Текст книги "Пропавший без вести"

Глава 12
Сара

День второй, 16:30

Тихо ругаясь, Ник пытается открыть серый чемодан. Его – и не один, а целый набор – нам подарил на свадьбу старший брат Ника.

– Там сбоку замок, – подсказываю я.

Ник переворачивает чемодан и сквозь зубы цедит:

– Кодовый!..

– Один, два, три.

– Гениально.

Ник подкручивает нужные цифры, и металлическая застежка, отскакивая вверх, больно бьет его по костяшкам.

– Твою мать!.. Какого черта ты вообще запираешь? – рявкает он. – Здесь постельное белье. Господи, постельное белье в запертом чемодане!

Я решаю промолчать. Мы оба жутко устали и не в силах сдержать гнев.

По совету полицейских мы копаемся в вещах в гараже – вдруг что-то пропало. С жильцами, которые снимают наш дом, мы тоже поговорили, но они не видели Джейкоба, хотя он мог проскользнуть в гараж незамеченным – запасной ключ висит под кормушкой в палисаднике. В последние годы я убираю на лето в гараж все личные и ценные вещи, вроде подаренной мамой скатерти и постельного белья из деликатной ткани, которое я даже не отжимаю в сушилке. Да, это отнимает много сил и времени, но сам процесс приносит пользу, ведь таким образом мы избавляемся от лишних вещей, засоряющих нашу жизнь.

Я перешагиваю через коробку, из которой вывалились бумаги. Собираю их с бетонного пола и кладу обратно. Рядом лежит стопка почты – по договоренности жильцы забирают ее и относят в гараж. За последнюю неделю пришли пара счетов и две поздравительные открытки для Джейкоба. На одной марка Соединенных Штатов, это от брата Ника. К открытке он приложил сертификат на скачивание музыки на щедрую сумму с припиской: «Потрать на какой-нибудь классный хип-хоп. С любовью от семьи Теда». Я представляю, как брат Ника, успешный доктор, на всю врубает хип-хоп в своем семейном седане, и мне становится смешно.

Передав открытку Нику, я открываю второй конверт, из которого выпадает чек. Узнаю почерк матери: «Моему дорогому Джейкобу на семнадцатилетие. Добавь это к своим сбережениям, а когда понадобится, потрать на что-то нужное». Я поднимаю чек и с изумлением смотрю на сумму.

– Пятьсот фунтов! – показываю я Нику. – Моя мать подарила Джейкобу пятьсот фунтов!

– Многовато, да?

«Вполне в ее стиле», – думаю я и достаю из кармана телефон.

– Ты чего? – спрашивает Ник.

– Звоню ей.

– Стой, Сара…

Она берет трубку на третьем гудке.

– Сара, какие новости?

– Ты что, подарила Джейкобу пятьсот фунтов?

– Да, на день рождения. Там открытка. Я…

– Тебе не кажется, что это слишком?

– Ну, я просто… я подумала, будет здорово добавить немного к его сбережениям. Пригодится на учебу или что-нибудь такое.

– У Джейкоба нет никаких сбережений. Ему всего семнадцать. – В ответ тишина. Все понятно. –  Значит, это не первый раз?

– Я отправила ему такую же сумму на Рождество.

– Мама! – сердито кричу я. – Могла бы сказать мне!

– Я думала, Джейкоб сам тебе скажет.

Напомнив, что общение с сыном не складывается, мать серьезно меня задела.

– Деньгами его любовь не купишь.

– Сара!.. – Ник вырывает у меня телефон и спокойным голосом говорит: – Барбара, это Ник. Понимаете, мы с Сарой сейчас волнуемся и к тому же ужасно устали…

Ник замолчал – видимо, моя мать его перебила.

– Да. Да, вы правы. Знаю. Конечно, конечно, обязательно. Понимаю. Да, обязательно, – добродушно обещает что-то он. Порой складывается впечатление, что мать любит всех членов моей семьи, кроме меня самой.

Повесив трубку, Ник обращается ко мне:

– Теперь мы хотя бы знаем, откуда у него деньги.

– Да, от моей мамаши!

– Она хотела как лучше.

Я поджимаю губы и молча копаюсь в вещах. Через пару минут нахожу красную обувную коробку с надписью «Колготки». Гляжу через плечо – Ник занят спортивной сумкой Джейкоба – и осторожно снимаю крышку. Внутри всякая мелочь, но я тут же нахожу чугунную фигурку лошади размером с мизинец.

Первая украденная мной вещь.

Помню, как сжала ее в ладони, словно пойманную птичку. Мы с сестрой обожали фильм «Черный красавец» и в особенности ту сцену, где дикий мускулистый конь скачет по пляжу, а в итоге его укрощает совсем юный мальчик. Мы представляли себя на месте этого мальчика и с переменным успехом практиковались в укрощении птиц и белок в саду. Не знаю, кто подарил Мэгги чугунную лошадку, но сестра с ней не расставалась: носила с собой на уроки в кармане школьной формы, ночью ставила у кровати. Поразительно – эта фигурка была с нами все детские годы, а когда Мэгги перестала с ней играть, лошадь заняла почетное место на подоконнике. Мне не разрешалось не то что играть или трогать ее – даже подходить близко. Такие правила устанавливали старшие сестры, и младшие были вынуждены им следовать.

После смерти Мэгги ее комната стала музейным залом: кровать прибрана, одежда аккуратно висит в шкафу, игрушки разложены по местам. Мама часами сидела в комнате сестры и плакала. Прижимаясь губами к закрытой лакированной двери, я шептала: «Мама, я здесь! Я-то жива!»

Однажды, пока мама была внизу, я зашла в спальню Мэгги и взяла с подоконника чугунную лошадку. Уже в своей кровати я накрылась одеялом и стала играть с ней. Мама не обращала внимания на то, что я уходила в школу непричесанной и без бутербродов, зато пропажу фигурки заметила сразу же. Она в лоб спросила, не я ли взяла лошадку, и я ответила: «Нет, мамуля, я ничего не брала». Лживые слова поначалу комом встали в горле, и все же соврать оказалось проще, чем я думала. Просто надо смотреть прямо в глаза и не отводить взгляд.

Потом я крала часто: то ластик у соседки по парте, то пластиковое ожерелье из школьной костюмерной, но вещи сестры я больше не трогала. Годам к восемнадцати эта одержимость понемногу сошла на нет, и какое-то время я вообще ничего не воровала. А потом как-то раз я пошла в гости к Стелле, маме Ника. Она всю жизнь проработала терапевтом и, даже выйдя на пенсию, не сидела на месте – занималась волонтерством, ходила в походы и на всякие курсы для взрослых. Стелла и Дэвид, отец Ника, жили в таунхаусе, где все напоминало о некогда большой семье: комнаты сыновей прибраны в ожидании их визита, на стенах полно фотографий, у подножия огромного продавленного дивана куча книг. Стелла любила повторять, что хозяйка из нее никакая, как будто сама мысль об уборке была ей неприятна. В раковине часто лежали горы посуды, а на столах – кипы старых газет и писем, но в их доме чувствовалась жизнь, и это было здорово. Зато я на чистоте буквально помешалась.

Пока Стелла заваривала чай, я бродила по гостиной и заметила на подоконнике небольшую табличку с надписью: «Чистый дом – зря потраченная жизнь». Просто табличка на подставке, что тут такого, но от этих слов стало больно. Так вот что она думает обо мне и моих привычках? Я взяла табличку в руки, и в этот момент звякнули кружки – мама Ника принесла поднос с чаем. Табличку пришлось мгновенно сунуть в задний карман джинсов.

За чаем я рассказывала об учебе Джейкоба и моих планах сделать ремонт в ванной, а табличка в кармане давила на тело. Следовало поставить ее обратно на подоконник, но тогда я лишилась бы этого волнующего ощущения чужой вещи… Я так и унесла ее с собой. Дома, глянув на табличку, я сунула ее в коробку с колготками и с тех пор даже не доставала.

А коробка все наполнялась. Разными мелочами, которых никто бы и не хватился: перьевая ручка со стола надменной школьной секретарши, тюбик крема для рук с приятным запахом из дома коллеги Ника, сувенирная ложечка из даже не помню чьей столовой…

Не представляю, что подумает Ник, если увидит эту коллекцию. Как я все объясню? «Знаешь, Ник, я понемногу ворую»?

Я часами мысленно оправдывала себя, обещая вернуть вещицы их законным владельцам. Но не вернула. Я ничего не планирую красть заранее, просто, бывает, что-то такое загорается внутри, и странное чувство течет по всему телу, доходя до самых кончиков пальцев, которые прямо трясутся от желания что-нибудь стащить.

По-моему, для меня эти кражи – способ проявить власть над человеком. Показать свою силу. Украденные мелочи – мои трофеи. Психотерапевт расписал бы мне по шагам, как с этим справиться. Только я не хочу справляться, мне не нужна терапия. Я ворую, потому что могу, потому что получаю удовольствие. Я улыбаюсь самой себе, ведь никто и не подозревает, что у матери семнадцатилетнего сына, которая готовит здоровую еду и поддерживает безукоризненную чистоту в доме, есть темная сторона.

– Вроде ничего не пропало, – говорит Ник, просмотрев все сумки. – Хотя мы и не знаем, что тут было изначально.

Через плечо Ника я заглядываю в один из чемоданов: вещи беспорядочно запихнуты внутрь. Помню, перед отъездом я заглянула к Джейкобу и крикнула: «К вечеру надо все упаковать!», а он спокойно улыбнулся и ответил: «Мам, не волнуйся, я сделаю все за полчаса». Сделал. Может, мне стоит брать с него пример, ведь складывание и сортировка вещей отнимают у меня целые годы жизни.

– Что ж, это хороший знак, – добавляет Ник. – По крайней мере, он не собирался пропадать надолго.

Потом мы оба молчим. Слышно только, как в водосточном желобе скребутся мыши.

– Когда мне было шестнадцать, – вдруг нарушает тишину Ник, – я сбежал из дома.

Я с удивлением смотрю на мужа: он задумчиво водит пальцем по краю металлической полки.

– Поехал в Лондон, устроился уборщиком в казино – мыл туалеты.

– А родители знали, где ты?

– Я позвонил им через четыре дня. Через две недели вернулся домой.

Четыре дня. Джейкоба нет всего два.

Ник никогда мне об этом не рассказывал – скрывал. А сейчас решился рассказать, чтобы меня успокоить – может, Джейкоб тоже сбежал, – однако от его слов стало только тревожнее. Словно оба они для меня незнакомцы.

– Почему? Почему ты уехал?

Ник аккуратно поправляет цветочные горшки и садовые лопатки на полке и, не отрывая от них взгляда, отвечает:

– Однажды я рано вернулся из школы, у меня воспалились миндалины. Застал мать в постели с другим мужчиной.

Я поражена его признанием. Стелла – глава их семьи, планета, вокруг которой вертятся ее муж и сыновья.

– И что она сказала?

Ник едва заметно пожимает плечами.

– Мы никогда об этом не говорили, а отцу я соврал, что побег был из-за одной девчонки. По-моему, он даже обрадовался, хоть и не подавал виду.

Я в шоке. Интересно, его мать любила того мужчину? Встречалась ли она с ним и дальше или же решила порвать, чтобы спасти семейные отношения, которые так усердно выстраивала?

Глядя на знакомый изгиб шеи Ника, на его подбородок и длинные пальцы, я понимаю, что и сама многое готова скрывать, лишь бы защитить свою семью.

Глава 13
Айла

Лето 2005 года

Я болтала на кухне с Сарой, пока она подливала горячий бульон в кастрюлю с ризотто, медленно его помешивая. Мальчишки копали на пляже огромную яму, в которую уже сами могли поместиться, во все стороны летел песок. Внезапно они замерли, резко подняли головы, как два маленьких суриката, и послышались радостные вопли:

– Папа!

– Дядя Ник!

Он шел по пляжу в кожаных ботинках и расстегнутой белой рубашке. Ребята бросились на Ника в попытках затащить его в свою песчаную ловушку. Я улыбнулась и посмотрела на Сару. Она тоже наблюдала за происходящим, только с каким-то задумчивым видом.

Ник поднялся на террасу, мальчики повисли у него на руках. Ник выглядел радостным: наконец-то выходные.

– Вот вам дополнительные ингредиенты, – сказал он, глядя на Джейкоба и Марли. – Поместятся в кастрюлю?

– Надо только измельчить, – ответила Сара, изображая рукой движения ножа.

Ребята завизжали. Ник отпустил их, и Джейкоб с Марли начали умолять его пойти с ними: доделать яму, половить крабов, поискать окаменелости среди скал.

– Дайте ему передохнуть! – Сара выгнала мальчиков на улицу и, поцеловав Ника, достала пиво из холодильника.

Наклонившись к Саре, Ник спросил:

– Ты как?

– Уже лучше, – с улыбкой сказала она.

Ник тоже поцеловал Сару.

Я водила пальцем по ножке бокала.

– Как прошла неделя, Айла? – поинтересовался он у меня.

– Прекрасно. В это время года я понимаю, что нашла подходящую работу.

Когда Марли пошел в школу, я устроилась туда же помощником учителя. Платили мало, зато я могла забирать Марли с уроков, а с началом летних каникул наступала долгожданная свобода.

– Поужинаешь с нами?

– Конечно, – ответила я, хотя, возможно, Ник хотел побыть в пятницу вечером наедине с женой и сыном.

– Вот и замечательно. – Его улыбка была искренней, и я отбросила все сомнения.

Когда Ник, наконец, ушел с пивом на пляж, я спросила у Сары:

– Ты в порядке?

Она стояла спиной ко мне, помешивая ризотто.

– Да, все хорошо.

– Просто мне показалось… будто что-то не так.

Сара сделала глубокий вдох.

– Дело в том… мы решили, что больше не будем пытаться.

Последние три с половиной года Сара с Ником пробовали завести еще одного ребенка. Сменили питание, ограничили алкоголь, принимали витамины, высчитывали подходящие для зачатия дни.

– Почему?

Сара снова вдохнула.

– Я больше не могу. Каждый месяц новое разочарование. Жутко выматывает. Мы зациклились на этой идее, хотя у нас уже есть замечательный здоровый сын.

С одной стороны, Сара была права: надо радоваться Джейкобу, а не думать о следующем пункте в ее жизненном плане. С другой стороны, она всегда мечтала о большой семье.

– Ну, есть ЭКО…

– Только не ЭКО. Я видела, через что проходят пары: завышенные ожидания и разбитые мечты… Я не выдержу.

– У многих получается…

– Наверное, всему есть причина. Мы рады Джейкобу, он – наш дар свыше. Пора заканчивать с этим и просто радоваться жизни.

– А что Ник?

– Сама знаешь! Говорит то, что я, по его мнению, хочу услышать. Думаю, на самом деле он вздохнул с облегчением. Джейкоб подрос, и с ним сейчас так легко, что вряд ли Ник мечтает снова пройти через ночные кормления и смену подгузников. – Вытерев руки о фартук, Сара добавляет оживленным голосом: – Еще вина?

Тогда я не уловила лжи в нашей беседе, но она затаилась среди слов, как битое стекло в песке, зазубренное и причиняющее страшную боль.

Глава 14
Сара

День третий, 10:40

Я сосредоточенно читаю с телефона статью про без вести пропавших. Каждый год в Британии пропадают более двухсот пятидесяти тысяч человек, две трети из которых – несовершеннолетние. Представляю Джейкоба среди толпы безликих подростков, где его очертания постепенно размываются…

Как полиция отыщет Джейкоба, если таких, как он, сотни тысяч?

Хватит это читать! Перестань!

Но я не могу остановиться.

Для каждого дела о пропавшем устанавливают степень риска. Она сразу увеличивается, если подобное поведение человеку не свойственно. Я представляю весы с именем Джейкоба в середине. На одной чаше фраза «не свойственно», а на другой – слова «парень» и «семнадцатилетний». Что же перевесит? Какой будет степень риска в его деле – средней? А будь он девочкой? Будь он младше? Что тогда?

Иду ниже, и на экране появляется новый факт, который я зачитываю вслух Нику – тот стоит у двери спиной ко мне с миской хлопьев в руках.

– Наиболее важные улики чаще всего находят в первые несколько часов. – Ник не оборачивается. – Какие у нас улики? – повышаю я голос. – Полиция вообще ничего не нашла!

Ник молча смотрит в сторону моря.

К горлу подступает ком, когда я читаю о том, что большинство пропавших обычно обнаруживают в течение двух суток. Сейчас утро среды, а Джейкоба никто не видел с вечера воскресенья, значит, мы уже потеряли это ценное время и попали в меньшинство.

В статье приводятся слова родителей. Мой голос затихает до шепота:

– «Джек, сын Элейн Чусбери, пропал в Дерби двадцать лет назад, когда ему было восемнадцать. Его дело до сих не закрыто. «Тяжелее всего не знать. Каждое утро я просыпаюсь и снова задаю себе все эти вопросы: жив ли он, что с ним произошло?» – рассказывает Элейн».

Ложка звякает о тарелку – Ник зашел в дом и поставил посуду на стол. Он обнял меня и повернул к себе. От напряжения и беспокойства я вся словно затвердела. Наверное, так мое тело не дает вырваться наружу сердцу, в котором зияет огромная дыра.

Знакомыми движениями Ник гладит меня по спине, и я, обняв мужа, прижимаюсь лицом к его плечу. Мы много недель, даже месяцев, не были так близки, и мне этого не хватало. Сейчас мы очень нужны друг другу.

Вдалеке слышится шум накатывающих волн. Уткнувшись в мои волосы, Ник говорит:

– Все будет хорошо.

– Вот что я думаю, – продолжает Ник, разомкнув объятия, чтобы посмотреть мне в глаза. – Есть всего два варианта.

Его невозмутимый тон успокаивает, и я внимательно слушаю. Я полюбила Ника в том числе и за его безграничный оптимизм, за отрицание малейшей возможности несчастья. Не знаю, откуда такой характер – то ли из-за детства в крепкой семье, то ли из-за того, что прежде Ник не сталкивался с серьезными трудностями, да и не важно – я просто люблю его за это. Он излучает благополучие и уверенность, которые частично перепадают и мне.

– Первый – Джейкоб сам решил исчезнуть. Предположительно, из-за ссоры с Каз. Следовательно, нам надо узнать, почему они поругались. Может, она изменила Джейкобу с кем-то из его же друзей? Или, наоборот, он был неверен ей. Это объяснило бы его внезапный побег. Необходимо снова побеседовать с Каз и спросить, что именно они обсуждали. – Я киваю. – Возможно, дело не только в ней – сначала он немного повздорил с тобой, затем со своей девушкой. Как знать, может, с кем-то из друзей тоже, да еще и годовщина…

– Странно, что Джейкоб не вышел на связь. Он знает, что мы будем ужасно переживать и вызовем полицию. Он бы так не поступил.

– Знаю, – задумчиво отвечает Ник. – Как раз это меня и волнует.

– А второй вариант? – спрашиваю я, хотя и так понимаю, что он скажет.

Ник делает глубокий вдох.

– С Джейкобом что-то произошло. Несчастный случай. Нападение.

В голове появляются сотни мыслей, одна хуже другой. Джейкоб шел ночью по мысу и упал в ущелье. Пьяный вырубился на берегу, и его унесло отливом. Принял какую-нибудь гадость на вечеринке, и ему стало плохо.

– Как ты думаешь, что с ним?

Ник не любитель строить предположения и догадки. Он человек конкретных фактов и доказательств.

Я жду ответа, вглядываясь в его лицо. Кожа у Ника посерела, глаза налились кровью от недосыпа. Несмотря на все сказанное, у него ужасно напуганный вид.

Вдруг раздается стук в дверь.

Заходит Люк с рюкзаком в руке. Он держится как-то неловко, скованно. В чем дело?

– Есть какие-нибудь новости? Джейкоб не объявился? – спрашивает он, глядя то на меня, то на Ника.

– Еще нет, – качаю я головой. – К тебе заходили полицейские?

– Да, вчера днем. Спрашивали про вечеринку: кто был, что случилось, во сколько он ушел и все такое.

– Ты все им рассказал?

Люк кивает и смотрит на рюкзак. Тогда я понимаю, почему он так странно себя ведет.

– Господи… это его?

– Похоже на то. Внутри вещи Джейкоба.

– Где ты его нашел?

У меня бешено стучит сердце.

– Дома, в дальнем углу кровати. Наверное, он оставил, когда был у меня. Я только что его увидел, простите.

– Только что? Ты до сих пор не додумался обыскать дом? – Я выхватываю у Люка рюкзак. – Ты хоть понимаешь, насколько это важно?

– Сара, – пытается успокоить меня Ник.

Да, это точно рюкзак Джейкоба – в начале лета на переднем кармане сломался бегунок, и он прицепил к молнии кольцо от брелока. Я открываю рюкзак и выкладываю вещи на пол.

Темно-синяя толстовка – а я думала, что она пропала.

Одна бутылка пива в картонной упаковке для шести.

Налобный фонарик.

Почти пустой тюбик солнцезащитного крема.

Старый журнал про скейтборды с загнувшимися уголками.

Бумажник.

Кожу покалывает, будто чешется где-то внутри, куда не достать. Джейкоб пропал три дня назад, но все его вещи здесь, включая бумажник. Я зажмуриваюсь, и из горла вырывается мучительный стон.

– Это еще ничего не значит, – говорит Ник.

– У него ничего с собой не было, понимаешь, ничего! Даже денег! – возражаю я. – Он ведь сказал, что вернется на вечеринку? – спрашиваю я у Люка.

Тот поспешно кивает.

– Видишь! Он оставил там свой рюкзак, он не собирался убегать, Ник!

Люк нервно переступает с ноги на ногу.

– Извините, что я не нашел рюкзак раньше. Я правда не знал, что он в доме.

Я опускаюсь на колени и вдыхаю мальчишеский запах от толстовки Джейкоба – дезодорант, пот и какой-то сладковатый аромат. Из глаз вдруг брызгают горячие слезы.

– Сара, не надо. – Ник пытается отнять у меня толстовку, но я крепко вцепилась пальцами в ткань. Тогда он опускается на корточки рядом со мной. – Мы найдем его, обещаю. Наверняка есть простое объяснение. Надо просто подумать.

Ник копается в бумажнике Джейкоба: старые чеки, банкнота в пять фунтов, мелочь. В кармашке – маленькая потрепанная фотография. Я ожидаю увидеть на ней Каз, но это старый снимок Джейкоба и Марли. Им здесь лет шесть-семь, они сидят в пижамах на залитой вечерним солнцем террасе у Айлы и чистят зубы. Марли смотрит прямо в объектив, губы все в белой пене, Джейкоб протягивает кому-то свою щетку. Я-то знаю, что это Джейкоб, но никто другой бы не догадался: его лицо соскребли с фото ногтем или монеткой, и на его месте остались лишь белые полосы.

– Это еще что? – спрашивает Ник.

Я качаю головой и забираю у него снимок. Находка меня ужасно тревожит.

– Зачем Джейкобу стирать себя с фотографии? – хмурится Ник.

– Понятия не имею.

– Тут еще что-то.

Ник достает из бумажника сложенный листок бумаги, разворачивает его, и я вижу почерк Джейкоба. В голову тут же приходит мысль: Джейкоб оставил предсмертную записку. С подступившим к горлу комом я читаю ее, глядя через плечо Ника.

На бумаге легче. Наверное.

Это любовь. Ты все отрицаешь, но я хочу, чтобы ты знала.

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

Если не веришь, повторю еще раз: я люблю тебя!

Может, это чересчур, но я говорю правду. Вот так вот.

Целую, Джейкоб

P. S. Вчерашняя ночь была потрясной! J

– Любовное письмо! – с облегчением восклицаю я. – Просто любовное письмо.

– Это хорошо, – говорит Ник, постукивая пальцем по бумаге. – Джейкобу семнадцать лет, и он влюблен. Подумаешь, не взял рюкзак. Поругался с девушкой, любовью всей своей жизни, и сбежал. – Глядя на Люка, Ник спрашивает: – Так у них с Каз все серьезно?

– Да, вроде того.

«Вчерашняя ночь была потрясной», – мысленно повторяю я. Раз Джейкоб собирался отдать ей эту записку в свой день рождения, значит, он имеет в виду предыдущий вечер. Мы с Ником пошли на ужин к друзьям, чей дом расположен чуть дальше на отмели, и, видимо, Джейкоб с Каз не упустили возможность побыть наедине. Перед уходом я оставила пиццу в духовке, а когда мы вернулись, я обнаружила тарелку с крошками, пустой пакет из-под чипсов и два стакана в сушилке.

Странно только, что на следующий же день, после замечательного вечера вдвоем, они поссорились. Хотя, может, ничего странного и нет. Юношеская любовь такая непостоянная.

– Почему Джейкоб и Каз поругались на вечеринке? – спрашиваю я у Люка.

– Не знаю, – пожимает он плечами.

– Мы нашли у Джейкоба в ящике конверт с пятью сотнями фунтов. Думаем, что деньги ему дала бабушка. Не в курсе, на что он собирался их потратить?

– Не-а, – качает Люк головой.

Стоит ли ему верить?

– Может, на наркотики?

– Наркотики? Нет, только не Джейкоб.

– Мы нашли у него травку.

– Да, травку он иногда курил, – признает Люк, – но ничем другим не увлекался.

– Точно? – настаивает Ник.

– Ну, по крайней мере при мне. – Люк засовывает руки в карманы. – Я лучше пойду.

– Подожди, – останавливаю его я. – Прозвучит странно, но такой вопрос задавали нам полицейские, так что я тоже спрошу у тебя. Кто-нибудь хотел навредить Джейкобу? Может, кто-то злился на него или был в обиде?

– Кто, например?

– Другой парень, который ревновал его к Каз.

Люк скривил губы – он явно о ком-то подумал и теперь не мог решить, стоит ли говорить нам.

– Это очень важно, – напоминаю я.

– Ну, отцу Каз он не особо по душе, – отвечает Люк, потирая затылок.

– Роберту? – переспрашиваю я, глядя на Ника.

Люк кивает.

Роберт и не скрывал, что не в восторге от дружбы дочери с Джейкобом. По его мнению, Каз подошел бы какой-нибудь мальчик из ее частной школы.

– Он очень серьезно ко всему относится. Суровый такой прям.

– В каком смысле?

– Не разрешает гулять допоздна, ругается, если Каз выпьет, хотя ей уже семнадцать. Он заходил к нам во время вечеринки, искал Джейкоба.

– Роберт искал Джейкоба? – По коже поползли мурашки. – Зачем?

– Понятия не имею. Джейкоб с Каз в тот момент были в дальней комнате, так что я сказал, что его нет.

– И что Роберт?

Люк смотрит в сторону открытой двери, потом снова на меня.

– Ответил, что потом с ним поговорит.