Текст книги "Дневник. Том 1"

1934

1 января. Сегодня Новый год. По-латыни есть пословица, Петтинато переводил ее на французский: toutes blessent, la dernière tue[457]457
  ранят все, последняя (минута) убивает (фр.). Первая часть латинской фразы (в пер. на фр. яз.) на циферблате башенных часов средневекового города.


[Закрыть] – о минутах. Что принесет этот год; насколько в прошлом году все были подавлены и только говорили о голоде, настолько сейчас все стараются надеяться, что будет лучше. Именно стараются. Я говорю не о нашем круге, артистическом и привилегированном, а о среднем, о мещанстве, рабочих. Все в складчину встречают Новый год. Весь наш двор и Лиза тоже сложились и устроили встречу Нового года у Сидоренковых, купили водки. В парикмахерской только и говорили, что о встрече Нового года. Юрий сегодня утром сообщил, что его звали в Ленарк[458]458
  Ленинградское отделение Ассоциации работников кинематографии; создано в 1928 г. по адресу: Невский пр., д. 72.


[Закрыть], куда едут Толстые и все, желающие веселиться. Это меня возмутило: у человека 18-летний сын и никакого желания быть с ним вместе, что я ему и высказала. Я днем ушла, а Юрий без меня уехал в Ленинград, обещав Васе устроить и его туда же вместе с ним встречать Новый год. Я вернулась в 4 часа, Вася уже ждал телефона. Весь вечер он пронервничал, ожидая звонка; я выстирала и выгладила ему рубашку, папаша наконец позвонил, что места для Васи нет. Вася был ужасно возмущен. И так капля за каплей скопляется у Васи в сердце страшная обида на отца (он еще ничего не знает о новой возлюбленной, о заячьих амурах, все его человеческие проявления, кроме творчества, – тоже заячьи).

6 января. «Mot»[459]459
  острота (фр.).


[Закрыть] Старчакова: 4-го у нас была Юдина, и я созвала наших детскоселов ее послушать. Сегодня Старчаков мне говорит: «Юдина в этот раз мне гораздо больше понравилась, чем в прежние разы, простой, милый человек. А тогда мне показалось, что она немножко салонная сумасшедшая вроде Пастернака». Пастернак – салонный сумасшедший!

Я очень люблю М.В., сердцем люблю. Она очень, очень молода душой, моложе своих 33 лет, она чиста, наивна и неопытна. Сейчас она стала несколько иначе играть, чем прежде. По-моему, за этот год она сделала огромные успехи в технике, и мне кажется, она сейчас увлечена этими своими неограниченными техническими возможностями. Я ее просила сыграть Шуберта, она не захотела, а прежде она больше всего играла романтиков немецких.

Отрусели люди до последней степени. Толстой дал мне слово поговорить с Запорожцем о Нерадовском, который сидит уже с октября (в Русском музее арестовано 24 человека, в Эрмитаже 20).

На днях Вася расплакался и, обнимая меня, говорил: «Уедем от папы, будем жить вдвоем». А вместе с тем отец ему импонирует известностью.

К счастью, часов в 10 пришел Попов, мы вызвали Ирину, устроили покер, накрыли на стол, Вася развеселился, Попов был ужасно мил, в 12 часов ножом о бутылку выстучал 12 раз, выпили, и Вася забыл свое разочарование. Потом пришла Паллада и гадала Васе по руке: проживет он долго, будет женат два раза. Кроме художественных способностей, параллельно им, идет какое-то другое дарование. В его художественном даровании как бы три этапа.

Поповы обещали своей прислуге встречать с ней Новый год. Поэтому, чтобы ее не разочаровывать и вместе с тем побыть и у нас, Ирина перевела часы дома на пятьдесят минут назад. Это очень трогательно.

12 января. Все понятно. По словам Старчакова, Свирин – старый, опытный чекист, служит в ОГПУ, носит форму! Ему и книги в руки, по привычке разоблачил и Пушкина, и Лермонтова, не говоря уж о Денисе Давыдове.

29 января. Деточка моя, девочка моя, какая боль, жгучая, безысходная, кролик мой, поддержи меня, ведь прошел уж год и месяц, и ни разу, ни разу я не видала Тебя во сне. Хоть бы раз, хоть бы мгновение почувствовать Тебя рядом, Твою ласку, Твое тепло, Твое родное тельце. И вот я плачу, плачу. Что я без тебя – неприкаянная, беспризорная. И никогда, никогда я не увижу твоей ласки, ничьей ласки. Так и жить до конца среди холода и грубости моих ближних. Деточка, Аленочка, как я Тебя любила, как я Тебя люблю. И как можно было Тебя вырвать у меня?

На Казанском кладбище есть мраморный памятник, под ним похоронено четверо детей, умерших в течение одного месяца, – вероятно, была эпидемия какая-нибудь. Что же должна была пережить мать несчастная? Пережила ли она их? Может быть, у нее потом были еще дети. Как папа – вложил всю свою любовь к погибшей Наде в родившегося после этого Васю. Мне не на кого перенести мою любовь к Тебе, моя деточка. Мы как были с тобой два дружка, так и останемся. Только бы мне долго без тебя здесь не оставаться, не заживаться. Иногда мне хочется найти какое-нибудь дело, погрузиться с головой, чтобы не думать, не вспоминать; мучительно, хочется кричать от боли. Господи, Господи.

13 марта. Юрий играл нам с Васей новую песнь Рылеева на слова Пушкина, я сидела сзади него, видела его профиль. Как он постарел. Мне мучительно жаль его; когда я слушаю его музыку, я забываю все обиды, я вообще забываю наши взаимоотношения, я, человек, страдаю за него, такого слабого, безвольного, нелепого человека, губящего себя и других и, главное, свое дарование. А годы идут, toutes blessent, мгновения, одно за другим, незримо ранят нас. А Юрий упрямо тонет в своих страстях, капризах, неврастении. Сцену заговора декабристов он написал в январе – феврале прошлого года, после смерти Аленушки. Потом обещал сдать Большому театру первый и второй акты. Этому поверили, Ашкенази обещал выдавать ежемесячно 1500 рублей плюс 800 от Большого театра, на это мы могли бы жить; но тут Юрий перестал работать совсем, рвал и метал, вел себя возмутительно дома (выяснилось, что «дама» уехала в отпуск). Большой театр прекратил уплату денег, Союзу тоже пришлось прекратить. Целую зиму он морочил Союз обещаниями сдать два акта, а между тем до сих пор он никак не может перебелить, переписать 1-й акт. Сейчас из Москвы требуют сцену заговора для концертного исполнения. Его стали бомбардировать по этому поводу телеграммами уже давно; телеграммы складывались в кучу, и ответа никакого не посылалось. Я попыталась посоветовать ему сделать партитуру заговора – поднялся крик. Но т. к. письма из Москвы были очень тревожные, то я потихоньку позвонила Ашкенази, который и уговорил Юрия писать спешно заговор. Стоит Юрию дать какое-нибудь обещание, как он начинает придумывать все способы, чтобы его не исполнить. Он начал ездить ежедневно в город, потом заболел, причем мне сдается, что болезнь главным образом дипломатическая.

И к чему же это привело? К проституированию своего дарования, он собирается писать музыку к звуковому фильму «Крестьяне» Эрмлера, Большинцова[460]460
  Музыку к кинофильму Ф. Эрмлера «Крестьяне» (1934) написал В. Пушков.


[Закрыть]. Я никогда подобной чуши, более развесистой клюквы не читала: «Варвара спала, разметавшись, и ее волосы беспокойным каскадом ниспадали на спящую рядом свинью». Мужики свиней называют[461]461
  Следующая страница с продолжением текста отсутствует.


[Закрыть].

18 марта. Обедали у Шишковых. Алексей Николаевич читал только что написанную главу, Нарву[462]462
  Глава «Битва под Нарвой» из 2-й части романа «Петр I»; вышла отдельным изданием в Библиотеке журнала «Огонек» в 1934 г.


[Закрыть].

Очень хорошо. Но нужно самой прочесть, т. к. уж очень хорошо он читает. Не слишком ли это протокольно и не слишком ли мало живой человеческой жизни? Опасно брать героем гения, непосильно.

«Война и мир», «Арап Петра Великого», «93 год»[463]463
  Упомянуты романы Л.Н. Толстого, А.С. Пушкина (1827) и В. Гюго (1874).


[Закрыть] – на фоне маленьких людей ярче выступает силуэт гения.

Были Лев с супругой, крашеной, жеманящейся львицей, Лаганский, вши на теле русской литературы, хуже: черви на ранах России. Не выношу.

1 апреля. Толстой сейчас заходил, и они пошли гулять с Юрием. Вчера он с Шишковым были у Островского (три ромба), и там было несколько военных; Урицкий (три ромба), командующий армией, провел несколько лет в Берлине, в Академии Генерального штаба, и очень хорошо рассказывал о нравах в армии. Сейчас там производится усиленная фашизация армии, тогда как перед этим командный, аристократический в большинстве случаев, состав был русофильски настроен. Новый главнокомандующий Шмидт, большая умница и очень талантливый, на летних маневрах ездил по Восточной Пруссии: там бедность, нищета. Шмидт сказал: «Разве здесь возможно мелкое хозяйство? Мы тут сделаем колхозы. Мы убедились, что ваше администрирование самое правильное, оно уже проверено, мы сделаем то же, но с империализмом и частной собственностью. Мы будем опираться на мелкую буржуазию».

«Это, конечно, ерунда, – расхохотался А.Н., – они все сделают по нашему рецепту, а потом их пошлют к чертовой матери».

А не наоборот ли?

Вчера Люся и Юрий Андреевич рассказывали. Когда беременная Гуля Фрице ходила на консультацию, у нее взяли полный большой шприц крови и так же и у других (одна крайне истощенная беременная умоляла, но тщетно, чтобы ее избавили от этого), не для того, чтобы исследовать именно их кровь, а для нужд больницы. Гулин маленький племянник лежал в больнице, его мать пропустили к нему только под условием, что она даст известное количество крови! И это практикуется сплошь и рядом.

27 апреля. Жизнь безжалостна и жестока, а человек так одинок, так несчастен. Как часто я думаю о папе и только теперь вполне понимаю, как ему тяжело жилось. Мы его обожали и все-таки уехали из дому, а он ведь только нами и жил, мама ему радостей не давала. Потеряв Алену, я поняла, как он страдал по Наде. Мне становится почти дурно, когда я, глядя на Аленушкину карточку, на милое веселое личико, вижу перед собой ее же мертвую, ее вытянувшиеся длинные ножки, склоненную набок головку. Этого не забыть, с этим нельзя примириться, этому невозможно поверить. Бедный папа, когда он увидал свою утонувшую Надю, – тоже, верно, никогда не смог забыть этого. После его смерти в его бумажнике я нашла цветы из венка с ее могилы, ее волосы, карточки. Я это храню. Никогда с нами он не говорил о ней, – я Надю не помнила, Вася родился позже. Оттого-то папа так болезненно любил Васю, и я никогда, никогда не ревновала. Я слишком любила папу. Когда в 1905 году, после Цусимы, «Аврора», на которой был Вася, пропала без вести, я была в отчаяньи. Жила я тогда в Лозанне, Леля уехала в Россию, я долечивала ногу у Ру, жила в пансионате в Forêt de Lovobelui. Я целые дни плакала, глядя на Васину карточку. Если он погиб – это ужасно, но папино отчаяние – это мне казалось еще ужаснее, я знала, что он не сможет пережить Васиной смерти. С момента выхода эскадры Рождественского из Либавы папа заболел и проболел до Цусимы, т. е. до Васиного возвращения.

Я плакала и молилась, молилась о том, чтобы Господь послал на меня все несчастья, но спас бы Васю. И молитва моя была услышана и исполнена в полной мере. Васина жизнь была безбурна, удачлива, счастлива. А моя?

Я не ропщу. Я не имею права роптать.

Я плачу, плачу и утешаю себя только тем, что недолго осталось жить. Укрепить Васю физически, может быть, он станет более жизнерадостен. Чем жить так, лучше умереть. Я затеваю сейчас опять кукольный театр, чтобы не думать и, кроме того, чтобы освободиться от Юрия. [Аленушкиной смерти я не прощу никогда.]

Неужели же у меня никогда не будет средств сделать Алене памятник? Как бы хотелось поставить над ней такой храм, как у Орловых-Давыдовых. Белый, чистый, античный, чудесный. И самой спать под ним вместе с Аленой вечным сном.

2 мая. Нам надо уехать из Детского Села для Васи, и не только потому, что ему трудно, не по силам часто ездить в город, а также от разлагающего влияния дома Толстых. Безделье, дилетантство, благерство и похабничанье – вот во что вылилась для толстовской молодежи их жизнь. И странно это. Алексея Николаевича я знаю с 1908 года, срок большой. Он прекрасный семьянин и только в семье искал любовь. Разврата, распущенности не было никогда. Первый раз он женился 19 лет! Потом была Соня, они разошлись по ее вине. Затем с 15-го, кажется, года Наталья Васильевна. Весь его интерес в ней, в семье, в доме. Самый добродетельный человек, но язык похабный до последней степени, какой-то словесный блуд, который на детей имел самое отрицательное влияние. Митя, ему 11 лет, говорит des énormités[464]464
  гадости (фр.).


[Закрыть], не понимая их смысла, вроде таких перлов: он нам третьего дня рассказывал, что оклеили столовую очень яркими оранжевыми обоями – «совсем публичный дом получился». Марианне: «Ты просто б…» (только первую букву, т. к. самого слова, по-видимому, не знает, но что-то слышал). Павел внес еще больше пошлости, Никита говорит только двусмысленности и перед Васей и Алешей изображает благированного старого Дон Жуана (ему 17 лет).

Никакой дисциплины в работе и никакой работоспособности, несмотря на пример Алексея Николаевича, который работает много, систематически, всю жизнь работал.

Богатство развращает детей, а Васе подает плохой пример, развивает его требовательность, потому что он невольно хочет равняться по Никите. Не нравится мне все это. Бедный Фефа уже сильно обжегся о совершенно беспутную девчонку, а Марианна вчера мне изложила [уже раньше я была в курсе] свою professiоn de foi[465]465
  кредо, символ веры (фр.).


[Закрыть], свои взгляды, слишком для меня недоступные, новые, может быть, а может быть, просто дело темперамента. Зимой она была в Узком, в санатории[466]466
  Санаторий Академии наук, основанный в 1922 г. в подмосковной усадьбе.


[Закрыть]. В нее влюбился видный военный 43 лет. Флирт. Она уезжает и ждет развязки. Ее нет. Она едет в Москву, но он испуган. Связываться, по-видимому, не хочет. Она раздражена и жаждет развязки, причем говорит, что особого увлечения нет. Едет опять в Москву и, кажется, прямо к нему, одним словом, добивается своего.

«Я чудно провела эти две недели с Женей, у меня впечатление, что я уже десять лет замужем. Так[467]467
  Далее часть листа вырезана.


[Закрыть]… помешает жить вместе, а сейчас нет необходимости и потребности. Я нисколько по нем не скучаю. И для такого чувства ломать мне линию моей научной работы не стоит». Мне в такой постановке вопроса непонятно следующее: зачем же сходиться, если нет большого чувства?

Но в Марьянином случае есть объяснение: ее неудачное увлечение Фединым, первая любовь, не встретившая ответа. И вокруг этих драм толстовский цинизм[468]468
  Далее часть листа вырезана.


[Закрыть].

6 мая. 24 <апреля> к нам приезжали Морозовы. После обеда Юрий играл отрывки из «Ярмарки», а затем сцену заговора. Николай Александрович сидел с горящими глазами, и по щекам текли слезы.

«Мне, пережившему то же, что и декабристы, особенно понятно, когда искусство передает настоящее или когда чувствуется фальшь. Вас я поздравляю, это верно, это подлинно настоящее понимание декабристов. Каховского я совершенно так и понимал, о Рылееве и говорить не приходится». Стихи Рылеева Н.А. знал на память. «Известно мне, погибель ждет…»[469]469
  Из поэмы К. Рылеева «Наливайко» (1824 – 1825).


[Закрыть].

Бодрость его удивительна. Ему 80 лет. Они проехали в Павловск, были в Обсерватории[470]470
  Пулковская обсерватория Академии наук (открыта в 1839 г.) в 19 км от центра Ленинграда.


[Закрыть] и еще у знакомых, приехали в Детское, пришли к нам пешком, обратно опять пешком; выехав из дому в половине двенадцатого, они вернулись в первом часу ночи. И никакой усталости.

Он мне рассказывал 3-го о заседании Академии наук, когда им огласили постановление правительства о переезде Академии в Москву[471]471
  14 декабря ЦИК принял постановление о переводе Академии наук в ведение Совнаркома. В свою очередь, Совнарком «в целях дальнейшего приближения всех работ Академии наук к научному обслуживанию советского строительства» (Правда. 1934. 26 апр.) постановил перевести с 1 июля 1934 г. Академию наук в Москву. Официально об этом решении академикам было объявлено на заключительном заседании общего собрания апрельской сессии АН 28 апреля. «Общее собрание академиков единогласно приветствовало этот акт правительства, ярко свидетельствующий о неустанном и действенном внимании партии и правительства к очередным нуждам нашего научно-исследовательского фронта. Общее собрание заверяет правительство, что Академия наук примет все меры к новой и срочной мобилизации своих сил в интересах дальнейшего приближения своей научной работы к обслуживанию великих задач социалистической стройки» (Закрылась апрельская сессия Академии наук // Красная газета. 1934. 29 апр.).


[Закрыть]. Н.А. пришел, по своему обыкновению, очень рано, любя потолкаться, поговорить до начала заседания. Переулочек, через который входят академики[472]472
  Имеется в виду Таможенный пер. Официальный адрес Академии наук (основанной в Петербурге в 1724 г.): Университетская наб., д. 5.


[Закрыть], был почему-то заполнен танками в полном вооружении, так что трудно было пройти[473]473
  Танки расположились для участия 1 Мая в военном параде на Дворцовой пл.


[Закрыть]. Н.А. недоумевал – для чего были они тут, неужели для устрашения академиков?

В кулуарах не было сказано ни полслова о постановлении, и прочтение постановления было встречено гробовым молчанием. Предложение высказаться не встретило отклика.

Ведь все были оскорблены этим приказом; восторженная резолюция, посланная в Москву и напечатанная в газетах, даже не была оглашена академикам, была послана без их ведома.

И на такой лжи основано в СССР все: вся пресса, все администрирование.

9 мая. Ехала из Павловска. Весенняя ночь, за деревьями в домиках огни. И вдруг больно-больно сделалось. Как прежде, в каждом таком неизвестном таинственном освещенном окне чудилось счастье, ждалось счастье безбрежное, бесконечное. Как я любила вечером подходить к закрытым уже паркам. За решеткой темные загадочные деревья, белеют особой ночной жизнью статуи, а далеко за ними мелькают огни домов. Особенно любила Люксембург. И тоже казалось: там, вдали, счастье. И вот так скоро, так мало времени прошло, и все разрушено, исковеркано. Сердце истерзано, и ничего не ждешь, нечего ждать.

Когда я смотрю на большую первую звезду, мне мерещится Аленушка. Почему я ее не чувствую около себя, как чувствую до сих пор папу?

Я смотрела в окно и плакала, плакала…

И, кроме своей боли, знаешь, что в каждом окне недоедание, если не голод, ужас и свара коммунальной квартиры и усталость без конца. Убожество жизни беспросветное.

16 мая. 14-го я заехала к Софье Николаевне Столпаковой, приехавшей из Москвы.

Слушая ее рассказ, я плакала, как над своим горем. Как жить? Когда же кончится это садическое кровопролитие и уничтожение лучших? А вчера Евгения Павловна мне рассказала, что 14-го же Толстой зашел к ним совсем пьяненький часов в 12 ночи и потащил к себе ужинать. К нам с приезда из Москвы он глаз не кажет почему-то. В Москве жил у Ягóды, «очаровательный человек, в имении под Москвой 35 000 кустов роз, обожает розы!».

Толстой рассказывал, что за ним усиленно ухаживала Бандровская на обеде у польского консула. Евгения Павловна на это сказала, что ухаживать за иностранками опасно. «Ну, мне ничего не опасно, чуть сомнительный вопрос, я сейчас же еду на Литейную» (т. е. в ГПУ). У них [Толстых] живет Павел Толстой, служит в ГПУ; постоянно бывает Липатов – служит в ГПУ, на днях это же предложили делать Льву; почему-то под сомнением Н. Радлов – чудная картина. Совсем как у Честертона: «Человек, который был Четвергом»[474]474
  В романе Г.К. Честертона (1908) шесть членов Центрального Совета анархистов были замаскированными полицейскими.


[Закрыть].

Что бы на все это сказал Лев Николаевич Толстой?

Польский консул звал и нас обедать. Юрий был в Москве, а я отказалась за отсутствием платья, и очень мало интересуюсь этой средой, т. к. польский консул тоже соглядатай, только с другой стороны, и только влипнешь в грязную историю, а потом доказывай, что ты не верблюд.

Ягода любит розы…

Первое послание к Коринфянам: когождо дело iавлено будет; день бо iавит, занe огнем открывается, и когождо дело яковоже есть, огнь искусит. Гл. 3 ст. 13.

22 июня. Я шла на вокзал. Передо мной шли две девочки лет по 11. Одна с светло-русыми, как у Алены, волосами, коротко подстриженными, ручки за спиной, одна рука держит другую выше кисти, так любила ходить Алена. Я вдруг так ясно ощутила тепло ее шейки: вот встанет Алена, и я ее обниму, прильну к ней, к ней, к этой шейке. Я шла за девочкой и плакала, плакала. Никого не было, я шла по Госпитальной. Что-то сорвалось внутри, так больно, так больно. Я не могла – и перегнала девочек, не смотря на них, слишком реально стояла передо мной Алена, деточка родная, осталась я одна, одна [от Васи утешения мне не будет, это копия отца, полное бессердечье, отсутствие каких бы то ни было привязанностей, и никакой любви ко мне, никакой ласки. Он никого не любит, так же как и Юрий]. Боже мой, за что, почему надо было ей умереть, почему мне не суждено иметь хоть долю земного счастья?

5 июля. Как-то на днях вечером сидели у Старчаковых. У них был Жак Израилевич. За чаем он стал рассказывать о разных очень ценных вещах, которые прошли через его руки, пошли за гроши: подлинный Claude Lorrain, голландцы, мебель. От таких рассказов я положительно физически страдаю. Я спросила, где Елена Фурман? Жак: «На это я не могу вам ответить. Мы даем обещание, почти присягу, ничего не рассказывать ни о том, что продано, ни куда и кому. Была в кладовых вторая Елена Фурман, поясной портрет, не хуже большого, тоже продан. За продажу Ван Эйка на 100 тысяч дороже, чем предполагалось, я был премирован старинным китайским гобеленом. Вообще вся эта идея – продажи Эрмитажа – моя. Как-то, когда правительству очень были нужны деньги, я сказал [фамилии я не запомнила, какому-то видному лицу]: “Когда будет мировая революция, все будет общее, а если не будет мировой революции, вам терять нечего”. Лицо страшно обрадовалось, побежало по всем наркоматам, и продажа картин была утверждена. Теперь, конечно, я понимаю, что эта жертва была напрасной. Эти деньги для государства – капля в море, а Эрмитаж из первостепенного музея превращен в третьеклассную галерею» (??)[475]475
  19 сентября 1918 г. СНК издал декрет «О запрещении вывоза за границу предметов искусства и старины». Вместе с тем 11 сентября 1924 г. Политбюро ЦК РКП(б) приняло постановление о разрешении художественных выставок в Милане и Лондоне с тем, чтобы расходы на выставки в дальнейшем «по возможности были покрыты продажей части экспонатов» (Власть и художественная интеллигенция: Документы ЦК РКП(б) – ВКП(б), ВЧК – ОГПУ – НКВД о культурной политике. 1917 – 1953. М., 1999. С. 47). 25 апреля 1931 г. постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) была разрешена продажа картин Рафаэля и Тициана (не названы; во втором случае, возможно, речь идет о картине Тициана «Венера с зеркалом», переданной в 1930 г. из Эрмитажа в Русский музей, а потом оказавшейся в Америке) (Там же. С. 146). О масштабе продаж картин без какого-либо официального разрешения и документирования можно судить по постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 15 ноября 1933 г., призвавшего «прекратить экспорт картин из Эрмитажа и других музеев без согласия комиссии ‹…›» (Там же. С. 207). Портрет Елены Фурман Рубенса вошел в список работ, выделяемых для продажи за рубежом, 22 июня 1930 г. (см.: Пиотровский Б.Б. История Эрмитажа: Краткий очерк. Материалы и документы. М., 2000; Эрмитаж, который мы потеряли: Документы 1920 – 1930. СПб., 2001). О продаже картины Ван Эйка «Благовещение» см.: Аргументы и факты. 1997. № 855. 10 марта.


[Закрыть].

Нерадовский осенью, до ареста, говорил про Израилевича: «Он наш главный враг, он разбазаривает все музеи».

Меня очень интриговал вопрос, почему «Антиквариат»[476]476
  Всесоюзное объединение «Международная книга – Антиквариат»; Ленинградское отделение находилось на пр. Володарского (до 1918 г. и с 1944 г. Литейный пр.), д. 53а.


[Закрыть] при посредстве Жака продает дивные вещи за гроши. Жак объяснил это тем, что эти вещи были не музейные, а купленные «Антиквариатом» за свои деньги. За границу продать их не удалось, и они решили распродавать их по своей цене, почему и продавали писателям, людям известным.

Такое объяснение малоубедительно.

Мне как-то вспомнилась сказка Андерсена (или Гримма?) о диких лебедях и их сестре, которая плела для братьев рубашки из крапивы[477]477
  Из рождественской сказки Г.Х. Андерсена «Дикие лебеди» (1830).


[Закрыть]. Мне пришло в голову, что моя жизнь между Юрием и Васей – это неустанное плетение крапивы, от которого обожжены и руки и сердце, и все же в царевичей я их не обращу.

Мне очень нездоровилось за последние дни, вчера ездила в город, хотела сегодня полежать. Погода хорошая. Васе надо идти на этюды, этюды у него не клеятся совсем, решила идти с ним. Казалось бы, иди и радуйся. После вчерашнего дождя парк освежился, благоухает. Вася идет и злится безостановочно и лает, не говорит. «Что же – так и будем тихо идти? У меня вся внутренность выхолощена, я не могу жить в безденежье, в этой шапоринской обстановке, у меня одна пара сапог, у меня нет костюма» и т. д. А я иду и тащу его макинтош, терплю и стараюсь отводить его мысли. Он не смотрит на природу, ворчит, не успокаивается.

Он 4 месяца проучился у Чупятовых и разучился за это время рисовать. Встречаем Ниночку Федину на велосипеде. Она соскакивает, делает книксен, краснеет, зовет приходить. Похожа очень на отца, длинные темные ресницы.

8 июля. Я чувствую, что терпение мое дошло до грани и что такую жизнь я просто не в силах больше переносить. Я дошла до того знакомого мне ощущения, что я уйду, что надо уйти. Все мои упованья на устройство кукольного театра. Толстой с апреля меня водит за нос, обещая протекцию у Позерна; теперь я сижу у моря и жду погоды, т. е. его возвращения из Москвы. Исторический кукольный театр – былины, сказки – это может выйти очень интересное дело, если дадут возможность широко его поставить. Я внутренно подстегиваю себя и делаю все от себя зависящее, а по-настоящему, как я устала, как хочется покоя и отдыха. Но я хочу встать опять на ноги, на свои собственные, и тогда мы с Васей уедем. Заберу свой скарб, а он пусть поживет на вольной волюшке. Вася станет лучше. В деревне он был неузнаваем. На него страшно сильно действуют влияния, пример, он безвольный, мне кажется. [Я бы продолжала терпеть все, если бы Юрий работал. Он очень мало делает. Я веду статистику его работы: он три дня дома, три дня в городе у любовницы. Да и те дни, что дома, половину времени он лежит и читает. По договору, последнему, заключенному в апреле, он должен был сдать весь 1-й акт к 1 июня, к 1 июля 2-й акт. Сегодня 8 июля – он все еще работает над 1-й картиной 1-го акта, он как бы нарочно ищет себе препоны, недоволен текстом. Толстой переделывает, плохо; пишу я, идет к Старчакову – пóшло; идет к Наталье Васильевне. А чего проще: написать арию, а та же Наталья Васильевна потом напишет слова. Сегодня лежал, не работал, мерял температуру (норма). Пришел Лепорелло – Богданов-Березовский, который был очень удивлен, что я еще не уехала, очевидно был прислан с поручением, и после обеда наш больной умчался и вернулся в час ночи. Меня тошнит от всей этой грязи. Я готова, как Рылеев, говорить его стихами: «Мне тошно здесь, как на чужбине»[478]478
  Первая строка стихотворения без заглавия (1826).


[Закрыть], и я презираю глубоко себя, что я это терплю, этого терпеть нельзя.]

Денежные наши дела отчаянны. Получает Юрий от Большого театра и от Союза композиторов 1500 р. Покупательная стоимость этих денег дореволюционных – 1500: 45 (официальная казенная котировка торгсинного рубля) = 33 р. 33 коп. Бюджет наш сократить невозможно. Ни Юрий, ни Вася не могут жить без яиц, молока, зелени, я этими благами почти не пользуюсь. Мы задолжали за квартиру, Лизе и т. д. Скучно до последней степени. Вася худеет, у него скверный вид. Мы все раздеты. Я хожу в буквальном смысле босиком, т. к. в сапогах нет подошвы, и я чувствую, что будет еще хуже.

13 июля. Нина Сидоренкова рассказывала, как у них в Псковской губернии крестьян в колхозах душат льном: «Ни овса не посей, ни ржи, все лён, лён и лён. А сами знаете, какова земля после льна. Этот лен вымотал всю душу земли».

Ни один современный писатель так не скажет.

14 июля. Была сегодня на Казанском кладбище[479]479
  Городское кладбище Детского Села по адресу: Гусарская ул., д. 1. Основано в 1785 г.


[Закрыть] у Алены. Кладбище превращено в каменоломню. Отовсюду доносится стук молотков о камень. Все склепы, памятники разворочены, в грудах лежат надгробные плиты, мраморные кресты; это все для городских панелей! Я увидала группы молодых граждан, обмеривающих памятник, и спросила, все ли склепы и памятники будут уничтожать. «Те, которые отбирает комиссия после постановления Президиума» (по-видимому, горсовета). Круглый храмик Орловых-Давыдовых выделен, уничтожению не подлежит, т. к. находится в ведении Дворцов и музеев. «Но, – сказал заведующий кладбищем, – они его здесь не оставят, перенесут в парк!»[480]480
  Остался на своем месте на Казанском кладбище.


[Закрыть] Как это сказано у Щедрина, не помню, что надо было совершить, чтобы доказать свою политическую благонадежность; кажется, крестить жида, сделать подлог… не помню третье[481]481
  В «Современной идиллии» (1877 – 1885) для доказательства своей благонадежности персонажи решают необходимым совершить подлог, двоеженство и крестить жида.


[Закрыть]. Сейчас ясно:

1. Отречься от отца и матери,

2. Донести на ближайшего друга и упечь его куда Макар телят не гонял,

3. Надругаться над церковью и осквернить могилы.

Смотреть на эти сваленные в кучу памятники нет сил. Сколько слёз на них было пролито, с какою любовью их ставили на вечные времена, и вот пришел хам и все снес. Зачем? Только для того, чтобы вдоль широкой улицы панели были бы обложены гранитом – и какие граниты! – и мрамором и приезжие туристы восхищались нашей культурой. А рядом в Олонецкой губернии 26 сортов мрамора. Сволочи. И все трусость подлая, желанье выслужиться, показать, что всем жертвует для коммунизма. А при чем тут коммунизм? Когда я смотрела на эти развороченные руины, я поняла, почему Стравинский перешел во французское подданство. Плюнул в лицо народа, который все готов отдать на поруганье ради спасенья своей шкуры. А насколько идейны все эти горсоветчики, мы знаем из процессов. Россия, т. е. СССР, – это сплошные растраты и воровство. Только что здесь, в Детском, был процесс. Леноблторг[482]482
  Ленинградское областное объединение розничной торговли на ул. Герцена, д. 38.


[Закрыть], финансовая инспекция, комиссионный магазин, универмаги – все воровали. Девять расстрелов, остальные на 10 лет, было их там душ пятьдесят[483]483
  В июне в большом зале Детскосельского клуба происходил процесс над 55 работниками Детскосельской конторы аппарата Леноблторга и нескольких магазинов, обвинявшимися в кражах и финансовых злоупотреблениях. 10 июня был объявлен приговор: 12 человек приговорены к расстрелу, 25 – к 10 годам заключения, остальные к разным срокам. С 28 мая «Ленинградская правда» систематически информировала об окончании следствия и ходе процесса.


[Закрыть]. Перед этим был процесс военной кооперации, еще раньше Ижорской кооперации[484]484
  11 января в Колпине начался процесс над «вредителями рабочего снабжения» – работниками Отдела рабочего снабжения Ижорского завода. Из 70 подсудимых 7 были приговорены к расстрелу, 10 к 10 годам заключения, остальные к различным срокам. О показательном процессе регулярно информировала «Ленинградская правда».


[Закрыть], позже Торгсин. Заведующий комиссионным магазином Аркаша приговорен к высшей мере наказания. И через месяца полтора я встретила его в кондитерской в Ленинграде, он ел мороженое. От меня отвернулся. Воруют председатели горсоветов (Киев), воруют все. Где же, где же русский подлинный народ – сидит сейчас тише воды, ниже травы. Вот Федор, его отец, старик Федор Васильевич. Все эти высланные «высланцы», дохнущие от сыпняка на Новостроях и других местах.

Все-таки есть от чего прийти в полное отчаянье. «Горькая детоубийца Русь!» – хорошо сказал Макс Волошин[485]485
  Из стихотворения М. Волошина «На дне преисподней» (1922).


[Закрыть].

5 августа. Сунога. «En un mot»[486]486
  «Одним словом» (фр.).


[Закрыть], поставьте какую-нибудь самую последнюю ничтожность у продажи дрянных билетов на железную дорогу, и эта ничтожность тотчас же сочтет себя вправе смотреть на вас Юпитером, когда вы пойдете взять билет, pour vous montrer son pouvoir[487]487
  чтобы показать вам свою власть (фр.).


[Закрыть]. «“Дай-ка, дескать, я покажу над тобою мою власть”… и это в них до административного восторга доходит»[488]488
  Почти точно приводятся слова С.Т. Верховенского в «Бесах» Достоевского (Ч. I. Гл. 2).


[Закрыть]. И еще: «Право на бесчестье». «Бесы». Достоевский.

8 августа. Я себе всегда очень напоминаю Delobel’я из «Risler aîné» Daudet[489]489
  Имеется в виду актер Делобель – персонаж романа А. Доде «Фромон младший и Рислер старший» (1874).


[Закрыть]. Я могу целые дни мечтать о вещах совершенно неосуществимых. Вчера, например, я целый день ездила с кукольным театром за границей, была в Париже, расплатилась с Мme Michel, была в Америке, в Италии, заехала в Падую и собралась в Ассизи. Правда, с утра t° у меня была 39 с лишним, так что весь день я лежала в полудремоте. Но и без жара я способна так мечтать, и даже не об одной себе, а о посторонних, устраиваю судьбы. Иногда я даю заказ своим мечтам и направляю их в Италию. А то, если думать о существующем, выползает дикое озлобление, встает мое горе, а т. к. у меня сейчас в очень скверном состоянии сердце и я боюсь затяжной болезни, то я и даю волю своему Delobel’ю.

22 августа. Сунога. Моя хозяйка рассказывает: председатель (колхоза) стал им говорить, чтобы они, сжав полосу, еще граблями подгребали. «Никогда я не подгребала и теперь не стану, потому что ничего не оставляю. Разве я лиходей своему хлебу? Я своему хлебу не лиходей».

Перлы из доклада Горького на съезде писателей: «Многим смешно читать, что люди изменяют фамилии Свинухин, Собакин, Кутейников, Попов, Свищев и т. д. на фамилии Ленский, Новый, Партизанов, Дедов, Столяров <и т. д.>. Это – не смешно, ибо это говорит именно о росте человеческого достоинства, об отказе человека носить фамилию или прозвище, которое унижает его, напоминая о тяжелом рабском прошлом дедов и отцов. ‹…› Возможно, что Свинухин взял фамилию Ленского не у Пушкина, а по связи с массовым убийством рабочих на Ленских приисках в 1912 году, а Кутейников действительно был партизаном, а Собакин, дед которого крепостной раб, быть может, был выменян на собаку, – действительно чувствует себя “новым”»[490]490
  17 августа – 1 сентября происходил Первый съезд Союза писателей СССР, на котором один из докладов делал Горький. Шапорина цитирует фрагменты этого доклада по: Ленинградская правда. 1934. 20 авг.


[Закрыть]. Сюсюканье Горького невыносимо. Кстати, Собакин, Свиньин – старые боярские фамилии, и Горький, конечно, это знает.

«Никогда еще дети не входили в жизнь такими сознательными и строгими судьями прошлого, и я верю в факт, рассказанный мне: одиннадцатилетняя туберкулезная девочка сказала доктору в присутствии отца и указывая на него пальцем: “Это вот он виноват, что я больная, до сорока лет тратился здоровьем на всяких дряней, а потом женился на маме, ей еще только 27, она здоровая, он, видите, какой несчастный, вот я и вышла в него”. Есть все причины ожидать, что такие сужденья детей не будут редкостью».

Его несчастный сын Максим Пешков, умирая в этом году, должен был сказать доктору, указывая пальцем на Горького: «Это вот он виноват; он бросил маму, путался всю жизнь и до сих пор со всякими дрянями, я вырос пустоголовым балбесом, Крючков на его глазах меня так спаивал, что к 35 годам мое сердце превратилось в дряблый мешок и не выдержало первой серьезной болезни. Это вам подтвердят кремлевские доктора…». И еще: «…и заключить все это (русскую историю) организацией колхозов – актом подлинного и полного освобожденья крестьянства от “власти земли”, из-под гнета собственности». Köstlich[491]491
  Великолепно (нем.).


[Закрыть]. Я бы хотела освободить Горького из-под гнета собственности.

8 сентября. Со смерти Алены прошло год и 8 месяцев, и все-таки я не верю этому. Я сейчас смотрела на ее личико в гробу, такое прекрасное, серьезное, и вынула ее волосы, отрезанные уже после смерти. До сих пор у них совсем живой запах живых волос, волос живой Аленушки. Деточка моя, деточка, ничего-то я до сих пор не сделала. Я так хочу написать все, все, что я помню о твоей жизни, о моей жизни за эти почти 12 лет твоей жизни. Как подумаешь, как мучительна жизнь, то, конечно, счастлив тот, кто умрет молодым, а все-таки ведь бывают же очень счастливые женщины, может быть, и она была бы счастлива. И ни разу я не видела ее во сне. Алена, деточка, самое счастливое, что со мной может случиться, – это внезапная и болезненная смерть. Я говорю это совершенно искренно. Конечно, мне бы хотелось видеть Васины успехи в живописи, мне бы хотелось организовать кукольный театр, чтобы в нем, наперекор всякому материализму и марксизму, изобразить многострадальную историю России (а не одного класса), показать чудесные былины, сказки. Хотелось бы еще раз побывать в Италии, но все эти желания очень мелки и не сильны в сравнении с желаньем полного, вечного успокоенья. Почувствую ли я перед смертью близость моей Алены, моего кровного, любимого, чудесного ребенка? Там, когда мы вернемся к нашему Божественному Источнику, – что будет?