Текст книги "Нетолерантность"

Я почти уверен, что всё так и есть, как он сказал – никто из них Канта никогда не читал и читать не будет. Также я уверен и в том, свет клином не сошёлся на наследниках Ивана Бездомного. Кант пережил себя и своё время, поэтому мыслящие люди ещё долго с наслаждением будут изучать его наследие.

Зловещий образ короля

Фридриха Великого в романе

В. Пикуля «Пером и шпагой»

Я родился в эпоху тотального дефицита и громадных очередей: в СССР даже в самые лучшие годы наблюдалась нехватка «товаров народного потребления»: не было легковых автомобилей и магнитофонов, стирального порошка и спортивной обуви, да и с продуктами питания был постоянный кризис. Всё приходилось «доставать» и «брать боем», даже столицу СССР не были способны обеспечить всем необходимым. Но самое удивительное заключалось в том, что одновременно с этим перманентным кризисом товаров и услуг существовал невероятный дефицит книг. Особенно на историческую тему. То, что у народа всегда существовала тяга к истории, первым заметил вовсе не Акунин, а Отдел агитации и пропаганды при ЦК ВКП(б). Этот всемогущий отдел лишил народы СССР истории. Не то чтобы вообще не было никаких произведений, но… историю в СССР заменили идеологией! Все произведения советского периода были написаны по единой схеме: прошлое страны было лишь прелюдией к Великому Октябрю (то есть к красному перевороту и большевистской диктатуре). Смотреть исторические фильмы было невозможно, поскольку их утверждал и проводил цензуру лично товарищ Сталин! Это означало, что от исторических фактов там ничего не оставалось, в изобилии были лишь коммунистические мифы. Причём фильмы эти были страшно неинтересные и нединамичные. Зритель смотрел на Ивана Грозного или Петра Великого, а видел Сталина. В те времена на эту тему существовал анекдот про то, как Сталин рассматривает разные проекты памятника Пушкину.

Проект первый: Пушкин читает Байрона.

– Это верно исторически, но неверно политически: где генеральная линия?

Проект второй: Пушкин читает Сталина.

– Это верно политически, но неверно исторически: во время Пушкина товарищ Сталин еще не писал книг.

Исторически и политически верным оказался третий проект: Сталин читает Пушкина. Когда же памятник открыли, то все увидели: Сталин читает Сталина.

Со смертью Сталина и наступившей оттепелью ситуация несколько изменилась. Но ненадолго. Уже 19 декабря 1956 года вышло Письмо ЦК КПСС «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов». В нем, среди всего прочего, говорилось: «За последнее время среди отдельных работников литературы и искусства, сползающих с партийных позиций, политически незрелых и настроенных обывательски, появились попытки подвергнуть сомнению правильность линии партии в развитии советской литературы и искусства, отойти от принципов социалистического реализма на позиции безыдейного искусства, выдвигаются требования «освободить» литературу и искусство от партийного руководства, обеспечить «свободу творчества», понимаемую в буржуазно – анархистском, индивидуалистическом духе». И указание органам государственной безопасности – «зорко стоять на страже интересов нашего социалистического государства, быть бдительным к проискам враждебных элементов и, в соответствии с законами советской власти, своевременно пресекать преступные действия». Такое положение вещей сохранилось в СССР до времен перестройки и крушения режима.

Во времена застоя книжные магазины ломились от шикарно изданных фолиантов Брежнева и прочих руководителей КПСС, классиков марксизма – ленинизма, социалистического реализма и т. п. А вот с бестселлерами в стране победившего социализма было туго. Кроме того, существовал колоссальный список запрещенной литературы. То есть читатели в СССР были лишены возможности ознакомится с интересными, но, по мнению партийных цензоров, «политически вредными» произведениями. Какой – нибудь европейский или американский писатель мог угодить в разряд запрещенных авторов только за то, например, что имел неосторожность публично выступить с протестом против вторжения советских войск в Венгрию или Чехословакию, Афганистан. Даже отечественных авторов, которые в своих книгах не высказывали вообще никаких крамольных идей, но писали интересно и блистали эрудицией, печатали малым тиражом. Парадоксально, но факт: даже те книги Ю. Семёнова, в которых он воспевал Ленина и Дзержинского, достать было практически нереально. Поскольку проявление интеллектуальной мысли, даже не крамольной, в СССР властями не приветствовалась. Как метко отметил в «Красном и чёрном» Стендаль: «Со времени Вольтера, со времени введения двухпалатной системы, которая, в сущности, есть не что иное, как недоверие и личное суждение, и которая прививает умам народным гнусную привычку не доверять, французская церковь поняла, что истинные её враги – это книги. Смиренномудрие – превыше всего в её глазах. Преуспеяние в науках, и даже в священных науках, кажется ей подозрительным, и не без основания. Ибо кто сможет помешать просвещенному человеку перейти на сторону врага, как это сделали Сийес или Грегуар?» Вот и коммунистические идеологи так же, как и церковники, смертельно боялись просвещения. После выхода телефильма «17 мгновений весны» все его создатели получили Государственную премию СССР, а некоторым актерам даже пожаловали ордена. Единственный, кого не заметили и обошли наградами, был сам создатель образа Штирлица, автор сценария Ю. Семёнов. Чересчур умных не жаловали – они были опасны для режима.

Не было в свободной продаже детективов, не было фантастики, не было приключений, не говоря уже о религиозных и честных публицистических произведениях. Список запрещённой литературы был велик: запрещали и уничтожали практически всё, что могло нанести урон режиму или просто зародить в рядовом гражданине крамольные мысли о жизни в стране. Хорошая книга в СССР котировалась ничуть не меньше, чем свободно конвертируемая валюта. Так же, как и валюту, книги продавали тайно, из – под полы, втридорога. Процветал самиздат, при этом так же, как и за куплю – продажу СКВ, за найденную «карательными органами» книгу Солженицына вполне могли дать тюремный срок. Но это не особенно останавливало людей, стремление к познанию невозможно остановить репрессиями.

Но были и исключения из правил. Кроме В. Ленина, К. Маркса и Ф. Энгельса, В. Маяковского, Н. Островского, М. Шолохова и М. Горького, громадными тиражами печатали книги человека, которого и сегодня многие называют русским Александром Дюма, – Валентина Пикуля.

Валентин Пикуль

Его труды печатались в СССР невообразимыми в наше время массовыми тиражами, десятками миллионов экземпляров. Говорят, что он был большим патриотом Родины. Доктор Самуэль Джонсон еще в 1775 году дал определение такого рода патриотам: «Patriotism is the last refuge of a scoundrel» («Патриотизм – последнее прибежище негодяя», имеется в виду псевдопатриотизм). Вот и книги Пикуля из той же категории: они не патриотические, а просто клеветнические, когда под видом исторических фактов читателю подсовывают мифы красной пропаганды. Это отмечали многие, например, сын убитого премьер – министра П. А. Столыпина в журнале «Посев» так оценил творчество писателя: «В книге (речь идет о романе «У последней черты») немало мест не только неверных, но и низкопробно – клеветнических, за которые в правовом государстве автор отвечал бы не перед критиками, а перед судом». «У последней черты» возмутил писателя и сценариста Юрия Нагибина до такой степени, что после публикации романа в знак протеста он вышел из редколлегии журнала «Наш современник». Чтобы понять этот поступок, достаточно сравнить творение Пикуля с книгой Э. Радзинского «Распутин». Становится очевидным, что «У последней черты» – это не роман, а лишь набор злых сплетен и наветов на царскую семью, да и вообще на всех государственных деятелей того времени. Да и могло ли быть по – другому, ведь героями «историка» Пикуля были реальные исторические личности, которым он приписывал свои собственные мысли и слова!

Однако сегодня его книги издаются в масштабах ещё больших, чем в советское время. Как объяснить такой феномен?

На самом деле всё достаточно просто. Как писал Грибоедов в своём нетленном произведении «Горе от ума»: «Ученье – вот чума; учёность – вот причина». К чему ломать себе голову в университетах, как всезнайка Ю. Семёнов? В официальной биографии Пикуля читаем: «…был отправлен в Ленинградское подготовительное военно – морское училище, но в 1946 году его отчислили «за нехваткой знаний». Занимался самообразованием». И далее: «…yже тогда Пикуль решил посвятить себя литературному творчеству и поступил вольным слушателем в литературный кружок». Вот и всё его образование! При этом он сделал головокружительную карьеру, уже в 1954 году, 26 лет от роду он был принят в ряды Союза писателей! После чего на него лились награды, словно из рога изобилия: был награжден орденами Трудового Красного Знамени в 1978 и 1988 гг., орденом Дружбы народов, орденом Отечественной войны II степени. За роман «Крейсера» ему была присуждена Государственная премия РСФСР им. А. М. Горького, за роман «Из тупика» – литературная премия Министерства обороны СССР (1968). После смерти ему была присуждена премия им. М. А. Шолохова.

После войны в силу объективных причин многие люди не смогли получить образования, что не помешало им взойти на литературный Олимп. Иосиф Бродский, например, названный крупнейшим русским поэтом XX в., не имел высшего образования. Да разве он один? Дело ведь совсем не в этом, мало ли как может сложиться у людей судьба. Настоящий талант пробьет себе дорогу. Но можно действовать и другим путем: объявить себя борцом с официозом, но при этом строго идя по «идеологически верной» канве. Творчество В. Пикуля можно описать так: борзописец фальшивой русской имперской истории. Основное призвание – выставление руководителей Российского государства ДО революции (за редким исключением) изменниками и откровенными дегенератами. Ведь любовь к истории – это не просто повторение набивших оскомину сказок от Агитпропа с последующим разрыванием тельняшки на груди, а нечто большее. А он в своих произведениях рубит направо и налево, мол, великая и доверчивая Россия всегда была, есть и будет окружена врагами вперемежку со странами, которые называли себя друзьями, а на деле только и желали, что всадить кинжал в спину. Народ терпел изменников – царей и их опричников, но настоящее избавление пришло лишь в Октябре. Главное историческое событие на все времена в произведениях Пикуля – это красный переворот в 1917 году. Прочитав роман «Нечистая сила», читатель должен был искренне порадоваться тому, что большевики расстреляли всю царскую семью, этих преступников и предателей России. И всех прочих царских изменников, продавших Россию германцам и англичанам, ворам и бездельникам, моривших народ голодом. Всё у него вывернуто наизнанку: не Ленин и его шайка были купленными германскими наймитами, а государь император с супругой. И все преступления большевиков были совершенно оправданы: таких негодяев, как представители церкви (некоторых из измаранных грязью героев романа Пикуля РПЦ позднее причислила к лику святых), всё царское окружение и правительство страны, просто невозможно было не отправить в расход.

* * *

Не обошел в своем творчестве Пикуль и личность Фридриха Великого. Зловещий образ короля – захватчика предстает перед нами в романах «Пером и шпагой» и «Фаворит». Если в «Фаворите» королю отведена эпизодическая роль, этакого битого злого гения в отставке с отравленным кинжалом за пазухой, то в романе «Пером и шпагой» Фридрих Великий является одним из главных героев. Точнее, антигероев, он и его приближенные – настоящее сборище темных сил, которые только и мечтают, как нарушить мирное существование европейцев и ввергнуть их в ад кровопролитной войны. Ну а Россия для Фридриха – враг номер один, если бы государыня Елизавета не опередила злодея, то он со своей армией непременно вторгся бы в мирные русские земли. И тогда Отечественная война произошла бы не в 1812 году, а уже в 1756‑м.

В основном автор не пишет ничего нового, а лишь повторяет ахинею, написанную Марксом и Энгельсом, не забывая старательно их цитировать, чтобы никто ненароком не подумал чего дурного! Но вот что поразительно: в описании Фридриха, наряду с небылицами основоположников научного коммунизма и своими домыслами – фантазиями, Пикуль неожиданно приводит также и абсолютно достоверную информацию! Я приведу лишь три примера из главы «Фридрих не спит», описывающей короля Пруссии:

1. «Он давал приют в Пруссии всем изгоям веры, которых инквизиция жестоко преследовала на родине…

– Пусть монахи побольше ссорятся, – говорил Фридрих. – Пруссии это выгодно; что католик, что еврей, что лютеранин – мне на это плевать, лишь бы они трудились… А где их расселить? Вот задача: нет войны, и нет новых земель. Но мы извернемся! Мы осушим болота – этим обретем новую страну внутри старой. Без крови! Без пушек! А дети поселенцев будут считать мою Пруссию уже своей отчизной.

Так он и делал».

Теперь я приведу настоящие, а не липовые высказывания Фридриха Великого. Выдержка из его письма кардиналу Зинцендорфу: «Die erste Tugend jedes ehrenwerten Menschen und, wie ich glaube, auch jedes Christen, muß die Humanität sein. Die Stimme der Natur, die die Grundlage der Humanität ist, will, daß wir uns alle lieben und wechselseitig unser Wohlergehen fördern. Das ist meine Religion». («Первой добродетелью каждого достойного уважения человека и, как я верю, также каждого христианина должна быть гуманность. Голос природы, который является основой гуманности, хочет, чтобы мы все любили друг друга и взаимно содействовали нашему благополучию. Это моя религия».)

И еще: «Все религии равны и хороши, если их приверженцы являются честными людьми. И если бы турки и язычники прибыли и захотели жить в нашей стране, мы бы и им построили мечети и молельни…» и «У меня пусть всяк спасается на свой манер» (имеется в виду спасение души).

Совершенно верно написано про осушение болот. Освоению земель Oderbruch (Одерского болота) и построению плотин в приморских затопляемых землях Остфрисландии Фридрих Великий действительно придавал особое значение. Эти работы завершились выдающимся успехом: после 6 лет упорного труда на осушенных территориях проживало более 50 тыс. человек, на них было построено более 800 новых поселений! Благодаря проделанной работе значительно увеличилось количество пахотных земель. Многие судоходные реки соединили каналами, отчего облегчилась транспортировка прусских товаров, они значительно подешевели.

Другими словами, Пикуль утверждает, что Пруссия являлась убежищем для всех гонимых на своей родине. И Фридрих Великий вовсе не помышлял о войне, вместо этого занимаясь осушением болотистой местности и сельским хозяйством, развивал экономику, в которой были задействованы все граждане страны, без дискриминации по признаку вероисповедания. Здесь нельзя возмущенно не вскинуть взгляд к небу и не воскликнуть: «Какой негодяй!»

2. «Угнетенные австрийцами чехи валом валили в Пруссию; прекрасные строители, они возводили на пустошах города и крепости, дамбы и плотины. Никакой «чистоты немецкой расы» не существовало».

Оказывается, чехи были угнетены Австрией! Поливая Пруссию и её короля грязью, нужно быть осторожней с такими утверждениями! Ведь в разум читателей вообще может невольно закрасться крамольная мысль о том, что Австрийская империя была вовсе не такой уж святой и миролюбивой!

3. «…человек же – несомненно – остро чувствующий, незаурядный. Он был доступен в своем тихом Сан – Суси даже простым людям. Не был развратен, всю жизнь чуждался женщин, двор его был скромен, король не имел фаворитов, все были для него равны, в судах он требовал правосудия, и графы при нем сидели в тюрьмах за обиды, нанесенные своим крестьянам. Фридрих был справедлив».

Здесь нужно остановится и удивленно воскликнуть: «Пикуль, почитайте то, что написали!» Но нет, увы, он не читал, а лишь строчил без оглядки. Вот еще отрывок, написав который, он, вероятно, полагал, что таким образом низвел короля до уровня машины. Мол, был король справедлив и судьи у него были беспристрастны, однако: «…это справедливость не человека, а скорее, машины. Машина четко и бездушно рубит сучья – еловые, березовые, липовые. Сунь туда палец князь – машина срубит сиятельный палец. Сунь туда палец мужик – тоже уйдет без пальца. Ибо машине всё равно. Её дело – рубить! Точно и безжалостно. И в этом её великая нечеловеческая сила…» Позвольте, если суды работают беспристрастно и четко, то это неправильно? А как должно быть? Чтобы к князю проявляли больше чуткости? Или к мужику? Так, как было при Фридрихе, пишет Пикуль, это ужасно. А как тогда хорошо?

Такие смехотворные претензии у него повсюду. Создав кашу из наветов на короля, Пикуль забыл припрятать истину. Поэтому его «исторический роман» вышел неубедительным и полным неразрешимых противоречий.

На самом деле во время правления Фридриха Великого произошло уравнение перед лицом закона всех сословий. Новой вехой в истории страны стало создание независимого от королевской администрации суда. Был назначен новый министр юстиции, обладавший особыми полномочиями. Эта должность была предоставлена Самуилу фон Кокцеи, человеку, занимавшему кафедру в университете и в течение 30 лет усердно работавшему практически на службе прусского судебного ведомства. Вместе с шестью помощниками новый министр отправился в Померанию, где местное население особенно страдало от недостатков судопроизводства, что выражалось множеством накопившихся в судах нерешенных дел. В течение года он успел там установить правильно сформированные коллегиальные суды, в которых ведение дел было поручено образованным судьям, находящимся на хорошем жаловании. Сутяжество мелкой адвокатуры было искоренено. Всюду было вменено в обязанность предлагать мировую сделку в самом начале процесса – и таким образом в течение одного года решено было 1600 старых и 400 новых процессов.

В 1749 году был подготовлен новый свод законов, получивший название Corpus juris Fridericianum. На медали, выбитой по этому случаю, изображена богиня правосудия с неверными весами в руках и Фридрих II, мечом исправляющий весы. Был положен конец религиозному фанатизму: жертвами преследований за колдовство в Европе в XVI–XVIII вв. стало около 60 тыс. человек, а при Фридрихе II в Пруссии окончательно прекратили казнить за эти мнимые преступления.

Начинается повествование пробуждением короля на тощем солдатском матрасе во дворце Сан – Суси. Про матрас – чистая правда, король привык довольствоваться малым, а вот про Сан – Суси – неправда: прусский король проводил здесь лишь летние месяцы! И просыпался он не в 4 часа утра, а в 5 или в 6, в зависимости от сезона. И уж конечно, он не оскорблял своего камер – лакея, исправно исполняющего свои обязанности. Ведь сразу после того, как Фридрих якобы оскорбляет своего лакея, называя его подлецом, мы с удивлением находим такую характеристику правителя: «Молодой король Фридрих II был мягок в обращении, прост в поступках, писал недурные стихи, чудесно играл на флейте».

Прочитав лишь одну страницу и отбросив нагромождения небылиц, можно понять, кем был Фридрих Великий на самом деле: веротерпимый и миролюбивый правитель, занятый укреплением процветания своей страны и дающий убежище гонимым, остро чувствующий, незаурядный, доступный даже простым людям, не развратный, скромный, не имеющий фаворитов, для него все были равны, в судах он требовал правосудия, мягкий в обращении, простой в поступках, поэт и музыкант. И еще – весь израненный в сражениях, рыцарски отважный защитник отечества, который не отсиживался у себя во дворце, а шел плечом к плечу рядом со своими солдатами. Собственно, на этом роман можно было завершить. Посмотреть ради интереса на правителей других стран, которые являли собой полную противоположность Фридриху Великому, понять, что всё написанное Марксом, Энгельсом и битыми врагами прусского короля – ложь, и закрыть книгу.

Вольтер еще до своего разрыва с Фридрихом II честно писал в Париж: «Я видел одного из самых приятных людей в мире. Каждый стал бы искать его общества, даже если бы он не был королем. Это философ, без всякой суровости, кроткий и снисходительный, любезный и обаятельный в общении. Он сам забывает о том, что он – монарх, в сношениях со своими друзьями, и меня самого заставил позабыть, что возле меня сидит государь, повелевающий стотысячной армией. И я должен был насильственно напомнить себе об этом». Но Пикуль не останавливается, его несет вперед на всех парусах, зачастую он вообще забывает, что речь идет не о фюрере, а о Фридрихе Великом. Читаем: «По опыту жизни знаю, что один хороший баран полезнее худого гаулейтера…» Историческая справка: гау (Gau), или регион был основной партийной единицей в географической структуре НСДАП и одновременно самой крупной из всех местных структур. Каждый гау возглавлял гауляйтер, который назначался и при необходимости снимался со своего поста лично Гитлером. Гау были созданы в ранний период становления НСДАП. Они приблизительно соответствовали избирательным округам, выставлявшим кандидатов на выборах в рейхстаг (германский парламент). В романе король окружен гауляйтерами…

«Фридриху удалось то, чего не удавалось никому: он посадил на землю даже бродячих цыган; они жили в колониях и пахали для него землю». Это тоже только в воображении Пикуля. В книге «История цыган. Новый взгляд» (Н. Бессонов, Н. Деметер) говорится о том, что отец Фридриха Великого, Фридрих – Вильгельм I прославился ещё и тем, что в 1725 году повелел предать смерти всех цыган мужского и женского пола старше восемнадцати лет. При Фридрихе Великом ситуация действительно несколько изменилась: в Пруссии цыгане не проживали, однако им позволено было служить в армии или состоять при армии, и среди других цыган носили прозвище «армейские цыгане».

«Весь израненный в сражениях, рыцарски отважный, Фридрих никогда этим не кичился». Ну, что тут сказать, это правда. Только стоит отметить, что во время Семилетней войны население Пруссии составляло 5 млн человек, а стран антипрусской коалиции – 90 млн. Тот, кто кричит про захватчика Фридриха, пусть сначала попробует оценить соотношение сил.

Даже в такой мелочи, как овцеводство Пруссии, затаилась ошибка: имеются данные, указывающие, что еще в очень древнее время некоторые стада из странствующих и оседлых испанских овец выделялись добротностью своей шерсти. Мериносовая порода (слово «меринос» на испанском языке означает «блуждающий, странствующий»): этим именем хотели, вероятно, показать, что многие стада шерстных овец не были оседлыми, но странствовали в поисках корма по Испании. В Германии мериносовое овцеводство начало быстро развиваться с 1765 года – то есть действительно при Фридрихе Великом, но ПОСЛЕ Семилетней войны! Так что даже мелочи абсолютно не соответствуют историческим реалиям.

«Один из гаулейтеров провинции Бранденбург заговорил вдруг, что состояние дорог в Пруссии столь ужасно, что…

– Перестаньте болтать о дурных дорогах! – закричал король. – Пруссия окружена врагами. И мне не нужны отличные дороги, по которым бы армии врагов докатились до Берлина… Нет! Пусть они застрянут в прусской грязи. А мы будем воевать только на чужой территории, где дороги идеально устроены!»

И это тоже домысел, дело обстояло ровным счетом наоборот: в это время в Пруссии понижались таможенные пошлины, велось интенсивное строительство каналов и дорог, развивались мануфактуры. Всё это в сочетании с веротерпимостью и привлекало сюда массы иммигрантов из других стран.

Обличая агрессора Фридриха, Пикуль пишет: «Левальд рассказал, что в ливонских землях копятся русские войска, за Неманом размещены воинские магазины. Рубежи Пруссии неспокойны». И далее: «Ты принес новость… Вот и прикроешь мое королевство со стороны Кенигсберга!» «Шверин, подойди ближе. Бери двадцать шесть тысяч штыков, ступай в лагерь Кёниген – Грец, оттуда заслонишь Силезию от моей венской кузины». И буквально через несколько строк: «Мой друг Людовик немало поработал над «равновесием» Европы. Версаль любит возиться с этим равновесием, как дурачок с крашеными яйцами. – Фридрих вышел из – за стола, усмехнулся, блеснув глазами: – А не пора ли нам опрокинуть это равновесие к черту?»

Приказы о прикрытии и защите, сопровождаемые зловещим блеском глаз, разумеется, являются наилучшим доказательством агрессивных планов этого коронованного маньяка!

Потом происходит невероятный разговор короля с графом Финкенштейном. Карл Вильгельм Финк Фон Финкенштейн (1714–1800) – граф, прусский государственный деятель. Отец его был гувернером кронпринца Фридриха, будущего короля Фридриха II. Фридрих, питавший неограниченное доверие к товарищам детства, возвел Финкенштейна в звание кабинет – министра и сделал его одним из ближайших своих советников. С 1760 до 1763 год Финкенштейн один руководил внешней политикой и позже сохранил сильное влияние на короля. До наших дней дошёл интереснейший документ: его «ОБЩИЙ ОТЧЕТ О РУССКОМ ДВОРЕ» за 1748 год. Здесь стоит обратить внимание на то, какими словами завершалось послание: «Вашего Величества покорнейший, послушнейший и вернейший подданный и слуга».

А в повествовании Пикуля он откровенно хамит своему королю: «Ты безумен, Фриц, – сказал королю Финкенштейн». Мог ли состояться такой разговор? Да, если поверить во всё остальное. Тогда король предстает действительно сумасшедшим: посылая по разбитым дорогам свои жалкие войска, состоящие (как пишет Пикуль) из подонков, на прикрытие слабых границ разваливающейся страны, он при этом мечтает нарушить равновесие в Европе. С одной стороны, он соревнуется с Россией: кто первый продаст своих солдат Англии. С другой – планирует агрессивную войну против всех своих соседей, включая дружественную в то время Францию и могущественную Австрию. А что же с Россией, которая, как говорит фельдмаршал Левальд, изготовилась для удара? А вот что: «Самое лучшее: оставить медведя в берлоге, делая вид, что его никто не замечает». После всего этого даже откровенно анекдотическая история с мошенником Иваном Зубаревым, которого Пикуль производит в вожди мятежных раскольников («…собирается ехать на остров Мальту, дабы под защитой тамошнего ордена основать колонию русских схизматов»), точащих нож на императрицу Елизавету и готовящих государственный переворот, читается как историческая правда. Якобы сего зловещего тобольского раскольника – заговорщика король благословляет на бунт и государственный переворот, одновременно жалуя званием полковника прусской армии! Но это не смешно, а довольно грустно, когда со страниц льется такая лапша прямо на уши читателей.

Настоящую же историю с этим мошенником можно узнать, прочитав замечательную книгу Игоря Курукина и Елены Никулиной «Повседневная жизнь Тайной канцелярии». Среди прочего там довольно подробно описан этот эпизод. Действительно, в 1754 году был арестован и доставлен в Тайную канцелярию некто Иван Зубарев. И хотя он был давно известен служителям порядка как мошенник и вор, тем не менее информация, которую он выдал на допросе, ошеломила чиновников Тайной канцелярии. Дело показалось им перспективным: ведь он поведал целую сагу о своих похождениях в Пруссии, а главное – о свидании с самим прусским королем – злодеем, который искал возможностей поднять среди недовольных раскольников восстание против Елизаветы, свергнуть её и вернуть трон государю Ивану Антоновичу! Якобы Зубарев был принят в Сан – Суси самим Фридрихом! А затем генерал Манштейн (бывший полковник русской службы, а значит – шпион) с санкции самого короля дал Зубареву инструкции тайно перейти русскую границу. Затем добыть себе фальшивый паспорт и под видом крестьянина или купца пробраться в Холмогоры. В Холмогорах томился в тюрьме свергнутый император! Там, согласно показаниям Зубарева, он должен был подкупить стражу и увидеться с герцогом Брауншвейг – Беверн – Люнебургским Антоном – Ульрихом, отцом свергнутого императора. Затем Зубареву якобы поручалось в доказательство правдивости своих слов вручить ему медали и передать, что он прислан от прусского короля и от братьев Антона – Ульриха. Герцог должен был быть извещён о том, что всё подготовлено для его бегства с сыном из России на корабле, который будет дожидаться его в порту города Архангельска. Затем Зубарев, передав это Антону – Ульриху, должен был внимательно изучить местность, где содержится свергнутое семейство. После чего идти к Архангельску, встретить там знакомого по Пруссии капитана корабля и договориться с ним обо всех частностях предстоящего дела. Предполагалось подкупить или напоить стражу герцога, а если охрана окажется чересчур сильной, то планировалось нанять бандитов или бурлаков и при их содействии провести капитана с командой в Холмогоры. С этим воинством неожиданно напасть на караул, разбить его и освободить Антона – Ульриха с сыном. После чего доставить их на корабле в Пруссию. Кроме того, Зубарев рассказал, что в Польше он имел контакт с монахами раскольничьего Лаврентьевского монастыря с целью координации усилий по подготовке выступления против власти Елизаветы. Даже поверхностный просмотр этого дела не оставляет сомнения: всё от первого до последнего слова в этом малограмотном пасквиле – ложь. Кроме того, это опровергается и документально, это видно из опубликованных архивов XIX в. (Из записок Фридриха Великого о России в первой половине XVIII в. // Пер. М. Жуазеля // Русский архив, 1877. – Кн. 1. Вып. 1. С. 5–21). Фридрих пишет в них о свергнутом брауншвейгском семействе: «Их увезли за Архангельск, в местность столь дикую, что даже название ея неизвестно». Кроме того, известен разговор об этом Фридриха с графом Чернышовым. Фридрих ошибался относительно места заточения: Брауншвейгское семейство в это время было отправлено в Раненбург Рязанской губернии, откуда оно было перевезено в Холмогоры гораздо позднее описываемых Зубаревым событий.

Первое знакомство читателя со злодеем Фридрихом завершается описанием того, как прусский король ненавидел всё немецкое, начиная с языка и заканчивая людьми: «…после концерта – ужин в близком кругу людей. Вольтер, Мопертюи, Сен – Жермен, маркиз д’Аржанс, Даге – одни французы. Пруссаков король любил видеть на плацу, а в Сан – Суси он оставлял их далеко за дверью. Разве могут эти грубые чудовища оценить тонкость метафоры или чудесность гиперболы, что пролетает над столом, словно пушечное ядро?»