Текст книги "Голос Незримого. Том 2"

ДРАМЫ В СТИХАХ

ГОЛУБОЙ КОВЕР
^{романтическая драма в 3-х действиях
с прологом и эпилогом}

УЗБЕК – хан Татарии, 40 лет, гордое узкое лицо, несколько поблекшее.

АИШЭ – первая жена его, 35 лет, некогда красивая, теперь обрюзгшая.

ЭМЕНЭ – вторая жена его, 22 лет, миловидная, худощавая.

ШЕЙБАН – главный советник и правая рука хана.

СУБУДАЙ советники, члены Дивана.

КУРУЛТАЙ, НЕВРКОЙ, НОГАЙ – мамелюки.

БУРУ – евнух.

ГУЛЬСУМ – надзирательница гарема, старуха.

МНЕВЭР – нищая девушка, плясунья, лет 16, невысокая, гибкая с огромными, серо-зелеными очами.

ГЯУР – юноша пленник.

1-я, 2-я, 3-я, 4-я – прислужницы.

Рабы и рабыни, прислужницы и музыканты, торговцы базара, нищие, дервиши.

Действие происходит в Золотом-Сарае, столице Татарии, в начале XIV века.

Сцена представляет плоскую крышу ханского дворца. На ней – пестрый ковер и пышные подушки. Прямо сзади – тонкий белый минарет, четко высящийся в розовом закатном небе, на котором серебрится серп полумесяца. Дальше – причудливые улички и строения города, теряющиеся в сиреневом сумраке.

По мере наступления ночи там вспыхивают бледные огоньки.

УЗБЕК сидит, поджав ноги и задумавшись, посреди ковра. Перед ним медные блюда с плодами и другими яствами, серебряные кувшины с напитками. Справа от него – АЙШЭ, слева – ЭМЕНЭ, закутанные в покрывала. При подъеме занавеса узенькая дверца минарета мгновенно распахивается, маленький седобородый мулла в малахитовом халате выскакивает из нее и, приложив ладони кушам, протяжно-печально поет: «Алла-эль-ала-эль-ала…»

Затем так же мгновенно дверца захлопывается, и мулла исчезает.

УЗБЕК (очнувшись от задумчивости)

 
Идут года… Но так же над вселенной
Луна в свой час восходит, заблестев,
И так же в воздухе дрожит священный,
Как голос времени, муллы напев…
Под этою луною доброликой
Цветет всё так же мой родимый край.
Богат я, хан Татарии великой!
Богат мой город – Золотой-Сарай!
Слышны издалека его базары,
И минареты издали видны.
Сребристого руна мои отары,
Златистой – редкой – масти табуны.
Мои – холмов топазовые лозы
И плод их сладкий – чауш и шасла.
Мои – долин оранжевые розы
И ароматные из них масла.
Прекрасен мой дворец, цветной, как в сказке,
От радужной узорности окон,
От кармазинно-кубовой раскраски
Стенных рисунков: птиц, цветов, письмен…
И хороши, белы иль полосаты,
Мои из шелка лучшего чалмы
И алые иль желтые халаты
Из самой дорогой тармаламы…
И недурны мои все ятаганы —
В латуни, в черни, в яшме, в бирюзе,
Янтарные приборы для кальяна,
Хрустальные – к шербетам и бузе…
Мурзы мои покорны и ретивы,
Другие слуги тоже неплохи,
И добр народ, простой и незлобивый, —
Торговцы, пекари и пастухи…
А сам я – статен, крепок, не недужен,
Хоть и достиг уж середины лет.
Возлюблен славою, со счастьем дружен,
Хвалим молвою и зурной воспет.
Ходил два раза в Мекку и Медину
И раз двенадцать прочитал Коран!
Всю жизнь у власти – козни ни единой!
Всю жизнь в бою – и не имею ран!
Разбиты мной кипчаки и киргизы,
Устроена и собрана Орда.
Хвала Аллаху! Я сильней Чингиза…
Но нет меня несчастней иногда.
Терзаюсь тайно я великой скукой,
Глубинной, беспричинною хандрой…
Напрасно тешусь я стрельбой из лука
И развлекаюсь шахматной игрой.
Скучны мне утр жемчужные сиянья,
Мерцанья бирюзовые ночей,
Скучны мне страсть, война и пированье,
И женщины со всей красой своей!..
 

(Поникает опять в унынии дум.)

АЙШЭ и ЭМЕНЭ робко склоняются пред ним, предлагая одна – блюдо с плодами, другая – кубок с вином.

(Замечает и небрежно отстраняет их)

 
Вы, женщины! Наложницы иль жены —
Вы одинаковы во всем, всегда:
Покорные улыбки и поклоны,
Закрытый лик, сомкнутые уста…
Их знаю я. И знаю ваши ласки
С немой готовностью, без слов, без слез…
У всех вас – знаю! – ногти в желтой краске
И запах кабарги от всех волос…
Когда был юн я, вы казались тайной.
Теперь забавой кажетесь пустой!
Блаженство с вами слишком обычайно,
И с этой ночь – не лучше ночи с той!
Вы, жены, раньше в этом лунном блеске
Манили, как магнолии, меня…
Сейчас, как этих тканей арабески,
Не замечаю вас почти что я!
Твоя, Айшэ, уже былая прелесть,
Твоя младая прелесть, Эменэ, —
Мне равно, как и ваш инжир, приелись,
Как ваш напиток, надоели мне!
 

АЙШЭ раболепно целует одну его руку, ЭМЕНЭ – другую.

(Гневно отдергивает свои руки)

 
Ничтожные, докучные творенья!
Зачем вас создал праведный Аллах?
Ужель, чтоб делать мне из роз варенье?
Дарить мне тюбетейки в жемчугах?
Запрещено вступать вам лишь в мечети, —
Я б запретил вступать вам в мир земной!
Вы ниже, чем рабы, глупей, чем дети,
И зверя бессердечнее порой!
Когда от скорби сердце охладело,
Когда от мук моя остыла кровь,
Даете вы плоды, вино… и тело!
А мне нужна любовь! любовь! любовь!
Увы. Ее в вас нет… Есть подчиненье
Тому, кому вас обрекла судьба.
Где ваша страсть? где ваше противленье?
Любовь ценна же ими, как борьба.
Я вас браню: средь вас не вижу гневных!
Ласкаю: нет ревнивых среди вас! —
Все ваши чувства усмиряет евнух
Одними взглядами воловьих глаз…
О, где созданья пламенного мозга,
Виденья внутренних моих очей?..
Вот – женщины! Им нужен окрик, розга.
Прочь, куклы без души и без речей!
 

При последних его словах АЙШЭ и ЭМЕНЭ лежат, в ужасе распростершись у ног хана, затем, скрестив руки на груди, пятятся от него и поспешно скрываются в разные стороны.

(Встает и поднимает голову к небу, которое совсем потемнело и заблистало звездами)

 
Когда был отроком, я ночью синей,
В кибитке войлочной лежа, не спал —
И маленьких, летящих нежных джиний
С надеждою – наивный! – ожидал…
А буду старцем, – и к ночной лазури
Я с ложа смерти стану взор вздымать —
И пляшущих, прекрасных гордых гурий
С терпеньем, мудрый! – стану ожидать…
Ночная высь! Что за тобою скрыто?
Мне, хану бедному, ответ свой дай! —
Густая тьма, где реют лишь эфриты,
Иль впрямь лазурный Магометов рай?
Ты – только купол из аквамарина,
Который завершает мира свод,
Иль сам дворец сапфирный Алладина,
Где каждый после жизни отдохнет?..
 

(Помолчав.)

 
Да, чтобы это знать, быть мало ханом…
А должно знать, чтобы достойно жить —
Не поникать белеющим тюрбаном,
Чело увенчанное не клонить!
Спросить ученых? – Скажут: «Мир таинствен,
Тоска ж, о хан, знакома мудрым всем!»
Муллы ответят парой старых истин,
Советники укажут на гарем.
Нет! Нужно стать свободней, одиноче,
Бродить вдоль улиц, у дорог стеречь,
Чтоб, как былой калиф, все дни и ночи
Искать простых людей, и слов, и встреч.
Надену я бурнус, как простолюдин,
На ханскую цветную епанчу, —
И, может быть, – ведь мир Аллаха чуден —
Найду и на земле то, что хочу!
 

ЗАНАВЕС

Ханский весенне-цветущий сад за низкой каменной оградой, у которой пролегает пыльная прохожая дорога. Персиковые и миндальные дерева в снежно-розовом цвету. В глубине – увитая шафранными розами беседка, посреди – узорный фонтан, струи которого по мраморным стокам стекают чрез отверстие в стене в простой водоем у дороги. Около него тощее гранатовое дерево и несколько маков. Знойное утро.

Некоторое время сцена пуста. Затем издали доносится пение женских голосов, – и появляются молодые прислужницы и рабыни, татарки и половчанки в сопровождении ГУЛЬСУМ. Грациозно покачиваясь, несут они медные кувшины, серебряные тазы и пестротканые покрывала.

ПЕСНЯ ЖЕНЩИН

 
И-ах! весною чародейной жить прекрасно!
Резвится ветер легковейный – жить прекрасно!
И распускается в густой тени садовой
Цветок магнолии лилейный – жить прекрасно!
И нежно шепчутся под белыми цветами
Сереброструйные бассейны… Жить прекрасно…
Гуляют женщины, гарем покинув, всюду,
Чадрой закутавшись кисейной – жить прекрасно!
И смотрят вслед им страстными очами
Мужчины, сидя у кофейной… Жить прекрасно!
А теплой ночью светит полумесяц
Янтарной лампою елейной – жить прекрасно…
И-ах! красавица! Спеши на узкий дворик —
Целуй Беккира иль Гуссейна… Жить прекрасно!
 

Медленной и качкой походкой группа проходит по сцене к купальне и исчезает. Часть ее, преимущественно татарки, задерживаются у фонтана. Среди них – ГУЛЬСУМ.

ПЕРВАЯ ПРИСЛУЖНИЦА

 
Какое утро! Как поют цикады!
 

ВТОРАЯ (подставляя руку под фонтан)

 
Как капельки алмазные звенят —
Динь-зинь! динь-зинь! динь-зинь!
 

ГУЛЬСУМ

 
А вы и рады,
Без дела встав, болтать часы подряд!
 

ТРЕТЬЯ

 
Оставь, старуха! Всем нам и в гареме
Твоя уж надоела воркотня…
Гудишь, как шмель: шу-шу, шу-шу!
 

ГУЛЬСУМ

 
Не время!
 

ПЕРВАЯ

 
Как? наконец-то мы дождались дня,
Что выпустили нас из пестрой клетки,
Из задних комнат ханского дворца, —
И видим мы весну, и эти ветки,
И эту синь без края, без конца!
Ах, улететь бы ввысь – и петь на зорях,
Став золотистой иволгой…
 

ВТОРАЯ

 
Иль стать
Козулей легкой! Прыгать там на взгорьях…
 

ТРЕТЬЯ

 
Иль быть форелью, чтоб в прудах играть
 

ЧЕТВЕРТАЯ

 
Иль мотыльком в садах…
 

ГУЛЬСУМ

 
Ну замололи!
Точь-в-точь шумливых мельниц жернова.
К чему нам, женщинам, мечтать о воле?
Запрячьте в рот вы глупые слова,
Из головы повыкиньте-ка грезы!
 

(Первой.)

 
Тащи свой таз!
 

(Второй.)

 
Кувшин свой не свали!
 

(Третьей.)

 
Неси мыла!
 

(Четвертой.)

 
Ты – полотенца!
 

ПЕРВАЯ (проходя мимо беседки и протягивая руку к цветам)

 
Розы…
 

ГУЛЬСУМ (грубо толкая ее)

 
Не для тебя, рабыня, расцвели!
Для нашей старшей или младшей ханши:
На сласти – первой, на духи – второй.
 

ТРЕТЬЯ

 
Об этом мы знавали, бабка, раньше,
Да позабыть желается порой!
Им всё: чуреки нашего печенья,
И покрывала нашего шитья,
И песни грустные – им в услажденье,
И сладостный каймак – им для питья!
Мы спины гнем, а им лишь ножкой топать,
Валяться в кошмах, миндалинки грызть…
 

ВТОРАЯ

 
Да по щекам нас для веселья хлопать!
 

ЧЕТВЕРТАЯ

 
Да нас со зла щипать в плечо иль кисть!
 

ГУЛЬСУМ (замахиваясь на них)

 
Цыц, глупые! Иль захотели плетки?
Давно Буру вас, видно, не учил.
 

ДЕВУШКИ разбегаются.

ТРЕТЬЯ (насмешливо)

 
Всё ж наших ханш владенью – срок короткий:
Хан светлый их обеих разлюбил!
 

ПЕРВАЯ

 
И, может быть, полюбит он, прекрасный,
Меня…
 

ВТОРАЯ

 
Нет, он, верней, меня возьмет!
Я помню взор его единый страстный…
 

ЧЕТВЕРТАЯ

 
А я давно им потеряла счет!
 

ТРЕТЬЯ

 
Меня он обнял раз в хрустальных сенях —
И нежно улыбается с тех пор…
Как знать? Не завтра ль ползать на коленях
Вы будете передо мною?
 

ГУЛЬСУМ

 
Вздор!
День ото дня Узбек наш беспечальней,
И хоть в гарем давно не входит он,
Но нынче, повелев им быть в купальне,
Он лицезреньем осчастливит жен.
 

(Меняя тон)

 
Да, очень ему нужно вас, развратниц,
Что старицы достойной не почтят,
Молитвой не отметят даже пятниц.
Ну-ну, вперед, вы – сборище козлят!
 

ДЕВУШКИ, недоверчиво перешептываясь и ритмично покачиваясь, уходят.

ГУЛЬСУМ садится на скамью у фонтана и начинает подремывать.

Входит БУРУ Это – безобразно-тучный, безбородый человек с хитрыми глазками и писклявым голосом.

БУРУ

 
Вставай, Гульсум! Вставай, дурная баба!
Что ждешь, глаза тараща на Буру
И отдуваясь? Фу, совсем ты жаба,
У водоема сникшая в жару!
Готово ль всё?
 

ГУЛЬСУМ

 
Не долго б приготовить,
Когда б девчонок слушаться меня,
Не передразнивать, не пустословить
Учил ты лучше… С ними – хлопотня!
А ты и сам сейчас ко мне с насмешкой:
Я – жаба? Я?.. Так знай: ты – жирный вол!
 

БУРУ

 
Помалкивай! Да ковыляй, не мешкай, —
Да чтобы всё в порядке я нашел!
 

ГУЛЬСУМ уходит.

 
Обидеть норовит больней ехидна!
Что ж: телом – вол, умом я – скорпион.
 

(Смотрит вглубь сада)

 
Однако ханшам не терпелось, видно —
Спешат сюда, краснеют, как пион,
А сами рады ханскому приказу…
Та – что арбуз, а эта – что ковыль!
Мои бы были – не взглянул ни разу!
Что в них хорошего?
 

(Уходит к купальне)

АЙШЭ и ЭМЕНЭ в сопровождении приближенных женщин, первая – пожилых, вторая – молоденьких, идут по саду и в ожидании садятся, разделившись на группы, на скамьях.

ЭМЕНЭ (прислужнице)

 
Ах, Зенжифилль!
Смотри, какие у меня подвески!
То – жемчужины из индийских вод.
А шапочка? Цвет вишневый, нерезкий…
Не правда ли, он так ко мне идет?
А видела бы ты мою рубаху.
То – паутинный шемаханский шелк…
Сегодня, коль угодно то Аллаху,
Понравлюсь хану я! Он знает толк
В искусных женщинах…
 

АЙШЭ (другой прислужнице)

 
Ну, погляди-ка,
Как притирание? Ведь хорошо?
Белила – снег! Румяна же – гвоздика!
Лицо мое, как в юности, свежо.
А косы – золото!.. Я их, Фатима,
Шафраном красила… Не отрекусь.
Клянусь Аллахом, буду я любима,
Как прежде, ханом!.. Он имеет вкус
К роскошным женщинам…
 

ЭМЕНЭ (пересмеиваясь со служанкой)

 
Хвались, старушка!
А смоет всю красу твою вода, —
Увидит хан одно: что, как подушка,
Дрябла ты безобразно и толста.
 

АЙШЭ (услыхав ее слова)

 
Не хвастайся и ты, из тряпок кукла!
Разденешься – увидит хан тогда,
Что выглядишь от платьев ты округлой,
Сама ж, как вешалка для них, худа.
 

ЭМЕНЭ

 
Молчи же ты, гаремная неряха!
 

АЙШЭ

 
Молчи ты, уличная егоза!
 

ЭМЕНЭ

 
Сырое тесто! Тыква! Черепаха!
 

АЙШЭ

 
Гнилой орех! Веретено! Оса!
 

Они набрасываются друг на друга.

Те же и БУРУ Он разнимает ханш.

БУРУ (подобострастно кланяясь)

 
О, госпожи! Вы обе, без сомненья,
Достойны самых искренних похвал.
Прекрасные ж, вы лучше от сравненья…
Сам Магомет подобных жен не знал.
Одна – что солнце на своей вершине,
Другая же – что месяц молодой!
Одна – что розовеющая дыня,
Другая же – что финик золотой!
Коли одна – карбункул, роза, пава,
Другая – перл, мимоза, соловей!
Различные красой, равны вы, право…
Так успокойтесь в ревности своей!
 

АЙШЭ и ЭМЕНЭ, любезно улыбаясь, приближаются друг к другу.

АЙШЭ

 
Я не сержусь. Какая мне охота?
И так меня стомило в этот зной…
 

ЭМЕНЭ

 
И я не гневаюсь. Как можно? Что ты?
Сейчас лицо подернет желтизной.
 

БУРУ (в сторону)

 
Вот – души кроличьи, умы овечьи!
Довольно было пары льстивых слов…
Досадно даже тратить красноречье
Для этих идольчиков без голов!
 

АЙШЭ

 
Как мил убор твоей чадры кисейной!
 

ЭМЕНЭ

 
Как прихотлив узор твоих шальвар!
 

АЙШЭ

 
Как будешь ты стройна в воде бассейна.
 

ЭМЕНЭ

 
Как будешь ты бела! Ко мне ж загар
Пристал…
 

АЙШЭ

 
Я знаю средство – побелеешь.
Умойся лишь настоем из цветка.
 

ЭМЕНЭ

 
А я тебе совет дам – похудеешь.
Лишь съешь, запекши в хлеб, три корешка.
 

Те же и ГУЛЬСУМ.

ГУЛЬСУМ

 
Готово всё: наполнены все чаны
Водою теплой, свежей – водоем.
 

АЙШЭ

 
Не прогневить бы промедленьем хана!
 

ЭМЕНЭ

 
Скорее же, скорее же идем!
 

БУРУ (шутливо)

 
Вот хорошо, что чужды мне соблазны
И что красавицы не для калек!
 
 
АЙШЭ и ЭМЕНЭ убегают со смехом. Вслед за ними ГУЛЬСУМ.
 

БУРУ (один)

 
Положим, вкусы у людей всех разны,
Но всё же невзыскателен Узбек!
 

(Уходит.)

Почти одновременно в саду и на дороге появляются УЗБЕК и МНЕВЭР.

Он идет медленной поступью с печально поникшей головой, она же почти пляшет с глазами изумленными и радующимися на всё.

МНЕВЭР

 
Я иду, как будто бы танцую,
Я живу как будто бы ликую,
А меж тем, как птица, я бедна.
Дом мой – всюду, а постель под ивой,
А меж тем, о люди, я счастлива,
Потому что я в себе вольна!
В золотистый зной сижу я нищей
Между дервишами на кладбище
И пою: о праведный Аллах!..
Ночью, в серебристом полнолунье,
У кофеен я брожу плясуньей
И пою: возлюбленный! И-ах!..
Но возлюбленного нет доныне
В городе, равно как и в пустыне,
Потому что я из всех одна
Быть хочу такой, как девы рая,
И для вас, о люди, жить играя…
Я счастлива! я в себе вольна!
 

УЗБЕК (прислушивается, потом идет в беседку и оттуда наблюдает за девушкой)

 
Я много жил, но слышу лишь впервые
Из женских уст подобные слова.
Какая гордость! И мечты какие!
А рубище скрывает грудь едва…
 

МНЕВЭР (останавливается у водоема и, глядясь в него, как в зеркало, начинает омывать руки, лицо и убирать волосы)

 
Богом создана земля прекрасной!
И счастливый ты или несчастный, —
То вина твоя, о человек!
Для тебя – бананы и гранаты,
Для тебя – опалы и агаты,
Тени рощиц и прохлада рек.
Хочешь есть – вот плод чужой, но лишний:
Чрез ограду виснущие вишни.
Хочешь пить – вот на пути ручьи.
Хочешь ты украситься без горя?
Вот – цветные раковинки взморий
И цветы дорог. Они – ничьи!
 

УЗБЕК

 
Вот – мудрость, что ученым и не снится!
Ее слова, Узбек, лови, лови!
Кто это? Дервишей ли ученица
Иль продавщица странная любви?
 

МНЕВЭР (срывает маки и надевает венок из них на голову, потом рвет цветы гранатового дерева и в виде серег подвешивает их к ушам)

 
Я же лишь желаю быть прекрасной!
Этот водоем простой, но ясный, —
Мой роскошный мраморный гамам.
Эта пыль густая – мне циновка,
А рабыня, что мне служит ловко,
Золотистый лучик солнца сам!
Ветер голубой – мне опахало,
Алые цветы – венец из лала,
Серьги из гранатовых камней.
Лучшее мое же украшенье —
Я сама, Аллахово творенье,
С красотою юною своей!
 

(Любуется своим отражением и нежно смеется. Затем вдруг задумывается и опечаливается.)

 
О, Мневэр! Но как твой жалок жребий,
Если есть высоко в синем небе
Настоящий Магометов рай, —
Где растут лазурные платаны,
Плещут бирюзовые фонтаны,
Где свободных женщин светлый край!..
Там они танцуют без печалей, —
И трепещет шорох их сандалий
По широким голубым коврам,
Там они танцуют средь веселий,
И лепечет звон их ожерелий
Средь садов воздушных, здесь и там…
Вкруг них – гордые мужи, эфебы,
Вкруг них – вечность, и любовь, и небо
В солнечном иль лунном серебре!..
 

(Задыхается от волнения, садится на землю и горько плачет. Потом почти гневно:)

 
Я хочу быть средь прекрасных гурий!
Я хочу, хочу плясать в лазури
На широком голубом ковре!
 

УЗБЕК

 
Не странно ли? С моею думой тайной
Так схожа тайная ее мечта.
И мнится, что меня к ней не случайно
Влечет, как ни к кому и никогда…
Всё в ней, с ее походкою газельей,
С очами, что, как редкий хризофраз,
Вот посинели, вот позеленели,
И с кожей золотой, как ананас,
Мне кажется невиданно-прелестным!
Да, мы не знаем сердца своего:
То, что вчера нам было неизвестным,
Мы нынче жить не можем без того.
 

(Подходит к ограде)

 
Забудь, прекрасная, свои печали!
Кто ты?
 

МНЕВЭР (гордо)

 
Я – нищенка. А ты?
 

УЗБЕК (просто)

 
Я – хан.
 

МНЕВЭР

 
Тебя, должно быть, лестью утешали,
Мне ж утешаться малым – дар не дан!
 

УЗБЕК

 
Ты хочешь многого?
 

МНЕВЭР

 
Всего!
 

УЗБЕК

 
Чего же?
 

МНЕВЭР (презрительно)

 
Ведь из беседки слышно хорошо,
Что говорит рассеянный прохожий.
Но всё равно: я повторю еще.
 

(Экзальтированно.)

 
Как хотелось, как хотелось мне бы
Видеть рай такой, как там у неба,
В звездной бирюзе и янтаре!
Быть одною из прекрасных гурий,
И плясать, плясать, плясать в лазури
На широком голубом ковре…
 

(Упавшим голосом)

 
Для бедной попрошайки придорожной,
Не правда ли, безумные мечты
И невозможные?
 

УЗБЕК (спокойно)

 
Они возможны.
 

МНЕВЭР (сразу меняя тон)

 
О, саинхан, ужель не шутишь ты?
 

УЗБЕК

 
Я не шучу, о девушка, любовью
И не жалею ничего, любя.
Они возможны при одном условьи:
Чтоб согласилась ты…
 

МНЕВЭР (с негодованием)

 
Любить тебя?!
Шутить тебе, жестокий, не угодно,
Тебе угоднее меня терзать!
И, поманив быть гурией свободной,
Рабыней трепетной в гарем свой взять.
Нет, до сих пор никто не мог хвалиться,
Что он Мневэр плясуньи господин!
Тем больше то, что волею дарится,
Нельзя купить за звончатый цехин!
 

(Повертывается, чтобы уйти)

УЗБЕК (поспешно спускается с лестницы)

 
Мневэр! Мневэр! Меня не поняла ты…
В тебя влюблен, как не был я влюблен.
Ты вступишь в ханские мои палаты
Любимейшей, желаннейшей из жен!
 

МНЕВЭР

 
Которой? Третьей? Иль четвертой, пятой?
И первою бы в них я не вошла!
Застенок золотой – твои палаты!
Так за какие ж скверные дела
Мне там томиться?
 

УЗБЕК

 
Если б ты видала
То, что осмеиваешь так теперь! —
Колонны из точеного сандала,
Из дуба с серебром чеканным дверь,
Столы из малахита, перламутра,
И окна сине-алого стекла.
Там розовая полутьма под утро
И голубая ночью полумгла…
 

МНЕВЭР

 
Да, тьма, и мгла, и двери, и колонны,
Наушник евнух у которых бдит!
Нет, милостивый хан, в меня влюбленный,
Пыль – перламутр мой, зелень – малахит,
Пусть будут вечно! Мне других не нужно!
 

(Хочет снова уйти.)

УЗБЕК

 
А если б знала ты мою любовь!
В ней мудро нежность с пламенностью дружны,
В ней ласки, отдыхи и ласки вновь.
Ты знала б игры в лунных галереях,
И неги на диванах в зной дневной,
И ночи на дворцовой кровле… Все их
Дарил бы я тебе, тебе одной!
 

Девушка слушает несколько взволнованная. Хан приближается к ней.

МНЕВЭР

 
Да, ханская любовь! И зависть, козни
Соперниц неисчислимых моих!
По всем углам и днем, и ночью поздней
Зловещее выслеживанье их…
 

(Лукаво.)

 
Скажи же мне, великий хан, однако:
Чем очи светлые пленила я?
Убором ли из полевого мака,
Нарядом ли из ветхого тряпья?
 

УЗБЕК

 
Ты?.. Гордостью и мыслью, небывалой
У женщин робких, что родит мой край.
 

МНЕВЭР

 
А хочешь ты, чтоб их я утеряла,
Тем сделавшись подобною?.. Прощай!
 

(Быстро удаляется.)

УЗБЕК (с бешенством)

 
Как? Иль внезапно сам утратил власть я,
Чтоб девочке смеяться позволять?!
Нет! Если раньше спрашивал согласья,
Теперь уж стану я повелевать.
 

(Удерживает МНЕВЭР и хочет силой обнять ее.)

МНЕВЭР (выскальзывает и появляется в саду над оградой. Там она выхватывает маленький кинжал и приставляет его к своей груди)

 
Клянусь Аллахом! Коль одно движенье
Еще ты сделаешь – умрет Мневэр!
 

Хан застывает на месте.

 
Вот видишь, хан, нельзя для подчиненья
Употреблять одних и тех же мер.
 

УЗБЕК (мрачно)

 
Так что же делать мне?
 

МНЕВЭР

 
То, что хочу я:
Устрой в садах своих лазурный рай,
Не требуй от меня ни поцелуя
И волю полную во всем мне дай.
Тогда…
 

УЗБЕК

 
Тогда, Мневэр, меня ты сгубишь!
 

МНЕВЭР

 
Тогда, мой хан, тебя я полюблю.
 

УЗБЕК

 
Жестокая! Прекрасная! Полюбишь?
 

МНЕВЭР

 
Мне кажется… Когда я вдруг ловлю
Твой взор, как черный месяц, осиянный,
Иль вижу гордый, как у барса, шаг,
Иль слышу голос, как поток, гортанный, —
Уж ты мне нравишься…
 

УЗБЕК

 
Да будет так.
Но неужели со своей ты выси
В мои объятья не сойдешь вовек?
Не дашь к тебе приблизиться?
 

МНЕВЭР

 
Приблизься.
 
 
Они сливаются в поцелуе.
 

УЗБЕК

 
Моя, моя Мневэр!
 

МНЕВЭР

 
Да, да, Узбек!
 

В зелени показывается шествие жен хана и их прислужниц с евнухом.

УЗБЕК

 
Уйди пока и спрячься в этом зданье!
 

(Указывает на беседку)

МНЕВЭР скрывается в нее. В продолжение следующей сцены она, соскучившись, незаметно убегает оттуда в сад.