Текст книги "Душа зла"

11

Одеколон обжигал кожу свежевыбритых щек. Поспав всего пять часов, Бролен приехал в Главное полицейское управление в семь тридцать, одетый во все чистое, но еще не проснувшийся окончательно.

Он не стал задерживаться на первом этаже и как можно скорее сел в лифт, чтобы не слышать воплей задержанных ночью. На шестом этаже в отделе по расследованию уголовных преступлений обстановка была поспокойнее – по крайней мере, на первый взгляд. Не заходя к себе в кабинет, Бролен прямиком отправился в Отдел по установлению личностей. Несколькими часами ранее, перед тем как вернуться домой, он оставил там полароидные снимки жертвы – для сравнения со снимками всех пропавших без вести.

Макс Лейрнер по-прежнему находился там, именно ему Бролен отдал ночью фотографии. При виде Бролена на лице Лейрнера появилось разочарованное выражение, слега усиленное чувством усталости.

– Сожалею, но пока ничего. Я сравнил твои снимки со всеми, которые у нас есть, и даже с теми, что хранятся в картотеке несовершеннолетних, но это ничего не дало, – произнес он прежде, чем Бролен успел хоть что-то сказать.

– Ты отправил запрос в национальную картотеку? – спросил Бролен.

– Да, но и там тоже пока ничего нет.

Бролен закусил губу. Если эта женщина – из Калифорнии или Айдахо, ФБР точно заберет дело себе, ссылаясь на то, что оно вышло за пределы юрисдикции штата.

– Позвони мне, если хоть что-то появится, и попроси сделать это тех, кто тебя сменит.

Макс Лейрнер кивнул, и Бролен направился к себе в кабинет. Он был напряжен, плохо выспался и знал, что день будет трудным и утомительным. Сегодня должны были появиться первые заключения – от судмедэксперта, из отдела по установлению личностей, от команды, занимавшейся поиском потенциальных свидетелей. Бролен знал, что в первые сутки с момента обнаружения тела становится ясно, в какую сторону пойдет расследование, – будет ли это по-настоящему плодотворная работа или бездонная куча дерьма.

Зайдя в кабинет, он с удивлением обнаружил на столе коробку с пончиками. Ни мгновения не колеблясь, он сразу понял, кто ее принес. Салиндро что, никогда не спит? Он должен был сейчас разбирать отчеты ночных патрульных служб вместе с несколькими постовыми. На коробке было нацарапано вкривь и вкось: «Встреч. в 8 утра, в кабинете кптн – совещание». Бролен сразу же узнал почерк друга.

Несколько минут спустя он толкнул дверь, на которой висела табличка с трафаретной надписью «Кптн. Чемберлен», сообщавшей о том, в чьи именно владения попадал всяк сюда входящий. Капитану было под пятьдесят. Высокий и худой, он был нервозен – натянутый, как струна – мужчина с лицом, изборожденным подвижными морщинами, и с черными усами над верхней губой. Но он великолепно руководил своим отделом «железной рукой», но при этом в достаточной степени заботился о своих подчиненных, за что они уважали его. Едва поступив на службу, Бролен понял, что им удается слышать друг друга, и хотя за прошедшие два года дружба между ними так и не завязалась, это впечатление постепенно превратилось в уверенность.

В комнате уже находились несколько человек, и несмотря на ранний час, над головами висел табачный дым. Кроме капитана Чемберлена, возглавлявшего отдел по расследованию уголовных преступлений, здесь находились его помощник Ллойд Митс, Салиндро и еще двое мужчин в костюмах-«тройках», которых Бролен никогда раньше не видел. Кивком поприветствовав собравшихся, он присоединился к ним, усевшись за большой стол.

– Инспектор Бролен, это – окружной прокурор Глейт и Бентли Котленд… – Мгновение капитан Чемберлен размышлял, словно подбирая слова, а затем продолжил: – Который в ближайшее время будет назначен помощником окружного прокурора.

Бролен поморщился. Присутствие прокурора Глейта можно был объяснить: в конце концов, тот находился в самом сердце судебной городской системы, однако то, что вместе с ним здесь оказался еще не утвержденный в должности его помощник, коему здесь делать было нечего, особенно во время совещания по важному делу, не говорило ни о чем хорошем. Словно в подтверждение его мыслей капитан Чемберлен повернулся к Бролену и произнес:

– Эти господа тут, чтобы наблюдать за ходом следствия, и главное – чтобы помощник Котленд мог ознакомиться с тем, как мы работаем, прежде чем он приступит к исполнению своих служебных обязанностей.

Бролен мысленно выругался. Какого хрена эти бюрократы суют свои носы в его дела? Ему и так есть чем заняться.

Почувствовав раздражение Бролена, капитан взглядом приказал ему молчать.

Слово взял окружной прокурор Глейт. В первую очередь он был политиком, поэтому говорил медовым голосом, но при этом достаточно твердым, хотя и лишенным какой-либо агрессивности. В этом сорокалетнем крепыше Бролен разглядел жажду власти, его глаза горели циничным блеском, присущим амбициозным людям.

– Мы не хотим вас лишний раз беспокоить, просто нам необходимо, чтобы вы немножко помогли моему помощнику войти в курс дела. Я хочу, чтобы он смог занять свою должность, полностью разбираясь в том, как работает наша полиция – с теоретической и практической точки зрения. Вот почему он присоединяется к вам, инспектор Бролен, на все время расследования. Не очень долгого, надеюсь, не так ли?

Бролен почувствовал, как от гнева защекотало в носу. Но, хорошо понимая, кто находится перед ним, он сдержался.

– Прокурор Глейт, сейчас я не могу дать вам точный ответ. Вы же знаете: следствие – это не политическая компания, его невозможно заранее расписать до мелочей. Мы будем двигаться вперед с той скоростью, с какой сможем находить новые следы и улики. – Он заметил, что прокурор поморщился при его словах, но при этом на лице Глейта появилось политкорректная улыбка. –  Должен также добавить, – продолжил Бролен, – что это может быть опасно, и мы не гарантируем…

Прокурор Глейт прервал его жестом руки.

– Бентли Котленд не будет сопровождать вас на выездах, во всяком случае, когда дело дойдет до задержания преступника. Он будет наблюдать за расследованием издалека, я лишь прошу вас согласиться на его присутствие в качестве наблюдателя или ученика, как пожелаете.

Это была не просьба, но приказ, никто даже не сомневался в этом. Однако Бролен уловил некоторую фамильярность, с которой прокурор говорил о своем помощнике: он называл его по имени и ясно давал понять, что покровительствует ему. В течение нескольких секунд Бролен размышлял над тем, что связывает этих мужчин между собой, ведь разница в их возрасте составляла не менее двадцати лет. Может, они – отец и сын или… Бролена оторвал от его мыслей голос капитана.

– Хорошо, а теперь вернемся к интересующей нас теме, – произнес Чемберлен, не желавший слышать какие-либо возражения. – Факты таковы. Вчера, в восемнадцать часов с минутами подросток нашел изуродованное тело женщины, личность которой все еще не установлена. Предварительный осмотр тела показал, что повреждения похожи на те, что наносил своим жертвам в прошлом году Лиланд Бомонт, прозванный Портлендским палачом. Принимая во внимание факт, что следствие по его делу было завершено стараниями инспектора Бролена, наши коллеги из Юго-Западного округа решили нас предупредить.

Чемберлен повернулся к Бролену.

– Если не ошибаюсь, вы подтвердили, что речь идет о похожих увечьях.

Бролен кивнул:

– Я пока жду результатов вскрытия, дабы полностью удостовериться, но да, это очень напоминает почерк Лиланда. Аккуратные разрезы на уровне локтей и особенно ожог от кислоты на лбу. Именно он беспокоит меня сейчас больше всего.

Бентли Котленд, до сих пор хранивший молчание, внезапно спросил:

– Почему?

Бролен внимательно посмотрел на него. Он не знал этого человека. Но уже чувствовал раздражение. Слишком самоуверенный, одетый в сшитый точно по размеру костюм-«тройку», с прекрасно уложенными волосами, разделенными посередине безупречным пробором. Он выглядел очень молодым, наверняка только что окончил университет. Будучи ненамного старше, Бролен был начисто лишен подобного высокомерия.

Решительно, слишком «зеленый», чтобы быть помощником окружного прокурора.

– Потому что никто не знает, что Портлендский палач жег кислотой лоб своим жертвам, – вмешался Салиндро. – Мы сделали все, чтобы скрыть от прессы этот факт, и даже по окончании расследования ни разу не упоминали эту мрачную деталь.

Казалось, Бентли Котленд не удивился.

– Думаю, это все упрощает. Если никто другой, кроме вас и убийцы, не знал про кислоту, а тут вы находите тело, на котором имеется эта характерная особенность, значит, можно не сомневаться, что это сделал именно он. То есть я хочу сказать… Правда, я полагал, что Лиланд Бомонт был застрелен…

Бролен вздохнул про себя. «Невероятно! – подумал он. – В наше распоряжение отдали аса дедукции. Настоящего мудака, наизусть знающего законы, но не способного ничего разглядеть в мутной воде!»

– Так и есть, – подтвердил Салиндро, – Лиланд Бомонт мертв и похоронен.

– Тогда кто же мог знать про кислоту? Полицейские? – спросил Бентли Котленд, явно гордясь тем, что участвует в расследовании с самых первых шагов.

Бролен начал догадываться, почему ему доверили Бентли Котленда. «Очередной папенькин сынок, которого сбросили с отцовским парашютом в то место, где ему все незнакомо, и где он натворит много всего нехорошего», – заключил инспектор.

– Ладно, сейчас не время для поспешных выводов, – обронил Чемберлен, обводя взглядом собравшихся. – Бролен, занимайтесь своей работой, Митс неотлучно будет у вас под рукой, как и Салиндро, кроме того, в вашем распоряжении будут патрульные полицейские, которые смогут прочесать любую местность. Господа, я бы хотел, чтобы это дело было закрыто как можно скорее, и главное, чтобы мы не наделали ошибок: можно не сомневаться, что в этот раз пресса будет ходить за нами по пятам. Поэтому без глупостей.

Он посмотрел на окружного прокурора.

– Прокурор Глейт, хотите что-то добавить?

Глейт встал.

– Хочу поблагодарить всех за сотрудничество и пожелать вам удачи.

Его взгляд замер на Бролене. Затем он попрощался и вышел из кабинета. Остальные двинулись следом, и тут капитан окликнул Бролена.

– Да, капитан?

– Задержитесь на мгновение, мне нужно переговорить с вами с глазу на глаз.

Бролен подождал, пока все выйдут, и прикрыл дверь.

– Я знаю, что вы не хотите, чтобы этот Бентли был с вами… – Бролен кивнул и хотел ответить, но Чемберлен знаком остановил его и немного повысил голос: – У вас нет выбора, как нет его и у меня. Бентли Котленд – племянник прокурора Глейта, потому-то он и был назначен на эту должность в столь юном возрасте.

Стало понятно, откуда проистекает эта фамильярность в отношениях между прокурором и его молодым помощником. Бролен с досадой кивнул, и капитан Чемберлен продолжил:

– Глейт определяет погоду в городе, говорят, он дергает за ниточки самого мэра – вроде как из-за истории со взяткой, которую тот получил во время муниципальных выборов. А мэр ведь – наш непосредственный начальник.

Чемберлен обошел вокруг стола, вновь остановился перед Броленом. И положил руку инспектору на плечо.

– Все, о чем я вас прошу – потерпите несколько дней, таскайте его повсюду с собой, и если он не сможет нормально высыпаться в течение недели, потому что будет присутствовать на вскрытиях и при детальной проработке обстоятельств убийства, он сам попросится у дяди, чтобы тот отправил его обратно в кабинет. – Бролен молча сглотнул. –  У нас действительно нет выбора, поэтому я рассчитываю на вас, Бролен.

Чемберлен дружески похлопал его по плечу.

– И умоляю, избегайте любой шумихи.

12

Профессор Томпсон постучал ручкой по черной доске.

– «Стокгольмский синдром» – это, если так можно выразиться, феномен парадоксального поведения, – пояснил он, указывая на нарисованную мелом схему. – Пример того, как может измениться отношение жертвы к своим агрессорам. Назван в честь шведской столицы, где в 1973 году имел место захват заложников, в ходе которого заложники стали постепенно проявлять симпатию, а затем полное доверие к своим похитителям. Дошло даже до того, что в момент своего освобождения они стали, по сути, посредниками между полицией и похитителями, после чего отказались подавать заявления и свидетельствовать против них в суде. Наконец, и это очень показательно, одна из жертв несколько лет спустя вышла замуж за своего похитителя.

Аудитория была потрясена этой невероятной историей, показавшейся бы совершенно нереальной и смешной, будучи воспроизведенной в каком-нибудь фильме.

Джульет смотрела на доску, но совершенно не слушала преподавателя. Год назад она уже посещала этот учебный курс, и то, что говорил профессор Томпсон, с тех пор не сильно изменилось. На глазах Джульет как будто лежала пелена глубокой задумчивости, ее переполняли эмоции. Она ничего не слушала и не слышала. Ее снова захлестнула тревога, зародившаяся, когда она услышала новость о преступлении, похожем на те, что совершал Портлендский палач.

Лиланд Бомонт.

Он умер: Джульет прекрасно помнила, как обмякло его тело, когда большую часть черепа снесла пуля Джошуа Бролена. Наверняка, пресса раздула весь этот шум в погоне за сенсацией, кривя против правды. Явно окажется, что это преступление не так уж и похоже на те, предыдущие, как это стремятся обставить сейчас. Внимание журналистов вскоре переключится на арест убийцы, несчастного типа, даже отдаленно не похожего на Лиланда Бомонта. «Это совершенно в их манере», – подумала Джульет.

Прошлую ночь Камелия провела у нее дома, дабы удостовериться, что Джульет не сильно шокирована свалившейся ей на голову новостью. А на самом деле? Удалось ли ей хотя бы чуть-чуть побороть нахлынувшее волнение?

Конечно, нет. «У тебя кровь стынет в жилах от простого воспоминания о Лиланде Бомонте, – мысленно говорила себе Джульет. – Признайся, тебе страшно, да, именно так!»

Она заметила, как дрожит рука – так же, как дрожала ночью, когда в доме раздался какой-то треск: Джульет проснулась. Камелия спала. Порыв ветра ударил в западную стену дома – и больше ничего.

Профессор Томпсон начинал понемногу горячиться. Джульет краем уха уловила, как он что-то сказал про «прямую и косвенную виктимизацию», даже не пытаясь вспомнить, что в точности означает этот термин.

«Я не должна была опять приходить сюда, – подумала Джульет, – я просто тупица! Хочу получить лицензию на психосоциальную практику, а при этом даже самой себе не могу поставить диагноз! Надо мне было остаться утром дома, как советовала Камелия».

Однако первое фундаментальное правило психоанализа она помнила прекрасно: нельзя подвергать анализу себя или своих близких, ибо в этих случаях невозможно достичь объективности.

«Поеду-ка я домой, заварю крепкого, горячего чаю и засяду за учебники, чтобы наверстать все упущенное, а вечером приму снотворное и крепко засну. А завтра все будет намного лучше».

В этот момент она ощутила в душе какое-то сомнение, словно что-то мешало ей договориться с собой, но она не поняла, что именно.

Вокруг все стали подниматься – Джульет даже не слышала, как закончилась лекция. Знакомый студент, – его звали Томас то ли Блок, то ли Брок, улыбаясь, приблизился к ней.

– Я наблюдал за тобой во время лекции, и мне показалось, что Томпсон не сильно тебя увлек! – заявил он. Джульет спрятала в сумочку целомудренно чистый блокнот и смущенно улыбнулась юноше в ответ. –  Мне показалось, ты не записывала то, что рассказывал Томпсон, – продолжал он, – если хочешь, можем пойти в кафетерий, я покажу тебе свои записи.

Он казался искренним: внешность серфингиста, длинные белые волосы, матовая, золотисто-коричневая кожа, как у тех, кто все лето напролет проводит на пляжах Калифорнии. Он смотрел прямо, улыбался естественно, и в его облике было даже что-то приятное. Возможно, при других обстоятельствах Джульет и приняла бы его предложение.

– Ты очень милый, но нет, не нужно, – ответила она, накидывая ремешок сумки на плечо. – Я уже слушала этот курс в прошлом году, и теперь просто… кое-что уточняю и припоминаю.

Она направилась к выходу, где толкались и зубоскалили другие студенты.

– Ок, я понимаю. Я пишу курсовую на тему «Стокгольмский синдром – пример парадоксального поведения» и, если хочешь, могу помочь тебе разобраться в некоторых нюансах… – все-таки не сдавался Томас.

Джульет остановилась и повернулась к нему.

– Послушай… Томас. Я действительно тронута твоим участием, но сейчас не лучший момент. Если бы ты мог оставить меня в покое… Спасибо.

И, повернувшись к нему спиной, Джульет уже собиралась исчезнуть, когда он неожиданно бросил ей в спину:

– Это из-за вчерашнего ужасного убийства, так? Я знаю, что с тобой произошло в прошлом году, мне рассказывали, и…

Застыв на мгновение с разинутым ртом, Джульет почти сразу же пришла в себя.

– Нет, ты ничего не знаешь об этом! – гневно бросила она. – Отстань от меня.

Резко повернувшись, она быстро направилась к выходу в плохо освещенный коридор. Джульетт чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и сжимала кулаки так сильно, что ногти впивались в кожу ладоней. Они что, не могут отцепиться, забыть про нее? Благодаря прессе, ходившей год назад за ней по пятам, к девушке приклеилась «слава» жертвы похищения, и многие в университете узнавали ее в лицо; к счастью, этот интерес сошел на нет так же быстро, как и возник. Но неужели ей придется каждый раз чувствовать, как подкашиваются ноги, едва на память приходит случившееся? Все, чего она хотела, – успокоиться. И чтобы о ней забыли.

Оказавшись на улице, Джульет глубоко вдохнула прохладный воздух, стараясь прийти в себя. Небо было серым, по нему плыли густые облака, наступал октябрь со своим кортежем из гроз и дождей – каждый год одно и то же. Джульет пожалела, что была резка с этим бедным парнем. Он, конечно же, не хотел ее обидеть, она сама все неправильно истолковала. Быть может, он просто старался ей помочь.

«Решительно, ты все время лажаешь», – упрекнула она себя.

Рядом, в телефонной кабинке, какая-то молоденькая студентка громко засмеялась, и Джульет вздрогнула от неожиданности.

«Блин, мне и вправду нужно поскорее вернуться домой и расслабиться».

Однако мысль вновь оказаться в одиночестве в огромном доме ее не слишком радовала: как только к ней начнут подкрадываться первые тени сумерек, она сразу же вновь станет вздрагивать от малейшего шума. И не сомкнет глаз всю ночь.

В первый раз за долгое время Джульет пожалела, что родители уехали, и что она отказывалась следовать их советам. Но мать замучила бы ее вопросами, стараясь удостовериться, что с дочерью все в порядке, боялась бы даже дышать в ее сторону, а ей сейчас нужно было совсем не это.

Перед глазами Джульет возник образ Джошуа Бролена, она вспомнила приятное чувство, зародившееся в ней в его присутствии, его чувство юмора, вселявшее в нее уверенность и снова научившее улыбаться. Ему не надо рассказывать о том, что именно ей пришлось пережить, он и так это прекрасно знал; подобная мысль успокаивала Джульет. Она все чаще и чаще вспоминала Бролена.

Не задавая себе больше никаких вопросов, девушка пересекла лужайку возле кампуса и вошла в первую попавшуюся свободную телефонную кабинку. В справочной службе она узнала номер Криминального отдела полиции Портленда, дозвонилась в Главное управление и сумела узнать прямой номер инспектора.

– Криминальный-отдел-слушаю, – произнес в трубке механический женский голос.

– Я бы хотела поговорить с инспектором Броленом, если можно, – попросила Джульет.

– Как вас представить?

– Джульет Лафайетт.

– Не-кладите-трубку-пожалуйста.

Джульет прижалась к стеклу, и ждала. Несколько минут спустя в трубке вновь раздался голос телефонистки:

– Его сейчас нет на месте, я могу ему что-нибудь передать?

– Ну… нет, это не срочно, спасибо.

Джульет отсоединилась и попробовала позвонить Бролену домой, но там включился автоответчик. Джульет посопротивлялась внезапно возникшему желанию дослушать записанное на пленку сообщение до конца и сдалась. С грустью уронила голову на грудь.

«Я не могу постоянно надоедать ему подобным образом. Нужно взять себя в руки и не поддаваться минутным слабостям. Все это уже в прошлом, все давно закончилось, и я не должна, услышав первую же новость, терять голову. Мне надо быть сильной. Я как следует выплакалась, и сейчас наступил момент поднять голову, начать новую жизнь, не беспокоиться по какому-либо другому поводу. – Она глубоко вздохнула. – Это испытание, тест, который должен помочь мне окончательно выздороветь, – повторила она про себя. – Если я пройду его в одиночку, то смогу поставить окончательную точку в этой истории и больше никогда не стану сходить с ума из-за нее».

Поправив ремень сумочки на плече, она двинулась в сторону машины.

…Синий «Жук» свернул к Шенандоа-террас, музыка наполняла салон. Джульет слушала «Битлз», когда вдруг заметила припаркованный у ее дома минивэн. Она притормозила.

Из крыши микроавтобуса торчали пучки антенн и несколько «тарелок», похожих на металлические одуванчики. На боку минивэна красовался логотип местной телекомпании KFL.

Журналисты явились по ее душу. Они наверняка терпеливо ждут ее, сидя в своем микроавтобусе и, когда она появится, тотчас выпрыгнут наружу и забросают ее вопросами. Особенно им хочется знать, как Джульет встретила новость о появлении типа, подражающего Портлендскому палачу. Быть может даже они надеялись, что Джульет заплачет и им удастся снять какую-нибудь душераздирающую сцену, которая могла бы стать сенсацией.

Девушка внимательно разглядывала минивэн, чей двигатель работал на холостом ходу. Из приоткрытого окошка водителя поднимался дымок, а потом она увидела, как рука выкинула на проезжую часть окурок.

– Они ничего от меня не добьются, – процедила она сквозь зубы.

«Жук» выехал задним ходом на Камберленд-роуд и направился в сторону Северо-Западного округа. Всего несколько минут спустя машина остановилась на вершине холма, откуда, как на ладони, был виден весь город. В пятистах метрах справа находился лес, за которым располагалась вилла Джульет; сомневаться не приходилось: белый минивэн все еще торчал возле дома. Девушка повернулась и поднялась на крыльцо дома Камелии.

Если журналисты хотят заставить ее говорить, им придется запастись терпением и провести всю ночь на свежем воздухе.