Текст книги "Восточные славяне накануне государственности"

II. Арабская традиция об ас-сакалиба в Среднем Поволжье и именьковская культура: проблема соотношения

Уже давно учеными, исследующими арабские источники о Восточной Европе, было замечено, что некоторые из них помещают неких ас-сакалиба-славян[21]21
  Вопрос об этнической атрибуции ас-сакалиба восточных источников вызвал длительную дискуссию (обзор ее см.: Мишин 2002: 8—12). Ныне, однако, можно довольно уверенно говорить, что этноним этот за некоторыми исключениями относился преимущественно к славянам (Мишин 2002: 308 и др.).


[Закрыть] где-то в Среднем Поволжье (Гаркави 1870: 104–105; Кляшторный 1964: 16–18). Однако поскольку авторам других источников славяне в Среднем Поволжье известны не были, а археологические исследования в Волго-Камье не фиксировали, как считалось длительное время, признаков славянской материальной культуры, выводы из анализа указанных известий учеными делались различные. Так, А.Я. Гаркави, опираясь на известия Ибн Фадлана, именующего ас-сакалиба волжских болгар, и Ад-Димашки о волжских болгарах как о смеси тюрок и ас-сакалиба, считал, что славяне составляли значительную часть населения Волжской Болгарии и постепенно были ассимилированы тюрками (Гаркави 1870: 104–105), а С.Г. Кляшторный, проанализировав рассказ Ибн А‘сама ал-Куфи о походе Марвана против Хазарии в 737 г., также поместил славян, с которыми столкнулся арабский полководец, в Поволжье (Кляшторный 1964: 16–18). В противовес этому А.З.В. Тоган те же известия приводил в качестве доказательства того, что этноним сакалиба в арабской традиции мог обозначать не только славян, но и другие народы Восточной Европы: тюрок, финно-угров и т. д. (Togan 1939: 296. См. также: Артамонов 2002: 234). Характерно, что только известия об ас-сакалиба в Поволжье дают основания для последнего вывода: Ибн Фадлан – единственный автор, лично побывавший в Восточной Европе и употребивший этноним ас-сакалиба так, что в нем можно увидеть неславян (Мишин 2002: 42).

Новый импульс дискуссия об ас-сакалиба в Среднем Поволжье получила после того, как в археологической науке была выдвинута гипотеза о славянской этнической атрибуции именьковской культуры, существовавшей в этом регионе в IV–VII вв. н. э. (историографию вопроса об этнокультурной атрибуции именьковцев см.: Матвеева 2004: 65–79; Сташенков 2005: 8—16; 2006: 20–30; Расторопов 2009: 139–142; Овчинников 2009: 110–115). Именьковская культура была выделена в 1950-х гг. Н.Ф. Калининым и В.Ф. Генингом (последний и дал ей утвердившееся в науке наименование). Долгое время исследователи пытались связать ее происхождение или с местными финно-угорскими культурами, или с миграцией в регион тюрок, но ни первое, ни второе так и не было надежно доказано: ни в финно-угорских, ни в тюркских культурах не находилось многих важных элементов именьковской культуры. Переворот в этнокультурной атрибуции именьковского населения произвела в 1981 г. самарский археолог Г.И. Матвеева, сопоставившая материалы именьковской и зарубинецкой культур и пришедшая к выводу о родственности оставившего их населения (Матвеева 1981: 52–73). В цикле своих дальнейших работ Г.И. Матвеева и поддержавший ее известный археолог-славист В.В. Седов убедительно обосновали вывод о том, что происхождение именьковской культуры связано с несколькими миграционными волнами из ареала культур полей погребений: зарубинецкой, пшеворской и черняховской (Матвеева 1986: 158–171; 2004: 65–74; Седов 1994: 55–58; 1994а: 309–315; 2002: 245–249), который ныне признан подавляющим большинством исследователей. Ну а поскольку именно в рамках этих культур при различии взглядов по ряду конкретных вопросов подавляющее число археологов-славистов (Б.А. Рыбаков, И.П. Русанова, В.В. Седов, П.Н. Третьяков, Е.А. Горюнов, В.Д. Баран, Д.Н. Козак, Р.В. Терпиловский, Б.В. Магомедов, Е.В. Максимов, С.П. Пачкова, Л.Д. Поболь, А.М. Обломский, О.М. Приходнюк и т. д.) ищет предков исторических славян, то высказанная Г.И. Матвеевой гипотеза о принадлежности именьковской культуры к одной из праславянских группировок (Матвеева 1988: 11–13; 2004: 74–78) нашла поддержку целого ряда археологов и стала преобладать в науке (Седов 1994: 58–65; 1994а: 315; 1995: 193–197; 1999: 59–62; 2002: 252–255; Баран 1997: 154; Кляшторный, Старостин 2002: 210–217; Богачев 2011: 72—137). Были высказаны также гипотезы о происхождении волынцевской культуры, славянская принадлежность которой не вызывает сомнений, от именьковской (Седов 1994: 59–63; 1994а: 315; 1995: 193–194; 1999: 59–60; 2002: 253–255; Приходнюк 1995: 73–74; 1998: 75–76) и о том, что часть именьковцев не покинула Среднее Поволжье и влилась в состав волжских булгар, оказав существенное влияние на экономику и культуру Болгарии, в частности на развитие в ней земледелия (Старостин 1967: 31–32; Седов 1995: 195–197; 1999: 60–61; 2001: 5—15; 2002: 254–255; Семыкин 1996: 71–73; Матвеева 1997: 98–99; 2004: 77–79; Богачев 2011: 82–83, 312).

Гипотеза о славянстве носителей именьковской культуры позволила многим ученым связать именно с ними ас-сакалиба (Кляшторный 2001: 56–60; 2005: 68–72; Седов 1995: 196–197; 2002: 254–255; Матвеева 2004: 79; Галкина 2006: 195–202, 339–345; 2006б: 380–382), упоминаемых в Среднем Поволжье арабами. Согласились с этим, однако, не все. Более того, как это часто бывает, после периода этнузиазма наступил период определенного скепсиса.

Ученики Г.И. Матвеевой начали определенную ревизию ее взглядов и стали более осторожно подходить к вопросу об этнической атрибуции населения, оставившего именьковскую культуру. Во-первых, отмечается, что происхождение ядра ее носителей из ареала культур полей погребений не означает автоматически славянской принадлежности культуры, так как культуры полей погребений были полиэтничными, в чем ныне уже мало кто сомневается. Во-вторых, связь именьковской культуры с волынцевской остается под вопросом, существуют и другие гипотезы генезиса волынцевской культуры (Гавритухин, Обломский 1996: 133, 144–147; Сухобоков 1998: 49–57). В-третьих, именьковская культура прекращает свое существование к концу VII в., а арабские известия об ас-сакалиба в Поволжье относятся к VIII–X вв. Однозначных и бесспорных данных о сохранении в этот период в регионе групп потомков именьковского населения пока нет, оно лишь предполагается.

По этим причинам двое учеников Г.И. Матвеевой заняли скептическую позицию в вопросе о соответствии именьковского населения Среднего Поволжья тем ас-сакалиба, которых атаковал Марван в ходе своего хазарского похода. Д.А. Сташенков, солидаризируясь с тем маршрутом похода Марвана, который обосновали А.З.В. Тоган, М.И. Артамонов и С.Г. Кляшторный, в определении этнической сущности этих ас-сакалиба близок к первым двум исследователям, не признававшим в них славян: ученый усматривает в них не потомков именьковцев, а носителей кочевнических новинковских памятников: хазар или буртасов (Сташенков 1999: 36; 2003: 339). Проблема сомнительности данной гипотезы в том, что оба этих народа были хорошо известны арабам и под собственными именами описаны во множестве арабских произведений. С какой стати в данном случае арабы приняли их за славян, также хорошо им к тому времени известных, совершенно непонятно.

Учитывая это обстоятельство и признавая, что Д.Е. Мишин убедительно показал проблематичность неславянской атрибуции ас-сакалиба восточных авторов в принципе, Н.А. Лифанов пошел по другому пути и высказал идею, близкую к точке зрения Б.А. Рыбакова и А.П. Новосельцева, о том, что столкновение Марвана со славянами произошло где-то в западной части бассейна Дона (Лифанов 2010: 305–309). К сожалению, касаясь ключевого для определения маршрута похода Марвана вопроса – местонахождения хазарского города ал-Байда’, – ученый не проанализировал самостоятельно источники, а сослался на противоречащую им точку зрения А.П. Новосельцева, почему-то отождествившего этот город с Самандаром, в то время как источники упоминают эти два города одновременно и как разные географические объекты (см. ниже).

При этом ни Д.А. Сташенков, ни Н.А. Лифанов не дали объяснения всему комплексу восточных известий об ас-сакалиба в Поволжье, ограничившись лишь известиями, повествующими о столкновении Марвана с ас-сакалиба.

III. Славяне Среднего Поволжья в арабских источниках

Очень важный и хронологически наиболее близкий ко времени существования именьковской культуры блок информации, связанной с ас-сакалиба в Поволжье, представлен в известиях, посвященных арабскому походу 737 г. против Хазарии, самое подробное из которых принадлежит перу историка Ибн А‘сама ал-Куфи (ум. в 926 г.). Интересующее нас известие входит в состав его «Книги завоеваний» («Китаб ал-футух») (Кляшторный 1964: 16–18; ал-Куфи 1981: 50–51; Гараева 2002: 468; Калинина 2007: 159–160), упоминающего при этом и гидроним Нахр ас-сакалиба («река славян»), на берегах которой и столкнулось в ходе названного похода со славянами арабское войско. Вопрос о том, какую реку подразумевает он под именем «Славянской» и является ли она тем же водным объектом, что и у Ибн Хордадбеха, Ибн ал-Факиха и Абу Хамида ал-Гарнати, вызвал длительную дискуссию, в ходе которой мнения исследователей распределились в основном между двумя крупнейшими реками Юго-Восточной Европы[22]22
  Предлагались время от времени и другие варианты отождествления Нахр ас-сакалиба с различными водными артериями Восточной Европы, но широкого распространения они не получили. Так, например, А.А. Тортика попытался отождествить Нахр ас-сакалиба, о которой идет речь у ал-Куфи, с Кумой (Тортика 2006: 280—288). При рассмотрении источников, которое нами предпринимается ниже, станет ясно, что это отождествление, равно как и попытки представить «Славянскую реку» ал-Куфи Кубанью, Араксом и т.д., безосновательно. Совершенно невероятно, чтобы арабы приняли за славян какой-то кавказский народ: этот регион и его обитатели были им хорошо знакомы.


[Закрыть]: одни ученые связывали ее преимущественно с Доном (см. напр.: Рыбаков 1958: 873; ал-Куфи 1981: 81; Новосельцев 1990: 115, 184–187; 2000: 276–278; Лифанов 2010: 305–309), другие – с Волгой (см., напр.: Togan 1939: 307; Артамонов 2002: 234–237; Кляшторный 1964: 16–18; 2001: 56–60; 2005: 68–72; Мишин 2002: 42–43. Примеч. 1; Галкина 2006: 195–202, 313; Сташенков 1999: 36; 2003: 339; Смокотина 2009: 110–122). К настоящему времени этот вопрос не является окончательно разрешенным[23]23
  Высказывалось также предположение, что у ал-Куфи Нахр ас-сакалиба – не более чем литературный штамп (возможно, заимствованный им у Ибн Хордадбеха или Ибн ал-Факиха) (Калинина 2007: 162). На наш взгляд, для такого предположения нет оснований.


[Закрыть].

В 737 г. наместник халифа (позже сам ставший халифом) Марван ибн Мухаммад предпринял грандиозный поход против Хазарии, ставший кульминацией длительного периода арабо-хазарских войн, шедших за гегемонию на Кавказе почти столетие (примерно с середины VII в.). Целью Марвана был решительный разгром Хазарии, который должен был навсегда положить конец ее претензиям на гегемонию в Закавказье и на Северном Кавказе. Марван своей цели достиг: Хазарский каганат потерпел сокрушительное поражение, его центры, расположенные в современном Дагестане (Баланджар, Самандар и т. д.), были разгромлены (об этом походе см.: Артамонов 2002: 233–238 и сл.; Плетнева 1986: 39–40; Новосельцев 1990: 184–187; Галкина 2006: 312–313). Именно после этого разгрома[24]24
  По словам А.П. Новосельцева, «поражение хазар на этот раз по своим последствиям уступало лишь разгрому каганата в 60-х гг. Х в. русами князя Святослава» (Новосельцев 1990: 276).


[Закрыть] усиливается начавшееся несколько ранее из-за арабской угрозы перемещение населения и политических центров каганата на север – в безопасные степи Северного Прикаспия, Нижнего Подонья и Поволжья.

Восходящая к разным источникам информация о походах Марвана против Хазарии, которые не всегда можно четко идентифицировать и отождествить друг с другом[25]25
  До похода 737 г. Марван совершал и другие походы против Хазарии, которые были не столь грандиозны и не имели таких разрушительных для нее последствий.


[Закрыть], присутствует у ряда арабских авторов: ал-Йа’куби, Ибн ал-Факиха, ал-Балазури, ат-Табари, Бал’ами, ал-Куфи, Халифы ибн Хаййата, Ибн ал-Асира и т. д. (Калинина 2007: 158–159). Из них в рассказах ал-Балазури, ал-Куфи и Ибн Хаййата, рассказ которого содержит несколько иную версию событий[26]26
  В частности, в нем указан иной год нападения Марвана на славян и оно не связывается напрямую с походом на Хазарию. Есть там и ряд других любопытных деталей, о чем далее.


[Закрыть], которая может помочь прояснить некоторые неясности в рассказе двух первых авторов, говорится о том, что Марван во время своей войны с Хазарией напал на народ ас-сакалиба т. е. славян. Предпринимавшиеся периодически попытки отождествить ас-сакалиба ал-Балазури, ал-Куфи и Ибн Хаййата с каким-либо иным народом, который арабы приняли за славян, например буртасов (Артамонов 2002: 234), касогов (Тортика 2006: 280–288) и т. д., лишены оснований, так как все эти народы были хорошо известны арабам под их собственными названиями. Под этнонимом ас-сакалиба практически во всех известных случаях арабские авторы понимали именно этнических славян. К моменту похода Марвана арабы уже хорошо были знакомы со славянами: еще в VII в. те проникали из Византии на земли Халифата, нередко в весьма значительном количестве и вступали в ряды арабской армии (Гаркави 1870: 3–4; Мишин 2002: 101–114). То, что речь в рассказах о походе Марвана идет именно о славянах, подтверждает и одна фраза у ал-Куфи, в которой говорится, что наряду со славянами Марван напал и на других «неверующих», т. е. язычников. Это ясно говорит о том, что этноним сакалиба означает здесь вполне конкретный народ и не используется в каком-то «расширительном» смысле. В целом рассказ ал-Куфи о столкновении Марвана со славянами наиболее подробен: «[войска Марвана] выступили и вскоре достигли города ал-Байда’, в котором пребывал хакан, царь хазар. Говорит [автор]: Марвану и мусульманам в стране хазар сопутствовал успех, иони достигли земель, расположенных за Хазарией. Затем они совершили набег на ас-сакалиба и на другие соседние племена неверующих и захватили из них в плен 20 тысяч семей. После этого они пошли дальше и вскоре добрались до реки славян (нахр ас-сакалиба) (выделено мной. – М.Ж.)» (Калинина 2007: 159).

Далее описывается разгром хазарского войска на ее берегах. Чтобы понять, в каких местах произошло столкновение Марвана со славянами, надо сначала выяснить местонахождение города ал-Байда’, которое является дискуссионным (обзор гипотез см.: Новосельцев 1990: 125–128) и от положения которого зависит общая реконструкция маршрута похода арабского полководца. Существуют две основные гипотезы ее местоположения. Согласно одной из них, это название первой столицы хазар на Нижней Волге (см., напр.: Артамонов 2002: 234; Плетнева 1986: 39). По другой гипотезе, город этот находился в современном Северном Дагестане. Допускалось даже полное отождествление трех хазарских «столиц», находившихся в Северном Дагестане: Баланджара[27]27
  Возможно, Баланджар – это известное археологам городище близ села Верхний Чир-Юрт на реке Сулак (Магомедов 1983: 46 и сл.).


[Закрыть], Самандара[28]28
  Возможно, тождественен известному археологам городищу на месте нынешнего селения Тарки близ Махачкалы (Магомедов 1983: 52—60).


[Закрыть] и ал-Байда’ (Заходер 1962: 183), для чего нет никаких оснований, равно как и для отождествления Самандара и ал-Байда’ (Новосельцев 1990: 128; 2000а: 374), основанного на том, что оба этих названия являются семантически тождественными и этимологизируются как «белый город» (Самандар) и «белая» (ал-Байда’). Однако, во-первых, подобные названия городов были весьма распространены в Хазарии (вспомним, хотя бы Саркел, название которого означает «белая крепость»). Особенно важно, что и одна из частей Итиля носила название Сарашен – «желтый (город)», арабским аналогом которого вполне могло быть ал-Байда’ – «белая» (Артамонов 2002: 398). Во-вторых, авторы, повествующие о походе Марвана (ал-Куфи, ибн Хаййата и др.), упоминают Самандар и ал-Байда’ вместе как разные города, поэтому отождествлять их невозможно. Причем, судя по всему, ал-Байда’ находилась севернее Самандара (Марван взял Самандар и двинулся на ал-Байда’)[29]29
  Ошибочное отождествление А.П. Новосельцевым Самандара и ал-Байда’ легло в основу построений Н.А. Лифанова о маршруте похода Марвана (Лифанов 2010: 305—309).


[Закрыть]. Так что наиболее вероятно, что речь действительно идет о первой столице хазар на Нижней Волге, ставшей впоследствии частью Итиля. Второй его частью стал город Хамлидж, хотя, по-видимому, слияние их произошло далеко не сразу, а лишь в IX в., так как еще Ибн Хордадбех упоминает вместо одного Итиля два отдельных города: Хамлидж и ал-Байда’ (Ибн Хордадбех 1986: 124). Именно поэтому город ал-Байда’ впоследствии исчезает со страниц источников и не упоминается ни в каких рассказах о последующих событиях. Любопытно, что ал-Масуди рассказывает о древних хазарских столицах Баланджаре и Самандаре и о переносе хазарами, вследствие похода Марвана, столицы из Самандара в Итиль (Галкина 2006: 312. Примеч. 4). Судя по всему, имя нового города уже заслонило древнее название одной из его частей, бывшей некогда отдельным городом.

Учитывая нижневолжское расположение города ал-Байда’, можно уверенно говорить о том, что в данном рассказе под «Славянской рекой» понимается Волга. Арабские войска, разгромив центры каганата, находившиеся в современном Дагестане, двигались в направлении ал-Байда’, где находился хазарский каган, который при приближении арабских войск бежал, очевидно, на север вдоль волжских берегов: так как он не был готов к битве, ему не было никакого смысла переходить на правый берег реки, по которому двигалась арабская армия. Марван, твердо намереваясь добиться в этой войне полного разгрома Хазарии, последовал за ним, причем дошел до земель, находившихся «за Хазарией», где и произошло его столкновение со славянами и «другими соседними племенами неверующих», а затем и разгром хазарского войска. Видимо, Марван достиг тех мест, где проживали славяне – потомки носителей именьковской культуры. Иного объяснения этому известию нет, и оно подтверждает позицию тех археологов, которые считают, что какая-то часть именьковцев осталась в Среднем Поволжье после конца VII в.

Наземное жилище именьковской культуры V–VII вв. н. э. По Г.И. Матвеевой, Н.А. Лифанову

Интересные подробности относительно дальнейшей судьбы захваченных в плен славян сообщает ал-Балазури: «Марван совершил набег на ас-сакалиба, которые были в стране хазар, взял в плен из их числа 20 000 семей и расселил их в Кахетии. Потом они убили своего властителя и бежали, но их догнали и перебили» (Калинина 2007: 160)[30]30
  Сочинение ал-Балазури было известно в науке до того, как стали известны данные ал-Куфи, которые были введены в научный оборот А.З.В. Тоганом. До этого ученые располагали лишь сведениями о столкновении Марвана со славянами без упоминания «славянской реки» (Коновалова 2013: 191) и, соответственно, локализации места этого столкновения. Поэтому, например, А.Я. Гаркави полагал, что речь здесь идет о славянах, служивших хазарскому кагану (Гаркави 1870: 41—43), а В.В. Бартольд считал, что в источнике говорится о славянах, проживающих в Хазарии (Бартольд 1963: 870—871). Славяне в Хазарии действительно жили, но едва ли их там было столько. Даже если названная арабскими авторами цифра славянских пленных сильно завышена, то все равно речь должна идти о весьма значительном их числе, которое могло быть захвачено только в коренных славянских регионах, до одного из которых, как следует из сообщения ал-Куфи (оно еще не было известно А.Я. Гаркави и В.В. Бартольду), дошел Марван.


[Закрыть].

Решение Марвана о переселении славян, возможно, было вызвано арабским опытом использования славян в качестве стражей и военных поселенцев на приграничных территориях. Например, у кордовских эмиров и халифов существовала «славянская гвардия». Переходя из Византии в арабские владения на Ближнем Востоке, славяне расселялись большими массивами в Сирии и других областях арабского мира, пополняя войска халифов (Левицкий 1964: 6—15; Мишин 2002: 101–136). Практику использования славян в качестве федератов практиковал и сам Марван, став халифом (Гаркави 1870: 37; Мишин 2002: 114). Очень интересно и то, что, как указывает В.М. Бейлис, «хаджибом (придворным, ведавшим внутренними покоями резиденции, камергером) халифа Марвана (Марван стал халифом в 744-м и был им до 750 г. – М.Ж.) был неизвестный нам ближе Саклаб, возможно, вольноотпущенник из числа пленных ас-сакалиба, захваченных во время походов Марвана на север от Кавказа» (Бейлис 2000: 51. Примеч. 3 к части XIX).

Любопытные данные о нападении Марвана на славян, которые отличаются от сведений ал-Куфи и ал-Балазури, приводит Халифа ибн Хаййата ал-‘Усфури. Описание самого похода 737 г. у него очень лаконично и не содержит никаких сведений о столкновении Марвана со славянами: «В этом году Марван ибн Мухаммад предпринял дальний поход из Арминии (общее название Закавказья, принятое в арабской литературе. – М.Ж.). Он проник в ворота алан (Баб ал-Лан – Дарьяльское ущелье. – М.Ж.), прошел землю ал-Лан (землю аланов. – М.Ж.), затем вышел из нее в страну хазар и прошел Баланджар и Самандар и дошел до ал-Байда’, в которой пребывает хакан. Хакан бежал из города» (Бейлис 2000: 43).

Сведений о дальнейших боевых действиях Марвана с хазарами и славянами здесь нет. Зато под 114/732—733 гг. Халифа ибн Хаййата приводит уникальные сведения: «Сказал Абу Халид со слов Абу-л-Бара’а: «Марван выступил в сто четырнадцатом году и [продвигался], пока не перешел реку ар-Р. мм. Он убивал, угонял в плен и совершал набеги на ас-сакалиба» (Бейлис 2000: 42).

Другие авторы (см., напр.: ал-Куфи 1981: 48) под этим годом сообщают о походе Марвана на хазар, который закончился, в сущности, безрезультатно (если не считать захваченного скота) из-за погодных условий (шли почти непрерывные дожди и дороги сделались непроходимыми) (об этом походе см.: Артамонов 2002: 232; Плетнева 1986: 38), но ничего не упоминают о столкновении Марвана со славянами. В то же время Халифа ибн Хаййата под этим годом ничего не говорит о походе против хазар[31]31
  Видимо, он ошибочно приписал этот поход Масламе ибн ‘Абд ал-Малику, который был наместником Закавказья перед Марваном (Бейлис 2000: 39—40). Описание похода Масламы, данное у Халифа ибн Хаййата, полностью соответствует описанию у других авторов похода Марвана, предпринятого уже после отъезда Масламы из Закавказья, т.е. примерно в 732 г.


[Закрыть]. Видимо, у него имеет место определенная путаница относительно походов Масламы и Марвана против Хазарии. Поэтому, вероятнее всего, этот рассказ следует связывать с «усеченным» описанием похода 737 г., которое имеется у нашего автора и считать их частями повествования об одном и том же походе Марвана – походе 737 г.

Для локализации места столкновения Марвана со славянами мы в данном рассказе имеем лишь один ориентир – реку ар-Р. мм. Это название больше не встречается в арабской литературе, поэтому локализация этой реки представляет собой серьезную проблему. В.М. Бейлис лишь осторожно отметил, что, по всей видимости, это «одна из больших рек, протекающих севернее Кавказского хребта» (Бейлис 2000: 51. Примеч. 2 к части XIX). Н.Г. Гараева считает, что это, возможно, Аракс или ал-Лан (Гараева 2002: 461). Однако ничего не известно о проживании славян вблизи этих рек. С большой долей уверенности можно предположить, что ар-Р. мм – это искаженный вариант названия Волги, которая в античной традиции была известна как Ра (Оар, Аракс, Рос). Античное название Волги отражает ее древнее иранское имя. Возможно, она же фигурирует в Авесте как Рангха, Ранха. От североиранских народов (скифов, сарматов и т. д.) это название переняли и финно-угры (Подосинов 2000: 230–239; 2007: 70–85). Именно под своим античным именем она была известна и ранним арабским ученым (Калинина 2007: 135–138). Видимо, в тексте Халифы ибн Хаййата мы имеем дело с искаженным античным названием Волги. Это полностью согласуется с данными ал-Куфи о месте столкновения Марвана со славянами. Если это предположение верно, то Халифа ибн Хаййата локализует место столкновения Марвана со славянам там же, где и ал-Куфи, – на волжских берегах. В походе 732 г. Марван никак не мог зайти так далеко.

В том, что Марван достиг Среднего Поволжья, ничего невероятного, вопреки мнению некоторых исследователей, нет. То же самое сделали еще две армии, также вторгшиеся в пределы Восточной Европы через Северный Кавказ: войска Джебе и Субедея и рати Тамерлана. Видимо, маршрут похода Марвана был примерно аналогичен маршруту похода Тамерлана, и его сражение с хазарами произошло, по всей вероятности, примерно в том же районе, что и битва Тимура с Тохтамышем. Поход Марвана отличался от всех более ранних арабских походов на Хазарию как своими масштабами, так и теми целями, которые он преследовал (полное устранение «хазарской проблемы»). Соответственно, Марван был полон решимости разгромить хазарские войска, а потому преследовал их до конца. Интересно, что враги Марвана прозвали его «глухим» – не слушающим «голоса разума», отмечая, таким образом, его склонность к смелым и нестандартным действиям.

Другие известия арабских авторов подтверждают правильность именно средневолжской локализации встреченных Марваном ас-сакалиба и отождествления Нахр ас-сакалиба с Волгой. Нахр ас-сакалиба – «Славянской рекой» – называет проделанный им путь по Волге от Булгара до впадения в нее Оки и далее вверх по Оке к Десне, Днепру и Киеву арабский путешественник XII в. Абу Хамида ал-Гарнати (ал-Гарнати 1971: 35). Аналогично называют путь от Азовского моря вверх по Дону, далее волоком в Волгу и вниз по этой реке Ибн Хордадбех и Ибн ал-Факих ал-Хамадани. В сообщении об этом пути отразились существующие в арабской традиции представления о Доне как о рукаве Волги (Галкина 2010: 60), основанные частью на античной географии, а частью именно на существовании волго-донского пути: «реки» средневековой арабо-персидской географии (особенно в малоизвестных восточным ученым регионах) – это прежде всего торговые магистрали (Галкина 2006: 231).

Еще более любопытно то, что Ибн Хордадбех говорит о том, что Хамлидж – хазарский город в низовьях Волги – расположен на реке, которая течет из «страны славян» (билад ас-сакалиба) (Ибн Хордадбех 1986: 109). При этом арабы знали Волгу лишь от пределов Волжской Болгарии, далее они туманно представляли себе локализацию ее истоков и искали их «далеко на востоке: в земле киргизов между гузами и кимаками, в «северных горах» где-то на севере Алтая и т. п.» (Галкина 2006б: 378).

Важный характер имеют сведения, содержащиеся в «Записке» (Рисала) Ахмеда Ибн Фадлана – участника отправленного халифом аль-Муктадиром в 922 г. посольства к правителю Волжской Болгарии, которого он последовательно (всего 12 раз) именует маликом ас-сакалиба – «государем славян»[32]32
  Показательно уже само название «Записки» Ибн Фадлана: «Книга Ахмада Ибн Фадлана ибн-аль-‘Аббаса ибн Рашида ибн-Хаммада, клиента Мухаммада ибн-Сулаймана, посла аль-Муктадира к царю славян» (Ибн Фадлан 1939: 55).


[Закрыть], дважды называет всю подвластную ему страну «страной славян»: «И когда прибывает корабль из страны (города) хазар в страну (город) славян, то царь выезжает верхом и пересчитывает то, что в нем (имеется), и берет из всего этого десятую часть» (Ибн Фадлан 1939: 78); «хазары и царь их все иудеи, и славяне и все, кто соседит с ними, (находятся) в покорности у него (царя), и он обращается к ним (словесно), как к находящимся в рабском состоянии, и они повинуются ему с покорностью» (Ибн Фадлан 1939: 86).

И один раз упоминает «славян» в начале своей записки в числе народов, которые он видел и в землях которых побывал: «Это – [Книга Ахмада Ибн Фадлана ибн-аль-‘Аббаса ибн Рашида ибн-Хаммада, клиента Мухаммада ибн-Сулаймана, посла аль-Муктадира к царю славян], в которой он сообщает о том, что он сам видел в стране турок, хазар, руссов, славян, башкир и других (народов)» (Ибн Фадлан 1939: 55).

Учитывая то, что волжские болгары здесь не названы, вполне очевидно, что именно они и поименованы нашим автором «славянами».

Из всего блока известий о поволжских ас-сакалиба это первым попало в поле зрения ученых, и такое словоупотребление Ибн Фадлана сразу поставило их в своеобразный тупик: как уже говорилось, это единственный случай, когда автор, лично побывавший в Восточной Европе, кажется, именует ас-сакалиба неславян. А.Я. Гаркави предположил, что данный факт связан с тем, что славяне составляли немалое число жителей Волжской Булгарии (Гаркави 1870: 105), однако такой вывод в то время не имел под собой серьезной опоры в источниках и потому не получил распространения. Подобная ситуация, когда славянам в составе населения Волжской Булгарии не находилось места, привела некоторых исследователей к выводу о том, что у Ибн Фадлана этот этноним применен расширительно и что он в арабской традиции мог обозначать не только славян, но и другие народы Восточной Европы: тюрок, финно-угров и т. д., о чем шла речь в начале статьи. Однако больше примеров такого «расширительного» употребления арабскими авторами этнонима ас-сакалиба неизвестно, что делает такое предположение очень шатким.

Д.Е. Мишин недавно предположил, что мы имеем тут дело с простой ошибкой арабского автора: по мнению ученого, маликом ас-сакалиба именовал себя царь Алмуш в послании к халифу ал-Муктадиру с целью «показать себя мощным правителем, которому повинуются многие народы и с которым, следовательно, выгодно поддерживать союзнические отношения», что и отразилось в «Записке» Ибн Фадлана (Мишин 2002: 29–33; 2007: 100–109). Но и это объяснение не выглядит убедительным. Во-первых, возникает вопрос: почему Алмуш в числе своих (реальных или мнимых) подданных так выгородил славян, что не упомянул других подвластных ему народов? Это не находит никакого объяснения. Во-вторых, Д.Е. Мишин не учел того, что именование Алмуша «государем славян», а его подданных «славянами» исходило именно от самого Ибн Фадлана, в то время как сам Алмуш называл себя «царем Булгара», что было подмечено еще А.П. Ковалевским (Ковалевский 1954: 33–34): «На его минбаре уже провозглашали за него хутбу: «О, Аллах! сохрани (в благополучии) царя Балтавара, царя Булгара» (Ибн Фадлан 1939: 68); «он (хатиб) стал провозглашать за него (царя) хутбу: «О, Аллах! сохрани раба твоего Джа’фара ибн-’Абдаллаха, повелителя (эмира) Булгара, клиента повелителя правоверных» (Ибн Фадлан 1939: 68).

Это говорит о том, что в определении жителей Среднего Поволжья, как славян, Ибн Фадлан скорее следовал определенной традиции, сложившейся в арабском мире, другие примеры которой были приведены выше. И у нас есть все основания полагать, что за этой традицией стоял реальный исторический факт – проживание в Среднем Поволжье именьковцев и, вероятно, их потомков. Поэтому в объяснении употребления этого этнонима Ибн Фадланом мы считаем логичным вернуться к позиции А.Я. Гаркави (ср.: Седов 2002: 254–255; Галкина 2006: 344–345; 2006б: 382). Это тем более логично сделать, что, согласно свидетельству Ад-Димашки, также привлеченному ученым, паломники из Волжской Булгарии, бывшие в 433 г. (1041–1042 гг.) в Багдаде, на вопрос, кто они, отвечали, что их народ – это смесь тюрок и сакалиба (Гаркави 1870: 105). Данное свидетельство полностью подтверждает позицию тех археологов, которые говорят о включении потомков славян-именьковцев в состав населения Волжской Булгарии. В этой связи любопытно, что в описании Ибн Фадланом быта жителей Волжской Булгарии имеются как элементы кочевой жизни (юрты), так оседлой (дома, земляные ямы для хранения зерна и т. д.), а В.В. Седов и Г.И. Матвеева именно с именьковским наследием связывали весьма быстрое оседание булгар на землю.

Обращает на себя внимание и еще одно обстоятельство, являющееся прямой параллелью к известию Ад-Димашки: спутниками посла Сусана ар-Расси и Ибн Фадлана были Такин ат-Турки (тюрок) и Барис ас-Саклаби (славянин) (Ибн Фадлан 1939: 55). По всей видимости, именно известная арабам двусоставность населения Волжской Булгарии побудила посольство взять с собой, по всей видимости в качестве переводчиков, тюрка и славянина. Переданное Ибн Фадланом имя Барис (также возможно его прочтение как Барас или Барус: Ибн Фадлан 1939: 90) сближают с тюркским Барс (Ибн Фадлан 1939: 90), однако это мало что значит: имена легко перенимали, тем более в условиях этнокультурного синтеза (который, по Ад-Димашки, имел место в Волжской Булгарии) или проживания в иноэтничной среде. Если же допустить, что ас-сакалиба – это просто ошибочное наименование волжских булгар (тюрок), то присутствие в составе посольства одновременно и «тюрка» и «славянина» необъяснимо. Последний, очевидно, должен был или быть славянином, или как минимум владеть славянским языком (и выступать в качестве переводчика), за что и получил свою нисбу, которую обычно носили в арабском мире оказавшиеся там славяне[33]33
  Надо отметить и то, что в источниках зафиксированы славянские имена с похожим звучанием: польское Барса/Barsa (Морошкин 1867: 8) и древнерусское Барсан (Тупиков 2004: 40, 471).


[Закрыть].

Любопытное этногенетическое предание, также, вероятно, связанное с именьковскими славянами, передает Гардизи в своем сочинении «Зайн ал-Ахбар» (XI в.): «<Одни из вождей ас-сакалиба был вынужден удалиться из родных мест, т. к. совершил убийство румийца>… он пришел к хазарам, и хакан хазар принимал его хорошо, пока он не умер.

Реконструкция полуземлянки именьковской культуры. По В.Ф. Генингу, П.Н. Старостину

Следующий хакан, однако, был сильно настроен против него, и он вынужден был уйти из этого места. Отделившись вновь, он пришел к Басджирту. Басджирт происходил из знатных хазар, и его местопребывание было между хазарами и кимаками. У него было 2000 конных воинов. Далее хан хазар послал человека к Басджирту, приказав ему выгнать Саклаба. Он сообщил это Саклабу, и тот удалился в область тогуз-огузов. Между ним и некоторыми из них были узы родства. Но когда он прибыл к месту на дороге между кимаками и тогуз-огузами, хан тогуз-огузов стал отдаляться от его собственного племени, обидевшись на них. Соответственно, многие из них были убиты им, рассеялись и стали по одному или по двое приходить к Саклабу. Всех, кто пришел, он принял и обходился с ними хорошо, пока они не стали многочисленны. Тогда Саклаб послал к Басджирту и присоединился к нему, пока не стал могущественным. Тогда он совершил набег на гузов, убил многих из них и многих захватил в плен и так получил великое богатство, как в смысле награбленного добра, так и посредством пленных, которых всех продал (за выкуп). И племя, которое объединилось вокруг него, он назвал кыргызами (хирхиз). Вскоре вести о его богатстве достигли ас-сакалиба, и многие пришли к нему от ас-сакалиба вместе со своими семьями и имуществом. Они смешались с теми, кто был там раньше, и образовали родственные связи, пока не стали одним народом. Это причина, по которой свойства и характерные черты ас-сакалиба можно обнаружить среди кыргызов: красноватые волосы и белизну кожи» (Галкина 2006: 341–342; 2006 б: 381).