Текст книги "Любовница маркиза"

– Я знаю, но я уже все решила, Венеция. Ты – моя подруга. Я и так тебе многим обязана. Ты вырвала меня из рук миссис Сильвер и вообще сделала мне много добра. Я не разрушу твои шансы на счастье в новой жизни. Скажи, что примешь любое мое решение, иначе я уйду прямо сейчас.

– Ты самая упрямая женщина на свете, ты знаешь это, Элис Флэнниган?

Элис улыбнулась, смахивая со щек слезы. Тут она снова подумала о Рэйзеби.

– Ты ведь не скажешь ему, Венеция, правда?

– Не скажу. Обещаю.

Элис облегченно вздохнула:

– Спасибо тебе, Венеция. За это и за то, что позволила мне остаться в твоем доме. Линвуд не очень сердится?

– Он вообще не сердится. Он прекрасно помнит, как до нашей с ним свадьбы ты приютила меня, когда мой дом сгорел. Он не такой, как ты думаешь, Элис.

– Он – друг Рэйзеби.

Венеция насмешливо улыбнулась:

– Этого я отрицать не буду.

– Как твоя голова сегодня? – поинтересовался Линвуд, когда следующим утром он и Рэйзеби выехали на верховую прогулку по пустынному в этот час Гайд-парку.

– Превосходно.

– Значит, ты не пошел с Девлином в таверну у доков?

– Пошел. Мы неплохо там развлеклись.

Рэйзеби был готов на что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей об Элис и о том, как ловко она обвела его вокруг пальца.

– Ты знаешь, что мисс Свитли вернулась в Лондон? – спросил Линвуд.

Сердце Рэйзеби учащенно забилось. Несколько мгновений он молчал, потом гнев и обида взяли верх.

– Нет, – сухо ответил он. – И мне это совершенно не интересно.

– Если вдруг соберешься навестить меня, имей в виду, что Элис гостит у Венеции.

Рэйзеби кивнул:

– Я учту.

Они ехали в полном молчании. Рэйзеби был полон решимости не задавать вопросов об Элис, а Линвуд счел за лучшее не бередить раны друга.

Он должен быть счастлив, думал Рэйзеби. Теперь его не касается, где и чем занята Элис Свитли. Так твердил его разум. Сердце говорило другое, но Рэйзеби перестал прислушиваться к нему. Поэтому он воздержался от расспросов. А Линвуд. промолчал.

Глава 19

На следующее утро Элис шла по Оксфорд-стрит. В последние дни она много думала о своем будущем. Венеция была права. Театры уже завершили сезон и закрылись на лето. Но даже если бы это было и не так, Элис сильно сомневалась, что Кембл принял бы ее обратно после того, как она поступила с ним. В другие заведения театрального рода обращаться было бесполезно. Элис не умела танцевать или петь. Она не могла изгибать тело в причудливых гимнастических позах и не ездила на лошади без седла. Если уж на то пошло, она за всю свою жизнь ни разу не сидела на лошади. Играть на музыкальных инструментах она тоже не умела. Ей нравилось рисовать, она хорошо чувствовала цвет, но вряд ли ее скромных навыков было достаточно, чтобы найти себе работу подобного рода. Она умела стирать, мыть, чистить и полировать не хуже любой горничной. Однако агентства по найму отсылали ее прочь, утверждая, что без опыта работы ей нечего и пытаться наняться в прислуги. Даже миссис Сильвер не приняла бы ее, беременную, хотя, по правде говоря, Элис отвратительна была сама мысль о том, что к ней прикоснется какой-то другой мужчина, не Рэйзеби.

Она провела день, бродя по улицам Лондона в поисках работы, заглядывая в каждый магазин, каждую лавку, что встречались ей на пути. В глубине души Элис понимала, что, даже если ей удастся получить работу, ее проблем это не решит, а лишь отсрочит необходимость принимать решение. Как только живот станет заметен, Элис вышвырнут на улицу, а денег, которые она успеет заработать, вряд ли хватит, чтобы продержаться и после рождения ребенка. Впрочем, предложений о работе у нее пока не было. Некоторые владельцы респектабельных магазинов узнавали знаменитую мисс Свитли и сразу выпроваживали ее, другие вообще отказывались разговаривать с ней, узнав об отсутствии какого бы то ни было опыта работы в торговле. Лишь в одной лавке ей предложили работу – вести бухгалтерию, записывать все проданные товары в специальную книгу, но Элис умела писать всего два слова. Извинившись, она покинула лавку.

Элис знала, что сегодня вечером у Венеции в гостях сестра Линвуда, значит, возвращаться в свое временное пристанище ей было нельзя. Чтобы скоротать время, она отправилась в Сент-Джеймс-Парк. В воздухе еще чувствовалась зимняя свежесть, но день был солнечным. Элис держалась подальше от широких дорожек, где гуляли люди и где она рисковала быть узнанной. Она выбирала самые уединенные и тенистые тропинки, долго шла, вдыхая прохладный воздух, пока не наткнулась на деревянную скамейку. Элис очень устала, она весь день провела на ногах, спина ныла. В последнее время она вообще мало отдыхала. Она опустилась на скамейку, подставила лицо солнцу и закрыла глаза. Слышно было, как бьют часы на колокольне. До шести вечера вход в дом Венеции ей был заказан. К этому времени гостья должна была уйти.

Мимо Элис прошли несколько человек. Две дамы. Один старик. Мальчик, по виду посыльный. Проехал джентльмен верхом на великолепном жеребце. Заметив мужчину, Элис поспешно отвернулась, хотя знала, что это не Рэйзеби. Прошло полчаса. Отдых и свежий воздух пошли ей на пользу, она чувствовала себя гораздо лучше. И тут она услышала позвякивание уздечки.

– Я так и подумал, что это вы, мисс Свитли.

Подняв глаза, Элис увидела перед собой герцога Хоуика, держащего в поводу вороную лошадь. Он снял шляпу.

– Ваша светлость, – пробормотала она, вставая и делая небольшой реверанс.

Он поклонился.

– Вы уезжали? Я давно вас не видел.

– Навещала семью в Ирландии.

– Надеюсь, поездка была приятной?

– Весьма, благодарю вас, ваша светлость.

Он улыбнулся. На фоне кожи, покрытой легким загаром, его зубы казались ослепительно-белыми.

– Что привело вас сегодня в парк?

– Погода хорошая, и я решила подышать воздухом.

– Да, день на редкость приятный. Я и сам решил прогуляться. Вот вывел Легиона размяться. – Он похлопал лошадь по крупу. – А вы ездите верхом, мисс Свитли?

– К сожалению, нет.

– Предпочитаете наслаждаться природой, гуляя пешком или из окна экипажа?

– Да, это не так опасно.

Он снова улыбнулся. Легкий порыв ветерка взъерошил его русые волосы.

– Полагаю, это зависит от того, кто правит лошадьми.

– Вы совершенно правы.

Элис улыбнулась. Ей хотелось, чтобы герцог поскорее ушел и оставил ее одну.

– А знаете, мы с вами никогда не гуляли вместе…

– В самом деле… – Элис смущенно отвела взгляд. – Мне пора. Прошу прощения, ваша светлость.

Она поднялась.

– Вы не сочтете за навязчивость, если я провожу вас домой? Мне не нравится, что женщина одна, в такой час…

– Благодарю вас, вы очень добры, но сейчас не так уж поздно и я в полной безопасности.

Присев в реверансе, Элис повернулась, чтобы уйти, но Хоуик приблизился, ведя лошадь в поводу.

– Я бы не считал себя джентльменом, если бы позволил вам уйти одной. Где вы живете сейчас, мисс Свитли?

Элис оказалась в ловушке. Она не могла сказать ему правду, рискуя навлечь скандал на Венецию.

– У подруги, – коротко ответила она, не вдаваясь в подробности. – Но я еще не собираюсь домой.

У меня еще есть дела.

– Я могу вам помочь?

– Право, вы очень добры, я ценю ваше предложение, но дела пустячные, и помощь мне не нужна.

Он кивнул, но не сделал попытки уйти и медленно шагал рядом с Элис.

Некоторое время они шли в полном молчании.

– Возможно, вы сочтете меня слишком дерзким, но я из тех мужчин, что учатся на своем опыте… – Он умолк, и Элис поняла: он намекает на события, имевшие место в прошлом году. Весь Лондон знал, как долго и безуспешно герцог пытался сделать Венецию своей любовницей. – Так вот, я считаю, что глупо ходить вокруг да около, играть в игры, когда точно знаешь, чего хочешь. Я знаю, чего хочу, и получу это… или нет.

Элис вдруг охватил страх, сердце часто забилось.

– Не буду скрывать, мисс Свитли, что безмерно восхищаюсь вами.

Она медленно шла по дорожке рядом с Хоуиком, не глядя на него.

– А ваше отсутствие лишь укрепило мои чувства…

Ее сердце колотилось как безумное. Она поняла, что он собирается предложить ей.

– Вы – красивая женщина, и у вас нет покровителя, а я – джентльмен, который готов предложить вам свое покровительство.

– Ваша светлость…

Элис остановилась и повернулась к нему.

– Я не люблю долгие переговоры, всю эту романтическую переписку. Я предпочитаю более прямой подход и надеюсь, вы не сочтете это за дерзость. Перейдем к делу, мисс Свитли. Сто фунтов в месяц, новые платья, развлечения, полностью меблированный дом на Саквиль-стрит со штатом слуг и оплатой всех расходов, карета и четверка лошадей. Разумеется, все детали будут указаны в контракте.

Герцог обворожительно улыбнулся, но в его ясных голубых глазах не было и намека на чувства.

Сто фунтов в месяц. Даже если она будет встречаться с ним только три месяца, ей удастся скопить триста фунтов. Этого достаточно, чтобы снять жилье и протянуть некоторое время, если разумно тратить деньги. Однако Элис хорошо знала, что значит быть любовницей. Ей придется терпеть рядом с собой другого мужчину. Больше всего на свете ей хотелось сейчас распрощаться с ним, сказать ему, чтобы не смел больше тревожить ее, что она не желает продаваться ни ему, ни другому мужчине. Элис хотелось крикнуть, что она не какая-нибудь дешевая шлюха, которую можно купить, не заботясь о ее собственных чувствах и желаниях. Но она знала, что не может этого сделать. Закусив губу, она отвела взгляд. Правда состояла в том, что она была шлюхой, и единственный для нее способ выжить – продавать себя.

Ее замутило, голова закружилась. Она подумала о ребенке, который рос в ее чреве, – это был ее ребенок. И Рэйзеби. И Элис вдруг ощутила решимость защищать этого ребенка, сделать все, чтобы ему не пришлось страдать. Она опустила глаза, задумчиво рассматривая носки своих туфелек и блестящие сапоги Хоуика, стоящего рядом.

– Надеюсь, вы не ждете от меня немедленного ответа, ваша светлость.

Она посмотрела на него.

– Разумеется, это было бы неразумно. Я дам вам время до конца недели. Вы найдете меня здесь.

В этот час я всегда прогуливаюсь верхом. Или вы можете прислать мне записку, вот адрес. – Он вынул из кармана карточку и протянул Элис.

Она молча взяла карточку.

– Очень рад, что встретил вас, мисс Свитли.

Взяв ее затянутую в перчатку руку в свои, он поднес ее к губам и поцеловал. Затем, поклонившись, надел шляпу, сунул ногу в стремя и вскочил в седло. Несколько мгновений он смотрел на Элис сверху вниз, потом едва заметно улыбнулся, кивнул и пришпорил коня.

Элис смотрела ему вслед. Сама мысль о том, что он предлагал ей, вызывала у нее тошноту. Она глубоко вздохнула, положила карточку в ридикюль и медленно пошла по дорожке.

Элис сидела на краю постели в своей крошечной спальне в доме Венеции. На ней была длинная белая ночная рубашка. Дом погрузился в темноту, царила полная тишина. Откуда-то издалека донесся голос ночного сторожа:

– Два часа и все спокойно.

Дождь мягко шелестел за окном, ночная тьма была непроглядной – луна и звезды скрылись за пухлыми угольно-черными тучами. На столике у кровати горела свеча. Элис плотнее закуталась в шерстяную шаль, стараясь защититься от ночной прохлады. Ее пальцы сжимали карточку, которую сегодня вечером дал ей Хоуик. Плотный белый картон, дорогие черные чернила… слова, которые Элис не могла прочесть. Она уже много месяцев учила буквы, пыталась читать по слогам, но слова по-прежнему оставались для нее лишь странным и бессмысленным набором значков.

У Хоуика в прошлом было немало знаменитых любовниц. Всем известны были его попытки сделать Венецию своей наложницей. Тогда она еще была актрисой и не собиралась замуж за Линвуда. Поговаривали, что он предложил ей десять тысяч фунтов, но Венеция, несмотря на огромную сумму, предложенную ей, отвергла его. Тысяча двести фунтов – это, конечно, далеко не десять тысяч, но для Элис в ее нынешнем положении эта сумма была целым состоянием, даже если ей не удастся получить все двенадцать сотен. Как только он обнаружит, что она беременна, изгонит ее из своей постели.

Интересно, подумала Элис, через сколько месяцев это станет заметно. Ей трудно будет скрыть от герцога свое положение, учитывая, какого рода отношения их будут связывать. Элис зажмурилась. Эта мысль была невыносима для нее. Но она знала, что нищим выбирать не приходится. Она сама вырыла себе яму.

Элис прижала руку к животу, стараясь сдержать слезы. Слезы, излишняя чувствительность и сожаления могут повредить малышу, сердито сказала она себе. И ведь раньше ей уже приходилось спать с мужчинами, чтобы выжить. С мужчинами, к которым она не испытывала никаких чувств, которых не любила. Но тонкий голосок твердил ей, что все это было до встречи с Рэйзеби. Рэйзеби все изменил.

Ей нельзя оставаться здесь. Она разрушит жизнь Венеции, ее шансы на счастье. Но и в Ирландию ей возвращаться нельзя. Это означало бы взвалить свои проблемы на мать, а она за последнее время и так настрадалась. Кроме того, ей хватает забот о Молли. Элис была единственной, кто решал проблемы семьи, а не создавал их. И совсем скоро Рэйзеби женится на мисс Даррингтон.

Чем больше Элис думала обо всем этом, тем сложнее было принять решение, будущее представлялось ей весьма туманным. Она знала одно: не следует плакать, это плохо для ребенка. Она заставила себя сделать несколько глубоких вдохов, вытерла слезы. Потом забралась в постель, погасила свечу и долго лежала, глядя в темноту.

– Мисс Свитли! – Хоуик улыбнулся, останавливая лошадь на некотором расстоянии от скамьи, на которой сидела Элис. Она ждала его. – Я рад снова видеть вас.

День был пасмурным. По небу летели бледносерые облака, а трава под ногами Элис была все еще влажной от дождя.

– Ваша светлость.

Элис встала и сделала реверанс. Он соскочил с лошади, снял шляпу и приблизился к ней.

Элис не находила в себе сил улыбаться и говорить любезности. С ее губ слетели отрепетированные слова:

– Относительно предложения, что вы вчера сделали…

Его голубые глаза пристально смотрели на нее.

– Я согласна, но за две сотни фунтов.

– Сто пятьдесят, – сказал он с улыбкой.

– Двести, – повторила она, ненавидя себя за то, что ей приходится делать.

Несколько мгновений он молча смотрел на нее. Его взгляд скользил по ее телу, он как будто оценивал ее, прикидывал, что получит за свои деньги. Ее грудь стала более пышной. Взгляд Хоуика остановился на вырезе корсажа. Других видимых признаков беременности не было… пока.

Оторвавшись от созерцания ее груди, Хоуик посмотрел Элис в глаза и улыбнулся:

– А вы умеете добиться своего, мисс Свитли. Двести фунтов.

Ее затопила волна облегчения.

– Я велю своему поверенному подготовить контракт. Он вступит в силу, скажем… с завтрашнего дня?

– Завтра? Так скоро?

Слова вырвались у Элис прежде, чем она успела остановить их.

– У вас есть какие-то причины просить об отсрочке?

Его взгляд был холодным как лед. Он ждал ее ответа.

Зачем оттягивать неизбежное? Элис покачала головой.

– Куда прикажете прислать за вами карету, чтобы помочь вам перебраться на Саквиль-стрит?

– В этом нет необходимости. Я доберусь сама.

– Как пожелаете. Дом номер 44.

– Вы уже сняли его?

– Я купил всю улицу, – сказал он.

– О-о…

– Итак, до завтра, мисс Свитли.

Хоуик завладел ее рукой, и Элис почувствовала легкую тошноту. Он поднес ее затянутую в перчатку руку к своим губам и поцеловал каждый палец. В его глазах Элис явственно видела вожделение и высокомерие. Он смотрел на нее как на вещь, которая отныне принадлежала ему. По телу Элис пробежала дрожь. Она опустила глаза и сделала реверанс.

– Ваша светлость, – пробормотала она.

– Я бы предложил проводить вас домой, но мне почему-то кажется, что вы откажете мне в этом удовольствии.

– Ваши предположения верны, ваша светлость.

– Но завтра вы будете более сговорчивой, правда, Элис?

– Да, завтра все будет иначе, – тихо ответила она.

Самодовольно улыбнувшись, он вскочил в седло и поскакал прочь.

Глава 20

Элис закончила объяснения и отвернулась, чтобы не видеть глаза Венеции.

– Ты не должна этого делать, Элис. Ты можешь остаться здесь.

– Я не могу остаться, Венеция. Мы обе хорошо это знаем. Ты сильно рискуешь, предоставляя мне приют. Если об этом узнают, ты потеряешь все, чего добилась.

– Элис… – Венеция нахмурилась, на ее лице была написана тревога. Она взяла Элис за руку. К чему было отрицать? Они обе знали, что Элис права: ее присутствие в этом доме ставит под угрозу репутацию Венеции. – Ты можешь пожить в Уайтчепеле, это не слишком фешенебельная часть города, но там у тебя всегда будет еда и крыша над головой.

– Я знаю. – Но уже слишком поздно. Кроме того, Элис нужны были деньги на ребенка и на семью в Ирландии. Она улыбнулась, чтобы смягчить отказ. – Я не распаковывала свой саквояж. Завтра утром поеду на Саквиль-стрит.

– Что ты будешь делать, когда Хоуик обнаружит твою беременность?

– Подумаю об этом потом, когда придет время.

– Если передумаешь насчет Хоуика или у тебя возникнут проблемы с ним, да что бы ни случилось, обещай, что придешь ко мне. Пожалуйста.

– Не будет никаких проблем, – сказала Элис с уверенностью, которой совсем не ощущала.

Венеция сжала ее руку.

– Обещай мне, Элис.

Элис посмотрела подруге в глаза и увидела в них сострадание и тревогу. Они многое пережили вместе, и Венеция не раз помогала ей.

– Обещаю, – кивнула Элис, зная, что обратится к подруге только в состоянии крайнего отчаяния.

Венеция обняла ее. Они обе вытерли слезы.

На следующий день Элис встретилась с Хоуиком в изящно меблированной гостиной дома на Саквиль-стрит. На верхнем этаже находилась спальня. Саквояж Элис уже распаковали, платья повесили в шкаф, белье аккуратно сложили в комод.

– Позвольте уточнить: вы говорите, что у вас обычное женское недомогание, и вы не можете спать со мной этой ночью?

– К сожалению, это так.

Элис смело посмотрела в глаза герцога.

– Очень прискорбно, – недовольно протянул он. – Вы не упомянули об этом вчера… когда гуляли в парке. Разве подобное недомогание не приковывает женщину к постели?

– Месячные начались сегодня утром, – солгала Элис, теребя ручку ридикюля. Потом, словно опасаясь, что его содержимое может вызвать интерес Хоуика, небрежно бросила сумочку на софу. Интересно, подумала она, что бы сделал Хоуик, обнаружив письмо Рэйзеби и подаренное им серебряное перо с гравировкой?

– У вас ведь нет никаких сомнений относительно наших договоренностей?

– Разумеется, нет. – Еще одна ложь. – Но я ведь не могу идти против природы, правда? Как бы страстно я ни желала этого.

Она дразняще улыбнулась и заставила себя легко коснуться губами его щеки.

– И как долго длятся ваши месячные, Элис? – поинтересовался он.

– Всего неделю.

Это был самый долгий срок, который она осмелилась назвать, не возбуждая его подозрений. Ей придется действовать очень осторожно, пока она не получит на руки по крайней мере первый платеж.

– Значит, в следующую субботу? – уточнил он.

Она кивнула.

– Что ж, я подожду неделю, – сказал Хоуик.

Его пальцы скользнули по вырезу ее платья, по нежной коже груди.

– Надеюсь, ожидание лишь усилит наши чувства.

Элис снова кивнула, в душе чуть не плача от отвращения. Ее мутило, и причиной тому был не ребенок.

Слава богу, она получила отсрочку. Одна неделя. Потом отступать будет некуда. Ей придется дать Хоуику то, за что он платит. Она слышала его удаляющиеся шаги. Хлопнула входная дверь. Элис прислонилась к стене и закрыла глаза. Она молилась о том, чтобы дни шли как можно медленнее.

Рэйзеби молился о том же, но неделя пролетела как одно мгновение. Он почти не встречался с мисс Даррингтон и все свое время проводил в клубе Уайтс или игорном доме, пытаясь доказать всем, что скорая перспектива расстаться с холостяцкой жизнью его безмерно радует. В действительности же за этой маской скрывался мужчина, жизнь которого разлетелась на куски. Он старался занять каждую минуту, чтобы не было времени думать, размышлять, страдать. Каждую ночь он проводил в веселой компании своих друзей, а потом, поздней ночью или под утро возвращался домой и напивался до бесчувствия.

Настала суббота. Суббота. Рэйзеби лежал в постели, разглядывая одинокий солнечный луч, проникший через портьеры. Последние холостяцкие ночи. Еще три дня – и он будет стоять у алтаря с мисс Даррингтон. Когда он сделает то, что должен, эта пытка закончится. Она станет его женой, он позаботится о том, чтобы у него появился наследник, встретит свой тридцатый день рождения и свой конец. Всю свою жизнь он страшился этого, отказывался в это верить. А теперь жаждал конца, потому что только смерть принесет ему долгожданное облегчение. Только смерть положит конец его мучениям, сотрет из его памяти образ Элис.

Часы в холле пробили полдень. Рэйзеби откинул одеяло и сел, свесив ноги с постели. Он долго сидел так – обнаженный, небритый, с раскалывающейся головой. Слишком много разгульных ночей, бренди, вина и шампанского. Слишком много сигар. И ничто из этого не помогло умерить гнев, кипевший в его крови, не смягчило горечь во рту… и адскую боль, раздиравшую его грудь.

Он наклонился вперед и обхватил голову руками. Как, спрашивал себя Рэйзеби, он сможет жениться на мисс Даррингтон, если не знает даже, как вынести холостяцкую вечеринку. Он поднял голову и посмотрел на черное домино, висевшее на ширме, и на черную маску, лежавшую рядом. Не важно, что он совсем не расположен веселиться. Мальчишник на маскараде все же лучше, чем ночь в первоклассном борделе миссис Сильвер. Со стоном он отогнал прочь мысли об Элис, прокравшиеся в его голову, и позвонил в колокольчик, вызывая камердинера.

В четыре часа пополудни Хоуик явился в дом на Саквиль-стрит. Всю неделю Элис провела в своей спальне, притворяясь, что безмерно страдает.

– Элис, – вкрадчиво сказал герцог, завладев ее рукой и прижимаясь к ней губами.

Она не обращала внимания на горничных и лакеев, пробегавших мимо с пакетами, коробками, платьями на вешалках. Ей хотелось оказаться подальше от этого мужчины.

– Может быть, пройдем в гостиную? – предложила она. – Я велю принести чай или что-нибудь покрепче, если желаете.

Все, что угодно, лишь бы чем-то занять его, чтобы он не думал о поцелуях или… о постели.

Он кивнул и последовал за ней.

– Я надеюсь, вы уже оправились от недомогания?

Элис с трудом подавила искушение выпросить еще одну ночь, она понимала, что это невозможно.

– Да, конечно. Я совершенно оправилась, ваша светлость.

– Вы себе не представляете, как я рад это слышать.

Элис промолчала.

– Я думаю, что, учитывая интимный характер нашей… гм… дружбы, вы могли бы перестать называть меня «ваша светлость». Меня зовут Энтони.

– Энтони, – повторила она, и на ее губах появилась улыбка, больше похожая на гримасу. – Но я так привыкла к «вашей светлости».

– Что ж, ночью все будет по-другому.

Элис побледнела и с трудом заставила себя улыбнуться, стараясь скрыть охвативший ее страх.

– По случаю вашего выздоровления и чтобы отпраздновать начало нашей совместной жизни, я приготовил маленький сюрприз.

– Сюрприз? – спросила Элис, пытаясь скрыть тревогу.

– Бал, – сказал герцог, – и партия-другая в вист, чтобы скрасить время. Я подумал, что мы могли бы пойти туда вместе.

– Прекрасная мысль! – воскликнула Элис.

По крайней мере, она будет с ним в публичном месте, где он вряд ли позволит себе интимные жесты. Но память Элис тут же услужливо напомнила ей о Рэйзеби и о том, что они делали в не менее публичном месте – театре Ковент-Гарден.

– Я люблю танцевать.

Танцы – это безопасно.

– Превосходно, – сказал он. – С нетерпением буду ждать возможности потанцевать с вами.

От напряженной улыбки у Элис дрогнули губы.

– Я распоряжусь, чтобы нам принесли чай.

– Я пришел сюда не за тем, чтобы пить чай, Элис.

– Нет?

В ее голосе помимо воли проскользнули испуганные нотки.

– Пойдем наверх.

– Наверх? Разве еще не слишком рано для…

Рассмеявшись, он взял ее за руку и повел по лестнице в спальню.

Элис с трудом передвигала ноги, колени подкашивались. Ей стало жарко, но руки оставались ледяными.

Хоуик остановился у двери.

– Закройте глаза, – распорядился он.

– Зачем? – подозрительно спросила Элис.

– Потому что, если вы не закроете глаза, не удастся еще один сюрприз, который я приготовил для вас в спальне.

– Откровенно говоря, я не очень люблю сюрпризы, Энтони.

– Поверьте мне, этот вам понравится.

Элис не была в этом так уверена, но что она могла сделать? Молодая женщина послушно закрыла глаза.

Она слышала, как он открыл дверь, потом взял ее за руку и ввел в комнату.

– Теперь можете посмотреть.

Она открыла глаза. На постели лежало платье из сияющего алого шелка. Корсаж с бесстыдно глубоким вырезом был расшит тысячами стеклянных бусинок, сверкавших, как рубины на солнце. Шелк юбки был так тонок, что казался почти прозрачным. Рядом с платьем раскинулось алое домино с широким капюшоном. Между платьем и домино лежала венецианская маска, удивительно точно подходившая по цвету к костюму. Она была усеяна крошечными стеклянными бусинками и алыми перышками, с другой стороны свисала тонкая алая лента.

Какие бы ужасы ни рисовало Элис воображение, действительность превзошла их. Платье и маска были похожи на те, что она носила в борделе миссис Сильвер, играя там роль мисс Руж.

– Каждой женщине приятно будет надеть на бал новое платье. Тем более если это бал-маскарад.

У Элис закружилась голова, она схватилась за резной столбик кровати, чтобы не упасть.

– Оно красное, – с трудом проговорила она и посмотрела на Хоуика, силясь понять, не узнал ли он о ее прошлом. О том, что это она носила маску мисс Руж. Неужели он действительно все знает и теперь хочет помучить ее?

Но взгляд Хоуика выражал только вожделение и восхищение.

– Я всегда считал красный цвет самым стимулирующим.

– А я не люблю красный, он не идет мне, – осторожно возразила Элис.

– Напротив! Вы будете очаровательны в этом платье.

Он подошел ближе и, протянув руку, провел кончиками пальцев по ее груди.

Элис чувствовала на своем лице его разгоряченное дыхание, в нос ударил сильный запах одеколона.

– Наденьте его для меня сегодня, Элис, – приказал он и она поняла, что не сможет отказаться, не вызвав его подозрений.

– Конечно, – послушно кивнула она.

Его взгляд остановился на ее груди, потом скользнул ниже. Его рука вдруг схватила ее за ягодицы. От неожиданности Элис чуть не подпрыгнула.

– По-моему, вы немного нервничаете, Элис, – сказал он, посмотрев ей в глаза.

– Ради бога, Энтони, вы же – герцог. Этого достаточно, чтобы взволновать любую женщину, – отшутилась она, моля Бога, чтобы Хоуик не вздумал заняться с ней любовью здесь и сейчас.

– Я бы показал вам, что со мной вам нечего бояться, но, к сожалению, у меня деловая встреча. Придется дождаться окончания маскарада.

Элис едва сдержала вздох облегчения. На этот раз ее улыбка была искренней.

– Я заеду за вами в девять, – сказал он.

Она кивнула и даже не догадалась спросить, какой цвет домино он выбрал для себя.

Колокол на церкви Сент-Джеймс пробил десять. Небо было темным, как длинные домино и черные маски на Рэйзеби и Линвуде. Карета замедлила ход, приближаясь к зданию на углу Литтл-Аргайл-стрит и Кинг-стрит. Дом сиял в ночи, залитый светом, лившимся из огромных хрустальных люстр.

– Иди без меня. Я присоединюсь к тебе позже. Мне еще нужно кое-что сделать, – сказал Рэйзеби.

– Ты правда придешь? – спросил Линвуд.

– Это же моя холостяцкая вечеринка. Я не могу не явиться на нее. Все ждут праздника по случаю завершения моей холостяцкой жизни, и мы не разочаруем их. – Рэйзеби посмотрел на друга, радуясь, что в карете царит полумрак. – Я рад, что сегодняшнюю ночь мы проведем не у миссис Сильвер.

Линвуд понимающе кивнул.

– Ты сказал, что должен кое-что сделать…

– Это завершение, Линвуд. Кое-что, что я должен был сделать недели назад.

Линвуд снова кивнул, но не пошевелился.

– Рэйзеби… – он наклонился вперед, – я думаю, ты должен знать… это касается мисс…

Он не договорил – в это мгновение лакей открыл дверцу кареты.

– Я расскажу тебе позже, – сказал Линвуд, выходя из кареты.

Рэйзеби остался один. Дверца снова закрылась, и карета покатила сквозь ночь к дому на Харт-стрит.

В доме все было по-прежнему. В соответствии с его указаниями слуги зажгли свечи в холле и в комнатах. В доме было тепло, особенно после ночной прохлады. Рэйзеби не ночевал здесь уже несколько недель, но все было приготовлено к его появлению, как будто хозяйкой в доме по-прежнему была Элис.

Он бросил черную венецианскую маску на бюро и окинул комнату взглядом. В камине горел огонь, как тогда, когда они с Элис проводили здесь вечера. В комнате по-прежнему царил уют, как будто они с Элис все еще жили здесь. В воздухе чувствовался слабый аромат лаванды и пчелиного воска.

Завтра он расторгнет договор аренды и не останется ничего, что напоминало бы ему о жизни с Элис. Рэйзеби и сам не знал, почему до сих пор не избавился от дома. Почему даже теперь эта мысль вызывает у него отторжение. Какая мука осознавать, что он вел себя как глупец и чуть не пожертвовал всем, что у него было, ради бессердечной шлюхи. Он стиснул зубы. Отец перевернулся бы в могиле. Мать никогда не простила бы его. А простил бы он сам себя? Оглядываясь назад, он не мог поверить, что собирался совершить такой безумный поступок. Должно быть, он помешался. И Рэйзеби поклялся себе, что за то короткое время, которое было отведено ему, он не позволит никому и ничему сбить себя с истинного пути.

Его взгляд переходил с одного предмета на другой. Вот два кресла по обе стороны от карточного столика, за которым они с Элис играли в очко. Там софа, на которой они играли в игры более интимного характера, а у камина ковер, на нем они однажды занимались любовью. Рэйзеби почувствовал горечь во рту. Помотав головой, он подошел к бюро, чтобы взять маску, и вспомнил, как заставал Элис врасплох, когда она поспешно прятала какие-то письма, ее пальцы были вечно в чернилах, а щеки горели предательским румянцем. Глаза Рэйзеби сузились. Кому, черт возьми, она могла так часто писать?

Он забыл про маску и принялся обшаривать бюро.

В одном из ящиков он обнаружил старое дешевое перо с затупившимся от частого использования кончиком, зато подаренного ей дорогого серебряного пера с гравировкой он не нашел. Видно, прибрала к рукам, мрачно подумал Рэйзеби. Большинство ящиков были пусты. Он нашел несколько карандашей, резинку для стирания и несколько палочек сургуча для запечатывания писем. Наконец в одном из ящичков он наткнулся на пачку своих старых писем. Это были деловые письма, которые лакей приносил сюда из городского дома Рэйзеби каждое утро. Рэйзеби читал их здесь, а потом оставлял Элис, чтобы она сожгла ненужные уже бумаги. Нахмурившись, он вынул пачку, удивляясь тому, что Элис так и не избавилась от них.