Текст книги "Битва за небо"

– Найду, – собравшись с духом, пообещал Мэтт. – А если сам не найдется, обучу кого-нибудь из наших ударных отрядов, там парни собрались все как на подбор: в меру яйцеголовые, местами вообще с поехавшей крышей. Из таких самые лучшие бомбисты выходят, а если из человека можно сделать бомбиста, то и механика как-нибудь сделаем.

– Без разницы, – буркнул Старый Ник, с подозрением глядя на подходящую официантку. – Мне нужен человек, а откуда он будет – без разницы. Главное, чтобы хотел и умел работать. И чтобы без психотехники и наркоты – с этим у меня в команде строго.

Мэтт возблагодарил Троицу за то, что Старый Ник не принадлежал к числу «психов» – в противном случае случился бы немалый конфуз: внутренний голос Мэтта продолжил список грехов и ехидно поинтересовался у своего обладателя, не предпочитает ли господин Тесла иметь в экипаже выходцев из Кастро. К счастью, язык оказался умнее внутреннего голоса и не шевельнулся.

– Пять минут второго, – объявил Тесла, вставая из-за столика. – Сожалею, но мне пора. Если не жалко наличных, можешь даже расплатиться за двоих.

«Конспиратор, – неожиданно озлобился Мэтт. – Сам заметет следы, а мне отдувайся, подыскивай себе алиби».

Господин Тесла неторопливо прошагал к выходу, возле двери оглянулся и нарочито вежливо покачал головой. Следом за ним поспешил выскочить на улицу Маттиас Кинг. Из газет, купленных на следующее утро, он без всякого удивления узнал о пожаре в подсобных помещениях кафе «Олд вэй». Труп, который полицейским так и не удалось опознать, конечно, же принадлежал официантке.

VI

– Ты уверена, что слышала именно голос Николая? – переспросил девушку Сергей Владимирович. – Вот так, посреди видения о будущем брата.

Ксения сделала глоток бразильского кофе и вяло кивнула. На этот раз обморок длился секунды, да и прошел, по словам Воронина, без особых последствий для организма. Слабость и головокружение, как он объяснил ученице, были неизбежным злом, той платой, которую природа взимала с футуроскописта, взявшегося за особо сложную проблему.

– Он упомянул место под названием Алькатрас, – подтвердила девушка. – Как вы думаете, может брат находиться там?

Профессор нахмурился, на секунду прикрыл глаза ладонью, затем сделал несколько глубоких вдохов.

– Надеюсь, что там твоего брата все-таки нет, – сказал он, ласково глядя на ученицу. – Алькатрасом называют самую надежную тюрьму в Калифорнии. Оттуда, по официальным данным, еще никто и никогда не сбегал. Но если ты описала свои ощущения верно, то вероятность попадания брата в Алькатрас можно свести к нулю. Тюрьма предполагает ограничение свободы, в первую очередь свободы передвижения. Ты не увидела бы такого количества различных вариантов будущего, если бы свобода твоего брата была ограничена подобным образом. Напротив, на данный момент у него столько путей и возможностей, что сказать что-либо относительно его будущего невозможно.

В дверь осторожно постучались.

– Входите, Поликарп Матвеевич, – не поворачивая головы, произнес профессор. – Мы только что закончили практические занятия. Успешно: нам удалось выяснить, что Константин Мезинцев в настоящий момент жив. Кроме того, Ксения слышала голос Николая.

Девушке показалось, что последнее предложение несло в себе интонацию «понимаешь, тут такое дело». Напряжение сэнсэя даже не пришлось читать – оно было самоочевидным.

– При каких обстоятельствах? – вкрадчиво поинтересовался сэнсэй. – Осознанно или же это был психотехнический сбой?

– Второе, – нехотя признал Воронин. – Возможно, действует тот самый фактор фатума, о котором мы говорили в прошлый раз.

Ксения с интересом посмотрела на учителей. Фактор фатума? Что-то неизбежное, а значит, неприятное, поскольку жизнь всегда устроена таким образом, что счастливых вещей можно при желании избежать.

– Я полагаю, что это побочные последствия твоей футуроскопической ошибки, – посмотрев в глаза Ксении, пояснил Сергей Владимирович. – Это малоизученная область психотехники – побочные футуроскопические эффекты, поскольку после большинства из них психотехник умирает и своими наблюдениями уже ни с кем не делится.

– Побочные эффекты? – осторожно переспросила Ксения. – В чем они заключаются? Вы должны мне сказать, а то я могу случайно сделать по незнанию какую-нибудь серьезную ошибку.

Замечание попало в цель. Сэнсэй и профессор переглянулись.

– Фактор фатума мы с тобой еще не проходили, – извиняющимся тоном сказал Воронин. – Он касается вариативности изменений, происходящих в результате футуроскопического предвидения. Нам пока до этого явления далеко. Если же упростить объяснения – получается, что теперь вы с Николаем Разумовским связаны некими психотехническими каналами. Между прочим, совершенно неподконтрольными сознанию. Поэтому даже легкая потеря самоконтроля во время занятий футуроскопией будет приводить к тому, что ты станешь видеть его будущее.

– Что-то вроде накатанной колеи, – пояснил Поликарп Матвеевич. – Пик футуроскопической деятельности во время того злополучного боя пришелся на схватку с Николаем – потому подсознание и не оставляет его в покое. Чтобы прекратить действие этого эффекта, тебе надо будет всего-навсего один раз победить его в бою.

На мгновение Ксения представила, что бросается в погоню за уехавшим подмастерьем – совсем как в романтических фильмах или второсортной литературе. Нет, лучше перетерпеть, благо что, судя по Намерениям учителей, побочный эффект только один, безо всяких там сюрпризов.

– Если бы я знал, что все так сложится, Николай задержался бы в Гатчине еще на месяц. – Сэнсэй был угрюм.

Таким Поликарпа Матвеевича Ксения еще не видела. Да и Воронин, казалось, принял эти слова как-то близко к сердцу. Обстановка стремительно пропитывалась ощущением того самого секрета, который так жаждал сохранить Сергей Владимирович. Ксении вспомнилась «Синяя Борода», сказка, которую читали ей водители на ночь. Костя, к тому времени уже научившийся читать, все время порывался озвучивать реплики Синей Бороды, чем постоянно веселил маму. Костя… Жив, и уже одно только это согревало душу.

Сегодня же напишу родителям, решила девушка. Пусть сходят в церковь и поставят свечи за здравие. Когда появляется надежда – жить становится легче. А Николай подождет. Что-то подсказывало Ксении, что их пути еще пересекутся, – может быть, интуиция. А может, тот самый фактор фатума, который они еще не проходили.

Нелегка жизнь подмастерья, в особенности такого, как я. Сразу после собрания Дмитрий погнал меня на стрельбище – посмотреть, как я управляюсь с огнестрельным оружием. Мне отчего-то казалось, что он просто ищет повод разрядить свое внутреннее напряжение – или путем расстрела безобидных мишеней, или посмеявшись над моей меткостью. По сравнению с его снайперскими способностями я классический мазила.

К счастью для меня, после самых первых выстрелов из кольта – Дмитрий заявил, что не будет обращать внимания на эти результаты, поскольку мне необходимо как следует пристреляться, – к нам присоединился один из заседавших у Платона Эдуардовича, Алексей Островский, капитан с гусарской внешностью и драматической фамилией. У него с Ледянниковым моментально завязалась нешуточная дуэль, из-за которой о моем существовании благополучно позабыли.

Расстреляв все переданные мне патроны и скептически оценив результаты стрельбы, я занял позицию наблюдателя, импровизированного судьи.

Островский стрелял навскидку, практически не тратя времени на прицеливание. Тем не менее пули ложились ровно, словно ими управляла твердая психотехническая воля. Я прикинул уровень мастерства, необходимый для сознательного управления пулей, – гроссмейстерский уровень, не меньше. Вот и получалось, что опытный стрелок, такой как капитан Островский, был в состоянии застрелить практически любого «психа». Конечно, у психотехников оставались более простые способы спастись – например, Дмитрий мог отбить пулю мечом, а уйти с ее траектории до того, как будет сделан выстрел, определив направление по Намерению стреляющего, – это было даже в моих силах. Но все равно, глядя на стрельбу Островского, я почувствовал себя донельзя уязвимым.

Стреляю так себе, фехтую, как и положено подмастерью, Воздушными Ловушками могу разве что сбить с толку. Выставляйте меня против любого специалиста в своей сфере – и можете смело ставить на него все свои деньги. Беспроигрышный вариант.

Дмитрий стрелял аккуратно, тщательно прицеливаясь и нейтрализуя тремор руки. Поначалу его результаты были чуть похуже, чем у капитана, – вместо неизменной «десятки» пуля уходила в сторону и прибавляла моему напарнику только восемь или девять очков. Однако после четырнадцатого выстрела Островский устал, сумма набранных баллов сравнялась, а я преисполнился зависти. Совершенно банальной и почти не скрываемой.

– Я пас, – признался капитан после пятнадцатого выстрела. – Признаю поражение и благодарю за соревнование.

В тот момент я стоял чуть поодаль от соревновавшихся, на таком расстоянии, чтобы не мешать, но при этом все видеть и слышать. Поражение капитана, на мой взгляд совершенно незаслуженное, что-то во мне изменило. Я с неестественной легкостью вошел в состояние стилевидения, сориентировал свой главный психотехнический талант на Островском и попытался понять, за счет чего он так метко стреляет.

Дмитрий, не поворачивая головы, бросил в мою сторону два патрона. Я распластался по каменным плитам в невероятном выпаде, но поймал оба. Да, со мной творилось что-то невероятное, какой-то резкий психотехнический прорыв.

Ни на секунду не останавливаясь, не отрывая взгляда от мишени, я зарядил кольт и сделал два выстрела. Оба попали в «яблочко» – я знал это уже тогда, когда по ушам ударил второй выстрел. Голова… голова закружилась от аномально большого выброса энергии, конечности моментально стали ватными. Конечно же, я упал – из моего распластанного положения это было совсем не больно.

– Что это было?

Мне показалось, что Дмитрий проорал эти слова мне прямо в ухо, хотя на самом деле напарник говорил тихим шепотом.

Что это было? Сильнее всего случившееся напоминало о неконтролируемой психотехнической вспышке, которая случилась незадолго до моего отлета с Ксенией. Казалось, между этими событиями существует какая-то связь.

Я успел подумать о том, что на том конце, с гатчинской стороны, тоже должно было произойти что-то похожее. С Ксенией, не иначе. Новый обморок после занятий футуроскопией, неконтролируемый выброс энергии…

Сознание меркло, уходило в серебристо-муаровый провал, все звуки стремительно отдалялись от ушей. Выстрел разорвал окутывавшую меня пелену, выдернул в нормальный мир: живого, с гудящей от перенапряжения головой и дрожащими руками. Вновь в глазах прояснилось, и я увидел, как стрелявший куда-то в воздух Дмитрий перезаряжает пистолет, чтобы выстрелить еще раз.

Всю дорогу до Цусимы Дмитрий выхаживал своего напарника. После таких ударов, какой получил Разумовский, многие вообще не вставали на ноги и до самой смерти катались в инвалидной коляске. Николаю то ли повезло, то ли он сумел как-то себя защитить. Осматривавшие юношу доктора в один голос говорили, что все последствия непременно исчезнут в течение двух-трех недель.

Из больницы Николая пришлось забирать с применением документа с подписью Несвицкого, донести носилки с напарником до каюты на «Зеноне» Дмитрию помог Островский. Он же по собственной инициативе приволок красочный шеститомник «Истории воздушного флота» – Николай тут же попытался читать, но буквы расплывались перед глазами, голова наливалась тяжестью, неудержимо клонило в сон.

К счастью, переселяться из каюты в гостиничный номер при цусимской военной базе не пришлось – по случаю образования Комиссии все номера оказались распределены между иностранцами, даже гроссмейстер Жуков, изучив ситуацию, предпочел остаться на «Бироне».

До прибытия представителей Британии, целых девять дней, российские дипломаты соревновались с японскими в совершенно непредставимых для прочих смертных вещах. Слушать бесконечные дебаты на двух языках – русском из уст японцев и японском в исполнении Костровицкого – приходилось всем официальным членам Комиссии. Возвращаясь на «Зенон», Ледянников моментально принимал «позу трупа» и как минимум полчаса восстанавливал потраченную энергию. Поправившийся до приемлемой степени Николай все это время сидел тише некуда, умело маскировал шум дыхания, а о перелистывании страниц даже и не думал.

– Мы спасены! – ворвался в каюту «психов» капитан Островский.

Дмитрий стремительно прервал медитацию – самосозерцание не позволило ему предсказать появление военного разведчика до того, как тот приблизился к двери, а Николай вместо того, чтобы по рекомендации мастера-наставника проявлять бдительность, увлекся главой о разработках братьев Райт, сумевших сложить свои психотехнические таланты и полученные при их помощи Воздушные Ловушки в первый психотехнический аэродвигатель, усовершенствованная версия которого так или иначе применялась на каждом дирижабле до сих пор.

– Жуков вместе с Эрнестом Измаиловичем добились того, что нас направляют в Сан-Франциско! Данные достоверные и ничуть не секретные. Мне об этом сообщил Спешинский.

Дмитрий с интересом посмотрел на коллегу. Алексей не обладал психотехническими способностями, не пил настоев на специальных травах, искажающих постоянно изливающееся из любого живого существа Намерение, но догадаться о том, что в следующую секунду сделает этот опоздавший родиться гусаром человек, раз за разом не получалось. Николай, который, по своим собственным словам, сумел считать информацию из головы Островского, утверждал, что сделал это под влиянием совершенно несвойственной ему силы – словно бы пришедшей из ниоткуда, а Спешинский незадолго перед отлетом на Цусиму что-то пробурчал про врожденный иммунитет к психотехническому воздействию.

– Сан-Франциско? – переспросил Николай, откладывая в сторону книгу. – Это из-за нашего московского гостя или по какой-то другой причине?

Дмитрий вспомнил наемного убийцу и почувствовал себя неуютно. Московский следователь убедительно доказал американское происхождение человека в черном, а Платон Эдуардович был убежден в том, что наниматель и таинственный капитан Немо – одно лицо. Из чего следовали неутешительные выводы о развитой шпионской сети, свободно действующей на территории России.

– Вообще-то именно оттуда уместнее всего начать поиски человека, который был снят во время затопления «Кама Икады». Ты своим стилевидением ничего в нем не углядел?

– Не углядел и не углядит, – ответил за своего напарника Дмитрий. – Для успешной работы необходим непосредственный визуальный или даже тактильный контакт. Так что оставь свои прожекты. Если бы подобным образом можно было расшифровать поведение любого человека, мы бы сейчас летели к нему домой, сжимая в кулаке листочки, исписанные неразборчивым почерком нашего гроссмейстера. Лучше скажи, сколько времени нам отпускают на сборы?

Островский прислушался к шуму из двигательного отсека, психотехники последовали его примеру.

– Котлы прогревают, – определил Дмитрий, вспомнив свое путешествие, завершившееся злополучной нотой протеста. – Значит, шестичасовая готовность. Только почему нам ничего не говорят?

– «Приказ получите в воздухе», – процитировал кого-то Алексей. – Обычная мера предосторожности – кто-то в Комиссии опасается вражеских шпионов. Хотя чьи тут могут быть шпионы, если все три действующих в этом регионе империи отправили сюда своих представителей? Не думаете же вы всерьез, что наш Немо и вправду управляет частной субмариной?

«Частной или нет, а проблема шпионажа действительно актуальна», – подумал Дмитрий, на всякий случай внося помехи в свое Намерение. Дыма без огня не бывает.

– Значит, пока мы будем летать в Америку, объединенный флот будет патрулировать регион, искать угольные базы и сопровождать караваны морских кораблей? – В голосе Николая слышалось разочарование. Калифорния Калифорнией – она-то никуда не денется, а вот возможности принять участие в охоте на таинственного пирата его лишали.

– А кто, кроме нас, еще справится с поисками следов Немо в японском протекторате? – вопросом на вопрос ответил Островский. – Британцев туда не пустят, как-никак они который год пытаются прибрать Калифорнию, лишние глаза там не нужны. Японцам ковыряться на своей же территории не даст комиссия, зря, что ли, ее собирали? Так что остаемся мы – благо статус нейтральной в данном конфликте державы у России стабильный. С нами в Сан-Франциско полетит кто-то от Японии – думаю, это будет Кодзо Сугимото, у него фантастические полномочия от самого императора.

– Привлекать полицию протектората, а также задействовать силы контрразведки и резервные воинские соединения. При таком раскладе он нас обставит в два счета, – покачал головой Дмитрий. – Фактически мы летим для того, чтобы исполнять роль надсмотрщиков и выискивать следы саботажа, которых наверняка не существует.

Сугимото-сан, которым пугали меня Дмитрий с Алексеем, оказался молодым и довольно симпатичным самураем. Как все самураи, он носил меч и был «психом». Отличие крылось в тубе, постоянно висевшей у него на поясе. Внутри нее скрывался документ, приказывавший Сугимото любой ценой найти следы капитана Немо в Калифорнийском протекторате или заполучить убедительные доказательства того, что их там никогда не существовало. Императорская печать на документе делала Сугимото самым важным лицом на «Зеноне», даже капитан нашего скоростного дирижабля в силу политических соображений склонялся к тому, чтобы выполнять все касающиеся миссии распоряжения японца.

Когда острова метрополии исчезли за горизонтом, Сугимото отчего-то обратил свое внимание на меня, только выбравшегося из каюты и еще не набравшего прежней формы.

– Сударь практикует стилевидение?

Этот вопрос, заданный на русском языке без малейшего намека на акцент, прозвучал тогда, когда я поднялся на верхнюю платформу «Зенона», чтобы подышать свежим воздухом. Конечно, на нижней палубе воздух тоже был свеж, но оттуда хорошо просматривалось море, от которого у меня начиналась вовсе не свойственная мне морская болезнь.

Я оглянулся и увидел улыбающегося Сугимото, сидящего на циновке, расстеленной прямо поверх покрытого коркой льда металла. Вокруг циновки лед уже успел подтаять, талая вода вопреки силе тяжести вытекала из лунки и выливалась за борт.

– Да, сударь, – пожалев, что на японском знаю только десяток самых простых слов, ответил я, в знак почтения перед его психотехническими способностями проделав Малый Поклон. – Но я только подмастерье, получивший меч в начале года. Мне еще предстоит многому научиться.

– Полноте, – небрежно произнес Сугимото. – Я вижу по вашей ауре, что талантом вы не обделены. Ваша способность может принести немалую пользу нашему общему делу. Не стесняйтесь применять ее в Америке как можно чаще, а если кто-то посторонний начнет при этом задавать лишние вопросы – ссылайтесь на мое распоряжение. Думаю, этого должно хватить – мне отчего-то кажется, что в Сан-Франциско удача вам улыбнется.

– Пусть она улыбнется всем нам, – выдохнул я. Моего умения вести учтивую беседу хватило только на эту фразу.

Наверное, Сугимото-сан счел ее подходящей.

– Идите, юноша, вам предстоят великие свершения – я это вижу, причем достаточно четко.

Вернувшись в каюту, я первым делом поинтересовался у Дмитрия, нет ли у него каких-либо сведений относительно психотехнических способностей этого Кодзо Сугимото. Очень уж мне показался знакомым этот странный, не слишком сфокусированный взгляд – примерно так на меня время от времени смотрел профессор Воронин, что-то похожее проскальзывало в глазах у опьяненной собственными способностями Ксении…

– У нас нет сведений на этот счет, – сверившись по выданному Платоном Эдуардовичем реестру, ответил Дмитрий. – Получить подобную информацию всегда нелегко, многие государственные служащие, в особенности японские, предпочитают хранить свои способности в тайне. Это у нас Департамент Психотехники настаивает на обязательном лицензировании всех психотехнических умений, как будто бы это способно предотвратить преступления с их применением. Так что не исключено, что ты прав, – это многое объясняло бы. Эмиссар с возможностью заглядывать в будущее – довольно удачный дипломатический шаг.

– А как тогда быть с предсказанием великих свершений? – на всякий случай поинтересовался я. – Не то чтобы я верил в особенность своей судьбы, просто этот момент тоже следовало проанализировать.

– Какие свершения ты считаешь великими? – фыркнул напарник. – Думаю, он просто пытался воодушевить тебя на свой самурайский манер. Нам предстоит нудная работенка в чужой стране, а не серия подвигов, специально дожидающаяся нашего с тобой прилета.

Я и без психотехники видел, что Дмитрий нервничает. Не просто нервничает, а еще и пытается это скрыть.

– Сначала ты падаешь в обморок на стрельбище. – После того как я пристал к напарнику, тот соизволил объясниться. – Затем твой рассказ про прилетевшую к нам в школу девушку, тоже упавшую в обморок. Заметь, до этого момента, то есть более двадцати лет, Поликарп Матвеевич ни разу не брал в школу учениц! Платон Эдуардович, со своим предсказанием неприятностей – между прочим, уже начавшим сбываться, – теперь еще твой самурай… Мне все это не нравится. Такое количество совпадений наводит на мысль, что вокруг действительно происходит что-то неестественное. А я не люблю, когда меня вынуждают играть вслепую. Напомни мне, пожалуйста, чтобы по возвращении на Цусиму мы обратились к Жукову. Гроссмейстер осмотрит тебя, а потом все объяснит. Быть не может, чтобы он не был в курсе. «Психи» его уровня всегда в курсе того, что творится в их непосредственном окружении.

Где-то вдалеке прогремела пушка – ошибиться, принять за выстрел какой-либо другой звук было совершенно невозможно. Дмитрий прервал монолог и внимательно посмотрел мне в глаза.

– Это может быть корабль, наткнувшийся на субмарину, – сказал он уже совсем другим голосом. Теперь в его интонациях угадывалась решительность – совершенный антипод той эмоции, которая владела им менее минуты назад. – Или очередная схватка англичан с японцами. В любом случае нам надо пойти и посмотреть на это внимательнее.

Гонку по коридору до лестницы, ведущей наверх, мне удалось выиграть, зато когда мы оказались на верхней платформе, выяснилось, что Дмитрий сумел прихватить подзорную трубу – инструмент, в котором он совсем не нуждался, но без которого мне здесь было совсем нечего делать.

– На горизонте густой дым, – сообщил нам Островский, оказавшийся наверху раньше нас. – Пока что это совершенно непохоже на стиль Немо, тот действует намного тише и аккуратнее. Скорее всего, британцы обогнули Калифорнию с юга и напали на конвой очередного каравана.

– Капитан Островский прав, – подтвердил Сугимото, так и не поменявший позы с момента нашей последней встречи. – Это наш караван. Я подозреваю – только подозреваю! – что человек, которого вы называете капитаном Немо, ставит целью полностью перекрыть все морское сообщение между метрополией и протекторатом. И мне кажется удивительным, что в тех случаях, когда каравану удается от него скрыться, вмешиваются англичане. Все это очень смахивает если не на прямой сговор, то на совпадение конечных интересов как минимум. Прошу учесть этот момент, особенно когда будете заниматься поисками в Калифорнии.

Из огромного дымового облака на нас вылетел боевой дирижабль средних размеров. Честное слово, если бы незадолго до этого я не гостил на «Дежневе» и «Бироне» – обязательно испугался бы, даже несмотря на раскраску, выдающую наше российское происхождение, а также эмблему международной Комиссии на рулях высоты.

– Это называется прагматичностью. – Сугимото внимательно посмотрел на приближающийся корабль. – Нападая на транспортные корабли, англичане пытаются лишить нас средств для дальнейшей обороны территории, находящейся под нашей официальной защитой. До чего же это низко и безнравственно!

Поскольку среди нас англичан не было, в дискуссию о методах ведения войны никто не вступил. Дирижабль англичан совершил маневр и прошел чуть выше и чуть правее нас. «Зенон» лишь слегка встряхнуло, когда две Воздушные Ловушки, окружавшие корабли и позволяющие им быть управляемыми, столкнулись. На секунду поток ледяного воздуха проник внутрь защитного кокона, окатил всех поднявшихся на верхнюю платформу. Если бы не вбитый в школе контроль над собственной терморегуляцией, я бы не только замерз, но еще и прилип к металлическому ограждению.

– Один – ноль в нашу пользу, – прокомментировал Дмитрий, отворачиваясь от дымовой завесы, за которой велись боевые действия.

Сугимото довольно улыбнулся.

– Нам просто повезло, что два маневровых кокона встретились именно таким образом, – быстро заявил Островский. – Ведь правда же, Сугимото-сан? Только чистой случайностью можно объяснить, что наша Воздушная Ловушка полностью уцелела, а британская распалась на составляющие.

Англичанина развернуло на сто градусов, повело юзом. В ближайшие два или три часа корабль был беззащитной игрушкой ветров. В «Истории воздушного флота» черным по белому писано, что на создание Воздушной Ловушки для обыкновенного дирижабля уходит часовая работа двух хороших психотехников, для военного – в зависимости от количества специалистов, слаженности действий и выбора модели кокона, ибо то, что годится для гражданского дирижабля, военному кораблю – готовая и неотвратимая смерть.

– Нам действительно очень сильно повезло, – с готовностью подтвердил Сугимото, и мы с радостью тут же ему поверили. Сочувствовать англичанам в присутствии этого самурая казалось совершенно неуместным.

Существует мнение, будто в жмурки играют только деревенские дети, а городским якобы заниматься такими глупостями зазорно. Распространением подобного предубеждения занимаются практически все здравомыслящие родители – большая часть пригодной для таких игр городской территории вымощена камнем, покрыта грязью, является проезжей частью или чьей-то частной собственностью. Одни словом, город не приспособлен для игр с завязанными глазами, – только дети этого не понимают, а потому и приходится внедрять в их умы предубеждение, будто жмурки – игра деревенских.

В школе Архипова игра в жмурки считалась самым веселым психотехническим упражнением. Поликарп Матвеевич дополнил классические правила, завязав глаза не одному ученику, а всем сразу. Завязал глаза и позволил взять в руки вольты.

Первым водящим на правах старшего ученика стал Пашка. Он сразу же очертил вокруг себя круг и со скоростью молнии приблизился к не успевшему отойти далеко Семену. Младший ученик, только месяц назад создавший первую устойчивую Воздушную Ловушку, попытался уклониться от нападения, но Пашка с легкостью преодолел выставленную наспех защиту и прикоснулся вольтом к правому плечу Семена.

Наблюдавший за игрой Афанасий восхищенно зацокал языком. Возле его ног присел Борис. Илья расхаживал по забору, а Ксения маскировалась под сторожевого пса. Пес то и дело высовывался из будки и лаял на играющих.

Семен осторожно пересек двор по диагонали и запятнал Аркадия. Аркадий погнался за Ильей, согнал его с забора, но не смог отбиться от контратаки и запятнал Ивана.

– Готов спорить, что Пашку против его воли никто не запятнает, – с гордостью прошептал Поликарп Матвеевич стоявшему по правую руку Воронину. – Один из самых стремительных учеников последнего десятилетия, хронократор, фехтует так, что хоть завтра выставляй его на университетские соревнования. Кабы тогда он не поддался на уговоры Бориса и атаковал самостоятельно – Ксения проиграла бы поединок раньше, чем проявилась ее футуроскопия. Думаешь о таких вещах – и страшно становится. Сколько всего в нашем мире зависит от случайностей, от второстепенных факторов…

– …От психотехники, – дополнил список Сергей Владимирович, наблюдая за тем, как Ксения уворачивается от охотящегося на нее Бориса. – Ведь и наше искусство по своей сути оперирует второстепенными факторами. Легкий перепад давления здесь, еще один по соседству, два-три десятка таких же – и вот вам искусственное торнадо. Или передача голоса на расстоянии. Страшно ли тебе, Поль, от того, какие силы задействованы при движении дирижабля, при ручном управлении паровым котлом или при диагностике заболеваний? По этим правилам живет весь мир. Альтернатива им – голый фанатический рационализм, совершенно неприспособленный для поддержания гармонии духа.

– Не занимайся самообманом, – произнес бесплотный голос из пространства между учителями. – Ты намеренно или нет, но забываешь о третьей силе. Фактор фатума.

Воронин растерянно посмотрел на Архипова. Тот задумчиво пожал плечами. Дескать, пусть в таких вещах разбираются те, кому положено, – теоретики психотехнических дисциплин и футуроскописты.

– Фактор фатума, – вздохнул профессор. – Скажи лучше, виден ли горизонт событий?

– Не трави человеку душу, – с упреком сказал Поликарп Матвеевич. – Сам же видишь, плохи дела. Николай попал в тот вариант развития событий, который даже не просматривался.

– Его будущее мною не читается, – поборов сомнения, признался Воронин. – Его видит только Ксения причем в единственном числе, без заметных вариаций. Классический фатум, чем завершится развитие ситуации, предсказать не берусь. Даже без футуроскопии, чисто предположительно.

– Давайте еще раз вспомним предсказание. Там ясно говорится «или – или». Если это вам не фатум, я съем свою шляпу.

– Да у тебя и шляпы-то нет! Не носишь ты шляп, – хохотнул в бороду Архипов, разряжая обстановку.

– В чем-то, между прочим, он прав, – заметил Воронин. – Но даже ситуация «или – или» предполагает два варианта будущего. У нас же пока наблюдается только один – тот, в котором начинается мировая война и Россия прекращает свое существование. Предсказание утверждает, что державу спасут твои ученики, но я не вижу, каким образом они могут это сделать. Мир, спасенный психотехником!

– «Психом», – поправил профессора бесплотный голос. – Не отставай от жизни. Мы – последнее поколение психотехников. Все, кто моложе нас, – «психи». Это значит, что они могут действовать наперекор чему угодно.

– А случайно уничтожить фактор фатума невозможно? – повернувшись к Воронину, спросил сэнсэй. – Ты как специалист по времени должен это знать.

– Ни один известный науке психотехник на сегодняшний день такими способностями не располагает, – отрезал профессор. – До сих пор предсказание оставалось единственной надеждой. Из всех твоих учеников перспективнее всех Ксения. Она единственная из выпускников имеет шанс обнаружить фактор фатума самостоятельно. Но и она еще не завершила обучение.