Текст книги "Первый человек на Марсе"

6. Свои планы

Как и планировал Дмитрий, разговор с начальством состоялся. Это происходило в курилке, на лестничной клетке, где помимо двух основных фигурантов собрался еще какой-то насупленный народ – сплошь агенты по недвижимости с разными судьбами.

У окна, ковыряя пальцем краску на старом подоконнике, – Маша. Разведена. Ребенок живет с бабушкой, у нее самой – очередной неудачный роман с барменом из ночного клуба. Маша курит длинные сигареты, выпуская дым, поднимает губу кверху, словно этот дым ей омерзителен.

Геннадий, отставной военный с жидкими усами и недовольным взглядом командира, оказавшегося на гражданке, стоит, сунув одну руку в карман, но через ткань все равно проступают напряженные костяшки пальцев. Говорят, крепко пьет. По всему, говорят правду. Сейчас, после зарплаты, он курит что-то приличное, через недельку перейдет на «Приму», еще через неделю будет стрелять у сослуживцев.

Дарима, обладательница длинной иссиня-черной косы, оперлась филейной частью о перила. Коса не единственное достоинство восточной красавицы. Глубокие карие глаза и пышное тело получил не так давно в придачу щуплый интеллигент, которого она нашла где-то в сталинских высотках. В ближайшее время Дарима решит проблему с гражданством и регистрацией. Она курит не в затяг, но сплевывает в урну по-настоящему.

Петров жутко не любил это место, он его всегда пытался проскочить, юркнуть в коридор, чтобы там уже глотнуть воздуха. Попытка поступления его старшей сестры в мединститут привела к тому, что однажды, листая справочник «Все болезни мира», Димон наткнулся на «рак легких» и с тех пор миновал всякое курительное помещение, не только задерживая дыхание, но иногда даже зажмурившись.

Однако на сей раз прошмыгнуть в спасительный коридор не удалось, и рак легких вместе с дымом начал оседать на волосы, щипать глаза и разбегаться мурашками по коже. Прямо перед ним, замершим на последней ступеньке, стоял Серега, как всегда в дорогом костюме и с задумчивым прищуром. Сам Серега не курил, но иногда выходил «к коллективу», чтобы проверить на ощупь низовые информационные течения.

– А вот и Петров, – сообщил Сергей Сергеевич тем, кто еще не заметил появления запыхавшегося коллеги.

– Здравствуйте, – кивнул Петров, поправляя очки.

– Ты квартиру продал? – спросил у него начальник.

– Какую? – искренне поинтересовался Димон.

– Что значит, какую? Я тебя просил на прошлой неделе квартиру посмотреть, ты туда ездил?

– Я не доехал, у меня сломалась машина, – сообщил Дмитрий, невинно кося глаза в сторону.

– Петров, я что-то не понимаю, ты издеваешься?

– Н-нет.

– Я тебя просил посмотреть квартиру на прошлой неделе, прошло четыре, пять дней, и ты мне говоришь только сегодня, что у тебя сломалась машина?!

– Вас не было, вы были на объекте. Я подумал, можно потом…

– Это не твое дело, думать, я дал четкое распоряжение продать квартиру, твое дело – исполнять! – завелся костюм.

– Лучше выбрать время и все внимательно осмотреть, – начал лепетать Димон в надежде, что так он сможет вернуть разговор к своему сценарию.

– Постой! Вот ты сейчас адекватен? Послушай, что ты несешь, что «внимательно осмотреть»?

– Квартиру.

– Так, все, с меня хватит. Ты… уволен, дела сегодня же передашь Диане, – кивнул он в сторону черной косы, повернулся и с подчеркнутым достоинством удалился, звонко отстукивая каучуковыми подошвами по дощатому полу.

Димон так и остался стоять на последней ступеньке, безразлично вдыхая рак легких.

– Не фига себе, – полушепотом произнесла Маша, вытягивая шею в сторону коридора.

– Да он сегодня что-то вообще на взводе, – кивнула Дарима, – меня Дианой назвал, а Димку вообще…

– Говорят, они влетели с каким-то домом, – продолжила Маша, затушив сигарету, – застройщик не хочет долю отдавать, и они на деньги серьезные попали.

– Если начальство сердится, значит, есть объективные причины, – высказался Геннадий. – Плохая выучка состава – раз, превосходящие силы противника – два, погодные условия – три.

Эту аксиому он сопровождал загибанием длинных крючковатых пальцев и поучительно смотрел на Димона.

– А у вас с ним конфликтов не было раньше? – Маша отчаянно искала повод для новой сплетни, хотя и само по себе увольнение уже было новостью хоть куда.

– Что? – растерянно переспросил Петров.

Он еще не вполне понял, что произошло, и как ему на это реагировать. По сути, Димона уволили в первый раз в жизни. С предыдущих работ он как-то сам уходил, заявление писал: в связи с переездом на новое место жительства и все такое, а чтобы вот так в лоб, на лестничной клетке, да еще и непонятно за что… Такого не было.

Целый день он вяло ковырялся в бумагах, удалял какие-то папки из компьютера, перекладывал набор авторучек из одного стаканчика в другой, чесал мизинцем в ухе и прислушивался, как реагирует перепонка, словом, занимался своими обычными делами, но ведь этот день был последним. И чем только не угодил?!

Сперва у него была мысль – пойти в кабинет начальника, тихо поскрестись, а потом все рассказать, что вместо квартиры был на даче и что там видел, ведь остаться без работы – это… это же ужасно! Петров даже поднялся и сделал неуверенный шаг, но тут он вспомнил Надежду Андреевну, сидящую на бензобаке, а прямо над ней – ухмыляющееся лицо предателя, и ему снова захотелось восстановить справедливость.

А рассказ такому начальнику ничего не изменит, ну, допустим, Дмитрий скажет:

«Я был на даче. И там был секретный бункер и мотоцикл… Нет, просто бункер, без мотоцикла».

«Ну и что?»

«Вот фотографии… Блин, все-таки был мотоцикл, ладно. Бывший хозяин дачи – иностранный шпион, он передавал сведения по большому передатчику, стоящему в углу погреба».

«Ты что мне голову морочишь? Какие шпионы? Меня интересует, сколько квадратных метров кухня, есть ли электричество и круглогодичный подъезд?!»

– Нет, – произнес Димон вслух и вернулся на место.

«Этот про шпиона не поймет, не тот размах ума! – презрительно подумал он о Сереге. – Ну и ладно, я себе еще лучше место найду, и вообще после того, как все раскручу, меня даже телевидение покажет:

«Сегодня орден «За мужество» и еще звезду Героя России лично Президент вручил Дмитрию Петрову. Именно он распутал сеть иностранной шпионской организации, которая безнаказанно в течение многих лет воровала секреты государства. Кроме того, Президент специальным указом назначил Дмитрия Петрова главой всех агентств по недвижимости России. Теперь он вправе сам увольнять любого, в том числе начальника отдела агентства…»

– Дима, ну что? – прервала сладкий ход мыслей Дарима. Она присела на стул рядом. – Уже семь часов, мне нужно домой ехать. Ты мне будешь дела передавать?

– Ага, сейчас, – кивнул Петров, открывая верхний ящик стола, он был пуст. – Тут где-то была квартира… За Кольцевой.

Он наклонился и оглядел дальние углы ящика. Потом переложил несколько бумаг на столе.

– Ладно, – взяла его за запястье Дарима, – я завтра у секретаря оригиналы возьму, ты мне только адрес скажи…

– Адрес? – прекратил поиски Димон и неуверенно поправил очки.

– Понятно, – грустно вздохнула Дарима, – давай будем считать, что дела ты мне передал, идет?

– Может, в портфеле? – дернулся Петров.

– Не нужно, – удержала его женщина. – Было приятно с тобой работать Дима. Пока.

Она поднялась и направилась к выходу.

– Пока, – кивнул Димон.

Он остался один в кабинете и просидел до одиннадцати вечера, пока не пришел охранник и не попросил сдать ключ. Глубоко вздохнув, Петров выключил машину. Задачу-максимум за время своей работы в риелторской фирме он так и не выполнил. Рекорд в Lines, который когда-то на этом компьютере поставила незнакомая и ненавистная natali, несмотря на то что все остальные 9 позиций в топ-листе занимал DMITRIJ, устоял.

7. Готова на все

В переговорном пункте, как назло, было много людей. Бабуля еще раз посмотрела на свою карточку с номером 13, которую ей выдали в кассовом окошке, и прижала ридикюль плотнее к себе. Окружающие в ее глазах никогда не отличались добропорядочностью, а уж теперь, когда нравы распущены и воспитанием поколения занимается телевизор, от них можно было ожидать любой пакости. Словом, она заметно нервничала, потому что Роберт явился к ней, словно призрак из далекого прошлого.

На самом деле оно так и было. Этого имени она не слышала уже пару десятилетий и, честно говоря, не ожидала, что когда-либо еще услышит. Однако нельзя сказать, что ремиссию Роберта она восприняла со страхом. Напротив, глаза старушки, при все том же каменном выражении лица, светились добротой и нежностью, как при воспоминании о старом любовнике. Склеротическая свистопляска в памяти затоптала его светлые черты, но ощущения смутного удовольствия остались.

Познакомились они случайно, и было это настолько давно, что Жанна Витольдовна, даже нахмурив лоб и помогая себе почесыванием подбородка, никак не могла припомнить точной даты. Тем не менее обстоятельства встречи по крупицам удалось реставрировать современным ученым.

В середине 50-х юная уроженка Одессы, презрев семейные традиции, призывавшие ее немедленно заняться стоматологией, прибыла в Москву. Идея, приведшая эту юную чернобровую особу в столицу, была проста. Своей неземной красотой и блистательной актерской игрой она собиралась пронизать киноэкран.

Случилось так, что на пути ее славы стояли люди из приемной комиссии училища им. Гнесиных, однако этот барьер Жанна намеревалась преодолеть, как скаковая лошадь на полевых испытаниях в троеборье. Отчитав особенно трогательный отрывок из Твардовского, она исполнила созданную ей же пантомиму: «Кто там спрятался за шалью?» и пропела низким голосом, подражая Шульженко, романс «Я вас любил».

Эти упражнения должны были вызвать шок и трепет среди жюри. И вдруг, к удивлению конкурсантки, ее одаренность была раскритикована каким-то старым маразматиком. Во-первых, он недоумевал, почему Теркин выдвигает условия перед боем, во-вторых, явившееся из-за шали ему определенно не понравилось, и, наконец, он унизил Шульженко, сообщив, что таким вокалом отпевают покойников. Остальное жюри молча проводило ее взглядом. Потрясенная, Жанна вышла на улицу и, обливаясь горькими слезами, направилась в ближайшее кафе-мороженое, чтобы заесть свою обиду сладким пломбиром.

И вот тут он и появился. Невысокий, бесшумный, одетый в костюм цвета окружающей среды, он осторожно присел напротив, проделав это настолько ловко, что зареванная мадемуазель заметила его только, когда он чиркнул спичкой, прикуривая «Казбек». Ободряюще подмигнув ей, он выпустил почти идеально круглое кольцо дыма. Юная одесситка непонимающе оглянулась.

– Что вам нужно? – спросила она, придвигая к себе розетку с мороженым.

– Это я вам нужен, – неожиданно заявил незнакомец и улыбнулся тонкими губами.

В любом другом случае она немедленно бы поднялась и двинулась в сторону ближайшего постового, но произнесено все было таким тоном, что она осталась сидеть, будто на сеансе гипноза в цирке-шапито.

– Я всегда прихожу на помощь в трудную минуту, особенно незаслуженно обиженным талантам. – Как только собеседник открывал рот, жизнь вокруг словно останавливалась, оставляя ее один на один с этими желанными словами. – Разрешите представиться, – привстал он, – меня зовут Роберт, и поскольку сфера моей деятельности пролегает в непосредственной близости от съемочных площадок «Мосфильма», я очень внимательно слежу за появлением в столице таких восхитительно прекрасных дарований, коим являетесь вы…

– Жанна, – осторожно кивнула она.

– …Коими являетесь вы, Жанна!

– Это правда?

– Что именно? – запнулся Роберт. – Ах, да! Ваш талант! Он многогранен, как драгоценность, уж поверьте моему слову, а к нему прислушивался еще Эйзенштейн!

– Правда? – удивилась она.

– А коляску помните? – не совсем ясно намекнул он.

Жанна кивнула:

– Но ведь вы не видели мое выступление…

– Это не важно! – перебил ее собеседник. – Зато я о нем наслышан!

– От кого?

– Ох-хо-хо! Вы все хотите узнать сразу, это очаровательная черта, присущая всем молодым актрисам…

Слово «актриса», впервые произнесенное другим человеком, а не ею самой, заставило Жанну отбросить всякие сомнения. Перед ней действительно был ценитель настоящего таланта.

– Как вы блистательно выступили! – между тем продолжал он. – К несчастью, я не имел удовольствия убедиться, так сказать, воочию, а слышал лишь легенду от пораженных очевидцев, как это у вас было?..

Он легко взмахнул рукой, приглашая ее явить миру безграничное мастерство.

– Нет, ребята, я не гордый, – пробубнила Жанна. – Не заглядывая вдаль, так скажу – даешь мне орден, а потом уже медаль…

– Браво! – сообщил потрясенный Роберт. – Браво! Я не найду слов, чтобы выразить свое восхищение! Это самый женственный и миловидный Теркин, с которым мне довелось общаться! Я завтра же расскажу о вас на «Мосфильме».

Потом он предложил это отпраздновать и увлек ее в уютный ресторан, где она впервые в жизни пила терпкое красное вино из тонкого хрусталя. Столовские блюда таяли во рту. Это было как в сказке до тех пор, пока туман не окутал ее.

Очнулась Жанна в чужой постели поздним утром следующего дня. Она совершенно не помнила обстоятельства вечера, однако, как только приподняла одеяло, ее обуял ужас! Перерасти ему в крик не дал Роберт, проявившийся в дверном проеме спальни с дымящейся чашкой кофе.

Он был гладко выбрит, причесан и даже, казалось, напомажен. Одетый в шикарный махровый халат, с уверенной улыбкой, он подошел к кровати и протянул чашку своей гостье:

– Доброе утро!

Та испуганно поджала ноги и натянула одеяло на подбородок. Подождав немного, он поставил кофе на край кровати и присел в кресло напротив.

– Не случилось ничего страшного, – словно читая ее мысли, произнес Роберт. – Просто твоя одежда испачкалась, и ее пришлось отдать в прачечную. Однако у меня есть подарок. – Он поднял стоявшую возле кресла картонную коробку и открыл ее – внутри оказалось удивительной красоты розовое платье с рюшечками – предмет зависти каждой девушки в СССР. – В верхнем ящике комода ты найдешь все необходимое. Сегодня мы отдохнем, а завтра нас ждет «Мосфильм»!

Он поднялся и вышел из комнаты.

Так Жанна осталась жить у Роберта. Постепенно упоминания о «Мосфильме», равно как и переносы поездки туда «на завтра» исчезли из его высказываний, зато он почти каждый день дарил ей цветы, водил в ресторан и на кинофильмы. Жанна, очарованная его подарками и той атмосферой, что царила вокруг, забыла об этом и сама.

Его дом был наполнен совершенно удивительными вещами. Во-первых, в зале стоял телевизор! Во-вторых, бар был заставлен различного рода виски, коньяками и ликерами. Сам Роберт дома курил сигары. Рядом с граммофоном лежали записи зарубежной эстрады. Все это создавало ощущение роскоши, которая была недоступна простому советскому человеку. Это поначалу пугало Жанну, но вскоре она привыкла и с радостью подвывала негритянской трубе, солирующей в джазовом оркестре.

День за днем Роберт потакал ее прихотям и как-то однажды попросил помочь ему. Требовалось совсем немного: в ресторане подойти за столик к быстро поглощающему сосиски толстому дядьке и просто посидеть с ним, в идеале на прощание дав поцеловать ему руку. Эта невинная шалость удалась, дядька, не чуя подвоха, не только поцеловал ручку «комсомолки», но даже пытался выпить с ней на брудершафт.

А вечером Роберт молча достал из кармана 500 рублей и протянул ей:

– Ничего не говори сейчас, «спасибо» скажешь утром.

Так Жанна Розенбольц стала агентом Сети. Со временем ее участие в операциях стало более полным. Они лепили фотокомпромат на госчиновников, при этом она даже подавала идеи, как будет лучше все обставить. Новый образ жизни очевидно демонстрировал ей, что она приобрела и что потеряла. Ее актерские замашки очень пригодились в новом деле, и теперь она умела, если нужно, изобразить даже сельскую учительницу, чтобы потом проделать фотосессию в объятиях секретаря обкома.

Все продолжалось 7 или 8 лет. И в один прекрасный момент Роберт пригласил ее в то самое летнее кафе, где они встретились. Стоял жуткий холод, дул пронизывающий ветер. Она была в светлом коротеньком пальто и тонких, не спасающих от мороза колготках. Он был необычно мрачен, курил сигарету и старался не смотреть в ее сторону. А потом просто сказал:

– Жанна, я уезжаю… Навсегда. Мне очень жаль.

И на следующий день он по поддельным документам чиновника олимпийской сборной улетел во Францию. А она осталась. Жадно вглядывалась в последние полосы газет с фотоколлажами на тему «Еще одно золото чемпиона» – нет-нет и мелькнет знакомое лицо, – но только все тщетно.

За десятилетия она сменила нескольких информаторов, оттачивала мастерство совращения на директорах колхозов, безумных физиках, дублерах космонавтов и наконец в совершенстве им овладела. Не колеблясь, готова была выполнить любой приказ, лишь бы он исходил от Роберта. А он слал ей скупые шифровки: «надиров брюнет 159 см гост москва ном 346 – пароль к водородной бомбе», в которых она сквозь строки читала: «Я помню о тебе и жду встречи. И она шла, и проникала в номер 346, и охмуряла постояльца, и он сдавал ей все пароли, и она отправляла горячие письма, в которых скрыта была любовь и надежда: «ошибка ном 346 шатен глушко пароль я бильше не можу».

Но шло время, а встречи все не было. Времена года сменяли друг друга, пока не наступила Осень. В один чудесный миг, когда уже зачастила в поликлинику с жалобами на подагру и менопаузу, она вдруг не смогла вспомнить его лица. Это так напугало Жанну, что она перерыла весь комод в поисках хотя бы одной фотокарточки. Но в доме не нашлось не то что карточки, даже запонки, даже пуговицы, которая могла бы закатиться за диван. Он ушел, не оставив о себе ничего. В тот же день, вне плана, в нарушение всех инструкций, она приехала к рыжему связному и запросила Центр. Тот опешил, но Центр запросил, она хотела только услышать голос, чтобы узнать, что все в порядке, но в наушнике щелкнуло, пикнуло, и связь окончилась. Шпионская карьера рыжего связного была завершена.

С этой минуты мир изменился, к ней вдруг перестали доставлять корреспонденцию. Она пыталась выйти на связь, но по знакомым ей адресам двери были заперты, а телефоны молчали. Из тайников никто больше не забирал ее служебные записки. Так она осталась одна. И вот теперь, через десять с лишним лет…

– Тринадцатая кабина, Бухарест! – донесся из динамиков голос администратора.

Жанна Витольдовна очнулась и направилась в переговорную. Она хорошо помнила, что через Бухарест связь с ней держал Лондон.

8. Попытка побега

Когда Василий Степанович открыл глаза, первое, что он увидел, был потолок, белый и ровный, безо всяких шероховатостей. Стены комнаты, где грибник пришел в себя, были такими же. Пространство заливал неяркий свет. Лампы находились по бокам, в фигурно вырезанных нишах. В самом центре стоял диван, на нем, собственно, и лежал Василий Степанович. Одна спинка была приподнята и закрывала обзор, с другой стороны грибных дел мастер смог обнаружить только табуретку со стаканом воды, еще парой склянок. Рядом с табуретом, почти за пределами видимости – чтобы разглядеть его получше, пенсионеру пришлось запрокинуть голову, – стоял хромированный столб. От столба к руке пенсионера, обозревающего периметр разъезжающимися глазами, тянулась прозрачная нить. Капельница, вот что это было!

Обстановка действительно напоминала больничную, однако было непривычно тихо. Ни говора больных на соседних койках, ни скрипа каталок в коридоре, ни цоканья сестринских каблучков. Ни звука!

Василий Степанович приподнял голову с мягкой подушки и обнаружил, что накрыт теплым пледом, левая рука лежит поверх, игла в вене. Раствор в капельнице тихо капал вниз по мягкой трубке. Мысли пенсионера были вялыми, движения ватными, он никак не мог ухватить очень важную мысль. Даже щелкнул зубами, чтобы ее наконец поймать – как он сюда попал?

Снова откинувшись на подушку, пенсионер сморщил лоб и попытался восстановить картину происшедшего накануне. Детали являлись ему с огромным трудом.

Он пошел в лес за грибами… Отравился, что ли? Теперь в больнице… Нет, что-то еще. Он пошел в лес за медом… Пчелы покусали? Теперь в больнице. Нет, все как-то вокруг да около…

Он пошел в лес на… дело! Память распахнулась и в одночасье выплеснула все краски бурных событий, участником которых стал пенсионер на даче. Последним эпизодом в этой феерии воспоминаний стал ужасный механический робот с поблескивающими окулярами. Пришельцы! Его похитили пришельцы! И сдали в инопланетную поликлинику для опытов!

Трудно сказать, из каких глубин сознания явилось к Василию Степановичу данное прозрение, вероятнее всего, постоянные мысли о космодиске продвигают здорового человека в черную дыру потерянного разума, однако именно пришельцы могли объяснить все, что случилось с невинным грибником. Спина похолодела.

– Боже мой! – в ужасе подумал пенсионер. – Что они мне капают?

Дрожащей рукой он потянулся к капельнице и выдернул ее, перехватив изгиб локтя ладонью. Чувствуя, как немеет левая сторона туловища, он с усилием приподнялся на диване и глянул за спинку. Комната была пустой.

Я еще на Земле? – с великой надеждой вопрошал Василий Степанович, принимая вертикальное положение на постели. Из всего гардероба на нем остались только цветастые семейные трусы сезона осень-зима 75. Он оглядел свой возрастной живот, худую грудь, ноги, руки. Свел глаза в кучу и рассмотрел кончик носа. Испугавшись чего-то, быстро хлопнул по трусам. Уф! Слава богу, все на месте! Для трансплантации не использовалось.

Однозначно трудно сказать, сколько времени пенсионер провел без сознания. Очевидно, что это происходило и когда перепуганные британские солдаты везли его в багажнике на явочную квартиру, и когда его осматривал срочно доставленный по приказу сверху дежурный шпионский фельдшер, и когда один из бойцов остался охранять «офицера», а другой доставлял врача к месту постоянного базирования и пытался выяснить у Центра, что делать дальше.

Ясно только то, что Василий Степанович пришел в себя чуть раньше запланированного срока и теперь испуганно озирался в поисках зеленых человечков. Через несколько минут он собрался с силами и встал с дивана. Конечности затекли, но следовало признать, что в целом пенсионер чувствовал себя совсем не так плохо, как иные пациенты после микроинсульта. Скорее всего, подействовал раствор.

Грибник посмотрел на свою руку, возле прокола на сгибе локтя темнело пятнышко крови. Сделав несколько крадущихся шагов, он достиг двери. После каждого движения он прислушивался, не нарушил ли хрупкую тишину, которая царила вокруг. Осторожно коснулся дверной ручки и потянул ее вниз. Дверь оказалась запертой. Навалившийся на нее плечом, он понял, что замок крепок и его просто так наружу не выпустит. Василий Степанович приложил к двери ухо и прислушался. Тихо. Встал на колени и глянул в узкую щель между дверью и полом. Все, что он увидел – это кусочек линолеума и плинтус противоположной стенки. Та же чистота и ровный, неяркий свет.

Пенсионер поднялся с колен. Голова уже почти не кружилась. Не ведая, что разработчики секретных шпионских медикаментов, предназначенных для лечения раненых, настолько далеко продвинулись вперед по сравнению с гражданской медициной, он принял все как данность и подошел к правой стене, где, как ему показалось, поверхность была не такой гладкой. Коснувшись перед собой пальцами, Василий Степанович понял, что перед ним жалюзи. Покрашенные в один цвет со стеной, они издалека создавали ощущение единого целого. Отогнув пластинку, любопытный грибник увидел кусочек многоэтажки, стоящей напротив, и начавшее темнеть к вечеру небо. Эта картинка в обмен на ожидаемый глубокий космос нанесла некоторый урон версии с инопланетянами, но подтвердила намерение так или иначе отсюда выбираться. В любом случае запертая дверь комнаты не сулила ничего хорошего – раз его закрыли, значит, не хотят выпускать.

Он взял рукой весь край жалюзи и отодвинул от окна. Глянул вниз. Было довольно высоко – этаж десятый, не меньше. Двор с детской площадкой, стоящими вдоль клумбы машинами, справа еще одна многоэтажка, словом, город. Грибник попробовал повернуть ручку на оконной раме. Она не поддалась. Приблизившись к окну вплотную, Василий Степанович, насколько мог, глянул вниз. У подъезда стояли три машины – два дорогих черных седана и один джип белого цвета. Стекло от дыхания запотело, и это мешало рассмотреть людей, о чем-то разговаривавших рядом с автомобилями. Грибник постучал по стеклу – собеседники, отдаленные от источника стука без малого на тридцать метров, даже не подняли голов.

Впрочем, решение проблемы пришло быстро. Несмотря на кажущуюся герметичность, в окне все же была форточка. Она была приоткрыта, и оттуда поступал свежий воздух. Василий Степанович, даже удивляясь собственной находчивости, которой раньше за ним особенно не наблюдалось, подошел к табурету возле дивана и взял обе стоявшие на нем склянки. Надписи на этикетках были на иностранном языке. Маслянистая жидкость внутри тяжело переливалась. Как раз то, что нужно.

Взвесив снаряды в руке, грибник вернулся к окну, одну баночку поставил на подоконник, затем недолго думая просунул руку в форточку и запустил вторую склянку вниз. Спустя считаные секунды по двору разнесся истошный крик.

– Попал! – подумал довольный пенсионер, высунул руку в форточку и начал активно ею махать, чтобы его будущие спасители четко себе представляли, какую квартиру они должны в скором времени посетить. Еще раз глянул вниз – вокруг машин возникло оживленное движение: крепкие ребята в темных одеждах собрались в организованную группу и указывали руками по направлению к счастливому пенсионеру. Так же группой они двинулись к подъезду и скрылись из вида.

Чувствуя прилив сил и энергии, грибник на носочках подбежал к двери и прислушался. В коридоре было по-прежнему тихо. Прошло несколько томительных минут, прежде чем во входную дверь постучали. В иных случаях такой стук, по крайней мере, насторожил бы хозяев, потому что, скорее, он напоминал вынос двери вместе с косяком. Но Василия Степановича это дружеское постукивание не могло не обрадовать. Он вновь упал на колени и пытался разглядеть сквозь щель хоть что-нибудь. В этот момент с противоположной стороны коридора послышались шаги и заспанный голос:

– Just a second! – Мимо щели прошли две ноги. – Why d’ya knock like that?..[4]4
  Секундочку! Зачем так стучать?.. (англ.)


[Закрыть]

Щелкнули замки, и дверь распахнулась. Похоже, открывший вовсе не планировал увидеть за дверью то, что его ожидало. Он даже не успел пикнуть, как в коридор ворвались люди. Раздались несколько глухих ударов, отборная брань и сдавленный иностранный лепет на предмет того, что «это какая-то ошибка».

Василий Степанович в испуге отпрянул назад и замер. Он смутно понимал, что причиной такого нескромного обращения с хозяином квартиры стала брошенная им склянка. Возня за дверью продолжалась, слышались негромкие фразы, напоминавшие команды, и тут снаружи по его двери кто-то хлопнул.

– Что там? – послышался грубый голос. – Я тебя спрашиваю, морда! – и удар наотмашь.

Глаза Василия Степановича расширились, он поднялся и бесшумно засеменил за диван. Едва он присел за спинку и притворился мертвым, как косяк хрустнул под напором, и в комнату ввалился один из «освободителей».

– Что там? – переспросили из коридора.

– Пусто, – отозвался вошедший, он постоял еще немного и вышел из комнаты.

Лишь спустя десять минут, когда уже все стихло, группа быстрого реагирования скрылась, утащив вместе с собой и хозяина, грибник решился выглянуть из-за спинки. Возле входа в комнату валялись щепки, сломанная дверь была приоткрыта. В коридоре царил беспорядок – коврик был смят в гармошку и прижат к обувной полке. Одежда сорвана с вешалки и брошена на пол. Зеркало висело криво. Василий Степанович прошел мимо него, мельком глянув на свое отражение, и потрогал ручку от входной двери. Она оказалась открыта. Он потянул на себя дверь и уже хотел было дать деру, но тут его остановило собственное любопытство.

Ты пережил столько лишений, натерпелся столько страха и теперь не посмотришь, что же там? Василий Степанович глянул через коридор на дверь той комнаты, откуда появился хозяин. Постояв немного в нерешительности и сознательно поборов инстинкт самосохранения, грибник двинулся по коридору и вскоре был в комнате. В ней по бокам стояли две односпальные кровати, на одной из них был разложен чемодан. У стены находился пустой письменный стол. В остальном комната напоминала ту, в которой пенсионер пришел в чувство, – такие же светлые стены и жалюзи на окне.

Василий Сепанович подошел к чемодану, внутри обнаружились довольно сносные вещи – спортивные трико, футболка. Размер великоват, тут уже не до жиру. Порылся еще, обнаружил шапку-петушок, носки – словом, вскоре наш пенсионер был одет по последнему слову повседневной лондонской моды. Только нечесаная седая бородка да доброе морщинистое лицо выдавали в нем случайного пилигрима. Добравшись до дна чемодана, он обнаружил тонкую книжицу в плотном переплете. На первой странице – фотография и надпись не по-русски. Очевидно, паспорт, причем иностранный. Это слегка озадачило пенсионера, но разглядывать его времени не было, поэтому грибник просто сунул его себе в карман. Проверив в наружных кармашках, он нашел авторучку и зажигалку, которые также решил изъять.

Ящики стола содержали куда больше интересного. Во-первых, там нашелся некий странный предмет, маленький и блестящий, со сдвижной крышкой. Затем – еще большая удача – в белом конверте – деньги. У Василия Степановича аж дух захватило – даже на первый взгляд было видно, что там много. Сверху – пятисотенные, далее проглядывали зеленые тысячи. Грибник энергично затолкал деньги в карман и открыл последний ящик. Там валялась какая-то старая безынтересная квитанция.

Вот теперь было пора.

Василий Степанович, как заправский домушник, окинул взглядом комнату и направился к выходу. По дороге он заглянул на кухню и вскоре покинул квартиру, натянув безразмерные белые кроссовки и держа в одной руке грудинку в вакуумной упаковке, а в другой – электрический чайник емкостью в полтора литра.

Он спустился на лифте, сквозь двери – на улицу и, не оглядываясь, пошел по темнеющему двору в сторону дороги. Спустя два квартала его остановил милицейский патруль.