Текст книги "Жизнь моя"

Глава 11. Дебют

Приближался день концерта. Я не могла скрыть тревоги и очень переживала, что провалюсь. В перерывах между репетициями мы с ребятами бегали в кафе-столовую, чтобы перекусить. Роман запретил мне есть мороженое. Считал, что оно может навредить моему голосу. Но я втайне от него иногда брала крем-брюле, чтобы успокоиться и поднять себе настроение. Пока однажды он не пришел в кафе. Я едва успела спрятать под стол правую руку с пустым стаканчиком из-под мороженого. Он подсел напротив меня и спросил:

– Что заказала?

– Ничего. Думаю, что бы взять такое… – ответила я, придав лицу задумчивое выражение.

– А чего так нервничаешь? – заметил он и пристально посмотрел на меня.

– Я не нервничаю. Говорю же, не знаю, что взять, – сказала я и так зажала стаканчик между пальцами правой руки под столом, что он чуть слышно хрустнул. Я кашлянула.

К нам подошел официант с бейджиком «Василий»:

– Чего желаете, Роман Германович? – улыбнулся он широко.

– Мне как обычно, – ответил Роман.

– Понял вас. А вам, Маргарита, еще стаканчик принести? – обратился он ко мне.

– Нет-нет! Я не хочу, – быстро замотала я головой, чувствуя, как щеки заливаются краской.

Официант удивленно поднял брови, проговорив:

– Ну вы же всегда заказываете сначала один, а затем просите повторить. Вам не понравилось? Может, тогда с другим вкусом? У нас еще есть…

– Нет. Благодарю. Все хорошо, – ответила я как можно спокойнее. – Ничего не надо.

Официант кивнул и стремительно исчез из поля зрения.

– Ритка, – просверлил меня взглядом Роман (когда он так меня называл, я знала, что это не сулит ничего хорошего), – вынь-ка руку из-под стола.

– Зачем? – изобразила я наигранное удивление.

– Что у тебя там? – не отставал он. – Показывай!

Залившись до корней волос пунцовой краской и вспотев, я вытащила руку со стаканчиком из-под мороженого.

– Ну… и что я должен сейчас сделать? – спросил он с суровым выражением лица.

– Убить меня?.. – промямлила я.

– Да нет… – усмехнулся он и взглянул на меня исподлобья.

Побарабанив пальцами по столу, будто что-то обдумывая, Роман взял салфетку, достал из кармана ручку и принялся что-то строчить.

Потом протянул мне салфетку и сказал:

– Выучи. Потом придешь в зал и споешь. А я послушаю, как ты будешь петь… – произнес он с ехидством.

– И всего-то? – протянула я удивленно.

Он лишь промолчал. Но его выражение лица мне не понравилось: было в нем что-то дикое и зверское. Он пил кофе с горьким шоколадом, а я учила текст еще незнакомой мне песни.

– Про второй стаканчик не забудь, – съязвил он, вставая со стула, – вдруг пригодится.

Оставшись одна, я принялась с энтузиазмом разучивать новую песню.

Знакомые голоса заставили меня оторваться от текста.

– Риток, как делишки? Что там у тебя? – подсели ко мне Маф с Генычем.

– Да Рома подкинул песню новую учить! – с энтузиазмом сказала я и показала ребятам текст.

Взглянув на салфетку, парни переглянулись между собой и посмотрели на меня не то с сочувствием, не то с испугом.

– Ребят, в чем дело? А, если вы по поводу того, что до концерта три дня, то это ничего! – Я беззаботно махнула рукой. – Я уже почти готова, только вот эту песню выучу, и все.

– Марго, за что он так с тобой? Ты что, отказала ему этой ночью? – вытаращил глаза Маф.

– Да ну тебя на фиг! – хлопнула я его по плечу. – Он просто решил проверить, справлюсь ли я за эти три дня с новой песней, и все! Если не справлюсь… Но не заставит же он петь ее на концерте.

Про то, что Роман узнал про мои подвиги с мороженым, я решила промолчать, чтобы не показаться ребятам глупой куклой. Ведь мне не хотелось разрушать образ крутой девчонки, какой они меня считали.

Чтобы убедиться в хорошем знании текста, я еще раз его повторила ребятам и радостно побежала в зал, не ведая о том, что меня ждет. Рома сидел в передних рядах за ноутбуком. Я вбежала на сцену и объявила громко на весь зал:

– Я готова!

– Хорошо. Тогда я включу минусовку и подам знак, когда начинать петь, – произнес он сухо.

В один миг по залу разлилась старинная красивая мелодия. Ничего подобного я еще не исполняла и поэтому немного растерялась, но быстро взяла себя в руки. Мне ни в коем случае нельзя было его разочаровать. Роман поднял вверх три пальца и стал загибать их поочередно. Последний палец означал – начинать. Я пела, как могла, и боялась, что не потяну. Не привыкшая петь подобное, я слегка путалась в словах, но голос держала. Однако на последнем припеве я слегка охрипла и испугалась, что сорву голос. К счастью, песня уже заканчивалась небольшим проигрышем, и я могла вздохнуть спокойно. Но все-таки решила снова спеть две первые строчки текста, о чем пожалела: голос охрип. Рома резко махнул рукой и крикнул:

– Довольно! Разве я просил по второму разу?!

Я стояла как вкопанная, понимая, что провалилась и опозорилась перед ним. А он сидел и смотрел на меня с ухмылкой. Я прочистила горло и спросила:

– Тебе не понравилось? Давай я еще раз попробую! – Я старалась не хрипеть, но получалось не очень. Из горла вырывались слегка хрипловатые слова: – Я теперь знаю, как надо. Я поняла.

– Я тоже понял, что зря тебе ее дал, – проговорил он с нотой разочарования и добавил, издеваясь: – Кстати, где твой второй стаканчик? Можешь смело пойти в буфет и слопать его.

– Рома, я не буду есть мороженое. Вообще не буду. И больше не хочу его.

– А чего это так? – передразнил он меня, кривляясь. – И больше не хочу его!..

– Хочу… подготовиться… к концерту… – пролепетала я, сглатывая ком, подступивший к горлу. – Давай… продолжим…

– Ничего мы продолжать не будем. Думаю, с тебя хватит. – От его голоса веяло холодом.

– Рома, ну почему? Концерт же через три дня!

– Да неужто!.. Ты ничего не путаешь? Может, через три недели? – продолжал он издеваться. – У меня складывается такое ощущение, что тебе плевать. Ведь ты так беззаботно проводишь время за стаканчиками мороженого!

Я стояла на ватных ногах, а по щекам текли слезы обиды. Он тем временем продолжил, смотря куда-то в сторону, но не на меня:

– В таком случае мне теперь тоже плевать… Свободна! – рявкнул он и резко поднялся с места.

Я спрыгнула со сцены и побежала за Ромой.

В этот момент вернулись Маф с Генычем и, взглянув на меня с сочувствием, пошли навстречу Роману, который уже собирался выходить из зала.

– Герыч, чего это Ритка такого тебе сделала, что ты ее до слез довел? – спросил Геныч, кивнув в мою сторону. Я всхлипывала и слегка подвывала, как маленький ребенок.

– Не твое дело! – буркнул Роман. – Раз вы вернулись и готовы, то продолжаем.

– Чего встала, рева-корова? Двигай копытами! – обратился Роман ко мне. – В другом месте мычи, а то все песни нам завоешь.

Парни прыснули со смеху от его очередной жестокой шутки. Но я пыталась сделать вид, что меня это никак не задевает. Мне казалось, что я уже привыкла к выпадам и всевозможным издевкам Ромы. Но все равно было обидно. Ведь он стал мне намного ближе. Раньше Рома не так часто подшучивал надо мной, когда мы были только друзьями. Но я уже тогда знала, что характер у него непростой. Первое время он старался держать себя в руках и относился ко мне терпимее. А сейчас начал переходить все границы, особенно после того, когда стал моим первым мужчиной. И на репетициях ему нередко удавалось подколоть меня, стоило мне только где-то ошибиться или спеть не так, как надо. Я всегда носила с собой блокнот, куда записывала все его шутки и высказывания. А когда мы с Мафом и Генычем выбирались вместе в кафе в свободное от репетиций время, я зачитывала свои записи с выражением, и мы вместе покатывались со смеху. Вот и сейчас, с трудом заставив себя успокоиться, я молча вышла с гордо поднятой головой из зала. В кафе, устроившись за самым дальним столиком, не забыла записать очередную фразу Ромы.

– Маргарита, вам крем-брюле? – возле стола возник официант Василий.

– Пошел ты со своим крем-брюле! – выпалила я. Насчет мороженого Роман действительно оказался прав: от него охрипло горло. И я решила больше не брать ни одного стаканчика.

– Извините… – затравленно пробормотал Василий и стремительно исчез.

Мне пришла в голову идея: если Рома больше не хочет готовить меня к концерту, то я буду готовиться сама! Ведь некоторые песни я до сих пор не могла спеть так, как надо. Роман нередко говорил: «Если что-то не дается, нужно этого добиться во что бы то ни стало». Вот этому принципу я и решила следовать. Через два дня состоится концерт. И я выступлю на нем! Я им всем покажу, на что способна.

На стойке рецепции я взяла ключ от комнаты в гостиничном крыле, чтобы переждать время и отдохнуть. Только я зашла в номер, как почувствовала сильную усталость и упала на кровать прямо в одежде.

Когда я проснулась, за окном уже стемнело, а на часах показывало восемь вечера. Выспавшись, я привела себя в порядок и на всякий случай заглянула в телефон: нет ли там каких-нибудь сообщений либо звонков. Но ничего не было, и я вздохнула с облегчением. Тем более мне никого не хотелось видеть: ни Рому, ни его команду.

Спустившись в кафе, я поужинала. Но тут меня осенило: все песни находились на ноутбуке у Романа. И теперь придется ждать ночи, потому что он поздно ложится спать. Был еще второй выход: позвонить Генычу или Мафу и попросить их подыграть мне во время репетиций. Но у этой идеи был один недостаток: они не могли сыграть ту последнюю песню, которую Роман заставил меня спеть. А мне хотелось выступить с ней на концерте назло ему. Поэтому я все же решила выждать время и ехать домой.

* * *

Осторожно открыв дверь, я надеялась, что Роман уже спит, и тихо переступила через порог. Потом сняла обувь и на цыпочках посеменила к нему в комнату. Но его там не было. Зато на столе стоял открытый включенный ноутбук. Он-то мне и был нужен. Но стоило мне только подойти к нему, как за спиной раздался грубый голос:

– А, явилась не запылилась, блудная кошарка!

– Ой… – вздрогнула я.

– Умирает зайка мой… – передразнил Рома.

Сам он был только что после душа, в спортивных синих шортах и серой футболке. Его мокрые иссиня-черные волосы смешно торчали во все стороны, а некоторые пряди прикрывали пол-лица. Оно у него было слегка красноватое, как после бани.

Пытаясь сдержать смех, я хрюкнула.

– Только хрюкать и умеешь, – буркнул он. – Лучше бы спела что-нибудь.

– Но я ничего не готовила… – пролепетала я.

– Что значит «ничего не готовила»?! Ты мне что, кухарка?! – повысил он голос. – Давай, пой! И шкуру свою сними! – дернул он за мою драповую куртку.

– Тогда можно я спою «Пир у Сатаны»?

– Нет! Зачем одно и то же? Разве мы так договаривались?! Новое давай!

– Я же сказала, что не готова. Я не думала, что ты меня вечером петь заставишь. Просто сам же утром сказал, что тебе плевать.

– Ты что, контуженая на всю башку?!. – почти что вышел он из себя. – Ты каждый вечер поешь мне, несмотря ни на что! И сегодня решила покочевряжиться?! – Роман кулаком стукнул по столу.

Я поежилась, словно затравленный зверек, и проговорила, заикаясь:

– Я н-не з-знаю… что п-петь…

– Не знаешь? – перешел он на спокойный тон. – А что ты вообще знаешь?

Его лицо напоминало ночной кошмар: темно-карие глаза почернели и засверкали диким зверским блеском, кожа лица залилась багровой краской.

Я впилась в пол глазами. Дрожь пробежала по нижней половине моего тела, словно ток.

– Рома, успокойся, пожалуйста, – попятилась я назад на подкашивающихся ногах. – Я спою тебе, только успокойся. – От него можно было ожидать чего угодно.

Я со страху вспомнила строчки из старой песни Фомина Лютого и группы «Тайный лес», которую слышала в такси:

 
– Сквозь огни домов я шел к себе домой.
Провожал последний день зимы.
Падал мокрый снег, противный и седой,
Если бы он знал, как хочу вернуть я мир худой!
Утром на помойку я прогнал тебя —
Ты меня до злости довела.
Думал: ненавижу – и жалел себя.
Если бы я знал, как будет плохо без тебя!
Возвращайся с помойки. Я так жду тебя.
Возвращайся с помойки. Я люблю тебя.
Жить один не смогу. Ты моя судьба.
Я заждался тебя. Заждался тебя…
 

– Стоп! – оборвал он меня, взмахнув руками. – Это что за дерьмо?! Где ты услышала эту помойку?! – проорал он, брызгая слюной, и сплюнул на пол. – Как ты можешь такое слушать и петь мне?! Убирайся, – тихо произнеся последнее слово, он толкнул меня в спину и выгнал из комнаты.

Я закрылась у себя в комнате в подавленном настроении. Мне бы зарыться в подушки и рыдать. Но сейчас надо было выждать время, когда Роман наконец-то ляжет спать. И плакать совсем не хотелось. Мне не терпелось узнать, что за секретные материалы он держит на ноутбуке.

Просидев на кровати и прослушав весь диск Люсинды, я выключила плеер и вышла из комнаты. Подошла на цыпочках к комнате Романа и прислушалась – было тихо. Тогда я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в щелочку: при тусклом свете настольной лампы Роман лежал поперек кровати. Он чуть слышно храпел. Я прошмыгнула в комнату и направилась в сторону стола, поглядывая на спящего. Его веки судорожно дергались, казалось, он вот-вот проснется. С боязливым трепетом я взяла ноутбук и повернулась в сторону двери. Но тут он хрюкнул, замолчав на секунду, и снова монотонно захрапел. По пути из комнаты я захватила свою куртку, валявшуюся на полу, и просеменила дальше, не забыв прикрыть дверь. Я засунула ноутбук в большую наплечную сумку и выдвинулась из квартиры, чувствуя себя вором. С трудом поймав ночное такси, добралась до клуба и уверенно зашагала навстречу охраннику. Он меня узнал и поэтому пустил без всяких расспросов. Почувствовав дикую усталость и боль в голове, я решила забежать в кафе – оно работало до двух ночи – и взять кофе с горьким шоколадом.

В кафе никого не было, поэтому скучающий официант Миша искренне обрадовался мне и сразу принял заказ. Я открыла ноутбук, и снова возникла проблема, которую я не предусмотрела: он был запаролен. Чертыхнувшись про себя, я принялась в уме подбирать всевозможные комбинации. Миша подошел с подносом и поставил на стол кофе с плиткой шоколада.

– Миша, слушай! – зашептала я, схватив его за рукав рубашки. – Ты должен запомнить одно: ты не видел меня здесь ночью! Никому не говори, что я здесь была! Роману Германовичу тем более ни слова! А это тебе на чай! – протянула я сто рублей.

– Хорошо, Маргарита. Буду нем как могила, – улыбнулся парень и засунул купюру в карман передника.

Выпив кофе и съев полплитки шоколада, я почувствовала, как в моей голове просыпается легкость и ясность, уходит сонная мигрень. Я ощутила сильную бодрость, как будто только что проснулась. И снова принялась подбирать пароли для ноутбука. Но ничего не подходило. Потеряв надежду на удачу, я начала размышлять: Рома ведь человек эмоциональный и, если любит, отдает всю свою любовь, а если же ненавидит, то всем сердцем. Следовательно, паролем он мог сделать имя человека, который много значит для него. Этим паролем, возможно, является мое имя. Но ведь я совсем недавно появилась в его жизни. Для пущей уверенности я набрала свое имя большими буквами и прописными. В обоих случаях пароль снова оказался неверен, как я и предполагала. Так кого он мог так же сильно любить, как меня?.. Мать! Свою мать! Точно!

Потеряв ее, он бодрился, казался веселым, беззаботным. Но иногда по ночам рассматривал ее фотографии и тихо плакал, думая, что я не вижу. А я все видела, тайком подсматривая в щелочку приоткрытой двери. И чувствовала, насколько он ее любил и давно простил. Раз в неделю он носил на могилу цветы. Роман не брал меня с собой – не хотел, чтобы я видела его слезы. Он ненавидел жалость к себе. Одним словом, очень тяжело переносил ее смерть, хоть и скрывал это достаточно умело. Но я все время его подбадривала, сочиняя на ходу смешные небылицы из своей жизни, и отвлекала от мрачных мыслей. Потом он и сам не заметил, как полностью переключился на меня и успокоился.

Как звали его мать, я узнала из письма: «Марина». И я ввела ее имя в ноутбук двумя способами, как и свое. И какова же была моя радость, когда при второй попытке ноутбук приветливо мигнул и засветился голубым экраном! Я даже чуть не захлопала в ладоши, но вовремя осеклась. На экране появились иконки папок с файлами, аккуратно распределенные по всему полю. Кликнув на первую – она называлась «XXX», – увидела несколько вложенных внутри файлов. Меня охватило любопытство, и я начисто забыла о том, ради чего ехала сюда. Я открыла файлы, и мне бросилась в глаза фотография красивой белокурой девушки с голубыми глазами. На ней был зеленый в белый горошек фартук, и она вполоборота стояла возле плиты, что-то готовя. Под ее фотографией виднелась подпись замысловатым курсивом, напоминающим почерк Романа: «Кухарка Аннушка». На следующем фото была уже совсем другая девушка во весь рост: у красавицы по плечам струились волнистые каштановые волосы, а темные глаза сияли ночным блеском. Она была одета в длинное вечернее облегающее платье. И подпись под ней: «Принцесса Марианна». На третьем снимке – худая девушка со светло-русыми волосами, собранными в пучок сзади, и серыми глазами. Она была одета в пачку и пуанты, как балерина. Это оказалась «Бабочка Рафаэлла». Четвертое фото: маленькая невзрачная девчушка в очках, стоящая возле большой то ли школьной, то ли институтской доски, расписанной какими-то математическими формулами. Одета она была скромненько, в отличие от предыдущих: в голубую блузку и темно-синюю юбку-карандаш ниже колен. Девушку звали «Ученая Крыся». Пятая: рыжеволосая, с веснушками, в белом сарафане на фоне зеленого леса – «Нимфа Амелия». Шестая: с длинной темно-русой косой с книгой в руках – «Писательница Мара». Седьмая: полноватая, но весьма симпатичная девушка с копной волнистых светло-русых волос. И полнота вовсе не портила ее, а придавала некий шарм русской красавицы. Это была «Горничная Фрося». Восьмое фото: сидящая на кровати полуголая девица, брюнетка со стрижкой «каре» в черном кружевном белье и такого же цвета чулках в сеточку – «Сладкая Киска». Девятое фото: высокая длинноногая девушка в униформе врача – «Доктор Зая». Белый халат медсестры слегка прикрывал ее бедра, демонстрируя длинные стройные ноги. Десятое фото: толстушка, стоящая за мясным прилавком на базаре, – «Орущая Декендофа». На голове у нее красовался бордовый платок, а одета она была в серый вязаный свитер, заправленный в рабочий заляпанный полукомбинезон. Одиннадцатое фото: девушка в зеленом платке и синем спортивном костюме, нагибающаяся над огородной грядкой, – «Колхозница Тонька». На последнем двенадцатом фото была изображена девушка в светло-голубых потертых джинсах и серой футболке, поющая на сцене… Господи, неужели это я?! Вглядевшись еще раз в фотографию, я убедилась в том, что это действительно была я! Получается, я – двенадцатая по счету?! А что же случилось тогда с другими одиннадцатью? Что он сделал с ними? Лоб покрылся испариной, и я в ужасе схватилась руками за лицо.

– Маргарита, через полчаса закрываемся, – послышался издалека голос Миши. – А мне пора домой.

– А?.. – Я убрала руки с лица и тупо уставилась на Мишу, застыв в одной позе. Он смотрел на меня усталым умоляющим взглядом. Мне стало неловко.

– Да, Миш. Уже ухожу, – сказала я будничным тоном, как будто только что посмотрела сериал на ноутбуке и не было никаких девушек. Мне почему-то казалось, что с ними произошло что-то ужасное.

«Надо бежать обратно домой! К черту эту песню!» – нервно проговорила я про себя. Самое главное – Роман не должен проснуться и хватиться ноутбука.

К счастью, он все еще спал, когда я вернулась. Я осторожно положила ноутбук на стол и, прошмыгнув на цыпочках из его комнаты, отправилась к себе, чтобы хоть немного поспать. Но сон не шел. А на часах уже показывало три ночи. Но я точно знала, что завтра никакая репетиция мне не светит. Потому что была уверена в том, что Роман больше не будет меня готовить к концерту. Но я ошибалась…

* * *

– Вставай, засоня! Сколько можно дрыхнуть?! – послышался резкий голос Романа сквозь утреннюю дремоту.

Не обращая никакого внимания на него, я продолжала спать. Мои закрытые веки словно приклеились к коже.

– Ах так… Ну держись! – угрожающе прогудел он, хватая меня за ноги и стаскивая с кровати.

Затем он взял меня в охапку и потащил куда-то: наверное, в ванную… О нет!

Он открыл кран с водой. Я дернулась и хотела убежать, но он крепко меня держал и тут же сунул под холодный душ. Но я так завизжала – Роман не выносил мои визги, – что он меня выпустил.

Окончательно проснувшись, я все еще чувствовала себя разбитой. Привела себя в порядок и поплелась на кухню.

– Готова? – вышел Роман из комнаты в серых джинсах и черном свитере. – Сейчас поедем в клуб. Позавтракаем там – дома все равно жрать нечего.

– Рома, может, лучше я дома останусь? Что мне там делать, если я все равно не буду заниматься?

– Что значит «не буду»?! Еще как будешь! – резко перебил меня Роман. – Думала схалявить?! Не выйдет! До концерта один день!

– Подожди, ты же еще вчера дал понять, что не будешь со мной больше заниматься.

– Когда это я такое говорил?! – всплеснул он руками. – Почему до сих пор не одета?!

Не зная, радоваться мне или нет, я быстро влезла в верхнюю одежду, и Рома почти что за шиворот потащил меня к лифту. Спускаясь на лифте, я надеялась, что он, как всегда, прижмет меня к стенке и страстно поцелует. Но этого не случилось. Я украдкой взглянула на его лицо: он о чем-то сосредоточенно думал, наморщив лоб. Опомнился только тогда, когда мы спустились.

Всю дорогу я дремала. Роман забурчал мне на ухо:

– Значит так, оставайся здесь дальше давать храпака, а я пошел работать!

Его слова подействовали на меня волшебным образом, и я как пуля выскочила из машины. Роман хрипло рассмеялся.

Мы зашли в кафе, и официант Василий, увидев нас, тут же кинулся обслуживать. Я взяла овсянку с сухофруктами и орехами, а Роман – омлет с беконом. После каши меня еще сильнее сморило, и хотелось спать. Маф и Геныч, внезапно оказавшись рядом, бурно поприветствовали нас и присели рядом.

– Слышь, Ром, а чего это Ритка у тебя такая убитая? – спросил Маф, подмигивая мне.

– Да вот не хотела на репетицию ехать, ну я и замочил ее! – отпустил очередную шуточку Роман и фыркнул.

Вместе с ним заржали и ребята. Стараясь не обращать на это внимания, я сидела, отвернувшись к окну, и делала вид, что меня это абсолютно не задевает.

Рома снова подозвал официанта и попросил кофе с горьким шоколадом. Ребята взяли по капучино. И тут я попросила:

– Мне, пожалуйста, крепкий черный кофе без сахара и плитку горького шоколада! – А ведь раньше и представить не могла кофе без молока или сливок.

Ребята удивленно уставились на меня. Даже Роман изменился в лице.

Репетиция проходила, как и всегда, с бесконечными замечаниями. То не тем голосом пою, то не с тем настроением исполняю песню. И вплоть до того, что песня вообще мне не подходит и я мало что могу нормально спеть. Все это Роман твердил в мой адрес. Даже не кричал, а спокойно говорил, и это было намного больнее. А ребята сидели, сочувственно поглядывая на меня. Потом был часовой перерыв, и я могла немного отдышаться, пока поют «Бродячие Коты». Потом снова лились замечания. Бесконечные замечания. Последней каплей было то, что он произнес, выплевывая каждое слово: «Я бы тебя выкинул с концерта, но уже не вижу в этом смысла. Чего зря корову по полю гонял, непонятно…»

И теперь я ожидала день концерта, словно казнь, продолжая готовиться к этой казни тщательнейшим образом.

Еще раз утром все отрепетировав, я вроде как осталась собой довольна. Но стоило мне только одним глазом взглянуть на Романа, как я понимала, что ошибаюсь и переоцениваю себя. Теперь он не говорил ни слова, а просто молчал, безразлично уставившись на меня. И этим молчаливым взглядом он будто говорил: «А я и не сомневаюсь в том, что ты опозоришься».

Наступал вечер. Меня приодели, сделали прическу и вечерний макияж. Я восторженно смотрела на свое отражение в зеркале и видела звезду эстрады, сошедшую с обложки журнала. Казалось бы, это должно было меня взбодрить, но настроение все равно оставалось пессимистичным. А Геныч с Мафом изо всех сил пытались как-то развеселить меня и вселить чувство уверенности. Хуже всего было то, что от Романа я не услышала никаких слов поддержки.

И я решила назло ему выступить, как надо: постараться полностью вложиться в каждую песню и прочувствовать ее всем телом и душой, не заостряя внимания на голосе. Ну уж если не получится и я все-таки провалюсь – значит, так тому и быть.

* * *

Настал долгожданный момент, которого я так боялась: меня объявили на сцену! Гремели громкие аплодисменты, лучи прожекторов слепили глаза. С непривычки стали подкашиваться ноги, и я была готова упасть в обморок. Это могло означать только одно: провал! Собравшись с духом, я улыбнулась и поприветствовала всех слушателей. Моя первая песня – «Сладкая тьма» (ее я исполняла лучше всего). Заиграла знакомая мелодия, и я, вдохнув, запела. Сначала мой неуверенный, слегка дрожащий голос пронесся по всему залу, и толпа настороженно замолчала. Я почувствовала на себе многочисленные взгляды, но старалась не замечать толпу, а смотреть сквозь нее и продолжать петь. Когда песня закончилась, наступила торжественно-мертвая тишина. И тут зал прогремел шквалом аплодисментов и восторженных криков. Слегка охрипшим голосом я объявила следующую песню: «Черти в саду». Но уже во время ее исполнения почувствовала, как плыву на одной волне со своими слушателями. Под конец песни толпа вновь взревела от восторга. Поклонившись, я ушла со сцены, не чувствуя ног. Впереди мне еще предстояло исполнить несколько песен. А пока можно было передохнуть.

Маф с Генычем что-то крикнули мне, но я не услышала. А на Рому я даже боялась смотреть и сталкиваться с ним. Поэтому как можно скорее забежала за угол, когда «Бродячие Коты» выходили на сцену. Завершился концерт моим выступлением.

Я все еще не могла поверить, что только что состоялся мой первый в жизни концерт.

* * *

В ресторанном зале для нас был готов ужин. И вся группа уже сидела за столом в ожидании меня. Я боялась реакции Ромы и была готова услышать от него что угодно. Когда я вошла в зал, ребята тут же вскочили с мест и хором закричали, захлопав в ладоши, словно дети:

– Ритка, это было круто!

Рома, в отличие от них, сидел за столом и молчал, нахмурившись и опустив глаза. Иной реакции я от него и не ожидала. Маф разлил по бокалам шампанское. Я же налила себе лимонад, наотрез отказавшись от алкоголя. Вдруг Геныч выпалил:

– А сейчас наша юная дебютантка произнесет речь!

– Марго, давай, жги! – поддержал его Маф.

Засмущавшись, я встала с бокалом лимонада, прокручивая в голове, что бы такое сказать, чтобы они не посмеялись надо мной. Выдержав паузу, я взглянула на лица ребят, которые выжидающе смотрели на меня, а также на Рому, который продолжал хмуриться и смотреть куда-то в сторону. Я набрала в легкие воздуха и, резко выдохнув, начала речь:

– Я так рада, что мы здесь с вами вместе собрались отпраздновать этот день… – из-за волнения я немного запнулась, но продолжила: – день нашего концерта. Сегодня я в первый раз приняла участие в таком прекрасном событии, и это все благодаря вам, благодаря тому, что с вами, «Бродячими Котами», познакомилась. Еще совсем недавно мне было очень плохо, ведь умер мой близкий друг и единственная душа, которая меня любила, – мой кот Монти. И его не стало… Я потеряла интерес к жизни. Все было ничтожно и бессмысленно, пока я не встретила в парке одного сурового злого парня. Он хотел меня прогнать, но потом просто так взял и пустил к себе в дом, хоть и знал меня несколько минут. И я счастлива, что со мной теперь такие друзья… Геныч и Маф, вы такие забавные и классные парни, которые веселили и поддерживали меня в непростые дни. Спасибо, что вы есть! Рома, – теперь я уже обратилась к Роману, – прости, если не оправдала твоих надежд. Ты ведь столько возился со мной, переживал, что я не справлюсь, что провалю выступление… Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал! Все, что ты говорил мне во время репетиций… Да, ты во многом был прав, и я не обижаюсь… Но я, правда, очень старалась и буду дальше продолжать в том же духе, чтобы мы так же вместе здесь собирались и праздновали. За нас!

Геныч и Маф потянулись ко мне чокнуться, только Роман сидел с напряженным лицом. Кривая ухмылка слегка тронула кончики его губ.

– Так держать, Риток! Зачетный тост! – похвалил Геныч.

– Да уж… – подал голос Роман, ухмыляясь. – Продолжай в том же духе, и мы с тобой достигнем небывалых высот. Я в тебе и не сомневался. Весь зал чуть не взорвался от бурного восторга!.. Куда там…

– Ром, я чего-то не пойму, ты радуешься или злишься?! – округлил глаза Геныч.

Но тот, отмахнувшись, продолжил:

– А чего я сказал? По-моему, все было даже чересчур круто! Наша звезда свалилась на головы всем и ослепила своим светом!

– Герыч, что за тон?! Тебя так задело, что на нее обратили внимание? – встрял Маф.

Но Роман продолжал, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик:

– С таким голосом ты далеко продвинешься! Нужные знакомства и все такое…

Он замолчал, затем горько рассмеялся. Но Маф и Геныч почему-то не засмеялись. Еле сдерживая слезы, я положила салат в свою тарелку и принялась усиленно жевать, чтобы не разреветься. Но еда застряла комом в горле, и я запила ее лимонадом. Подавившись пузырьками газировки, я закашлялась и побежала в туалет. Опустившись на мраморный пол возле кабинки с унитазом, я кашляла и давилась слезами.

Отдышавшись, я еще какое-то время сидела, поджав ноги к груди. С подбородка стекали соленые капли и падали на колени.

– Эй, Ритка! Ты там живая? – послышался голос Геныча за дверью.

– Да, живая, – вяло отозвалась я сиплым голосом.

– Ты чего так долго там сидишь?! Давай к нам! Ром напился и ушел курить, переживает очень сильно. Выходи уже! Мы все объясним!

Невольно взглянув в зеркало, я увидела покрасневшее лицо с потеками туши на щеках и отшатнулась.

– Ритка! Выходи! – снова заорал, как ненормальный, Геныч.

– Да иду я уже!

Наспех подтерев потеки туши под глазами салфеткой с жидким мылом, я выдохнула и распахнула дверь так, что Геныч едва успел отойти.

– Все нормально? – спросил Геныч, взглянув на меня.

– Живот немного прихватило, но сейчас уже все в порядке, – лихо соврала я.

– Бывает… Это самое, – замялся Геныч, – в общем, Рому не понравилось, что тобой заинтересовался один крутой чел. Хотел переманить тебя к себе в группу. Он как раз подыскивает солистку. Ром, конечно же, сразу отказался и послал его. Так он ему еще деньги предлагал, и немалые…

– Понятно. А как найти этого человека? – спросила я, сама не зная зачем.