Текст книги "Под белым муаром. Истории людей, ставших Римскими Папами"

Глава 14
Готовый ударить

Отношение Пия Х к тем, кого он считал модернистами, балансировало между страхом и ненавистью. Когда святого отца просили быть снисходительнее к инакомыслящим, он наливался краской и менялся в лице.

Эти люди хотят чтобы к ним относились с мылом и ласками? А вы сойдитесь с ними в поединке. Они начнут бить вас кулаками так, что вы и сами не будете уже считать и измерять удары, но будете бить настолько сильно, насколько сможете.

Этими фигурами речи папа демонстрировал личное отношение к модернистам и свои собственные о них представления. В его словах была и субъективная оценка, и описание плана действий. От чего-то понтифику казалось, что любой, с кем он будет несогласен, попытается задавить его своей ложной аргументацией, а защитнику веры придется лишь отбиваться. Сейчас такая позиция кажется уже несколько наивной. Многие идеи тогдашнего модернизма ныне вполне официально приняты церковью. Ведутся диалоги, организуются круглые столы, представители клира занимают место во многих научных и даже межрелигиозных конференциях. Но в то время, в самом начале двадцатого столетия, традиционалисты уходили в глухой и порой агрессивный фундаментализм. Что служило причиной такого поведения? Чувствовали ли они в глубине души шаткость своих позиций перед лицом развивающегося научного знания? А может быть, они просто боялись нового и не знали, как себя вести? Однозначного ответа мы, наверное, уже никогда не узнаем и дадим читателю самому сделать собственные выводы. Одно ясно точно, свое желание бить настолько, насколько хватит сил, не измеряя удары, Пий Х вполне реализовывал на практике.

1 сентября 1910 года на всех священнослужителей, а также профессоров и преподавателей философско-теологических факультетов, словно снег на голову, свалилось новое папское требование. С этого дня каждый из них, равно как и новые клирики, посвящаемые в сан, обязаны были приносить клятву верности католической традиции и отвергать всякого рода модернистские веяния. Введение подобной присяги вызвало волну недоумений среди даже вполне лояльного духовенства.

Текст был составлен весьма занятным образом. Первая его половина подтверждала основы христианского учения, с которыми каждый католик согласен до сих пор. Таковые положения являются именно предметом веры и не могут быть вписаны в какую-либо научную концепцию, точно также как и не могут быть ей вытеснены. Более того, тезис о том, что вера является не слепым чувством, но подлинным согласием разума с истинной, вообще мог порадовать любого модерниста, ратующего за научный подход в религиозных областях.

Вторая же половина текста фактически противоречила первой и побуждала присягающего отвергнуть идеи, будто религия может противоречить истории и науке, что христианин может вообще быть светским историком и что писание можно понимать в отрыве от традиции. Были и другие похожие положения.

Разумеется, люди, не желавшие спустить под откос свою карьеру, были вынуждены данную присягу давать. С течением времени, однако, возмущения поутихли, а многие стали относиться к этому шагу вполне формально, чем значительно облегчали себе жизнь и не портили настроение.

Клятва верности традиции была, впрочем, не единственным шагом папы-консерватора на пути борьбы с обновлениями в церкви. Решительно осуждая всякий релятивизм, Пий Х предпринял шаг, который станет самым спорным аспектом его папства. Главное средство войны с модернизмом понтифик видел во всеобщей консолидации католиков. Для достижения этой цели он всячески поощрял создание кружков и организаций, где верующие смогли бы проводить досуг, но делать это под строгим церковным контролем. Такая задумка не увенчалась успехом. Достаточно быстро обнаружилось, что верующие просто собираются вместе после воскресной мессы, поют песни, общаются и в целом настроены вполне дружелюбно. Никакой стяг никто поднимать не собирался и ни с кем воевать не планировал. Более того, малограмотные прихожане слабо понимали значение модернизма, если вообще были знакомы с таким явлением. Да и откуда им было про все это знать? Люди просто приходили в храмы, слушали проповедь священника, молились и расходились каждый по своим делам. У обычного жителя небольшого европейского города вполне хватало забот, чтобы не тратить свое время на какие-то сомнительные беседы по поводу того, отвечает ли история о всемирном потопе последним достижениям науки.

Осознав несостоятельность своей идеи, папа Пий Х решил пойти дальше. Он призвал к формированию сообщества, которое будет хранить и защищать католическую доктрину. Руководил этой кампанией профессор церковной истории священник Умберто Беньини. Вероятно, при создании организации он в какой-то мере руководствовался воспоминаниями о былой славе священной инквизиции. Новой структуре было дано наименование «Братство Пия», хотя никаким братством она на самом деле не являлась. Если называть вещи своими именами, то под покровительством римского епископа расцветала огромная агентурная сеть, целью которой было выявление всякого инакомыслия.

Члены этой организации негласно читали газеты, слушали приходские проповеди, посещали лекции, а потом садились и строчили доносы на тех, кто по мнению борцов за веру сказал что-то не то и как-то не так.

Влияние этой шпионской группировки возрастало неуклонно. Очень скоро своими отчетами они уже могли сломать жизнь какому-либо священнику или испортить карьеру профессору. Реакция на доносы всегда была незамедлительной и достаточно суровой. При этом определять, что именно противно католической вере, а что нет, могли сами члены братства Пия, многие из которых по уровню своего образования в подметки не годились тем, на кого они так страстно желали доносить. К примеру, одного священника подвергли суровым дисциплинарным взысканиям только за то, что он катался на велосипеде и тем самым якобы порочил свой сан.

На этот раз понтифик был весьма доволен. Его не заботил тот факт, что действия созданной им сети могли навредить очень многим светлым и здравомыслящим людям. Да и сам факт выискивания и притеснения инакомыслящих как-то не очень хорошо сочетался с евангельскими идеалами. Папа об этом не думал. Как мы уже знаем, в модернистах святой отец видел лишь врагов церкви, с которыми нужно бороться всеми доступными средствами. Милосердия и сострадания заслуживали, по его мнению, только верные чада церкви. Извечный вопрос: «А судьи кто?» в данном случае также останется риторическим. В католической церкви установилась фактически духовная диктатура.

При всем этом понтифика нельзя обвинить в жесткости. Всю жизнь он был очень чутким и добрым человеком. У каждого в биографии можно найти проявления негативных черт, но и отметить добрые нравы. Папа Пий Х был не исключением.

Пока члены братства пытались решить, достойна ли священника езда на велосипеде, разразилась самая страшная и кровопролитная война, которая по своим масштабам не имела аналогов в прошедшей истории и стала известна как Первая мировая. Те страшные события по праву можно назвать массовым помешательством. Австро-Венгрия объявила войну Сербии, Сербия – Германии, Германия – России. Османская империя, Япония, Франция – все были втянуты в этот ужасный круговорот смертей, который из Европы перекинулся на Ближний восток и даже Азию.

Пий Х очень тяжело и болезненно воспринял те страшные события. Сводки с фронта его весьма печалили. У папы началась тяжелая депрессия, а силы стремительно покидали его. Он скончался 20 августа 1914 года на руках у родной сестры, крепко сжимая в руках простой деревянный крестик.

Его правление станет одним из самых противоречивых в истории папства ХХ века.

Святой отец оставил после себя церковь, содрогающуюся от страха перед угрозой репрессий и фактически полностью утратившую политическое значение в мире, охваченном безумием войны. Будучи наиболее консервативным понтификом, Пий Х, тем не менее, положил начало такому явлению, как народные папы. Время владык и аристократов все больше уходило в прошлое.

Часть V

Бенедикт XV. Между Сциллой и Харибдой.

Глава 14
Повторяя войну

В день, когда преосвященные кардиналы заходили под своды Сикстинской капеллы, Первая мировая война все больше набирала обороты и стремительно расползалась по планете. Конклав закрыл свои двери 31 августа 1914 года, в тот самый момент, когда британские и японские войска заходили в Китай, а русские захватывали Львов. Для церкви ужасы боевых действий омрачались еще крайне тяжелой религиозно-политической ситуацией, при осознании которой высшее духовенство находилось на грани отчаяния. Начиная со времен протестантской реформации, некогда монолитная католическая Европа превратилась в межконфессиональное полотно, словно сотканное из разных кусочков. Война обострила и усилила эти противостояния, добавив к религиозной конфронтации политическую.

Католическая Франция и Бельгия терпели атаки протестантской Германии, которой оказывала поддержку Австрия, бывшая также католической страной. Англиканское Соединенное Королевство и католическая Ирландия объединились с православной Россией и помогали Франции. Всё спуталось в этом огромном многоцветном клубке – конфессии, политика, границы, правительства, армии. Христиане убивали христиан. Планы по скорейшему завершению боевых действий менялись каждый день и терпели крах один за другим. Корни войны уходили все глубже и глубже, опутывая новые территории и народы.

Что делать Святому Престолу в такой ужасающей, не знавшей аналогов ситуации? Сохранять ли нейтралитет? Или следует погрузиться с головой в этот омут и взять на себя роль морального лидера, осуждающего поведение сторон? Если да, то каких? Христианский долг обязывает призывать ко всеобщему миру и осудить любое кровопролитие, но тогда политические последствия могут стать непредсказуемыми, а эффект обернуться полной противоположностью желаемому.

В отличие от большинства предыдущих конклавов, на сей раз между людьми в пурпурных одеждах царило полное взаимопонимание. Всем было ясно: в это суровое время церкви как никогда нужен опытнейший папа-политик. Общее осознание правильного курса не избавило, однако, кардиналов и от некоторых дебатов. В момент голосования под сводами капеллы находилось несколько весьма опытных и образованных в политическом плане иерархов. Нужно было выбирать.

Война, во время которой уже обозначились противоборствующие стороны и образовались союзы, наложила отпечаток на каждого, кто сидел и писал на бюллетени имя желаемого понтифика. Собравшись на богослужении, все кардиналы единодушно молились, ведь все разделяли общую веру. Но кто знает, какие предпочтения и взгляды были у каждого из них по отдельности?

Будто бы изображая миниатюрную копию карты боевых действий, в маленькой сикстине двигался «фронт» и формировались союзы. Кардиналы, сочувствующие Германии, выдвигали кандидатуру Доменико Серафини, сторонники Антанты настаивали на фигуре кардинала Феррати, а итальянское куриальное большинство хотело видеть на престоле Пьетро Маффи.

Каждое голосование было под стать маленькому бою, а труба на крыше, словно тысячи залповых орудий, разбросанных по миру, раз за разом испускала густой черный дым.

Становилось все более очевидным, что никто из выдвинутых кандидатов не наберет достаточного количества голосов. Было необходимо найти того, кто удовлетворял бы общим настроениям и желаниям, но при это не был бы выходцем ни из какой партии. Еще несколько неудачных попыток, и вот на десятом туре голосования долгожданный выбор был, наконец, сделан.

Словно разгоняя смог, сгустившийся над миром, труба на крыше выдохнула чистый белый дым, а угрюмую, ставшую вечно траурной, тишину пронзил звон колоколов. Фигура кардинала, показавшегося на балконе собора, была глотком надежды для сотен тысяч мирных жителей, не получавших хороших новостей уже много месяцев. «Я сообщаю вам великую радость!». Как сильно не хватало людям таких слов. Как давно они не слышали их. «У нас есть папа!». Этот возглас поймет лишь искренне верующий католик, чувствовавший себя осиротевшим под гнетом военного времени.

Человеком, уходящим в ризницу, чтобы облачиться в белый муар, был кардинал с самой подходящей для священнослужителя фамилией. Джакомо делла Кьеза, что переводится как «церковный», закрыл за собой дверь небольшого помещения, которое прозвали комнатой плача. Помимо аккуратно разложенных элементов папского гардероба, в этом тесноватом закутке у окна стояла приступочка с бархатной обивкой. Такие используют в католических храмах для того, чтобы встать на колени. Считалось, что новоизбранный понтифик будет проливать слезы под тяжестью павшего на него жребия и захочет укрепить силы в тихой молитве.

Плакал ли он вместе с тысячами семей его верующих, каждый день получавших похоронки? Наверное, да. Тяжесть тех страшных дней ощущали все.

Но нужно вставать. Нужно облечься в папские ризы и двигаться вперед, навстречу своему народу. Навстречу своей судьбе.

Глава 15
Последний маркиз

Новоизбранный папа взял себе имя Бенедикт, чем немало удивил членов курии. Все ожидали, что понтифик возьмет имя Лев, тем самым показав, что в столь тяжелые времена, церковь желает слышать голос своего народа. Но имя, хоть и является важным элементом в программе римского папы, остается лишь именем. Епископов вечного города на семи холмах история всегда оценивает по их делам, одних сохраняя и превознося, других практически стирая из памяти.

Маркиз Джакомо делла Кьеза стал последним аристократом на папском престоле. Будто бы напоминая миру о былом величии, на трон святого Петра взошел представитель очень древнего итальянского рода, восходящего к эпохе первого вселенского собора четвертого века.

Сам же делла Кьеза по внешнему виду разительно отличался от своих предшественников. Разве что Пий Х всегда отдавал крестьянской простотой, но папы аристократы неизменно имели вид благородных властителей. Новоизбранный же понтифик был весьма невысокого роста и худощавого телосложения, а его фигура непропорциональной. Маленькие руки, одна из которых была чуть длиннее другой, контрастировали с достаточно крупной головой. Осанка его была настолько неровной, что папа выгибался вперед, словно демонстрируя торс врачу. Его невероятно выразительные глаза находились всегда в полузакрытом состоянии, а правый глаз был заметно ниже левого, от чего круглые очки всегда сидели криво, вызывая у смотрящих неудержимое желание их поправить. Губы понтифика были несколько искривлены вправо. Казалось, что он всегда грустит, а желтоватый цвет кожи создавал болезненный вид. Все в нем было немного комичным и неправильным. Даже накидку на плечи, которая традиционно крепилась к папской сутане, Бенедикт XV попросил сделать настолько короткой, насколько это возможно. Обычный размер просто закрыл бы его по самый пояс. Короткая, впрочем, тоже добавляла некоторой курьезности. В ней святой отец был похож на молодого цыпленка, с едва проявившимися крылышками.

Но не стоит обманываться обликом папы делла Кьеза. Внешность не выбирают, а вот его понтификат, как и сама личность, отнюдь не вызывают никакой усмешки. В своем поведении его святейшество был неизменно благороден, а в некоторых привычках даже куртуазен. В историю же этот человек войдет как едва ли не самый мудрый папа-политик двадцатого века.

Нельзя не обратиться к истории понтифика. Представитель древнего знатного рода с фамилией «Церковный» начал свой жизненный путь так, что он никак не сулил ему в будущем не только белую папскую сутану, но даже простую черную.

Джакомо делла Кьеза родился в пригороде Генуи на севере Италии в семье маркизов. Со стороны отца в его роду был папа Каликст II, а по материнской линии он приходился родственником папе Иннокентию VII.

Такая фамилия и такая родословная! Все, казалось, сулило мальчику будущее именитого священнослужителя. Да он и сам хотел стать таковым с самого раннего возраста. Однако, все разговоры о церковном служении решительно пресекались его отцом. Джузеппе делла Кьеза не желал, чтобы в успешной семье появился священник. Считая желание сына наивностью юноши-романтика, отец убеждал Джакомо, что его будущее не на бедном сельском приходе, но в хорошем банке или офисе. Родители настояли на юридической карьере своего сына и отправили его учиться по этому направлению.

Делла Кьеза не только принял волю родителей, но и показал в обучении большие успехи. В возрасте всего двадцати одного года молодой маркиз получил докторскую степень в области права. В то время ни он, ни его родители даже не догадывались, какую пользу принесет будущему понтифику полученное образование, когда тот займет престол в самые трудные годы для церкви и для страны.

Здесь важно принимать во внимание и обстановку, сложившуюся в Италии к моменту рождения Джакомо. Его юность и молодые годы пришлись как раз на непростое время объединения разрозненных государств Апеннинского полуострова. Папская область постепенно утрачивала свои территории, а сам институт папства терял авторитет. Разумеется, столь болезненный процесс, как формирование государства, не мог пройти гладко. Напряжение, царившее между разными регионами Италии, ощущается вплоть до сего дня. Экономически развитый север с центром в Милане считает бедные южные регионы, Неаполь и Сицилию, обузой. В тоже самое время южане с недоверием смотрят на северную Италию, считая ее жителей не вполне итальянцами, но отчасти немцами и австрийцами, которые утратили традицию и свою идентичность. Раскол общества прошел и по другой линии. Период объединения земель проходил бок о бок с переосмыслением роли религии в обществе. Как мы уже говорили, риссорджименто не было явно антицерковным явлением, но папское государство с его жесткой теократической монархией, раскинувшееся фактически посередине Италии, многие воспринимали как кость в горле.

Страна постепенно обретала свои границы и становилась единым целом. Такое положение дел закономерно породило множество патриотических движений.

В людях просыпалось чувство собственной национальной идентичности. Патриотизм очень часто шагает нога в ногу с секулярными настроениями, а ультраправые патриоты выступали активными противниками церкви. Убрать, однако, папу было для них невозможно. Ведь епископ Рима являлся не мелким провинциальным правителем, но видимым главой всей церкви, распространившей свое влияние на многие европейские страны. Очередного конфликта международного уровня никто не хотел. Оставалось только раздражаться и терпеть понтификов, которые не признавали власть королевства, считали Рим своим, и демонстративно сидели в затворе на Ватиканском холме, даже не подходя к окнам Апостольского дворца, выходившим на территорию Италии.

В этих условиях рос молодой Джакомо делла Кьеза, который, хоть и получил юридическое образование, своей любви к церковному служению не изменил. Уже в те годы юноша понял главную идею нового времени: чтобы быть услышанной, церкви придется поменяться и начать говорить на языке современного общества, разделяя его мировоззрение, хочет она того или нет. Еще будучи студентом, Джакомо стал активным участником молодежного прокатолического движения и даже смог добиться разрешения на выпуск газеты, в издание которой погрузился с головой. Таким способом молодой маркиз, учащийся на юриста, но всегда ощущавший себя верным католиком, пытался защитить образ церкви перед лицом современного общества. Вряд ли данная затея принесла какие-либо ощутимые плоды, но опыт участия в общественно-политической жизни будущий понтифик несомненно приобрел.

Завершив обучение и получив диплом докторантуры, делла Кьеза снова обратился к отцу с просьбой разрешить ему стать священником. После долгих разговоров, убеждений и даже небольших конфликтов тот нехотя согласился, поставив, впрочем, сыну обязательное условие. Учиться Джакомо должен в Риме. И никаких исключений. О том, что его ребенок может стать простым сельским священником, аристократ с успешной карьерой даже думать не желал.

Джакомо стал студентом колледжа Капраника. Выбор этого учебного заведения сыграет важную роль в жизни будущего папы. В 1878 году, всего через несколько дней после коронации, в колледж с высочайшим визитом прибыл папа Лев XIII, который провел открытую встречу со всеми учащимися. Мероприятие проходило не по протоколу. Святой отец просто беседовал с молодыми людьми, отвечая на их вопросы и слушая мнения.

Делла Кьеза, поразмыслив, тоже решился задать вопрос его святейшеству. Встав и низко поклонившись, молодой человек представился и спросил папу Льва о том, что беспокоило его уже давно: о будущем церкви в современном мире и о шагах, которые требовалось предпринять.

Неожиданно понтифик хитро улыбнулся и вернул вопрос Джакомо, спросив, а что он сам думает по этому вопросу. Прочитав в глазах папы разрешение говорить свободно, молодой маркиз произнес фразу, которую скажет еще не раз в период своего правления: «Нельзя тяготеть к старине только ради старины, Ваше Святейшество». Лев XIII улыбнулся еще шире, радуясь, что молодое поколение разделяет его взгляды. «Хороший будет священник», – произнес святой отец, глядя на присутствующих в аудитории членов администрации. Вскоре после этого делла Кьеза был рукоположен в священный сан.

Завершив обучение в колледже, дон Джакомо решил продолжить свое образование. В этом заключается отличительная черта аристократии. Те, кто не был избалованными барчуками, а встречались и такие, всегда стремился достичь определенных высот в своем образовании, не останавливаясь на первых ступенях. Новоиспеченный священник поступил в Папскую Церковную академию в Риме, считавшуюся одной из самых престижных. В католическом мире все, что имеет в своем названии приставку с именем папы римского, является бесспорным знаком качества. Избранная Джакомо академия не была исключением. В ней получало образование так много клириков и простых студентов, что поток научных работ фактически никогда не прекращался. Каждый четверг в актовом зале собирались самые высокопоставленные члены римской курии, перед которыми проходила защита диссертационных исследований. Именно там дон делла Кьеза был замечен кардиналом Рамполлой, тогда еще епископом, который отнюдь нечасто бывал на подобных мероприятиях в силу весьма плотного графика. Но в тот день все сложилось совсем иначе. Желание отца исполнилось. Делла Кьеза был принят на дипломатическую службу. Сельский приход в далекой деревушке больше ему не грозил.

Вскоре Рамполла был назначен нунцием в Испанию и пригласил с собой своего нового молодого протеже в Мадрид. Делла Кьеза согласился. Будучи от природы весьма деятельными людьми, они очень быстро нашли общий язык и сработались. Когда, уже став кардиналом, Рамполла был назначен да должность государственного секретаря, дон Джакомо также последовал за ним.

За годы совместной работы между двумя священнослужителями завязались весьма доверительные, фактически дружеские отношения. Назвать такое положение дел чем-то малоуспешным вряд ли у кого-то повернулся бы язык. Сотни священников хотели бы водить дружбу с государственным секретарем. Да ради таких связей многие пошли бы на что угодно. Впрочем, честолюбивая мать Джакомо так не считала. Маркиза полагала, что ее сын не был должным образом принят в Ватикане.

Такие матери порой встречаются.

Особенно в Италии, где мама остается фактически самым главным человеком в жизни большинства мужчин. Многие живут с родителями и до сорока лет, не стремясь жениться и довольствуясь материнской опекой.

Джованна Мальорати была из тех дам, которые будут отстаивать интересы своего ребенка хоть перед королем, хоть перед папой. Даже если интересов таких у ее сына нет и в помине. На все претензии кардинал Рамполла снисходительно и тактично отвечал, что дон Джакомо сделал всего несколько шагов, но они поистине огромны.

Получить столь высокую похвалу от государственного секретаря мечтали многие. Иметь такого влиятельного друга желали абсолютно все. Удалось это лишь одному. Какие качества молодого священника заставили почтенного куриального сановника увидеть в нем не только коллегу, но и товарища? Ответить на этот вопрос мы сможем, когда перевернем следующую страницу в истории будущего римского папы.