сэддлер… может быть, Роджер? Джори Бентон уезжал на север, Накис Вансен – тоже. – Джо помолчал. – Он считает, что если действовать подальше от людских глаз, то нельзя даже предположить, кто в тебя стрелял. Но ты глянь, все, кого мы знаем, имели работу. Они должны были находиться на своих местах. Определяем тех, кто трудился там, где им и полагалось, и получаем полный баланс. – Хинг продолжал: – Я могу поручиться за большинство работников Бэлча. Мне известно, где гоняли скот наши люди и большая часть людей майора.

– А Харли? – спросил я.

– Он? Он не станет ни в кого стрелять. У него для этого нет причины. К тому же Харли бывает только у нас да у себя дома. Когда тебя подстрелили, Харли был у себя дома, а это довольно далеко.

– Он хорошо относится к Бэлчу? Я спрашиваю только потому, что не знаю его.

– К Бэлчу? – переспросил Хинг. – Ну уж, черт побери, нет! Недавно они поссорились из-за лошади. Но Харли – он сам по себе. Не хочет ни с кем поддерживать отношения. Делает свою работу, зарабатывает свои деньги и занимается своим хозяйством.

Если придерживаться логики, то подозревать было некого, кроме неизвестного похитителя скота. И тогда получалось, что он или они пришли сюда Бог весть откуда, засели среди холмов и крадут скот, когда поблизости никого нет. Но железная логика меня и беспокоила больше всего.

Хинг и Фуэнтес уехали, а я опять лег в постель. Им предстоял трудный день, а я пока не в состоянии ездить верхом.

Я видел солнечный свет, пробивавшийся сквозь открытую дверь, и пчел, жужжавших вокруг дома. Откуда-то доносились трели пересмешника.

Стоял необыкновенно спокойный и ласковый день – самое подходящее время подумать.

Во-первых, как говорил Барнабас, необходимо точно определить свою задачу. А точно сформулированная задача зачастую становится уже наполовину решенной. Одно за другим я проанализировал все происшедшие со мной события.

Кто-то желал моей смерти.

Кто? И почему?

Глава 12

Все мои поиски никуда меня не привели. Кто-то желал моей смерти – вот и все, что я знал. Размышляя над этим, я чуть было не задремал, но тут же очнулся и испугался. Я остался один. Раненый и в постели. А где-то неподалеку бродил человек с винтовкой, охотившийся на меня!

Вполне достаточно, чтобы разбудить кого угодно.

В соответствии с ходом моих рассуждений, он считал меня либо мертвым, либо умирающим где-нибудь возле ручья. А если я ошибался? Предположим, что он сейчас сидит где-то в кустарнике, дожидаясь подходящего момента, чтобы всадить в меня пулю? И видел, как уехали Фуэнтес, Хинг и Ропер и перед ними Энн?

Тогда ему точно известно, что я остался один.

Но не знал он только одного, что я хоть и ослаб от потери крови и не сумел бы взобраться на коня, однако все еще мог и был готов стрелять.

Тот, кто недооценивает врага, долго не живет. Необходимо считать противника таким же сообразительным, как и ты сам, а может, даже немного больше.

Предположим, ему известно, что я здесь, и он лишь ждет, пока я засну, как это чуть не случилось? Возможно, но не убедительно. Предположим, что он не собирается нападать на меня, а решил засесть на холме, дожидаясь, пока я не выйду наружу. Вряд ли. Я ранен и прикован к постели, ему нет резона рассчитывать, что я выйду наружу и сделаюсь мишенью. Если только меня не вынудить.

Пожар!

Фу, какая глупость. Мое воображение слишком разыгралось. Конечно же тот, кто стрелял в меня, теперь уже за много миль отсюда вместе с краденым скотом. Он ранил меня и тем самым вывел на несколько дней из строя, и я не смогу какое-то время выслеживать его. А если я из тех, кого легко напугать, он мог решить, что я вообще не стану этого делать.

Сон, который чуть не опутал меня, рассеялся. Теперь я окончательно проснулся. Самое неприятное то, что я был не в состоянии быстро двигаться или перехватить инициативу в борьбе – да и вообще бороться. Осознание этого привело меня в панику. Мысли мои метались.

Если мне повезет, я выберусь из хижины и даже доползу до кустов. Но я знал, что значит драться в кустарнике, чуть промедлишь – и ты покойник. Нужно все время быть начеку. А мою голову слегка туманило. Конечно, я соображал, но насколько быстро? Смог бы я реагировать с необходимой скоростью?

Дверь открыта настежь, чтобы чистый, свежий воздух попадал внутрь. Но я не могу ею воспользоваться. Два окна с разных сторон хижины, каждое на уровне моих плеч. Подтянув тело, можно выбраться из окна. Однако проделать это не так-то просто, к тому же на пару минут я окажусь совершенно беспомощным. И если вылезать через окно, то наверняка сорвется тонкая корочка, уже образовавшаяся на ране.

Правда, видеть меня могли только из двери и одного окна напротив кровати, стоявшей у стены.

Все казалось спокойным. Я напрягал слух при малейшем звуке, но никого не слышал.

Одна рука судорожно сжимала винчестер, но я подумал и вынул из кобуры свой кольт – мне необходимо оружие, с помощью которого я легко буду держать под прицелом всю хижину.

Прошло несколько минут… Ничего.

Кто бы ни скрывался снаружи – если там действительно кто-то был, – он ждал, чтобы я пошевелился.

Поэтому лучше затаиться.

Ужасно глупо – испугался, как девчонка, которую оставили дома одну. Нет оснований предполагать, что кто-то явится по мою душу, – одно разыгравшееся воображение!

Вся неприятность заключалась в том, что я теперь играл роль подсадной утки, и мне это не нравилось.

Ни звука, ни движения.

Мой конь стоял в загоне. Если я и слышал какой-то звук, го, возможно, его издавал конь, но я ничего не слышал.

И я задремал. Как есть – испуганный и обеспокоенный, все же задремал. Вот что может сотворить с человеком слабость.

Из забытья меня вывел какой-то шум. Очень слабый и, может быть, раздавшийся только в моем мозгу. С револьвером в руке я перекатился на локоть и попытался выглянуть в открытую дверь, но не увидел ничего, кроме подсыхающей земли, дальних холмов и угла загона.

Что мне послышалось? Шаг? Нет… Шаг звучит по-другому. Конь задел желоб с водой или что-то еще? Нет.

Очень слабый звук, похожий на «клик». Это могло быть все что угодно. Например, ручка кофейника опустилась на край котелка – ее оставили чуть приподнятой, и теперь она всего лишь стала на свое место, поскольку жар в печи ослаб и металл остыл.

Вполне возможно, но мне что-то не верилось. Я снова улегся и уставился в потолок. Кто-то хотел моей смерти… Проблема никуда не исчезла. Если бы мне удалось предположить – кто, то я смог бы понять – почему и даже предугадать, как он или они собираются меня убить.

Так я и лежал – взвинченный до предела только из-за одной мысли, что снаружи может кто-то быть.

Тот звук… Что же я слышал? И только раз. Я тщательно перебирал в уме знакомые звуки.

Но это был очень слабый звук.

Я по-прежнему не мог расслабиться. Мускулы напряжены, нервы на пределе. Что-то не так… Что-то должно случиться.

Я заставил себя лечь неподвижно и стал уговаривать, что бояться нелепо. Я же видел, что за дверью все спокойно, а мой конь теперь стоял на виду и мирно пощипывал клочья сена, оставшиеся возле загона. Мне необходимо отдохнуть… просто отдохнуть. Я должен успокоиться и расслабиться.

Я повернулся на бок, лицом к стене.

И какое-то мгновение лежал абсолютно неподвижно, словно окаменев.

Потому что, повернувшись лицом к стене, обнаружил, что смотрю прямо в дуло винчестера, просунутого в щель – там, где вытащили замазку. Я уставился на него, не мигая, потом резким рывком слетел с кровати, так, что мое раненое бедро пронзило болью. Я распластался на полу, и в ушах зазвенело от грохота выстрела. Комната наполнилась едким дымом и запахом подпаленных дерева и шерсти. Затем я поднялся на ноги и с револьвером в руке заковылял к двери.

Мой конь поднял голову, насторожил уши и смотрел вправо от меня. Встав за дверной косяк, я навел револьвер и… ничего не увидел.

Чувствуя, как из открывшейся раны течет кровь, я ждал, уцепившись левой рукой за доски и сжимая в правой взведенный револьвер.

Ничего…

Почти теряя сознание от боли, я развернулся и рухнул на стул спиной к стене и уставился на свою кровать.

Кто-то выковырял из щели между бревнами засохшую глину – палкой или лезвием ножа, – а затем просунул через нее ствол. Останься я там, где лежал, мне не миновать смерти – пуля разнесла бы мой череп.

И снова я встал и уставился в окно, но там не на что было смотреть.

Тот первый, легкий звук, который я слышал, скорее всего, издала засохшая глина, упавшая на землю и угодившая о камень или что-то еще.

Вывод напрашивался один: пытавшийся меня убить бывал в этой хижине. Ему точно известно, где расположена кровать и где должна покоиться на подушке моя голова. Он выковырял замазку, заранее зная, где нужно ковырять. И пытался убить именно меня – совершенно определенного человека, не случайного ковбоя, который выследил скотокрада.

Это мог быть кто-то из людей Бэлча или Сэддлера. Потому что мое присутствие среди работников «Стремени» делало их сильнее, а моя смерть здорово бы ослабила.

Проковыляв вдоль стены, я огляделся… ничего и никого. Теперь мне следовало вести себя чрезвычайно осмотрительно. Без мер предосторожности нельзя доверять даже самому себе.

Из хижины нужно выбираться. Это ловушка. Пока я здесь, убийца волен строить какие угодно планы на мой счет, я должен уйти. Но как выбраться отсюда невредимым, если он там, снаружи? А то, что он там, теперь я не сомневался – где-то рядом, ждет подходящего случая.

В моем нынешнем положении быстро двигаться я не мог. А нужно добраться до загона, оседлать коня, открыть ворота и уехать. И в течение всего этого времени я находился бы, как утка в тире, в ожидании выстрела.

Немного погодя я взял подходящий сук из дров, лежавших у очага, и загнал его в дыру в стене. Вздохнув с облегчением, снова лег.

Я устал и чувствовал себя совершенно измотанным. Всю жизнь я был одиночкой, но в тот момент мне отчаянно хотелось, чтобы кто-нибудь пришел. Ну кто-нибудь… кто угодно… Он бы покараулил, пока я сплю, – хотя бы полчаса.

Я напрягал слух при малейшем звуке, но слышал лишь птиц и негромкое фырканье моего коня. Потом закрыл глаза… И тут же в панике открыл: если засну – мне конец.

Перекатившись на бок, сел. Дотянулся до кофейника и кружки, налил себе кофе. Он уже остыл, потому что никто не поддерживал огонь в очаге. Отхлебнув чуть теплый кофе – то, что мне никогда не нравилось, – я опустился на колени и, подложив на угли щепок, раздул огонь.

Неужели не найдется друг, который пришел бы сюда?

Я продолжал прислушиваться, надеясь различить вдали топот приближающегося всадника, но напрасно. Тогда я решил, что пора приготовить что-нибудь поесть. Это отвлечет меня и не даст заснуть. Я снова заставил себя подняться с постели, мои руки дрожали от слабости. Добравшись до шкафчика, достал оловянную тарелку, нож, вилку и ложку.

В накрытом крышкой котелке оставалось немного холодного супа, который Энн приготовила для меня. Я поставил котелок на огонь и стал помешивать суп, пока он грелся. Предусмотрительно не высовывая голову, глянул в окно.

Конечно, больше всего я нуждался в отдыхе, но отдых грозил обернуться смертью.

Если бы я мог передвигаться со своей обычной скоростью и проворством, то выбрался бы наружу и попытался выследить того, кто хотел убить меня, но я ползал как черепаха, к тому же слишком устал и ослаб.

Неожиданно до меня донесся стук копыт. Приближался всадник. С револьвером в руке я осторожно двинулся к двери и впился глазами в пространство за ней. Через какое-то мгновение я его увидел.

Им оказалась Барби-Энн.

Подскакав прямо к двери, она спешилась, вошла в хижину и остановилась, увидев меня с револьвером в руке.

– В чем дело?

– Кто-то стрелял в меня. Совсем недавно. Через щель в стене.

Когда я показал место, она нахмурилась.

– Вы его видели?

– Нет, – ответил я, – но, похоже, это тот же самый, который уже дважды пытался убить меня и попытается еще. Вам лучше уехать отсюда.

– Джо Хинг сказал, что вы ранены. Ложитесь в постель.

– В эту?

– Вы же заткнули дыру, так почему бы и нет? Ему не прострелить стену. Вам необходимо отдохнуть.

– Послушайте, – взмолился я, – не побудете ли вы здесь час-другой? Мне действительно необходимо отдохнуть. Если вы останетесь, то я попробую заснуть.

– Ну конечно останусь. Ложитесь.

Повернувшись ко мне спиной, она вышла за дверь и отвела свою лошадь в загон, к желобу с водой.

Усевшись на край постели, я наблюдал, как она шла. У нее была изящная, правда, слишком худощавая фигура, но держалась она гордо. Меня подмывало спросить насчет Роджера Бэлча, но этого не стоило делать. В конце концов, какое мое дело! Я всего лишь ковбой, работающий на ее отца.

Барби-Энн привязала лошадь к воротам, вернулась в хижину и села.

– Ложитесь, – деловито распорядилась она. – Я не могу слишком долго задерживаться.

Со вздохом облегчения я вытянулся на кровати и почувствовал, как напряжение, сковывавшее мои мускулы, мало-помалу оставляет меня. Тогда я расслабился и утонул в постели, наконец сдавшись полному изнеможению, охватившему мое тело.

Последнее, что запомнил, – Барби-Энн неподвижно сидит у открытой двери и невидящим взглядом смотрит вдаль.

Услышав тихие голоса, я открыл глаза – разговаривали двое. Было прохладно и сумрачно. За столом оказались Денни Рольф и Фуэнтес. Барби-Энн исчезла.

Фуэнтес услышал, как я шевельнулся.

– Ну ты и спишь, – усмехнулся он. – Очень крепко, амиго.

– Где Барби-Энн?

– Уехала, когда мы прибыли. Точнее, когда появился Денни. Я чуть позже. Ну ты и задал храпока! С тех пор как я приехал, уже два часа прошло.

Несколько минут я лежал, приходя в себя, потом сел.

– Есть хочешь? Готово тушеное мясо… очень вкусное… и маисовые лепешки. Ты любишь маисовые лепешки?

– А то нет! Месяцами питался ими – когда жил в Мексике.

– А я нет, – вмешался Денни. – Я бы предпочел горячих сухарей!

Фуэнтес махнул в сторону очага:

– Давай. Сделай их.

Денни ухмыльнулся:

– Обойдусь лепешками. – Он посмотрел на меня. – Барби-Энн рассказала, что в тебя стреляли?

Показав сук, которым заделал щель, я сообщил им о том, что произошло. Фуэнтес выслушал, но ничего не сказал.

– Я не поеду с тобой! – заявил Денни. – Он может выстрелить не в того.

– Много коров отыскали?

– Сегодня собрали шестнадцать голов, в основном старых. Есть одна телка-двухлетка, почти той же масти, что и Старый Бриндл.

– Вы его видели?

– Он где-то рядом. В долине нам попались его следы. По-моему, днем он отлеживается в кустах, а пасется в основном по ночам.

Мы поговорили о лошадях, о скоте и о состоянии пастбищ; о женщинах и картах; о том, как метать лассо; о знакомых ковбоях; о коварных быках и упрямых коровах. В конце концов я снова заснул, преследуемый в моем бесконечном сне каким-то безликим существом – не мужчиной и не женщиной, – которое хотело убить меня.

Внезапно я очнулся в холодном поту. Денни и Фуэнтес спали. Ночь выдалась погожая, и они оставили дверь открытой.

В углу загона шевельнулась лошадь. Я уже хотел повернуться на бок, как вдруг меня окатило словно ледяным потоком. Это не лошадь!

Резко рванувшись, я упал с кровати на пол. И второй раз за эти сутки пуля вонзилась в постель, на которой я только что спал.

Фуэнтес вскочил с револьвером в руке. Рольф перекатился к стене и шарил в темноте в поисках оружия. Я опять распластался на полу, бок ужасно болел, а ушибленный локоть чуть не заставил меня выругаться, но я сдержался. Это был тот случай, когда единственное проклятье могло стоить человеку жизни.

Все стихло, потом где-то на равнине раздался удаляющийся топот копыт, и снова стало тихо.

– На твоем месте я бы убрался отсюда, – заключил Денни.

– Наверное, он прав, – согласился Фуэнтес. – Может, они выживают тебя. Или всех нас – начиная с тебя.

Чиркнув спичкой, он зажег лампу и накрыл ее колпаком. Я указал на скатанное одеяло, служившее мне вместо подушки. В нем образовалась аккуратная дырка от пули, безукоризненно круглая – если не считать подпаленных краев.

– Он не хочет, чтобы я убирался, он хочет, чтобы я умер.

Глава 13

Утром я взгромоздился на своего коня, и мы шагом отправились в путь. Спустившись со склона, мы быстро достигли раскинувшегося под палящим солнцем ранчо. Со мной вместе ехали Фуэнтес и Денни, потому что втроем легче держать под наблюдением местность, чем одному.

Когда мы добрались до барака, я уже чертовски устал.

На крыльцо вышла Барби-Энн.

– Привет, ребята! Что случилось?

Денни поднялся к ней и рассказал обо всем, пока Фуэнтес помогал мне дойти до койки.

– Мне кажется, тут тебе будет лучше. – Мексиканец присел на корточки возле двери. – Джо рядом, и Бен Ропер.

– Мне и так уже лучше, – ответил я. – Лихорадка, слава Богу, прошла, и сейчас я чувствую лишь дорожную усталость. Дай мне пару дней, и я снова примусь за работу.

– Так ты останешься?

– Кто-то стрелял в меня. Мне хотелось бы найти его и посмотреть, выстрелит ли он в меня вот так – лицом к лицу. А если уеду сейчас, то никогда этого не узнаю.

Два дня я отдыхал на ранчо. На второй день выбрался на солнце и, когда подошло время обеда, сам пошел в дом, не дожидаясь, что мне принесут еду. Все во мне противилось тому, чтобы лежать в постели, и не терпелось снова сесть в седло. Кроме того, я много думал и у меня появились кое-какие идеи.

В доме хлопотала Барби-Энн. Когда я уселся за стол, она вышла из кухни.

– Только собиралась посмотреть, как вы себя чувствуете.

– Я чувствую себя слишком хорошо, чтобы вы все время ухаживали за мной.

Она принесла кофейник и две кружки, потом вышла за остальным. Барби-Энн все еще возилась на кухне, когда послышались чьи-то шаги. Я отстегнул ремешок с кобуры своего шестизарядника. Скорее всего, это Розитер, но после того, как в человека стреляли несколько раз, он становится нервным.

Внезапно Розитер появился в дверях и резко остановился.

– Барби? Барби-Энн? Ты здесь?

– Это я! Майло Тэлон.

– Да ну? – Он протянул руку, нащупывая стул. Вскочив, я подвел его к столу и усадил рядом с собой. – Тэлон? Так у тебя возникли проблемы?

– В меня стреляли – если ты это имеешь в виду.

– Кто? Кто стрелял? Парни из банды Бэлча?

Барби-Энн вышла из кухни и быстро перевела взгляд с отца на меня.

– Папа? Хочешь кофе?

– Да, пожалуйста.

Девушка колебалась.

– В Майло стреляли. Его ранили.

– Ранили? И ты не сказала! Как ты себя чувствуешь, парень? Можешь ездить?

– Через пару дней вернусь к работе, – осторожно ответил я. Что-то в его манере раздражало меня, хотя я не мог понять что. Мне не следовало забывать, что из-за болезненного состояния я стал намного раздражительней.

Мы выпили кофе и, пока Барби-Энн собирала на стол, поговорили.

– Надеюсь, сынок, ты не оставишь нас. Барби-Энн и мне… ну, нам хотелось бы, чтобы ты остался.

– Я закончу сбор скота. А потом, скорее всего, отправлюсь странствовать.

– Слышал, что ты на вечеринке торговался из-за коробки какой-то девушки? И довольно много заплатил. – Он помолчал. – Кто она?

– Сам не знаю. Она не назвала свою фамилию и не позволила проводить ее до дома.

Розитер нахмурился, постукивая пальцами по столу.

– Как-то не укладывается в голове. Все здесь друг друга знают. – Он повернулся к Барби-Энн. – Правда, дорогая?

– Ее не знают, папа. Я слышала разговоры. Никто не имел ни малейшего представления о том, кто она такая и откуда взялась. Представь, она… довольно хорошенькая.

Немного погодя Розитер поднялся и вышел в соседнюю комнату. Я в полудреме сидел над своим кофе. Мне не давали покоя мысли об убийце. Кто бы ни проковырял дыру между бревнами, он знал, где ковырять. Хотя в этом нет ничего удивительного, потому что проезжавшие мимо ковбои часто останавливались в нашей хижине на ночлег. Наверняка каждый всадник в радиусе пятидесяти миль от Северного Конхо знал это место.

– Как идет сбор скота? – спросил я Барби-Энн.

– Хорошо… У нас здесь уже почти четыреста голов.

– А вы давно встречались с Роджером?

Вспыхнув, она поджала губы.

– Это совсем не ваше дело!

– Что верно, то верно. Не мое. – Медленно и осторожно я поднялся из-за стола. – Я спросил просто так, чтобы поддержать разговор. Пойду лучше лягу.

– Ложитесь, ложитесь, – немного резко сказала она.

Несомненно, мой вопрос вызвал у нее раздражение, и она была права. Не мое дело – задавать такие вопросы, но я все же не мог удержаться, и, кроме того, меня заинтересовало – известно ли Розитеру, что его дочь встречается с Роджером Бэлчем.

В течение двух дней я отлеживался, отсыпался и отдыхал. Ко мне вернулся прежний аппетит, и я стал заметно лучше ходить. На третий день Денни оседлал для меня коня – я все еще побаивался закидывать седло, могла открыться рана, и, поехал туда, где собирали стадо.

Возле него с винтовкой в руках взад-вперед разъезжал Харли. С очень хорошим винчестером, о котором как следует заботились.

– Неплохое стадо, – заметил я.

– Еще немного соберут, – быстро ответил он, – и будет достаточно, чтобы отогнать.

Он поскакал угомонить большую корову, направившуюся прогуляться к холмам. Скот пасся на хорошем пастбище, рядом с водой и не выказывал ни малейшего намерения разбредаться. Я увидел еще одного загонщика с другой стороны – как мне показалось, Денни Рольфа.

Мне доставило удовольствие снова почувствовать себя в седле, и я пустил коня легким шагом. Харли, похоже, не имел настроения разговаривать, и я не спеша объехал стадо и направился к границе холмов, по-прежнему двигаясь с осторожностью.

Направляясь к равнине, я заметил Джо Хинга, спускавшегося по склону с западной стороны с группой скота. Когда мы поравнялись, я развернул коня и помог отогнать животных на пастбище. Если не считать пары коров, на всех отчетливо виднелось клеймо «Шпоры».

Джо приблизился ко мне и, сдвинув шляпу на затылок, вытер лицо. Несмотря на прохладу, он вспотел. И не удивительно.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Так себе. Дай еще денек.

– Ну конечно… Но для тебя тоже есть работенка. – Он взглянул на меня. – Согласен поработать на западе?

– Когда угодно, – небрежно ответил я.

Я решил ничего не говорить о своих подозрениях.

– Хорошо… Однако будь осторожен.

Немного погодя я подъехал к дому и расседлал коня. Когда человек проделывает привычные вещи, он думает. А меня сейчас волновали только два вопроса.

Кто желал моей смерти? И почему?

На следующий день я спал, бездельничал и злился на самого себя из-за того, что не вернулся к работе. На другое утро оседлал гнедого с черными гривой и хвостом, взял запасного коня в поводу – хорошего коня, с которого удобно метать лассо, и отправился к хижине. Она оказалась пустой, но на доске было нацарапано углем: «Берегись Бриндла».

Хорошо, так и сделаю. Я не собирался связываться с ним, если этого можно избежать.

За весь день объездил одну террасу и пару длинных, неглубоких лощин, собрал восемь голов, потом на плоской вершине Столовой горы наткнулся еще на дюжину и погнал всех к ранчо.

К полудню, оказавшись вблизи хижины, я заехал переменить коня и застал там Фуэнтеса. Мы переседлали коней. Я взял пепельно-серого, на котором еще не ездил. Потом мы сели выпить кофе.

Фуэнтес молчал. Внезапно он прервал молчание:

– Знаешь, Бэлч… все время крутится тут. Я видел его два или три раза. Держится подальше от глаз.

– Сам Бэлч? Один?

– Si.

Это стоило выяснить поточнее. В округе не должно быть его скота. Всех животных с его клеймом, которые нам попадались, мы отгоняли на место сбора. Их отделят, когда начнут клеймить скот. Так обычно делается.

Мне не нравились такие загадки. Меня наняли на работу, и я с готовностью занимался делом, однако мне и в голову не приходило, что меня могут убить, а главное, я понятия не имел за что. Бэлч, похоже, был человеком, который сметет со своего пути любого, да и Сэддлер не лучше. У Роджера Бэлча собственные проблемы – он старался доказать всем, какой он крутой. Майор, похоже, способен сам позаботиться о себе. А что до Генри Розитера… то что может слепец?

У Розитера преданные работники, а Джо Хинг отличный скотовод.

– Ты полегче, – заметил Фуэнтес. – У тебя усталый вид.

Я пожал плечами.

– Какого черта! Оставить все на тебя?

Перед тем как выйти из хижины, Фуэнтес предупредил меня:

– Не аркань коров с серого, он у нас самый быстрый и очень хорошо объезженный конь, но слишком порывистый, чтобы бросать лассо.

Мы разделились, и я свернул на юго-восток, направляясь прямо туда, где в меня стреляли. Лучшее свидетельство того, что у меня не так уж много мозгов. И все же первый круг оказался удачным. Я сразу обнаружил с полдюжины голов и собрал их; потом сделал заезд пошире и добавил к тем еще несколько; перегнал все стадо на лучшее пастбище, расположенное по пути к ранчо, и вернулся назад. Я решил попытаться обнаружить следы. Но нигде никаких отпечатков лошадиных копыт не нашел. Неожиданно наткнулся еще на несколько коров и уже завернул их, когда услышал треск в кустарнике. Мой серый нервно присел и вытянул голову. Ну конечно, Старый Бриндл собственной персоной! Он стоял задрав морду и разглядывал меня.

У меня не было желания связываться с ним. К тому же он спас меня на этом самом месте несколько дней назад. Поэтому я просто помахал ему рукой и поспешил убраться подальше. Когда оглянулся, он все еще стоял на месте и, подняв голову, наблюдал за мной.

Если честно, то я испытывал к Старому Бриндлу теплые чувства. Этот злой и коварный бык, способный убить любого ковбоя, в том числе и меня, нравился мне. Дикий и свободный, он символизировал неукротимость духа. И к тому же давно уже заправлял в этих краях, которые считал своими.

Не сыскать животного свирепее, чем огромный лонгхорн, выросший на свободе, в чащобах на горах или на равнинах. Он нападает на все, что движется, даже на гризли. И тем не менее большинство загонщиков мечтают заарканить такого богатыря. Один его вид – уже вызов. Вызов, потому что всем известно: затянуть петлю на таком, как Старый Бриндл, – все равно что оказаться привязанным к циклону. И вы должны победить, не то будете сметены с пути или даже убиты. Дайте ковбою лассо, и он, рано или поздно, набросит его на все, что движется. Он будет арканить волков, койотов, горных львов и медведей… И я знал одного, который заарканил даже орла.

А пока я решил, пусть Старый Бриндл идет, куда ему заблагорассудится, без всяких препятствий с моей стороны, если только сам не станет нарываться.

А он мог.

Взобравшись на склон, я резко остановился. Внизу, в лощине, прямо передо мной, мужчина, стоявший ко мне спиной, завалил связанного быка и опустился рядом с ним на колени.

Его конь смотрел на нас, насторожив уши, но незнакомец слишком увлекся своим занятием, чтобы заметить чье-то присутствие.

Ставит клеймо? Но я не видел огня.

Вытащив винчестер, я медленным шагом спустился с холма.

Бык был мертв. Мужчина перерезал ему глотку, а теперь снимал кусок шкуры с бедра. Я узнал быка. Мы выгнали его из кустарника в первый день моего возвращения сюда.

– Ужин на одного, – спросил я, – или можно присоединиться?

Он быстро обернулся, его рука дернулась к оружию.

Это был Бэлч.