Электронная библиотека » Любовь Шапорина » » онлайн чтение - страница 30

Текст книги "Дневник. Том 2"


  • Текст добавлен: 4 июля 2017, 14:06


Автор книги: Любовь Шапорина


Жанр: Документальная литература, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 30 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Шрифт:
- 100% +
1960

17 июля. И Господь помог[913]913
  В фонде Шапориной (ИРЛИ. Ф. 698. Оп. 1. № 26) имеется неоконченная отрывочная запись от 21 июня 1960 г., свидетельствующая о том, что ей удалось побывать у брата Александра в Женеве (вернулась 30 апреля 1960 г.).


[Закрыть]
.

3 августа. Я пишу Саше: «Чем дальше, тем ярче я чувствую, какое это было для меня большое счастье побыть в Женеве, пожить со всеми вами; как будто на какое-то мгновение очутиться в ларинской столовой, почувствовать ее аромат, настроение. Ведь в Женеве собралась вся наша семья. Вся семья и даже Федя, присоединяющий Лелю».

Углубляться в свои воспоминания в письме, которое заведомо будет перлюстрировано, невозможно, а между тем, как ясно я вижу эту столовую. Уже вечереет, Леля приехала из Станицы, шум, гам ребятишек, Феде, старшему, лет 8. Папа со своей мягкой улыбкой наклоняется к детворе.

На камине стоит букет в темно-красной граненого стекла вазочке с золотым узором. (Она теперь у Нади.)

Саша не любит, вернее, боится воспоминаний. Когда второе поколение, младший Вася, Таня Лишина, Павел Михайлович Толстой, проектировали свои поездки в СССР, в Ленинград, «я в Ленинград не поеду, я там расплачусь», – сказал Саша.

Старшее поколение – Вася, Саша, которым пришлось уехать, кровно связаны со своей родиной, они за нее воевали (Вася тяжело ранен под Цусимой, у Саши два Георгия за 14, 15 и 16-й годы), они в ней выросли, вросли корнями. А их дети могут относиться к ней с большим интересом, даже с огромным, как Павел Толстой, но как туристы.

Вначале я не понимала причины, как мне казалось, равнодушия к России, ко всему тому, что я пережила за это время. Саша не разрешал меня расспрашивать о блокаде, войне, ему казалось, что это меня расстроит. В этом отношении я его успокоила: я же не стала бы говорить о том, до чего больно дотронуться.

Он же всегда был чрезмерно, болезненно sensitif[914]914
  чувствителен (фр.).


[Закрыть]
и очень замкнут. Помню, он был еще в Правоведении, мы были с Лелей в их ложе Мариинского театра и слушали Шаляпина в «Борисе Годунове»[915]915
  Опера М.П. Мусоргского (1869, 2-я ред. 1872), поставленная с Ф.И. Шаляпиным в заглавной роли в 1898 г.


[Закрыть]
. Саша дрожал, как в сильнейшей лихорадке. Он слышал его в первый раз. Надо сознаться, – когда я услыхала Шаляпина в первый раз в «Князе Игоре»[916]916
  Опера А.П. Бородина с Шаляпиным была поставлена в 1914 г.


[Закрыть]
, мне было лет 18 – 19, он пел Владимира Галицкого[917]917
  Возможно, Шапорина ошиблась: Шаляпин пел партию Кончака.


[Закрыть]
, я держалась за кресло, на котором сидела, боясь упасть! Вася спокойнее, уравновешеннее.

Нас боятся на Западе и не любят. Не верят нашему миролюбию. Мне не хотели верить, что со смертью Сталина прекратился террор, что его больше нет. Милейшая М. Филип. пыталась меня распропагандировать, давала книжки, изданные «Возрождением»[918]918
  Парижское русское издательство, выпускавшее книги в 1926 – 1939 и 1948 – 1974 гг.


[Закрыть]
, но я ей ответила: «Поверьте, все отрицательное, что было и что есть, мне известно, конечно, лучше, чем вам. Нас в последнее царствование при Николае II били два раза, позорно разбили японцы. А вот уже сорок два года, как мы отбились от всех, кто надеялся взять Россию голыми руками, и стали сильнее, чем когда-либо».

«К чему это великодержавие, – ответила она. – Ну били, но зато как спокойно было жить».

А между тем эта М.Ф. замечательная женщина. Она эмигрировала в первые годы революции после того, как ее муж умер от сыпняка. Уехала с годовалой дочкой в Болгарию. «Я стала сразу же давать уроки языков, и мы жили прекрасно». Таня подросла. Переехали в Париж и опять зажили прекрасно, благодаря знанию языков. Дочь кончила школу и Сорбонну, знает французский, английский, немецкий и итальянский и русский, это главное, и это заслуга матери. Многие дети русских эмигрантов говорить еще кое-как говорят, но с акцентом, а уж писать не могут. Саша, вернее, его жена, нелепая во всех отношениях Наталья Дмитриевна, отдала Марину в какой-то аристократический английский пансион, где она училась охотиться на лисиц и говорить на самом лучшем лондонском диалекте. По-русски говорит она еле-еле, а уж пишет – пишет, как произносит. Например, «лутша» (лучше), и часто не понимает смысла тех слов, что говорит. Мне ее очень, очень жаль. Наталья Дмитриевна отравила Саше жизнь и искалечила бедную милую Марину. Вася хорошо воспитал своего сына, он знает языки, и главное – русский, и считается одним из самых лучших устных переводчиков в ООН.

Он, племянник, отнесся ко мне так, как, судя по старым романам, относились племянники к старым, очень богатым теткам, от которых ждали наследства.

Сашины знакомые, по-видимому, очень любящие его, встречали меня как близкую родственницу; эти два с половиной месяца я была окружена такой любовью и лаской, каких не ощущала много, много не только лет, но и десятилетий. Вася приехал с Лидией Ивановной из Парижа и прожил в Женеве два месяца, мы видались каждый день. Лидия Ивановна, конечно, очень скучная женщина и до сих пор ревнива по привычке. Она не может допустить, чтобы Вася с кем-нибудь, даже с родным братом, увлекся интересным разговором. Сейчас же раздается скучающий голос: «Василий Васильевич, нам пора домой, у меня разболелась голова…»

Прожили вместе 50 лет! Но, когда Вася заболел, у него был припадок, очень похожий на сердечный, у Лидии Ивановны все лицо покрылось красными пятнами, она сидела около него и целовала ему руки.

Я думаю, что она пошла бы за ним на эшафот.

С ними приехал и Федя Дейша. Он меньше всех постарел; красивый, с белоснежными, волнистыми, густыми волосами. Сквозь его шестидесятипятилетний облик видишь его молодым, с пепельными волосами, голубыми глазами. Он бодр, строен. Братья больше изменились. В особенности Саша. Много значит, что у Феди не было детей.

7 сентября. Какое это огромное счастье, даже чудо, – моя поездка в Женеву.

Я вновь познакомилась с братьями, с их миром, разыскала своих ближайших подруг детства, с которыми училась еще в Екатерининском институте, Олей Капустянской (Плазовской) и Олей Свечиной (Чухниной). Переписывалась с ними там все время, на Западе не приходится ждать ответа по месяцу и больше.

И эти два месяца с половиной, проведенные там, как свежий сон, без забот, без огорчений.

1961

13 января. Вася звонил сейчас по телефону из Новосибирска и плакал. Какое же горе, беспредельное, безграничное должно быть, чтобы заставить мужчину зарыдать.

Он почувствовал себя плохо, с сердцем было нехорошо, вызвали доктора. А потом Люба расплакалась и говорит: «Папа, сделай завещание, непременно сделай завещание». – «Зачем, Любета?» – «Если ты умрешь, чтобы меня отдали в детский дом, к ним я не пойду».

Как не заплакать?

Кто мог ждать, кто мог заподозрить, что Соня может бросить Васю, дочь и уйти к академику Христиановичу, у которого была референтом.

Никита Толстой называл Соню Васиным ангелом-хранителем, и такая измена, такой обман. Как это возможно?

Соне 34 или 35 лет, ему под 60, у него две семьи, у последней жены дочь. Как можно бросить такую чудесную девочку, как Люба?

Вася мне позвонил в начале декабря и рассказал об этом романе. Я не хотела верить, не могла поверить, настолько это чудовищно. Мне казалось, что, быть может, тут недоразумение, клевета, что все выяснится, Вася ее так любил.

Я совершенно больна этим его горем. Я так была спокойна за его будущее, за их подлинное семейное счастье. И бедная девочка.

29 апреля. Вася прислал мне денег на дорогу, просил, чтобы я приехала. Весь декабрь он звонил мне.

14 мая. Судят Эйхмана в Иерусалиме. Свидетели один за другим рассказывают такие ужасы нечеловеческие, чудовищные.

XIX столетие от них отвыкло, для нас, людей доатомной эпохи, все это неправдоподобно. Да, неправдоподобно. Как страшный сон. А когда же будут судить Сталина, когда же громко, подробно изложат его кровавые дела? Этот зверь почище Эйхмана по количеству убитых, пытаных, загубленных людей. По количеству пролитой крови, по тому вреду, который он принес России.

Хрущев пытался его разоблачить, выкинуть из Мавзолея[919]919
  После XX съезда КПСС появились предложения удалить тело Сталина из Мавзолея (см. в аналитической записке для ЦК КПСС: Реабилитация: Как это было: В 3 т. М., 2003. Т. 2. С. 173 – 176). Это было осуществлено по окончании XXII съезда КПСС (17 – 31 октября 1961 г.) в ночь на 1 ноября; Сталин был захоронен у Кремлевской стены.


[Закрыть]
, Мао-Цзедун вступился.

Этот суд должен состояться. В веках должно стать известно, какой кровожадный, подлый и трусливый изверг царствовал в России 29 лет и глумился над народом, истребил деревню, истреблял интеллигенцию. И страна благодаря этому голодает до сих пор. Все лучшие силы на русской земле были уничтожены, загублены. А убийства?

Я не могу вспоминать о Сталине. Передо мной вырастает из земли какое-то странное чудовище, вроде Вия[920]920
  Из одноименной повести Гоголя (1835).


[Закрыть]
, не похожее на человека.

И как страна это вытерпела, осилила такую небывалую войну и растет и строится.

Не страна, а народ.

31 мая. Была сейчас с Марией Константиновной в Театральном музее для прослушивания пластинок Шаляпина.

Кроме сцены безумного Мельника с Князем на берегу Днепра[921]921
  Опера А.С. Даргомыжского «Русалка» (1855) с Шаляпиным в партии Мельника была поставлена в 1894 г.


[Закрыть]
, все пластинки плохие. Мельник великолепен. Девушка, сотрудник музея, рассказала вкратце биографию Шаляпина, а закончила тем, что всегда говорится: бедный Шаляпин был опутан контрактами, белогвардейцами и не смог приехать на родину, куда так стремился.

27-го смотрела спектакль «Рождены в Ленинграде» Ольги Берггольц[922]922
  Пьеса была поставлена И.С. Ольшвангером в Театре им. Комиссаржевской в марте 1961 г.


[Закрыть]
. На мой вопрос, какова пьеса, Ольшвангер ответил: честная пьеса. И правда, честная пьеса, хорошая. Ленинград, блокада, люди, молодежь, вынесшая на себе всю войну, голодная и бесстрашная. Ни о какой роли «партии» и помину нет. Девушки, юноши по собственному человеческому почину работали, помогали гибнущему люду, сами гибли. А у меня на душе уныло. Старость мешает. Смешно. Но до этой зимы я держалась. А надо бы еще продержаться какое-то время, чтобы привести в порядок дневники. Нету никакого писательского дарования. И очень уж убога морально дарованная мне Васей семья. Князевская деморализация.

В 1908 году Дягилев привез в Париж «Бориса Годунова» с Шаляпиным. Мы с Анной Михайловной Жеребцовой были на этом спектакле, я в первый раз видела «Бориса».

В «Revue des deux mondes»[923]923
  Парижский журнал (изд. с 1829 г.).


[Закрыть]
появилась статья самого известного в то время музыкального критика: «Il est venu, le grand Scythe!»[924]924
  «Он пришел, великий Скиф!» (фр.).


[Закрыть]
Спектакль был обставлен со всем возможным дягилевским великолепием. Говорили, что часть костюмов дала из своего музея княгиня Тенишева.

Чудесный юродивый – Чупрынников. Его тоже очень хвалили.

И после этого слушать скверные пластинки грешно.

13 июня. 3 июня, по-старому 21 мая, Еленин день, поехала в Детское Село (не могу безграмотно называть его Пушкин!) на кладбище посадить цветы на могилы мамы и Алены.

На кладбище у меня была приятельница-сторожиха, которая изливала мне свои горести. Прошлой осенью я ее не застала, и теперь дверь была закрыта деревянной щеколдой.

Мне нужна была лопата. Пошла искать кого-нибудь и встретила двух мужчин, один из которых оказался комендантом кладбища. «Живет здесь Елена Ивановна?» – «Живет-то живет, да не до того ей сейчас. О муже все хлопочет». – «А где он?» – «В тюрьме». – «За что?» – «За убийство». – «За убийство? Такой старый – за убийство?»

Да. У него нашли два паспорта. По одному ему 52 года, по другому 62. И открылось еще, что при немцах он полицаем был. Ловко сумел скрыть это, замести следы.

Вот так Алексей Антонович! Я видела его лет 5 или 6 тому назад, и мне и тогда показалось, что ему далеко за 60.

Убил свою любовницу. Пришел к ней на работу, вызвал. Какой у них был разговор, никто не слыхал. Она повернулась, чтобы уйти, он ударил ее чем-то тяжелым по голове.

Он сошелся или записался с Леной после эвакуации. Поступил в сторожа на Казанское кладбище. Оборудовал под жилье бывшую часовню. Лет 7, может быть 8, тому назад жену бросил и перешел жить в соседнюю деревню к молодой еще женщине, вдове.

Лена страдала, плакала и говорила мне: «Я тянулась перед ним, как полотняная нитка, топилась, как восковая свеча».

В прошлом году баба прогнала Антонова после того, как он помог ей поставить новую избу, наладил хозяйство…

2 июля. «Le petit prince» de Saint-Exupéry: «Adieu, dit le renard, voici mon secret. Il est très simple. On ne voit bien qu’avec le Coeur. L’essentiel est invisible pour les yeux. Les hommes ont oublie cette verité».

Tu deviens responsable pour toujours de ceux que tu as apprivoisés[925]925
  «Маленький принц» Сент-Экзюпери: «Прощай, сказал лис, вот мой секрет. Он очень прост. Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь. Люди забыли эту истину. Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил» (фр.; перевод Н. Галь).


[Закрыть]
.

Да. Но быть responsable pour toujours за лживые существа – это сизифов труд.

Руки опускаются. И так тяжело.

4 августа. 2-го приехал, вернее прилетел, «маленький» Вася – Васин обаятельный сын. 1-го рано утром он вылетел из Дели. Днем того же дня был в Москве. Пробыл сутки и 2-го в 6 часов вечера был уже у меня. Фантасмагория.

7 августа. Новый полет Титова. 17 оборотов вокруг Земли. Все утро я провела в беспокойстве. Умнее всех сказал Неру в своем поздравлении: «Этот прогресс… учит нас, что война на нашей планете – это безумие».

8 сентября. Справляли у Мити Толстого именины Натальи Васильевны. Попросили ее почитать свои стихи.

Она совсем ослепла. Тонкое, красивое лицо; подняла тонкую руку. Незрячими глазами смотрела вверх, читала прекрасные стихи.

Неожиданно вспомнила слепого Гомера. Н.В. очень талантлива.

Немного позже зашел разговор о страхе. Кто и когда испытал страх. Рассказал Виктор Андроникович Мануйлов.

Отгоняли немцев от Ленинграда, Детского Села. Тотчас же, на другой же день в Детское выехала комиссия для осмотра разрушений. Мануйлов входил в эту комиссию. Обошел Екатерининский дворец. Крыши, потолки разрушены. В одном полуразрушенном углу обнаружил четыре бомбы. Они тикали. Что делать?

Подъехал грузовик. Сошли офицер, полупьяный, и несколько солдат. Приехали из Павловска за горючим. За Павловском шли бои. Показали офицеру бомбы. Он подошел, покачиваясь. «Сейчас я их разряжу. Только пусть кто-нибудь ее держит». Все в ужасе. Подошел Мануйлов, взялся держать бомбу. Держал и весь дрожал мелкой дрожью. Страх. «Чего вы волнуетесь, – заметил офицер. – Волноваться нечего. Если она взорвется, через секунду не будет ни вас, ни нас, ни дворца. Вы не успеете этого заметить». И он, пошатываясь, обезвредил все четыре бомбы. «А я дрожал и дрожал. Офицер вскочил в грузовик, и они уехали, мы не успели ему сказать спасибо, спросить имя. В таком мы были потрясенном состоянии».

3 октября. Только что позвонил Кипарисов. «Вы собираетесь сегодня к Шуре [Кадоловой]? Поздно. Умерла сегодня утром».

Я была у нее третьего дня, 1 октября, в воскресенье. Меня отговаривала О.С.: «Вам будет трудно, тяжело». И как я рада, что ее повидала. И жалею, что не была раньше.

Посидела я около нее час, м.б. полтора, и услыхала такие теплые слова, что потрясена до сих пор. Она была в полном сознании. Лежала вытянувшись, на спине. Она всегда была обаятельна, теперь лицо приобрело строгую красоту. Точеные черты лица и огромные, строгие глаза и изредка лучезарная улыбка.

Накануне, 30 сентября, умирающая, она просила Ольгу Сергеевну меня поздравить с именинами.

Лежала она не в общей палате, а в каком-то закутке, и это было лучше.

Я села около нее, поблагодарила за поздравление. Она говорила тихо, с перерывами, закрывала глаза, отдыхала. «Самое лучшее время было, когда я работала с вами. Вы такая хорошая, мне все прощали. Вы не кричите, никого не обижаете… Как интересно было в Союзе писателей… поездки… Собирались в годовщину у вас на Кировском, как весело… А Вася вас пугал (она показала рукой, как Вася жонглировал блюдом с пирогом, и чудесно улыбнулась). Вы такая добрая… А Буратино! Как я любила Буратино… Я начала Буратино и кончила Буратино… (она имела в виду свою работу в Китае, где она поставила Буратино в Китайском кукольном театре). Много хороших людей… у меня дежурят наши, Сильва, Леля, Ляля (Ольга Сергеевна Кипарисова), нянечки хорошие».

Я все время гладила ее руку, грела совсем холодные пальцы. И не хотелось оставлять ее. Но она устала и сказала: «Я посплю». Я ушла под впечатлением ее добрых слов. Ни жалоб. Только добрые мысли о людях. И эти огромные серые глаза с черными ресницами и темными бровями. И еще она сказала: «Поклонитесь Ваське».

Рак. Ужасающая болезнь. Шура проболела два месяца. Все последнее время у нее поочередно дежурили днем Леля Воробьева, Сильва Гитович, Ольга Сергеевна Кипарисова, члены нашего бывшего коллектива, и кроме них ее знакомые, не говоря уж о ее муже, Николае Степановиче Кадолове, который проводил ночи около нее.

Сегодня я собиралась свезти к ней Буратино, того самого, которого Шура так любила, так хорошо водила и чудесно за него говорила. Кукла была живая в ее руках. Я его приготовила, ей было бы так радостно его повидать. Надо было раньше съездить.

И еще она сказала: «У вас было красивое платье, шелковое, коричневое с белыми цветами, мне оно нравилось. Потом вы стали хуже одеваться, и я расстраивалась».

Я гладила ей руку: «Какие у вас теплые ручки».

Каждое слово было проникнуто теплом, лаской. Их не забыть.

Конечно, я стала хуже одеваться. В конце 37-го года я взяла девочек Старчаковых.

1962

13 октября. Как я стала редко писать, и как это наводит на меня тоску. Мало сил и нелепая жизнь. Встречаю на днях Антона Васильевича Бондарчука. «Почему вы к нам не приходите, все обещаете, и все вас нет». – «Семья меня раздавила, внучка родила…». – «Да, знаю, Алла Сергеевна говорит, что вы святая». – «Святая? Просто дура». Он: «Это одно и то же!» Мы оба расхохотались.

А на свете происходит много смешного.

Например, с моим переводом «Chroniques de ma vie» Стравинского.

Я сдала исправленную мной самой работу в Музгиз 10 октября 61-го года, год тому назад. И начались у дирекции страхи и нерешительность. А вдруг Стравинский не приедет? А как посмотрит Москва?

Директор московского Музгиза прислал письмо, которое мне прочли. Я умоляла дать мне списать, говорят – неудобно. Оно гласило: 1) Стравинский формалист, у нас другие установки. Его принцип искусство для искусства – ложен. 2) Он переоценивает Дягилева. 3) Стравинский подобострастно относится к меценатам.

А впрочем, пишет Саква, издавайте, только на свой страх и риск. Максимовский сказал мне: «Я знаю, меня не расстреляют, не сошлют, но снимут с работы» – вот и боятся.

Но это все было до приезда Стравинского, до приема его Хрущевым etc. Причем 9 октября Максимовский мне сказал: «Размер тиража будет зависеть, примет ли его Хрущев. Если не примет – 10 000. Примет – 25 000 или больше».

31 октября. Переживу ли 28-е? Всегда жду смерти в этот день. Пережила. Надо быстро приниматься за работу.

5 ноября. 3 ноября умер маленький Петя, мой правнук. И мне его нестерпимо жаль. Такой был славненький, хорошенький малыш, а мертвый – как ангелок. И больно, больно, и я чувствую: мы все перед ним виноваты.

В морге я взяла его на руки, чтобы одеть, и плакала, плакала. Бедный мальчонок. Отец ни разу к нему не пришел, не взял его на руки. Не пришел встретить Соню при выходе из родильного дома; она так просила, чтобы он пришел. Все отцы приходят с букетами.

А Соня перед ним, Владиком, как кролик перед удавом.

Я никогда не забуду этого бедного крошки, такого беленького, такого чистого, спокойного. Ушел, еще никого и ничего не зная. А мы остались в своей тюрьме.

Как ужасен человек. И как могли мудрые евреи, написавшие Библию, сказать: создал их Бог Саваоф по образу своему и подобию! Прогнал этих бедных «совершенных» людей из рая, и их сын Каин убил брата своего Авеля. Из зависти. Где же тут образ и подобие?

Целое лето я выхаживала Соню, чтобы она могла благополучно родить, – и вот.

Болит о нем сердце до физической боли. Бедное, бедное дитятко. Ни в чем не повинное.

Господи, Боже мой, как мне его жалко, как жалко. Теперь корю себя за то, что уходила часто ночевать к Н.Ф. Шишмаревой. Но, правда, ночью от меня пользы было мало, даже никакой.

Я не могу успокоиться, все плачу об этом бедном крошке, какую-то всеобщую вину чувствую перед ним.

Условия жизни ужасные. Нас было в одной комнате четверо: Соня, Катя, малютка и я. Соня целый день кормила, стирала, гладила, ходила с ним гулять; без отдыха и срока. Иногда, когда ей надо было сходить на работу, по делу, я целый день его качала с радостью. Это маленькое тельце так меня трогало. Ночью я уходила спать к Наталье Федоровне Шишмаревой, т. к. от полубессонных ночей очень сильно болел затылок. Я вспоминала «Варьку» Чехова[926]926
  Имеется в виду рассказ Чехова «Спать хочется» (1888).


[Закрыть]
.

Соня решила отдать ребенка в дом малютки и туда же поступить санитаркой. Съездила. 2 <ноября> (sic) назначено было привезти мальчика для осмотра, вернулась в 8 часов, покормила. В 12 ночи ему стало плохо, и его увезли в больницу, Соня была при нем. 3-го в 1 час дня он умер, пробыв все утро (я пришла в 10 утра) под кислородовым аппаратом. При вскрытии диагноз: молниеносная мелкоочаговая пневмония.

Все очень странно. Нет, может быть, и не странно. Он чихал, изредка кашлял, 1-го был очень вялый, почти ничего не ел. 2-го я пришла в шестом часу с улицы, говорю, что ребенка везти нельзя, идет дождь, сырость, туман. Елизавета Ивановна возражает: ничего не случится, назначено ехать к шести, надо ехать. Сама увернула его. А Соня ее слушалась, как Бога. Ночью стало плохо. Она же настояла в начале октября, чтобы Соня поехала с ним в Ригу, к матери. Я хотела устроить ее в санаторию для матери и ребенка – нет, к маме, к маме. Пете было только 3 недели. Владик проводил до Риги.

Наташа как-то сама мне сказала: «Я приношу несчастье».

Не знаю, но больно, больно.

6 ноября. Сегодня мы его похоронили. Были родители, Марианна Евгеньевна и я. Больно, больно.

Я вижу его личико в гробу, и мне кажется, что он спустился с какой-то неведомой планеты, почувствовал все неблагообразие жизни, почуял, что отец его не любит, матери это больно, он лишний, и он, как светлый дух, вернулся туда, откуда пришел. Как в Petit prince de St. Exupéry.

Не могу, больно.

7 ноября. Его похоронили на Нововолковом кладбище[927]927
  Нововолковское кладбище на ул. Салова, д. 80; возникло рядом с братскими захоронениями периода Великой Отечественной войны; закрыто в 1964 г.


[Закрыть]
. Там отведено большое место для детских могил. Вчера был уже нерабочий день, на кладбище много народа. К невысоким крестам на некоторых детских могилках привязаны цветные воздушные шары, на могилках лежат куколки. Это наивно, но очень трогательно.

Не могу, сердце, кажется, не выдержит. Царство ему небесное.

29 декабря.

 
«Хотел бы уйти я
В небесный дым,
Измученный человек».
 

Какие великолепные стихи Ли Бо, и как превосходен перевод Гитовича[928]928
  См.: Три танских поэта. Ли Бо, Ван Вэй, Ду Фу: Триста стихотворений / Пер. А.И. Гитовича. М., 1960.


[Закрыть]
.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
  • 4 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации