Текст книги "Голый неандерталец. Происхождение, обычаи, ритуалы, интеллект древних родственников человека"

За несколько десятилетий вскапывались тысячи кубометров отложений больших европейских пещер, практически раскопки велись в промышленных масштабах. В этих экспедициях были обнаружены кости, зубы, иногда целые неандертальские черепа. Они по сей день – главные свидетельства вымерших популяций на континенте. И их археологический контекст, к сожалению, определяем с точностью кирки. Некоторые из этих пещер регулярно занимали неандертальцы. На протяжении более сотни тысячелетий охотники оставляли там десятки тысяч орудий, сотни тысяч костей, что свидетельствует о повседневной жизнедеятельности в этих пещерах. И эти огромные археологические коллекции были перемешаны, в них невозможно разделить, что неандертальцы оставили 42 000, а что – 120 000 лет назад… Все это, несомненно, принадлежит неандертальцам, но держите в памяти, что неандерталец, умерший в пещере 42 000 лет назад, гораздо ближе во времени к нам, чем к неандертальцу, погребенному там 120 000 лет назад.

В пещере Мандрен, где я веду раскопки, в среднем течении реки Роны, нам пришлось копать с помощью кисточек и маленьких бамбуковых палочек, от двух до четырех месяцев в году 30 лет подряд, чтобы спуститься на 60 сантиметров в археологических отложениях пещеры.

Гораздо ближе во времени к нам… Неплохо… И мы инстинктивно понимаем, что эти тела, что эти предметы, отныне лишенные точного контекста, не имеют практического смысла для археологии, находящейся перед огромным перемешанным пазлом или, если быть точнее, перед гигантским бассейном, в котором усердно перепутаны остатки миллионов пазлов, похожих друг на друга… Терпение приносит спасение… А еще эти неандертальские скелеты, такие красивые, такие редкие, хранили в коробках, в ящиках, в пакетах, склеивали для большей прочности, трогали на протяжении поколений потные руки ученых поклонников, приезжавших со всего мира с целью их исследования. И после 100–150 регулярных манипуляций в конце XX и в начале XXI века выдающиеся ученые приехали немного поскрести эти кости, чтобы извлечь некоторые данные: возраст с помощью радиоуглеродного анализа; генетическую историю, их изотопы и белки, окаменевшие в этих костях.

Наука – настоящая, истинная наука – точна, но она – колосс на глиняных ногах. Фундамент ее здания опасно неустойчив. И вся эта история, которую мы, ученые, построили и продолжаем строить, в большой степени основана на результатах новых молекулярных исследований с высочайшим разрешением, однако это все еще анализ разбросанных частиц пазлов, которые не с чем сравнивать и сверять. Без серьезного археологического фона любой возраст этих человеческих останков основан, в общем, только на нескольких радиоуглеродных датировках, без контекста. Нет ничего более хрупкого, чем молекулярный анализ без солидного контекста. Иначе правая часть кости может оказаться возрастом в 40 000 лет, а левая – в 20 000. Знайте, что целый ряд выводов, сделанных на основе этих молекулярных исследований, несомненно, оспорим. Эти выводы, эти гипотезы не могут опираться на современные археологические техники, единственные, позволяющие на первом этапе собрать пазл перед тем, как предать анализу его изображение (то есть можно соединить кусочки, но не анализировать общую картину, получившуюся из них). Представьте себе, в пещере Мандрен, где я веду раскопки, в среднем течении реки Роны, нам понадобилось копать с помощью кисточек и маленьких бамбуковых палочек, от двух до четырех месяцев в году 30 лет подряд, чтобы спуститься на 60 сантиметров в археологических отложениях пещеры. И что? А то, что неандертальские останки практически больше не встречаются. Последний более или менее целый скелет был найден во Франции в 1979 году, 45 лет назад. И его археологический контекст, его возраст или культура, присущая этому человеку, сами по себе совершенно неточные и подвергаются бурным обсуждениям, которые, скорее всего, ни к чему не приведут.

С таким уровнем достоверности наука не очень прочна, так как основывается исключительно на доверии, которое мы вкладываем в некоторые виды молекулярного анализа: все заключается в вере. Будем надеяться… Наши основные архивы, получается, связаны со старыми раскопками. И археологическая или молекулярная достоверность наших находок, наш анализ и выводы по поводу этих популяций предельно уязвимы. Исходя из этого даже научные тексты быстро устаревают, что само по себе признак хорошего здоровья нашей науки, но в интересующем нас контексте вовсе не помогает нам определить, кем действительно были неандертальцы, как они жили, а тем более, когда и почему они вымерли.

Итак… все‑таки существовал ли неандерталец позже чем 42 000 лет назад, как предполагали еще совсем недавно многие научные исследования? Это предположение кажется теперь все более и более маловероятным. Самые поздние неандертальские останки, один за другим, не выдерживают новых методов анализа, каждый раз старея чуть сильнее и перенося вымирание этих людей все дальше в хронологии. Некоторые местонахождения, похоже, еще сопротивляются этому критическому анализу археологической документации, касающейся последних неандертальских обществ. Но ученые бурно спорят, чтобы определить, выжили или нет неандертальские популяции на крайнем юге Европы, на юге Иберийского полуострова. Там нет неандертальских человеческих останков, а есть археологические коллекции, присвоенные неандертальским культурам путем анализа технологий, примененных для производства их каменных орудий. Эти мустьерские технологии, в Европе связанные исключительно с неандертальцем, якобы присутствовали там гораздо позднее и использовались еще каких‑нибудь 30 000 лет назад. Теперь ученые начинают сомневаться в качестве радиоуглеродного датирования. Эти коллекции южного края Европы подвергались влиянию жаркого климата средиземноморских территорий, и кости, один из лучших материалов для радиоуглеродного анализа, здесь выдают обычно нелепые результаты, показывая результаты намного более поздние, чем действительный возраст предметов. Малейшее загрязнение здесь приводит к серьезным ошибкам. Малейшая соринка, 1 процент позднего углерода, – и кость омолаживается на семь тысячелетий.

Эти трудности, связанные с сохранением и загрязнением костей, теперь хорошо известны, и одна из альтернативных стратегий – измерять не возраст костей, а возраст углей, сохранившихся в тех же археологических уровнях. Но результаты, честно говоря, довольно разочаровывающие. В одной и той же коллекции систематически выявляются большие расхождения между измеряемыми возрастами: одни оказываются в два раза старше других. Вероятно, проблема не в методе, а в том, что эти угольки передвигались по разным толщам отложений. Эти очень мелкие легкие предметы имеют свойство путешествовать по разным временным слоям под воздействием микрокорней или с просачивающейся водой. Эти угли однозначно поздние, но действительно ли они происходят от очагов неандертальцев в этих пещерах? Или это просто загулявшие непрошеные гости? В настоящее время невозможно научно закрыть этот спор о гипотетическом выживании местного древнего населения на крайнем юго‑западе Европы; он вынужден оставаться открытым.

А на Бызовой стоянке мы видим как раз обратную картину устойчивости неандертальских популяций. На северо‑восточном краю Европы в археологических уровнях, несомненно, возрастом 28 000 лет появились брошенные на полярном круге сотни предметов из обработанного камня, чисто мустьерские по технологиям, признанные в истории Европы неандертальскими, и практически ни с чем не сравнимые. А ведь Бызовая стоянка считается одним из трех самых старых археологических памятников в полярных широтах. Но в этот раз, в сравнении с Иберийским полуостровом, арктический климат абсолютно противоположно воздействовал на сохранение костей, датированных с помощью радиоуглеродного анализа. Кости более 40 возрастов были выявлены на Бызовой стоянке. В этих датировках нет расхождения, расползания замеров на тысячелетия, как в Испании; только четкие, плотно сгруппированные даты. Здесь все показатели зеленые (одобрено).

Кости на Бызовой стоянке сохранились прекрасно, что особенно располагает к радиоуглеродному анализу. Большую часть своего существования они провели в замерзшей земле, превосходно сохранившей их коллаген. Многочисленные измерения показывают одну фазу заселения в палеолите, сосредоточенную вокруг 28 000 лет. Замеры весомые, очень весомые. По словам профессора Тома Хайама из Оксфордского университета, одного из лучших специалистов по радиоуглеродному датированию в мире, Бызовая стоянка, пожалуй, один из самых хорошо датированных мустьерских объектов в мире. И в этот раз анализу подвергали не путешествующие микроугли, а скелеты мамонтов, целые, в анатомическом порядке. На этих костях присутствуют разделочные следы от мустьерских кремневых орудий. В 2007 году над этими ящиками, открытыми в Республике Коми, в моем сознании стал вырисовываться совсем неожиданный исторический сценарий. Как мустьерские артефакты оказались на полярном круге, 14 000 лет спустя после исчезновения этой культуры во всех других местах планеты?

Северные границы между Востоком и Западом…

Чтобы попытаться разгадать эту северную загадку, нужно было вернуться на полярный круг, на захватывающие дух берега большой реки Печоры. Французское Министерство иностранных дел поддержало нашу франко‑русскую экспедицию, намеревавшуюся прояснить вопрос заселения европейского полярного пространства. Работать в тайге мне понравилось, эти абсолютно дикие европейские территории очень похожи на некоторые из самых красивых северных канадских регионов. Великие таежные красоты…

«Трусы и шлепанцы» – их форма одежды даже в феврале при –25 °C. Для них не проблема голышом выйти из вагона и сгрызть рожок ванильного мороженого.

До Бызовой стоянки добираться долго, сначала несколько дней ехать поездом из Санкт-Петербурга на северо‑восток в город Печору. Несколько дней в поезде позволяют пересечь абсолютно дикие лесные просторы Европейского Севера. Поезд едет на круизной скорости примерно 60 километров в час, с ностальгической ноткой Восточного экспресса или первой паровозной версии Транссибирской магистрали. Каждый вагон, ловко сочетающий железо, дерево, алюминий и кружевные занавески, задуман как автономная база, способная обеспечить пассажиров водой, обогревом и едой на несколько дней в случае неполадки. Зима длится в этих широтах практически восемь месяцев в году… Так что во время длинной зимы при температуре –35 °C, в отсутствие других путей передвижения, неполадка или обрыв путей сообщения может заблокировать вас на несколько часов… или несколько дней… Автономность купе и постоянное поддержание жизненных функций – вовсе не дополнительные удобства. В конце каждого вагона стоит угольная печь, бесперебойно снабжающая горячей водой систему отопления, и красивый серебристый самовар. Земля круглая, и континенты Северного полушария соединяются своими северными границами… Патрик Плюме, крупнейший специалист по доисторическим обществам Крайнего Севера, говорил, что у всех американских народов в некоторых традициях прослеживается их северное происхождение, далекое воспоминание об их полярной исторической родине и первоначальном переходе через Берингов пролив.

Когда мы движемся к северу, Европа неумолимо приближается к Азии и Америке. На Крайнем Севере все границы в какой‑то момент пересекаются. Находясь на Европейском Крайнем Севере, мы оказываемся на границе с востоком… Вернемся же в наш поезд, напоминающий величавый Восточный экспресс. Чай, кофе и круглосуточно тепло… Просто люкс, одновременно старомодный и прелестный. Дети быстро осваивают общие помещения, бегают по коридорам из одного вагона в другой, жизнь течет по поезду без стеснения. На каждой остановке старики стучат в окна, предлагая купить у них чернику, грибы, сушеную рыбу, а зимой даже ванильное мороженое. На этих остановках, длительность которых непредсказуема, умилительно наблюдать за молодежью, спускающейся на перрон в шлепанцах и трусах, чтобы покурить на твердой земле. В таком путешествии лучше устроиться поудобнее, так как неизвестно, когда приедешь. «Трусы и шлепанцы» – их форма одежды даже в феврале при –25 °C. Для них не проблема голышом выйти из вагона и сгрызть рожок ванильного мороженого. Приспособление тела к экстремальным температурам вкупе с демонстрацией мужской выносливости перед обществом. Удовольствие для глаз и мыслей.

Медленное путешествие кажется бесконечным, но дикая тайга великолепна. Не очень приятно было пересекать на протяжении нескольких часов промышленные местности с огромным количеством старых бетонных или ржавых труб, расстилающихся от горизонта до горизонта. Эти необъятные заводы выплевывают ядовитый дым всех цветов радуги. На обочинах всех ведущих к ним тропинок – застоявшаяся вода, тоже странного цвета, скорее ярко‑зеленого, прямо как в постапокалиптических фильмах. Тошнит от всего этого. Скорей бы все это проехать! Ну вот, наконец‑то мы в Печоре, бывшем исправительно‑трудовом лагере, расположившемся на Северном полярном круге и построенном самими заключенными в 1940 году между вокзалом и портом посреди одноименной реки. Печора сохранила свою лагерную элегантность. За 20 лет она пропустила через себя десятки тысяч ссыльных. Сейчас в ней живет 40 000 человек. Снег тут не сходит 200 дней в году. И только два приятнейших месяца без мороза. Вас окружает ржавчина, вызывающая в памяти изображения конца света.

О грустном все, так как сами люди в Печоре душевные, как все русские, впрочем, даже если на лице стараются изобразить серьезность. В этой суровой среде искренняя доброта людей даже вызывает зависть. После посещения местного музея и анализа его коллекций мы заехали в промышленную зону за охотничье‑рыбацким снаряжением, чтобы экипироваться по местной моде. Непромокаемая куртка, высокие сапоги и, конечно, шляпа с сеткой, защищающей от мошки. Мошка — это северный «гибрид» комара и мухи. Комарик, который не жалит, а кусается, отрывая куски плоти. Летом они облепляют все тело, и они настолько маленькие, что пробираются даже сквозь сетку, свисающую с наших шляп.

На машине от старого лагеря мы за несколько часов доехали до Бызовой стоянки, находящейся на рукаве этой огромной северной реки. Здесь, наоборот, природа была повсюду, во всем ее естественном великолепии. Кроме мошки, из‑за которой приходится постоянно жечь сухие ветки ели и березы, чтобы окуривать нашу таежную стоянку на время исследований. Мы расположились на поляне рядом с археологическим объектом. Ослепительная картина: мы находимся над рекой, и лесные просторы расстилаются перед нами, а на горизонте – Северный Урал. По дороге нам встретился старик с самодельной удочкой на плече, идущий на рыбалку.

– Ты француз?

– Да.

Замечательный беззубый хохот.

– Даже Наполеон не дошел так далеко!

И отправил нас щедро в 1812 год, когда Наполеон отступал из России и, по легенде, упавшие лошади не могли встать из‑за холода, а солдаты сгорали, греясь слишком близко у костра. Но нас из четвероногих интересовали только мамонты…

Полярное убежище последних неандертальцев?

Бызовая стоянка находится на берегу реки, под несколькими метрами ила и песка, принесенного ветром на протяжении последнего ледникового периода. Благодаря спуску и эрозии берега остатки этих человеческих поселений стали доступны довольно легко, мы лишь прорыли нескольких траншей. Как только мы достигли археологических уровней слоя седиментов, сразу появились прекрасные остатки мамонтов и каменные орудия. На стоянке обнаружилось впечатляющее количество костей мамонтов, они сидели глубоко в земле и были соединены между собой. Похоже, что время совсем не испортило состояние объекта, все находилось в несомненно первоначальном виде. Анализ костей показал, что люди приходили сюда преимущественно для охоты на больших толстокожих. Моя разведка вдоль реки позволила собрать обработанные водой куски основных каменных пород, используемых доисторическими людьми. Будучи проездом в Печоре, я выпросил у одного ремесленника оленьи рога, подобранные им в соседней тайге. С этими рогами и камнями, найденными в реке, я попробовал воссоздать орудия, которые первобытные люди использовали для разделки мамонтов. Породы легко обрабатывались, у меня получилось воспроизвести большинство палеолитических орудий, изученных мной в Сыктывкаре.

Археологический контекст формируется из тщательной фиксации матрицы, положения и объединения находок. Контекст – это намного больше, чем просто место находки, так как включает хронологические и пространственные связи. Каждый человек, реконструющий деятельность человека или древние культурные системы, должен уделять внимание контексту каждой находки.

Очевидно, что древние мастера очень хорошо освоили материалы, так необходимые им для работы. Очевидно также, что из моих речных камней можно было сделать большое количество очень разных орудий и что у наших загадочных людей с Бызовой была возможность при желании обзавестись предметами самых разных форм. В конце экспедиции я несколько дней поработал с коллекциями печорского музея. Как всегда, приняли меня тепло, директриса принесла мне горячего чая и.… пластиковый пакет с красивейшим наконечником из обработанного кремня, отполированного водой. Наконечник типа леваллуа, характерный для неандертальских наборов инструментов. Он не с Бызовой стоянки, мальчишка нашел его прямо в городе…

Перед тем как проводить меня на вокзал, чтобы посадить на поезд, что вернет меня в более южные края, директриса музея показала мне место этой находки. Я провел там день, но, кроме развалившегося старого советского порта, ничего не увидел. Этот каменный наконечник останется одинокой точкой на карте. Еще одной северной загадкой.

Несколько недель спустя, вернувшись в Санкт-Петербург, я исследовал большое количество каменных индустрий, современных Бызовой стоянке и происходящих из раскопов, расположенных южнее, от субарктических зон до берегов Черного и Каспийского морей. Советской археологии нужно отдать должное, она централизировала археологические коллекции, и я, сидя, путешествовал через всю Центральную и Восточную Европу до границ Ирана, один за другим открывая большие деревянные ящики, стоящие под великолепными расписными потолками одного из бывших царских дворцов. Российские коллеги допустили меня, с искренней щедростью, которой можно только позавидовать, ко всем своим археологическим сокровищам. В этой уютной атмосфере, окруженный мило устаревшей постсоветской мебелью, я открывал ящики… Я изучил ремесла, с помощью которых было изготовлено огромное количество предметов из обработанного камня, и узнал в этих археологических коллекциях более южных регионов Восточной Европы вполне классические культуры европейского палеолита. Хотя речь шла о ремеслах обществ, современных Бызовой стоянке. Чтобы лучше понять традиции этих доисторических обществ, я включил в свое исследование местонахождения гораздо старше и гораздо младше этой стоянки, таким образом я получил огромную временну́ю панораму традиций палеолитических народов Восточной Европы.

Вывод удивительный, но неоспоримый. Бызовские орудия совсем не похожи на орудия из коллекции более южных соседних регионов, вплоть до Черного и Каспийского морей и Кавказа, которые я также ранее изучил. Эта коллекция, добытая на Северном полярном круге, технически очень однородна, в хорошем археологическом контексте[7]7
  Археологический контекст формируется из тщательной фиксации матрицы, положения и объединения находок. Контекст – это намного больше, чем просто место находки, так как включает хронологические и пространственные связи. В него входит оценка того, как находка попала в такое положение и что произошло с ней после того, как ее первоначальный владелец расстался с ней. Каждый человек, реконструющий деятельность человека или древние культурные системы, должен уделять внимание контексту каждой находки. Прим. перев.


[Закрыть] и прекрасно датирована возрастом 28 500 лет. Я прекрасно знаю эти технологии, и, без сомнения, они абсолютно мустьерские. В Европе мустьерскую культуру всегда ассоциировали с неандертальским человеком, и только с ним. Мало того, человеческие останки настолько редки, что как раз эти мустьерские предметы и позволяют нам опознавать неандертальские объекты. А тут мы находимся на полярном круге, более чем в тысяче километров севернее самого северного неандертальского объекта. Но еще поразительней выглядит хронологический скачок. Эти находки на 14 000 лет моложе предполагаемого исчезновения неандертальца с нашей планеты.

Кто же этот человек с Бызовой стоянки?

В 2011 году под моим руководством в престижном журнале Science вышла статья об этом основополагающем вопросе. Ее название было «Late Mousterian persistence near the Arctic circle» («Поздняя преемственность мустьерской культуры около полярного круга»). Наша очень важная работа открыла спор об этой замечательной неразгаданной тайне. Но уже тогда можно было сделать три важнейших вывода: Бызовские ремесленные изделия абсолютно мустьерские, их возраст несомненно 28 500 лет, и в Европе только неандертальца связывают с этими ремесленными традициями[8]8
  Вывод автора о наличии на Бызовой только орудий мустьерского типа не бесспорен, также как и вывод о безусловной одновозрастности всего комплекса находок см. https://antropogenez.ru/article/328/ Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Выяснилось, что этой кости человеческой ноги 45 000 лет! Усть-Ишимская кость выдала самую древнюю человеческую ДНК, когда‑либо найденную на Земле.

Конечно, было бы лучше, если бы мы нашли человеческие кости, чтобы продолжить исследования. Ведь с этими единственными тремя стоянками, бросающими свет на заселение высоких полярных широт, мы можем только приоткрывать двери, строить гипотезы, а делать выводы не решаемся. Никто не знает, кем были эти загадочные народы. Но представим себе на секунду, что в Европе последними носителями мустьерской культуры были люди разумные… Это открытие было бы столь же замечательным, настолько же потрясающим для нашего понимания далеких северных культур палеолита.

По всей Африке вплоть до Ближнего Востока, но в гораздо более ранние периоды человек разумный действительно был носителем технических традиций, очень похожих на неандертальские. Но мы также знаем, что в момент заселения высоких широт Европы и Евразии в целом популяции людей разумных уже обладали традициями, сильно отличающимися от неандертальских. Их новые технологии, весьма современные, основывались на производстве однотипных каменных орудий. Лук и копьеметалка использовались для поражения добычи на большом расстоянии от охотника. Кроме того, искусство сапиенса и богатейшие украшения из кости и бивней определяли общую базу их развития в этот период. В южных регионах Ближнего Востока (как теперь принято говорить, Средиземный Левант), где присутствие человека разумного прослеживается на 100 тысяч лет в прошлое, новые технологии возникли очень рано, вероятно, раньше, чем 50 000 лет назад, и они быстро заменили на этих широтах старые мустьерские традиции. Только после освоения новых ремесел и приобретения новых умений человек разумный смог быстро завоевать все пространства Евразийского суперконтинента. Эта стремительная человеческая волна с удивительной скоростью заполнила традиционные территории неандертальских аборигенов. И новые технологии равномерно распространились во всех евразийских обществах за двадцать тысячелетий до появления Бызовой стоянки. То есть с пятидесятого тысячелетия до наших дней человек разумный забросил старые мустьерские традиции. Они сохранились только у неандертальцев континента, которые несколько тысячелетий спустя вымерли.

Мы также знаем, что в сибирских полярных широтах археологи обнаружили на Янской стоянке, современной Бызовой, два детских зуба с человеческой ДНК, показывающей генетический обмен с неандертальскими популяциями. Но Янская стоянка находится в 3000 километрах от Бызовой; ее обширная коллекция, обнаруживающая практически промышленное использование мамонтовых бивней и содержащая тысячи украшений и костяных швейных игл, относится к современным традициям.

В обеих древних популяциях человека разумного – древних северных сибиряках и тем более усть‑ишимце – прослеживается отпечаток неандертальца, в то время как денисовец, азиатский двоюродный брат неандертальца, не присутствует на семейном собрании…

Есть еще одно открытие, к сожалению, более южное, но подтверждающее присутствие на сибирских пространствах более ранних народов, признанных на сегодняшний день первыми сибирскими людьми. Это открытие изолированное. Одна кость, точнее, фрагмент бедренной кости, найденной в 2008 году Николаем Перистовым, русским скульптором, использующим мамонтовые бивни для украшений, бус и фигурок. Николай разглядел эту кость на берегу западносибирской реки Иртыш, притока Оби, и принес ее в местный участок милиции, где определили, что она человеческая[9]9
  Сохранена весьма вольная авторская интерпретация событий. Будучи непосредственным участником исследования Усть-ишимского человека, научный редактор считает необходимым сообщить, что кость была определена как человеческая и вероятно принадлежащая человеку разумному им лично в Омске, в ходе исследования коллекции остатков плейстоценовых млекопитающих, собранной Н.В. Перистовым, без какой-либо связи со службой редактора в экспертно-криминалистическом подразделении. Н.В. Перистов не обращался ни с какими из тысяч найденных им костей ни к одному участковому и, соответственно, не интерпретировал свои находки в свете криминогенной обстановки. Датирование находки было инициировано редактором совместно с д.г.н. Я.В. Кузьминым (ИГМ СО РАН), а после получения даты и подробного морфологического исследования кости нами совместно со специалистами из ИПОС СО РАН и ИЭРиЖ УрО РАН также было организовано палеогеномное исследование в сотрудничестве с зарубежными коллегами. Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Черный налет, вес, минерализация не оставляли сомнений в ее древности. Так как в этом городе давно не было убийств, участковый сразу решил, что кость очень древняя, тем более что по текстуре она очень напоминала кости животных палеолита, к которым привык Николай. Провели датирование и генетический анализ… и обнаружили, что этой кости человеческой ноги 45 000 лет! ДНК прекрасно сохранилась, так как кость провела бо́льшую часть своей в мерзлой сибирской земле. Усть-Ишимская кость выдала самую древнюю человеческую ДНК, когда‑либо найденную на Земле. Дело происходило в Западной Сибири, восточнее Урала, на необъятных просторах между Индией и Таймыром. На родине того скелета мамонта (про которого рассказывается на стр. 44), убитого и разделанного с помощью каменных орудий. Но Усть-Ишимский человек более чем на 3000 лет младше наших старинных таймырских охотников[10]10
  В действительности, с учетом доверительного интервала метода радиоуглеродного датирования, хронологический разрыв может быть значительно меньше или вовсе отсутствовать. Прим. науч. ред.


[Закрыть], но тут же еще и генетический анализ, а главное, он на 1500 километров южнее. Несовпадение во времени, несовпадение в пространстве, что‑то не сходится. Но эти генетические данные все‑таки заставляют нас задуматься. Усть-Ишимский народ полностью отличается от «древних северных сибиряков», обнаруженных на восточной Янской стоянке, но те и другие свидетельствуют о вымершей человеческой ветви, не оставившей прямых наследников в современных народах. Еще интереснее то, что, как и янские люди, усть‑ишимец не показывает никакой генетической связи с проживавшими неподалеку денисовцами. И, как и янская популяция, эти люди разумные без наследников являются потомками неандертальцев. Генетический анализ позволяет определить возраст этой встречи неандертальца с человеком разумным: примерно 88 поколений до рождения усть‑ишимца (это 1500–2000 лет)[11]11
  По другим оценкам, 232–430 поколений – 55 000 лет назад. Расчеты подобного рода могут и будут изменяться при совершенствовании методик. Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Получается, что встреча имела место 46–47 тысячелетий назад[12]12
  Более точную дату интрогрессии у этих ранних сапиенсов северных регионов (70–80 поколений до) можно получить, отталкиваясь от черепа Златый Кун, который является ровесником усть‑ишимца. Все авторы этого исследования определяют этот обмен как состоявшийся в Леванте, а не в Сибири (согласно Джанет Кельсо, ответственной за эти исследования ДНК). Прим. автора.


[Закрыть]. Значит, его неандертальское наследие не такое давнее и может совпадать с самыми первыми фазами полярного заселения, известными нам только из обнаружения останков мамонта и волка. В обеих древних популяциях человека разумного – древних северных сибиряках и тем более усть‑ишимце – прослеживается отпечаток неандертальца, в то время как денисовец, азиатский двоюродный брат неандертальца, не присутствует на семейном собрании… Из этого следует, что, вероятно, место встречи с неандертальцами было расположено северо‑западнее, ведь более южные регионы, занятые денисовцами, из уравнения исключены[13]13
  Обнаруженные орудия не имеют аналогов в Азии, зато аналоги нашли на Ближнем Востоке в Леванте, с датировками 400–250 тысяч лет назад. Предполагается, что на Алтай денисовцы пришли с Ближнего Востока. Прим. автора.


[Закрыть], [14]14
  На Ближнем Востоке до сих пор не найдено никаких останков, относимых к денисовскому человеку. Соответственно, причины исключать из рассмотрения юго-запад Евразии не было и нет. Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Но самые первые северные популяции возрастом 48 000 лет, чьи следы наблюдаются в 600 километрах севернее Северного полярного круга, остаются для нас абсолютной загадкой. Анализ остатков их добычи не подлежит сомнению. Человек здесь был. Мы знаем, что люди пришли на Крайний Север еще тогда, когда, судя по нашим знаниям, на средних евразийских широтах проживали только вымершие неандертальцы и денисовцы. Это случилось даже раньше встречи между неандертальцем и человеком разумным, о которой свидетельствуют гены усть‑ишимца. А на полярных широтах признаки присутствия человека нам еще не доступны. Мы знаем, что какие‑то люди здесь жили, охотились на мамонта и волка, но мы не нашли ни одного каменного орудия и ничего не знаем об их традициях, организации их общества, о путях, по которым они пересекли Северный полярный круг и не только его, чтобы попасть на край земли. Эти северные тайны мучают нас вопросами и остаются по сию пору совершенно непостижимыми.

Так был ли неандерталец полярным созданием? Никто не знает, но наши исследования привели нас к границе познания об этом народе, и все полярные экспедиции призывают нас сомневаться. Сомнение сопровождает каждый шаг ученого, силящегося рассмотреть и понять это вымершее человечество.