Текст книги "Лошадь в мифах и легендах"

Глава 27
Лошадь в похоронных обрядах

Размышляя о положении, занимаемом лошадьми в похоронных церемониях и таинствах, мы сталкиваемся с жертвоприношениями и ритуалами, призванными воздать почести богу войны. Причина заключается в том, что лошадь широко использовалась для достижения военных целей и потому еще с древнейших времен связывалась с Марсом. А война всегда идет рука об руку со смертью.

Чтобы проиллюстрировать нашу точку зрения, начнем данную главу с отрывка из «Иллюстрированной Библии».

Геродот сообщает, что скифы (у которых не было укрепленных городов, только палатки, и которые воевали, сидя в седле, вооруженные луком и стрелами) приносили в жертву богу войны людей – пленных, захваченных в бою, и лошадей. В каждой области существует алтарь бога Марса, построенный следующим образом: большое количество мелких деревьев связано в пучки, соединено и уложено на трех стадиях земли, покрывая всю площадку и в длину и в ширину, но непропорционально по высоте. Верхушка квадратная, три стороны перпендикулярны, четвертая – плавный уклон для легкого доступа. Сто и еще пятьдесят нош вязанок хвороста каждый год приносят на это место, потому что дерево зимой гниет. На каждой из груд устанавливается старая сабля, называемая ликом Марса, которому каждый год приносят в жертву лошадей и прочий скот, причем в количестве намного большем, чем другим богам.

Животных удушают, затем с них сдирают шкуры, потом мясо варят на костре из костей. Часть оставляется богу. После смерти скифского царя тело бальзамировали и укладывали на ложе, окруженное копьями и расположенное в углублении. Одну из его жен или наложниц, а также виночерпия, конюха, слугу, посыльного и нескольких коней удушали и помещали в том же углублении вместе с всевозможной утварью и наполненными золотом сосудами. Затем яму закрывали, а сверху насыпали курган.

По истечении года выполнялись следующие обряды: из царских служащих и челяди, состоявшей только из коренных скифов (царю не могли прислуживать люди, купленные за деньги), выбирались слуги, которые могли оказаться наиболее полезными. Таких набирали пятьдесят человек. Их удушали, а с ними еще пятьдесят прекрасных коней. Из тел извлекали внутренности, наполняли их соломой и зашивали. После этого укладывали две полукруглых доски на четыре деревянных столба, установленные на удобном расстоянии. Когда же таких каркасов оказывалось достаточное количество, на них устанавливали коней, предварительно пронзив их прочным шестом через все туловище до самой шеи. Одна полукруглая доска поддерживала плечи или грудь лошади, другая – заднюю часть. Ноги висели в воздухе. Затем каждую лошадь взнуздывали и, развесив вожжи во всю длину на столбах, поставленных для этой цели, сажали одного из пятидесяти умерщвленных молодых людей на каждую лошадь. Его удерживал тонкий шест, которым пронзали тело вдоль позвоночника. Он вставлялся в специальное гнездо, сделанное для этой цели в шесте, пронзившем туловище лошади. Таких всадников устанавливали вокруг кургана и уходили.

Анна Кингсфорд, изучившая тонкости религиозных обрядов, в своей замечательной работе «Одетые солнцем» дала свое толкование странных похоронных обрядов. По крайней мере, думаю, читатель согласится с тем, что речь идет именно о них, хотя автор и не дает точных указаний.

«В таинстве Ареса – бога воины приносили в жертву и ели мясо человека и мясо коня, который также воевал вместе с человеком. Этот круг находится за пределами царства четырех кругов и принадлежит хищным зверям. И его звезда красная. Словно от крови убитых. Но оргии Ареса, имеющего голову овна, ни один человек не праздновал, только в войне… Но Арес имел свое внутреннее значение. О знание, тебя трудно постичь! Лошадь (которая есть символ разума) умирает для тебя, и воин пронзен. Человек войны и человек сильный – колеса в твоей колеснице…»

Эти скифы, вероятно, были монголами. Во всяком случае, от известного исследователя Средневековья де Плано Карпини[90]90
  План о Карпини (1180—1252) – итальянский монах-францисканец, первым из европейцев посетивший Монголию.


[Закрыть] мы знаем, что у монголов существовал очень похожий обычай. Там, когда умирал человек благородного происхождения, его хоронили в сидячем положении в палатке, а вместе с ним – кобылу, жеребенка и оседланного коня, чтобы в мире духов умершему был обеспечен кров, молоко, чтобы утолить жажду, и конь, чтобы не ходить пешком. Еще он мог в мире ином разводить лошадей. Более того, его друзья убивали еще одну лошадь, ели ее мясо и жгли кости ради благополучия души ушедшего. Затем они набивали шкуру соломой и устанавливали ее с помощью системы шестов.

Еще более раннее описание подобного обряда дано арабским путешественником Ибн Батутой, жившим в XIV веке. Он описал похороны убитого в сражении китайского императора. Церемония происходила в Пекине. В одном склепе с императором были похоронены четыре молодые служанки и шесть стражников. Над ним был насыпан земляной холм большой высоты. Четырех коней заставили бегать вокруг холма до тех пор, пока они не выдохлись. После этого их убили, пронзили кольями и установили вокруг могилы, чтобы они охраняли императора и служили ему в другом мире.

Патагонские индейцы тоже хоронили своих вождей подобным образом. Они приносили в жертву четырех лошадей, изготавливали их чучела и устанавливали на кольях, по одной на каждом из четырех углов могилы. Мясо лошадей съедали. Когда же умирал рядовой член племени, убивали его любимую лошадь таким же образом, как описано выше, при этом голова лошади была обращена в сторону могилы хозяина.

Индейцы знаменитого племени – команчи – в Техасе убивали и хоронили лошадей своих умерших соплеменников, чтобы ушедшие могли наслаждаться верховой ездой на земле Счастливой Охоты. Вдовы окружали тела и с громкими стенаниями начинали наносить себе раны ножами, пока не падали от большой потери крови. В знак траура у лошадей племени подрезали хвосты и гривы. Как мы убедимся, последнее являлось широко распространенным обычаем у древних людей самых различных наций и верований, живших на разных континентах. Поэтому этот обычай вряд ли может иметь общее происхождение, скорее, он возник спонтанно, как естественный способ выразить глубочайшее горе.

Говорят, у фиванцев этот обычай появился после смерти Пелопида. Александр Великий в знак траура по случаю смерти Гефестиона повелел остричь гривы лошадей и мулов.

Плутарх утверждает, что греки оценивали важность своей победы над персами в сражении при Платеях (479 год до н. э.) не по числу убитых, оставшихся на поле брани, а по скорби варваров, которые в горе остригали себе волосы, а также гривы лошадей и мулов.

Геродот сообщает, что персы, оплакивая смерть погибшего в сражении Масиста, обривали свои головы, остригали гривы лошадей и вьючных животных.

Интересен контраст описанных обычаев с существовавшими до последнего времени в Англии.

Черная похоронная лошадь Викторианской эпохи не считалась соответствующей важности момента без развевающихся хвоста и гривы, которые должны быть чем длиннее, тем лучше.

Следует заметить, что в Англии военные похороны – единственная пышная церемония, в которой лошадь участвует без всадника. Оседланного коня павшего офицера ведут вслед за гробом к могиле, при этом с седла свисают обращенные в противоположную сторону сапоги его хозяина – по одному с каждой стороны. Сей древний обычай, очевидно, восходит к тем временам, когда лошадь вели к могиле хозяина, чтобы там убить, и он мог ею воспользоваться в том мире, куда отправился.

Пример такого обычая во времена, когда вера была ведущей силой в жизни человека, стал известен после вскрытия гробницы Хильдерика, отца Хлодвига. В ней был обнаружен скелет его боевого коня, а также сотни золотых украшений, красовавшихся на его упряжи во время похоронной процессии.

Но вернемся к относительно недавним событиям. В эпоху Тюдоров на похоронах сэра Филиппа Сиднея оруженосец вел его боевого коня, на котором сидел один из пажей, волочивший за собой сломанное копье. Этот конь двигался непосредственно за катафалком, следом за ним второй оруженосец вел «парадного» коня, использовавшегося только по особым случаям. Он был покрыт расшитой золотом попоной, на нем ехал паж в парадном облачении и с боевым топором, повернутым в обратную сторону. Какая судьба постигла этих благородных животных, история умалчивает. Возможно, они окончили свои дни в рабстве, или же новый хозяин оказался к ним добр. В глубокой древности такой вопрос не мог возникнуть.

Мы уже упоминали о викторианской похоронной лошади. Когда хоронили герцога Веллингтона, катафалк везли двенадцать лошадей. Они были с головы до щеток над копытами укутаны в черный бархат, а на их головах покачивались черные страусовые перья. За катафалком следовал буланый конь в снаряжении малинового цвета. Это был «почетный конь», приятно выделявшийся на фоне мрачной процессии. Следом вели любимого коня герцога, на котором он ездил в последние годы. И этот одинокий скакун, шедший за гробом потерянного хозяина, являл собой куда более трогательную картину, чем вся помпезная церемония.

Этот весьма впечатляющий обычай существовал и в более позднее время. В «Дэйли мейл» от 27 июня 1922 года опубликована фотография коня фельдмаршала сэра Генри Вильсона, которого вели за гробом хозяина к месту упокоения последнего в соборе Святого Павла.

Убийство боевого коня на могиле хозяина описано Генри Лонгфелло в стихотворении, посвященном погребению краснокожего индейского вождя.

 
Прежде чем темноволосые девы
Споют погребальную песнь усопшему,
Приходит длинная процессия
Седовласых старейшин и известных воинов.
С тяжелыми сердцами и полными горя глазами
Они ведут боевого коня своего вождя.
 
 
Лишенный своего славного боевого облачения,
Без узды, без поводьев и без всадника,
С мечущимися глазами и раздувающимися ноздрями,
Тяжелой и нетерпеливой поступью
Он идет, и его гордые глаза
Ищут хозяина в толпе.
 
 
Вождя хоронят. И возле его могилы
Остается только боевой конь.
И быстрая стрела находит свой путь
К его благородному сердцу.
Одно короткое ржание, и в долине мертвых
Всадник снова обретает своего коня.
 

Похороны Миннисинка

У народов Кавказа существовал широко распространенный обычай завершать погребальную церемонию или отмечать годовщину смерти великих вождей и отважных воинов играми, в которых существенное место занимали скачки. Наградой за победу в них часто были лошади, иногда сотни превосходных лошадей. Нередко в них участвовал и конь усопшего.

В некоторых местах до последнего времени бытовала традиция обрезать уши любимого коня усопшего, выражая таким образом его скорбь по ушедшему хозяину. К счастью, эта жестокая модификация обычая обрезать гривы и хвосты коней прекратила свое существование.

Две знаменитые ирландские ярмарки – в Кармане и Таилтине, отличительной особенностью которых являются скачки, раньше были предназначены для чествования умерших, как и Олимпийские игры.

Подобные конные игры описаны Вергилием, а Тацит упоминает, что германский принц, присоединившись к конским играм, выполнил погребальную церемонию в честь своего отца.

После гибели Патрокла Ахиллес сказал мирмидонянам, что не следует распрягать коней, и призвал вместе с ними скорбеть по Патроклу, поскольку тем самым ему будут возданы самые большие почести. А уже после того, как дань скорби будет отдана, можно будет распрячь светлогривых коней и устроить вечернюю трапезу. После этого мирмидоняне во главе с Ахиллом трижды объехали на конях и колесницах вокруг тела Патрокла.

Позже, когда начались погребальные игры в честь Патрокла, Ахилл, установивший призы победителям гонки на колесницах, сказал, что горе от потери любимого друга не позволяет ему принять участие в состязаниях, что он непременно сделал бы, если бы речь шла о потере человека не столь дорогого его сердцу. Ахилл остро чувствовал, что кони Патрокла тоже горюют. Он заверил мирмидонян, что вынесет это горе, так же как и славные кони в конце концов переживут потерю ездока, которого так любили. Патрокл всегда был к ним добр и часто умащивал их шелковистые гривы нежным маслом, когда купал их в чистых водах реки. Это о нем горюют кони, опустив головы так низко к земле, что их гривы покрылись пылью.

У северных народов лошадь тоже ассоциируется со смертью и похоронными обрядами.

Когда богиня смерти Хель, или Гела, покидала подземное царство, чтобы посетить землю и побывать среди смертных, она садилась на трехногую белую лошадь.

Доктор Гримм отмечал, что в датских легендах Хель появлялась, чтобы предсказать несчастье или эпидемию или, по более ранним версиям, чтобы собрать и увести умерших, предназначенных ей богами. В более поздних версиях она появлялась не верхом, а в колеснице. Богиня не была разрушительной, и чем дальше мы прослеживаем памятники северной мифологии, тем более утонченным, милосердным и божественным представляется характер этой всадницы. Это уже позднее дружественная посланница постепенно превратилась в жестокую, свирепую фурию. Христианство не признает богиню смерти, но внушило своим сторонникам называть ее именем место вечных мук.[91]91
  Hell – ад (англ.)., Hel, Hela – Хель, Гела.


[Закрыть]

Но вернемся к первозданному образу богини-матери, едущей на трехногом белоснежном скакуне, чтобы предупредить о грядущем несчастье. Она пришла, как друг, чтобы освободить от горя и боли. Тогда смерть и ад не страшны.

Когда Хермод отправился к Геле, он ехал на коне Одина Слейпнире. Но ее царство было так далеко от мест обитания смертных людей, что даже с таким прекрасным конем он путешествовал девять дней и ночей, прежде чем достиг реки Гьёлль, протекавшей по границе Нифльхейма – подземного царства. Мост через эту реку был стеклянным и висел всего лишь на одном волоске, но по нему должны были пройти все души умерших. Они обычно ехали верхом или в колясках, которые именно для этого сжигали вместе с телами на погребальном костре.

Когда Хермод ехал через мост, чтобы попытаться освободить Бальдура (солнечного бога) из царства смерти, поступь Слейпнира сотрясла конструкцию больше, чем целая армия духов, и страшный скелет Модгуд, заставлявший каждого духа платить ему дань кровью, прежде чем позволить ему пройти, вопросил:

 
Кто ты на черном и свирепом скакуне,
Под чьими копытами мост через реку Гьёлль
Дрожит и качается? Скажи мне, какой ты расы и
где твой дом.
Не далее как вчера пять групп умерших прошли
И не потревожили мост так, как ты один.
 

Хермод объяснил, кто он такой и зачем пришел, после чего получил ответ, что Бальдур проехал по мосту не так давно. Хермод поспешил дальше:

 
Пока он не встретил длинную стену,
Преграждающую ему путь, а в стене ворота.
Тогда он спешился и подтянул подпругу
У Слейпнира, коня Одина, затем
Заставил его перепрыгнуть ворота и попасть внутрь.
 

Мэтью Арнольд. Бальдур мертв

Хермоду удалось получить разрешение освободить Бальдура при условии, что абсолютно все подданные оплакивают бога.

Все подданные действительно горевали о потере солнечного божества, но нашлась лишь одна сморщенная старуха, которая поинтересовалась: «Что сделали для меня боги? Ради чего я должна оплакивать Бальдура? Пусть Хель оставит его в царстве мертвых!» Тем самым участь божества была решена. Его трон был установлен в мрачном царстве Хель, и плачущие девы развернули вечный покров, чтобы воздать почести богу света в царстве тьмы.

Македонский фольклор также следует традиции, утверждающей, что смерть владеет лошадьми. В нем царь страха часто представлен верхом на свирепом черном жеребце. А в одной из знаменитых баллад описан Харос – стражник подземного царства. Он сидит верхом на коне и гонит перед собой юные души, а на луке седла он везет души детей. Когда этот страшный персонаж следует своим путем, земля под копытами его коня содрогается, а горы темнеют, когда на них падает его тень.

Глава 28
Лошади и метемпсихоз

Всесторонне изучая место лошади в магии и мифах, мы неизменно сталкиваемся с идеей метемпсихоза, или перевоплощения душ, и наш старый друг «Спектейтор» имеет что рассказать по этому вопросу, начиная с взглядов Симонида и кончая вполне современной информацией для своих читателей. Далее мы приводим отрывок из журнала, касающийся лошади.

Симонид – поэт, весьма известный в свое время, является автором одной из старейших сохранившихся сатир. Многие полагают, что его сатира – вообще первое произведение, написанное в этом жанре. Поэт жил примерно через двести лет после осады Трои.

Предмет этой сатиры – женщины. Он описывает женский пол как совокупность разных характеров, сформировавшихся в соответствии с доктриной о предшествующем существовании. Он утверждает, что Бог создал души женщин из основ и принципов, составлявших суть некоторых видов животных, а их добрый или злобный нрав зависит от того, какие основы и принципы оказались доминирующими при их создании.

Автор утверждает, что вначале Бог создал женские души в отдельности от их тел.

Далее следует перечень женщин, происшедших от разных животных, который мы, по большей части, опускаем, потому что интересуемся только лошадью. О последней он говорит, что кобыла с развевающейся гривой, никогда не знавшая тяжкого рабского труда, является родоначальницей восьмого типа женщин. Они не слишком заботятся о своих мужьях, интересуются только нарядами и уходом за собой. Они завивают свои волосы в роскошные локоны и украшают их самыми красивыми цветами. На женщин этого вида очень приятно посмотреть, однако для своего владельца они весьма обременительны, конечно, если он не король или принц, которому пришел в голову каприз обзавестись подобной игрушкой.

Судя по тону статьи, «Спектейтор» вполне согласен с древним автором, поскольку заявляет, что поэт продемонстрировал глубокую проницательность при описании разнообразия женских характеров. Очевидно, находясь под впечатлением глубины проникновения Симонида в женские души, журналисты решили в подражание ему проследить духовных предков мужчин из животного мира, но быстро пришли к выводу, что мужская душа настолько сложна, что ни одно животное не может считаться ее прародителем.

Вместо того чтобы идти по следам Симонида, журналисты «Спектейтора» заметили, что, так же как он объяснял порочность части женского рода доктриной о предыдущей жизни, некоторые древние философы высмеивали порочную часть человеческого рода вообще исходя из понятия последующей жизни, если, конечно, так можно выразиться. Симонид писал, что животные входят в души женщин, а другие авторы представляли человеческие души входящими в животных. Последнее обычно называется доктриной переселения и предполагает, что человеческие души, покинув свои тела, становятся душами тех животных, которых они напоминали при жизни. Обратимся, предположим, к «Метаморфозам» Овидия, где философ предостерегает своих читателей от употребления в пищу мяса.

 
Так: изменяется все, но не гибнет ничто и, блуждая,
Входит туда и сюда, тела занимая любые,
Дух; из животных он тел переходит в людские, из наших
Снова в животных, а сам – он вовек не исчезнет.
Словно податливый воск, что в новые лепится формы,
Не пребывая одним, не имея единого вида,
Но остается собой, – так я учу, —
переходит в различные плоти.
Да не поддастся же в вас благочестие – жадности чрева!
О, берегись, говорю, несказанным убийством родные
Души из тел изгонять! Пусть кровь не питается кровью.
 

Приведенное выше является, так сказать, общим положением. Но обратимся к деталям.

В «Метаморфозах» мы находим удивительно впечатляющее описание превращения Окиронеи в кобылу. Героиня была дочерью кентавра Хирона. При виде дитяти Эскулапа ее охватил пророческий экстаз, во время которого она выдала секреты Юпитера. За это разгневанный бог превратил ее в кобылу, а Овидий описал ее ощущения:

 
Рок изменяет меня, – говорит, – не позволено больше
Высказать мне, и уже замыкается речи способность.
………………..
Вот уж как будто мое исчезает лицо человечье,
Вот уж вкусна мне трава, бежать по широкому полю
Тянет. В родную мне плоть, в кобылицу уже превращаюсь.
«Но почему же я вся? – двуобразен ведь мой родитель!»
Так говорила, но часть последней жалобы трудно
Было уже разобрать; слова становились неясны.
Вскоре уж то не слова и не ржанье кобылы как будто,
Но подражанье коню; через время недолгое точно
Ржанье она издает и руками по лугу движет,
Сходятся пальцы тогда, вот пять ногтей уж связало
Резвое рогом сплошным копыто; длина возрастает
Шеи ее и лица: часть большая длинного платья
Стала хвостом, волоса, как лежали свободно вдоль шеи,
Гривою вправо легли. Соответственно вдруг изменились
Голос ее и лицо. И по чуду ей дали прозванье.
 

Овидий. Метаморфозы. Пер. М. Ширвинского

Вероятно, Шелли думал именно о судьбе бедной Окиронеи, когда писал эти прекрасные строки:

 
Был ли человеческий дух в этом жеребце,
Который своим гордым голосом до исхода ночи
Нарушал наш покой, или действительно
У всех живых существ одна природа,
И мысль возводит общий трон,
Где много форм одну дань несут?
И земля, их общая мать, неужели она хочет
Увидеть своих сынов сражающимися? Ведь
На ее груди все могут жить в мире и достатке.
 

Шелли. Восстание Ислама

Любопытна старая легенда о семи жеребятах, рассказанная Дж. Моу. Она во многих отношениях уникальна, хотя и попадает в одну классификационную группу со многими сказками, в которых человеческая душа заключена в теле животного, – в старом фольклоре таких было немало.

Легенда повествует, как Синдерлад успешно выполнил взятую на себя задачу в течение всего дня следовать, не отставая, за королевскими жеребятами и подробно докладывать хозяину о том, что они едят и пьют. Его старшие братья, взявшись за это дело, позорно провалились. Жеребята ели не траву и пили не воду, как королю сообщили братья Синдерлада, обманутые старой женщиной, которая отвлекла их от выполнения своих обязанностей, а потребляли освященный хлеб и вино, приготовленные священником в церкви у алтаря. Когда Синдерлад сделал это открытие, а жеребята снова вернулись в конюшню, он был проинструктирован своими подопечными относительно его дальнейших действий: он должен отрубить им головы и положить за хвостами. Лишь только он это сделал, жеребята, в действительности бывшие заколдованными сыновьями короля, освободились от злых чар и снова превратились в принцев. Нет необходимости говорить, что верный Синдерлад был должным образом вознагражден за преданность.

В наши дни господства материализма мы почти утратили способность распознать душу под телесной оболочкой и склонны судить о душе по внешней форме – телу.

Наши предки были более проницательными, что доказывают дошедшие до нас легенды и сказания. Гладя на животных вокруг себя, они иногда догадывались, что под их внешней формой скрывается человеческая душа, причем скрытый вполне мог оказаться отпрыском королевской семьи. Он долго дожидался момента, когда любовь позволит разглядеть себя под непрезентабельной оболочкой, разрушить чары и освободить принца или принцессу из длительного плена. Определенно именно таков внутренний смысл легенды о семи жеребятах. Вовсе не вода и трава помогала храбрым душам вынести тяжесть заключения в необычную телесную оболочку. Втайне от окружавших их человеческих существ их пищей и питьем был сам Бог. Отведав священной пищи, они мужественно вынесли весьма болезненный процесс уничтожения заключавших их телесных оболочек с помощью острого меча. Вера дала им силы понять, что смерть для них станет воротами в новую, более полную жизнь, станет их рождением в качестве сыновей короля.