Текст книги "Пятьдесят оттенков любви. Свадьба и развод по-русски"

– Этого я не знаю.

– Не знаешь, но говоришь.

– Именно. Как я могу знать, что такое свобода, если я еще не достиг этой стадии, если я занимаюсь каждый день с тобой сексом, да еще по много раз? Ты же видишь, куда уходит практически вся моя энергия. Ты сама говоришь, что не знала неделю назад, о том, насколько ты сексообильна. Теперь узнала. Когда ты войдешь в другое состояние, то поймешь, что оно из себя представляет. И так по нарастающей. Ничего нельзя узнать по-настоящему, если не сольешься с этим, не станешь с ним единым целым.

– Мне трудно судить о таких вещах. Я никогда не задумывалась над ними.

– Я знаю. Теперь будешь задумываться?

– Наверное. Хотя точно еще не знаю. Но что я должна делать дальше?

– Ты должна сама искать решения. Читай книги, думай, только не стой на месте. Большинство людей за всю жизнь не делают ни одного шага вперед. Хотя им кажется, что они все время куда-то бегут. И не понимают, что для того они все время куда-то и бегут, чтобы стоять на месте.

– Иногда мне бывает очень трудно с тобой, – пожаловалась Катя. – В школе мне хуже всего давалась математика, и я часто целыми часами сидела над задачками. Вот и когда я общаюсь с тобой, у меня возникает такое же чувство, что я никак не могу решить задачи, которые ты мне задаешь. Скажи, а почему когда мы поднимались на эту гору, ты совершенно не обращал на меня внимание? Ты даже не подал мне ни разу руки. А если бы я сорвалась?

– Я хотел, чтобы ты была бы абсолютно свободной и сама справилась с подъемом. Только в этом случае он бы имел подлинную ценность.

– И когда мы начнем спуск, ты тоже так будешь себя вести?

– Не волнуйся, с другой стороны здесь есть очень пологая тропинка. Мы спустимся по ней без проблем.

– То есть, на эту вершину можно забраться очень легко?!

– Именно. Но, согласись, какой тогда смысл забираться? Если бы мы пошли по той тропе, то не случилось бы этого разговора. А разве он не стоит такого подъема?

Катя промолчала, уже не первый раз поймала себя на том, что у нее нет слов для ответа.

И снова на мир тихо и незаметно, словно на парашюте, спустилось утро. На этот раз оно было хмурым и неприветливым. Оно медленно вползало в комнату серыми полосками, не без труда отвоевывая у темноты метр за метром.

Катя со вздохом подумала, что сегодня ей не придется идти на море. Она слышала, как рычало оно неподалеку, напоминая раненного охотниками зверя.

Катя вышла на балкон и то, что она с него увидела, подтвердило самые худшие ее опасения. Впрочем, долго она там не задержалась, холодный ветер быстро прогнал ее обратно в комнату. Но возвращаться в нагретую за ночь печкой из двух тел постель не хотелось.

Она села в кресло, взглянула на спящего Артура и отвела глаза. Она испытывала подавленность. И дело заключалось не в том, что окружающим ее миром завладела непогода, а в чем-то совсем ином – сегодня приступила к отсчету дней и ночей последняя неделя ее пребывания на юге. А что потом? Как она вернется в Москву? Какими глазами посмотрит на мужа? И вообще, что будет делать дальше? Без Артура? Без всего того неистовства, что происходит между ними?

К ней вдруг пришла странная мысль, которая заставила ее аж похолодеть от своей неожиданности и революционности: а если им пожениться? Она сама понимает, что придумать глупее нельзя ничего. Во-первых, он моложе ее больше чем на десять лет, а во-вторых, куда она денет мальчиков? И что будет с Петром? Эта новость его просто убьет. Да и в жизненном расписании Артура явно нет пункта женитьбы на ней или на какой-нибудь другой женщине, по крайней мере, в ближайшие несколько лет. Кажется, два дня назад он заявил ей, что никогда не свяжет себя «удушающими узами брака». А вот ее отсутствие с ним этих уз вполне способно задушить…

Катя подняла голову и увидела, что Артур внимательно разглядывает ее.

– Ты проснулся? – спросила она.

– Как видишь. У меня есть ощущение, что ты сегодня какая-то не такая.

– А какая?

– Тебя что-то беспокоит.

– Моя судьба.

– Вот оно что, – протянул Артур. – Самая бессмысленная на свете вещь – волноваться из-за своей судьбы.

– Почему же самая бессмысленная? – вдруг мгновенно наполнилась раздражением Катя.

– Твоя судьба… она с тобой, она проявляется каждый день. Ты ее никак не можешь потерять. Это же не зонтик, который ты оставила в автобусе. Чего о ней волноваться?

– Тебе легко, – с обидой протянула Катя, – у тебя никого нет, ты ни с кем и ни чем не связан. Сегодня ты можешь быть с одной, завтра – с другой, сегодня ты можешь быть в одном месте, завтра – в другом. И никого это совершенно не волнует. А у меня двое детей. И муж, – после короткой паузы добавила она Петра в этот скорбный перечень.

– Ну и что? – пожал плечами Артур.

– Как ну и что?! – уже накаляясь, как кипятильник, почти завопила она. – Куда я их дену? Как они будут без меня?

– А куда ты раньше девала это хозяйство?

– Раньше все было по-другому.

– Послушай, чего ты беспокоишься? У тебя же сейчас нет этих проблем…

– Через неделю будут, – зло пробурчала Катя.

– Так через неделю ими и займешься. Зачем же сейчас отравлять этими скучными делами жизнь? Ты же все равно в эту минуту ничего не решишь.

– Не решу, – глубокий вздох Катя подтвердил правоту Артура.

– Так какой же смысл портить себе такие замечательные дни? Знаешь, люди очень странные создания, они все делают для того, чтобы испоганить себе жизнь. Им еще нескоро предстоит операция, а они уже заранее ложатся в постель, принимают лекарства, которые им никто не прописывал, пишут завещание, начинают оплакивать свою несчастную судьбу вместо того, чтобы наслаждаться и веселиться, пока есть возможность. Вспомни, сколько у тебя на протяжении всех этих лет было самых разных сложных моментов. И ничего, выкручивалась. И на этот раз что-нибудь придумаешь. Жизнь всегда как-то устаканивается. Ну, давай, если желаешь чтобы тебе было легче, вместе начнем рыдать – что делать бедной и несчастной Кате, кто ее будет так хорошо трахать, когда я исчезну? А хочешь я тебе подскажу один из выходов? Он прост если будет невтерпеж, заведи любовника. А лучше всего – брось мужа.

– Ты с ума сошел!

– С ума сойдешь ты, если с ним останешься. Он не нужен тебе, через месяц ты его будешь ненавидеть.

А ведь не исключено, что так и будет, эта мысль обдала все ее существо жгучей струей стужи.

– Нет, я его не оставлю, и я его люблю, – упрямо, словно убеждая в этом не то себя, не то Артура произнесла Катя.

Артур ничего не ответил, он безучастно исторгал дым изо рта, и Кате стало обидно, что ее любовнику нет никаких дел до мучающих ее проблем.

– Конечно, что тебе до моей жизни? – выпустила она из себя коготки обиды, – я для тебя лишь маленький эпизод в твоей бурной биографии любимца женщин. Кстати, сколько их уже у тебя было? Сто, тысяча? Теперь я понимаю: тебе плевать на всех женщин, с которыми ты спишь. Потому-то ты так легко от них и уходишь.

Артур сел на кровать и его эрегированный член, словно дуло пистолета, нацелился прямо ей в грудь.

– Ты не совсем права, мне вовсе не плевать на женщин, с которыми я сплю. Я никогда не сближаюсь с женщинами, если они мне безразличны. Но я уважаю тебя и не вмешиваюсь в твою жизнь. Ты – свободный человек, а свободный человек сам решает свои проблемы, никому их не навязывает.

– Заладил одно и тоже, как попугай, – не скрывая злости, проговорила Катя. – Только и слышишь от тебя одно слово – свобода, свобода. А что это такое – быть одной, когда тонешь?

– В том числе, – вдруг непривычно жестко сказал Артур. – Научись плавать и тогда не утонешь. А если люди не хотят ничему учиться, зато при любом самом малюсеньком шторме начинают вопить: «Тонем, на помощь!», то тогда, извини, я в такие игры не играю. Я не обязан никому помогать. Почему они считают, что кто-то должен их непременно спасать, бросать все свои дела, уделять им время, даже рисковать своей жизнью? При этом сами они не слишком жаждут помогать другим. И вообще, о слове «помощь» вспоминают лишь тогда, когда не могут справиться со своими проблемами сами.

– Получается, что мы все должны относиться друг к другу как волки к овцам.

– Ты так ничего и не поняла. В большинстве случаев человек сам способен выйти из того тупика, в который он себя по глупости загнал. Только он не желает прилагать усилий. Гораздо легче стонать, взывать о помощи, перекладывать всю ответственность на других. Вот и ты, сидишь передо мной хмурая, как сегодняшний день за окном, и в тайне мечтаешь, чтобы я решил твой вопрос за тебя. Взмахну волшебной палочкой – и все мигом станет хорошо. А у меня есть только единственная волшебная палочка-выручалочка – это вот он, – нежно взял в руки свой член Артур. – Все, что может он для тебя, он делает. Разве не так?

– К нему у меня претензий нет, – кисло улыбнулась Катя. Рядом лежал ее носовой платочек, она взяла его и повязала член Артура. Вид был такой уморительный, что они оба засмеялись.

Внезапно какой-то вихрь налетел на нее, и она пару раз с силой дернула за член. Артур, словно сигнальная сирена, мгновенно взвыл.

– Ты что делаешь? – со смесью боли и изумления спросил он.

– Ничего, – сказала она и снова с силой потянула пенис на себя.

Артур взвыл еще сильнее и скатился с кровати.

– У тебя что бзик?

– Может и бзик. Ты слишком хорошо устроился, я должна мучиться, а тебе плевать на все. Нет уж, пусть и тебе будет тоже больно.

– Ну, знаешь… – Катя впервые видела, как клокочет в Артуре ярость. – Я думал, ты хоть что-то поняла, начала соображать, а ты не можешь в принципе ничего понять, потому что дурра набитая. – Он схватил джинсы, натянул их на ноги и выскочил из комнаты. Раздался громкий, словно выстрел, хлопок двери, от которого она вздрогнула.

Катя медленно, словно после обморока, приходила в себя. Она сама не понимала, что на нее нашло. Какой-то порыв, родившийся в самой глубине ее существа, вдруг заставил причинить Артуру боль. Еще секунду до этого у нее не было абсолютно никаких намерений ссориться с ним и уж тем более обижать столь обласканный ею член, который она так искренне и так неистово полюбила. Но неожиданно внутри нее замкнулись какие-то контакты, долго сдерживаемые чувства, как норовистые кони, внезапно избавившись от обременительной узды сознания, вырвались на свободу из плена упряжи и задвигали ее послушной рукой. Теперь же она смотрела на эту руку с ненавистью и готова была ее чуть ли не отрубить за то, что она только что совершила. Боже мой, что же ей теперь делать?

Она легла на кровать, собирая губами вытекающую соленую влагу из глаз. В первые минуты она надеялась, что Артур успокоится и вернется, она попросит прощения и их вновь опалит огонь страсти, а потом они, обнявшись, уснут. Но время шло, а его все не было. Пора было собираться на завтрак.

Не увидела Катя Артура и в столовой, три женщины грустно сидели за его столом и без всякого энтузиазма набивали свои рты чем-то пресным на вид. У Кати тоже аппетит так и не проклюнулся, она лишь пару раз пронзила трезубцем вилки податливую котлетную плоть, встала и, сопровождаемая сочувствующими взглядами своих хоть и пожилых, но с отменным аппетитом сотрапезников, направилась в номер.

Она еще надеялась, что Артур смилостивится над ней и придет. Она прислушивалась к каждому шороху, который долетал до нее из коридора, но ни к одному из них Артур не имел никакого отношения.

Если в предыдущие дни, когда они были вместе с Артуром, время летело со скоростью реактивного лайнера, то сейчас оно тащилось медленнее самой старой черепахи. Любой рожденный в коридоре шум, как летчика на катапульте из самолета, выбрасывал Катю из кровати, заставлял приникать к двери и долго прислушиваться к незнакомым шагам, пока они не стихали окончательно. Она и не подозревала, что столь сильно привязалась к нему и в какой раз она уже прокляла себя за то, что затеяла этот дурацкий разговор. Артур совершенно прав. Почему он должен решать ее проблемы? Каждый самостоятельно несет свой крест, какой бы высоты и тяжести он бы не был. Она сама выбрала рельсы маршрута своей судьбы, а теперь хочет переложить всю работу по их перекладке на чьи-то плечи. Не получится! И когда Артур откровенно заявил ей об этом, она вспылила, ибо почувствовала его правоту.

Катя не знала, что делать; надежда на то, что Артур одумается и сам явится сюда, с каждой минутой таяла, как мороженое. И вместе с таянием надежды таял и запас ее терпения. Наконец, отчаявшись, она встала и почти побежала к номеру Артура.

Ей пришлось долго отбивать нервную дробь на барабане деревянного дверного косяка, так как слышала, что в номере кто-то издает неясные звуки. Она была уверенна, что их автор – Артур, который знает, что это она, а потому не желает ей открывать. Внезапно дверь распахнулась, но вместо Артура перед Катей появился Павел. Он был явно извлечен из постели, где пребывал либо в состоянии очень глубокого сна либо после не менее глубокого похмелья, так как его лицо было таким мятым, что напоминало рубашку сразу после стирки. Он смотрел на нее непонимающими глазами, словно видел впервые.

– Павел, мне нужен Артур. Вы не знаете, где он? – спросила Катя.

Лицо Павла, словно зеркало, отражало те внутренние героические усилия, которые он предпринимал, дабы понять, о чем или о ком идет речь.

– Артур?

– Да, Артур, вы не знаете, где он?

– А это вы, Катенька, – наконец вернулся из далеких волшебных миров к окружающей его грубой реальности Павел. – Та, что трахается лучше всех. Вы – настоящий талант, вы – бесценный алмаз, украшающий своим блеском ваш пол, вы цветок, выросший на бесплодной почве, – завершил он свой краткий монолог красочным фейерверком изысканных комплиментов.

– Да, это я, – едва сдерживая сильное желание наградить этого алкаша увесистой оплеухой, подтвердила очевидный факт Катя. – Вы мне скажите, где Артур?

– Так его нет, – счастливо улыбаясь, сообщил Павел. – Утром пришел, к нему зашла какая-то деваха – и они укатили. А куда… ей Богу про то не ведаю. – Теперь Павел виновато развел руками. – Наверное, где-нибудь трахаются, – высказал он свое ценное предположение. – Любит он баб, Артур, ох любит, – не то осуждающе, не то одобряюще покачал нечесаной головой с торчащими в разные стороны, как антенны на крыше дома, волосами, мужчина.

Но последняя фраза Павла ее догнала уже в пути, Катя мчалась по коридору как можно подальше прочь от этого мерзкого Павла и от его жалящих, словно пчелиный рой, слов.

В своем пустом номере она бросилась на кровать, заставив подушку, в какой уже раз впитывать сочащую из ее глаз влагу. Теперь к комплекту ее прежних, раздирающих душу своими хищными клювами мучений, добавилась ревность.

Какой же он все-таки негодяй, едва бросил ее, как тут же подцепил другую. А может, он давно уже ждал предлога, чтобы избавиться от нее? Эта последняя мысль, подобно злой собаке, кусала ее так больно, что она в прямом смысле каталась по постели, сопровождая свои перемещения неблагозвучными мелодиями собственного воя.

Так прошел практически весь день. Катя то вскакивала с кровати и мчалась к двери, прислушиваясь, не идет ли Артур, то снова бросалась на постель и зарывалась в подушку, которой только одной и было известно, сколько литров воды скатилось за это непродолжительное время с ресниц женщины. К вечеру Катя ощущала себя настолько измученной, что даже казавшийся бездонным резервуар ее слез, полностью исчерпал свои запасы влаги. А потому она больше не плакала, а лишь молча лежала, неподвижным взглядом уставясь в потолок. Память, словно диапроектор, вставляла в свой невидимый объектив кадр за кадром из их совсем недавнего прошлого. Эта пленка, где были запечатлены их страстные объятия, проходя перед ее мысленным взором, делала Катю еще более несчастной и одинокой. Вдобавок ее стало посещать желание, сначала робко, но по мере того, как продолжался этот странный эротический киносеанс, все настойчивее и настойчивее. Теперь она была готова принять его любого, даже если он явится к ней прямо из объятий другой женщины. Ей уже все равно, лишь бы он пришел, а она больше никогда не станет его ни в чем упрекать. Он такой, какой есть, и это, между прочим, замечательно, что он именно такой. Потому что другого, столь необычного человека она может больше и не встретит. Могла бы от скуки отдастся, скажем, Валерию Ивановичу – чтобы тогда было бы? Она бы так ничего не узнала, ничего бы не поняла, ничего не испытала, просто несколько раз механически соединилась с человеком, который ей столь же безразличен и чужд, как камень на дороге. Мало ли у нее было таких слияний с Петром, и, если бы не встреча с Артуром, она бы так и умерла, не узнав по-настоящему, что такое настоящая близость, подлинная страсть и истинное наслаждение. А теперь после того, как она услышала песнь своего тела, после того, как поняла, сколько разных мелодий оно способна исполнять, на скольких самых разнообразных инструментах умеет играть, она стала совсем другим человеком. И все это благодаря Артуру. И вместо того, чтобы быть ему безмерно благодарной за то, что он подарил ей такие замечательные открытия, она без конца терроризирует его своими нападками, претензиями, предрассудками. И ничего удивительного, что, в конце концов, он не выдержал этой бомбардировки и сбежал от нее. Нашел женщину, которая прежде чем отдастся, не выставляет целый список условий, а просто радуется, что рядом с ней такой великолепный, необыкновенный, любвеобильный и искусный в сексе любовник.

Только теперь Катя стала понимать весь космический масштаб совершенной ею глупости. И оттого, что она никак не могла придумать, каким образом ей исправить положение, стальные шипы боли еще острее впивались в ее тело и душу.

Вечер, словно огромное насекомое, бесшумно вполз в комнату. Катя с тоской посмотрела в окно и внезапно порывисто вскочила с кровати. Решено: она отправляется на его поиски. Не уехал же он, в конце концов. А раз так она найдет его и извинится перед ним. И не только извинится, но еще и даст клятву, что больше никогда не станет допекать его своими упреками, не будет никогда ничего просить у него, кроме одного: не покидать ее.

В его номере ей никто не открыл, по-видимому, и Павел, протрезвев, тоже выбрался наружу. Она обыскала всю территорию дома отдыха. Где-то на самых задворках обнаружила даже какой-то старый, скособоченный сарай и зачем-то заглянула за него, перепачкавшись не то в краске, не то в грязи. Затем она оказалась на набережной, по которой как всегда плыла неторопливая лава отдыхающих.

Отыскать его в этой толпе было таким же абсолютно безнадежным делом, как иголку в стоге сена. И Катя снова приуныла. Некоторое время она бесцельно двигалась в людском потоке. Внезапно она приняла решение и быстро выскочила из него. Катя спустилась к морю и зашагала по кромке пляжа.

Несмотря на прохладный день, вода сумела удержать вчерашнее тепло и сейчас приятно щекотала ноги. Внезапно она замерла на месте, а ее дыхание остановилось; в несколько метрах от себя она заметила сидящую фигуру. Она еще не рассмотрела ее как следует, но сердце уже подсказало ей: это тот, кого она так страстно ищет. Она бросилась вперед, и через мгновение несколько крупных капель ее слез уже прокладывали русло по его покрытой черноземом майке.

– Катя, ты чего? – воскликнул ошеломленный Артур.

– Зачем ты ушел? – сквозь шлюзы рыдания не без труда удалось ей протолкнуть короткую фразу.

Несколько секунд Артур молчал.

– Тебе было плохо без меня?

– Ужасно.

– Я не предполагал, что ты так расстроишься. Просто я терпеть не могу, когда меня допекают.

– Это я во всем виновата. Ты совершенно прав, я – дура.

Артур никак не прореагировал на прозвучавшую из ее уст собственную самооценку, он гладил волосы Кати и задумчиво смотрел на темный планшет моря.

– Пойдем в номер, – наконец сказал он.

Пока они шли, она смотрела на него лучащимися от счастья глазами, как преданная собачка смотрит на хозяина. Наконец захлопнувшаяся на замок дверь, отгородила их от остального, ненужного им в этот день мира.

– Я хочу, чтобы ты трахал меня всю ночь, – громко сказала она, и словно змея обвивалась вокруг него всем своим телом. Никогда она еще не хотела так сильно принадлежать мужчине.

– Давай попробуем, хотя боюсь, что вся ночь – это чересчур длинный сеанс, – засмеялся Артур.

На несколько долгих минут их губы оказались плотно припаяны друг к другу. Затем Катя расстегнула брюки Артура, быстро стянула их, также решительно поступила она и с трусами. Она обхватила двумя руками член Артура, одной держала его за основание ствола, другой – мягко поглаживала головку. Она присела на колени, провела пенисом по щекам, лбу, носу, словно знакомя его с ними, приблизила свой рот к его маленькому ротику и стала что-то нашептывать ему, периодически облизывая его язычком.

– Ты даже представить себе не можешь, Василий, как я тебя люблю. Я еще никого не любила так сильно, как тебя. Потому что ты красавчик, потому что ты великолепно умеешь трахаться, ты так здорово входишь в меня, что когда это происходит, мне больше ничего не надо. Если бы я только могла, я бы оставила тебя там навсегда. И еще ты замечательно писаешь, мне тоже жутко нравится, как ты это делаешь. Ты в этот момент, как маленький фонтанчик. Ты должен знать – я твоя раба, ты можешь мне приказывать все, что захочешь, я все выполню. А еще у тебя есть яички, они вот здесь так здорово висят, и они меня возбуждают ничуть не меньше. Я так люблю сжимать их, чувствовать их тяжесть, они такие беззащитные, я могу сделать с ними все, что хочу. Даже сделать им больно. Но ты, Васюша, не должен этого бояться, я не причиню им вреда. Потому что тому, кого мы любим, мы стараемся делать только хорошо, а не плохо.

Внезапно Катя впустила член в свой рот, и так как он теперь оказался целиком занят, ей пришлось прервать свой замечательный панегирик пенису Артура. Зато ее руки нежно сжали яички, стали бродить по его ногам и животу, отправились в путешествие по холмам ягодиц.

Катя оторвалась от Артура и стала поспешно сдирать с себя одежду, как старую ненужную шкуру. Через несколько секунд она уже стояла голой перед ним. Артур молча наблюдал за ее манипуляциями, но сам казался очень спокойным и невозмутимым, словно сфинкс.

– Ты не хочешь меня? – встревоженная его поведением, спросила она.

– Хочу, – засмеялся он. – Мне давно так не было хорошо. Поэтому я не хочу торопиться. Хочу растянуть удовольствие. Ты же сама говорила, что хочешь трахаться всю ночь. Зачем же тогда спешить?

– Мне хочется тебя целовать и целовать. Сама не знаю, почему.

– А зачем тебе знать? Просто целуй!

Внезапно Катя радостно засмеялась и последовала совету. Ее губы прижались к его груди, оставили свои влажные следы на его сосках, стали обследовать территорию его живота, пока снова не встретились с твердым, словно стальной клинок, фаллосом.

– Он мой, – сказала Катя, – ты мне отдашь его?

– Конечно.

– Насовсем.

Артур засмеялся и ничего не сказал.

– Теперь ты мой. Слышишь? – не стала дожидаться окончательного решения вопроса Катя. Она пальчиком несколько раз постучала по нему. – А как ты будешь без него писать? – лукаво посмотрела она на Артура.

– Даже не знаю, это сложная проблема. Придется вставить катетер.

– Ладно, на это время я тебе буду его одалживать, – нашла она выход. – Только делай это пореже. Я не хочу с ним надолго расставаться.

– А что ты с ним будешь делать?

– Гулять, кормить, буду читать ему книжки, ходить с ним в кино.

– А где ты его поселишь?

– Как где? Вот тут, это будет его домиком. – Она взяла член и направила его в свое лоно. – Разве ему здесь не нравится?

– Он в восторге от этого жилища.

– Вот видишь! Тогда почему он не спешит посмотреть, где ему предстоит жить.

– Он обязательно посмотрит, – заверил ее Артур.

Он мягко опрокинул ее на кровать, одновременно сжал обе груди и стал по очереди целовать соски. Затем спустился к влагалищу и защекотал языком клитор.

– Трахни меня, прошу тебя, трахни, – застонала Катя.

Но Артур не спешил откликнуться на эту страстную мольбу, его палец вполз внутрь ее, нашел там точку и стал мягко массировать ее. От охватившего Катю восторга она несколько раз вздрогнула. Она перестала чувствовать свое тело, его больше не было, как вырвавшийся из рук воздушный шарик, оно улетучилось и исчезло в липком и густом, как кисель, мраке южной ночи, а все что ей осталось взамен – это сжигающий ее огонь небывалого блаженства.

– О, Артур, как я люблю тебя! – исторгла из нее громкое восклицание неведомая сила.

В этот миг она почувствовала на себе тяжесть тела Артура и мощные толчки его члена, справляющего новоселье в своем новом жилище.

Она почти сразу кончила, оргазм подбросил ее высоко вверх, затем неохотно и медленно, как на парашюте, начал опускать вниз в ту долину, в которой протекала ее повседневная жизнь. Рядом с ней на подушке покоилась голова Артура, она провела рукой по разметавшимся в разные стороны снопам его волос и вдруг неожиданно для себя заплакала. Артур склонился над ней, слизал со щеки языком несколько крупных бусинок слезинок.

– Что с тобой? – участливо спросил он.

– Мне еще никогда так не было хорошо.

– Чего же ты плачешь?

– А если это никогда больше не повторится? Что тогда?

– Будет что-то другое. Может быть, еще лучше…

– Не знаю, – печально сказала она, – почему-то я в этом не уверена. И я не хочу лучше, мне и так очень хорошо.

Следующие несколько дней прошли как-то странно: с одной стороны они были до предела насыщены фейерверками страстей, наплывающими на нее штормами блаженства, с другой – озеро ее чувств и эмоций было невероятно спокойным, на нем царил полный штиль. Тревожные мысли не покидали своих бухт, а потому и не бороздили его поверхность, не оставляли на ней пенистых следов озабоченности. Гонимая вперед попутным ветром Катя просто плыла по волнам времени и событий, и даже не пыталась управлять кораблем своего движения. Артура она старалась не отпускать от себя даже на минуту, он тоже не возражал против этого плена. Они валялись на пляже, обнявшись, бродили, по городу и набережной, сидели в кафе. Они даже не очень много разговаривали; подсознательно Катя боялась вести любые разговоры, так как опасалась, что они нарушат установившееся внутри нее душевный штиль. Ей вполне было достаточно того, что Артур находится рядом с ней, что он никуда от нее не убегает, и что ночью они снова окунутся в жаркое море любви, в котором не только не страшно утонуть, а, наоборот, хочется в него погрузиться с головой и долго-долго, а, может быть, и вечно не выплывать наружу.

Однажды вечером Артур вдруг спросил ее, какие у нее возникают эротические фантазии.

– У такой страстной женщины, как ты, они должны быть обязательно.

Катя задумалась, пытаясь вспомнить, какие же подобные видения посещали ее в последнее время.

– Знаешь, – немного смущенно сказала она, – я могу припомнить только одно.

– Говори.

– Я танцую с обнаженным мужчиной, сама тоже голая и держу его за член. Это очень долгий и сложный танец, но я все равно продолжаю держаться за него. В этом и состоит искусство этого танца.

– Мне нравится твое видение, в нем что-то определенно есть. Полежи, я сейчас приду. – Артур вскочил с кровати, быстро прикрыл себя одеждой и вышел из комнаты. Вернулся он минут через десять, в руках он держал небольшой магнитофон.

– Павел одолжил нам его. Когда я сообщил ему, для какой благой цели я его прошу, то он ни секунды не раздумывал. Он сказал, что ему чертовски хочется посмотреть на этот танец.

– Ты его к нам не пригласил? – со слабой надеждой спросила Катя.

– Зачем лишать человека удовольствия? Конечно же, пригласил. Сейчас он явится.

Катя благоразумно ничего не сказала, только едва слышно вздохнула, наблюдая, как возится Артур с техникой.

– Под какую музыку будем танцевать – быструю или медленную?

– Какую хочешь.

– Ну, уж нет, твоя эротическая фантазия – ты и выбирай музыкальное сопровождение.

– А у тебя нет эротических фантазий? – поинтересовалась в свою очередь Катя.

– Нет.

– Мне кажется это странным.

– Ничего тут странного нет, все свои эротические фантазии я давно уже осуществил в реальности. А раньше было их до чертиков. Я просто не знал, куда от них деться, так как они постоянно напоминали о себе. Причем, часто в совершенно не подходящих местах. Они-то и заставили меня задуматься по-настоящему о том, что такое секс.

– И ты понял?

– Конечно.

– Что же это такое?

– В двух словах не объяснишь.

– А ты попробуй.

– Секс – это первый этап на пути человека к свободе. Когда человек свободен в сексе, он становится свободен, как животное. То есть, он приобретает природную свободу.

– Если я тебя правильно поняла, – с расплескавшейся в голосе обидой проговорила Катя, – мы сейчас с тобой на уровне животных.

– Именно, так оно и есть.

– Очень приятно слышать. Приехала сюда человеком, а уезжаю животным.

Артур рассмеялся.

– До человека тебе еще далеко, как и мне то же. И сюда ты приехала не человеком, а нашпигованная целым табором запретов и предрассудков, каким-то непонятным созданием. Что до секса, то когда человек убирает все ограничения, то перед ним неизбежно рано или поздно встает вопрос: куда двигаться дальше? Дурак застрянет на этой стадии, а умный попытается уйти от секса. Иначе он его непременно поработит. Потому что все, что человека освобождает, рано или поздно начинает порабощать, если он не развивается дальше.

Артур вставил кассету, и комнату стали заполнять разливы неторопливых аккордов какой-то незнакомой Кати, но очень красивой мелодии. Артур скинул одежду и склонился над лежащей на кровати женщиной.

– Не будем ждать Павла, я тебя приглашаю танцевать.

Любопытная луна уставилась с неба на медленно плывущую по палубе комнаты обнаженную пару, обволакивая их нитями своего света. Катя мягко сжимала член своего партнера, поглаживала его яички, он тоже не терял даром времени, и его ладонь, словно ладья по волнам, нежно скользила по ее влагалищу, его пальцы заходили внутрь ее свода, безошибочно находя самые чувствительные там точки.

Эта акупунктура наполняла до краев сладким напитком блаженства весь сосуд ее тела, и Кате хотелось, чтобы этот танец продолжался бы вечно, чтобы эта музыка, подобно реке, лилась бы и лилась по комнате, а они бы с Артуром плыли бы по ее волнам без всякой цели, без конечного пункта маршрута.

– Ну, вы, ребята, молодцы, – вдруг вклинился в звуки нежной мелодии хриплый голос Павла. – Никогда не видел такого замечательного танца.

Ни Катя, ни Артур, поглощенные танцем, не заметили появления зрителя их хореографического номера, и она невольно выпустила член из рук. Артур покачал головой, как бы осуждая ее за эту слабость, и Катя послушно обхватила пенис ладонью.