Текст книги "Генеральный"

23. Финал

Заболевших становилось все больше. На очередном скрининге выявили зараженного сотрудника в одной из ключевых бригад. Это было началом конца.

Важных бригад на заводе было пять. Они работали на двух самых главных установках. Две сменные и одна запасная. Если один член бригады заболевал, из работы выпадала вся команда.

Этот персонал нельзя заменить случайными людьми. Знания, которыми обладали эти люди, были уникальны, а опыт неоценим.

Герман вывел четыре бригады в изоляцию. Их привозил на смену автобус и увозил со смены в ведомственный санаторий. Люди не контактировали ни с кем, кроме членов команды, но даже это не спасло.

В эту смену персонал не знал, как поступить, датчики зашкаливали, а давление в системе продолжало расти. Герман переоделся в спецовку и поехал на установку. Зам отговаривал, но Герман отдавал себе отчет – больше эту работу не сможет сделать никто.

Он молча сидел на переднем сидении служебного автомобиля, погруженный в собственные мысли. В голове его всплывали, словно фантомы, чертежи и схемы, технологические карты и алгоритмы.

– Герман Эммануилович, – обратился водитель, – я вчера химчистку салона делал и вот, в бардачке обнаружилось, – он протянул шефу бархатную коробочку.

– Ох, да, я совсем про него забыл!

Герман машинально забрал кольцо и отправил его в карман спецовки. На горизонте, освещенная лучами закатного солнца, сияла благородным металлом установка, вот только мало кто из его окружения понимал реальный масштаб угрозы, нависшей над ней в эти минуты.

Когда то он работал оператором на подобной установке. Начальник вызывал его, клал перед ним пустой листок с одной лишь фразой: «рисуй». Весь технологический процесс, все схемы, – все рождалось на этом листке. Каждый, кто находился на установке, тогда понимал, что тут происходит, зачем и почему. Сейчас, к сожалению, ситуация обстояла иначе.

Герман сел за пульт, проанализировал показания приборов. Несколько раз ритмично потер руками виски.

– Сейчас крышку сорвет, если не спустим, – высказал он свой вердикт заму.

Тот в ответ лишь растерянно пожал плечами.

Герман забрал рацию у дежурного оператора. Он взаимодействовал с персоналом как рядовой сотрудник, но люди знали, кто стоит по ту сторону рации. Ничего не выходило.

– Дежурный, как тебя зовут?

– Пульт, прием, Иван.

– Вань, ничего не выходит, скажи мне, что там не так? Давай сделаем все так, как будто здесь все свои. Вань, я свой.

– Герман, здесь звездец, надо все отрубать, иначе мы по-любому взлетаем.

– Уверен?

– Сто процентов.

Герман обхватил голову руками и зажмурился. Он размышлял чуть больше минуты, но даже это время показалось Петру Сергеевичу вечностью. На стене, подобно набату, двигалась минутная стрелка, оглушая зама своим мерным тиканьем.

– Внимание! – прервал, наконец, молчание Герман. – Остановка всех систем.

Он нажимал красную клавишу, прекрасно понимая, чем ему это грозит.

Герман боялся отнюдь не увольнения. Если что-то пойдет не так, если он сейчас примет неверное решение может случиться техногенная катастрофа, масштабы которой ему страшно было представить.

Петр Сергеевич стоял за его спиной и не понимал практически ничего из происходящего. Хотя зам и сам много лет проработал на производстве, он был больше управленцем, привыкшим мыслить масштабно, говорить витиевато, улить, договариваться и уговаривать.

Люди, которые знали, как работает этот «технический монстр», сейчас находились в красной зоне под строгим контролем медиков и вели несколько иную борьбу, хотя тоже за жизнь.

Пошли мучительные часы ожидания для наблюдающих, и напряженной работы для персонала.

На установку съехались все службы, аварийные, пожарный, газоспасательные. Герман одел противогаз и вышел из-за пульта.

– Куда?! – воскликнул зам, вскакивая со стула.

В ответ Герман лишь ухмыльнулся:

– Туда, где сейчас мне самое место.

Он вышел из-за пульта, проведя на установке, практически пять часов, незаметно для самого себя.

В приемной ждала бледная Амалия. На секунду оба замерли, встретившись глазами.

Она вдруг сорвалась и бросилась к нему, обняла со всей силы, сгребая спецовку на спине в несуразные складки между пальцев.

– Петя сказал, если у тебя не получится, взлетит пол завода, – хрипло выговорила Амалия Анатольевна.

Она не любила слез, но они ручьями потекли по ее щекам.

Герман притянул ее к себе, сгребая волосы на затылке в свою ладонь. От него пахло нефтью. Амалия понятия не имела, как пахнет нефть, но отчего-то в ту секунду, она нисколько не сомневалась – это именно она. Лия уткнулась лицом Герману в грудь и разрыдалась в голос.

– Маля, успокойся, – он прижимал ее со всей силы обеими руками, – все хорошо, я же знаю, что делаю! А кое-кто еще получит выговор за свою болтливость. Кстати, как ты назвала его? Петя? Вы что знакомы? – пытался шутить Герман.

– Плевать на Петра Сергеевича – Амалия пыталась говорить ровно, но голос дрожал от слез, – главное, с тобой все хорошо.

– Ты волновалась за меня? – улыбнулся он.

– Я здесь уже четыре часа…

Коллеги недоуменно наблюдали за развернувшейся сценой, Германа это не особенно волновало, однако он все же заметил выразительное лицо своего заместителя.

Петр Сергеевич прокрутил обручальное кольцо на своем безымянном пальце, снимая и одевая его, и подмигнул Герману.

Гендиректор растерянно похлопал ладонью по карману рабочей куртки, бархатная коробочка была на прежнем месте. Герман достал ее, не обращая, внимая на присутствующих. Зам довольно кивнул.

– Ты станешь моей женой? – сурово спросил Герман, раскрывая коробочку и отстраняя от себя Амалию.

– Что?! – она отступила назад. Выразительные карие глаза казались еще больше.

– Амалия, это очень простой вопрос: ты выйдешь за меня замуж?

Ее взгляд метался от уставших глаз, к стиснутым, тонким губам, выраженным скулам, с пробивающейся щетиной. Но Герман молчал, напряженно ожидая ее ответа, ни один мускул на его лице не дрогнул.

– Да! – наконец, выдохнула она.

Он взял ее холодную, дрожащую ладонь, одел кольцо с сияющим прямоугольным бриллиантом на безымянный палец, притянул к себе и жадно поцеловал.

Старый ювелир делал это кольцо специально для Амалии. Его камни всегда хранили верность тем, кому предназначались.