Текст книги "Душа зла"

Трупный запах просачивался сквозь хирургическую маску и слой бальзама «Викс», которым были густо смазаны губы Бентли. Запах мертвой плоти, застарелый, едкий, разносившийся повсюду и пропитывавший все, даже одежду. Но самое ужасное во всем этом было почти осязаемое присутствие смерти. Бентли казалось, что его собственное тело пропиталось ее запахом, что все его существо сотрясается от одной мысли, что он буквально чувствует присутствие рядом мертвеца той же расы, что и он сам. Никогда ему не суждено забыть это впечатление, он знал, что оно поселилось внутри него, этот запах, по которому можно определить смерть, он пребывает в каждом мужчине и в каждой женщине и возникает, как голос небытия.

Сидни Фольстом протянула ему и Бролену пластиковые защитные маски и взяла странный предмет, похожий на пилу по гипсу. Пила задрожала, разбрасывая во все стороны осколки кости, когда доктор принялась пилить черепную коробку, чтобы обнажить мозг. При этом она сделала несколько непонятных комментариев по поводу того, какую важность имеет изъятие мозговой оболочки. Затем взяла несколько проб из полости рта и вернулась к внутренним органам.

Когда Сидни Фольстом, словно обыкновенную перчатку вывернула наружу вагину, Бентли едва не упал в обморок и полностью пришел в себя, начав вновь понимать, что происходит рядом, только тогда, когда доктор уже закончила сливать остатки крови через дыру, зияющую на месте того, что когда-то было торсом.

Бентли смотрел на обоих коллег. Они были совершенно невозмутимы, не выказывали ни малейших эмоций. При том, что, если как следует присмотреться, жертва была очень красивой девушкой, высокой и стройной, с хорошенькими, правильными чертами лица. Он не смог сдержать удивления и невольно спросил, чувствуя определенное отвращение:

– Разве вас не шокирует это зрелище?

Сидни Фольстом повернулась к нему, и Бентли в очередной раз поразил ее холодный взгляд.

– В этой профессии невозможно сострадать каждой жертве, с которой вы работаете. Я стараюсь соблюдать по отношению к любой из них максимум уважения, однако моя профессия вынуждает меня делать такие вещи, о которых родственникам умерших лучше не знать. Нужно просто быть техничным, господин Котленд, не думать об этой девушке, которая, да, вероятно, отличалась красотой и пользовалась успехом у мужчин, – надо, повторюсь, просто быть техничной.

Бентли спросил себя, способна ли доктор хотя бы на малейшие переживания в личной жизни, но быстро осекся: ему не нравилось то, как она пристально смотрит на него. Что до Бролена, то он, несмотря на невозмутимость, возможно, был более чувствителен к происходящему, однако его профессия не позволяла ему обнаружить даже самую маленькую слабость. Впервые с момента их знакомства, длившегося всего день, Бентли стал испытывать к инспектору некоторую симпатию. В конце концов, тот не был таким уж неприятным человеком: все дело заключалось в обыкновенной профессиональной деформации.

– Ладно, теперь я могу исследовать отдельные детали и сделать выводы относительно хронологии событий, – заявила тут доктор Фольстом. – Само собой, гистологический и гистоиммунологический анализ поможет уточнить некоторые мои выводы, но этот тип исследования, основанный на изучении фибронектина и нейтрофильных лейкоцитов, более сложен и требует определенного времени. Пока же могу вам сказать, что жертву избивали перед тем, как нанести ей двадцать два удара ножом, преимущественно в область живота, из которых как минимум четыре оказались смертельными. Относительно точного развития событий я не буду спешить с выводами до появления результатов патологоанатомических исследований. Но в общем, я полагаю, что убийца набросился на ее тело, кусал его и напоследок воткнул нож во влагалище, когда она уже умерла. Что до ожога от кислоты на лбу, его я тоже постараюсь изучить и дать наиболее точное заключение, однако вам не стоит ждать чуда – я очень боюсь, что мне будет трудно сделать какие-либо ценные выводы.

Бентли Котленд вновь повернулся к телу. Одна его часть напоминала нечто человеческое, другая была бесформенной грудой красной плоти. Пустая черепная коробка, отсеченные конечности, вскрытое от подбородка до влагалища тело начисто заставляли забыть о том, что все это когда-то принадлежало живому человеку. Два лоскута кожи, на которых в порочном свете хирургических ламп слабо поблескивали пленочки жира, безвольно свисали по обе стороны стола, отчего все тело было похоже на длинную раскрытую сумку.

Доктор Фольстом бросила перчатки в специальную корзину для биологического материала, и это вывело Бентли из оцепенения.

– Я пришлю вам мои заключения по факсу и электронной почте так быстро, как только смогу, инспектор Бролен.

Тот кивнул и тоже повернулся к трупу.

Все-таки что-то странное было в ритуальных действиях убийцы. Безумное количество ран, многочисленные разрывы в области влагалища и главное в высшей степени расчетливые действия, направленные на то, чтобы не оставить никаких лишних следов: ни спермы, ни слюны, ни отпечатков пальцев. Если предположение инспектора относительно двух лунок на бедрах окажется верным, и они действительно появились в результате укусов, значит, убийца способен трезво оценивать свои действия. Он умеет вовремя взять себя в руки, за мгновение до этого пережив настоящее исступление.

Исступление, вызванное желанием причинять вред, ненавидеть и убивать. И все-таки он обладает достаточной рассудительностью, чтобы одновременно контролировать себя и потом постараться замести следы.

– Спасибо, доктор, попробуйте сделать это как можно быстрее, – пробормотал Бролен. – Мне начинает казаться, что времени у нас нет.

…Он появился снова.

И, расправляясь с очередной жертвой, не оставляет ей ни малейшего шанса на спасение.

15

Джульет ворочалась на кровати в гостевой комнате. Сбежав от журналистов, она осталась у Камелии на ночь. Девушка не знала точно, что ей делать дальше: было очевидно, что она не могла без конца бегать от прессы, рано или поздно ей все равно придется вернуться домой, но пока она не чувствовала в себе сил сделать это. Не столько из-за яростного напора СМИ – в основном из-за вопросов, которые ей бы стали задавать, она боялась, как бы ее боль не вернулась, разбудив и вызвав обострение агорафобии, отчего ей придется безвылазно сидеть дома. Она уже получила свою порцию страданий и тоски и потратила немало времени, борясь за восстановление душевного равновесия и доверия к окружающим; и сейчас потерять все это просто немыслимо.

По своему обыкновению, Камелия приняла ее с распростертыми объятиями, проявила заботу и оказала необходимую поддержку. Как обычно, поначалу она была серьезна и предупредительна, но потом заискрилась своим обычным юмором, стараясь сделать так, чтобы Джульет расслабилась. В итоге девушки от души посмеялись и Джульет, которой не надо было на следующее утро ехать в университет, согласилась выпить несколько коктейлей, предложенных Камелией. «Дайкири» и сумасшедший смех быстро растопили атмосферу вечера, а потом обеих подруг одолела усталость.

Немного захмелев, Джульет надеялась сразу же уснуть, но ей это не удалось. Она ощущала себя измученной, доведенной до отчаяния последними событиями, но при этом ей все никак не удавалось заставить свое сознание погрузиться в мир грез. Уткнувшись в подушку, она вспомнила этого парня, Томаса, которого отшила днем. Он ведь совсем не хотел ее обидеть, наоборот, теперь она поняла, что вежливость – его обычная черта, и все, чего он хотел, – помочь ей. А она послала его куда подальше. Ей действительно нужно контролировать себя, не позволяя эмоциям, страху и паранойе брать верх над разумом. В конце концов, о чем идет речь? О каком-то психе, забавляющемся убийством женщин, копируя манеру Лиланда Бомонта? Психе или «подражателе», copycat’е, если использовать точный термин. Но это был не Лиланд Бомонт – тот умер и зарыт в землю год назад.

Джульет открыла глаза. Вокруг было темно, в доме Камелии царила тишина, а сама подруга, вероятно, уже полчаса как спала.

Она села в кровати и зажгла ночник у изголовья. Поняв, что не сможет быстро уснуть, взяла из сумочки книгу. Это был роман Дэвида Лоджа. Джульет не знала, откуда у нее склонность к прозе британских романистов, но она ее буквально глотала: книги Дэвида Лоджа, Ника Хорнби, Кена Фоллетта… У этих авторов она находила подлинный писательский интеллект, далекий от любой претенциозности; они рассказывали о жизни, и порой в их романах встречались высказывания, достойные того, чтобы стать великими афоризмами, однако сделанные без какого-либо самолюбования. Джульетт погрузилась в историю английского профессора, потерявшегося среди событий сексуальной революции конца 1960-х годов в США, однако чтение не вызвало у нее ни малейшей улыбки.

Через несколько страниц она почувствовала, что ее глаза бегают по строчкам машинально – мозг не воспринимал слова. Мысли были далеко отсюда.

Джульет размышляла о том, что произошло прошлой ночью, о женщине, которую нашли убитой в лесу. Она долго ворочалась в кровати, и на душе у нее было тревожно. Джульет хотела знать, правду ли сообщают СМИ о том, что жертве множество увечий, таких же, какие наносил своим жертвам Портлендский палач. Этот вопрос мучил ее, повергал в ступор.

Поэтому Джульет хотела досконально во всем разобраться.

Идет ли, на самом деле, речь о подражателе, копирующем деяния Лиланда Бомонта, или это всего лишь вымысел, сочиненный нечистыми на руку журналистами?

Единственный, кто мог ей ответить на этот вопрос или хотя бы что-то объяснить – Джошуа Бролен. Джульет не хотелось постоянно его дергать, у него ведь тоже есть своя жизнь, к которой она должна относиться с уважением. Однако он ведь согласился приехать к ней после обычного телефонного звонка, и они проговорили почти полночи, уснув в одной комнате. Это казалось ей достаточным, чтобы позвонить снова, на правах подруги, какой бы короткой ни была их дружба. Едва подумав об этом, Джульет твердо решила, что с утра снова позвонит Бролену.

Ей не так уж много надо услышать от него – только правду, не более.

Лиланд Бомонт мертв.

Но, может быть, в мир живых вернулся его призрак?

16

У тех, кто работает в Главном управлении полиции Портленда, не бывает выходных. Преступники не признают каникул и уик-эндов.

Утро заканчивалось, и от недавно включенных батарей отопления потрескивали стены. Начавшийся день оказался холоднее, чем многие предыдущие, над городом висело серое небо, и холодный западный ветер, покусывавший фасады домов, оказался неприятным сюрпризом для восставших от сна жителей.

Была суббота, 2 октября; осень наконец-то вступила в свои права, жестоко разобравшись с не желавшим уходить бабьим летом. Дети радовались нескольким мощным грозам, разразившимся незадолго до Хэллоуина, а виноградари Орегона были счастливы такому прекрасному и долгому лету, позволившему собрать хороший урожай.

Стоя в кабинете у окна, Салиндро ворчал: у него было плохое настроение из-за того, что приближалась зима. Кабинет казался ему слишком холодным, а кофе – слишком горячим. День будет говенным, в этом он не сомневался. По правде говоря, вся неделя была такой, с чего бы тогда выходным отличаться от будней? К этому добавилось утреннее совещание, предметом которого была жертва из леса, совещание, на которое его тоже позвали. Он знал, что Бролен настаивал на его присутствии, но капитан Чемберлен был недоволен, что Салиндро напрямую участвует в расследовании. Чемберлен постоянно твердил ему: «Салиндро, ты осуществляешь общую координацию действий, в расследование не лезь!»

Ларри Салиндро это хорошо знал, он оказался на своей должности из-за излишнего веса. Всем гораздо больше нравилось видеть, что вот он, рядом, следит из кабинета за патрульными, нежели смотреть, как Ларри с трудом таскает по улицам свое жирное тело. Но что двигало его коллегами в большей степени – сострадание или желание поддержать благоприятный имидж портлендской полиции? Это особенно занимало сейчас Салиндро. Он знал, что является хорошим следаком: Бролен постоянно обращался к нему за помощью по самым незначительным вопросам, тогда почему, блин, ему не разрешают делать то, что ему кажется правильным?! Дослужившийся до своего звания, уважаемый коллегами и хорошо себя зарекомендовавший, Салиндро никак не мог смириться с тем, что его отправили плесневеть возле монитора в ожидании отставки.

И еще больше его раздражала мысль о том, что в совещании участвовал этот балбес Котленд. Будущий помощник прокурора Глейта, оказался обыкновенным кретином, считавшим себя выше других только потому, что обвешался дипломами. Но что он знал о жизни копа? Он умел лишь проводить долгие часы, не отрывая задницу от кресла, чтобы за шестьсот долларов в неделю петь песни о том, как правильно разместить объявления о покупке акций; Салиндро знал, что сам-то он не способен в этом разобраться, однако, по крайней мере, он и не собирался надувать всех подряд, как этот напыщенный глупец. Бентли Котленд тридцать лет своей жизни изучал какую-нибудь теорию страхования, но не имел ни малейшего представления о пропасти, лежащей между теорией и практикой, особенно в таком прагматичном мире, каким является мир преступный. В глубине души Ларри Салиндро помнил, что когда Бролен впервые оказался здесь, прямиком из ФБР три года назад, он выглядел примерно так же. Однако Джошуа быстро обуздал свой имидж гения-теоретика, доказав, что великолепно умеет вести расследования.

Салиндро провел ладонью по топорщившимся редким волосам.

Кроме того, хочет он того, или нет, лицо Бентли Котленда ему просто противно. Настоящий болван, да-да, с этими своими большими круглыми глазами, немного оттопыренными ушами и аккуратно подстриженными волосиками – видно, торчит перед зеркалом в ванной так часто, как только может.

Салиндро вдруг понял, что вынес Котленду приговор, совершенно не зная человека. Он испытывал к нему антипатию по одной простой причине: ему не нравилась внешность Бентли и его манера держать себя, хотя он наблюдал за ним всего лишь в течение часа. А что, например, могли бы подумать о нем самом, если бы он забрался в какой-нибудь отдаленный полицейский участок? Лишние килограммы, вздорный характер и крайняя самоуверенность? Да его бы просто возненавидели, пусть сам он считал себя не таким уж плохим парнем.

По поводу этого Котленда возмущались все, поскольку его навязал окружной прокурор Глейт, но ведь, в конце концов, все они судили о нем сгоряча, повинуясь сиюминутному раздражению. А бедный тип, возможно, просто хотел влиться в команду, стать ее членом, чтобы что-то узнать и измениться, справиться со своей самонадеянностью. Но они пригвоздили его к позорному столбу; однако парню надо было дать шанс оправдаться.

Салиндро одобрительно кивнул.

Он поговорит об этом с Джошуа во второй половине дня, и надо будет вести себя не так уж строго с этим Бентли Котлендом, а каким окажется результат – посмотрим.

Ларри довольно похлопал себя по животу.

Но главное сейчас не это. У него есть новость, связанная с делом, это важнее всего остального.

Он взял свой блокнот и вышел из кабинета.

17

У Бролена вошло в привычку, с тех пор, как он стал инспектором в полиции Портленда, проводить совещания в своем кабинете. Когда он только поступил на службу в Криминальный отдел, капитан Чемберлен устраивал летучки в начале каждой недели, собирая своих помощников, чтобы понять, как движется то или иное следствие и можно ли привлечь к делу свободных сотрудников. Но редко кто из инспекторов собирал совещания каждую неделю, чтобы делать предварительные выводы, – конечно, если речь не шла о каком-то из ряда вон выходящем случае. Бролен успешно принес эту привычку из Академии ФБР, из-за чего некоторые коллеги стали относиться к нему, как к маленькому засранцу с большими амбициями. Однако у того не было ни малейшего желания демонстрировать амбиции, он просто следовал обычному принципу «мозгового штурма», который позволял напрячь сразу несколько голов, заставить их работать в одном и том же направлении, чтобы извлечь максимум пользы. Однако это требовало времени, которого у сотрудников отдела частенько просто не было.

Для собравшихся в кабинете Бролена неделя выдалась сложной, они разрывались между делами, иногда засиживаясь допоздна по вечерам. Теперь все они нуждались в отдыхе и хотели посвятить время любимым семьям, и все же откликнулись на приглашение Бролена.

В кабинете инспектора присутствовали капитан Чемберлен, его помощник Ллойд Митс, начальник научно-технической лаборатории криминалистики Карл Диместро, помощник прокурора Бентли Котленд и, конечно же, Ларри Салиндро.

Бролен встал и закрыл дверь.

– Итак, у нас есть новости, – начал он. – Но прежде чем изложить вам свои мысли, я хотел бы, чтобы мы поочередно рассказали о том, что было сделано нами сегодня, и какие предварительные результаты у нас есть. Что с парнишкой, обнаружившим труп?

Митс взял слово и, поглаживая бороду так, словно это помогало ему сосредоточиться, начал:

– Лесли Таудам из Отдела по работе с несовершеннолетними занимается им. Он все еще в шоке, и, несмотря на усилия Лесли, пока у него ничего не удалось выяснить толком. Тело пока не опознано?

– Я к этому еще вернусь, – пообещал Бролен. – Карл? У тебя что-нибудь есть для нас?

Карл Диместро вздохнул так глубоко, что его ноздри издали легкий свист. Он был одет в безупречный костюм, на носу его пристроились бифокальные очки.

– Сплошное расстройство. Остатки дома, где нашли труп, – это настоящая свалка, сквот, куда приходят подростки, маргиналы, токсикоманы и бомжи. У меня есть астрономическое количество образцов, с их помощью можно посадить за решетку четверть города! А если серьезно, то мы собрали большое количество всевозможных волокон, и нереально определить, какие из них мог оставить убийца, а какие – обыкновенный сквотер несколькими днями ранее. Я очень опасаюсь, что мы в тупике. Мы, конечно, исследуем любые имеющиеся у нас биологические образцы и составим их перечень. Это все, что я сейчас могу сделать. Но есть одна деталь, которая может вас заинтересовать. Мы нашли капельки химической смеси, которую я проанализировал. Это меркаптан – химическое соединение, часто используемое для защиты частных домов. Оно отпугивает незваных гостей: при малейших признаках тревоги оно разбрызгивается вокруг, попадает на чужака, отчего тот начинает вонять, как скунс, и его можно учуять за десяток метров.

Бролен сделал пометки в блокноте, не зная, впрочем, насколько услышанное может пригодиться. Откуда взялся этот меркаптан в абсолютной глуши?

Салиндро заерзал на стуле.

– Подождите минуту, у меня есть кое-что, что вполне с этим вяжется, – произнес он возбужденно. – Как и договаривались, мы отправили несколько патрулей в район Вашингтонского парка, где было найдено тело. Никаких свидетелей, никто как будто не ничего не видел в ночь со среды на четверг. Надо сказать, что не так уж много людей шатается по ночам в этом заброшенном уголке. Но один из наших людей задал несколько вопросов бомжам, довольно часто забредающим в ту зону. Они говорят, что в начале недели собирались залезть в эту развалюху, чтобы переночевать там, но не смогли.

Щека Бролена дернулась от нервного напряжения. Он весь превратился во внимание.

Салиндро продолжил:

– Они рассказали, что пришли туда вечером в понедельник, часам к одиннадцати. Дверь была заколочена деревянным щитом, что было не совсем обычно – так они заявили. Они расчистили проход, но их остановил тошнотворный запах. Цитирую: запах «ужасный, как у вонючих шариков, в которые играют подростки, ну, от них еще исходит запах гнилых яиц и блевотины», конец цитаты. Из-за вони все трое отправились ночевать в другое место.

– И как это сочетается с расследованием? – запротестовал Бентли. – Я хочу сказать, тот факт, что там просто развлекались мальчишки?

– Подростки иногда могут вести себя подобным образом, но для своих шуток и розыгрышей они используют именно вонючие шарики, но никак не меркаптан. Более того, забавляясь подобными глупостями, они предпочитают выбирать многолюдные места, школу или супермаркет, и крайне редко – заброшенную халупу в лесу, где наверняка никто этого не заметит, – пояснил Ллойд Митс. – Напротив, если бы я решил воспользоваться меркаптаном, чтобы опрыскать им какую-нибудь жалкую развилину, я бы точно делал это, имея в голове какую-то долбаную идею. Тот, кто принес туда это вещество, вполне мог быть наш убийца.

– А вам не кажется, что вы преувеличиваете? – произнес Бентли, так сильно подняв брови, что стал похож на карикатуру из комикса. – Какой-то тип распыляет меркаптан и заколачивает вход в заброшенный дом, а вы превращаете его в опасного психопата!

– Напротив. Я вижу лишь одну-единственную причину, побудившую его раздобыть подобное вещество. Убийца знал, что время от времени люди наведываются туда, и он разбрызгал в хибаре меркаптан, а потом как следует перегородил вход в нее, чтобы запах не выветрился и бомжи не рискнули бы туда зайти. Он хотел быть уверен, что, когда он вернется туда со своей жертвой, внутри никого не будет. Иными словами, он готовился нанести удар, просчитывая малейшие детали за несколько дней до преступления, может быть даже, заглянул туда несколькими часами ранее, чтобы проветрить помещение, кто знает? Не сомневаюсь, это действительно опасный психопат!

Бентли Котленд смотрел на лицо Митса так, словно тот говорил по-тибетски.

– А вы верите в это? – спросил он, обращаясь к Бролену.

– Вполне правдоподобное объяснение. Скажи, Карл, меркаптан легко достать?

– К сожалению, да. Есть множество мест, где он продается: начиная со специализированных магазинов охранного оборудования – это дает нам список длиной с танкер, к тому же, если наш тип настолько хитер, как мы предполагаем, он наверняка заплатил наличными. Плюс сотни магазинов по всей стране, доставляющие товары почтой. Если вы захотите проверить всех их клиентов, мне остается только пожелать вам удачи!

Бролен покачал головой, что-то раздраженно прошептав.

– Вы начали составлять профиль убийцы, Джошуа? – спросил капитан Чемберлен, обращаясь к Бролену.

– Пока еще нет. Я занимаюсь сбором максимального количества данных, как только у меня будет то, что я смогу использовать, я этим займусь. Не хочу пойти неверным путем только из-за того, что у меня нет достаточного количества улик, позволяющих правильно оценить ситуацию.

Митс, Салиндро и Диместро кивнули в знак согласия.

– Но боюсь, у меня плохая новость, – продолжил инспектор. – Прежде всего мы до сих пор не установили личность жертвы. Принимая во внимание очень плохое состояние верхней части ее лица, мы не имеем возможности разместить фотографию в газетах. С другой стороны, в картотеке пропавших без вести не нашлось никаких совпадений, мы продолжаем копать в этом направлении. Надо будет составить ее зубную карту и сравнить с теми, которые есть в кабинетах дантистов по всему штату, это потребует определенного времени. Надеюсь, результат будет положительным. Но самое неприятное во всем этом то, что вскрытие показало: в этом деле есть пугающие точки пересечения с преступлениями, совершенными Лиландом Бомонтом.

– То есть? – удивился Митс.

– По правде говоря, не хватает только подписи «Портлендский палач», чтобы картина была полной.

Бролен выдержал паузу.

– Тип, который это сделал, знал про кислоту на лбу, а ведь это факт, который мы держали в секрете – ну, мы об этом уже говорили. Но самое худшее: он отрезает руки абсолютно так же, как Бомонт, стараясь не повредить кожу и кости и полностью игнорируя мускулы и сухожилия. Наш убийца из леса имеет познания в анатомии, совсем как Лиланд Бомонт, у него тот же modus operandi.

Видя, что Бентли собирается задать вопрос, Салиндро опередил его:

– Modus operandi, то есть способ совершения преступления – одна из главных характеристик убийцы. Это совокупность действий и способов, применяемых им по отношению к жертве. Это не то же самое, что «почерк», являющийся глубинным воплощением его фантазий; почерк зачастую повторяется от преступления к преступлению, отражает саму суть убийственного замысла; важно, что убийца не может обманывать самого себя, его почерк формируется непосредственно под влиянием его фантазий. Преступник может изменить способ действия, чтобы полнее реализовать свои импульсы, однако он не способен изменить почерк, ведь последнее не поддается рассудочным коррективам.

Бентли кивнул, желая показать, что ему все ясно.

– Итак, мы имеем тот же способ совершения преступления, что и в случае с Лиландом Бомонтом, – продолжил Бролен, – Преступник точно так же отрезает жертвам руки и льет кислоту на лоб, и все-таки в этот раз почерк кажется мне немного другим.

Взгляды всех присутствующих обратились к Бролену.

– Поясни, – попросил Митс.

– Ладно, пока еще слишком рано делать выводы, но мне кажется, наш убийца не полностью контролирует ситуацию; полагаю, он позволил внутреннему порыву увлечь себя – Лиланд Бомонт никогда бы так не поступил, так как умел тщательно контролировать получаемое наслаждение, великолепно управлял ситуацией и жертвой. Но я не хочу настаивать на этом, еще не время, сначала мне надо составить его психологический портрет.

– Ок, в таком случае нам нужно вспомнить все, что мы знаем о Лиланде Бомонте, ведь если свежеиспеченный убийца пытается ему подражать и столько о нем знает, нам тоже надо кое-что освежить в памяти, – предложил капитан Чемберлен.

Бролен встал и подошел к металлическому шкафу, откуда вытащил толстую папку с надписью «Портлендский палач, Лиланд Бомонт», сделанной маркером.

– Давайте начнем с самых общих сведений. Что нам про него известно?

В ответ, обращаясь исключительно к собственной памяти, Салиндро начал рассказывать:

– Мужчина двадцати с небольшим лет, Лиланд Бомонт был единственным сыном в странной семейке. Его отец – слесарь, работающий с алюминием, живет в основном за счет бартерных сделок, его ремесло не назовешь выгодным. После смерти Лиланда мы вызывали его к нам, чтобы задать несколько вопросов о сыне, он вел себя очень вежливо, но нес какую-то абсолютную ахинею, это несчастный тип с низким IQ. Напротив, мать Лиланда была любимицей всей семьи; отец Лиланда сказал нам, что сын очень ее любил и проводил с ней много времени. Она была убита в 1994 году во время жестокой ссоры с соседкой, такой же эксцентричной: женщины подрались, и соседка отрубила матери Лиланда руку топором, а потом воткнула этот же топор ей в горло. Такие «происшествия» время от времени случаются в отдаленных уголках, где кровосмесительные браки приводят к тому, что многие жители там просто чокнутые.

– Мы думаем, что это «происшествие» стало побудительным моментом для Лиланда Бомонта, – вмешался Бролен. – Смерть матери была травмой, и мы полагаем, что потом он отрубал руки жертвам из соображения идеальной мести: он делал с другими женщинами то, что сделали с его собственной матерью. Убийственный фетишизм – ведь он оставлял себе отрубленные руки в качестве трофея. Интересно будет узнать, что семья Бомонтов много путешествовала по стране, редко останавливаясь на год, а тем более на два в одном и том же месте, пока не осела в Орегоне. Лиланд был замкнутым парнем, ему так и не удалось преодолеть свою робость, он жил в уединенных местах, и у него не было возможности завести себе друзей среди других подростков. И когда случилась эта трагедия с матерью, ему пришлось начать все сначала, потому что семья снова переехала из-за работы отца. Кстати, отец показался нам достаточно приветливым, хоть и «ограниченным», он убеждал нас, что ни он, ни его жена никогда не обращались с Лиландом жестоко, никогда его не били, правда, в этом я сомневаюсь, но этого мы уже никогда не узнаем. Отец часто находился в разъездах, а потому возможно предположить, что он лупил ребенка или даже насиловал его. Лиланд тянулся к матери, которая все время была рядом и обожала сына. Живя в глуши, он никого не любил, кроме матери, поскольку рядом с ним больше не было ни одной женщины, которая могла бы стать предметом подростковых эротических фантазий.

– То есть вы хотите сказать, что у него не было ни одной любовной интрижки в подростковом возрасте? – удивился Бентли Котленд.

– Вероятно, не было, – кивнул Бролен, – семья Бомонтов предпочитала жить уединенно, так было спокойнее – как рассказал нам его отец. И, конечно, это мешало Лиланду развиваться так, как все подростки, он был очень замкнутым, воспитывался в крайне своеобразной атмосфере. Возможно, я немного обобщаю, но я бы, не раздумывая, отнес семью Бомонтов к отвратительнейшим примерам того, что иногда еще случается в американской глуши, где некоторые люди по-прежнему живут по правилам, полностью отличающимся от наших.

Как бы то ни было, Бомонты без конца путешествовали, живя в основном в длинном караване из трейлеров, которые они возили с собой. В 1994 году, когда Абигейл Бомонт была убита в результате некоей ссоры, связанной с земельным участком, Лиланду исполнилось восемнадцать. Это случилось в Орегоне, в лесном массиве на западе штата, возле Маунт-Худ. Потеряв самого важного человека в своей жизни, Лиланд одновременно лишился и всех ориентиров. Он устроился на работу в автомастерскую неподалеку, оставил дом, построенный отцом из старого автофургона. На работе он начал социализироваться и в течение двух лет более-менее приспособился к окружающим людям. Будучи крепким и внешне приятным парнем, и при этом повидавшим страну, он должен был быстро обнаружить, что обладает способностью манипулировать доверчивыми людьми. Думаю, он быстро научился управлять и должен был испытывать от этого определенное удовольствие, возможно даже соблазнял деревенских девушек, что должно было повысить его самооценку. В отличие от отца, Лиланд не был простаком, скорее, его можно назвать «по-своему умным» парнем. Постепенно он должен был почувствовать себя неуязвимым. И, почувствовав, он решил забыть о своем прошлом – запуганного неуверенного подростка – и превратился в соблазнителя, уверенного в себе мужчину. Что меня удивило в Лиланде Бомонте – так это то, как он выглядел, несмотря на свои юные годы. Ему легко давали за двадцать пять, тогда как… в момент смерти… парню было не более двадцати трех лет.

Бролен на секунду замолчал. Он не любил вспоминать тот день, каждый раз ощущая, как его указательный палец давит на курок, и снова и снова видел, как разлетается на куски голова Лиланда.

– Но если он стал настолько самоуверенным, почему он начал убивать женщин, ведь он мог просто их соблазнять? – спросил Карл Диместро, всегда интересовавшийся этой стороной любого подобного дела – ему не приходилось разбираться в психологии преступников: поле его деятельности ограничивалось такими значительными деталями, как состав частиц пыли.