Текст книги "Голый неандерталец. Происхождение, обычаи, ритуалы, интеллект древних родственников человека"

Невидимые полярные охотники сорок восьмого тысячелетия

Существуют всего три полярных древних объекта, предоставляющих нам предметы, сотворенные рукой человека. Но в 2016 году американский журнал Science объявил об обнаружении скелета мамонта со следами каменных орудий. Мамонт был найден на полуострове Таймыр в каких‑то 600 километрах севернее полярного круга. Полуостров Таймыр находится по ту сторону Уральских гор, на Крайнем севере Сибири. Это самый северный регион Евразии, и его площадь больше всей Скандинавии. На полуострове живет несколько десятков тысяч человек, преимущественно собранных в нескольких шахтерских городах, выросших из земли во времена СССР: бетонных островках, затерявшихся посреди бескрайней тайги и тундры. Остальная территория полуострова населена несколькими тысячами людей, разбросанных по этому огромному пейзажу. Долганы, нганасаны, ненцы – кочевники, в основном занимающиеся охотой и оленеводством, живущие в чумах, конических разборных жилищах из жердей и шкур. Это преимущественно нетронутые земли, в археологическом плане тоже, а мамонт, интересующий нас, был найден случайно Евгением Солиндером – школьником, гулявшим по берегу реки Енисей. Енисей берет свои истоки в Монголии. Он пересекает всю Сибирь и впадает на каких‑то 5000 километров севернее в полярные моря. Как и Обь, Енисей по‑сибирски необъятен. Остатки мамонта лежали в нескольких сотнях метров от полярной метеостанции Сопочная Карга. Сразу была организована археологическая экспедиция, которая смогла откопать всего толстокожего, вытащив его из земли цельным блоком и отослав в замороженном виде спецсамолетом в Петербургский зоологический институт Российской академии наук РАН. Мамонт оказался замечательно сохранившимся экземпляром, на котором еще находились остатки шкуры и шерсти. Анализ остатков явно показал следы, нанесенные человеческими каменными орудиями. Присутствовали следы убоя животного и срезания его плоти, в том числе его языка – этот обычай хорошо задокументирован, кстати, у разных народов охотников палеолита в более южных евразийских регионах. Но ни одно орудие, ни один след этих охотников не были найдены вокруг скелета. Судя по радиоуглеродному анализу, мамонту как минимум 48 000 лет.

Получается, что самые северные пространства планеты были заселены раньше самых важных этапов заселения высоких евразийских широт человеком разумным.

Это удивительное открытие доказывает, что люди жили на Крайнем Севере далеко за полярным кругом в эпоху, когда человек разумный еще даже не начал колонизировать Европейский континент[4]4
  В другой своей работе (Slimak, 2023) автор обосновывает присутствие человека разумного в Европе уже 54 тысячи лет назад, хотя главный эпизод расселения вида происходит позже. Прим. науч. ред.


[Закрыть]… Нам неизвестен ни один археологический памятник такого возраста в арктической зоне ни в Сибири, ни в Европе. Никак не объяснить здесь эти кости, оставшиеся после охоты. На сегодняшний день археологические следы этих далеких полярных популяций остаются абсолютно невидимыми. Ни одного орудия из обработанного камня, ни любого другого материального доказательства присутствия этих первых северных народов – они остаются археологической загадкой. Скелет мамонта свидетельствует о полярной охоте популяции людей, полностью неизвестной научному сообществу.

Тем не менее на 2000 километров восточнее волчьи плечевые кости были найдены за полярным кругом, в Якутии, на берегах одного из притоков реки Яны. Анализ костей показывает, что ранения нанесены рукотворным оружием: кольями, копьями или стрелами. Но волк не умер от ран и смог убежать. Возраст одной кости левой передней лапы абсолютно совпадает с возрастом костей мамонта, убитого на Таймыре, и является результатом охоты, происходившей 48 тысяч лет назад. Но это опять далеко на севере, а также… на востоке. Наш бедный сибирский волк всего лишь в 2000 километров от Америки, на таком же расстоянии, которое его отделяет от таймырского мамонта… Получается, что самые северные пространства планеты были заселены очень давно, потенциально раньше самых важных этапов заселения высоких евразийских широт человеком разумным. Мы видим здесь следы этой охоты, но не находим ни единого орудия, прямо свидетельствующего об охотниках.

Тем не менее волк был найден в нескольких километрах от реки Яны на месте, где было обнаружено последнее из трех полярных открытий, документированных на Земле ранее 20 тысяч лет назад. Речь идет о раскопках Янской стоянки, также известной как Яна RHS.

Неизвестная северная цивилизация, застывшая во льду

RHS по‑английски расшифровывается как Rhino Horn Site (Участок с рогом носорога) – одно из первых открытий, давшее возможность исследовать эти неожиданные археологические ансамбли. Здесь, в 500 километрах севернее полярного круга, группа Владимира Питулько обнаружила остатки палеолитических стоянок, которые были заключены во льдах на протяжении 30 тысячелетий. То есть, к сожалению, это на 15 или 20 тысячелетий позднее изящных свидетельств полярных заселений, которые демонстрируют скелеты мамонта и волка.

Владимир Питулько исследует поселения севера Сибири благодаря масштабным экспедициям по всему северо‑востоку Сибири, позволившим обнаружить полярные объекты с технологиями, совершенно несовместимыми с уже знакомыми нам на средних евразийских широтах. Янская стоянка – это удивительное открытие, невероятно богатое с археологической точки зрения, счастливая случайность в его исследованиях. Она располагается в дельте Яны, скромной сибирской реки, с бассейном всего лишь в два раза больше чем у Луары. А главное – длина этой реки всего 872 километра и она не имеет прямого сообщения с пространствами Южной Сибири, так как ее источники сами находятся в субарктической зоне.

При раскопках Янской стоянки обнаружены десятки тысяч орудий из обработанного камня, а также много очень изысканных произведений искусства из мамонтовых бивней, показывающих большое мастерство в обработке и использовании этих материалов. Ученые откопали полторы тысячи бусин, высеченных из бивней, лисьих клыков и оленьих резцов. Также были найдены скульптурные, вырезанные из оленьих рогов маленькие фигурки, изображающие животных. Настоящие квадратные чашечки из мамонтовых бивней с тонкой резьбой, а также браслеты и украшения, опознанные как головные уборы и диадемы. Эти предметы весьма тонкой работы были найдены в изобилии; некоторые их них украшены изящными геометрическими узорами.

В Мамонтовой Курье обнаружено всего семь рукотворных предметов, каменных орудий возрастом 40 тысяч лет, а на Янской стоянке собраны полные ящики с тысячами изделий, показывающих совершенное мастерство в обработке всех видов сырья, от бивней до кремня, а также рогов оленя или носорога. Таким образом, на северных просторах обнаружилась развитая полярная культура, совершенно освоившая свою особенную среду и ранее не знакомая археологам. А 30 000 лет назад охотники эксплуатировали богатую природную среду, в которой водились мамонты, шерстистые носороги, бизоны, олени, бурые медведи, волки, росомахи, овцебыки, лошади, песцы, зайцы и белые куропатки. По всей очевидности, посреди ледникового периода эти народы Крайнего Севера не то что выживали, а полноценно жили за счет окружающей их среды, которая нам кажется экстремальной, а на самом деле была замечательно богатой. Раскопки также обнаружили тысячи останков зайцев, что говорит о том, что на них систематически ставили ловушки. Их скелеты были свалены в кучу, их не употребляли в пищу! Янский народ явно не проявлял никакого интереса к заячьему мясу и использовал только шкурки, мягкие, теплые, но такие непрочные. Жан Малори, французский полярный исследователь, живший в Гренландии с инуитами в Туле в 1950‑х годах, рассказывал, что маленькое сообщество, в котором он провел несколько сезонов, могло добывать до полутора тысяч зайцев каждый год только из‑за шкурок, находя заячье мясо безвкусным. С разницей в несколько тысячелетий полярные вкусы и обычаи абсолютно совпадают…

Тундростепи, лишенные деревьев, заставили древних людей приспособить свои технологии к отсутствию древесины, важнейшего материала, применяемого по всей Евразии на протяжении сотен тысяч лет для производства охотничьего оружия: копий, дротиков, а позже и стрел. Древки для оружия – ценное приспособление, абсолютно необходимое для охоты на оленя, лошадь, бизона, живших на полярных просторах. На Янской стоянке дерево ловко заменено бивнем. Охотники забивали мамонтов преимущественно для добычи их бивней. За исключением языка мамонта или мяса мамонтенка, которое, по‑видимому, мягче и вкуснее, мясо убитых толстокожих, похоже, их не интересовало. И особенно янские охотники специализировались на самках. Почему? Потому, что их бивни гораздо прямее бивней самцов. Люди все время добывали эти большие, не столь изогнутые бивни, чтобы использовать их как костяные основания для дротиков, столь нужных им для охоты; изготовить их из чего‑либо другого на северных просторах было невозможно.

Возможно, варианты генов древних северных сибиряков, унаследованные от неандертальцев, славящихся своей биологической устойчивостью к холоду, могли стать преимуществом в их успешном освоении Севера.

Кто эти жители Крайнего Севера? Просмотрев все археологические коллекции, мы можем без сомнений установить происхождение этих народов: эти технологии совершенно современны и по сей день остаются исключительно свидетельствами нашего биологического вида. Да, конечно, они кажутся необычными и очень мало совпадают с нашими знаниями о более южных народах палеолита в Сибири или даже в Европе, но эти технологии, эти знания легко узнаваемы, они однозначно принадлежат человеку разумному. Всё здесь носит отпечаток современных обществ: фигурки, узоры, дротики из бивней мамонта, даже миниатюрные швейные иглы. Такие тонкие технологии были необходимы для изготовления теплой, прочной и непромокаемой одежды. И, тем не менее, хотя эти знания принадлежат людям современного типа, присмотревшись, мы обнаружим, что их технологии все‑таки сильно отличаются от того, что мы знаем о более южных популяциях: некоторыми узорами, но, прежде всего, точными техническими прикладными знаниями этих ремесленников.

На Янской стоянке год за годом были раскопаны обширные площади с целью разгадать эту таинственную полярную популяцию. Ученым удалось найти два человеческих молочных зуба. Они сразу же запросили их генетический анализ. Эти зубы, сохранившиеся на протяжении 30 тысячелетий в замерзшей земле, продолжали содержать большую часть генетических данных. Анализ ДНК показал, что они действительно принадлежали группе современных людей, но из ранее не известной популяции. Эта северная ветвь человечества четко отличается от других палеолитических популяций, уже определенных генетикой. Генетики назвали вымерший народ «древними северными сибиряками». В их геноме также прослеживается некоторая неандертальская примесь, как у всех современных евразийских народов, но цепочки неандертальской ДНК гораздо длиннее, чем у нынешних людей, а это значит, что встреча между этими двумя популяциями случилась незадолго до времени заселения Янской стоянки. Она могла произойти от 80 до 100 поколений до рождения детей, потерявших молочные зубы на стоянке. И удивительным образом древние северные сибиряки не показывают никакого смешения с денисовскими людьми, еще одним вымершим человечеством, двоюродными братьями неандертальцев, найденными и определенными в южных сибирских горах на Алтае. При этом генетические следы денисовских людей есть у большинства современных народов от Юго-Восточной Азии до Австралии.

Происхождение древних северных сибиряков столь же туманно, как и их судьба[5]5
  Палеопопуляция древних северных сибиряков (ANS) оставила небольшой след в геномах более поздних коренных жителей Сибири, происходящих преимущественно от других волн заселения региона (Sikora et al., 2019). Прим. науч. ред.


[Закрыть], но перед колонизацией полярных земель или даже, может быть, во время заселения предки этих таинственных популяций пересеклись с неандертальцами. Они несли в себе «генетическую память» этих вымерших людей. Метисация с неандертальцами вкупе с отсутствием денисовских генов может означать, что эта встреча случилась очень далеко от средних и низких широт Восточной Азии, где гены денисовцев до сих пор широко распространены. Значит, это было гораздо западнее, ближе к Европе и потенциально севернее, ближе к полярным землям, которые эти народы очень быстро заняли и освоили[6]6
  Гораздо шире принятой считается версия о гибридизации неандертальца и человека разумного где-то на юго-западе Азии, на Ближнем Востоке, где найдены многочисленные свидетельства присутствия обоих видов в эпоху, предшествующую заселению Северной Евразии. Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Возможно, варианты генов древних северных сибиряков, унаследованные от неандертальцев, славящихся своей биологической устойчивостью к холоду, могли стать преимуществом в их успешном освоении Севера. Но простых биологических показателей, дающих лучшую переносимость холода, недостаточно.

Арктическая окружающая среда очень суровая, как свидетельствует история инуитов, требует, прежде всего, точных знаний об условиях этой среды и четко спланированного использования природных ресурсов в соответствии с каждым временем года. Только понимание особенностей этих высоких широт дает возможность выжить в период длинных лютых полярных зим. Но, к сожалению, на Янской стоянке фауна, извлеченная из вечной мерзлоты, лишена плоти и шерсти. Как это возможно? Ведь эти остатки хранились здесь со времен ледникового периода, и их так тяжело сейчас доставать из замерзшей земли.

Полярный рай?

Благодаря анализу мировых климатических архивов (что касается древних времен, эти архивы добываются из почвы или из ледниковых кернов) мы знаем, что древний климат характеризовался глубокими перепадами температур, которые придавали нашей биосфере размеренный ритм, чередуя теплые и ледниковые фазы.

Причина этих климатических изменений все еще плохо изучена, и их пока невозможно точно смоделировать. На текущем этапе наших познаний мы неспособны предвидеть следующий ледниковый период на Земле. Тем не менее, когда бы он ни наступил, похоже, нам его не избежать: эти естественные циклы включают в себя мощнейшие и быстрые климатические перепады. Сильные колебания могут быть связаны с периодическими изменениями земной орбиты. На протяжении десятков тысячелетий наша планета переживала контрастные климатические фазы, различавшиеся в высоких широтах сильнее, чем в средних и низких, где сегодня живет 99 процентов мирового населения. Мы сейчас находимся в одной из теплых фаз, начавшейся примерно 11 700 лет назад и положившей конец последнему оледенению. Дегляциация происходила в несколько этапов, некоторые из них фиксировали значительные резкие климатические изменения, особенно в Арктике. В Норвегии, как теперь известно благодаря работам местного гляциолога Яна Мангеруда, в начале потепления края больших ледников, заключенные в скандинавские фьорды, отступали каждый год на 160 метров. За десять лет эти обширные тысячелетние ледники отступили, таким образом, более чем на полтора километра… Этот распад ледников можно было наблюдать в масштабе человеческой жизни, она стала конкретным уникальным опытом для немногих людей Севера, физически испытавших изменение своих земель год за годом. Изменение климата было глобальным и повлияло на все мировые экосистемы, спровоцировав повышение уровня моря более чем на 60 метров.

Может ли такое быть, что на этих северных землях теплые периоды были гораздо менее гостеприимны, чем ледниковые?

Сейчас мы живем в межледниковой фазе – голоцене, который в наших широтах предоставляет нам условия, несравнимо более располагающие к жизненному разнообразию, чем на протяжении предыдущих десятков тысячелетий. Тем не менее как раз в начале голоцена климат Земли был еще теплее, чем в последние столетия. И 9000 лет назад летняя температура арктической зоны действительно была гораздо выше нынешней, что спровоцировало массивное таяние вечной мерзлоты в приполярных широтах. В настоящий момент все опять находится в замерзшем состоянии. Поэтому на Янской стоянке из вечной мерзлоты не удалось извлечь никакого органического разлагаемого материала: ни кожи, ни плоти, ни шерсти. Во многих других районах севера Сибири они прекрасно сохранились, время от времени из мерзлоты вытаивают фрагменты и целые туши мамонтов и носорогов с мясом, шерстью и кишечником, еще наполненным их последним обедом. Здесь же этот органический материал был утерян в начале голоцена, когда часть земли полностью разморозилась, предав разложению самые хрупкие археологические свидетельства. В 500 километрах севернее полярного круга зона вечной мерзлоты размораживалась на протяжении нескольких столетий, а потом все опять замерзло благодаря медленному падению глобальной температуры на протяжении более 6000 лет. Сейчас маятник качнулся в обратном направлении из‑за человеческой деятельности, меняющей природные циклы биосферы на наших глазах.

Что же касается точной структуры следующих климатических циклов, действительно предсказуемы только некоторые из их чисто астрономических параметров. Бесчисленные климатические пульсации, которые отразятся на Земле в следующие века и тысячелетия, теперь связаны с человеческой деятельностью, и эти мощные тысячелетние климатические вариации, к сожалению, невозможно смоделировать. А вот в гораздо более мелких временны́х масштабах мы видим, как вынужденно и быстро на наших глазах размораживается полярная зона, освобождая скелеты больших млекопитающих плейстоцена.

Особенно забавно рассматривать фотографии детей инуитов, играющих голышом в иглу. Когда на улице –45 °C, то в иглу при 0 °C действительно жарко.

Стоят перед глазами эти впечатляющие, отлично сохранившиеся тела мамонтов, которые земля сибирского Крайнего Севера обнажает каждый год, но эти дикие просторы освобождают регулярно остатки многих других видов: шерстистых носорогов, овцебыков, бизонов, бурых медведей, лошадей, оленей, песцов, волков… Эти находки свидетельствуют о биологическом разнообразии, превосходящем то, которое наблюдается сейчас на тех же широтах. Причем большим было не только разнообразие, но и плотность популяций этих животных.

Может ли такое быть, что на этих северных землях теплые периоды были гораздо менее гостеприимны, чем ледниковые? Анализ мамонтовых степей показывает необыкновенно обильную среду, создавая странную, почти парадоксальную картину биотопов последнего ледникового периода. Чтобы приютить эту многочисленную арктическую фауну, полярные пейзажи должны были иметь достаточные растительные ресурсы, покрывающие потребности больших травоядных животных. Слон употребляет от 60 до 300 килограммов травы в день, что позволяет представить себе масштаб полярных степей, не зря названных мамонтовыми. Значит, среда была богатой. Очень богатой – злаками, осоками и другими травянистыми растениями, но не только. Анализ древней пыльцы и выделенной из почвы ДНК показал, что весной арктические и субарктические просторы походили на огромные поля цветов с анемонами, маками, лютиками… Эти полярные регионы со стадами крупных травоядных животных тогда сильно отличались от сегодняшних болотистых тундр.

Неужели посреди ледникового периода крайние северные регионы были особенно благоприятны для жизни? Это предположение противоречит интуиции. Уже в более южных широтах теплой Европы ледниковый период ассоциируется с суровым экстремальным климатом. Может ли быть, что развитие человеческих обществ за полярным кругом – показатель существования среды, богатой дичью и особенно располагающей к развитию этих замечательных северных обществ?

Миф, связывающий колонизацию полярных регионов с общественными и техническими достижениями, может оказаться ошибочной общественной конструкцией. Нашей общественной конструкцией. Сложившимся мнением, таким же субъективным и неточным, как наши «жарко» и «холодно». Особенно забавно рассматривать фотографии детей инуитов, играющих голышом в иглу. Когда на улице –45 °C, то в иглу при 0 °C действительно жарко. Как такое может быть? Человеческое тело – не термометр, а замечательная машина, которой достаточно нескольких дней, чтобы приспособиться к новой окружающей среде. Это вовсе не поэтический образ, воспевающий удивительные адаптивные возможности, свойственные большим обезьянам, которыми мы являемся. И это не просто слова: каждый из нас может на себе прочувствовать бессознательную саморегуляцию собственного тела.

Убежище на краю света?

Эти рассуждения погружают меня в воспоминания о событиях февраля 2007 года, когда я изучал материалы научного центра Академии наук в Сыктывкаре, столице Республики Коми. Я говорил в начале книги о том, как открытие одного ящика привело меня в эту область исследований. Ну вот, как раз тогда это и случилось. Этот ящик содержал коллекции с Бызовой стоянки, третьего и последнего древнего полярного местонахождения, обнаруженного на Земле, которое мы еще не обсуждали.

Бызовая стоянка возвращает нас на западные склоны Полярного Урала, на самый край Европы. После моего выступления на сибирской конференции 2006 года меня пригласили поработать над коллекциями палеолита европейского Крайнего Севера. Эти археологические коллекции были собраны благодаря исследованиям Павла Павлова, ученого из Уральского отдела Российской академии наук. Павлов на протяжении нескольких лет возглавлял археологические экспедиции на западном склоне Урала к северу от полярного круга. Они позволили собрать первые невероятные данные о заселении северной оконечности Европы. Эти данные совсем не вписывались в наши знания о палеолитических популяциях того же периода, известных в Европе на более южных широтах. Коллекции, собранные за эти годы исследований, хранились в Республике Коми. В Евразии в полярных широтах расположены четыре страны: скандинавская троица – Норвегия, Швеция, Финляндия – и огромная Россия, в состав которой входит множество автономных республик, в том числе такие северные, как Саха, Карелия, Коми, чьи названия уже звучат как приглашение в путешествие…

Немногим хорошо известна Республика Коми… Это маленькая территория чуть больше Германии на просторах великой России, пересеченная Северным полярным кругом. Республика Коми в основном покрыта обширным первозданным лесом. Это самый большой европейский лес, оставшийся в диком состоянии и признанный по этой причине объектом всемирного наследия ЮНЕСКО. Столица Республики, Сыктывкар, находится в тысяче километров на северо‑восток от Москвы, и насчитывает немногим более 200 000 жителей. Земли эти в силу их расположения на северо‑восточном конце Европы на протяжении всей истории всегда оказывались вне больших торговых путей, которые на западе Евразии пролегали в основном в южных широтах Европы, по Средиземному морю и на Ближнем Востоке.

Эта слепая зона европейского континента издавна находилась под влиянием Сибири и севера. Она явно демонстрирует то, что лингвисты, социологи или антропологи называют периферической зоной: пространство, отдаленное от больших торговых путей, сохранившее не только старинные структуры речи, но и некоторые культурные и технические традиции, которые давно исчезли в других местах. Таким образом, в археологических коллекциях этого северного края можно встретить ремесленные средневековые изделия, похожие на доисторические. Например, изумительные костяные гарпуны с зубьями, созданные в XII веке. Их форма и техника обработки отчетливо напоминают технологии, которые в остальной Европе перестали использовать как минимум 4000 лет назад, когда им на смену пришли быстро освоенные способы обработки металла. Такие костяные гарпуны распространены в ту же эпоху по всей Сибири, а также очень хорошо известны у инуитов. Наши полярные французские исследователи Поль Эмиль Виктор и Жан Малори наблюдали их использование еще в середине прошлого века.

Некоторые древние традиции, преодолевшие тысячелетия, на самом деле сохраняют память об уникальных технологиях, которыми мы разучились пользоваться. Наше собственное техническое развитие сопровождается безвозвратной потерей ценнейших знаний.

История, традиции, техники, знания не подчиняются никакой универсальной кривой. Они всегда вплетаются, в первую очередь, в местные процессы развития или становятся их результатом. Археолог может лишь отобразить традиции и технологии и проанализировать их эволюцию во времени. Эти традиции никогда не распространяются одинаково по всему континенту. Они опявляются раздробленно, в отдельных местностях, а некоторые технологии даже могут прорываться сквозь время, вопреки прогрессу, который в иных местах привел к потере красивейших форм традиционных ремесел. Это не значит, что народы, сохранившие эти ремесла, отсталые. На данном этапе очень важно осознать относительность и даже неравномерность понятия технического прогресса. Некоторые древние традиции, преодолевшие тысячелетия, на самом деле сохраняют память об уникальных технологиях, которыми мы разучились пользоваться.

Наше собственное техническое развитие сопровождается, таким образом, безвозвратной потерей ценнейших знаний. И мы оказываемся неспособными оценить по достоинству некоторые древнейшие техники, несравненно превосходящие многие из современных технологий. Эти слова забавны только для циников, беспечно относящихся к положению нашего общества в структуре когда‑либо существовавших на земле человеческих обществ.

В 1950 годах XX века Леви Стросс в потрясающем заключении к своим «Грустным тропикам» пришел к тому же выводу и привел пример техники защиты от холода у полярных народов: «Только в последние годы нам стали известны физические и физиологические принципы изготовления одежды и постройки жилищ у эскимосов и то, как эти принципы, незнакомые нам, а не какая‑либо привычка или особое телосложение, позволяют им выживать в суровых климатических условиях. Они оказались настолько бесспорными, что мы сразу поняли, почему улучшения эскимосских костюмов, предложенные исследователями, оказались бесполезными и даже вызвали обратный эффект. Решение коренных народов было превосходным, и, чтобы в этом убедиться, нам не хватало лишь познать его теоретические основы». Этот пример более высокого, чем наш, уровня технологий термической защиты может быть показательным для всех подобных случаев: как много знаний мы, оказывается, растеряли за все это время. Мы открываем их для себя заново, по чуть‑чуть, во всех технических отраслях: японские сейсмоустойчивые дома матия, сельскохозяйственные технологии с высокой урожайностью, точные прикладные знания о молекулах, вырабатываемых некоторыми растениями. Эти тысячелетние навыки еще остались у некоторых носителей древней памяти и вызывают зависть у крупной фармацевтической промышленности…

Наверное, именно эти мысли о структуре традиционных технологий, их эволюции, их замене пришли мне на ум, когда я открыл этот ящик впервые в феврале 2007 года. Я нашел в нем технически однородную коллекцию: несколько сотен предметов из обработанного камня. Но обработан он был по старинным неандертальским ремесленным традициям, так хорошо мне знакомым! Ящик за ящиком я открывал для себя коллекции Бызовой стоянки, местонахождения, расположенного на полярном круге и точно датированного многочисленными лабораториями возрастом… 28 000 лет.

28 000 лет? Это же просто‑напросто более 14 тысяч лет после исчезновения неандертальских древних традиций во всей Евразии. Элемент за элементом я узнавал технологии, орудия, стиль, умения, характерные для традиций, исчезнувших повсюду с вытеснением неандертальца. Бызовая и Янская стоянки практически одного возраста. Но Янская находится далеко, очень далеко на востоке, располагаясь на тех же полярных широтах, но на 3000 километров восточнее Сибири. Эти памятники объединяет общая хронология, северное положение и большой интерес к использованию мамонтов. Но тысячи, а то и десятки тысяч изысканных предметов, сделанных из материалов животного происхождения, – кулонов, ожерелий, чашечек, дротиков, браслетов, найденных на Янской стоянке, на Бызовой просто отсутствуют. Если мамонты на Янской стоянке почти исключительно использовались из‑за прямых бивней, при этом их мясо в пищу не употреблялось, то в то же самое время в двух тысячах километров, с другой стороны Урала, люди на Бызовой стоянке вовсе не интересовались обработкой бивней, оленьих рогов или костей. Исследование останков мамонтов показало, что на хоботных вели охоту. Анализ скелетов выявил очень четкие следы их эксплуатации: вскрытие грудной клетки, вырезание филейной части; эти разделочные действия показывают, что замечательные травоядные использовались людьми этой стоянки совсем в других целях. В Бызовой вместо интереса к прямым бивням прослеживается интерес к мягким тканям животного.

Скелеты неандертальцев очень редкие и ценные. Большинство из них обнаружены давно, когда методы археологических раскопок в пещерах были основаны на рытье киркой.

Две разные логики, однозначно отличающие Бызовую от ее сибирской сестры – Янской. Что касается каменных орудий, то их легко отнести к большой мустьерской культуре, сложившейся у неандертальцев в Европе на протяжении сотен тысячелетий. Так о чем же говорят эти странные коллекции? О том, что в это время Европа и дальний сибирский север были заняты разными популяциями людей разумных, наследниками разных технических и культурных традиций. Все эти традиции сходятся в особенном отношении к животным, в поиске твердых материалов, от костей до бивней, методично превращаемых в орудия, с вкладыванием в них очень сильных скрытых смыслов. Узоры, украшения и изображения, найденные в Европе, присущи исключительно человеку разумному. Орудия из костей, оленьих рогов и бивней имеют замечательную символику. Украшая себя животными материалами, люди как будто позволяли животным прикрывать и преображать их. Также замечательно то, что охотиться с костяными дротиками – это убивать животное… животным. Эти действия напоминают традиции современных сибирских народов или индейцев прерий: они чувствуют необходимость защиты от духа убитого животного, способного вернуться, чтобы мучить своего убийцу. К этому духу следует обратиться перед охотой, с ним нужно договориться как с другом. И после охоты его тушу нужно успокоить поглаживаниями. Но не думайте, что охотники просят прощения. Они благодарят животное за то, что его плоть накормит их детей, а его шкура согреет их стариков. Волшебная сила его духа опасна, а значит, с ним нужно сотрудничать, сблизиться, так как он теперь стал частью людей. А если убить животное животным, то само животное вовлекается в охоту на себе подобных. Человек чувствует себя частью природной среды, с которой он взаимодействует. Это – анимистические и шаманские конструкты. Из этих жестов и действий людей европейского палеолита вырастают все логические связи современных народов охотников‑собирателей, до сих пор находящихся в естественном общении с природой. Эти тысячелетние закономерности европейских людей совершенно не прослеживаются на Бызовой стоянке, там есть только традиционные неандертальские ремесла совсем другого порядка, традиции, которых в принципе уже не должно существовать в такую позднюю эпоху. Вопрос сохранности неандертальца или, по крайней мере, его традиций, его ремесел позже сорок второго тысячелетия до наших дней много обсуждался за последние 20 лет в научных кругах. Тут и там по всему континенту всплыли неандертальские останки и мустьерские орудия знаменитой материальной неандертальской культуры, которые поначалу были отнесены к чуть более ранним фазам возрастом от 30 до 35 тысяч лет. А потом… Постепенно оказалось, что эти скелеты неандертальцев в Бельгии, Хорватии, Испании, на Кавказе, скорее всего, были не такие поздние и что датировали их ошибочно. Почему такие несовпадения? Скелеты неандертальцев очень редкие и ценные. Большинство из них обнаружены давно, когда методы археологических раскопок в пещерах были основаны на рытье киркой.