Текст книги "Что за чертовщина"

Глава 6

Рекс шумно вкатывается в комнату переговоров, и стажеры кидаются от него врассыпную, точно кегли в боулинге. Схватив стул во главе стола, ведущий разворачивает его задом наперед и, резко оседлав, ненароком пинает в пах ресёчера. Парень испускает глухой вой, но Рекс этого даже не замечает.

– Брюки у меня не слишком ли тесны? – рокочет он, и у всей комнаты взгляд опускается к выпуклости у него между ног, хорошо обозреваемую сквозь открытую спинку стула.

Сидящий напротив меня Аслан первым оправляется от внезапности вопроса.

– Нисколько, Рекс, – авторитетным тоном отвечает он. – Более того, я все утро хотел вам сказать, какой у вас сегодня чертовски потрясающий силуэт.

Аслан многозначительно встречается со мной взглядом, и мне приходится скорее отвернуться, прикинувшись, будто ищу в сумке блокнот. Ему не удастся снова рассмешить меня на совещании. На сей раз уж точно.

– Ты уверен? – с подозрением глядит на него Рекс. – А как ты думаешь, может, тогда следует еще больше заузить?

Аслан напускает на себя глубокомысленный вид.

– Знаете, Рекс, пожалуй, буду с вами откровенен… – Он склоняется к ведущему через стол. – Да, я полагаю, надо сделать еще уже.

Рекс с крайне серьезным видом ему кивает, и мой шеф – режиссер нынешнего сезона – решительно прочищает горло.

– Послушайте, Рекс, а может, мы обговорим эту часть вашего гардероба после сегодняшнего совещания? – весомо изрекает он. – Нам столько всего надо обсудить.

Рекс сразу принимает утомленный вид, однако прислушивается к тому, как мы обсуждаем последние назревшие вопросы и «прогоняем» все изменения в грядущем спецвыпуске, со знаменитостями в прямом эфире. Это уже по моей части, и я зачитываю имена тех, от кого мы получили предварительное согласие. Затем сообщаю собравшимся об актере, некогда снимавшемся в «Холлиоакс», и о его райдере. Все покатываются, за исключением Рекса.

– А что, такое можно сделать? Можно затребовать себе в гримерку шлюх? А почему я об этом ничего не знал? – спрашивает он у меня с совершенно серьезным лицом.

Проглотив свое феминистическое возмущение словом «шлюхи», я притворяюсь, будто раздумываю над ответом, очень надеясь, что мой режиссер меня спасет. Все ж таки именно он мой начальник. Неужели такое поведение уместно на работе? Или мы ничего не вынесли из истории с Харви Вайнштейном?

После секундной неловкой заминки Аслан, кашлянув, встревает в разговор:

– На самом деле, Рекс, среди первых знаменитостей поговаривают, что труженицы секс-индустрии – ныне уже прошлый век. – Он шутливо, этак по-братски, похлопывает Рекса по спине и смеясь добавляет: – К тому же вам все равно нас не удастся одурачить, Рекс! Мы-то знаем, что вам нет нужды платить кому-то за удовлетворение ваших желаний. Женщины целыми полчищами бьются за то, чтобы попасть к вам на свидание! А особенно, клянусь, в этих брюках. Послушайте, вы же даже просто в комнату не можете войти, чтобы кто-то не повалился к вашим ногам! – Он показывает рукой на присевшего к полу ресёчера, все еще держащегося за свой лягнутый пах. – Вы просто хотите заставить нас чувствовать себя немного увереннее в тесной близости к кому-то, столь привлекательному, как вы, и вселяющему трепет. Не так ли, Рекс? – заканчивает он, подмигнув.

Рекс заглатывает наживку и с важной самовлюбленностью кивает.

– Ты меня понимаешь, Аслан. Не обращай внимания, Лайла.

Режиссер вновь выразительно прочищает горло, и я возвращаюсь к повестке дня.

Аслан довольно ухмыляется мне через стол, и я благодарно улыбаюсь ему в ответ.

Как же я завидую Аслану! Он просто идеально научился потворствовать Рексу – всякий раз точно зная, что нужно тому сказать, дабы ведущий сделал именно то, чего от него хотят. На самом деле я тоже большой мастер угождать – вот только бесхарактерный какой-то и пассивный. Аслан знает, как своим подхалимажем манипулировать людьми, – я же перед ними трушу и позволяю им просто получать желаемое.

Еле сдерживая зевок, я сетую про себя, что в комнате душновато. В комнатах для совещаний всегда очень жарко, и это страшно раздражает. Внутренняя политика нашей компании такова, что нам нет надобности выдавать кондиционер, которым мы обычно пользуемся всего лишь раз в году, – заседая летом в Манчестере. Однако эти комнаты каким-то образом притягивают к себе солнечное излучение, и потому здесь что днем, что ночью чувствуешь себя точно в сауне. Притом что большая часть съемочной группы набивается внутрь, да еще и Рекс растопырил ноги, и сквозь спинку стула проглядывается его бугрящаяся промежность, еще больше добавляя волны жара (клянусь, от его паха чуть не пар исходит!). И никуда от этого не деться!

Впрочем, не от одной температуры в комнате меня нынче так тянет в сон. Буквально до поздней ночи у нас опять была очередная встреча с Лорен. Тема этой недели – одержимость моей подруги свадебной страницей в Инстаграме, обозначенной как: #Лучшая-На-Свете-Свадьба-Чарли-Любит-Лорен#. Вести этот профиль Лорен поставила меня (пароль: ВсеПрочиеСвадьбыОтстой) и говорит, что теперь мне надо, еще до свадьбы, всех будущих гостей туда подписать, чтобы мы держали друг друга в курсе новостей и изменений. А еще она спросила, не смогу ли я подбить всех, с кем работаю, тоже подписаться на ее страницу – дабы «поднять число подписчиков». Пока что охваченным оказался только Аслан.

Впрочем, с приятной стороны, на самом деле так чудесно, что теперь мы так регулярно проводим много времени с Лорен и Джоэли. Только на днях я осознала, что мне на самом деле меньше всего нравится во взрослой жизни: то, как жизнь и работа не дают просиживать, как некогда, в давние годы, днями и ночами со своими лучшими подругами. Кажется, будто сейчас, так подолгу видясь друг с другом, нам удается вернуть назад хоть чуточку той счастливой поры юности.

Симона на данный момент слишком занята своим новым витком бизнеса, чтобы присутствовать на наших посиделках или особо в чем-то помогать. Пару недель назад она приобрела себе таймшер, и это наверняка когда-то увенчается успехом. Я скромно молчу – это вообще не моего ума дело. Но все же небольшое отдаление между нами оказалось очень кстати, поскольку девушку мы явно чересчур напугали. Джоэли говорит, нам вообще лучше обойтись без ее помощи, иначе при нас будет все время ошиваться «этакая балбеска на стажировке». Еще она говорит, что Симона – это «ходячее многоточие», а когда я спросила Джоэли, что это означает, подруга объяснила мне, что вся личность Симоны – «незаконченная мысль, осекшаяся фраза». Я понимаю, что говорить так некрасиво, но согласитесь, звучит это очень даже поэтично.

К тому времени, как я выхожу из комнаты заседаний и направляюсь в кафетерий, Франни успевает уже съесть половину своего обычного сэндвича с яйцом. На щеке у нее налип кусочек желтка, и про себя я улыбаюсь, долгое мгновение наблюдая, как она ест, прежде чем сама сажусь за столик. При виде моей не самой опрятной бабули меня охватывает прилив самых теплых чувств.

Я собираюсь рассказать ей, что произошло у меня с Уиллом. Даже не знаю, почему я до сих пор этого не сделала. Обычно я все ей рассказываю – но прошла вот уже целая неделя, и всякий раз, как я открываю рот, чтобы ей об этом поведать, слова как-то не идут с языка. Наверное, мне просто хочется притвориться, будто этого не было на самом деле. Потому что, скорее всего, этого и не было! Я ведь так и не узнала точно, было ли это настоящее предложение. С тех пор он ни разу об этом даже не заговорил.

– Знаешь, Франни… Уилл тут мне… что-то вроде… типа попросил меня за него выйти, – говорю я и тяжело опускаюсь на стул.

Бабуля сглатывает и неподвижно смотрит мне в глаза.

– Надеюсь, ты сказала «нет»?

У меня вдруг резко колет в животе.

– Мне казалось, Уилл тебе нравится, – немного даже встревоженно говорю я. О всяком кавалере в моей жизни Франни неизменно отзывалась исключительно верно – надеюсь, все они ныне живут и здравствуют! – и для меня ее мнение очень значимо. И если Франни не понравился какой-то очередной «важный для меня мужчина» – значит, ему скатертью дорожка. И не только потому, что она умнейшая на свете женщина (помните про «Mensa»!) и отлично разбирается в людях, но еще и потому, что она самый ценный и значимый в моей жизни человек.

Она уже безапелляционно машет своими старческими руками, не давая каким-либо словам слететь у меня с языка. Яичные крошки тут же усеивают между нами стол. Еще три ассистентки, зашедшие в буфет на ланч, с интересом глядят в нашу сторону.

– Да нравится он мне, нравится, – нетерпеливо говорит Франни. – Особенно когда приходит ко мне с шерри. Он милый парень. Очень милый. Ну прямо как щеночек!

Я виновато оглядываюсь через плечо, как будто Уилл может это услышать. Никакой он не щеночек, честное слово!

Между тем Франни продолжает:

– Но, дорогая ты моя, моя чудесная, замечательная девочка! Ты еще не готова выйти замуж.

– Но все-то выходят, – роняю я, пристально разглядывая крошки на столе.

– Если все примутся прыгать со скалы, – задорно подмигивает мне она, – то тебе вместо этого надо будет лезть к вершине выше.

Я поддаюсь ее смешливости и широко ей улыбаюсь. Франни всегда выдает прямо противоположное тому, чего от нее ожидаешь!

Выдержав паузу, бабушка строго взглядывает на меня:

– Делайла, ты хочешь замуж?

Я открываю рот, чтобы ответить, но тут же чувствую, как глаза быстро наполняются слезами.

О боже! Слезы? В такой момент? Серьезно? Я оглядываюсь на сидящих поблизости ассистенток, но те всецело заняты своим каким-то разговором.

Я мотаю головой, пытаясь стряхнуть эти внезапно нахлынувшие эмоции, досадуя на столь нежелательную свою реакцию. Сама не знаю, с чего я вдруг ударилась в слезы.

Черт! Надо бы научиться владеть собой. Какая же я глупая, бестолковая дуреха! Я ведь никогда даже не плачу, как нормальные люди. В такие моменты, когда плач казался бы совершенно естественной и объяснимой реакцией, – тогда я замыкаюсь в себе и у меня словно все внутри мертвеет. Но случись какое-то внезапное проявление доброты и сердечности – и я тут же теряю самообладание. На прошлой неделе я ходила к врачу за новым рецептом на противозачаточные таблетки, и медсестра спросила, не желаю ли я еще что-нибудь обсудить с доктором. И тут я просто разревелась вдрызг! Причем я совершенно ничего с ним не хотела обсуждать – я просто не могла сдержать слезы. Для меня это как отработанная реакция. Особенно когда во мне играют гормоны и я устала. Я буду плакать из-за чьей-то внезапной доброты или из-за ее отсутствия, из-за рекламы маргарина, из-за того, что Дженнифер Энистон никогда уже не сойдется с Брэдом Питтом, из-за абстрактных мыслей о смерти, из-за какой-то изумительно красивой двери. Да из-за чего угодно!

Разве что сейчас во мне гормоны не гуляют – так что дело, получается, не в них.

– Ой, девочка ты моя милая, что это с тобой? – Обхватив меня руками, Франни привлекает к себе. Расслабившись в ее объятиях, я на минуту даю волю вовсю катящимся по лицу слезам.

– Не знаю, на самом деле. Извини, – слабым голосом отвечаю я, пытаясь взять себя в руки. – Наверное, просто слишком устала. Я вчера опять просидела допоздна с Лорен, и в последнее время вообще работа навалилась. Мне столько всего надо сделать, просто немыслимо! Столько всего надо продумывать с этими свадьбами да девичниками – к тому же мне это выливается в кучу денег, – и еще я боюсь, что очень мало времени уделяю Уиллу. Я без конца отменяю наши с ним планы провести время вместе – уже дважды за последние пару недель, – и он очень деликатно к этому относится, хотя по-любому ничего бы мне не сказал, если бы его это и раздражало. И из-за этого его «недопредложения», боюсь, между нами появилась какая-то неясность. А еще я, конечно, просто дико закрутилась с Лорен…

– Ну, и как там ваша брайдзилла? – язвительно хмыкает бабушка.

Я пытаюсь сдержать улыбку.

– Не будь такой ехидной, Франни. Лорен все же не настолько плоха.

– Это пока… – прищурившись, бормочет Франни.

Проигнорировав ее реплику, я сажусь ровней на стул и, промокнув глаза салфеткой, продолжаю:

– И вообще, это нормально, что она хочет, чтобы все прошло совершенно идеально. В конце концов, свадьба ведь бывает только раз!

Тут бабуля принимается клохтать от смеха.

– Свадеб у тебя может быть столько, сколько тебе заблагорассудится, – уверяет она.

Сама Франни трижды развелась и пережила последнего своего мужа, Джеффри. Это был пожилой фермер, с которым они познакомились в интернете – как раз тот самый, что очень напоминал Денни Де Вито, – и все их отношения происходили главным образом на расстоянии, поскольку жил он в Сомерсете. Франни говорила, что это «по-любому, хоть какой да секс».

Да, знаю, знаю – стараюсь не слишком об этом думать!

Когда два года назад Джеффри умер, мы с Франни стали еще больше времени проводить вместе. Причем мало того, что мы с ней и так постоянно видимся здесь, так еще каждый четверг вечерами в местном молодежном клубе собирается наша «Лига старых перечниц». То есть это мы вдвоем и еще примерно четырнадцать задорных старушенций, таких же, как моя бабуля. Мы с Франни основали этот клуб несколько лет назад, чтобы было где поупражняться в пабовых воскресных викторинах, а заодно обсудить последние обновления приложения с судоку. Мы понимали, что, по сути, это было нагло содрано с «Клуба общения» для пожилых, и я предлагала бабушке примкнуть к уже существующему «Клубу общения» – но Франни заявила, что они «слишком уж зазнались» в последнее время, поскольку «теперь уже никто не станет там, как в добрые старые времена, обсуждать, как правильно варить варенье». А потому мы поинтересовались в городской администрации, нельзя ли нам каждый четверг вечером использовать одно из муниципальных помещений. Нам дали добро, и мы быстро приспособили местечко для наших надобностей. С тех пор мы немного расширились и превратились в нечто большее, нежели просто клуб любителей викторин. Мы стали куда более активными членами местного сообщества. Устраиваем разные сборы средств и организуем благотворительные обходы бездомных, а еще навещаем ближайшие школы, занимаясь своего рода «лайф-коучингом» с детьми, которые терпеть не могут прямых наставлений. И это на самом деле невероятно увлекательно!

Всех нас это держит в постоянно деятельном состоянии. И какими бы расхожими ни показались мои слова, но это правда заставляет меня чувствовать собственную нужность. Ведь мы, вроде как, реально помогаем ближним. И с некоторых пор к нам тянутся присоединиться очень много новых людей. Каждый четверг по вечерам к нам приходят женщины всех возрастов – даже Лорен с Джоэли заглянули на одно из наших сборищ! Хотя одной из изначальных участниц первого, пожилого состава, Молли, это страшно не понравилось. Она заявила, будто не хочет, чтобы «вся эта молодежь» со своими «новомодными воззреньями на мир» как-то внедрялась в ее родной клуб. Так что она использовала все свои старушечьи силы, чтобы их спровадить, отпуская разные расистские и – что еще хуже – злобно-критиканские ремарки. Членам помоложе это, естественно, совсем не пришлось по душе. Одно дело, когда старики с предубеждением относятся к китайцам, но когда они без конца называют твой новенький джемпер с единорогом «жутким, дешевеньким полиэстеровым дерьмом», это кого угодно отфутболит. Так что теперь в нашем клубе остались только прежние старушки да я сама.

На самом деле вечер четверга, пожалуй, мои самые любимые часы из всей недели. Даже не объяснить словами, как потрясающе – беседовать с этими умнейшими женщинами об их жизни. К тому же у них всегда имеется в запасе какая-нибудь «совершенно отпадная» сплетня о женщине, живущей через дорогу, над сувенирной лавкой. Последний из слушков – что у той дамочки, со всею очевидностью, роман с выгульщиком пса! А парню-то всего, мол, двадцать два!

Франни, между тем, продолжает говорить:

– Но я полагаю, есть и еще одна причина сказать Уиллу «нет». Твоя ближайшая подруга никогда тебе не простит, если ты отпразднуешь помолвку в то время, как помолвлена она. Хотя не думаю, что примадонческие истерики Лорен могли бы тебя остановить, реши ты и впрямь это сделать.

– О, это я и так понимаю, – торопливо говорю я. – Я бы ни за что так с ней не поступила. Я не стала бы оттягивать от Лорен всеобщее внимание. Поверь, я как никогда счастлива за Лорен и рада, что в ее жизни настал такой момент. Но сейчас это не имеет никакого отношения к делу, потому что я действительно думаю, что Уилл пошутил. Это была всего лишь шутка. Он вообще, знаешь, такой шутник! – Я пытаюсь рассмеяться, но звучит это глухо и фальшиво, и Франни, глядя на меня, вопросительно поднимает изогнутую дугой бровь.

Эта ее левая бровь столько способна выразить и передать! Мне так всегда хотелось освоить бабулино умение выгибать одну бровь. Когда я была маленькой, то месяцами упражнялась перед зеркалом, но эти слизняки на моем лице не выражали ничего, кроме насупленной сердитости. Они были темными и прямыми – точно ребенок чиркнул черным грифелем по белой доске. И неспроста я говорю «ребенок» – потому что они у меня еще и совершенно асимметричные. И это очень досадно. Причем как будто самого этого было недостаточно – на правой брови посередине сидит большущая проплешина, и из-за этого Лорен в четырнадцать лет устроила мне, помнится, сеанс «полного преображения». Закончилось это зелеными волосами, пурпурными тенями с блестками и донельзя, с чрезмерным пристрастием выщипанными бровями. Часть одной из них так больше нормально и не отросла, и мне каждый божий день приходится подкрашивать этот пробел.

– Я уже сказала ему «нет», а потому мне и самой непонятно, чего я до сих пор об этом говорю. Это вообще не имеет значения.

Франни глядит на меня искоса, облизывая кончики пальцев и собирая ими по тарелке крошки.

– Умница, – одобрительно кивает она.

– Так о чем мы? Да, Лорен молодчина, спасибо, что спросила, – быстро меняю я тему разговора. – Мы каждую пятницу встречаемся с ней и Джоэли, чтобы обсудить свадебные приготовления. На этот раз собираемся посидеть за стаканчиком какой-нибудь шипучки, чтобы все окончательно решить насчет девичника. Это очень важно.

– Ох уж эти нынешние девичники… – с укоризною фыркает бабуля и театрально закатывает глаза. – В прежние времена, бывало, посидишь с подружками за стаканчиком шипучки – вот тебе и девичник! И в голову не приходило устраивать какие-то посиделки, чтобы еще и готовиться к девичнику! Все это как-то нынче чересчур раздулось. Все хотят выпендриться и переплюнуть остальных. Надеюсь, за границу-то вы хоть не собираетесь?

Я, сконфузившись, прячу глаза. Мы однозначно, на миллион процентов, уедем за границу. На самом деле я все пытаюсь неназойливо отговорить Лорен от «недельки в Вегасе». С тем количеством людей, что она хочет пригласить, и считаными месяцами на подготовку это было бы просто технически невозможно. К тому же лично мне это финансово ну никак не потянуть. Тем более учитывая все прочие свадьбы и девичники в этом году. Когда я думаю о всех своих издержках и о той катастрофически ужасной ситуации с деньгами, в которой я и так уже оказалась, меня охватывает настоящая паника. А потому я просто стараюсь об этом не думать. Это самый здравый способ справиться со своими проблемами.

– Ну… ничего еще точно не решено, – уклоняюсь я от ответа.

Франни глядит на меня прищурившись.

– А ты вообще планируешь в этом году поехать в нормальный отпуск с Уиллом?

– О боже, нет, конечно, – усмехаюсь в ответ. – Помимо свадьбы Лорен, у меня в этом году еще дикое количество девичников и свадеб. А это означает кучу поездок в разные места, не говоря уже о самих официальных церемониях.

Мысленно сразу начинаю составлять для себя список задач, которые надо будет постараться вечерком решить. Надо срочно забронировать билеты на поезд и места в отеле для свадьбы моей подружки Эмили в Девоншире через пару недель. Надо разыскать логин к ее свадебному сайту – бог знает, куда я его дела! – тогда я смогу найти нужную ссылку в каталоге «Debenhams» и заказать наконец подарок для счастливых новобрачных. Еще вскоре грядет ночной девичник в Лондоне у приятельницы по работе, а значит, надо где-то раздобыть для него балетную пачку, а также разные приятные штучки, которые меня просили подобрать для восемнадцати подарочков гостьям. Когда разберусь с этим, то уже тогда буду заморачиваться прочими свадьбами – а также всем тем, что у нас по списку с Лорен.

Внезапно я просто физически начинаю ощущать тяжесть всех этих свалившихся на меня забот и уже вслух добавляю:

– А еще мне надо сделать массовый заказ свадебных нарядов в «Asos».

Бабулю это явно озадачивает.

– А ты что, не можешь сходить на все эти мероприятия в одном каком-то платьице?

– Боже упаси! Конечно, нет! – в шутку ужасаюсь я. – Только представь, Франни, какой там в Инстаграме разразится скандал! Там же на меня будут смотреть все те, кого я знаю еще со школы. Когда за тобою пристально следит интернетное сообщество, ни в коем случае нельзя появляться в одном наряде более одного, ну, максимум двух раз! – искренне потешаюсь я.

Тут уже Франни принимает совершенно ошеломленный вид.

– Ни черта себе! Ну, вы даете! То есть нам, значит, не надо ни какого-то правительства, ни «Большого брата», следящего за нами втайне, да? Все мы сами добровольно присматриваем друг за другом, отмечая любое действие и перемещение в Твиттере, – или как там это нынче называется? И что за вздор ты несешь насчет тех, кого знаешь со школы? Большинство из них просто ужасно к тебе относились! Какое тебе вообще дело, что они там о тебе подумают?

Я не знаю, как ей объяснить, почему для меня это важно – потому что, наверное, на самом деле это не так, – и я вместо ответа умолкаю.

– А все потому, что ты всегда была толстушкой, моя радость, – продолжает Франни.

Ох, ёшкин кот! Опять она про это!

Бабуля между тем начинает махать рукой Эндрии, которая суетливо торопится к нам с двумя кусками лимонного кекса. Она со стуком опускает тарелки перед нами и тут же несется обратно в кухню, прежде чем Франни не отпустила отзыв о качестве сего десерта.

– Ты была толстушкой, – повторяет бабушка, вытирая вилку о платье и напрочь игнорируя мой досадливый вздох. – И ты постоянно слушала этих маленьких безмозглых кретинок из своего класса, которые говорили тебе всякую чушь. Ты верила во все это, и даже сейчас ты все пытаешься им что-то доказать – а может статься, и самой себе. Но ты вовсе не должна это делать. Ни тогда, ни теперь в этом нет ни малейшей надобности, милая ты моя девочка! Ты в десятки раз лучше любой из них!

Я обвожу глазами помещение, ища, на что бы отвлечься. Мне совсем не хочется об этом говорить. Это нагоняет тоску, и к тому же совсем не правда.

– Я, помнится, подумала, когда ты познакомилась с этой своей подружкой… Как, бишь, ее зовут? Какое-то современное и очень несуразное имя…

– Джоэли, – посказываю я.

– Точно, Джулия. Она самая, детка. Вот уж кто толстый так толстый! Когда вы тесно подружились, я надеялась, ты чему-то у нее научишься. Приобретешь побольше уверенности в себе и начнешь хоть чуточку больше саму себя любить. А вместо этого, – указывает она рукой на мое тело, – ты взяла и похудела! Что на самом деле, может, и неплохо. Но ты всегда была и будешь красавицей, Делайла, каких бы ты размеров ни была. А ты теперь зачем-то бегаешь и суетишься, пытаясь что-то доказать людям, которые на самом деле не стоят и окольных твоих мыслей.

Я испускаю вздох. Она все неверно поняла. Все было совсем не так.

Уловив во мне раздражение, Франни радушно улыбается:

– Чудесная ты моя девочка, я лишь хочу, чтобы ты поняла, что время от времени ты можешь говорить людям «нет». Знаешь ты об этом, да? Ты вовсе не обязана ездить на все эти дурацкие мероприятия. Пошли кому надо поздравления с наилучшими пожеланиями – и оставь место для собственной жизни и всего того, чем тебе самой хочется заняться. Перед тобою замечательная, насыщенная жизнь, а ты тратишь свое время на то, чтобы реализовывать всякую блажь у совершенно посторонних людей. А с Уиллом что? Если ты хочешь, чтобы между вами и дальше все развивалось, тебе надо уделять ему больше времени и перестать отодвигать его куда-то на периферию своей жизни. Может, это его предложение было попыткой привлечь твое внимание, остановить ваше отдаление друг от друга. Если ты хочешь быть с ним, тебе следует больше прислушиваться к тому, что нужно вам обоим.

Я с сияющей улыбкой выпрямляюсь на стуле, однозначно показывая ей, что все у меня отлично.

– Ладно, Франни, я тебя поняла. Но на самом деле тебе нет надобности обо всем этом волноваться. Нынешний год действительно получается очень жарким и насыщенным, это верно, – но у меня просто нет другого выбора. Все это мои подруги, и их свадьбы для меня очень важны. И на самом деле все у меня в полном порядке. И я с нетерпением жду этих событий.

Звучит, конечно, немного фальшиво, но это не важно.

Я понимаю, что Франни желает мне самого лучшего – но она не понимает, о чем говорит. У меня действительно нет выбора. Я должна сделать то, чего от меня ожидают. Как только начинается пора свадеб – это похоже на бесконечный парад. Стоит сказать «да» девчонке с университета, которую и знаешь-то всего чуть-чуть, – и оказывается, ты уже не можешь отказать другой девчонке с университета, которую так же мало знаешь. Помогла устроить девичник одной из подружек – значит, другие подружки, когда придет их черед, будут ожидать от тебя того же самого. Если ты спустила кучу денег на чьем-то пышном уикенде на Ибице – так почему бы тебе не сделать то же самое и ради кого-то другого? Это свадебная дипломатия, и равновесие тут очень шаткое. Это бесконечная белая беговая дорожка, увитая живыми цветами. И Франни даже понятия не имеет обо всем этом. Ей посчастливилось не застать эту одержимость целого поколения стремлением заткнуть друг друга за пояс. Началось это лишь в последние несколько лет. И я думаю, виной тому Америка. Это ведь от них обычно приходит, когда мы начинаем заниматься ерундой. Мы же все у них перенимаем!

И, по правде говоря, дело тут не только в каком-то чувстве долга перед подругами, но и в том, что мне не хочется в какой-то момент выпасть из общей жизни, остаться вне игры. Вокруг меня столько всего происходит, все так стремительно меняется. Свадьбы, новоселья, дети. И я бы чувствовала себя очень несчастной и одинокой, если бы просто отслеживала по Фейсбуку или Инстаграму, как все это разворачивается без моего участия. Стыдно признаться, но мне необходимо ощущать эту постоянную включенность в происходящее. Я боюсь, что мои подруги меня позабудут. Об этом страхе выпасть из игры – о так называемом «синдроме упущенных возможностей» – вовсю трещат в интернете еще где-то с 2014 года. Если меня приглашают на какое-то важное событие в чьей-то жизни – значит, я ценный человек. И я что-то для них значу. Довольно странный, скажем, критерий дружбы, доказывающий, что меня любят. И как бы я ни сознавала, насколько это глупо и убого и насколько сама я мелкая и примитивная личность, коли так мыслю, от этих чувств никуда не деться, они не перестают существовать. Они, так или иначе, мною движут.

Я наигранно улыбаюсь Франни.

– Да и по-любому, в моей жизни все равно больше ничего не происходит. На что еще мне тратить деньги, если не на свадьбы!

Вопрос это риторический – однако Франни глядит на меня с легкой грустью и тихо произносит:

– На себя.

Я встаю из-за столика и, отворачиваясь, закатываю глаза. Я очень люблю Франни, но говорить с ней совершенно бесполезно. И вообще, мне пора уже возвращаться к работе.