Текст книги "100 великих писателей"

ВОЛЬТЕР

(1694–1778)

Настоящее имя Вольтера – Мари Франсуа Аруэ. Он родился 21 ноября 1694 года в Париже. Отец его служил нотариусом и настаивал на том, чтобы сын также избрал профессию юриста. Однако Вольтер, окончив иезуитский колледж и вырвавшись на свободу из иезуитских тисков, сблизился с аристократическими вольнодумцами (так называемое Общество Тампля) и начал упражняться в жанре «легкой поэзии». Сардонический нрав поэта взял свое, и вскоре эпикурейские мотивы в его стихах сменили язвительные выпады по адресу регента и его двора. Вольтер был заключен в Бастилию (1717), где, надо сказать, с пользой провел время, написав свою первую трагедию – «Эдип».

После успешной ее постановки на парижской сцене в 1718 году двор увидел в нем преемника Корнеля и Расина, все простил и приблизил к себе. Вольтер стал модным поэтом великосветских салонов, но после громкого скандала с неким дворянином Роганом снова оказался в Бастилии, а затем, в 1726 году, был выслан из Франции.

С 1726 по 1729 год он жил в Англии, после чего вернулся в Париж. Его философские «Письма об английской нации», изданные в Лондоне в 1733 году, противопоставляли «свободное английское общество» абсолютистской Франции: «Я не знаю, кто полезнее для государства, хорошо напудренные господа, точно знающие, когда встает король и когда он отходит ко сну, или же торговцы, обогащающие страну». По мнению Вольтера, торговля сделала англичан свободными, а Англию – великой. В следующем году «Письма» вышли во Франции и, как еретические, были осуждены парламентом на сожжение. Вольтер бежал в имение маркизы дю Шатле (на границе Лотарингии), с которой его связывала нежная дружба, и прожил там одиннадцать лет.

Эти годы можно назвать самыми благополучными для «одержимого» Вольтера. Мадам дю Шатле умиротворила его чувства и своей заботой обеспечила ему независимость, что позволило сосредоточиться на литературном труде. За это время были написаны философские и исторические работы: «Век Людовика XIV» (изд. 1751 г.), «Опыт о нравах и духе народов» (изд. 1756) и др.; дидактические поэмы «Светский человек» (1736) и «Рассуждение в стихах о человеке» (1738); трагедии «Альзира, или Американцы» (1736), «Фанатизм, или Пророк Магомет» (1742), «Меропа» (1743)и др.

В этот же период Вольтер создает сколь ироническую, столь и кощунственную поэму «Орлеанская девственница» (1735). Народная героиня Франции Жанна д'Арк – Орлеанская дева, – возглавившая борьбу своего народа против английских захватчиков в ходе Столетней войны (1337–1453), становится в поэме комическим персонажем, а вся война сводится к скабрезным «битвам» короля и свиты за обладание Жанной. (В 1920 году Жанна д'Арк канонизирована католической церковью.) Пафос поэмы обнаружил, что главный противник Вольтера – не монархия, которая может стать «просвещенной», а Церковь, по его мнению, с просвещением не совместимая. Поэма была опубликована анонимно в 1755 году. Но вернемся к Вольтеру, который пока не разгибает спины за письменным столом в замке маркизы дю Шатле.

К 1745 году Вольтер благодаря острому перу становится настолько известен и популярен как «просвещенный ум», что едва ли не все короли Европы приглашают философа к себе, французский двор начинает заигрывать с ним, его поддерживает фаворитка Людовика XV, всесильная мадам де Помпадур, и он снова обживается в Париже.

Королевский двор обласкивал Вольтера всевозможными знаками внимания. Людовик XV пожаловал ему титул камергера и назначил придворным историографом, Французская академия избрала его своим членом. Однако Вольтер не стал бы тем Вольтером, которого мы знаем, если бы позволил себя приручить. Его боевой запал по отношению ко всем государственным установлениям неустанно срабатывал, что вынуждало Вольтера скитаться по Европе.

Сторонник просвещенного абсолютизма, Вольтер хотел влиять на королей и попытался превратить Людовика XV в образцового монарха. Одно из главных условий «просвещенной монархии», по Вольтеру, – выход короля из-под влияния Церкви. Из этого ничего не вышло, и пребывание в Париже для Вольтера стало невозможным. Он покинул Версаль, приняв приглашение прусского короля Фридриха II, который увлекался в ту пору ролью «просвещенного монарха». Наставник королей провел при его дворе три года (1750–1753), но потерпел ту же версальскую неудачу, насмерть рассорившись и с Фридрихом.

Наконец в 1758 году Вольтер навсегда поселился в своем имении Ферне в Швейцарии, на границе с Францией, и оттуда бомбардировал весь мир письмами, памфлетами, трактатами со своим знаменитым призывом «Раздавите гадину!» – в сторону Церкви.

Там же он создал свою самую известную книгу – «Кандид, или Оптимизм». Вольтер приступил к работе над ней в 1758 году. К тому времени все обольщения отлетели от него. Маркиза дю Шатле обманула его с лучшим другом и умерла в родах, творческие муки над композицией трагедий и эпопей не сделали его знаменитым поэтом, короли не желали становиться просвещенными монархами по предлагаемому им образцу, и от их гнева приходилось ударяться в бега… «Увидев, таким образом, решительно все» и, подобно своему герою Сакрментадо, «став как следует рогат», Вольтер окончательно разочаровался в мироустройстве, что еще более обострило его язвительное перо. Музой его сделался гнев (к слову, довольно сильный и не такой уж редкий род вдохновения). «Кандид, или Оптимизм», где Вольтер сводил счеты со всем миром, был написан в жанре философско-сатирической повести, начало которому положил почитаемый им Монтескье в «Персидских письмах» (1721).

Вольтер называл себя служителем всех девяти муз, но более всего преуспел именно в жанре философской повести. И, надо сказать, обратился он к этому жанру в философском возрасте – наиболее известные произведения написаны им после шестидесяти лет. «В восемнадцать лет Вольтер верил, что он оставит по себе память как большой трагический актер; в тридцать – как крупный историк; в сорок – как эпический поэт, – пишет Андре Моруа. – Он и не думал, создавая в 1748 году "Задига", что в 1958 году люди с удовольствием будут читать эту маленькую повесть, тогда как "Генриада", "Заира", "Меропа", "Танкред" будут покоиться вечным сном на полках библиотек».

Первая повесть Вольтера «Мир, как он есть», которую можно назвать философской, была написана еще в 1747 году, когда он вместе с мадам дю Шатле после очередной неприятности при королевском дворе вынужден был искать убежища у герцогини де Мен. Тамже, чтобы развлечь герцогиню, он написал «Видения Бабука», «Мемнон, или Человеческая мудрость», «Путешествие Сакрментадо», «Задиг, или Судьба». Ежедневно Вольтер писал по одной главе, а вечером давал читать герцогине. Эти остроумные повести настолько нравились ей, что она заставляла Вольтера читать их гостям. На все просьбы издать их писатель отмахивался, говоря, что эти повестушки, написанные для увеселения публики, не заслуживают внимания.

В «Кандиде» писатель сатирически обыгрывает популярную в то время теорию немецкого философа Лейбница (1646–1716), в соответствии с которой существует некая свыше «предустановленная гармония», а значит, мир создан Богом как «наилучший из всех возможных миров». Вольтер вложил эту идею в уста одного из главных героев – философа-оптимиста Панглоса, пытающегося убедить своего молодого ученика Кандида, что все к лучшему в этом лучшем из миров.

Женевские издатели братья Крамеры отважились напечатать «Кандида», и в феврале 1759 года повесть появилась во Франции, чтобы тут же попасть в список запрещенных книг. Однако в марте разошлось еще пять тайных изданий. Вольтер открещивался от своего создания как мог: «Что за бездельники приписывают мне какого-то Кандида, забавы школьника. Право, у меня есть другие дела», – писал он аббату Верну.

В 1767 году выходит философская повесть «Простодушный», полемизирующая со взглядами Жан Жака Руссо. Вольтер сталкивает руссоистского «естественного человека» с нравами абсолютистской Франции, и из этого столкновения его пылающий ум высекает множество сатирических искр.

Продолжающая линию философских повестей «Вавилонская принцесса» содержала кощунственные выпады против Священного Писания и религиозных ритуалов, что стало последним камнем в стене между Вольтером и Церковью. Век спустя критик Эмиль Фаге, упрекая Вольтера в том, что тот все изучил и рассмотрел, но ничего не углубил, задавался вопросом: «Кто он – оптимист или пессимист? Верит ли он в свободу воли или в судьбу? Верит ли в бессмертие души? Верит ли в Бога?» И эти вопросы возникают у каждого человека над страницами вольтеровских произведений.

Вольтер, нападая на Церковь, тем не менее нигде прямо не декларировал своего атеизма. О нем ходил такой анекдот: «Господин Вольтер, вы помирились с Богом?» – «Мы с ним кланяемся, но не разговариваем».

Думается, что ближе всех к разгадке вольтеровского феномена подошел Василий Розанов. В одной из своих записей он приводит слова Ивана Карамазова: «Один старый грешник (имеется в виду Вольтер. – Л.К.) сказал в прошлом веке, что если бы не было Бога, то следовало бы его выдумать», – и далее так комментирует вольтеровскую фразу: «И не то странно, не то было бы дивно, что Бог в самом деле существует; но то дивно, что такая мысль – мысль о необходимости Бога – могла залезть в голову такому дикому и злому животному, как человек: до того она свята, до того премудра и до того она делает честь человеку» (курсив Розанова. – Л. К).

Фигура Вольтера по влиянию была самой значительной в

XVIII веке (этот век называют «вольтерьянским») и ознаменовала то состояние человечества, когда его интеллектуальная гордыня начала соперничать с религиозным чувством. К концу

XIX века бурное развитие техники и научные открытия приведут к обожествлению науки – ей отведут место Бога, и XX век станет веком атеизма. Лишь к исходу столетия человек с главным подарком нового божества в руках – атомной бомбой ощутит свою беззащитность, свое сиротство и начнет поглядывать на небеса – «Господи, воззвах к Тебе…», что, по словам Розанова, действительно «делает честь человеку».

Вольтер оставил огромное литературное, философское и эпистолярное наследие. «Только Вольтер, – по словам Гёте, – привел в движение такие умы, как Дидро, д'Аламбер, Бомарше». Он сотрудничал с этими просветителями в Энциклопедии, для которой писал статьи на темы истории, философии, морали.

Россия познакомилась с Вольтером в конце 20-х годов XVIII века, первыми переводчиками его были Кантемир и Ломоносов. Переписка Екатерины Великой с Вольтером способствовала популярности идей французского писателя и философа среди дворян. После смерти Вольтера Екатерина купила его библиотеку – 6902 тома книг и 20 томов рукописей. Издатель И.Г. Рахманиновв 1785–1789 годах выпустил «Полное собрание всех переведенных на российский язык сочинений Вольтера». Однако Французская буржуазная революция конца XVIII века, в которой идеи Вольтера сыграли роль пороха, отрезвила русскую императрицу, и специальным указом она запретила издание «крамольных» сочинений своего прежнего кумира.

Вольтер умер 30 мая 1778 года. Перед смертью «старый грешник» высказал просьбу, чтобы его погребли по церковному обряду. Найти священника, который согласился бы совершить этот ритуал, не удалось, а без этого предать тело земле в аббатстве, где находилось Ферне, было невозможно. Племянник писателя, аббат Миньо в ночь на 31 мая усадил мертвого Вольтера в карету, имитируя живого «пассажира», и через двенадцать часов бешеной езды доставил в аббатство Сельер в Шампани, где тайно совершил обряд и захоронил. Во время Французской революции 1791–1794 годов по решению Конвента останки Вольтера были перенесены в Пантеон.

Вольтер был великим искусителем Европы, ее злым гением, но, думается, у него все же была миссия – он поставил человека перед выбором, который каждый должен был совершить для себя и совершает до сих пор.

И, чтобы завершить такую сложную тему, как Вольтер, предоставим слово двум не менее авторитетным мыслителям, нежели он.

«Вы… не можете себе представить значения, какое имел Вольтер и его великие современники в годы моей юности, – говорил Гёте незадолго до своего ухода Эккерману, – и в какой мере властвовали они над всем нравственным миром. В своей автобиографии я недостаточно ясно сказал о влиянии, какое эти мужи оказывали на меня в молодости, и о том, чего мне стоило от него оборониться, встать на собственные ноги и обрести правильное отношение к природе».

«Скажите сразу, не думав, что сказал Вольтер дорогого человеку на все дни жизни и истории его? – спрашивал в 1912 году Василий Розанов, переживший в прошлом не одно искушение и сам искушавший. – Не придумаете, не бросится на ум. АХристос: "Блаженны изгнанные правды ради". Не просто " они хорошо делают" или "нужно любить правду", "нужно за правду и потерпеть", – а иначе: 'БЛАЖЕННЫ ИЗГНАННЫЕ ЗА ПРАВДУ, ИБО ИХ ЕСТЬ ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ". Какизваянно. Истоит 1900лет. И простоит еще 1900 лет…» (Выделено Розановым. – Л.К.)

Любовь Калюжная

ГАВРИИЛ РОМАНОВИЧ ДЕРЖАВИН

(1743–1816)

Пушкинскую эпоху называют золотым веком русской поэзии не только благодаря Александру Сергеевичу. В это же время творили прекрасные поэты – Державин, Батюшков, Жуковский, Баратынский, баснописец Крылов, начинали Лермонтов и Тютчев.

Гавриил Романович Державин был непосредственным предшественником Пушкина. Он был славой XVIII века, его боготворили, им восхищались. Можно сказать, что слава Державина перешла к Пушкину.

Сам Александр Сергеевич вспоминает, как он относился к Державину в юности: «Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не позабуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую "Водопад"… Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы: портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел "Воспоминания в Царском Селе", стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом… Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал.

Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять… Меня искали, но не нашли…»

Это Пушкин написал в 1835 году, к этому времени отношение его к поэзии Державина, по существу, не изменилось. Он считал его великим поэтом.

Некоторые мыслители считали, что великая русская литература началась с оды Державина «Бог». Именно этой одой он открыл свое собрание сочинений.

Державин – поэт классицизма. Но он внес в классицизм «сердечную простоту», поэтому его оды, его лирические стихи как бы шагнули из условностей классицизма в живую жизнь. В творчестве поэта отразилось много конкретных черт русской жизни, русского быта, живых русских раздумий того времени. В них появилось немало злободневного.

Современномучитателю порой читать Державина трудновато. Но таков поэтический язык допушкинской эпохи. Это русский язык, еще не устоявшийся и пестрый, еще не приведенный в гармонию. Он насыщен формами и оборотами, которые шли из старины.

Родился Державин близ Казани в семье мелкопоместного дворянина. Систематического образования не получил. Десять лет прослужил солдатом в Преображенском полку. В 1772 году был произведен в офицеры. В 1777 году перешел на штатскую службу: служил в сенате, был губернатором в Петрозаводске и Тамбове, затем секретарем Екатерины II, министром юстиции при Александре I. Отличаясь независимостью характера и прямотой («Горяч и в правде черт!» – говорил он о себе), Державин нередко ссорился с начальством, побывал даже под судом. С 1803 года жил на покое, проводя лето в своем имении Званке, на берегу Волхова.

Сочинять стихи он начал, еще будучи солдатом, писал в казарме. В 1776 году свои оды поэт напечатал отдельной книжкой, но без обозначения своего имени. Книжка осталась незамеченной. Позже он был принят в кружок популярных в то время писателей – Н.А. Львова, И.И. Хемницера, В.В. Капниста, многому учился у них, штудировал труды теоретиков классицизма: Буало, Батте, читал Горация и других античных авторов.

Эти штудии Державину сильно помогли. Свои новые сочинения он анонимно печатал в петербургских журналах – и это уже были истинно державинские произведения: «На смерть князя Мещерского», «Ключ», «Стихи нарождение в Севере порфирородного отрока». Читатели почувствовали, что никто из прежних поэтов, ни Сумароков, ни Ломоносов, с такой смелостью не пользовались «низким штилем», не вводили так просторечия, не рисовали с такой смелостью в стихах самих себя, своих знакомцев, окружающую обстановку. В стихах классицистов все было регламентировано, а Державин, сохраняя оду как жанр, насыщал ее новым содержанием.

Огромный успех имела ода Державина «Фелица», написанная в 1782 году. Под видом царевны «Киргиз-Кайсацкия орды» Фелицы поэт вывел императрицу Екатерину. Та, прочитав оду, наградила поэта и дала ему личную аудиенцию.

Державин нарисовал в «Фелице» образ Екатерины как просвещенной «матери отечества», неустанно радеющей о благе подданньгх, свято соблюдающей законы, умной и простой в быту и привычках. Поэт пытался создать идеальный образ монарха. В каком-то смысле эта ода была уроком поэта царям.

Державин воспевал императрицу, но при этом сатирически рисовал ее вельмож. За что те, естественно, мстили ему. Так он и был услан подальше от столицы, в глухую Олонецкую губернию, но губернатором. Державин объездил весь Север. Во время плавания по Белому морю однажды в шторм он чуть не погиб.

Гавриил Романович был очень смелым, решительным, мужественным человеком. Есть в его биографии и такой факт. Когда до Петербурга дошли слухи о восстании Пугачева, Державин добился назначения его в команду к генералу Бибикову, возглавлявшему правительственные войска против повстанцев. Три года он провел в огне крестьянской войны, два раза чуть не попал в плен к самому Пугачеву.

«В лице Державина поэзия русская сделала великий шаг вперед», – писал Белинский. А историк русской литературы Г. Гуковский подтверждает: «Его стихи рвут из рук, их переписывают в заветные тетради, они не нуждаются даже в печати, их и без того знают наизусть все…» Это уже 80—90-е годы конца XVIII века.

Державин придавал огромное значение изобразительной силе стихов, звуковой, фонетической окраске.

Примечательно замечательное стихотворение «Лебедь», в котором и звукопись прекрасна, и изобразительность изумительная, и содержание очень серьезное – в этом стихотворении, которое напоминает греческое предание о том, что души поэтов после смерти превращаются в лебедей, мы видим, что Державин знал себе цену как поэту и понимал, что останется он в памяти людей не как вельможа, а как великий поэт.

Державин прославил в своих стихах полководцев Румянцева и Суворова, казачьего атамана Платова, но прославил и простого русского солдата – Росса, как он возвышенно его называл. Он пишет и о барышнях-дворянках, и воспевает девушек-крестьянок. Он большой жизнелюб, поэтому пейзажи его очень настоящие, выразительные, яркие. Природа у Державина бодра и целительна.

Мы начали рассказ о Державине с отрывка из воспоминаний Пушкина. Но Пушкин не знал, что через несколько дней после этого экзамена в лицее Гавриил Романович сказал Аксакову: «Скоро явится свету второй Державин: это Пушкин».

Геннадий Иванов

ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ ГЁТЕ

(1749–1832)

Гёте – один из тех людей, которые украшают нашу Землю. Он был одарен Богом щедро. В восемь лет уже владел древними языками и основными из новыхязыков. В этом возрасте он под руководством отца писал чуть ли не философские работы. Очень рано начал сочинять сказки, стихи. Еще будучи мальчиком, он написал трагедию во французском стиле.

Отец Гёте был юристом и, естественно, направил сына на юридический факультет Лейпцигского университета. Но правоведом Гёте не стал. Бог послал ему в качестве наставника глубочайшего мыслителя Гердера, с которым Гёте беседовал зачастую до рассвета. Гердер передал Гёте свои мечты об обновлении немецкой поэзии на национальной основе. В будущем это даст свои замечательные плоды.

Восхищение вызвал уже первый роман Гёте – «Страдания молодого Вертера». В основе его – личная драма писателя: Гёте полюбил Лотту Буфф, дочь ветцларского купца, которая предпочла его другому. В это же время покончил жизнь самоубийством из-за несчастной любви один молодой человек. Это и натолкнуло писателя на трагическую развязку «Вертера».

Интерес этот роман вызвал не любовной историей, а необыкновенно живым, свежим языком, обилием современных мыслей и переживаний. «Вертер» был сразу же переведен на все европейские языки. Молодой Наполеон прочитал книгу семь раз, брал ее с собой в походы.

Достоевский, прочитав «Вертера», написал: «Самоубийца Вертер, кончая с жизнью, в последних строках, им оставленных, жалеет, что не увидит более "прекрасного созвездия Большой Медведицы", и прощается с ним. О, как сказался в этой черточке начинающий Гёте! Чем же так дороги были Вертеру эти созвездия? Тем, что он, осознавал, каждый раз созерцая их, что он вовсе не атом и не ничто пред ними, а вся эта бездна таинственных чудес Божиих вовсе не выше его мысли, не выше его сознания, не выше идеала красоты, заключенного в душе его, а, стало быть, равна ему и роднит его с бесконечностью бытия… и что за все счастье чувствовать эту великую мысль, открывающую ему, кто он, – он обязан лишь своему лику человеческому».

За свою жизнь Гёте написал около 1600 стихотворений. Многие из них стали народными песнями. Русский читатель может читать стихи немецкого гения в переводах Лермонтова, Жуковского, А.К. Толстого. У Гёте была своя теория по поводу стихов. Он считал, что лучшие стихи те, за которыми стоит реальный случай: «Свет велик и богат, а жизнь столь многообразна, что в поводах к стихотворениям недостатка не будет. Но все стихотворения должны быть написаны по поводу (на случай), то есть действительность должна дать к тому повод и материал. Отдельный случай становится общим и поэтическим именно потому, что он обрабатывается поэтом. Все мои стихотворения по поводу (на случай), они возбуждены действительностью и потому имеют под собой почву, стихотворения с ветра я не ставлю ни во что».

И русские поэты зачастую переводили Гёте тоже «по поводу». Порой свои заветные мысли и представления о жизни в тот или другой период своего творчества они выражали, переводя стихи Гёте, близкие им по духу. Так несколько раз делал Тютчев.

 
(ИЗ ГЁТЕ)
Радость и горе в живом упоенье,
Думы и сердце в вечном волненье,
В небе ликуя, томясь на земли,
Страстно ликующей,
Страстно тоскующей,
Жизни блаженство в одной лишь любви…
 

Это перевод из Гёте, но Тютчев вполне выражает этими строками свое миропонимание. Для него любовь значила в жизни все. Хотя порой он и говорил, что «любовь есть сон» – «и должен наконец проснуться человек».

Сам Гёте в жизни много раз был сильно влюблен. Его возлюбленные – Фредерика Брион, Лили Шенеман, Шарлотта фон Штейн, Марианна фон Виллемер… На закате жизни Гёте встретил в веймарскомпарке юную девушку Христину Кульпиус, точнее, она сама подошла к мэтру с просьбой почитать стихи ее брата. Стихи были слабыми, но сама она прекрасна – и сердце поэта затрепетало. В ней он увидел идеал женственности. Гёте обвенчался с ней. Христина была девушкой из народа, поэтому этот брак многих шокировал, но Гёте был в восторге и от юной жены, и от вдохновения, которое пришло к нему, – «Римские элегии» ярко продолжили традицию эротической поэзии, идущей от Катулла, Тибулла, Проперция.

Гёте занимался не только творчеством, порой он подвизался и на государственной службе. Однажды ему даже предложили стать первым министром, то есть возглавить правительство в Веймаре. Поэт взялся за это дело, начал даже проводить реформы, но скоро отступил – изменения не устраивали герцога. Все-таки литература была истинным призванием Гёте. Он писал прозу, статьи, стихи, но вершиной его гения стала трагедия «Фауст».

Поэт работал над «Фаустом» почти всю жизнь. Замысел возник у него, когда ему было чуть больше двадцати лет. Закончил трагедию за несколько месяцев до кончины. А прожил Гёте на свете восемьдесят два года.

В «Фаусте» органично сочетаются драма, лирика и эпос. Это произведение о вечных противоречиях жизни.

В юности Гёте увидел кукольное представление о Фаусте, ученом-чернокнижнике, который творит чудеса, может даже вызывать Прекрасную Елену, воспетую Гомером. Это представление отражает легенду о докторе Фаусте, которая была очень популярна в Европе на протяжении многих веков. Гёте сделал из народной легенды, как писал Пушкин, «величайшее создание поэтического духа».

Гёте начинает с гимна великой матери-природе, в которой все в гармонии, все движется, изменяется. Потом обращается к человеку. Что есть человек в этом мире? Увы, он страдает. И страдает потому, что в нем есть разум – искра Божья.

На сцене появляется Мефистофель, обитатель ада, символ зла. Он полностью отрицает достоинства человека. Если Бог считает, что человек плох, далек от совершенства, но все же, пройдя через ошибки и заблуждения, способен выбраться из мрака, то Мефистофель берется на примере Фауста доказать обратное, что, мол, человека легко сбить с истинного пути, что человек и не хочет стремиться «к свету».

Таким образом, совсем не случайно Мефистофель появляется перед Фаустом: черт явился соблазнять человека.

Надо сказать, что Мефистофель – не просто некий черт, у Гёте это образ, полный глубокого, философского смысла. Он – дух отрицания. И отрицает все ценности жизни. Зачастую его скептицизм и критика уместны. Но, в конечном итоге, они приводят человека к разрушению.

Мефистофель отрицает, разрушает, но не может разрушить саму жизнь:

 
Бороться иногда мне не хватает сил, —
Ведь скольких я уже сгубил,
А жизнь течет себе широкою рекою…
 

Одна из основных мыслей творчества Гёте вообще – это мысль о бесконечности жизни. В этой связи хочется напомнить его знаменитые слова:

 
Теория, мой друг, суха,
А древо жизни вечно зеленеет.
 

По мысли Гёте, Мефистофель через отрицание созидает. Так получается в итоге.

Фауст поставил Мефистофелю условие, что свою душу он отдаст дьяволу только тогда, когда найдет высшее состояние жизни, которое даст ему полное удовлетворение. То есть когда Фауст, которому Мефистофель возвращает молодость, скажет: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» – тогда конец. Фауст считает, что конца исканиям не может быть.

Мефистофель начинает соблазнять Фауста: кабачок, потом знакомство с красавицей Маргаритой… Мефистофель надеется, что в объятиях девушки Фауст найдет то прекрасное мгновение, которое захочет продлить до бесконечности. Но, добившись любви девушки, Фауст покидает ее. Чувственные наслаждения не могут его удовлетворить.

Особой трогательностью отмечен образ Маргариты, или по-немецки сокращенно, ласкательно – Гретхен. Она оказывается грешницей в собственных глазах и во мнении других. Гретхен – глубоко религиозный человек. Поэтому грех ломает ее внутренний мир, она теряет рассудок и гибнет. Свое отношение к героине Гёте выражает в финале. Когда в темнице Мефистофель торопит Фауста бежать, он говорит, что Гретхен все равно осуждена. Но в это время раздается голос свыше: «Спасена!»

Пережив трагическую гибель возлюбленной, Фауст продолжает поиски истины: пройдя через испытания, он находит возрожденную к жизни Елену Прекрасную. Это символизирует эстетический идеал Гёте, который поэт видел в искусстве и поэзии Древней Греции.

От символического брака Фауста и Елены рождается прекрасный юноша Эвфориан, соединяющий гармоническую красоту и беспокойный дух родителей. Но такому идеальному человеку нет места в этом мире. Он гибнет. С его гибелью исчезает и Елена.

Мысль Гёте: древний идеал красоты невозможно возродить.

Фауст мечется в пространстве и во времени, но находит только один смысл: смысл жизни в исканиях, в борьбе, в труде.

После смерти Фауста Мефистофель хочет утащить его душу в ад, но вмешиваются божественные силы и уносят ее на небо, где ей предстоит встреча с душою Маргариты.

Невозможно исчерпать все богатство идей «Фауста», ибо Гёте «весь мир на сцену поместил», а мир неисчерпаем. Порой достаточно прочитать одну-две страницы «Фауста» и долго размышлять, что-то открывать в себе и в жизни.

В конце жизни Гёте послал Пушкину свое перо. Золотой век немецкой литературы как бы символически передавал эстафету золотому веку русской литературы.

Геннадий Иванов