Текст книги "Пятьдесят оттенков любви. Свадьба и развод по-русски"

– Тебе чего надо, мужик? – поинтересовался он.

Однако Валерий Иванович предпочел проигнорировать этот прямо поставленный вопрос.

– Я-то по наивности думал, что вы действительно верная жена. А вы. Вы… обычная проститутка. Как я это сразу не понял? Но вы за это поплатитесь, я все расскажу вашему мужу. Так и знайте.

Артур решительным жестом отправил свой член обратно на постой в штаны и вплотную подошел к непрошеному гостю.

– А ну проваливай отсюда. Слышь, ты, вурдалак, я кому сказал?

Мужчины мерили друг друга взглядам, как рыцари перед поединком. Артур был значительно выше, зато его противник – гораздо плотнее и крепче. Все двадцать их пальцев уже согнулись в кулаки и ждали только команды для того, чтобы пустить их в дело.

– Ты сам отсюда вылетишь или тебе помочь? – предложил на выбор два варианта Артур.

Валерий Иванович после короткого, но интенсивного размышления, решил не искушать судьбу.

– Вы еще пожалеете об этом, Катя, – предупредил он на прощание, а затем поспешно ретировался.

Артур дождался, когда за ним захлопнется дверь, и повернулся к Кате. Она сидела на кровати, и ее плечи сотрясались от безутешных рыданий. Он попытался ее обнять, но она резко отпрянула, словно соприкоснулась с заразой.

– Не подходи, это все из-за тебя, – пробились сквозь плач ее обвинения.

– А что такого случилось, – недоуменно пожал плечами Артур. – Он ушел, и мы можем продолжить.

Катя распахнула стиснутые на щеках руки и выпустила из каждого глаза по стреле с явным желанием поразить цель.

– Это все из-за тебя. Ты даже не закрыл дверь. Ты не человек, ты животное, ты можешь этим заниматься, где угодно.

– И ты сможешь, – обнадежил он ее.

– Ты… – Однако на продолжение фразы у нее не хватило слов. – Ты слышал? Он обещал все рассказать мужу.

– Он его знает?

Катя отрицательно закачала головой.

– Ему известно, где ты живешь?

Она повторила жест головой.

– Чего же ты беспокоишься? Москва большая, он тебя всю жизнь будет в ней искать.

Катя уже с меньшим накалом ненависти посмотрела на Артура.

– Ты полагаешь… – В ее голосе зазвучала мелодия слабой надежды.

– Конечно, сама что ли не понимаешь? Лучше объясни, чего он вдруг приперся?

– Он на пляже сегодня утром предлагал мне на твое место свою кандидатуру.

– Теперь все понятно. Самолюбие, что его отвергли, заело. Получается, что он следил за мной. То-то я об него в холле едва не споткнулся. Вот мерзавец.

Катя ничего не ответила, но мысленно присоединилась к этой характеристике своего непрошеного визитера. Внезапно она снова вздрогнула.

– Ой, стыд-то какой, он же видел, как я…

– Ну и что, видел – не видел, какая разница?

– Ты разве не понимаешь, мы же с ним за одним столом сидим? Как же я теперь с ним буду есть?

– Как ела, так и будешь. С еще большим аппетитом.

У Кати вдруг появилось сильное желание треснуть Артура по физиономии. Ему-то на все наплевать, но вот как она завтра утром посмотрит на Валерия Ивановича. У нее такое чувство, что в этот миг она провалится в преисподнюю.

– Послушай. – Артур сел рядом с ней, положил руку на плечо Кати, и на этот раз она позволила остаться ей пребывать на этой части своего тела. – Подумай, что тебя смущает?

– Как что, он же видел!

– А ты поменяйся с ним местами. Представь себе, что это ты видела, как он этим занимался. И ты с ним встречаешься за завтраком.

– И что?

– Что ты будешь при этом думать, чувствовать?

– Да, пожалуй, ничего особенного, – подумав, ответила Катя. – Конечно, какие-то чувства возникнут, но, в конце концов, что тут такого? Все этим занимаются. Да и какое мне дело до того?

– Ты молодец! – радостно воскликнул Артур. – И вообще, я сразу понял, что ты умница. – Катя стрельнула в него глазами и почувствовала, что высокая оценка ее умственных способностей со стороны Артура ей приятна. – Так вот, и он будет то же самое чувствовать. Его же что возмущает, что ты выбрала не его. А на то, чем ты занимаешься, ему наплевать, он сам мечтает этим с тобой заняться. И не думай вообще о том, что он думает. Почему ты должна от него зависеть, кто он тебе? Никто. А мало ли кто и что увидел? Ты должна быть независимой от чужих мнений. Если ты от них зависишь, значит, ты не свободна, тебя используют, ты подчиняешься другому человеку. А ты хочешь подчиняться этому типу?

– Само собой, нет!

– Тогда ты должна быть от него полностью свободной. Даже если он начнет снова беситься, не обращай на него внимания, – и вот увидишь, как он быстро успокоится. Да и вообще, пусть делает все, что хочет.

– Тебе легко говорить.

– В общем, ты права, – согласился с ней Артур. – Но я тоже в свое время прошел через это. А чтобы чувствовать себя независимым от чужого мнения, занимался любовью у всех на глазах. Первый раз это было на глазах у мамы. Я привел одну девочку, она была старше меня года на три – и все уже знала. И обещала мне все показать.

– А тебе сколько было?

– Шестнадцать.

– Представляю реакцию твоей мамы.

– Крик стоял ужасный, его, наверное, слышали на всех этажах. А у нас в доме их было двадцать. Но зато я понял, что отныне могу заниматься любовью на глазах у кого угодно.

– Но неужели это тебе доставляет удовольствие?

– Иногда – да. А иногда не хочется. Почему-то мне с тобой больше нравится заниматься любовью, когда никого нет. Только я и ты. Ты меня безумно возбуждаешь. Твой муж, наверное, тебя трахает с утра до вечера.

– Да, нет, мы занимаемся любовью только перед сном. Да и то не очень часто.

Артур немного помолчал.

– Я должен был сам об этом догадаться. Но мы исправим эту его оплошность. Знаешь, если мужчина не понимает, какая ему досталась женщина, он осел.

– Он не осел, – сердито возразила Катя, однако в глубине души она уже не была полностью в этом уверенна.

– Ну, ты успокоилась?

Катя не очень решительно кивнула головой.

На самом же деле к большому своему изумлению она чувствовала, что почти спокойна. Просто не верится; если бы ее застукали за таким занятием всего несколько дней назад, то она приходила бы в себя целую вечность. И то неизвестно, хватило бы ей этого. А сейчас ей оказалось достаточным всего полчаса. С каждой минутой она все меньше узнает саму себя. А может, ее подменили?

– Вижу, что успокоилась, – сказал Артур. – Тогда продолжим?

– Нет, не хочу. – На самом же деле в том хотела она или не хотела, Катя еще не успела разобраться. Однако в планы Артура явно не входило намерение предоставлять ей для этих целей слишком много времени. Он взял ее руку и положил в тот район брюк, где вынужден был под влиянием непредвиденных обстоятельств скрыться его член. Катя сразу же почувствовала, как стремительно пошло это растение в рост, словно бы его полили волшебной чудо-жидкостью.

– Нет, – попыталась оказать она слабое сопротивление, но Артур уже не обращал на него внимание. С помощью нескольких точно рассчитанных движений он оставил ее без халата, еще одно движение – и ее бедра оказались без прикрытия, явив миру все свои прелести и тайны. Также быстро расправился он и со своей одеждой, и Катя снова увидела прямо перед собой толстую сигару его члена. Ее рот открылся как бы в автоматическом режиме, без ее непосредственного участия, и сигара плавно вошла в него. Ее язык принял этот подарок и активно задвигался по нему. Как это ни странно, но она получала от этого странное удовольствие. Прямо во влагалище вдруг все запульсировало, она почувствовала, как клитор наливается кровью, становится твердым и требует ласки и вторая ее рука медленно поползла к этому центру наслаждения, а пальцы стали гладить набухший клитор. Пальчики другой руки Кати теребили мошонку Артура, и она слышала его громкие стоны, которые раздавались над ее головой. Через некоторое время, когда она уже была готова кончить, он мягко опрокинул ее на кровать и почти тут же вошел в ее мокрое, истекающее желанием влагалище. А дверь-то они так и не закрыли, успела еще подумать Катя, прежде чем превратиться в один сосуд, до краев заполненный нектаром наслаждения и медом блаженства. Она исторгла стон освобождения.

Шум воды, проникнув через плотный покров сна, заставил Катю открыть глаза. Комната была залита светом. Катя набросила на голое тело халат и вошла в ванную. Артур стоял под душем и растирал живот и грудь руками. Она подошла к нему, внезапно он крепко обхватил ее и поставил рядом с собой. Халат мгновенно намок, скульптурно обрисовав все ее формы. Она попыталась его сбросить, но он не позволил.

– Не надо, меня это очень возбуждает. Ласкать тебя через одежду – это чертовски здорово.

Его руки сжали ее грудь, затем прижались к животу и спустились вниз. Клитор тут же отозвался на эти дружеские прикосновения, послав по всему телу стремительный сигнал желания. В ее ладонях незаметно для нее оказался зажат его пенис. Артур сбросил с нее халат и втянул в рот мокрый сосок.

– Повернись ко мне спиной, – сказал он.

Она послушно выполнила его указание.

– Какая у тебя прелестная попка. Почему я раньше не уделял ей достойного ее внимания? Я был последним идиотом. Ты должна меня за это презирать.

Но Катя сейчас была полностью во власти совсем других чувств. Его член протиснулся в узкую расщелину между ее ягодиц и стал быстро, словно челнок, сновать между ними, Одна рука сжимала ее грудь, другая мягко водила по клитору, на короткие мгновения, забредая внутрь влагалища, то медленно и нежно, то резко, глубоко и рывками. Все это невероятно возбуждало ее.

– Как же мне хорошо, как замечательно заниматься с тобой любовью, как я люблю тебя трахать, – прямо в ее ухо струился поток его жаркого шепота. Катя молчала, но была полностью солидарна с его словами: у нее было ощущение, что все ее тело превратилось в одну струну, которая издает какую-то небесную мелодию.

– Я больше не могу, я кончаю, – застонал Артур. Катя стремительно повернулась к нему, взяла член в руки и тут же из него, как из гейзера, брызнул ей на живот фонтан спермы, которая сразу же была, как бесценная драгоценность, унесена теплыми потоками воды.

Пока Катя шла по ставшему для нее после вчерашнего вечера крестному пути через всю столовую к своему столу-голгофе, она думала только об одном: как произойдет ее историческая встреча с Валерием Ивановичем. Она хотела попросить администратора под каким-нибудь предлогом перевести ее на другое место, но внезапно этому резко воспротивился Артур. Стоя на балконе и отправляя с него в вольный полет колечки дыма от своей сигареты, он кричал ей оттуда, пока она в комнате зашторивала свое тело одеждой.

– Почему ты должна пересаживаться на другое место? Ты ничего постыдного не совершила. Ну, подержала немного мой замечательный член в своем прелестном ротике. Подумаешь, что здесь такого? Тебе надо учиться не смущаться своих поступков. Если ты пересядешь, то тем самым косвенно подтвердишь, что занималась чем-то предосудительным. И тогда он будет прав. А заниматься любовью сам Бог велел, зачем он тогда снабдил нас соответствующими органами и желаниями? Самое страшное рабство – это постоянная зависимость от мнений чужих людей. Но какое тебе до них дело, только ты сама решаешь, что правильно, а что – нет. Кто тебе внушил, что они правы, а не ты? Если хочешь быть свободной, то должна во всем доверять себе.

Катя слушала эти мудрые речи, мысленно говорила им «да», но всякий раз повторение этого короткого слова прибавляло ее душе изрядную порцию грусти. Легко рассуждать о свободе, а вот как претворить все это на практике, если только одна мысль о том, что она через несколько минут окажется за одним столом с этим мерзким Валерием Ивановичем, заставляет ее, словно лист на ветру, дрожать от страха?

Катя села на стул, стараясь держать голову так, чтобы ненароком не пересечься с глазами Валерия Ивановича. Трапеза протекала при полном молчании, лишь металлическое позвякивание приборов да скрежет перемалывающих пищу двух мельниц челюстей нарушали эту тишину.

– Вы собираетесь на пляж? – вдруг услышала она вопрос.

Только после этих слов своего сотрапезника она осмелилась взглянуть на него; его глаза нагло бродили по верхней части ее туловища, заглядывали ей в рот, прогуливались по шее и плечам, подобно утомленному путнику, делали длительные привалы между холмов ее грудей. Внезапно она поняла: этот болван полагает, что после того, как он застукал ее с Артуром, она сдастся ему на милость. Долго же ему придется ждать. Чтобы она променяла бы этого плешивого ловеласа на Артура с его могучим членом? Да ни за что на свете! Она отыскала его взглядом; как обычно он не столько завтракал, сколько веселил женщин. Но сейчас она отнеслась к этому его хобби с философским спокойствием мудреца, так как уже была уверена, что он не променяет ее ни на одну из этого трио, ни на любую другую женщину.

Внезапно она вспомнила, что оставила без ответа вопрос своего сотрапезника. Она подняла голову; выражение его лица походило на выражение лица следователя, требующего от подследственного говорить исключительно правду и только правду.

– А вам что за дело? – проговорила она.

Катя увидела, как мгновенно съехало с лица этого кандидата в ее инквизиторы суровое выражение, а его место заняла растерянность. Валерий Иванович явно не ожидал от нее такого решительного отпора. Катя же почувствовала гордость за себя – какая же она молодец, что сумела преодолеть свой страх и смущение и воздать этому нахалу по заслугам.

– Хотелось бы снова побывать вместе с вами на пляже, знаете, скучно одному.

Теперь он явно искал пути примирения, и Катя, подобно богатырю на развилке дорог, оказалась перед нелегким выбором: отсечь ли Валерия Ивановича окончательно, используя благоприятно складывающуюся конъюнктуру, или пойти с ним на мировую. Само собой разумеется, на ее условиях. Тем более, что Артур до обеда будет в городе, она попросила его взять ее в качестве своего спутника, но он без объяснения причин, отказался. Она обиделась.

«Никогда не завись ни от чьих чувств, желаний, решений, – сказал он ей. – Любая зависимость делает тебя несамостоятельной».

«Я не должна даже зависеть от тебя?» – обратилась она к нему за разъяснениями.

«А почему ты должна делать исключения для меня? Исключений не должно быть ни для кого. В том числе, и для любовника. Поэтому не стоит на меня обижаться».

Катя подумала и решила не обижаться.

– Если хотите, можете пойти, – вынесла свой вердикт она и увидела, как мгновенно изменилось его лицо, как порхнула на него легкокрылая бабочка надежды.

Катя ворочалась на лежаке, подставляя по очереди свои волнистые бока, почти совсем обнаженную холмистую поверхность груди и доску спины раскаленным солнечным стрелам, через равные промежутки времени лениво и медленно, словно тюлень, переворачивалась с одной части тела на другую, иногда вставала для того, чтобы смыть накопившийся на коже жар в прохладном море, затем снова возвращалась на прежнюю позицию. Валерий Иванович что-то периодически бубнил где-то неподалеку от ее уха, иногда она даже кидала ему в ответ какие-то отдельные реплики, но все эти действия и переговоры едва доплывали до ее сознания. Ею целиком завладела скука. И море, и солнце, не говоря уж о назойливом соседе, не вызывали в ней никакого отклика. Абсолютным монархом всех ее мыслей и помыслов сейчас являлся Артур и его восхитительный член. Она думала о том, что после обеда они снова запрутся с ее повелителем в номере, и она окунется с головой в другое море, гораздо более теплое и нежное, нежели то, которое, словно, не зная, куда деть переизбыток своей энергии, бесцельно волна за волную, без отдыха и устали набегает на берег в нескольких метрах от ее ног. И в этом другом море ее ждет долгое купание в потоке наслаждения и блаженства.

Из мира грез ее вытолкнул настойчивый голос Валерия Ивановича, который вот уже несколько раз, как заезженная пластинка, повторял свой страстный призыв к ней. Катя сделала усилие и попыталась вникнуть в то, чего он добивается от нее. Оказалось, что он снова предлагает ей свой альянс, обещая за это вознаградить ее тем, что станет намертво держать язык за зубами обо всем, что тут происходит. Медленно она приподнялась с лежака, стараясь удержать сползающие с грудей чашечки лифчика. Ее глаза мгновенно обхватили находящуюся в нетерпеливом ожидании ответа фигурку Валерия Ивановича. И неожиданно для нее самой ею овладел приступ смеха. Он не был притворным, ей было на самом деле смешно смотреть на этого мужчину, который словно залежалый товар, предлагает себя в качестве любовника по самой низкой цене. Она увидела, как темнеют от мутной злобой его зрачки; какое-то мгновение он пребывал в оцепенении, затем схватил вещи и, не одеваясь, помчался, словно спасаясь от преследования, наверх.

Несколько секунд она следила за его спринтом, затем снова возвратилась в прежнее положение и плотно смежила веки. Она хотела, чтобы даже солнце, орошающее своими знойными лучами практически все закоулки ее тела, не проникло бы в не менее жаркие, чем окружающее пространство, ее эротические грезы.

В городе Артур заглянул на базар и накупил фруктов. И теперь на ее столе он раскладывал фруктовую икебану. Она смотрела, как впивается он крепкими зубами в податливую, брызжущую красным соком, мягкую плоть арбуза, и думала о том моменте, когда он вот также плотоядно накинется на ее тело, погладит своим нежным язычком ее клитор и вонзится своим твердым как кремень членом в ее алчущее влагалище. Артур взглянул на нее, улыбнулся и отложил обглоданный до основания арбузный ломоть.

– Тебе понравился арбуз? – спросил он.

– Да, очень сладкий.

– А почему тогда съела всего один кусочек? – поделился он с ней своими наблюдениями.

– Мне хватит, он был большой.

– Значит, ты чего-то хочешь другого? Скажи чего?

Катя молчала, а ее щеки вдруг стали по цвету похожими на выстроившиеся в ряд на столе дольки арбуза, которые чем-то напоминали стоящие вдоль пирса корабли. Она понимала, что Артур прекрасно, как по книге с большим шрифтом, читает ее мысли и сейчас просто провоцирует ее. И не то, чтобы она испытывала, как это с ней случилось бы непременно раньше, жгучий стыд, но все же она не привыкла говорить откровенно об этой части своих желаний.

– Скажи, Катя, открыто, чего ты сейчас хочешь?

– Ты знаешь, – глухо сказала она, не смотря на него.

– А вдруг я ошибаюсь, сделаю что-то не то, – усмехнулся он. – Например, встану и уйду. Пока ты не скажешь от открытым текстом, чего желает твоя душенька, я буду есть фрукты. Их много, хватит надолго.

Несколько секунд он подождал реакции Кати, но так как ее не последовало, то взял с тарелки ожерелье винограда и, перебирая его словно четки, стал по ягодке переправлять это созданные природой украшения в рот. Катя наблюдала за ним, но продолжала молчать.

– Тебе легче просидеть так до вечера, чем выговорить всего одно слово, правда?

Катя едва заметно кивнула головой. Артур же глубоко и горестно вздохнул.

– Но неужели после того, как я тебя всю перепахал, тебе так сложно сказать: я горю, как факел, от желания потрахаться с тобой. И все. И через минуту уже будешь ласкать мой ненаглядный пенис. Ты же с моей ширинки глаз не сводишь. Ну, давай, говори. Не можешь сразу, давай по буквам. Начинаем. Хочу с тобой т…

– Артур, – взмолилась Катя, – неужели обязательно это произносить вслух?

– Обязательно, – неумолимо, как учитель преподающий урок плохому ученику, ответил Артур. – Пойми раз и навсегда – секс – это свобода. А если он не ведет к свободе, на кой черт им заниматься? Сейчас – ты раба, а должна стать госпожой. И когда ты ею станешь, то и во всем другом тоже будешь свободной. Так что, давай, я жду.

Катя затравленно посмотрела на Артура, как смотрит жертва на своего мучителя.

– Я хочу с тобой…

– Дальше.

– Я хочу с тобой тра…

– Ну!

– Я хочу с тобой трахаться! – наконец вытолкнула она из себя, словно пробку из бутылки, это проклятое застревающее, как кость в горле, слово.

– Вот видишь, все просто. Теперь повтори эти слова пять раз.

– Нет!

– Да! Иначе сказанное не будет считаться. Нужно закрепить достигнутое.

– Я хочу с тобой трахаться, я хочу с тобой трахаться, я хочу с тобой трахаться, я хочу с тобой трахаться! – Внезапно Катя остановила это словесный конвейер и перевела дух.

– Ты сказала четыре раза, я считал. Нельзя давать себе поблажку. Раз не досказала, говори еще пять раз.

Катя стала повторять прежний текст, и при каждом новом повторе это слово все спокойнее и легче слетало с ее уст. Закончив лексическое упражнение, она как-то странно посмотрела на Артура.

– Это все ужасно, – почти плача, проговорила она.

– Это замечательно, только не привычно. От тебя просто отходит грязь, а тебе кажется, что ты расстаешься с чем-то очень важным в себе. Но вскоре ты поймешь, что это была на самом деле всего лишь обыкновенная слякоть. Мы все по уши загрязнены. У нас все нечисто. Испражняться – нечисто, сморкаться – нечисто, плеваться – нечисто. Зато делать друг другу пакости, желать ближнему самое плохое – это вполне в порядке вещей. Этого мы не стесняемся.

– О чем ты говоришь, Артур?

– О том, что мы живем в перевернутом мире. Мы постоянно боимся испачкаться. А знаешь, почему? А потому что мы все в дерьме. Потому-то так и боимся грязи, что очень хорошо знаем, что это такое. А грязь все, к чему прикасается, превращает в грязь. Вы поди у себя дома вообще не говорите о сексе.

– Нет, – призналась она.

– У тебя же два мальчика, неужели ты ни разу не говорила с ними на эту тему?

– Ни разу.

– А ведь это нормальная чистая тема. Гораздо более чистая, чем перемалывание косточек вашему соседу или начальству. Знаешь, я бы на вашем месте как можно чаще расхаживал голыми по квартире.

– Всей семьей? – от изумления у Кати глаза приобрели форму обруча.

– Только всей семьей. Чем больше твои дети будут видеть вас голыми, тем меньше у них будет нездорового любопытства к человеческой анатомии. Они будут воспринимать то, что отличают мужчину и женщину, как норму, как самую естественную вещь. А еще лучше заниматься при них любовью.

– Ну, уж нет, ни за что! – решительно воспротивилась такой перспективе Катя.

– А ты хочешь, чтобы они все узнали из порнофильмов и журналов? Ты еще не находила у них таких фотографий?

– Однажды нашла несколько снимков. Там были голые женщины.

– Ты их, конечно, тут же разорвала и выбросила.

– А что же я должна была с ними делать, на стену повесить?

– А почему бы и нет? Висят же у тебя на стене какие-нибудь идиотские кошечки?

– Как ты узнал? – пришла в изумление Катя.

– Да их отсюда даже видно, – усмехнулся Артур. – Понимаешь, грязь возникает тогда, когда появляются запреты. Если вдруг найдется идиот, который запретит умываться по утрам, и отыщутся миллионы других идиотов, что последуют этому примеру, то те, кто вопреки запрещению все равно станут плескаться над раковиной, будут восприниматься остальными, как совершающее нечто грязное и непристойное. Все, что запретно, то потенциально грязно. А потому любой запрет – это глупость.

– Не согласна. Ну а наркотики, по-твоему, не надо запрещать?

– Само собой, что не надо. Будь они в свободной продаже, у людей возникало бы меньше желания их потреблять. Многие приучаются к ним как раз потому, что на них наложено табу. Но я не люблю наркотики, это ужасно.

– Ты принимал наркотики?!

– Да, немного, – сознался Артур. – Но мне не нравится, когда уходишь в кайф с помощью препарата. Секс лучше, потому что он естественен. Секс не разрушает, а освобождает, если к нему правильно относиться, а наркотики разрушают и закабаляют. Вот почему я предпочитаю заниматься любовью. Ладно, хватит на сегодня разговоров, у меня больше уже нет сил – так хочется тебя трахнуть.

Внезапно Артур перелетел из кресла на кровать и сделал посадку рядом с Катей. Одна его рука тут же залезла ей под подол сарафана, другая – отправилась на прогулку по ее груди. Неожиданно он остановился.

– Скажи, а что ты сейчас хочешь сделать? Только не смущайся.

– Раздеть тебя, я еще никогда не раздевала мужчину, – не сразу призналась Катя.

– В чем проблема?

Артур лег, Катя нависла над ним и распахнула створки его рубашки. Несколько секунд она любовалась темным от загара шелком его нежной, без единой волосинки, почти женской кожи, затем втянула в рот его соски, поласкала их языком и предприняла спуск к скважине пупка. Это чистое без всякой растительности, но в тоже время крепкое мужское тело, вызывало в ней неутолимое желание его гладить и ласкать. Ее руки мягко массажировали его плечи и живот, ее губы касались розовых ободков вокруг двух малюсеньких выпуклостей на груди. Она расстегнула ремень на брюках, спустила вниз молнию и стала медленно стаскивать их с него. Теперь на нем из доспехов оставались только плотно обтягивающие бедра трусы. Но она не спешила взять этот последний редут, защищающей его от полной наготы, а принялась покрывать короткими поцелуями бедра и ляжки.

– Катя, милая, – простонал Артур, – как здорово ты все делаешь.

Она взглянула на его лицо и принялась освобождать рвущийся на свободу, словно узник, пенис из каземата трусов.

Она сидела в бедрах Артура и смотрела на стебель его члена и чувствовала, что может любоваться этим выросшим растением бесконечно долго. Он, в самом деле, был очень красив; не тонкий, но и не толстый, слегка сужался в верхней своей части, как наполовину выкуренная сигара. Катя осторожно взяла его за крайнюю плоть и стала поднимать и опускать ее то вверх, то вниз. Она видела, какое наслаждение доставляют Артуру ее действия, но и сама погружалась в не менее глубокую океанскую впадину блаженства. Эта была для нее новая и замечательная игра, которой можно было предаваться бесконечно. Временно насытившись этим занятием, она придумала другое, обхватила фаллос рукой и подобно ручке скоростей стала перемещать его то в одном, то в другом направлении, радуясь его покорности и безропотному следованию за любым зигзагам ее фантазии. То, что она была полной хозяйкой этого замечательного творения природы, вызывало у нее неиссякаемые приливы восторга почти такие же мощные, как морские приливы. Ей даже не хотелось сейчас кончать; после пика оргазма начнется сразу же быстрый спуск вниз, в пустоту. Сейчас же она была во власти совсем иного состояния, когда одна теплая волна, едва отхлынув, тут же сменялась другой, еще более теплой и приятной. Она вдруг сделала открытие, что кроме стремительно нарастающей энергии желания, могут возникать совсем другие, но не менее восхитительные ощущения, не такие острые, но от того, может быть, даже более глубокие. Ее пальчики по прежнему перемещались по рукоятке члена, придумывая для него все новые и новые упражнения. Из Артура вырывались на волю бесконечные стоны, и она испытывала гордость оттого, что способна извергнуть такой могучий водопад наслаждений на своего партнера.

– Больше не могу, возьми его в рот, полижи его, – сладострастно простонал Артур.

Словно насос, она втянула в свой рот его пенис, но не успела облизать его языком, как из него забил мощный гейзер теплой спермы. Она еще никогда не пробовала этого тягучего напитка на вкус и сейчас не без опасения стала заглатывать жидкость. Но ничего страшного не случилось, непривычное питье хотя и оказалось по вкусу весьма специфическим, но даже немного приятным – соленым и немного терпким. И она порадовалась этой своей победе; только что она избавилась от еще одного предубеждения.

Артур медленно приходил в себя, Катя лежала рядом и водила рукой по его лицу.

– Ты великолепная любовница, – сказал он немного задумчиво, словно не до конца доверяя своей собственной высокой оценке. – Я не предполагал, что ты так сумеешь обращаться с моей игрушечкой. У вас с ним получился отличный дуэт. Раз вы нашли с ним общий язык, ты должна его как-то назвать. Выбери для него имя.

– Опять? И для него тоже.

– А почему бы и нет? Так как тебе хочется его называть?

– Василий, – почти не задумываясь, окрестила она понуро лежащий, словно утомленной после бурной охоты пес, пенис Артура.

– Василий? Почему Василий?

– Не знаю, просто пришло на ум это имя.

– Ладно, пусть он будет наречен Василием.

Катя взяла член в руку и слегка надавила на его головку, словно прося у него внимания.

– Запомни, – сказала она, – отныне ты больше не безымянный, теперь тебя зовут Василием. Ты должен откликаться на это имя. Тебе нравится оно?

Она увидела, как член слегка ожил и даже немного, как ребенок после каникул, прибавил в росте.

– Смотри, ему нравится! – радостно воскликнула Катя.

– Нравится, – подтвердил Артур. – Ты выбрала для него хорошее имя. От его лица выражаю тебе благодарность.

– У него есть лицо.

– А разве нет?

Катя внимательно посмотрела на вновь окрещенного.

– Да, ты прав, есть, и очень даже симпатичное. Нет, даже не симпатичное, он просто красавчик. Я хочу, чтобы он был бы целиком мой.

– Пока я с тобой, он твой.

– А потом, будет чей-нибудь другой? – ревниво произнесла она.

– Зачем думать о том, что будет потом? Я живу сегодняшним днем и вечностью.

Глаза Кати наполнились недоумением.

– Я не понимаю, что, значит жить сегодняшним днем и одновременно вечностью. Разве одно не исключает другое?

– Только дополняет. Вернее, жить сегодняшним днем – это и есть жить вечным. – Заметив, что недоумение по-прежнему переполняет глаза Кати, он решил сделать небольшие пояснения. – Тебе, наверное, кажется, что жить вечным – это с утра и до вечера думать о будущем.

– В общем, да, – осторожно, дабы не попасть впросак, проговорила Катя.

– Ничего подобного! Кто думает о будущем, тот как раз и живет только одним днем. Потому что он боится будущего и все, что у него есть, – это страх перед ним. Вот каждый день он тем только и озабочен, что пытается его преодолеть, строя различные идиотские планы. Такой человек обычно все откладывает: покупки, женитьбу, любовь, секс. Ему кажется, что все это у него будут когда-нибудь потом. А потом – это никогда. Все должно быть только здесь и сейчас. Мне чертовски с тобой хорошо – и я не желаю больше ничего знать, ни о чем думать. Как только ты начнешь размышлять, что будет завтра, то считай, что все пропало – счастья больше нет. Теперь в тебе только одна тревога.

– Неужели ты никогда не думаешь о будущем? – не поверила Катя.

– Не думаю. И не собираюсь думать. Я не хочу думать о том, чего нет. Достаточно и без меня других дураков, которые без конца готовы размышлять о том, что случится завтра, послезавтра, через год, через тысячу лет. Эти люди боятся или не умеют жить сегодняшним днем, вот потому-то их и заносит так далеко.

– Ну а какое это имеет отношение к вечности? – продолжала выпытывать Катя.

– Прямое. Если вечное, вечно, то у него нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. В лучшем случае у него есть только миг. И я живу этим мигом. Поэтому я в не времени. Я есть и меня нет.