Текст книги "Дневник. Том 2"

1967

16 января. Анна Андреевна мне рассказала: ее пригласили однажды явиться в НКВД (кажется, это было вскоре после реабилитации Е.М. Тагер). Ей дали список писателей (их было семьдесят девять) и сказали, что обращаются к ней как к уважаемой писательнице и лояльной советской гражданке с просьбой прочесть этот список оговоренных и оклеветанных писателей и высказать о них свое мнение.

Семьдесят девять имен. Среди них и Федин, и Тихонов, и многие другие (очевидно, восьмидесятая была я сама, догадалась Ахматова).

Никого там не было такого, кого она могла бы заподозрить в предательстве и вредительстве. Так она им и сказала[972]972
  Этот фрагмент (с ошибкой в указании месяца дневниковой записи Шапориной: февраль вместо января) приведен в статье: Разумов А.Я. Дела и допросы // «Я всем прощение дарую…»: Ахматовский сборник. М.; СПб., 2006. С. 255. Ахматова рассказала о ее допросе в качестве свидетеля в Военной прокуратуре Ленинградского военного округа 7 марта 1957 г. в связи с проверкой и пересмотром дел репрессированных.


[Закрыть].

Из этого списка, продиктованного чекистами людям, измученным пытками, побоями, брали по собственному вкусу: так был арестован и сослан поэт Спасский, он после освобождения недолго прожил, сердце устало.

Многие пострадали – не помню имен. А список, по-видимому, был составлен, вернее, написан под диктовку, Б. Лившицем и Юркуном, которых тоже нет на белом свете. Людей, домученных до предательства, уничтожают как нежелательных свидетелей.

19 марта. Анна Андреевна знала глубоко творчество Пушкина, его жизнь, мелкие подробности его жизни. Его переписку. Я читала ее статьи: «Александрина» и «Каменный гость»[973]973
  См., соответственно: Пушкин: Исслед. и материалы. М.; Л., 1958. Т. 2. С. 185 – 195; Звезда. 1973. № 2. С. 207 – 215.


[Закрыть].

Henri Troyat. Biographie de Pouschkine.

Pouschkine aimait la vie avec fureur, avec imprudence. C’est d’aimer trop la vie, qu’il est mort se tôt[974]974
  Анри Труайя. Биография Пушкина.
  «Пушкин любил жизнь с неистовством, с неосмотрительностью. Именно из-за того, что он слишком любил жизнь, он так рано умер» (фр.). Из книги Труайя «Пушкин» (1946).


[Закрыть].

Приложение
За пятнадцать лет

Зима 1918 – 1919 года. Наша родина, не залечив еще ран, нанесенных Первой мировой войной, зажата в кольце всевозможных интервентов, западных и восточных хищников, с исконной разгоревшейся алчностью. Идет кровопролитная гражданская война, Вандея, дошедшая, как и все в России, до бескрайних размеров. Обострились продовольственные затруднения, местами вспыхивает сыпняк, но народ мужественно отбивается на всех фронтах от врагов, гонит их, а в тылу с неослабевающим упорством борется со всеми трудностями, напряженно работает и строит новые формы жизни. Новые формы появляются и в театре.

Мало кто теперь помнит то далекое, суровое, героическое время. Героическим был этот период и в жизни театра марионеток; период наиболее трудный, но, пожалуй, и наиболее ценный по затраченной энергии, творческой инициативе и изобретательности. А главное – по тому энтузиазму, который помог нам выстроить на пустом месте кукольный театр, из ничего создать новое, стойкое, жизненное дело.

Литейный, 51. Небольшое театральное фойе, где стоит кукольная сцена[975]975
  Речь идет про Петроградский театр марионеток.


[Закрыть]. Ее портал расписан яркими цветами.

Темно. Электричество не горит, ток дается очень скупо. Холодно – нет топлива. Водопроводные трубы замерзли и лопнули, где-то из стены сочится вода.

При свете керосиновой лампы по сцене двигаются в неопытных еще руках марионетки, бросая длинные фантастические тени.

Вначале нас пятеро: архитектор Елена Александровна Янсон, известная художница-офортистка Елизавета Сергеевна Кругликова, художница Елизавета Николаевна Давиденко, Н.А. Барышникова и я. Вскоре, в феврале 19-го года, к нам присоединяются будущая писательница Елена Яковлевна Данько и Вера Георгиевна Форштедт.

Мы работаем в шубах, меховых шапках, валенках, теплых перчатках. Когда руки, окоченев до боли, перестают слушаться, бежим в сторожку, кипятим воду и отогреваемся кипятком.

Работаем весь день до позднего вечера и расходимся пешком по еле освещенным, занесенным снегом улицам Петрограда в разные концы города.

Трамваи после шести не ходят, извозчиков и в помине нет.

В такой обстановке родился первый театр марионеток.

Передо мной адрес, поднесенный мне кукловодами в день моих именин 17 сентября [19]19 года. В папке из серого картона адрес в стихах – их написала Е.Я. Данько.

На обложке вверху оба клоуна нашего цирка – Петя и Рыжий – держат герб кукольного театра. Внизу театральная маска, опирающаяся на вагу – коромысло, которым водят марионетку. На внутренних сторонах обложки атрибуты наших постановок: тут цилиндр и бич директора цирка, пастушьи посохи из вертепа, шмель и белка царя Салтана, шляпа, топор и трубки дровосека из «Красной Шапочки» и т. д. Остроумное оформление адреса – работа Е.А. Янсон. И подписи: Е. Кругликова, Е. Давиденко, В. Форштедт-Туцевич, Е. Янсон, В. Янкова, Е. Грейнер, Е. Данько, С. Некрасов, Н. Барышникова.

Кукловоды принесли, вернее, притащили мне еще один драгоценный подарок – бельевую корзину, полную овощей. Там были брюква, свекла, морковь – все с ботвой; словом, живописный фламандский натюрморт. А у меня был испечен пирог с капустой из ржаной муки.

Нашему театру всего девять с половиной месяцев, но, как пишет Е.Я. Данько в своем приветствии:

 
Пока над куклами мы бились
И в нитках путались подчас,
Неслышно куклы ухитрились –
Связали крепкой нитью нас.
 

За это время мы выпустили три постановки: «Вертеп» М.А. Кузмина, «Царя Салтана» по Пушкину (в моей инсценировке), «Цирк» К.Э. Гибшмана; начали ставить «Красную Шапочку» Е. Данько и готовили пятую: «Сказку о Емеле-дураке, или По щучьему велению» – также Е. Данько.

Теперь, когда кукольные театры всех видов покрывают густой сетью Советский Союз и когда за 39 лет накоплен огромный опыт, может быть, нам скажут: почему так мало?

Тот, кто не пережил в Петрограде тех первых суровых лет революции, не сможет себе ясно представить, с какими трудностями нам пришлось столкнуться. И не только столкнуться, но и преодолевать их. Жители Петрограда получали осьмушку хлеба, дров в продаже не было. Мы холодали и голодали. Диву даешься, когда вспоминаешь, что в то время и в таких условиях создавался Большой драматический театр, где репетировали «Дон Карлоса» с Монаховым – гениальным Филиппом II. В [19]20 году Марджанов организовал Комическую оперу: там шли блестящие постановки очаровательных опер Моцарта («Похищение из Сераля»), Доницетти («Дон Пасквале»), Обера («Бронзовый конь»), Чимароза («Тайный брак») и другие.

* Указание об этом переводе – в журнале «Любовь к трем апельсинам» за 1914 г.[976]976
  В разделе «Хроника» было сказано, что Л. Яковлева перевела эту пьесу; см.: 1914. № 1. С. 64.


[Закрыть]

А мы, скромные кукольники, в 1919 году ощупью открывали сложную механику сцены, технику построения и вождения марионетки и выпускали спектакль за спектаклем. Именно открывали, так как навыки прошлого не дошли до нас. Когда мы взяли в руки марионетку, нам пришлось осваивать ее заново, как будто до нас и не было многовекового опыта. Нам пришлось начать работу тогда, когда последние кукольники-профессионалы сошли со сцены: умер Козлов, не стало и Егорова-Назарова, работавшего со Слонимской и Сазоновым в 1916 году[977]977
  Имеется в виду Театр марионеток, организованный в 1916 г. в Петрограде супругами Ю.Л. Слонимской и П.П. Сазоновым и давший в этом году с 15 февраля несколько представлений, – сначала в собственном доме семьи Гаушей на Английской наб., д. 74/2, а затем по адресу: ул. Баскова, д. 2.


[Закрыть].

Перед кукольным театром возник ряд задач тем более трудных, что они были беспрецедентны. В противоположность «человеческому» и даже петрушечному театру нарождающийся советский кукольный театр не имел преемственных традиций ни в технике этого дела, ни в репертуаре.

Марионетки влекли меня к себе давно. Еще в [19]12 году мы с группой художников мечтали организовать театр марионеток.

В 1914 году Н.В. Петров приобрел у вдовы старого профессионала-кукольника Козлова несколько марионеток и маленькую переносную сцену, на которой тот показывал дивертисментные номера в балаганах и по богатым домам.

Петров ставил на этой маленькой сцене в начале Первой мировой войны злободневные скетчи, где фигурировали Вильгельм II, Франц-Иосиф и т. п. Я писала ему что-то вроде декораций. Помню у него куклу Козлова, излюбленный аттракцион старых кукольников: скелет, у которого внезапно распадались все кости и так же легко, искусством кукловода, собирались воедино. На черном фоне этот трюк безошибочно производил сильнейшее впечатление.

Вдохновившись домашним театром Слонимской и Сазонова, Н.В. Петров построил в 1916 году уже настоящую сцену, много больше старой, 4×3 аршина, и обучал водить кукол В.Г. Форштедт и В.С. Ухову, учившихся тогда в Школе сценических искусств у Петровского[978]978
  Правильно: Школа сценического искусства, основанная А.П. Петровским в Петербурге в 1908 г.


[Закрыть]. По просьбе Петрова я перевела «Зеленую птицу» Гоцци*, писала декорации к ней, делала эскизы костюмов, которые шила Н.С. Рашевская. Все это делалось, конечно, бесплатно – уж очень хотелось создать кукольный театр.

К сожалению, это дело, начатое с большим жаром, не удалось довести до конца. Н.В. Петров ушел из Александринского театра, собрал труппу и уехал в провинцию. Все наши труды пропали даром. Я много думала о создании театра марионеток, мысль эта меня не покидала, но средств, конечно, не было.

Наступил Октябрь. Семнадцатый и восемнадцатый годы. Это годы огромного подъема творческой энергии; все бывшие в потенции силы искали себе применения. Началась пора созидания. Мне казалось, что вот теперь настало время осуществить мою мечту. Хотелось создать новый тип марионетки, которая, унаследовав некоторые свойства старого Петрушки, вдохновилась бы народным эпосом и фольклором и порвала бы раз [и] навсегда с утонченно-эстетическими начинаниями недавнего прошлого. Я мечтала о народном театре. Мне казалось, что кукольный театр, каким он представлялся мне, имеет все данные, чтобы показать, вернуть народу забытое им достояние.

Я поделилась своими планами с К.К. Тверским (Кузьминым-Караваевым), работавшим в Петроградском отделе театров и зрелищ. К.К. страстно любил театр и еще в студенческие годы сотрудничал в маленьком театральном журнале доктора Дапертутто (Мейерхольда) «Любовь к трем апельсинам»[979]979
  К.К. Тверской был членом редколлегии, но не публиковался в журнале «Любовь к трем апельсинам».


[Закрыть].

Ему понравилась моя затея. Комиссаром Отдела театров и зрелищ была жена А.М. Горького – умная, красивая Мария Федоровна Андреева. Все новое, свежее находило у нее поддержку. Она с интересом отнеслась к моему предложению, и меня привлекли к работе.

В ноябре 1918-го Отдел театров и зрелищ организовал театральную студию детского и кукольного театра. Для руководства художественной работой студии была создана коллегия, в состав которой входили: поэт М.А. Кузмин (литературная часть), композитор Ю.А. Шапорин (музыкальная часть), художник Ю.М. Бонди (декоративная часть), артист и драматург С.И. Антимонов, режиссеры К.К. Тверской, К.Ю. Ляндау, С.Э. Радлов, архитектор С.С. Некрасов и я как организатор кукольного театра.

Первое заседание коллегии состоялось 15 ноября 1918 года.

Я высказала мнение, поддержанное товарищами, что в первую очередь надо заняться кукольным театром, так как этот участок подлинная terra incognita[980]980
  земля неизведанная (лат.).


[Закрыть] – нетронутая целина. Не было ни кукол, ни кукловодов; о репертуаре и говорить не приходилось. Первые заседания (15, 19 и 22 ноября 1918 года) были посвящены вопросам репертуара. После продолжительных и горячих прений приняли постановление о том, что репертуар кукольного театра должен быть народным. Это относилось как к русским, так и к западным произведениям. М.А. Кузмин огласил перечень пьес для кукольного театра, пополненный остальными товарищами.

Пьесы, готовые к постановке

а) Русский репертуар

Языков. «Жар-птица»

Гумилев. «Дитя Аллаха»

Кузмин. «Вертеп»

Гоголь. «Женитьба»

Анонимные пьесы: «Царь Максимильян». Тексты Петрушки б) Иностранный репертуар

Гоцци. «Женщина-змея»

«Зеленая птица»

Шекспир. «Макбет»

Феерии: Жюль Верн. «Тысяча верст под водой», «Путешествие на Луну»

Пьесы, которые надо написать по существующим текстам

«Повесть о Савве Грудцыне» (XVII век)

«Повесть о горе-злосчастье»

«Повесть о Шемякином суде»

Былины: о Даниле Денисьевиче и жене его Василисе Микулишне

Гоголь. «Вий» и «Страшная месть»

Пушкин. «Сказка о царе Салтане», «Сказка о попе и его работнике Балде»

Ершов. «Конек-Горбунок»

Иностранные тексты кукольного Фауста

«История подвигов Геркулеса»

Для театра-студии после длительных обсуждений были приняты следующие произведения:

Гете. «Великий Кофта»

Шекспир. «Король Джон»

Шекспир. «Тимон Афинский»

Лесков. «Расточитель»

«Сакунталла»

Еврипид. «Киклоп» в переводе И.Ф. Анненского

Было решено принять в первую очередь к постановке эту, как не шедшую еще в России, имевшую безукоризненный перевод, а режиссуру предложить С.Э. Радлову.

Кузмин очень советовал инсценировать и поставить в кукольном театре повесть «О Савве Грудцыне». Это исключительно интересная повесть, своего рода русский «Фауст». Здесь совершенно естественно переплетаются подлинный быт и обычаи XVII века, исторические факты (осада Смоленска) с яркой чертовщиной и мистикой, которая завершает повесть. Очень я мечтала поставить эту вещь, да и не удалось.

Читая теперь сохранившиеся в Архиве Октябрьской революции протоколы заседаний коллегии, удивляешься утопичности наших проектов и постановлений. Никто не отдавал себе отчета во всей сложности такого нового, как театр марионеток. Был огромный размах мечтаний, необъятные планы и страстное желание все эти планы осуществить. Энтузиазм был так велик, что мы и на самом деле добились в тяжелых условиях очень многого, расставшись по пути с лишним балластом несбыточных иллюзий.

Вот пример легкомыслия членов нашей коллегии: 20 ноября 1918 года было постановлено выпустить первый спектакль детского театра «Дерево превращений» Гумилева 25 декабря; к тому же сроку должна быть готова и постановка пьесы кукольного театра. Предполагалось поставить «Зеленую птицу» Гоцци – пьесу в 5 актах. Привожу постановление коллегии: «Ивану Михайловичу Сухову (Сухов был молодой талантливый композитор, кончающий консерваторию). Постановлением Художественной коллегии от 22.XI с.г. (1918) Вам предложено написать музыку к пьесе “Зеленая птица”, которая в 20-х числах декабря пойдет на сцене Кукольного театра. Об условиях работы можно справиться у Ю.А. Шапорина». А между тем у нас еще не было ни кукол, ни кукловодов.

Детский спектакль вышел в срок и был очень удачен. Запомнились красочные декорации В.М. Ходасевич, музыка Шапорина и интересная постановка Тверского – Чернявского «Змей и судья».

На музыкальный номер из этой пьесы «Появление Вельзевула» Блок написал стихи «Хор татар», которые вошли в кантату Шапорина «Куликово поле».

О кукольной постановке, конечно, не могло быть и речи.

С 1 декабря мы с увлечением принялись за работу. Все было ново, на каждом шагу вставали перед нами новые препятствия, каждую мелочь надо было изобретать самим, и это захватило всех.

На приобретение сцены, кукол и общее оборудование П[етроградский] Т[еатральный] О[тдел] ассигновал 15 000 рублей.

В начале декабря Н.В. Петров продал нам свою сцену и четыре куклы за 2500 рублей. В Архиве хранится копия с его расписки и подпись: «Н.В. Петров, Председатель Петрозаводского прогрессивного союза сценических деятелей.

Союз Трудовых коммун Северной области».

Слухи об организации театра марионеток дошли до Народного дома[981]981
  Имеется в виду Государственный Народный дом им. К. Либкнехта и Р. Люксембург (бывш. Народный дом имп. Николая II) по адресу: Александровский парк, д. 4 (в 1923 – 1991 гг. парк Ленина).


[Закрыть], и вот на Литейном, 45, где помещался Отдел театров и зрелищ и где нам отвели комнаты для работы, появился милейший Ив. Ив. Смирнов. Он прежде работал с марионетками, но расстался с ними.

«Видите ли, – рассказывал он, – марионетки дело очень суматошное: нитки путаются, мы с женой ссоримся, одна трепка нервов получается. Решили бросить. Теперь я свистун и чревовещатель – это много спокойнее». Он выступал на открытых сценах с большими, якобы говорящими куклами в рост трехлетнего младенца и вел с ними развлекательные диалоги. Веселый, румяный – ему было лет 50, – довольно плотный, с ясными голубыми глазами; от него так и веяло добродушием. Иван Иванович продал нам несколько марионеток и поделился своим очень элементарным опытом. Марионетка в его руках летала по воздуху, а он вел за нее балаганные разговоры. Очевидно, вся соль выступления была в этой веселой болтовне. Как двигалась марионетка, мало интересовало Ивана Ивановича. Но все же его помощь оказалась очень ценной. Качество ниток, подвязывание марионетки, устройство ваги – все это мы узнали от него. Продал он нам кукол с вагами и нитками что-то очень дешево, помнится, за полторы тысячи рублей.

Как-то зимой в студию заехал А.В. Луначарский. Мы хвалились своими достижениями и дешевой покупкой. «И надуваете же вы бедных кукольников», – подтрунивал он над нами. Этих кукол все же было мало, надо было строить новых, вырезать головки. За это дело взялись художницы Е.С. Кругликова и Е.Н. Давиденко. Пробовала резать и скульптор Наталья Яковлевна Данько, но фактура дерева была ей чужда. Привычка к глине, к фарфоровой скульптуре приводила к измельчению формы, что театральной кукле противопоказано. Как профессионалов-кукольников, так не застали мы в живых и профессионалов-резчиков. Последнего из них, известного мастера Ананьина, я разыскала при помощи Ив. Ив. Смирнова на Охте. Охта была излюбленным местом жительства петрушечников, марионетчиков и резчиков кукол.

Я застала Ананьина за столярным верстаком. Старенький, небольшого роста, с желтым, изможденным лицом, он напомнил мне плотника Иосифа со старого голландского полотна.

Ананьин мне рассказал много интересного о традициях резчиков. Каждый из них вырезал определенные типы; кто резал конские головки, кто – гротескные лица – маклеров, купцов и т. п., кто – петрушек. Старик очень обрадовался моему предложению поселиться при театре и вырезать для нас головки марионеток, так как нужда заставила его бросить любимое ремесло, ставшее никому не нужным. Он обещал прийти к нам на следующий же день, проводил меня до трамвая и долго смотрел мне вслед. Тщетно мы прождали его несколько дней – он не явился. Оказалось, что старый мастер заболел на следующий же день после моего посещения и умер. Трудное было тогда время. Трудное и голодное.

Но, несмотря ни на что, мы все-таки очень весело встретили Новый 1919 год в «Привале комедиантов», у Бориса Пронина.

Вечер предполагался костюмированный, но, конечно, все пришли, кто в чем хотел. Ю.А. Шапорин пошел в бушлате и высоких валенках, в чем приехал утром из Вязьмы, куда съездил, и довольно удачно, за продуктами. Чтобы иметь вид будто бы костюмированный, я накинула на голову бабушкины блонды[982]982
  Блонды (от фр. blonde – золотистая, рыжеватая) – кружево из шелка-сырца золотистого, а также белого или черного цвета.


[Закрыть].

Осталась в памяти веселая новогодняя ночь. Много знакомых. Румынский оркестр; Борис Романов, вскочив на столик, отбивает умопомрачительную чечетку и кричит румынам, играющим «И обычай наш кавказский»: «Жару, жару…» Уже поздно, надо идти домой. Ни Шапорина, ни Блока нигде не видно. Любовь Дмитриевна с зажженной свечкой в подсвечнике идет в дальние комнаты разыскивать мужа. На ней костюм времен Директории: полосатое, синее с белым длинное платье, крест-накрест надета белая косынка, завязанная позади, и белый чепчик. Она находит Блока и Шапорина мирно и крепко спящими на каких-то диванах у Бориса Пронина.

В ту зиму [19]18 – [19]19 годов мы разыскивали по всему городу и скупали старых марионеток. Эти куклы профессионалов послужили нам ключом ко многим секретам марионеточного ремесла, но они были все же очень примитивны по своей конструкции и образцом для нас служить не могли. Тем не менее встречались среди них и очень интересные. Запомнилась одна старая кукла, за которой у нас сохранилось имя Соломонида по ее роли в «Вертепе». У нее было на редкость выразительное лицо. Углы ее резко очерченного рта кончались глубокими характерными завитками, придававшими ее лицу при игре света и тени любое выражение. То казалось, что она плачет, то улыбается. Незаменимым изобретателем как в технике сцены, так и в построении куклы явилась Елена Александровна Янсон. Надо было самим додумываться до всех тех тонкостей и трюков, которые на Западе передаются от отца и сыну. Так, например, единственные марионетчики-профессионалы Парижа, семья Вальтонс, выступавшие в 20-х годах ХХ века, ведут свою генеалогию со времен Французской революции 1789 г.

В Детском театре-студии той самой зимой ставили пьесу «Саламинский бой» А.И. Пиотровского (музыка Шапорина). Костюмы были исторически и этнографически выдержаны в соответствии с климатом Эллады, а в театре стоял неистовый холод. Во время одной из генеральных репетиций встречаю в фойе красивого актера С[афарова] – с типичной внешностью героя-любовника. На голове шлем, а поверх легкого костюма греческого воина, с голыми коленками, накинута добротная шуба. Он в ярости. «Помилуйте, – говорит он негодующим баритоном, – на сцене четыре градуса тепла! Вы понимаете, с моими данными играть при четырех градусах!»

Но мы работали целые дни, не обращая внимания на градусы. Правда, мы были в шубах и валенках. Нам была необходима серьезная лабораторная работа, но вместе с тем мы должны были доказать свое право на существование. Поэтому, едва освоив трудную науку создания марионеток, мы принялись за постановку пьесы М.А. Кузмина «Рождественский вертеп» с музыкой автора. Пьеса оказалась коротка, и, чтобы заполнить целый спектакль, присоединили «Царя Салтана» (в моей обработке). Можно себе представить, сколько выдумки надо было проявить на первых порах, чтобы марионетка выучилась обыгрывать предметы, это ведь не Петрушка, которому все дается легко, у которого человеческие пальцы хозяина положения.

Интересные и красочные эскизы костюмов и декораций к «Вертепу» и «Салтану» сделала очень талантливая, рано умершая художница Надежда Владимировна Лермонтова (1885 – 1921). По ее эскизам выполняла костюмы художница Ю.А. Тиморева – она раскрашивала миткаль и создавала очень театрально-красивые вещи.

В Архиве Октябрьской революции в делах Отдела театров и зрелищ сохранились все протоколы заседаний коллегии; из них всю нашу театральную жизнь видишь как на ладони. Работа кукольного театра, как совершенно новое дело, занимала всех, и вот в Архиве я нахожу такую повестку:

«Отдел театров и зрелищ. 24.XII.1918 г. Петроград. Л.В. Яковлевой.

Вследствие проявления комиссаром Отдела интереса к постановкам Кукольного театра Художественная часть театра-студии просит представить все эскизы и материалы, относящиеся к постановке, и прибыть лично в среду 25 декабря (18-го г.) в 11 часов дня в помещение театра-студии».

Работали мы целыми днями.

Елена Александровна Янсон, как архитектор, взяла на себя обязанность техника сцены и проявляла чудеса изобретательности. Мы с ней оставались в театре до позднего вечера, шли потом вместе до цирка[983]983
  Первый Петербургский каменный цирк на наб. реки Фонтанки, д. 3.


[Закрыть], чтобы отсюда разойтись пешком в противоположные концы города. Я жила у Покрова, Елена Александровна – на Петроградской стороне, на Широкой.

Здесь, у цирка, мы простаивали чуть не часами, столько было еще нерешенных вопросов, выдумок, находок. Мы смеялись, что придется носить с собой складные стулья, – нашим разговорам не предвиделось конца.

С материалами было трудно. По установленным ценам ничего нельзя было достать. Приходилось многое покупать по взвинченным рыночным. Управляющим делами Отдела театров и зрелищ был Петр Петрович Крючков. В ту пору это был миловидный стройный молодой человек лет 20, с волнистыми каштановыми волосами, синими глазами, жемчужными зубами и нежным румянцем. Я приходила к нему с просьбой отпустить нам столько-то аршин миткаля (у отдела были склады).

– Зачем вам миткаль? Вас пять женщин, режьте свои юбки, – отвечает Крючков. Я ухожу, но не теряю надежды.

На следующий день тот же ответ. На третий день Крючков берет мое заявление.

– Харашо, харашо (с ударением почему-то на а), – и пишет распоряжение выдать мне требуемое количество миткаля. И так всегда. Надо было только запастись терпением и упорством.

В начале 30-х годов Алексей Николаевич Толстой гостил у А.М. Горького в Сорренто и привез оттуда много фотографий домашнего окружения Алексея Максимовича. На всех фото был и Крючков, в то время личный секретарь Горького. Узнать его было невозможно. От былой стройности и миловидности не осталось и следа. Опухшее, одутловатое лицо с крошечными заплывшими щелками глаз.

12 апреля 1919 года мы дали свой первый спектакль в бывшем театре Елисеева, как тогда называлось помещение, занимаемое теперь Театром комедии, и куда той весной перекочевала студия. Как мы волновались – легко себе представить. Спектакль был обставлен хорошо, прошел гладко. Музыкальные номера исполнял квинтет. Очень хорошо звучала музыка к «Вертепу». М.А. Кузмин однажды сказал: «У меня не музыка, а музычка, но в ней есть свой яд». У него были прелестные песенки, оперетты «Возвращение Одиссея», «Куранты любви», «Венецианские безумцы» и превосходная вокальная сюита «Города» (Углич, Москва, Петербург). Мало кто знал ее, и судьба ее мне, к сожалению, неизвестна[984]984
  См. этот цикл в кн.: Кузмин М. Стихотворения. Из переписки / Сост. Н.А. Богомолов. М., 2006.


[Закрыть].

Однажды на наш спектакль пришел Таиров вместе со своим актером С., который увлекался куклами. С. долго жал мне руку и благодарил за то, что я завоевала куклам право гражданства.

Мы играли на Невском до 20-х чисел июня (1919), когда встал вопрос о нашем переезде в Народный дом. Этот переезд очень пугал меня: было страшно затеряться среди веселых кресел, вертящихся колес и американских гор, превратиться в очередной аттракцион; ведь мы еще еле-еле становились на ноги, и казалось, не выплыть нам в таком окружении. Но Н.В. Петров утешал меня: «Если у театра есть жизнеспособность, вы и в Народном доме выплывете».

Не потонул театр ни в Народном доме, ни во многих еще более опасных водоворотах.

При переезде нам пришлось расстаться с квинтетом, у нас остался только рояль. Нам отвели в саду летнее помещение, нечто вроде длинного сарая с невысокой эстрадой для сцены, и снабдили всем необходимым:

«26. VI.19. Зав. хозяйственной частью т. Либину. Художественная часть отдела просит вас в срочном порядке о выдаче Кукольному театру 150 аршин старого холста, 30 аршин миткаля, гвоздей, досок, брусков, проволоки, английской веревки, ниток и булавок. Кроме того, откомандировать для Кукольного театра плотника и портниху, а если таковых не имеется, разрешить Кукольному театру нанять нужных людей для дела самостоятельно».

Наш театр имел очень большой успех как у детей, так и у взрослых. Весело было смотреть на длинные очереди у нашей кассы. Дело было невиданное – настоящий кукольный театр. Я объединила всех дивертисментных кукол, доставшихся нам от старых профессионалов, в самостоятельное цирковое представление, добавив к ним слона и лошадь. Текст написал К.Э. Гибшман, известный эстрадный актер и блестящий конферансье, – текст веселый, доходчивый, в чуть раешном стиле. Гибшман приходил к нам в театр и тут же иллюстрировал свой текст танцами и пением, которые мы прилежно переводили на кукольный язык. До сих пор весело вспоминать нашу совместную работу с остроумнейшим, полным юмора, обаятельным Константином Эдуардовичем. Он приплясывал, напевал свои песенки, пианист записывал их на лету, и мы быстро поставили «Цирк». Спектакль имел громадный успех. Многие трюки были для зрителей непостижимы.

Во время спектакля я обычно сидела в публике, чтобы отмечать погрешности игры и слушать отзывы. Бывали курьезы. Как-то ко мне обратилась моя соседка, гражданка в шляпе: «Я понимаю, это большие куклы, – сказала она. – Но жонглер? Жонглер, конечно, человек. Кукла так работать не может». И была потрясена, когда я стала уверять, что жонглер тоже кукла. Благодаря пропорциям сцены марионетки казались очень большими. Некоторым цирковым трюкам мы учились по куклам старых профессионалов. К ним принадлежал и жонглер. Но многие номера мы изобретали сами. Например, сложный и хитроумный номер канатоходки (который, по словам Елены Александровны Янсон, являлся моим изобретением), ваги для зверей, для парных танцоров и т. д. Эта постановка легла в основу всех последующих цирковых представлений в театрах марионеток. Цирковую лошадь, серую «в яблоках», сделала Елизавета Сергеевна Кругликова и очень забавно расписала ее. Лошадь была в буквальном смысле в румяных яблочках с листиками у черешка. Эта невиданная масть веселила как детей, так и нас самих.

Но одеть цирковых актеров было не так-то просто. У меня сохранилось письмо художника Бонди. Юрий Михайлович посылает мне нераскрашенный рисунок костюма для «Цирка» и спрашивает, есть ли у нас анилиновые краски и какие цвета. «А если красок нет, не лучше ли шить костюмы из цветных тряпочек?» И мы усердно собирали шелковые, бархатные и парчовые обрезки, кусочки газа, тюля. Ведь не оденешь балерину в миткаль.

16 июля 1919 года в газете «Жизнь искусства» была коротенькая статья «В кукольном театре»: «13 июля Кукольный театр поставил новую пьесу-сценарий К.Э. Гибшмана “Цирк”. Перед зрителем проходят все обычные персонажи цирка, начиная от директора (он же конферансье), малолетней наездницы мисс Арабеллы, жонглеров-соперников, плясуньи на “туго натянутом канате”, карликов, клоунов, акробатов на трапеции и кончая, наконец, русским комическим дуэтом с танцами, частушками и прибаутками. Программа смотрится легко и с интересом, особенно молодой аудиторией… Все три серии театр был переполнен». Как же было нам не радоваться всей душой на наше новорожденное дитя!

Театр заинтересовал общественность. В августе 1919 года в «Жизни искусства» появляется очерк Вл. Лачинова о марионетках на Западе, о том интересе, который проявили к кукольному театру такие писатели, как Лесаж, Гете, Гофман и др. Очерк начинается словами: «С успехом действующий ныне в Петербурге Кукольный театр еще раз подтверждает, насколько эти представления дороги сердцу и профанов, и знатоков»[985]985
  Лачинов Вл. Кукольный театр // Жизнь искусства. 1919. № 210. 8 авг.


[Закрыть].

Интересовался театром и Константин Державин. Он писал весной [19]20 года о «Смысле Кукольного театра»[986]986
  Державин К. О смысле Кукольного театра // Жизнь искусства. 1920. № 419/421. 11/13 апр.


[Закрыть].

Весной и летом в наш коллектив вошли Валентина Васильевна Янкова и Евгений Иванович Грейнер. Надо сказать, что все первые годы существования театра марионеток за кукол читали актеры и актрисы. Невропасты (кукловоды) были еще слишком неопытны, игра марионетки требовала такого напряженного внимания, что было не до текста и надо было еще поработать над постановкой голоса, читкой. Одними из первых чтиц были опытная актриса Некрасова-Колчинская, имевшая в прошлом свою труппу, и Маргарита Георгиевна Чарина-Угельская.

В то лето шел внутренний ремонт Оперного театра Народного дома под руководством Владимира Алексеевича Щуко. Как-то раз Мария Федоровна Андреева повела меня осматривать зрительный зал этого театра и рассказала, что какие-то приезжие не то из Москвы, не то из-за границы, я не помню, упрекнули ее за излишнюю «аристократичность» отделки зрительного зала. «Вы правы, – ответила она, – я готовлю театр для аристократии нашего времени – для рабочих, для трудящихся. Они это заслужили, они этого достойны».

В то время у петроградцев была еще особая нагрузка: дворники и швейцары были упразднены, их заменяли жильцы. Однажды в ночную смену я дежурила с моей приятельницей, жилицей того же дома. Дежурили всегда по двое, для устрашения грабителей, которых, кстати сказать, как будто и не было. Мы сидели на складных стульях у ворот. Раздавался отдаленный грохот пушек. Наступал Юденич. Город был объявлен на военном положении, кое-где готовились баррикады. Но и тогда, и во время блокады Ленинграда в [19]41 – [19]44 годах я была твердо уверена, что враг не войдет в Ленинград, – сомнений у меня не было.