Текст книги "Дневник. Том 1"
Автор книги: Любовь Шапорина
Жанр: Документальная литература, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
1927
23 марта. Париж.
Песня слепых нищих
Моя голова вянет, как трава,
Куда ни пойду, правды не найду,
Кину, брошу мир, пойду в монастырь,
Там я буду жить, монахам служить.
Там я выстрою келью новую,
Келью новую, трехоконную.
Как одно окно на зеленый луг,
А другое-то на весь божий мир[202]202
Из русской народной песни «Все люди живут, как цветы цветут…».
[Закрыть].
Песню эту я слышала в Ларине, когда мне было лет 10 – 11; когда я ее вспоминаю, я ясно вижу наши старые березы около амбара и зеленую яркую траву перед амбаром. Пели слепые нищие. Конец я забыла и не ручаюсь – двухоконная келья или трехоконная[203]203
Эта песня известна во множестве отличающихся друг от друга вариантов.
[Закрыть]. Но куда третье окно должно было выходить? Загадка. По-моему, некуда; Париж – это окно на весь Божий мир. Такую бы келью на террасе в Saint-Clоud[204]204
Город во Франции, к западу от Парижа.
[Закрыть] поставить. И больше ничего не надо. Мама и Леля все зовут меня вернуться к своим пенатам. А где мои пенаты? Меня ужас, жуть берет при мысли о России. Одичавшая, грубая жизнь, грубый язык, какое-то чуждое мне. Совсем искренно – умереть я хотела бы в Италии. И хоть бесчувственному телу равно повсюду истлевать…[205]205
Цитата из стихотворения Пушкина «Брожу ли я вдоль улиц шумных…» (1829).
[Закрыть] но я бы хотела истлевать в Риме, в моей Святой земле. Там и земля должна быть культурна, каждый атом дышит прахом стольких бессчетных поколений культуры. С Энея до Муссолини или Пия Х. Вчера Clément Vautel по поводу взятия Шанхая китайскими коммунистами[206]206
В ходе гражданской войны в Китае Национально-революционная армия заняла 22 – 24 марта Шанхай.
[Закрыть] писал: «Le chariot de Clio, la muse de l’histoire, vient de prendre brusquement un virage en épingle à cheveux et nous n’en savons rien! Cependant, on lira dans les bouquins scolaires de l’avenir – ces lignes.
Prise de Changhaï (1927)
La prise par les Chinois de cette ville, où les Européens affirmaient depuis longtemps la supériorité de leur race, a marqué la fin d’une des grandes périodes de l’Histoire.
C’est à partir de 1927 en effet que la race blanche, jusque-là maîtresse du monde, a vu décliner sa puissance et son prestige»[207]207
«Колесница Клио, музы истории, только что совершила крутой поворот, и мы ничего об этом не знаем! Но в школьных учебниках будущего прочитают следующие строки:
Взятие Шанхая (1927) Взятие китайцами этого города, где европейцы долгое время утверждали превосходство своей расы, ознаменовало конец одного из великих периодов Истории.
Начиная с 1927 года могущество и престиж белой расы, до тех пор господствовавшей над миром, начали слабеть» (фр.).
[Закрыть]. Он сравнивает эту дату с 27 маем 1453 года, взятием Константинополя турками, замечая, что вряд ли тогда нашелся кто-нибудь, чтобы сказать: «Ça y est! Nous plaquons le moyen âge pour entrer dans les temps modernes»[208]208
«Свершилось! Мы покидаем средневековье, чтобы вступить в новое время» (фр.).
[Закрыть].
Под флагом коммунизма развивается самый ярый национализм, которого начало уже в XIX веке. Все расы хотят быть равноправными и владеть своими территориями.
Но негры – раса низшая. Я в этом убедилась на выставке l’art nègre[209]209
негритянского искусства (фр.).
[Закрыть], которое сейчас в такой снобической моде. Есть примитивы египетские, греческие, готические, китайские, скифские, – нигде нет той подлой животности, какой-то порнографической животности, как у негров. И только это. Больше ничего нет, и больше они ничего не видят. Следовательно, у них нет будущего.
Где же Россия? С Европой или против нее? Большевики хотят искусственно соединить ее с Желтыми против Белых. Это невозможно и очень страшно, чтобы это ее не раздавило. А я с Европой. Я ее люблю, все в ней люблю, мне здесь легко, т. е. духу моему легко и светло здесь. А Пенаты? Мои пенаты, верно, выброшены Канавиной[210]210
Возможно, Шапорина имеет в виду свою живописную работу или домашние вещи, которые, как она предполагает, выбросила возлюбленная мужа.
[Закрыть]. И фамилия-то какая провиденциальная.
Хотя Юрий[211]211
Речь идет о Ю.А. Шапорине.
[Закрыть] что-то очень уж стал дружить с Васей, намекает на мое возвращение. Не хочется. Я бы так хотела ему помочь, заставить его работать, достигнуть всего того в музыке, что он может дать. Но жить с ним под одной кровлей не хочу. Нет на это сил. У меня полная атрофия самозащиты перед такими людьми. Я покоряюсь, бегаю на посылках и только бегством умею спасаться. Так я ушла от мамы в юности, ушла от Юрия. Так же действует на меня Л. Д. Потемкина. Надо все делать как ей этого хочется, она все знает доподлинно, и я не умею с ней спорить. Я теперь думаю, что бедному Петру Петровичу нелегко было с ней жить. Хотя он очень ее любил. Такие женщины считают, что если они дают физическое счастье человеку, – им все позволено: и грубость, и требовательность беспощадная.
Они были у меня после его возвращения из Венеции. Он привез много всяких безделушек оттуда, серег, бус и хотел, по-видимому, наделить всех знакомых. При мне он подшутил над ней, что она взяла себе львиную долю. Любовь Дмитриевна невероятно рассердилась, расплакалась и наговорила ему всяких горьких слов, между прочим: как мещанином был, так мещанином и остался. Это Потемкин-то мещанин! Бедный Потемкин.
23 июня. Боже мой, Боже мой, неужели же до конца жизни не будет у меня минуты покоя, человеческого покоя, с возможностью радоваться на жизнь, на детей, заниматься тем, что близко и интересно. Все-таки так портить себе жизнь, как я, надо умеючи. Но ведь иначе я не умею. Могла разве я силой заставить Юрия уехать и дать мне возможность спокойно жить у себя, в своей квартире, со своими вещами. Вероятно, нет, и убежала. И мыкаюсь теперь, как злополучная эмигрантка[212]212
Далее часть листов тетради вырезана.
[Закрыть].
1929
<После 7 января>. Сегодня я шла через замерзшую Неву и думала о том, что сейчас в России происходит. Петр был гениален и сверхчеловеческого масштаба; был и он сам, и все его мечты. И за ним ринулось все, что было лучшего в России. Двести лет это лучшее впитывало в себя квинтэссенцию латино-германской культуры и утончалось до бесконечности, живя, как огни, над спящим глубоким болотом. Россия была как вздутый пузырь, на вершине которого были эти лучшие. Пузырь лопнул, прорвался. И теперь, пожалуй, жизнь не войдет в норму до тех пор, пока вся масса не взболтается, не окультурится, не выделит из себя оформившийся класс с ощущением отечества, которого у них пока нет.
Была я на спектакле Трама – Театр рабочей молодежи[213]213
Существовал в 1925 – 1936 гг. по адресу: Литейный пр., д. 51 (в этом помещении первоначально давались спектакли театра Шапориной).
[Закрыть]. Все лицедеи – комсомольцы и комсомолки. Им страшно весело, они молодые, довольны собой. Шла «Дружная горка», оперетка[214]214
Текст Я. Максимова и Я. Львова; музыка Н. Дворикова и В. Дешевова. Премьера состоялась в ноябре 1928 г.
[Закрыть]. Наряду с очень хорошим – отсутствие хорошего вкуса и пошлость. Много танцев очень хороших, идущих от гимнастики (физкультуры) и плясок, а наряду с этим пошлейшая штампованно-опереточная жестикуляция. Дешевов мне рассказывал, что пьесы сочиняются коллективно, следующим образом: в их художественный совет входят человек десять представителей от всего комсомола. На заседании они говорят о каком-нибудь наболевшем вопросе – напр[имер], страхе смерти, формализме и т. п. Намечаются основные линии пьесы, затем кто-нибудь пьесу эту пишет, а на репетициях начинаются импровизации, и тут же пишется музыка. Пьеса становится ясна ее авторам лишь на премьере. В скобках надо сказать, что очень талантливые режиссер Сокольский и композитор Дешевов – бывшие дворяне, des ci-devants[215]215
из бывших (фр.).
[Закрыть]. Мейерхольд расхвалил этот Трам до самозабвения, а Сокольский ему ответил: «Вы хвалите Трам, как барыня расхваливает платье своей кухарки, хвалит, но сама не наденет». На реферате Мейерхольда[216]216
7 января 1929 г. в зале Ленинградской филармонии Мейерхольд прочел доклад «Новые бои на театральном фронте».
[Закрыть] до его начала, которое затянулось, комсомольцы собрались в кружок и стали распевать русские песни с гиканьем и свистом[217]217
Слова из стихотворения Лермонтова «Родина» (1841).
[Закрыть]. Публика к этой милой шалости отнеслась с равнодушием (а может быть, и с пугливым подобострастием). Мне кажется, никогда пажи, правоведы и лицеисты[218]218
То есть учащиеся дореволюционных привилегированных учебных заведений: Пажеского корпуса, Училища правоведения и Царскосельского лицея. Все упразднены после Октябрьской революции.
[Закрыть] не чувствовали себя столь привилегированным сословием, как теперешние юные коммунисты.
Скучно, скучно, скучно. В театрах трюки, трюки без конца за полным отсутствием дарований. И кто когда будет помнить эти конструкции, хождение колесом, кинофикацию, радиофикацию и прочую ерунду. А раз посмотревши Шаляпина, не забудешь во всю жизнь. Или Монахова в «Дон Карлосе»[219]219
Драма Ф. Шиллера (1783 – 1787), которой открывался Большой драматический театр.
[Закрыть]. У меня так и звучит его голос в ушах: «Она всегда мечтательна была». Какой Филипп! А по полу он ходит или по лестнице – кому какое дело. Ерунда. Все от непомерной тоски и бездарности. Бездарность без конца и края. А Моисси!
Как выскочить из этой тоски, что сделать, как освободиться от Юрия? Почему я не фон Мекк?
30 января. Последнее время Юрий каждый день объясняется мне в ненависти. Он ходит, как зверь в клетке, и ненавидит меня всеми фибрами души. Третьего дня я была в своей комнате, я вообще избегаю всякой встречи с ним. Он вошел и начал, как всегда, с денег. Денег нет, слишком много тратим, Васиным учительницам надо отказать и т. п. Я подсчитала все, что получила от него, выходит что-то мало, но ведь это только предлог, предлог, чтобы довести меня до белого каленья. И начинается: «Уезжай за границу, я тебя ненавижу, я не ручаюсь за себя, я тебя убью, я тебя выселю. Мое дарование погибает, меня семья гнетет. У меня за пять месяцев ни одной мысли».
Он меня убьет, – выселит! Я сказала раз и навсегда, что больше никуда не поеду, а что его я уже 5 лет умоляю уехать. Почему он не уезжает? Увы, ему просто жаль барской обстановки, рамки и больше ничего.
Надо заработка, денег, чтобы освободиться от него, расстаться как можно скорее. Эта грызня – это ужас. Это то, чего я не переношу органически. Бог послал мне Аннушку, которая все понимает и все чувствует. С ней, с Аленой, так легко. А Вася по тяжеловесности вроде отца.
Юрий не умеет, не может работать, заставить себя.
Сегодня была у Белкиных, и Валентина Андреевна Щеголева рассказывала, как воспитывался ее сын. Вся ее жизнь была посвящена ему. Читали, занимались, работали вместе. Как я ей завидую. Вот уж 11 лет, как я служу, работаю или ищу работы, и дети между прочим. Как это больно, и как для Васи необходим постоянный педагог, постоянный уход и присмотр. Он мало развит, ничем не интересуется длительно, малейшая трудность, преграда останавливает его. Юрий не интересуется детьми никак. Пришлось бросить уроки музыки. Необходимо бы учить Васю рисованию. У него есть способности, но я чувствую в его мозгу какую-то задвижку, какое-то нежелание додумать до конца, даже просто подумать. Я объясняю себе это болезнью, гландами. И быть так беспомощной. Сегодня я чуть приободрилась, т. к. начинают оформляться мои мечты о кустарной артели, это раз, а второе – Лишину, кажется, прельщает мысль поставить «Трех апельсинов»[220]220
Сказка К. Гоцци (1761).
[Закрыть]. Мне так хочется поработать с куклами, и все же это что-то даст и я съезжу к маме.
29 июля. Царское Село[221]221
Резиденция российских императоров в 23 км от Ленинграда. Основано в 1710 г. Развивалось как садово-парковый ансамбль. В 1918 – 1937 гг. Детское Село, с 1937 г. Пушкин. Летом 1929 г. Шапорина переехала сюда на постоянное жительство (ул. Коммунаров – ныне Средняя, – д. 21, кв. 7).
[Закрыть]. A new leaf[222]222
новая страница (англ.).
[Закрыть] моей жизни. Опять новая страница. Наконец моя семейная жизнь ликвидирована окончательно, раз навсегда. 17 июля Юрий приехал как-то очень загадочно из Бердянска, куда уехал всего 6 июля, и с очень сконфуженным видом заявил, что хочет развестись.
Я: Пожалуйста, моего голоса ведь при этом не нужно.
Он: Я знаю, но я хотел предупредить.
Я: Прекрасно. Я теперь вывезу мебель, обстановку…
Он: С какой же стати, я привык к этим вещам, мне они нужны, мы тогда перейдем на алименты, ты рубишь сама сук, на котором сидишь.
Я: Мне кажется, что вернее – ты сам уже срубил сук, на котором сидел в течение пятнадцати лет.
Он: Я приехал с предложением дружбы, а ты отвечаешь мелочностью – и т. д.
Мне нравится этот разговор о дружбе. Вытребовав нас из-за границы, он на Варшавском вокзале не подал мне руки, не поздоровался. А потом и пошло. А что я ему сделала? При первом же его увлечении я сказала: «Уходи, женись, только оставь меня одну, – в покое». А он мне ответил: «Начхать мне на все, мне важна только музыка. Уеду тогда, когда мне это будет удобно».
Я бежала в Париж. Оставила ему и Канавиной всю обстановку, билась, пока не разбилась, Юрий вытребовал детей, т. к. посылка денег была запрещена. Мы вернулись, дети сразу же ему надоели, и он сознавался, что издали он ими гораздо больше интересуется. Всю зиму он ходил по всяким знакомым и жаловался, что семья мешает ему работать. Жаловался Л. Николаеву, Юдиной, Кушнареву и еще очень многим. Он создал такую домашнюю обстановку, что хотелось бежать опять, но куда? По-видимому, Юрий надеялся, что я уеду с детьми в Дорогобуж, не выдержав такого мучения, а он опять заживет чудесно с Капустиной. Но je n’ai pas marché[223]223
я не согласилась (фр.).
[Закрыть]. Я теперь анестезирована и перебралась со всем своим скарбом в Детское Село. Я чувствую себя здесь у себя, хочется создать уют, теплоту жизни. Меня Юрий как-то поражает своим вкусом. Его жены – мещанки и по происхождению, и по вкусам, по моральному облику. Самый низ, то общество, которое мы смотрели в водевилях. Папаша Канавин со своим красным носом, известный в Петрозаводске тем, что виртуозно отливает спирт из запечатанных бутылок и торгует этим спиртом. А вся компания Солнышковых? И в такой среде Юрий чувствует себя как дома. Про Капустину Петров мне сказал: «Очень мещаниста, совсем некультурна, небездарна, но лишена всякого сценического обаяния; когда Капустина на сцене – неприятно. Очень цепкая. Нам никому не понятно это увлечение». Мне иногда кажется, что это влияние того круга, в котором он вырос. Его тянет к мещанам.
Я очень боюсь, что его дарование заглохнет. Все-таки нельзя безнаказанно руководиться всегда и во всем одной физиологией. Толстые говорят, что все, особенно мужчины, возмущены всей этой историей. Мне же сейчас много легче, словно гора упала с плеч. И так хочется устроить себе какой-то заработок, чтоб не зависеть.
И как хорошо здесь, в Царском. Как все красиво – парки, озера, дворцы, домики, очаровательные особнячки, дух Пушкина. И после озлобленного Ленинграда с его зверскими трамваями – благодушное настроение Детского, доброжелательные соседи, милые Толстые. Что бы кто ни говорил, я люблю А.Н. и ее также. Уж очень он красочен и талантлив. Сейчас я хохотала до слез. Ночь, тишина. Пьяный идет по улице и старается как можно вернее спеть «Как сегодня день ненастный, нельзя в поле, в поле да работать»[224]224
Имеется в виду русская народная песня «Во субботу, день ненастный…».
[Закрыть]. Это ему не удается. Его тенор сбивается то на фальцет, то на бас, и совсем неожиданно пьяниссимо переходит в фортиссимо. Против нашего дома он встречает приятеля, а может статься, они и не знакомы, но встречный, тоже пьяный, начинает ему подпевать. Первый сердится, но затем покоряется и только подпевает, но как! Второй уверенно и фальшиво все громче и громче поет баритоном, а голос первого взвивается фальцетом и летает сам по себе. Второй сердится: «Что ты врешь!» Они уже орут во все горло и, видя, что дальше идти некуда, замолкают внезапно. Я открыла форточку, и слезы градом текли от смеха. Потом второй стал читать какие-то трогательные стихи, и они ушли.
Юрий предлагает дружбу с опозданием на 8 лет. А как мы уезжали из Петербурга! 18 мая должны были приехать извозчики, чтобы забрать последние вещи. Утром моросило, и извозчики запоздали. Денег дома не было. Накануне я с болью в сердце продала мамино трюмо, чтобы послать Леле деньги, отдать долг, т. к. деньги дал мне Федя. Когда извозчики приехали, часов в 10 утра, Юрий уже ушел в Большой драматический театр, и Вася ему звонил туда, чтобы сказать, что деньги необходимы. Он должен был получить их в Драмсоюзе[225]225
Драматический союз – сокращенное наименование Союза драматических и музыкальных писателей, существовавшего в Петербурге (Ленинграде) в 1903 – 1930 гг.
[Закрыть]. Извозчики уезжают. Мы с детьми в пустой квартире ждем денег. В 4 часа, меня не было при этом, Юрий звонит Васе, что опоздал в Союз и денег нет. И вешает трубку. Мы ждем, время идет, 5 часов, 6 – мы звоним во все театры, Юрия нигде нет, дети голодные, и надо где-то ночевать. Звоню Ксении Михайловне <Кочуровой>, она предлагает мне 20 рублей, и я, отправив детей на вокзал с Юлией Андреевной <Тиморевой> с 5 рублями, чтобы покормить детей там, еду к Раздольским. Около 7 часов туда звонит Юрий с упреком, зачем уехали без него и увезли книжный шкаф (Васи Яковлева!). Когда я ему сказала, что уже 7 часов вечера, он не хотел верить – очевидно, время на любовном rendez-vous[226]226
свидании (фр.).
[Закрыть] прошло быстро и он о детях и не вспомнил. И было время еще догнать их на вокзале, он и этого не сделал. Так я уехала из своего гнезда, с такой любовью когда-то устроенного. Было больно. Меня и Петтинато всегда попрекал сентиментальностью.
13 сентября. Как мучительно думать о будущем. Скоро мне будет 50 лет, не по паспорту, а по-настоящему. А Алене 8½. У меня грудная жаба, сердце то и дело дает себя чувствовать. Когда-то мне предсказывали, что я проживу до 55 лет. Значит, остается 5 лет. Что я дам Алене за эти годы, на кого ее оставлю? Отец – пустое место. Я больше не верю в то, что он что-либо сделает крупное, у него было большое дарование, но физиология его захлестнула.
Что делать, с чего начать? Что ей дать? Васе все-таки уже 14 лет, он – мальчик, в школе. На кого же оставить мою Алену? Я не могу найти никакой работы. Я создала Кукольный театр и знаю, что могла бы его довести до совершенства. Я так ясно вижу, как бы я поставила там весь русский героический эпос, Жанну д’Арк, как бы с этим репертуаром объехала весь свет. Теперь же там сидит толстая умная еврейка, не подпускает меня на пушечный выстрел, она коммунистка, кажется, с ней не поборешься, да я и не борец в этом смысле. А в этом деле я знаю, что мне есть что сказать своего. А теперь я не знаю, к чему приступиться, где искать работы, чтобы дать детям то тщательное образование, которое необходимо. Надо их учить музыке на всякий случай; может быть, есть способности. Надо учить языкам – французскому, немецкому и английскому. Французским я могу сама заниматься, но остальными лучше специалистки. А деньги где?
6 декабря. Римский-Корсаков пишет мне, что для охраны себя от враждебных радиоволн очень полезны черные кожаные куртки. Но никакая куртка не обережет от такого нервного потрясения, какое я пережила третьего дня на премьере «Тартюфа»[227]227
Шапорина была на премьере пьесы Мольера (1664), модернизированная обработка которой была поставлена Н.В. Петровым в Академическом театре драмы (в 1832 – 1920 гг. Александринский, с 1937 г. им. Пушкина).
[Закрыть]. По мере того как развертывалось действие со всевозможными вводными трюками и мюзик-холльными номерами, я начала узнавать отдельные номера из моего сценария «Любовь к трем апельсинам», который находился в руках Петрова с июня месяца. В мае я написала пьесу – вариацию на тему Гоцци для кукольного театра. Она была не принята Соцвосом[228]228
Подотдел социального воспитания Ленинградского областного отдела народного образования. Давал свое заключение о целесообразности постановки для детей или публикации того или иного произведения.
[Закрыть], отзыв оттуда от 14 июня 29-го года. Через несколько дней я зашла в Александринку к Петрову посоветоваться, не использовать ли мне эту тему для Music-Holl’а. Тема ему очень понравилась, и он, уезжая на две недели в отпуск, посоветовал мне разработать сценарий, т. к. его просили сделать постановку в Music-Holl’е. Сценарий опять-таки ему очень понравился, и он сказал: «Это очень ново и свежо, и я на их месте бы ухватился бы за эту тему. Данкман (директор Гос. цирка и Music-Holl’а в Москве) приезжает на днях в Ленинград, и я постараюсь провести Ваш сценарий. Вы же его не ждите и поезжайте».
Я ехала к маме. На возвратном пути 23 августа я зашла к Данкману в Москве. Оказалось, что Петров ничего ему о моем сценарии не говорил.
Я заболела и только в ноябре поехала к Петрову. Он меня не принял, должно было состояться какое-то заседание. Перед этим я ему послала 10 старых литографий актеров 50 – 70-х годов, так что элементарная вежливость требовала сказать мне хоть два слова благодарности. А послала я ему эти литографии потому, что была очень расстроена тем, что за время моей поездки к маме его у нас обокрали, т. к. дверь его плохо закрывалась.
Конечно, он не украл у меня пьесы; но – невольники в цепях, полушарие на сцене, поляки, румыны и прочие наши враги, миллионеры. Заканчивалось у меня праздником физкультуры, в «Тартюфе» кончается кинематографом – физкультура и трактор. У меня наверху, над сценой, стоит Капитал – маг и волшебник и дергает ниточки действующих лиц, в «Тартюфе» наверху появляется двойник Тартюфа, руководящий действием. Под конец у меня берут пожарный рукав и поливают СССР, здесь – просто и бессмысленно фонтаны. Петров мне советовал ввести желтых girls[229]229
девушек (англ.).
[Закрыть] – он их ввел в «Тартюфе». И реагировать я не могу. Юрий говорит: «Конечно, в другое время можно было бы подать в суд. А теперь я лишусь всякой работы, Петров мстителен».
Но главное – Петров служит в ГПУ, с ним не поговоришь. Я не хотела этому верить. Но теперь лично, на своей шкуре убедилась в его беспринципности. Подлей нашего времени не было в истории. Такого гомерического подхалимажа и трусости не было никогда. Во время Французской революции были партии, они боролись друг с другом, уничтожали друг друга. Теперь же все лежат на брюхе, и стоит только дохнуть кому-нибудь, как его тут же раздавливают, как блоху, ногтем. Да, во время спектакля у меня сделалось сильнейшее сердцебиение, от злости ноги и руки дрожали, как в лихорадке. Я пошла в директорский кабинет, Петров меня опять же не принял. Как это объяснить как не сознанием своей подлости. Ведь летом же он жил у нас на правах чуть что не родного и был мил и очарователен (и восхищался сценарием!).
Как я могу пробить себе дорогу, когда всегда и постоянно меня обманывают и обворовывают?
Была у нас на Канонерской. Было мне достаточно противно идти к Юрию, но надо было показать Васю доктору. Какое у него запустение, холодно, сыро, грязно, неуютно. Жалко мне его ужасно. Вот уж кто затоптал свою жизнь и дарование в навоз. Девять лет я наблюдаю за ним. За это время я видела трех его любовниц – Нилову, Канавину, Капустину. Низóк – в полном смысле слова. Никакой заботы о нем, создания ему уюта, тепла. Непонятно мне это. Ему уже 42 года, а он все на бивуаке, «треплется» (модное слово) с какими-то шлюхами, скомпрометировал себя этим, в обществе больше нигде не бывает, никто его не зовет, и живет как бобыль. Вася пробыл у него два дня. Так и то он не утерпел и ушел, вероятно, к своей даме, и Васята обедал один. Господи, лишить себя детей.
Когда я вчера вернулась поздно, пришлось Алену разбудить, чтобы переложить на другую кровать. Когда она меня увидела спросонья, то так вся и прильнула ко мне. «Мамочка, миленькая», чуть не заплакала. И так мне стало тепло-тепло. И бедный Юрий от всего этого тепла отказался добровольно.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?